У нас в роду были такие

У нас в роду были такие
На эту девушку Сашка сделал стойку сразу как увидел. Прямая спина, гладко зачесанные волосы, неторопливые движения рук. Лица не видно, но это для ловеласа Саши было уже неважно.
— Спорим, она будет моей! — крикнул друзьям, указывая правой рукой на девушку, а левую руку уже повернув ладошкой кверху для закрепительного хлопка — обязательного условия спора.
— А давай! — Женька размахнулся ответить хлопком по ладошке друга, посмотрел оценивающе на девушку и добавил, — ты много хочешь.
— Братаны, ну сколько можно? — держа руки в карманах брюк прогнусавил Сергей. Он никогда не принимал участия в спорах друзей, хотя с удовольствием наблюдал за происходящим.
Саша, Женя и Сергей дружили с детства. Как говорится, не разлей вода. И чувствовали друг друга тонко. Могли и поругаться, но не всерьез. И друг за друга пошли бы в бой, перегрызли бы горло и сделали бы всё то, что сопровождает настоящую дружбу.
— Сергей, не урчи! Ты с нами или нет? Или разбивай наш спор, или не будешь участвовать в распитии ящика пива! — Так Саша и объявил о цене спора и подбодрил друзей.
— Если ты не охмуришь эту девушку, я заберу её и без ящика пива. — Женя специально накалял атмосферу, ему хотелось игры и пива.
Таня сидела на раскладном стульчике перед этюдником. Солнце слепило всех и всё. Что рисовала Таня, было непонятно. Только масляная краска переливалась в солнечных лучах.
Сашкой двигало желание игры «Завоевание незнакомки в чужом городе перед друзьями» и просто желание.
— Девушка! - игриво окликнул он художницу.
Та не обернулась.
Саша завёлся и в одно мгновение обошел Таню и начал делать разные пассы руками перед её лицом. Девушка по-прежнему не реагировала.
— Девушка! — продолжал Саша между наклонами. А наклонялся он за цветами, которые росли тут же. Саша подумал, что если девушка рисует природу, значит, оценит полевой букет. И старательно срывал цветочки и травинки, складывал в композицию и уже приготовился преподнести незнакомке, как какой-то ребёнок наскочил на него, и букетик рассыпался. Знак, однако.
В другой ситуации Саша обязательно бы выругался. Но сейчас он «выступал», «завоёвывал». А артисты и завоеватели не раздражаются по мелочам. У них цель. Они покоряют аудиторию, даже если та состоит из одного зрителя.
Саша подобрал упавшие травинки, прибавил к ним для верности ещё цветочков и, понюхав, подумал: «Какую ж я красоту ей дарю!»
Девушка молчала. Друзья, наблюдавшие со стороны, пребывали в недоумении. Их друг совершал ритуальный, почти брачный танец, — и никакой реакции. Гордячка какая-то. Сидит, рисует, лишь иногда, когда Саша подходит совсем близко, снисходительно поглядывает и возвращается к краскам. Абсурд!!!
Саша, заметив ухмылки Сереги с Жекой, пошел в решительное наступление: опустился на одно колено перед девушкой, вытянул левую руку с букетиком и произнёс речь:
— Девушка! Я увидел Вас и влюбился. Вы влетели в моё сердце ангелом и забрали его навсегда. Будьте моей женой навеки. Соглашайтесь, не пожалеете. — Выдержав паузу и набрав воздуха для следующей порции откровенного вранья, Саша, наконец, увидел выражение ее глаз.
Взгляд не был испуганным, смущённым или насмешливым, он был спокойным. Саша «сфотографировал» это взгляд. Он боялся упустить прекрасные очертания лица. Таня тоже смотрела ему в лицо не отрываясь.
«Сразу видно, натура тонкая, художественная, — подумал Саша, — здесь нужен особый подход». Художниц у него ещё не было.
А Таня забыла все занятия по слухоречевому развитию, но зато вспомнила реакцию нового преподавателя, который первый раз услышал её голос. Он сказал: «Она мычит как из бочки. Пусть нормально говорит. Наберут глухих, и как с ними общаться?»
Таня не хотела голосом напугать этого юношу. Она достала из сумки блокнот и карандаш и быстро написала: «Меня зовут Таня. Я глухая». И молча протянула блокнот и карандаш парню.
Прочитав написанное, Саша сам забыл все слова и звуки. Друзья, наблюдая сцену обмена информацией, уже почесывали носы в предвкушении пива.
— Ну, всё, Серёга, потеряли мы друга на вечер, — расстроенным голосом произнёс Женька.
— Завидуй молча! Кто тебе не давал крутить романы? — философски заметил Сергей. Его самого такие «победы» не увлекали.
— Ладно, хоть пива напьёмся в поезде, — подвел итог Женька.
Саше понадобилось несколько секунд на принятие решения. Самое верное: быстро соскочить и вернуться к друзьям. Купить пиво и забыть эту историю. Он придумает, что соврать парням. А можно подарить цветы, сделать несколько жестов вежливости и откланяться. Предлог есть, у них с друзьями билеты на вечерний концерт, а потом на поезд до дома. Но авантюрный характер, жизнелюбие и любопытство победили. Саша взял карандаш, ещё раз посмотрел в глаза девушке и написал: «Меня зовут Саша. С этой секунды я немой». Протянул листок Тане. Подождал, пока она прочитает. Уловил в её взгляде удивление. Таня удивилась не тексту, а своему чувству, непонятному и до сих пор неведомому. Чувство теребило изнутри. Сердце билось, живот дрожал.
