Детство 1

   Детство… Как банально звучит название. Будто подражаешь великому Льву Толстому с его «Детством», «Отрочеством», «Юностью», где герой смотрит на мир созревающими глазами. Ведь детство в любые века проходит в ярких  сине-розовых красках . Кто-то больше запоминает дом ,родственников, кто-то учебу, кто-то друзей, кто-то первую любовь… Но детство всегда вспоминается в розовых тонах. Каким бы ни было тяжелым детство (голод, революция, время войны, детдом) в любой стране мира, в любую эпоху истории, думаю, именно детство – самое счастливое время. Единственное, что всех отличает – это то, что детство у всех людей заканчивается по-разному и в разное время. У кого в пять лет, у кого в одиннадцать, у кого в пятнадцать, а у кого не заканчивается никогда. У всех национальностей детство заканчивается по-разному. У того, кто первый раз в жизни взял автомат и застрелил, или нож, стал  обманывать, ,стал завидовать , сделал умышленную подлость, или обворовал злонамеренно, - именно тогда у него и кончается детство. До этого все радует человека, огорчает, обижает, но это так быстро проходит, что ты не держишь зла на окружающий мир. Если уж появилась злость и месть, желание сделать подлость, специально обидеть близкого человека – то детство заканчивается и здесь просыпаются чувства взрослого человека. Тогда и получается , что есть люди, у которых и детства не бывает, их мир не в добрых, красочных тонах, а в хитрости, обмане, желании возвыситься над окружающими тебя. Нет, это не свойственно детству.
  В детстве человек живет беззаботно, не задумываясь о жестокости окружающего мира. Взять детей из блокадного Ленинграда. Как бы им тяжело не было, но, вырастая, они не озлобились, а сохранили теплые чувства о своем тяжелом детстве. Но человек настолько многогранен и, думаю, предсказуем, что если спросить у него, что он помнит из своего детства, какие радостные для него моменты, когда у него в мозгу вырабатывается гормон удовольствия эндорфин, так уже психологу становится ясно, что это за человек, кто он, где его корни воспитания и бытия, и кем этот человек станет в будущем. Если взрослый человек с удовольствием начнет рассказывать, как он в детстве мучил кота, привязывал банку к хвосту собаки, или украл деньги из кошелька матери, или обманул сверстника и при этом получил удовольствие, то вы догадываетесь, что это будет за человек.
  Я обращаюсь к своей любимой теме, что есть законы в человеческих отношениях и его поведении, основы которых находятся в детстве. Если вспомнить моменты моего детства, я хочу в старости вернуться именно к этим моментам счастья, вернуться на свою родину, где я родился и вырос. Как бы судьба ни забрасывала человека в разные точки земли, на старости лет, как нерпа и ли лосось возвращаются в то место, где они родились, так и люди стремятся туда, где прошло их детство, и получить удовольствия от тех воспоминаний, где он был счастлив.
  Мое детство начинается лет с трех, а заканчивается в одиннадцать-двенадцать лет, когда я вынужден был уехать с матерью из собственного дома и стал скитаться по квартирам в надежде найти лучшее будущее, по мнению матери. Городок наш небольшой, находится на полуострове, с одной стороны море, а с другой – лиман. Жили мы возле лимана, в метрах пятидесяти от берега. Вдоль лимана проходила железная дорога, по которой ходили паровозы, а затем тепловозы. Когда они появлялись, мы, мальчишки, услышав свист издалека, всегда выбегали их встречать из любопытства. Клали на рельсы мелкие предметы, гвозди, которые сплющивались под тяжестью паровоза, и получали огромное удовольствие от этой забавы. Так что обнаружить ржавый гвоздь – большая находка.
  Самое первое мгновение детства – это казус. Мать завернула меня потеплее в платок, положила на санки и повезла в детский сад. Санки были без бортов, в виде сколоченных досок, и, поднимаясь на взгорок, я выпал из саней в сугроб. Но упал так удачно, спиной на снег, что не испытал никакого дискомфорта и молчал. Мать с санками так и пошла вперед, проехав два или три квартала, около четырехсот метров. Только на большом перекрестке мать поняла, что меня нет в санях. Она, конечно, нашла меня, испугавшись, что я почему-то не кричал. Я вообще по природе был молчун, матери даже пришлось водить меня к врачам, чтобы установить, почему я не разговариваю. Врачи ее успокоили и сказали, что так иногда бывает у детей, ведь ребенок все понимает, а, чтобы научить ребенка разговаривать, нужно умышленно не понимать его, чтобы он сам сказал, что ему надо. Наверно, это и было мое самое первое, осознанное знакомство с окружающим миром.
