Глаза цвета выцветшей степи

Ленивое южное солнце разливалось по всему телу, даря ласковое тепло бархатного сезона. Море сегодня было спокойным и шелестело слегка накатывающими волнами по ракушечнику. Как же я люблю эти минуты, превращающиеся в часы моего двухнедельного отпуска. Развалившись на своей старенькой лежанке, подставляя солнцу еще незагорелые бока, я с удовольствием наблюдала за людьми, находящимися рядом. Благо солнцезащитные очки позволяют сделать наблюдение прямолинейным и с некой нагловатостью. Мое внимание привлекла пара, выделяющаяся своими шезлонгами. Надо сказать, что на диком пляже редко кого можно встретить с шезлонгом за плечами. Обычно все приходят со свернутой лежанкой под мышкой. Девушка была молода, но не красива. Ее синеватая кожа казалась холодной и колючей. Она все время поправляла купальник, словно испытывала некую неловкость. Ее спутник напротив, чувствовал себя на высоте. Галантно подавал ей руку, помогая зайти и выйти из воды, хотя препятствий абсолютно никаких не наблюдалось. Он заботливо подавал ей полотенце и кормил ее фруктами. На вид ему было лет шестьдесят. Лысина и животик придавали статус «папика». Конечно, можно подумать, что это папа и дочь. Но все сомнения вмиг улетучились, как только они оба переместились в воду, где, уже не стесняясь,  застыли в затяжном поцелуе, сгребая в сильные руки худенькое тельце «студентки». Солнце щедро рассыпало блики по морской глади, и я с усердием вглядывалась вдаль, где бурно кипели страсти.
- Осуждаешь? – вдруг прозвучало над моей головой. Я обернулась. И мои глаза встретились с глазами цвета, как выцветшая от солнца степь. С обладательницей необычных глаз, мы познакомились недавно. Ирина была соседкой по комнатам в пансионате. Её глаза с первой минуты всё время меня вводили в раздвоенные чувства. Они были восхитительными и, в то же время, таили в себе какую-то тайну, пробирающую до мурашек от страха и волнения. Несмотря на игривые африканские косички, вид её сейчас был очень серьёзным и, даже, очень строгим.
Я была застигнута врасплох. В смысле, осуждаешь, крутилось негодование в моей голове. А что мне радоваться?  Этот старпёр, как я свою старенькую лежанку девчонку притащил на море. Попользуется, отдохнет, да и выбросит.
- Почему ты это спросила? – скрывая раздражение, спросила я. Надо признать, что я действительно осуждала. Да и как не осуждать? Дома, небось, жена ему котлетки подает, ноги моет, детей нарожала, а он ее в кино даже не сводил ни разу. А тут распрыгался вокруг этой тощей безмозглой курицы. Да разве она с мозгами? На его деньги прельстилась, а он поматросит, да и бросит. Во мне кипела одновременно женская солидарность и материнские чувства к девчушке. В голове у меня складывался сценарий многосерийной  мелодрамы. Но в этот процесс снова вмешалась Ирина.
- Значит осуждаешь…
Эти слова прозвучали как диагноз моей страшной болезни.
- Да, ты сама посмотри на них! Ей лет двадцать. Ты что считаешь это любовь? Да и не секси она совсем, угловатая такая. И кожа у нее противная. А этому старому «кошельку» молодого мяса захотелось. А на деньги он, сразу видно, прижимистый, вот и подобрал эту курицу. Она, небось, еще и парней то не видела, сидела где-нибудь в библиотеке  «Кукуева».
- Как же ты быстро выводы делаешь! Может тебе в следователи податься? А как же ты? У тебя в жизни все в порядке было?
Ну, причем тут я, во мне все кипело и бурлило, но отвечать  не стала. Откуда ты свалилась на мою голову? Нашла девочку ей должна отчитываться? Да кто она такая?
- Подвинься!