Она подняла глаза на Сашу, и они ещё несколько минут молча смотрели друг на друга.
— Чего они там зависли? Нам на концерт, потом на поезд. А мы ещё в зоопарке торчим, — Женя заметно нервничал.
— А может, это любовь, — романтически заметил Сергей.
— Ты ещё скажи, любовь до гроба.
— Ну, как говорится, чем чёрт не шутит, — Серега ударился в философию.
Чёрт шутил как мог. Забавлялся.
Днем раньше
— Мам! Мы сгоняем с пацанами на концерт рок-группы в Новосиб на денёк. Туда и обратно. — То ли спрашивал, то ли констатировал Саша. Он знал, что мама его отпустит. И предупреждал не столько из вежливости, сколько из финансовых соображений. Мама любила сына бесконечно, безусловно. Доверяла и баловала безрассудно.
С отцом Саша давно ничего не обсуждал. Отец был занятым и деловым человеком. Или наоборот, деловым, а оттого и занятым. Дома отца не хватало, зато его хватало в сюжетах городских новостей. Саша давно понял, что в отношениях родителей что-то неладно, но им с мамой было душевно и вдвоём. Мама была очень мудрой женщиной. В квартире было много семейных фотографий. При любом удобном случае мама рассказывала что-нибудь про отца. Вспоминала истории их молодости, пересказывала недавние телефонные разговоры. И в каждой секунде их жизни отец присутствовал. Саша никогда не видел и не слышал, чтобы родители ругались, но иногда поздно вечером зайдя на кухню замечал, что мама смотрит в окно и плачет.
Когда отец появлялся дома, мама источала заботу и нежность. Это успокаивало Сашу. Создавало иллюзию комфорта и безопасности.
— Сын, только прошу тебя, осторожней. Помни! У меня одно сердце и ты у меня один, — с привычной доброй интонацией попросила мама и, чуть повысив голос, спросила, — А с кем ты едешь?
— Ма, глупый вопрос. С Серым и Жекой.
— Тем более осторожнее, а то вы вечно что-нибудь вытворяете и спорите.
Мудрая женщина и не думала обижаться. Её заботой был дом. Муж и сын. Про них она знала всё. ВСЁ! Не всё произносила вслух, но знала и чувствовала. Она была им другом и помощником.
Когда узнала, что Сашка курит, просто стала давать деньги на хорошие сигареты. Может и непедагогично, зато отношения с сыном сохранила. Ей главное, чтобы не кололся. Сашка был не из таких. Он понимал, что наркотики — это смерть. А жить Сашка любил.
Узнав про любовницу, мудрая женщина сделала всё, чтобы муж чувствовал себя дома комфортно. Пусть сам выбирает, где лучше. А что толку закатывать скандал. Старо как мир: мужчине нужна женская слабость и красота. Валентина, так звали нашу героиню, была сильной действительно по-женски. И если мужу понадобилось убедиться в своей мужественности за счёт молоденькой инфантилки, пусть. От Вали не убудет. И хотя ни один телефонный звонок, записка, волосинка, аромат не оставались незамеченными, Валентина продолжала жить своей жизнью. То есть заботами о семье. И любую опасность, возникающую на пути, устраняла тихо и мудро, как профессиональный контрразведчик. В этой семье всех всё устраивало. Каждый был свободен и в то же время связан родством, любовью, ответственностью.
— Мам, только мне деньги нужны. На билет там, мороженое, пиццу, с девочками погулять. — Сашка пытался говорить шутливым тоном, делая упор на продукты питания, зная, что мама не позволит сыну голодать.
Валентина подошла к сыну, обняла. Вырос. Совсем большой. Самый родной. Вдохнув запах сына и сдержав слёзы, выпустила из объятий. Подошла к модной горке, открыла потаённую дверцу и достала несколько купюр. И вкладывая по одной в руку сына, приговаривала: «На мороженое, на пиццу, на билет. — И, заострив внимание на последней купюре, чуть посильнее надавив на руку, произнесла с улыбкой, — С девочками погулять!»
— Мам, а ты клевая тётка! — попытался сделать комплимент Сашка.
— Лучше сейчас нагуляйся, чем потом от жены колобродить, — не смогла сдержаться Валентина, — только помни о предохранении.
— Мам, опять ты за своё. Я же не настолько дурачок, — почти обиделся сын.
Потом подошёл и обнял маму крепко. Погладил по голове. Посмотрел в глаза и спокойно произнёс: «Твой сын вырос, мужайся».
Валя и так была мужественной. Так ей казалось.
***
Саша взял Танину руку, посмотрел на ладонь. Ладонь как ладонь. Он раньше думал, что у художников и писателей особые ладошки. Ещё раз внимательно сравнил Танину и свою. Разница в размере, ухоженности, линиях.