  Дальше я помню детство урывками. Не помню, как болел, не помню, как мать вынуждена была бросить работу, чтобы сидеть со мной, так как я часто болел в садике. Помню только последний год в детском саду и первый класс, в который я пошел самостоятельно, так как мать была на работе. Она всучила мне небольшой букет и отправила в школу. Страха я почему-то не испытывал, а больше стеснялся своих грязных, невымытых коленок. В школе учился легко, школа не была для меня обузой. Практически ничего не помню, кроме того, как мы гоняли в футбол на переменах,и запыхавшиеся, мокрые от пота,  влетали в класс перед самым началом урока.
   Я бы хотел пробежаться по пыльной горячей дороге, горячей пыли, достающей  по  щиколотку… Какое я испытывал удовольствие! Мягкая, как пух, грязно-коричневая, горячая пыль. Кругом солнце, жара – а мне так приятно. Не знаю, все по-разному помнят свой первый случай получения удовольствия. Солнце в зените печет, белесо-голубое небо, ни одного облачка. Кругом стоит тишь, а я брожу по пыли. Со стороны это выглядело бы  смешно и полусумасшедше, но я до сих пор ощущаю горячую землю с пылью на своих стопах.
  Еще мне хочется проснуться утром, в воскресенье, когда все еще спят , солнце взошло и только-только начинает припекать, сесть на дамбу у лимана, построенную для того, чтобы море не размывало берег, по которому ходит паровоз к нам в порт. Вода в лимане зелено-желтая, полупрозрачная. В глади лимане отражается яркая дорожка, идущая к солнцу. Такая наступает тишина, нега и удовольствие. День только начинается. Все люди спят, и я первый прибежал и увидел эту красоту. Мои детские воспоминания связаны с лиманом. Какой он летом, зимой, весной, во время дождя, отлива; когда дует верховой или низовой ветер. Лиман по своей природе неглубокий. Чтобы пройти от берега к месту, где можно искупаться и по «шейку» воды, нужно пройти более ста метров.
   Сколько рыбы в лимане! Любимым занятием было ловить бычков на» дюбалку». Дюбалка – это короткая палка с леской, крючком и маленьким грузилом. Прибежишь рано утром, переберешься на лодку, стоящую рядом с берегом , примкнутую к буйку, накопаешь червей и «дюбаешь». Можно , лучше утром, сачком, наловить рачков возле лодок, а еще лучше – накопать морских червей. Лопатой копаешь ил в лимане и ищешь в нем длинных, рыхлых, красных червей, похожих на сороконожек. До обеда наловишь на «ниску» сто восемьдесят-двести бычков, обмотаешь «ниску» вокруг тела и бежишь радостный домой, в надежде похвастаться перед матерью и перед детишками своим уловом. Однако мою мать не всегда радовал этот улов, потому что его всегда нужно чистить и жарить, пока он свежий, а нам вдвоем этого не осилить. Мать чаще всего делилась бычками с соседями.
  По весне, в конце мая, когда бычки мечут икру в камнях у берега лимана, самое большое удовольствие – ловить бычков руками. Найдешь камень, руками обследуешь, найдешь вход и выход из норы и сунешь под него руку. Чувствуешь, на донной поверхности камня выложенную икру. Бычок тут рядом и охраняет ее. Икру надо нежно погладить и бычок, защищая ее, кусает тебя за пальцы. Ты же изворачиваешься и стараешься его поймать. Такое занятие называлось – дергать бычков. Среди нас попадались такие злодеи, которые умышленно давили икру, специально ее уничтожали, чтобы разозлить рыбу. Получается, что среди детей уже тогда зачались повадки издевательства над природой.
  Как хорошо ночью, летом, после изнуряющей жары, купаться в лимане. Вынырнешь – а перед тобой огромная, в пол-неба, розово-серая луна с одним и тем же лицом, повернутым к земле. Только на юге есть такой феномен, где происходит преломление солнечных лучей, отражающихся от луны в атмосфере земли таким образом, что она становится в пятнадцать-двадцать раз больше обычного.