Такой наглости от Ирины я не ожидала, но послушно подвинулась на лежанке, всем видом показывая доброжелательность. Внутри всё кипело и бурлило, хотелось высказать всё, но ведь скоро мы разъедемся по  городам и уже никогда не встретимся. А Ирина спокойно развалилась на половинке моей лежанки, словно и не было никакого разговора. Вскоре от её прижатого ко мне бока пошёл нестерпимый жар. Я отдвинулась и оказалась уже на песке. Моё недовольство превысило все допустимые нормы сдерживания гнева, и чтобы избежать взрыва, натянув как можно шире улыбку, с силой выдавила из себя:
- Идём купаться! Чего разлеглась?
Плескаясь в воде, мы словно забыли о разговоре. Но, парочка,  купаясь рядом, вновь напомнила о себе кокетливым повизгиванием. Настроение моё совсем испортилось, меня лишили не только открытого недовольства, но и приятного наблюдения за многосерийной мелодрамой. Перехватив мой взгляд,  Ирина неожиданно предложила пойти в номер. Делать было уже нечего, солнце клонилось к закату, и я согласилась.
Как же я люблю эти южные ночи! Сначала солнце едва касается горизонта моря, затем, растекается заревом по всей степи, полыхая пожаром. А в это время, словно остужая от  полуденного зноя, прикасается к спине холодное зеркало луны, и кто-то укутывает твои плечи мохеровым чёрным пледом ночи. Аромат сухих степных трав нежно поднимается к твоим ноздрям, и немыслимый хор ночных насекомых выводит арию выжженной солнцем степи. И, как не странно, степь смотрит сейчас на тебя из темноты,  необычными глазами Ирины. Наслаждаясь ароматом ночи, я вздрогнула от легкого прикосновения. Допить до дна эту красоту  мне одной не пришлось, и я щедро поделилась с подошедшей Ириной. Моё сердце  было переполнено выпитым, и я совсем не сердилась  на неё.
- Правда же, прекрасная ночь? Знаешь, я и не думала, что степь может так опьянять своим ароматом. Смотришь на неё при свете дня, и ни цветочка тебе живого, не травинки. А у нас на Урале такие луга и поля! Свежескошеное сено, цветы до снега цветут, ммм… красота! А здесь, попробуй ступить в эту траву, она колючая, как проволока, все ноги издерёшь. Смотрю я на эту степь и почему-то нашу школьную учительницу вспоминаю, такая же колючая и сухая. И аромат всегда был, «Красной Москвой» пахло.
- Учительница? – удивилась Ирина – А что с ней случилось? Ну, не родилась же она такая?
- Да там история такая странная. Сначала дочка маленькая погибла, снегом её с крыши задавило. А потом и муж. На тракторе колхозном работал. В общем, перевернулся, и задавило его трактором. С тех пор  с улыбкой её никто и не видел.
- Ой, как жаль человека… А что с ней сейчас ?
- Да, кто её знает. Давно еще собирались одноклассниками, и Анну Петровну приглашали. Не пришла она, и дверь не открыла, когда сами решили к ней наведаться. Говорят, затворницей она стала, богомолицей что ли. Разное люди говорят.
Садовую беседку овеяла ночная прохлада. Ирина, поёжившись, укуталась в палантин. Мне  показалось, что совсем не от холода. Душа её озябла.  Перехватив мой жалостливый взгляд, Ирина вспорхнула, как ночная птица, и по-детски, неуклюже, напевая Шуберта закружилась в вальсе. Глаза её, отражая лунный свет, загадочно светились. И всё же надо признать, её глаза действительно меня манили свое тайной. Я смотрела на неё и, вдруг,  решилась спросить  её о тайне. Но, Ирина, словно почувствовав моё любопытство, пресекла  мысль на корню, предложив пойти спать. До чего же она бесцеремонна! И опять её необоснованная напористость вывела меня из моего душевного равновесия. Закрывая за собой дверь, я оглянулась, моя соседка стояла неподвижно.  Замерла, глядя в небо, но вскоре я услышала, как хлопнула дверь  её комнаты. Сон никак не приходил. Ворочаясь в кровати, прислушиваясь через стенку к загадочной соседке, пытаясь разобрать, с кем она там разговаривает. А может она ку-ку? Психически не здоровая? А ведь, похоже! Надо, пожалуй, подальше от неё держаться, и с этими мыслями я заснула.