Поняв, что молчание затянулось, Саша положил свою ладонь поверх Таниной и уже набрал воздух, чтобы сказать какую-нибудь банальность, как вспомнил о договоре. Взял карандаш и на листочке написал: «Пойдём гулять».
Таня голосом спросила: «Куда?» Саша, чтобы скрыть удивление от неестественности услышанного голоса, стал оглядываться вокруг. С одной стороны были многоэтажки, с другой — природа. Махнул рукой в стороны деревьев, как бы приглашая: «Смотри! Там полмира наши! Гуляй не хочу!»
Таня жестами показала на этюдник с красками и развела руками, мол, куда это деть? А потом указала в сторону домов. Саша ничего не понял, но стал помогать собирать этюдник. Через несколько минут Таня занесла всё в двухэтажное здание бывшего детского садика с вывеской «Общежитие». А ещё через пятнадцать минут они шли вглубь Ботанического сада. Им двигал азарт. Ей управлял страх. Не тот, который тормозит, а тот, что ускоряет процесс познания.
Ей страшно, что она совсем его не знает. Чем всё это закончится? А если он бросит её вот здесь в лесу?! Ну и ладно, до общаги доберётся. А пока, как говорится, страшно интересно — любопытство и азарт.
Ладонь уже вспотела от страха, но всё равно Таня боялась отпустить Сашу. Шаг перешёл на бег. Теребя ладошки и не глядя друг на друга, они добежали до середины пути. Хотя где была эта середина, никто не знал. Враз остановились, как будто кто-то остановил и развернул лицом друг к другу. Так и не успев толком разглядеть друг друга, начали целоваться. Сильно. Молодо. Сочно.
Никто не мешал и не отвлекал. Белочкам и птичкам было не до них. И уже не спор двигал Сашей, а ИНСТИНКТ. ОСНОВНОЙ.
К Тане на смену страху и любопытству пришло желание. Желание быть желанной. Таня как могла, уметь ей было неоткуда, отвечала Саше телом. Желание наполняло её, как вода пустую емкость. Она теряла контроль. Он не терял. Делал всё правильно, как всегда при случайных связях. Впрочем, других у него пока и не было. Инстинкт инстинктом, а здоровье дороже. Предохранение имело место быть. Но Таня этого не заметила. Время стало бесконтрольным и безразмерным.
Таня не хотела открывать глаза. Её тело был пустым. В ушах тишина. В глазах темный свет. Именно свет. Именно тёмный. Сквозь закрытые веки на солнце. Тёмный свет. Когда все же открыла глаза, увидела странную картину: голубой круг с зелёными уголками по кромке, в центре которого солнце. Круг вращался быстро-быстро. Закрыла глаза. Открыла глаза. То же самое. Она никогда не кружилась на карусели. Никогда не напивалась до бесчувствия. Чувство полёта не было знакомо. Но она точно понимала, что это за кружение: сейчас она — центр Вселенной и всё крутится вокруг неё.
Саша лежал рядом. Увидев, что Таня ставит эксперименты с открыванием и закрыванием глаз, списал на художественные наклонности и решил не тянуть с расставанием. Ещё на концерт и на поезд надо успеть. И кушать хочется. Пока женщины тратят время на мечты, мужчины используют его на жизненные потребности. Неромантично, зато рационально.
Саша достал свой блокнот, открыл на первой попавшейся странице и черкнул: «Запиши адрес и полное имя».
Таня уже ничего не боялась. Взяла ручку, открыла блокнот на нужной страничке и красивыми заострёнными буквами написала: «Чащина Татьяна, Новосибирск, Тимирязева, д. 81». Немного подумав, сорвала цветочек. Маленький. Сиреневый. Вложила на страничку со своими данными и закрыла. Глядя прямо Саше в глаза протянула блокнот.
Саша почти оделся. Он улыбался, потому что не знал, что делать. Говорить бессмысленно. Молчать — время тянуть. Накидывая пиджак, выронил билет на поезд, поднял. Посмотрел, что билет использованный, снова бросил.
Таня незаметно подобрала. То ли природу берегла, то ли единственную память о Саше оставляла.
Саша помог Тане одеться и жестом, показывающим время, дал понять, что пора бежать обратно. К выходу из Ботанического сада. Или входу? Всё относительно. Навстречу им попалась влюблённая парочка. Возбуждённая, как и они совсем недавно. Таня эту парочку заревновала к их лесу. Это их с Сашей лес и нечего сюда всем ходить.
А лес молчал. Он и не такое видывал.
Друзья шумно встретили Сашу. Они торопились на концерт и не могли понять, как и куда исчез друг. Но всё быстро наладилось. По молодости всё быстро. Саша приобнял Таню, чмокнул в щёчку и жестом показал: «Я напишу. Пока». Таня поверила и пошла к общежитию.
Поверила. Пошла. Ангелы сопровождали.
***
— Ну как твоя поездка, сынуля? — Валентина старалась не морщиться от противного амбре, исходящего от сына, — Впечатления-то есть? — На то она и мать, чтобы всё терпеть.
— А то!!! Впечатлений вагон и маленькая тележка, — восхищённым, но очень уставшим голосом сообщил Сашка, — Концерт — супер! Природа так себе, у нас лучше! А девушки ничего себе, сгово-о-о-рчивые. А главное — не болтливые.