  Вспоминается наш морской порт, стоящий со стороны Таганровского залива, где также мелко для морских больших танкеров и постоянно работают землечерпалки. По размеру он небольшой, пять или восемь «гансов», которым уже по сто лет. Гансы стоят на «ходулях», длинных ногах и скрипят днем и ночью, выгружая и загружая уголь и лес, а затем везут за границу, в Турцию. От пирса до пирса метров сто двадцать-сто пятьдесят. Вечером, в сумерках, при тихой погоде, мы с ребятами украдкой пробираемся в порт и, пугаясь охраны, ныряем с пирса и стараемся переплыть порт у устья. Однажды охранники нас поймали: забрали вещи и стали ждать, пока мы выберемся из воды. Мы, стараясь показать храбрость, стали прятаться в сваях пирса. Однако холод взял свое и мы, дрожа зубами, вылезли из воды. Вся кожа в мурашках. Мы идем босиком по пыльному от угля и песка пирсу в помещение порта. Перед глазами рисуются милиционер, машина, вызов родителей, но страха мы не испытывали, только обида, что придется отвечать перед матерью. Все обошлось благополучно. В помещении порта мы согрелись, оделись. Начальник вызвал нас к себе, пожурил, попросил больше не купаться в порту и отпустил. Мы с радостью и легкостью разбежались по домам.
  Вернусь к лиману. Опять он меня притягивает к себе моими детскими воспоминаниями. Наш город – самый солнечный в стране, в нем 295 дней светит солнце. Поэтому у нас сто лет назад и открыли авиационное училище еще при царской власти, где  в свое время  учились многие космонавты. Город солнечный потому, что много ветров, разгоняющих тучи. Так и на лимане: если с востока дует «верховой» ветер, то он изгоняет воду из лимана до самого ила. Чаще всего такое бывает в межсезонье, и мы одеваем сапоги и бродим по дну лимана, ловим крабов и копаем морских червей . Если ветер «низовой», который дует на восток, то он наоборот нагоняет в лиман воду вплоть до верхней черты дамбы, до полутора метров. Поэтому можно нырять прямо с бетонной дамбы и купаться. Опасность в том, что можно легко утонуть.
  Однажды это случилось со мной. Верхние слои воды ветром гонятся вдаль лимана. На дне течение подгоняет воду к берегу. Купаясь летом, когда дула сильная низовка, я понял, что меня стало сносить в глубину лимана. Я не чувствовал дна и впервые испытал страх, что я могу утонуть. Сначала мышцы ослабли от страха,  но мне впервые захотелось жить. Я стал грести к берегу, не сильно умея плавать, по-собачьи, захлебываясь и барахтаясь. Я видел, как берег удаляется от меня, а я ничего не могу сделать. Силы мои тают. С берега  стали смеяться надо мной, не ведая, что со мной творится. Видно, сверху есть какая-то сила , которая хранила меня и дала мне шанс  «добарахтаться»  до дамбы. Я впервые испытал страх, что я могу умереть, страх того, как это все происходит легко и быстро. Об этом случае я стеснялся делиться с матерью, а тем более с товарищами.  Да …вот тогда и появились первые, незаметные седины на моей белобрысой голове, выгоревшей от солнца.
  Зимой ветер часто  меняется, лед то подходит, то отходит от берега, мы начинаем колоть лед и кататься на «крыгах»,часто падаем по пояс в воду и бежим домой, в тепло и уют, получая от родителей легкие подзатыльники. Как приятно прибежать, раздеться, сесть у печки и выпить горячего чаю, что все равно  хочется, чтобы одежда быстрее высохла, и можно было бы снова побежать на лиман. В тихую погоду вода, замерзает ровной гладью, и наступает время для хоккея. Все завидуют тому, у кого есть хорошая клюшка и коньки-канадки. У нас их не было, поэтому клюшку сделали из двух досок с гвоздями. Кто-то пытался привязать на валенки дешевые коньки или палки. Все часто падали, подворачивали ноги, но все это уже забыто, и помнится только азарт.
  Как же мне хочется сейчас вернуться в это детство, как хочется вспомнить горячий хлеб с маслом и сахаром, вкуснее его я ничего не ел. Как хочется надышаться воздухом, тягучим и теплым, погреться на солнышке, зная, что это мое родное солнце… Сейчас, наверно, все уже не так. Лиман зарос водорослями, дамбу усилили, рыбаков не стало, как и рыбы, бычков-кочегаров (так как у них защитная черная окраска от ила) никто не «дергает», да и дорог с горячей пылью по щиколотку уже нет. Кругом один асфальт и щебенка. Не стало того простора..На каждом свободном квадратном метре построен дом для сдачи «отдыхающим». Изменился говор, стал «кацапским», наш был мягкий ,тягучий , русско-укранско-еврейский.
      Нет, на старости я обязательно вернусь в свой городок. Сниму квартиру рядом с лиманом и потоскую немного о прожитой части моей  жизни в детстве