Утренний луч пробивался сквозь шторы и нежно касался моего лица. Нежность утренней неги прервал стук в дверь:
- Доброе утро, засоня! Я кофе сварила, вставай. Ах, какая славная водичка в море, полный штиль! Обожаю на рассвете поплавать в море!
Сладко потягиваясь в кроватке, я была благодарна за приглашение на кофе и, одновременно, негодовала о прерванном сладком сне. Мой мозг еще разгребал сюжеты снов, а память торжественно заявила, что вчера Ирину я записала в сумасшедшие. Аромат кофе  просочился через открытое окно, манил и будоражил моё сознание. И снова я сдалась, не понимая своего подчинения странной Ирине.
- Доброе утро, Иришка, - нежно прощебетала я – Как спалось?
- Быстро! – засмеявшись, пошутила Ирина – А как ты? Какой-то вид у тебя задумчивый, не проснулась ещё? Что ты меня так разглядываешь, как новенький доллар? – еще больше веселясь, хохотала она.
А может быть она психолог? Она все время меня просчитывает!
- Ирка, а ты кто по профессии? На кого училась?
- Ни кто. Не училась я ни на кого.
- Как это? Что сразу после школы работать пошла?
Ирина задумчиво поднесла к губам чашку с кофе и замерла, уставившись серо-зелеными глазами в стол. Её руки так сильно обхватили горячую чашку, словно на улице был мороз, и она хотела согреться. Наступил момент смены ролей, сейчас именно я почувствовала себя психологом. Специально оброненная мною чайная ложка, своим звоном, вернула Ирину из своих мыслей. Она отхлебнула кофе и уставилась на меня похолодевшим взглядом:
- Так что ты спросила?
Переспрашивать мне уже было неловко, и я решила зайти с другой стороны:
- Ты кем работаешь?
- Я не работаю, я служу в реабилитационном центре для женщин, бывших наркоманок и алкоголичек.
Такого поворота я не ожидала, на меня словно ледяной воды плеснули.
- Что значит служишь? Это же твоя работа?
- Нет. Я живу вместе с ними, учу их заново жить. Знаешь, многим уже за пятьдесят, а приходится заново учить гигиене, даже зубы чистить разучились. Учу готовить, как рационально вести хозяйство, в магазине делать покупки. Нижнее белье вместе покупаем. Многие давно его не носили…
Я сидела, вцепившись в свою чашку, и не знала, что дальше сказать. Глаза мои предательски распахнулись, и приоткрытый рот никак не мог выпихнуть хоть какое-то слово. Я чувствовала, что на моём лице растеклась гримаса некой брезгливости и превосходства. Мне хотелось сейчас сказать: «Фу, как мерзко! Они же вонючие», но вместо этого, окрасив свой голос восхищением, я воскликнула дежурные междометия. Ирина сразу среагировала на фальшь. Она повернулась ко мне всем корпусом и так пронзительно заглянула в глаза, что, несмотря на припекающее южное солнце, пошёл мороз по коже. Не выдержав взгляда, я, как будто защищаясь, быстро и сбивчиво заговорила:
- Ну, что ты так на меня смотришь? Да! Не нравятся мне эти люди. Бывших наркоманов не бывает. И не я так одна считаю. А женский алкоголизм не лечится! Небось, у каждой дети в детдоме выросли, а ты им попки моешь! – задыхаясь от возмущения, выпалила я и, испугавшись, вжалась в кресло. На меня снова уставились эти пронзительные глаза. Только сейчас они были почти бесцветные, выгоревшие. Как-то я читала в одной книге о войне, что у вернувшихся с войны солдат, глаза были бесцветные, опаленные войной. Догадываясь о тайне этих опалённых глаз, я едва слышно прошептала:
-Ирин, ты прости… Что то я разошлась…
Разглядывая остывший кофе, она молчала. Эту неловкую тишину прервала хозяйка пансионата:
- Ой, дивчины, шо ж вы так ранну встували? Таж с позаранку поисти надо було вам, ша  сырникув я спеку, - перемежёвывая украинский и местный диалект, словно курица, снесшая яйцо, кудахтала Анжела Моисеевна. Я готова была её расцеловать, радуясь её появлению, как никогда кстати. Спасённая хозяйкой пансионата, я даже, приподнялась в кресле, а ещё минуту назад  мечтала затеряться в его мягких складках.