— Сына, а где ты природу-то успел рассмотреть? Глазастый ты мой! — шутливо начала допрос, попутно стягивая с сына одежду. Не терпелось всё постирать и отмыть.
— Из поезда, мам! Стёкла ещё на фанеру не заменили, как в некоторых трамваях. — Сашка упивался своей находчивостью.
— Судя по твоему состоянию, тебе было не до природы. И насколько я понимаю, поезд шёл ночью. А ночью стёкла что фанера. — Валентина не хотела уличать сына во вранье. Приехал домой, и хорошо. А уж где и с кем ехал, его дело.
— Всё мам, победила, — Сашка поднял руки вверх, — А кстати, где отец?
— Его ночью вызвали на коммунальную аварию. Теперь Валентина сама вступила в «игру». Не хотела говорить, что отец порой не приходит ночевать, а его мобильный всё чаще вне доступа. Но на то он и высокопоставленный городской начальник, чтобы решать коммунальные проблемы в разных зонах.
— Знаю я про эти аварии. Сейчас всё ломается и у всех. — Саша давно догадывался про отца. Он несколько раз видел его с женщиной. Все уже видели отца с другой женщиной. Но говорить об этом маме не хотел. Зачем? Пусть она будет последним человеком, который узнает. А лучше бы вообще не узнала. Сашка любил мать и был наивен в чувственных делах. Его мама была первым человеком, которая узнала, что у отца появилась любовница. Это как цветку не надо рассказывать, что воды нет. Цветок сколько может ждёт полива, тратит резерв, берёт влагу из воздуха и только потом потихонечку вянет. Женщины так же. Против природы не попрёшь. Она это увядание чувствует.
Сашка подошёл к маме, положил голову ей на плечо и ждал, когда мама его погладит. Мама погладила его по голове как в детстве. Потом шлёпнула по заднице и строго сказала:
— Быстро в ванную и в постель. Чтобы через 15 минут спал. Время пошло.
Валентине нравилось командовать сыном как маленьким. Сашке тоже это нравилось. Ему нравилось быть с мамой наедине. Когда отец был дома, Сашка старался не выходить из комнаты или уходил с друзьями.
Через полчаса сын спал как младенец. Валентина села рядом и долго смотрела на него. Пока слёзы не полились. Кто их, этих женщин, поймёт? Чего ревут?
Отвлек телефонный звонок. Быстро побежала к трубке, пока трель не разбудила сына. Хотя разбудить сейчас Сашку было невозможно.
— Валь, я сейчас домой заскочу, перекушу и обратно на работу, — как ни в чем не бывало звонил супруг.
И Валентина ответила как ни в чем не бывало:
— Конечно, мы тебя ждем.
— Кто мы? — удивился муж. Сына он не отделял от жены.
— Я и Сашка. Он спит с дороги. Ездил с друзьями в Новосибирск. — Валентина невзначай сообщала отцу о жизни сына.
Через несколько минут прозвенел дверной звонок. У Сергея Александровича не было ключей. Дверь дома должна открыть и закрыть Валентина. Это ритуал.
Муж с порога, не поднимая глаз, начал свою подготовленную речь:
— Представляешь, Валюша, у нас на объекте авария. Пока разборки, акты заполняли, даже позвонить забыл. Прости, дорогая. С объекта вот домой и снова на работу. Кушать хочу безумно. Покорми.
— Да, я знаю, в новостях передавали, — заботливо ответила Валентина, — проходи на кухню, бедненький мой уставший муж.
Поцеловала в щёчку и учуяла запах. Нет, не другой женщины. Зубной пасты и мыла. Это, наверное, после аварии каждому подносили, чтобы умыться!? Хорошо, что хоть не побрился. Интересно тело у него тоже пахнет мылом. Но дальше мысли не пустила. Она жена — любовь и забота. Она мать. Она женщина. И ей есть что терять. Не так. Ей есть что сохранять!
Валентина не любила скандалов и разборок. Она любила семью и гармонию. Она не винила мужа за охлаждение. Сергей Александрович, конечно, не воспринимал это так трагично. Он реализовывал себя и не мог отказаться от ласки и внимания. Любви много не бывает! Только Валентина чувствовала, что наступит время, и она не сможет поддерживать домашнее тепло. Чтобы сберегать тепло, надо быть тёплым, а Валентина остывала, высыхала и ждала чуда. Чуда, что у Сергея откроются глаза и он увидит её — ухоженную, ещё нестарую женщину. И одумается! И отогреет своей лаской и заботой. И она никогда ему не припомнит ничего!
Враньё самой себе сохраняло иллюзию счастья и спокойствия.
***
— Татьяна, что с тобой? — спросила жестами преподаватель у исхудавшей студентки. — Учёба в разгаре, а ты где-то в облаках витаешь.
Глазами, полными слёз, и ладошками, вкруговую потирающими друг друга, — жестом, означающим «ничего», Таня постаралась ответить молодому педагогу, которая была и куратором группы.
— Приходи сегодня после занятий, — так всегда говорила преподаватель, которая по возрасту была чуть старше студентов, но уже успела получить диплом педагога, выучить жестовый язык и родить детей.
