от сессии до сессии часть 15

15.
Про спорт.

В здоровом теле - здоровый дух.
Такая старая, затасканная, но от этого не менее верная истина.

Поэтому о наших телах заботились так же усердно, как и о нашем духе. Мы занимались спортом. Физической культурой. Вещь, изрядно нам надоевшая еще в средней школе, продолжилась и в ВУЗе.

По правде говоря, были среди нас и очень спортивные личности, например, Ксюша имела первый взрослый разряд по волейболу и все пять лет студенческой жизни играла за сборную института.
Были в нашем институте не только волейболисты, но и другие спортсмены - и ректор, и деканы бывали очень довольны, когда среди первокурсников вдруг обнаруживались мастера спорта или кандидаты в мастера, или просто любители хорошего уровня: таким ценным студентам бывали негласно предоставлены льготы, чтобы могли тренироваться и потом отстаивать честь альма матер на разнообразных соревнованиях. А соревнований хватало - были спартакиады, были универсиады или же просто “товарищеские” встречи между разными институтами. Выигранными кубками гордились.

Но это была элита.

Большинству же оставался стадион “Наука” с его гаревыми дорожками, барьерами (для бега с препятствиями), песочной ямой (для прыжков в длину) и планки на двух шестах (для прыжков в высоту). Легкая атлетика. Королева спорта. Проклятые секундомеры и нормы ГТО.

С большим спортом у меня были сложные отношения.  Еще со школы.

Как все нормальные дети, я поначалу прыгала, бегала, лазала, пока мое еврейское счастье еще присматривалось ко мне и не проявилось во всей своей красе.

А дальше началось.

С мячом я раздружилась после того, как выбила палец, пытаясь играть в баскетбол. Палец вправляли в хирургии, было очень больно.  После этого я начала бояться летящего в лицо мяча.
Через снаряды прыгала осторожно, памятуя школьную травму, когда подо мной поехал мат, и я грохнулась копчиком об пол. Это было не только ужасно больно, но еще и очень долго.
 

После этого меня до конца учебного года освободили от занятий, но не от присутствия на уроках физкультуры в роли “кушать подано и чего изволите”. Таскать маты, двигать снаряды, бегать с поручениями.

Однажды поставили на подстраховку возле планки для прыжков в высоту, - моя задача была поднимать упавшую планку и водружать ее обратно.
Так я и стояла до тех пор, пока одноклассница, перепрыгивая планку, не промахнулась слегка и не въехала мне с размаху ногой по колену. Однокласснице ничего не случилось, а я благополучно загремела в неотложку с раздутым, как валенок, коленом.

Ну и так далее.

Поэтому из всей легкой атлетики мне нравились разве что лыжи. А ко всему остальному я относилась с большой прохладцей.

В институте ничего особенно не изменилось. Рекордов в беге я не ставила, мы с Наташей и  Ликой чаще всего топтались в хвосте пыхтящей на бегу цепочки.

Прыжки в длину я ненавидела искренне, во-первых, мне никогда не удавалось правильно рассчитать разбег, - я то заступала на деревяшку-ограничитель, то отталкивалась слишком рано, - во-вторых, выбираться из ямы с карманами, носками, а то и волосами, полными песка, было еще тем удовольствием.

А уж когда нам предложили бег с барьерами, это была песня. Но отнюдь не марш и не ликующий гимн. Матерные частушки, скорее всего.
С моим ростом я должна была переквалифицироваться в кузнечика, чтобы иметь шанс перескочить через этот барьер.
Хотя повеселились мы от души в тот день. Барьеры валились, бегуны спотыкались, падали друг на друга, кисли от смеха и оставались лежать, колотя ногами по земле от полноты чувств. В конце концов все барьеры были уложены поперек беговой дорожки, и мы протрусили, изящно перепрыгивая поверженные препятствия.

А вот когда наступала зима и выпадал снег, тогда наступала очередь лыж.
Тогда я себя чувствовала уверенно, с детства это было любимой забавой - бегать на лыжах или кататься с горы.

На берегу Байкала была прокатная станция, там давали напрокат лыжи с лыжными ботинками.
У института был договор со станцией.
Нам выдавали лыжи, палки, ботинки, усевшись на скамейки в деревянном холодном павильоне, мы натягивали шерстяные носки, плотно шнуровали ботинки и выходили на ослепительное солнце. Перед нами распахивалось белое пространство, полное света и чистого снега, с четкими, словно тушью выведенными по бумаге силуэтами деревьев.
Снег сиял, лыжня голубела, зеркально отсвечивала, морозный воздух искрился. 
Попрыгав на месте для проверки креплений (часть ритуала), лыжники вставали на лыжню. 
В основном наши студенты с лыжами были на “ты”, ведь большинство приехали из мест, где снег зимой не был редкостью, за исключением самых южных южан и нашего курчавого Чарлика.
Он и Лика, уроженка Тбилиси, на лыжи смотрели со священным ужасом, кое-как с нашей помощью напяливали эти странные деревяшки на ноги, хватались за палки, как за костыли, и, покинутые нами на произвол судьбы, начинали барахтаться, то и дело наступая лыжей на лыжу.

Мы бежали круг за кругом, регулярно минуя две облепленные снегом фигуры. Их местоположение не менялось, далеко им уйти не удавалось. Их лыжные упражнения больше напоминали “упал-отжался”. Когда им надоедало, они отцепляли лыжи, сгребали их в охапку и потихоньку шлепали в сторону лыжной станции, поскальзываясь на отполированной лыжне.
“Казалось, над этими скорбными голубыми рытвинами и  шрамами
в снегу до сих пор не осели замерзшие проклятия.”(С)