- Значит, ты считаешь, что эти люди не достойны снова в обществе людей жить? На помойке их удел умирать? Разве ты судья выносить приговор? – пригвоздив  вопросами, спокойно заговорила Ирина. Мне хотелось просто убежать. Ведь, ответы явно ей не понравятся. Врать, тем более смысла не имеет, её глаза просто сканируют. И тут меня осенило. Я пошла в наступление:
- Так может ты сама из «бывших», раз так их защищаешь? – желая этим вопросом загнать её в угол и на этом закончить неприятный разговор.
- Из «бывших»! Что ты так съёжилась? Не бойся,  не обворую  на «дозу». Ну, правда, Ленка, что ты так на меня смотришь со страхом? Я, даже, своих сокамерниц вспомнила, - засмеялась она – Вот так приведут в «хату» свеженькую, а я такая суровая была. Так вот, стоит эта бедняжка передо мной, бледная такая и трясётся от страха.
«За что»,- вопило всё моё внутреннее существо. Я целый год копила на этот отпуск, летела с пересадками, надеялась на новые впечатления и на тебе. Вот за что она мне свалилась на голову? Только лишь с рецидивисткой я кофе не пила! А она сидит и наслаждается моим унижением. Вовсе  её не боюсь, что она мне сделает?
Словно читая мои мысли, Ирина снова начала говорить:
- Лен, ты, что так разволновалась? Я ведь не хотела тебя пугать. Расскажи мне лучше о себе.
Ага, думала я, расскажи тебе, а ты меня зарежешь, а потом и до семьи доберёшься. Пожалуй, Мише надо звонить. Пусть срочно отпуск берёт и ко мне вылетает. А может  переехать в другой пансионат? Нет, даже, лучше в другое место. Сегодня же надо поискать на сайте. Мысли мои летели со скоростью самолёта, в который  уже усадила мужа.
- Лена, очнись! Посмотри на меня! Я не живу уже той жизнью. А если бы жила, то ты бы никогда этого не узнала. Ты мне очень нравишься, в тебе есть какая-то внутренняя доброта. Я думаю, ты очень хорошая мать и жена. Всегда мечтала иметь такую подругу и стать матерью как ты. Только вот в суждениях ты очень категорична. И судишь вроде бы справедливо, но пойми, мы не судьи. А если бы были судьями, то никто бы не оправдался, все бы были осуждены. У нас у всех есть свои скелеты в шкафу. Ну, есть ведь, Лен? Что ты молчишь?
- Наверное… Есть,- еле слышно шевеля губами, ответила я. Ирина еще говорила, а моя память стала вытаскивать скелетов,  мозг же, облачась в мантию судьи, выносил обвинительный приговор, больно ударяя молотком в мои виски.
- Ах, вы мои ранние птахи! Вот вам сырников со сметаной. Ох, балда, джем грушовый забыла. Зараз сбегаю! А вы кушайте – кушайте!
Анжела Моисеевна второй раз за утро спасла мою жизнь. Я словно очнулась от дурного сна. Ирина с аппетитом уплетала завтрак, искоса поглядывая на меня.
- Ешь давай, принцесса на горошине! Нас ждут великие дела, - шутила, или издевалась, надо мной Ирина. Все ещё не привыкшая к её новому статусу, я всем видом показывала, что меня совсем не интересует её прошлое. Так закончился завтрак признаний, чему я была безмерно рада.