Таня этого разговора сильно ждала. Она уже поделилась своей тайной с некоторыми людьми. И их советы не совпали с её желаниями. Оставалась надежда, что хоть кто-то поддержит Таню в стремлении быть счастливой.
Жестовый язык — красивый язык эмоций, чувств, мыслей. Всё тело говорит. Лицо, руки, плечи. Перевести жестовый язык сложно даже на литературный. Проще слиться с речью глухого и через глаза впитывать состояние, жесты, чувства, весь танец тела и души.
Танина история жизненная и простая. Таких у человечества миллион. Но она и особенная, и подход к ней природа осуществляла особенный. Вот лишь бледный перевод «танца» Таниной истории:
***
«Я беременная. Я глухая. Я студентка. Я сирота. Ну, не совсем сирота. Меня навещала в интернате тётка, у которой пятеро своих детей. И летом я у неё в деревне жила. Но там со мной никто не мог разговаривать. По хозяйству помогала, ела да спала. Мне страшно ей написать, что я беременна. Я написала про это своим парням. Да, да, парням. У меня их два.
В августе, когда я с радостью вернулась в общежитие к своим глухим друзьям, я была самой счастливой девушкой на свете. Общение, своя кровать и свобода. В один из дней в гости заехал наш выпускник. Он в июне получил диплом и уехал к себе на Алтай. Собралось нас человек десять, погуляли по городу, вернулись в общежитие, посидели. И как-то в шутку начали обниматься, целоваться. Мы даже в кровать вместе не ложились, так в коридоре всё трогали, трогали друга друга. И я точно помню, что он потом сказал: «Иди, помойся, всё будет хорошо». Я помылась. И ушла спать к себе. А утром он уехал домой. Мне ребята сказали. Я его даже не видела. Да и не хотела вспоминать. Он некрасивый. Смуглое лицо всё в прыщах. Узкие глаза.
Чтобы отвлечься и получше подготовиться к учебному году, я стала чаще выходить к зоопарку и Ботсаду рисовать. Наш преподаватель всё время ругалась, что я мало рисую. Вот я и ходила «руку набивать». Соседки по комнате дали этюдник и краски. У меня ничего нет своего. Хорошо вот, что учусь сама шить и вязать. Я себе и ребёнку буду всё самое лучшее шить и вязать.
Как-то сижу, рисую, а ко мне подходит парень. Очень красивый. А главное — говорящий. Ко мне подошёл красивый говорящий парень. И взял меня за руку. Я глядела в его глаза и у меня дыхание останавливалось. Может, я не была его принцессой, но он стал моим принцем. Я хотела, чтобы он меня ласкал. Меня никто никогда не гладил. Никто никогда. Меня бы никто тогда не остановил. Я пошла с ним не задумываясь. И ещё пойду, если позовёт.
Август. Тепло. Приятно. А потом начался учебный год. Суета.
В октябре я поняла, что беременна. Пошла в медпункт, а там меня сразу к социальному педагогу. Она давай меня уговаривать на аборт. И подружки давай убеждать избавиться от ребёнка. А я не хочу. В мае — рожать. В июне — защита диплома. К июлю надо освободить комнату в общежитии. Никак нельзя это обойти. Идти мне некуда. Но я думаю, что если я сделаю аборт, идти мне всё равно некуда. Так какая разница? А так у меня родной человечек будет. Слышащий и красивый, как мой Саша. Я очень хочу, чтобы это был его ребёнок. Потому что как вспомню своего алтайца, мурашки по коже. Не люблю его.
Но выхода у меня не было. Я дала телеграммы сразу двум парням. С одинаковым текстом: «Я беременна». Адрес Егора, моего алтайца, помогла раздобыть социальный педагог. Адрес Саши был неизвестен. Был только билет на поезд с его фамилией. Вот я и отправила телеграмму на главпочтамт Красноярска с пометкой «до востребования».
Егор ответил сразу. Он просил узнать, сколько стоит аборт и согласен был его оплатить. Я отказалась. От Саши не было никаких вестей. И как его найти я не понимала. Все настаивали на аборте, и только одна молодая преподавательница меня поддержала, когда поняла, что я очень хочу этого ребёнка. Она так и сказала: «Все вырастут! Бог поможет. Есть вещи, которые нельзя откладывать на потом».
Ещё через месяц приехал Егор и согласился взять на себя ответственность за ребёнка. У него оказались очень порядочные родители. Он им всё рассказал, показал мою фотографию и они настояли, чтобы он на мне женился. Мне стало всё равно.
На недельку мы съездили к нему на Алтай. Меня хорошо встретили. Но я не могла целоваться с Егором. Тем более спать. Я врала, что меня тошнит. Хотя чувствовала себя хорошо. Я ела и спала. Помогала его родителям. И всё время думала о Саше и о том, как мне защитить диплом. У меня нет денег ни на ткань, ни на бумагу. Я решила, что пока поживу с Егором. У меня всё равно не было выхода. А здесь дом. Своя комната. Свой график жизни. И что самое интересное, родители Егора немного владеют жестами и могут с нами общаться. Это была семья. Его мама подарила мне иконку, маленькую, и сказала, чтобы я смотрела на неё, когда мне плохо, и просила Бога о помощи. Мама у Егора очень простая пожилая женщина. Егора она родила поздно, когда уже не ждала никого.
