Приз в студию

«Приз в студию»
Математика для ракетчиков, что система Станиславского для артистов. Скажете, что «загнул»? Нисколько. Аргументирую. И ракетчик, и артист не добьются желаемого результата: первый промажет в цель, если не точно расчитает исходные данные для пуска; второй, лицедействуя, «стрельнет» мимо «души» зрителя, не сумев перевоплотиться в своего героя.
В военном училище точности будущих пусков от нас-первокурсников добивался профессор С-в. Сморщенный дядька неопределенного возраста, рост – «метр с кепкой», вес «наилегчайший» – около трех пудов. Гардероб: в теплое время – неизменный костюм, от долгой носки лоснящийся на локтях и коленях; в дождливое – потертая шляпа, галоши и макинтош на вырост, из рукавов которого торчали лишь кончики худеньких пальчиков; в зимнее – вытертое кожаное пальто, кожаные варежки и потрепанная шапка. Походка – раскачивающаяся, как движение маятника, руки при этом неподвижно торчат в разные стороны. Очень похоже на внезапно ожившее и шагающее чучело. Знания в математике – неограниченные, требования к нам, излагаемые мерзким (как нам казалось) голосом – почти иезуитские. Невербальная особенность: быстрое потирание своих ладошек, сопровождаемое глумливым подхихикиванием. Скорость потирания – лакмусовая бумажка для определения степени нашего математического критинизма. Зависимость прямо пропорциональная: чем тупее ответ, тем быстрее профессор потирал ладони. Образ завершали Беликовские очечки, из-за которых этот «человек в футляре» хитро посматривал на нас, оценивая наши мозговые потуги. Псевдонимы: чаще – «дед С-в», реже – Лобачевский.
Вскоре к нам от старшекурсников просочилась информация, которая не добавила уважения к математику. С их слов в квартире у него из мебели были только стол, стул и кровать. Откуда известно? Якобы, кто-то из них когда-то в срочном порядке сдавал деду С-ву «хвосты» по предмету на дому и лицезрел его «уютное гнездышко». Это при его-то зарплате…Прямо Скуперфильд из «Незнайки на Луне». Ох, уж мы и поизгалялись над профессорским скопидомством…
Для меня в первом семестре производные функций, независимые переменные, взятие (или как в нашей среде говорили – «разгибание») интегралов и прочая подобная лабуда были адом кромешным. Я никак не мог «въехать» после школьного курса точных наук в высшую математику. Туповатс, однако. Мне «повезло» дважды: дед С-в не только читал на курсе лекции по математическому анализу, но и вел в нашем взводе практические занятия. Мой математический идиотизм вылился на первой сессии в двойку. Желание поехать в зимний отпуск домой на мамины харчи заставило выучить все лекции Лобачевского наизусть, благо их конспект у меня был. Причем, зубрить приходилось по ночам, так как днем готовился к следующему экзамену. Получилось. Пересдал инквизитору его науку, и даже на «хорошо» (кстати сказать, редкий случай, как поговаривали знатоки). В первый курсантский каникулярный отпуск я прорвался, а «мозговой штурм», предпринятый в стрессовой ситуации в ходе экзаменов, пробил брешь в моем математическом несовершенстве. Наконец-то врубился в дифуравнения, теорию множеств, аналитическую геометрию и многое другое. Курсантская жизнь налаживалась.
Как-то весной, незадолго до очередной сессии, дед С-в объявил, что вскоре на курсе состоится олимпиада по математике, в которой могут участвовать все желающие. Была объявлена программа конкурса, которая включала в себя много чего интересного для тонких ценителей математического мазохизма. Для стимуляции процесса инквизитор озвучил награду для победителя. В качестве первого приза выступали денежные знаки в размере пяти рублей. Читатель, не шелестевший советскими купюрами, саркастически усмехнется от «баснословности» этой суммы. И напрасно. При месячной зряплате курсанта в 8 рублей 30 копеек за минусом обязательных ежемесячных вычетов на комсомольские взносы и мелочи казарменного быта, молодым повесам на «разгульную жизнь» оставалось около семи рублей. Их пытались растягивать на месяц, что редко кому удавалось. В основном тратились в личное время на перекусы в чепке (курсантская чайная), включавшие стандартный набор гастрономических «изысков»: сгущенку, бутерброд с докторской колбасой, пирожки с повидлом, дешевые конфеты, лимонад. Жрать хотелось всегда. Но, даже при таком скудном денежном содержании кое-кто умудрялся откладывать на сберкнижку, чтобы разгуляться в отпуске.
