Палей

                                       Светлой памяти Евгения Беспалого,
                                       который стал прототипом этого во многом выдуманного рассказа.

Не буду рассказывать, как я попала к этому кургану. Иногда неразбериха становится неожиданным поворотом в событиях, которые случались в моей жизни. Вот и в этот раз я собиралась в экспедицию недалеко от Танаиса, а оказалась... Важно то, что в ПАЗике, в который я попала случайно, прозвучало это имя: Палей.
Северный курган был уже срыт наполовину, там грохотал бульдозер, осторожно срезая слои почвы. Какие-то умные головы решили расширить шоссе между Ростовом и Таганрогом, а оно когда-то было проложено между двумя огромными погребальными насыпями. В таких случаях вызывают археологов.
Я вышла из автобуса. За курганом желтела понижающаяся в сторону речки стерня. Глубоко за полем стояли палатки, навесы для кухни и керамички. По шоссе шмыгали туда-сюда автомобили и автобусы.
Я стояла у склона. Курган пересекали ряды колышков, обозначающих будущие бровки. На месте отвала трудились над ситом девушки, просеивая грунт. И вдруг надрывные стоны бульдозера смолкли. Из кабины выскочил по пояс голый худой-прехудой парень. Какие-то люди закричали «Что там?» Парень в ответ замахал руками, и наверх полез, хромая, держась одной рукой за поясницу, бродатый мужчина в кепке. Рядом с ним взбирался ещё один, твердя об «Открытых листах».
Я поняла, что открылось могильное пятно, полезла следом и остановилась за спинами археологов. Бульдозер стоял на пятне, а парень уже был за ножом; там он присел на корточки у грунтового вала. Потом вскочил, обошёл машину, остановился у гусеницы, зачем-то вытащил из трака ком земли и отдал его бородатому: в комке блеснуло тусклой желтизной.
Снизу понабежал ещё народ со скребками, щёточками, лопатками, рулетками... «Ну и где же Палей?» – подумала я, не понимая, как его-то тут и не оказалось в такой момент. Получается, что зря поехала сюда, бросив свои дела. Я покрутились у кургана ещё, но сообразила, что тут лишняя. Пришлось, поймав попутку, уехать в Танаис.
Только потом я узнала, что это сам Палей резал курган на бульдозере, это он понял, что означала бляшка в комке земли, увидел признаки клада. Во вскрытом позже захоронении лежало ещё множество нашивных золотых бляшек, конная упряжь, прекрасно сохранившийся меч в ножнах... Вот так я увидела впервые Палея, не подозревая, что это именно он; увидела археолога «верхом на тракторе».
Он был очень удачливым. В сарматском кургане под Азовом вырыл бронзовые котлы с ручками в виде козлов, там же клад с золотой чашей-виноградной кистью, серебряный кувшин с ручкой-собакой и кружку – настоящий парадный сервиз! Но гораздо более ценным он считал сырцовые статуэтки, деревянные подвески, зооморфные кубки, – эти вещи редко сохраняла земля.
Неужели ему благоволила просто удача? Или всё-таки профессиональное чутьё?

Второй раз я увидела его в Танаисе.
За утренним чаем обсуждали раскопки половецкого кургана и там был Палей – с редкой рыжеватой бородкой, в чёрной куртке. Меня поразила уверенность, с которым он убеждал присутствующих: мелкая каменная обкладка совершенно нехарактерна для курганов такого типа, что на самом деле это напоминает святилище, выстроенное поверх более древнего кургана. А отверстие, которое зияло в центре святилища, не грабиловка, а место для половецкой бабы. С ним не соглашались, хотя он ловко и интересно отстаивал своё мнение.
И вдруг он начал оперировать терминами, ссылаться на труды и монографии, сыпал авторитетными фамилиями... Я была поражена. Эта научная обстоятельность совершенно не вязалась с моим прежним впечатлением об этом человеке, истинном полевике, который своими руками раскапывает древние могилы и клады. На какие-то мгновения он показался мне книжным червем. И тут он рассмеялся, увидев недоумение на лицах оппонентов. И я поняла, что это была непонятная мне игра.
Чем это закончилось, я не знаю, я ушла в административный корпус, мне нужно было обсудить проблемы с директором музея. Как обычно, он где-то «бегал» по территории, мне пришлось подождать, но я настырная, договориться удалось. Я уже выходила из дверей, как в них ворвался Палей. Невольно я услышала часть его спора с директором музея. Я поняла, что поступившие от строителей давно ожидаемые деньги автоматически сняли за коммунальные услуги. И как теперь быть? Опять свои деньги в раскопки зарывать? Хоть бы часть денег вернули от выставок сарматского золота в Швейцарии, Японии, Великобритании! А ещё у него бульдозер сломался!..
Я вышла из здания, уселась недалеко, глядя на знаменитую Башню поэтов. Проблемы стандартные: удивительному музею античности катастрофически не хватает денег. Хотя с другой стороны археология приносит приличные доходы. Я понимала энтузиазм Палея, понимала безвыходную ситуацию для директора, понимала, что вместе с таким отношением к истории страны можно потерять не только историю, но и саму страну...
Палей ругался с директором с полчаса, а потом вышел, и не замечая никого, сутуло побрёл к своему вагончику, где постоянно жил... Музей был его работой и домом: квартиру в Ростове он продал, чтобы купить тот самый злосчастный бульдозер, отремонтировать его для раскопок...
Оказии мне не оказалось, и я запланировала уехать из Танаиса поздним вечером электричкой. И попала на неожиданную вечеринку. Палей вдруг собрал компанию археологов на небольшой ужин под навесами прямо на поляне. Меня пригласили тоже. Было весело, гитара, песни, стихи, комары и огромные стрекозы. Только разговоров об археологии не было. Как процитировал Палей, он не будет разжёвывать пилюлю, которую ему дали проглотить. Оказалось, он успел продать своего кормильца – бульдозер. Отсюда и деньги. Получалось, что мы справляли по нему тризну...

Больше я этого человека не видела.
Странная судьба, разноликий человек, подвижник. Для страны он нашёл бесценные сокровища, а у страны не нашлось для него ничего... Почему это так? Он говорил, что «археология – это не моя работа, это и есть моя жизнь». Могу добавить: и смерть.
Вскоре он заразился на раскопках лептоспирозом. Как тут не вспомнить о заговорённых от грабителей могилах? Уже больной он вернулся в Танаис, в свой вагончик. Болезнь протекала очень тяжело, с менингеальными симптомами. Говорят, он в бреду постоянно разговаривал с духами явившихся ему людей, вспоминал греков и скифов. Его успели перевести на вертолёте в Ростов, но было уже поздно...

Октябрь 2020