Схватив палантин и шляпу, свою старенькую лежанку, как будто сбегая, я мчалась на море. Растянувшись на берегу,  предвкушала, что все сейчас забудется и тело расплывётся в нежности лучей и моря. Но долгожданное спокойствие не наступало. Вот опять эта парочка с шезлонгами, а поблизости от меня расположилась мамаша с детьми. То и дело слышались окрики, то выходи из воды, то иди, играй. На горизонте появился продавец кукурузы, но вместо радости опять всполошились мысли из серии: «Ходит тут со своей голландской кукурузой, травит людей ГМО. Нет бы, сам вырастил!» Мужчина прошёл рядом, искоса посмотрев на меня, а я сделала вид, что сплю. Вот сегодня мне точно не до  кукурузы. А рядом пищали и спорили дети о размерах заморского овоща.
Странное чувство беспокойства охватило меня. Ирина на пляж так и не пришла. Не дожидаясь полуденного зноя, я поспешила в номер. Ирина с книгой в руках всё так же сидела в садовой беседке, и, как будто, с ней разговаривала, низко наклоняясь над страницами. Иногда она брала в руки карандашик и делала заметки. Даже интересно, что она подчёркивает? Наверное, что-то изучает. К экзаменам, что ли готовится? Увидев меня, она широко улыбнулась и замахала мне рукой, приглашая в беседку. Не знаю почему, но я послушалась, сама себя не узнавая. На коленях у неё лежала потрёпанная библия. Перехватив мой взгляд, она положила книгу на стол и торжественно представила:
- Знакомься, это мой друг – Библия. Она помогла навсегда мне распрощаться с тюрьмой и водкой.
В моём сознании всё смешалось. Скорее всего, выработался иммунитет на признания Ирины. Сама от себя не ожидая, я присела и осторожно взяла книгу в руки.
- А ты мне сможешь рассказать? – тихо спросила я, боясь обидеть собеседницу. Но, она обрадовалась, хотя глаза её вспыхнули каким-то странным свечением, словно в её голове включился кинопроектор с кадрами из жизни.
- Хвалиться мне нечем. Молоденькой вышла как все замуж. Вскоре узнала, что муж принимает наркотики. Развелась с ним, уехала в другой город и снова вышла замуж. Незаметно в дом закрался зелёный змей. Напьётся муж, и ну меня метелить. До полусмерти избивал. А тут как-то и я решила с ним выпить. И такая во мне смелость и дерзость поднялась, что отпинала его так, что больше не смел на меня руку поднимать. Так в очередном пьяном угаре я его и убила. Тюрьма была для меня понятной, кто сильнее, тот и прав. Жестокости было у меня не занимать. Вышла из тюрьмы и снова села за пьяную поножовщину, хорошо, что живы все остались. Вот по этому сроку я и встретила худенькую девчонку с библией в руках. Ох, и поиздевалась я над ней. А она мне про спасение всё рассказывает. Однажды, говорю: « Если Он спаситель, то пусть тебя и спасёт, чего ты здесь сидишь?» И представляешь, вскоре она по УДО вышла! А библию, вот эту самую, она мне оставила. Так  с ней срок и домотала.  Вышла на свободу, никто меня не ждёт. Друзья бояться, родня отказалась, мамка померла уже. Вот так на теплотрассах и ночевала с книгой, вместо подушки. Сплю однажды, замёрзла так, зимней одежды не было, и тут кто-то сверху кричит. Спрашивают, есть ли кто и еду горячую предлагают. Терять мне было нечего, если подростки, то отобьюсь. Камни в карманы положила. А вышла, и вправду, кухня полевая. Наши все сбежались, кашу с тушёнкой уплетают. Дали мне этой каши. Сижу, ем, а слёзы катятся. Живу, как собака на помойке, от подачки до подачки. Сдохну, никто и не заметит. Вот тут ко мне подошёл парень и говорит: «Иисус тебя любит!». Иисус? Имя это было мне знакомо, я быстро спрыгнула в колодец и вытащила библию. А парень ждал. В нём столько было любви, как будто Сам Иисус пришёл тогда ко мне. А мне так стало стыдно за грязные волосы и одежду. В моей руке  была салфетка, что с кашей дали, и я неистово начала оттирать грязь с лица. А парень смотрит и не осуждает: «Может, в реабилитационный центр поедешь? Хочешь жизнь свою изменить?» Да кто её не хочет изменить? Ведь, если здесь оставаться, то рано или поздно опять тюрьма. Здоровье угробленное, лицо перекроено шрамами. Кому я такая нужна?