Так что, пять случайных рублей, не облагаемые «местными налогами и вычетами», были суммой достаточно привлекательной для нас. Несмотря на притягательность идеи, возможность заполучить внебюджетные средства соблазнила далеко не всех – приз всего лишь один, геморроя много, а шансов…маловато. Но клиенты нашлись в каждом взводе. В назначенное время после занятий курсовые «умы» уселись в аудиторию и, получив от математика задание, стали усиленно морщить лбы. У каждого из участников была своя группа поддержки, каждая из которых включала несколько наиболее близких по духу однокашников.
В упорной борьбе за вожделенную награду победителем оказался представитель нашего взвода Витька М-в. Главный судья объявил, что вручение приза состоится на следующий день на общем собрании курса. Витькина группа поддержки была счастлива от итогов олимпиады не менее, чем победитель. Друганы во главе с триумфатором (всего четыре человека) весь вечер посвятили «стратегическому планированию» расходования внезапно свалившейся «манны небесной». Совещались они в бытовке, и мы, снующие туда-сюда по своим делам, отчетливо слышали обрывки их фраз. Судя по ним, у счастливчиков было несколько вариантов. Первый: бутылка водки (3.67), две бутылки пива (0.37*2=0.74) и оставшиеся средства пустить на закусь (банка килек – хватит с лихвой, хлеб из столовки). Второй: четыре бутылки крепляка под лирическим названием «Солнцедар» (1.12*4=4.48, на закусь те же кильки с хлебом). Кстати, в этом варианте можно было обойтись даже без закуси. Несмотря на то, что этим винищем можно было красить заборы, оно было на вкус сладеньким. Третий: совместить выпивон с эстетическим наслаждением. Речь шла о посещении театра оперы и балета.
Поясню. Нас (тех, кто не попадал в очередное увольнение) по выходным дням регулярно водили в театр оперы и балета на спектакли. Понятно, что не на аншлаговые. Храм искусства мы посещали бесплатно, так как училище состояло с ним в каких-то шефских связях. Правда, мы так и не разобрались: то ли они были нашими шефами, то ли мы – их. Да, это было и не важно. Главное, что в театре на втором этаже был буфет, в котором в перерыв продавали сухое вино «Рислинг». И наша «банда» к середине первого курса освоила в ходе спектакля перемещение с галёрки (ниже мест культпоходовским курсантам не предоставляли) на второй этаж и там блаженствовала за стаканом сухенького. Буфетчицы, как правило, входили в положение и не препятствовали нашим вольностям – жалели «солдатиков». Бывало, что последний акт проводили в туалете и в весьма возбужденном состоянии от употребленного напитка обсуждали достоинства и недостатки представления. Да, было… Из песни слов не выкинешь.
Но, продолжим тему. Витькина группа еще долго «обсасывала» родившиеся в их головах варианты и, наконец, придя к согласию, улеглась после отбоя по своим койкам. Рожи у них перед сном были умиротворенные. Не обошлось и без завистников выпить на «халяву». На следующий день наконец-то настал момент истины. Дед С-в еще раз оценил прошедшую олимпиаду, всех участников, и вновь объявил победителя, вызвав его к доске. Триумфатор вышел, скромно улыбаясь, группа поддержки бешено зааплодировала. Педагог спокойно обвел аудиторию мудрым взглядом, и, покопавшись в своем обветшалом портфеле, достал какой-то сверток. Мы не поняли, что это такое, ведь пять рублей даже мелочью свободно умещались в конверт. Народ зашептался. Профессор, выдержав паузу, объявил: «Мы посовещались с офицерами курса и решили, что деньги давать нельзя – все равно пропьете. Поэтому товарищ победитель получите на эту сумму чудесную логарифмическую линейку. Это вам и польза и память»!…
В аудитории установилась гробовая тишина. Витька машинально взял протянутый ему сверток, также машинально пожал руку организатору и, криво улыбаясь, пошел к своей группе поддержке. Со всех сторон на фантазеров устремились взгляды: сочувствующие, сострадательные, соболезнующие, ехидные, насмешливые, иронические и много еще какие…
Еще раз хитро улыбнувшись, педагог покинул аудиторию. Все молча потянулись к выходу из учебного корпуса. На улице чемпион олимпиады выплеснул свои эмоции. Подойдя к первому попавшемуся столбу, он с силой ударил по нему призом. Под аккомпанемент потока эмоциональных словоизлияний главного героя и его товарищей, линейка разлетелась вдребезги. Среди произнесенных слов не было ни одного приличного. Вся нецензурщина была направлена по известному адресу. 
P.S. Значительно позже мы узнали, что наш «скупердяй» дед С-в много лет почти всю свою профессорскую зарплату перечислял в детские дома, оставляя себе лишь крохи на самое необходимое. Было очень стыдно…