Смерть это небесная синева

В Египетском музее при университете Бонна работает маг и волшебник, это – Аня Шиндлер, чей подход к реконструкции забытых эпох абсолютно уникален. Ей ничего не стоит, к примеру, населить пространство выставочного зала живыми бабочками только для того, чтобы люди не забывали: за любой находкой есть история живой души. В Египте фараонов ради того же рисовали бабочек, иногда неправдоподобно огромных, как моль Атлас, в охотничьих сценах, и бабочка, бывало, соответствовала каждой убитой птице. Она была маленьким глашатаем свободы, неуязвимости и возрождения.

При XXI-й династии души царственных мумий из разорённых гробниц жрецы спасали гирляндами цветов, потому что золота у них уже не было, и ни один вор не утащит то, что не годно для жизни в мире сем. У Шиндлер тот же взгляд на вещи. В мире смерть уравновешена жизнью, повторяющейся вновь и вновь, и неминуемо близка манящая небесная бездна. В музеях Людвига и Базеля в своё время прогремела выставка "Царство цветов", гимн свету и радости, но у А. Шиндлер была другая затея. Не макеты и ряженые статисты, и даже не мастер-классы по древней египетской икебане, очень модной ныне в разных музеях мира, покорили сердца людей.

Точно на спиритическом сеансе она вызвала дух царства фараонов к стеллажам, где громоздятся собранные в Египте артефакты – и великолепные, и ничтожные, ведь для археолога и историка ценно всё. Дух этот заключён в том цвете, который египтяне обожали сильнее всего – это цвет неба, это цвет Нила, в котором отражается небо, это цвет священной лилии – "синей болотной розы", васильков, которые умирают от серпа рядом с колосьями, тёмного винограда, в который обратились зрачки солнцеглазого Хора, это цвет вечности. В огненном аду пустыни все оазисы жизни были оттенков синего ("хесбедж"), голубого ("иртиу") и зелёного ("уадж").

Это цвета воды и юных побегов и листьев, а их сочетание – бирюзовый цвет ("мефкат"). В цвет скорее бирюзы, чем заявленной "небесной синевы" окрашены изящные маленькие инсталляции, рассеянные тут и там по залам музея: прозрачным, как артезианская вода, маслом, залиты в стеклянных сосудах разной формы коробочки снотворного мака и лотоса, бобы, финики, тигровые орехи ("земляной миндаль", растущий на корнях осоки чуфы), зёрна, игрушечные синие талататы с иероглифами, карты, свёрнутые в трубочку, даже засушенные скарабеи. Длинные мензурки с жуками нарочно расставлены между древними амулетами в виде сердечных скарабеев – большими и малыми.

Эти экспонаты, да и вообще любые ритуальные вещи весьма часто лазурные и бирюзовые по цвету, поэтому часть жуков оставлена как есть, чёрными, для контраста, а есть и "отмеченные" голубой акриловой краской. А вот и целый "шведский стол" амулетов, и над этими талисманами висят на длинных нитях десятки крошечных стеклянных флаконов, в которых также может быть жук или мелкие плоды – точно образ волшебной силы, который мы не видим. А. Шиндлер назвала композицию из висячих флаконов: "Носитель надежды", а вдохновила её на эту работу коллекция талисманов Джузеппе Белуччи, собранная в начале XX-го века в археологическом музее Перуджи.

Все сосуды наглухо запаяны бирюзовым сургучом, а сухие букеты, окрашенные акрилом того же цвета, покрыты стеклянными колпаками или стеклом в раме. Среди них есть и копия венка с мумии Кена из листьев сельдерея и голубых лепестков нильской лилии. На стенах карандашом начертаны цепочки мелких иероглифов и виньеток, которые тоже оживляют разные ярко-голубые включения, а над всем "небесный Нил" под потолком – сетка, унизанная многочисленными конусами коробочек лотоса, похожих на осиные гнёзда. То, что коробочки взяты от во многом чуждого Египту лотоса, ввезённого в него очень поздно, не особенно-то и режет глаза.

Во-первых, "гнёзда" именно азиатского цветка крупные, эффектные, а во-вторых, "кубышки" коренных нильских лилий слишком уж похожи на маковые головки, которых и так в экспозиции довольно много. На "весах совести" вместо сердца и пера богини истины в одной из чашек стоит миниатюрный сухой крашеный букет из зрелых маковых коробочек, в другой – лежит фигурка Анубиса, провожатого мёртвых. Мак, вероятно, не случайно в своё время оказался среди растений, цветами которого провожали в последний путь человека египтяне. Он содержит наркотик, так же, как и коварная голубая лилия, и плоды мандрагоры.

В поздних папирусах, уже римской эпохи, лучше поддающихся дешифровке, встречаются весьма крепкие сонные зелья на основе мандрагоры и опиума. Сон – это "маленькая смерть". А что необходимо шаману или жрецу, чтобы впасть в священный транс и видеть "иной мир", как не эти вот магические растения? А что до смерти настоящей, то египтяне боялись не её, а исхода божьего суда и небытия за свои грехи. Да, о теле надлежало заботиться из-за хитросплетений мистической связи бренного и вечного миров, но, тем не менее, в Текстах пирамид ясно говорилось: "дух – небу, тело – земле".

На прощании родные и особенно плакальщицы терзали себя от горя, но тут же пускались в неистовый пляс ритуальные танцоры, а завершалось всё тризной, пиром, презрением к страху смерти. И пир этот будет проходить в любом некрополе как минимум раз в год, на Празднике долины, когда чтут память предков. И веру древних египтян в вечную жизнь и возрождение пыталась передать художница XXI-го века. Люди, проходя галереями, украшенными священной бирюзой, ощущали священный трепет.

Эта выставка проходила в музее Бонна с 26 октября 2016 года по 23 апреля 2017 года под патронажем графини Габриэллы цу Сайн-Витгенштейн-Сайн и под руководством куратора Андреас Дорн.

ANJA SCHINDLER DER TOD IST HIMMELBLAU MODERNE KUNST IN DEN SAMMLUNGEN DES ;GYPTISCHEN MUSEUMS BONN Unter der Schirmherrschaft von F;rstin Gabriela zu Sayn-Wittgenstein Vom 26. Oktober 2016 bis zum 23. April 2017 www.himmelblaubonn.de