С Егором мы разговаривали мало. Было понятно, что мы только терпим друг друга. Мы договорились, что после защиты диплома распишемся, и я перееду к нему с ребёнком. В моей ситуации выбора не было. Бери, что дают. И я уже примеряла новую Егорову фамилию на себя и ребёнка. Сашину тоже примеряла, но Саша не отвечал.
Когда я вернулась в общежитие, живот был уже заметен. Но я думала о другом. Мне надо успеть сдать всё в два раза быстрее. А значит, надо учиться с утра до утра. Хорошо, что в столовой кормят вкусно и постель предоставляют бесплатно. И вообще, всё хорошо! Меня перестали уговаривать на аборт.
Ребёнок от желанного мужчины сохранён! Перспектива определена!»
Ребёнку нужна семья! Всем нужна семья!
***
Сашка в очередной раз не пришел домой ночевать. Ночная клубная жизнь его манила и увлекала.
Сергей Александрович в очередной раз не пришёл домой ночевать. Ночная молодая «кукушка» его заманила и увлекла.
Валентина не спала. Она увядала. Глядела на чуть заснеженные ночные улицы и увядала. Она ничего не могла изменить. Она не могла прийти в ночной клуб, за шкирку вытащить оттуда Сашку и пристегнуть к своей юбке. Она не могла ворваться к сопернице и перетащить мужа в свою койку. Но и сама не могла прыгнуть к другому в койку. Валентина была консервативна в устройстве семьи.
Она могла ждать.
Она ждала.
Она дождалась.
Ночной телефонный звонок её напугал. Муж обычно звонил утром. «Коммунальные аварии» заканчивались к утру. Сын сам приходил под утро. Без звонка. И с поворотом ключа в замке Валентина засыпала.
Когда она подняла трубку и выслушала, что там говорили, хотелось ответить: «Вы ошиблись! Мой Саша спит дома».
Уж лучше иллюзия. Уж лучше тишина. Уж лучше любовница. Лучше вот так по ночам ждать и увядать.
Саша скончался от множественных ножевых ранений, полученных в бессмысленной ночной перепалке. Серёга и Женька в больнице с травмами. Живые. А её Сашка скончался.
Многие, кто хоронил скоропостижно ушедших близких, говорят, что ничего не помнят из церемоний. Как и кто организовывал похороны и поминки?
Кто-то. Как-то.
Валентина не помнила ничего. Она даже не чувствовала температурные перепады. С удивлением обнаруживала мужа дома. Постоянно.
После поминок по православному обычаю, на десятый день начала разбирать Сашины вещи. Она никогда не лезла к нему в стол и в записные книжки. Но сейчас уже не имело смысла ничего скрывать. И Валентина стала перебирать диски и записи сына. Оказывается, сын был романтиком. У него в записной книжке цветочек. Маленький. Высохший. А на страничке адрес девушки. Ах, Сашка, Сашка! А всё ершистым прикидывался. Валентина расплакалась. Слёзы капали на адрес девушки и размывали его. А вдруг эта девочка ждёт её сына и плачет?
Обессилев, Валентина уснула. А когда проснулась, решила прогуляться до почты и отправить телеграмму. Других адресов незнакомых девушек у Сашки в записной книжке не было. Остальные были или одноклассницы или однокурсницы. Их Валя знала. Все они были на похоронах и на поминках.
Валентина впервые за неделю вышла на улицу. Падал снег, мороз приятно пощипывал щёки. На главпочтамте, а именно он был по месту жительства Валентины, малолюдно. Валентина нашла окошко «Телеграммы» и подошла за бланком. Телеграфистка очень странно на неё посмотрела. Валентина не удивилась. Она не следила за собой. Ей было всё равно, что скажут люди.
Написала текст «Саша погиб», а больше и написать нечего. Подошла к окошку и уже хотела протянуть бланк, как служащая спросила: «А это вы Мироновы?»
— Да, — машинально ответила Валентина, — А что?
— Да тут телеграмма до востребования уже несколько месяцев лежит для вашего сына. А он, кажется, умер…
Город был большой. А центр — маленький. А семья известная. Все всё знали. Даже в новостях показывали.
— Что за телеграмма? — Валентина с трудом понимала происходящее. Это она пришла отправить телеграмму, а тут ей хотят вручить.
«Я беременна». Обратный адрес тот, что у Сашки в блокноте с засушенным цветочком на страничке.
Валентина присела на старую обшарпанную скамейку. Телеграфистка суетилась. Приносила воду. Пыталась «оживить». Но Валентину уже вернули к жизни два слова: «Я беременна».
Только бы эта девочка ничего не сделала с ребёнком. Прошло несколько месяцев. Произойти могло всё что угодно.
Что угодно и произошло!
Теперь у Валентины свои правила. Не мужа. Не сына. Её собственные правила и решения. Ночной поезд уносил улыбающуюся женщину в Новосибирск. Валентина не знала, что думать. Она представляла эту девушку, разговор с ней. Разговор с её родителями. Валентина решила во что бы то ни стало забрать Таню к себе. Таню. Танюшу. Танечку. Эта далёкая девочка любила её сына. И она БЕРЕМЕННА. Господи, сделай так, чтобы ребёнок не пострадал.