Только сейчас у Ирины я заметила  шрамы, тщательно прикрываемые африканскими косичками. Они выделялись на загорелом лице предательским сине - белым цветом. Я молчала и смотрела на Ирину, стараясь не вспугнуть её откровения.
- В ребцентре тоже было нелегко. С одной стороны, хорошо кормили, кровати чистые, а с другой – все время молились. Курить и пить, конечно же, не разрешали. В какой-то момент я решила сбежать, чего не составляло никаких трудностей. Под замком нас никто не держал. В последний раз я упала лицом в свою мягкую и белоснежную подушку, которую, возможно, больше не буду иметь никогда. Душили слёзы. Я понимала, что совершаю что-то не правильное, но всё моё нутро звало меня на ту самую свободу теплотрассы. Вдруг, моё плечо кто-то тронул, но посмотреть я уже не смогла. Неведомая сила удерживала меня лицом в подушку. В один миг я осознала, что это был Иисус! Всё во мне затрепетало и похолодело от этого могущества. Кричала ли я вслух, не знаю. Я просила прощения, чувствовала Его взгляд и Его руку: «Господи, прости меня! Господи!». Мне казалось, что  просто бьюсь в истерике, но в один миг пришло успокоение, и я притихла. А Он заговорил:
- Я люблю тебя, ты - Моё дитя! Я умер за тебя на кресте, за твои грехи. Тебе не надо больше умирать на теплотрассе!
- Господи, прости меня! Что мне сделать для Тебя?
- Не пей больше, будешь со Мной на небесах пить Моё вино на свадебном пире.
- Хорошо, Господи. Что ещё? – со страхом и трепетом спросила я.
- Не кури! Отдай дьяволу - дьявольское!
- Хорошо, Господи! Что ещё? – еще с большим трепетом спросила я, вспомнив, что в сарае за поленницей у меня спрятаны несколько сигарет. Но Бог тут же мне напомнил и об этом, отдать всё дьяволу. На следующий мой вопрос Бог уже не отвечал, а лишь показал мне картину воина в шлеме, броне, со щитом и мечом.
- Что это, Господи? Я знаю, что много воевала против людей, Ты это мне хочешь сказать?
Но Бог не ответил… Я проспала до утра и, очнувшись от сна и вспомнив вчерашнее посещение Богом, пришла снова в неописуемый трепет. Всем своим существом я осознавала что-то необыкновенное в своей жизни. Перед завтраком на молитве, вновь вспомнила о своей заначке сигарет и тут же, незаметно для всех, сбегала к поленнице, исполнить своё обещание. Топча ногами сигареты в пыль, я точно знала, что никогда  больше к этому не вернусь!

После завтрака мы садились все вместе читать библию и разбирать Божье Слово. Служитель объявил, что сегодня моя очередь читать вслух. Я начала: «Послание к Ефесянам, 6 глава.
Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных. Для сего приимите всеоружие Божие, дабы вы могли противостать в день злый и, все преодолев, устоять. Итак станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности, и обув ноги в готовность благовествовать мир; а паче всего возьмите щит веры, которым возможете угасить все раскаленные стрелы лукавого; и шлем спасения возьмите, и меч духовный, который есть Слово Божие. Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых».
И это слово было к Ирине, лично к ней. Я смотрела на неё и видела этого воина. И были ещё несколько дней, которые изменили меня навсегда.
Вот так закончился мой отпуск. Я летела домой, прижимая к груди сумку, где лежал подарок – та самая потрёпанная библия, с исписанными полями и подчеркнутыми строчками. Я точно знала, что возвращаюсь домой не одна, а с верным Другом.
2020 г.