Такой прилив сил бывает только у любящих женщин. Пройти сквозь все преграды. Защитить как орлица птенцов, как львица свою стаю.
***
Очень красивая женщина в норковой шубе и сногсшибательных сапогах рассчитывалась с таксистом. Сумка идеально подходила к одежде. Татьяна как будущий модельер оценила красоту и стиль.
Студенты гуськом шли из общаги на учебу. Закутавшись в пуховики и обхватив учебники. Одеваться капитально и носить сумки не имело смысла. Всё рядышком. Столовая при общежитии, через тропинку учебный корпус.
Татьяна уже подходила к учебному корпусу. Она обхватывала руками не только учебники, но и живот. Обернулась, чтобы ещё раз полюбоваться на женщину, и увидела интересную картину.
Женщина остановила одного из студентов и пыталась что-то спросить. Парень жестами показывал, что ничего не понимает. Женщина достала блокнот и что-то указывала пальцем. Подходили другие студенты. Что-то выпало из блокнота на снег. Женщина подняла, отряхнула аккуратно и вложила обратно.
Не может быть. Это же Сашин блокнот и цветок, который Таня положила туда. Но Таня решила, что ей показалось. Она ещё не успела позавтракать. И голова кружилась. И не выспалась. Да мало ли что могло почудиться.
И день пошёл своим чередом. Занятия. Чертежи. Примерки. Общение. Желание спать и есть.
***
Валентина не смогла уснуть в поезде. Столько мыслей. Подъехав к зданию общежития, сначала подумала, что таксист ошибся адресом. Потом, перепроверив и убедившись, что адрес правильный, начала опрос. Но все отмахивались или молча проходили мимо.
Валентина не сошла с ума. Но близкое к этому ощущение не покидало её. И когда, наконец, разговорилась с вахтёршей в общежитии, ситуация стала проясняться. Здесь учатся студенты с нарушенным слухом. И здесь действительно учится девушка Таня. Это её фамилия и адрес. И она беременна.
Валентина вышла на улицу, не понимая, что делать дальше. Убегать? Догонять? Умирать? Решила прогуляться, чтобы мысли собрать. Купила в киоске быстрого питания какую-то еду. Никогда прежде не пробовала фаст-фуд, а тут не могла оторваться. Как будто сто лет не ела. Или только сейчас начала чувствовать вкус. Подошла, чтобы купить ещё, посмотрела название — «Подорожник». Вкусно, горячо, сытно.
Ну и что, что Таня глухая. Она будет жить в семье. Все речи, которые готовила Валентина в поезде, показались смешными и неразумными. Она подняла глаза к небу и вслух попросила: «Господи, помоги мне договориться с Таней», и пошла обратно к общежитию.
Надо отдать должное пробивному характеру Валентины. Она была женой руководителя, умела вести переговоры и решать дела иногда даже лучше мужа. Уж человеческие-то точно.
Уже через час она сидела в кабинете директора заведения, где училась Таня. Директор, любитель красивых хорошо одетых женщин, рассказывал про своё учреждение как на конкурсе образовательных проектов. Они проговорили час. Про жесты, про специальности, про финансовые и технические проблемы и особенности обучения. Когда дело дошло до судьбы Тани, директор вызвал помощника в лице заместителя по социальным вопросам. И тут Валентина узнала ещё больше про Таню. Что она сирота. Что беременна неизвестно от кого. И что с ней делать никто не знает. Предлагали аборт и материальную помощь. И уже было всё оговорено с больницей, но Таня наотрез отказалась. Замдиректора говорила деловым строгим тоном. Вдруг это проверка?! А на такие деликатные дела инструкций нет.
Валентина слушала и не верила своему счастью. Когда прошло почти два часа и было выпито по чашке чая, кофе и рюмке коньяку, Валентина решилась. Решила она давно, а сейчас решилась.
— Уважаемые руководители уникального заведения! Вы не представляете, что вы для меня сейчас сделали. — Руководители переглянулись в недоумении, а Валентина с искренней улыбкой продолжала, — Таня и её ребёнок — это моя последняя надежда.
И Валентина рассказала всё, что накопилось у неё за несколько последних месяцев и дней.
Ближе к обеду Таню с сурдопереводчиком пригласили в кабинет социального педагога. Директор попросил, чтобы всё решали без него. Он обещал помочь с формальностями. И, оставшись один, выпил ещё рюмку коньяку. Такие истории трогают даже сильных мужчин.
Они только сильных и трогают.
***
«Когда меня в очередной раз позвали на беседу с социальным педагогом, я была уверена, что опять будут отговаривать рожать. Но когда увидела красивую женщину, которая утром подъехала к нашему общежитию, я засомневалась. Сурдопереводчик переводила то, что говорила эта женщина. Зовут её Валентина. Приехала из Красноярска. Потом женщина достала телеграмму, блокнот и через сурдопереводчика спросила, имею ли я к этому отношение. Когда всё это я взяла в руки, не знала, как отвечать. Руки задрожали и глаза наполнились слезами. А эта женщина подошла и обняла меня. Нежно. По-матерински. Меня никто никогда так не обнимал. Я упала к ней на плечо и разревелась. Она молча гладила меня по голове и плакала. Сурдопереводчица тоже плакала.
Когда я чуть-чуть успокоилась, то сказала, что это моя телеграмма. Валентина встала передо мной на колени, приложила своё лицо к моему уже подросшему животу и обхватила меня двумя руками. Я стояла молча. Я и боялась и одновременно не чувствовала опасности. Когда Валентина поднялась, я увидела её счастливое заплаканное лицо. Через сурдопереводчика она сообщила, что она мама Саши, что сын очень занят и не смог приехать, но они всё решили. Я переезжаю к ним жить. В Красноярск. Через сурдопереводчика я сказала, что я не могу переехать сейчас. У меня дипломная работа не готова. И денег на дорогу нет. Валентина улыбалась и кивала. Потом достала несколько крупных купюр, сказала, чтобы я ни в чём себе не отказывала, и что она должна сейчас уехать, но обязательно вернётся.
Я поняла, что это Сашина мама, но не ожидала, что меня так хорошо примут. Когда я увидела деньги, сначала подумала, что хотят оплатить аборт, но она была нежна со мной и обнимала живот. Странно, что она ничего не сказала про Сашу. Но он, наверное, учится…»
***
— Валентина, ты куда исчезла? — Сергей Александрович орал не сдерживаясь, — Я обзвонил все морги и больницы. Хорошо, по своим каналам выяснил, что ты купила билет до Новосибирска. Что, сказать не могла? Записку написать? Я волновался, переживал, спать не мог.
Валентина смотрела на мужа и улыбалась.
Сергей Александрович был озадачен. Он боялся, что жена сошла с ума. А ещё больше он боялся ответственности и жизни с сумасшедшей. То, что он услышал, не укладывалось в голове. Да и где найти такую голову? Сергей Александрович умел держать удар в политических делах и бизнесе. «Удар» от жены он удержать не смог.
— Дорогой мой драгоценный муж, — нежно начала Валентина, — переживать за меня надо было раньше. Тогда, когда ты не ночевал дома, а обнимал другую женщину. Но я не ревную. Уже не ревную. Волноваться надо было раньше, когда только я держала семью. А в морг надо было звонить, когда умерли любовь и доверие, — тон Валентины менялся от нежного к уверенному.
Истерики не намечалось. И это пугало Сергея Александровича ещё больше. Лучше бы пусть орала и била посуду, так нет, говорит спокойно и уверенно:
— Сейчас я соберу тебе вещи, хотя нет, сам соберешь, и уматывай! — В голосе Валентины появился счастливый звон.
— Валентина, объясни, пожалуйста, какая муха тебя укусила, — старался быть спокойным муж, — Я понимаю, у нас горе в семье, сын погиб, но зачем ты меня выгоняешь? Мы что, плохо жили? — пробовал вступить в переговоры Сергей Александрович.
Он сделал вид, что не услышал про любовницу. И как опытный управленец пытался сохранить спокойствие, прикрыть себя и не обидеть визави. Но если честно, он испугался, что Валентина стала неуправляемой. И когда он упустил её? Или так сильно расслабился, что не заметил надвигающейся опасности. И дело тут не в сыне. Это он сразу понял. Что-то изменилось в жене. Но что?
— Дорогой мой муж! Я уезжаю на полгода в Новосибирск. Мне нужны деньги и ты мне их дашь, — Валентина говорила и сама удивлялась уверенности в голосе и твёрдости тона. — Когда я вернусь, чтобы духу твоего тут не было. Я вернусь не одна. Ты свободен! — Валентина выдохнула, поглядела на Сергея и улыбнулась.
В глазах Сергея плескался ужас. Такого ужаса она не видела даже когда муж узнал о смерти сына. Маску ужаса дополнял серый цвет лица. Но Валентину это не волновало. Это было то малое, чем она могла отомстить мужу за остывшую постель и женское унижение. Да она и мстить-то не хотела.
Сергей Александрович понял, что теряет жену. Откуда взялся Новосибирск и кто там живёт? Конечно, любовник. Ах ты, серая мышка, пронеслось в голове. Да что ты без меня можешь? А вслух произнёс:
— Ты ещё пожалеешь об этом!
— Не пожалею! И иди уже к своей девушке, обрадуй её, — в словах Вали не было злости. Скорее, жалость.
У неё начинались новые заботы о новой жизни. А для женщины это главнее побед на любовном фронте и карьеры. Для истинной женщины!
Валентина возродила себя новыми заботами. И никто ей не мог помешать. Преграды она снесёт в два счёта.
Сергей Александрович хотел развернуться и уйти. Хлопнуть дверью. Он уже рисовал в голове картинки, как Валентина догоняет его. Кидается в ноги, ревёт и умоляет вернуться. И он для виду поворчит и вернётся. Развод не входил в его планы. Но он не мог пошевелиться. Сначала онемели ноги, потом руки. Потом остановились мысли.
Валентина, все еще мужняя жена, почуяла неладное сразу, подошла, начала теребить за рукав. Сергей хотел что-то сказать, но рот «растёкся» в улыбке. Кривой улыбке. Валентина всё поняла мгновенно. Инсульт.
Стало не до обид. В минуту опасности они исчезают. Прячутся.
Усадила мужа на диван. И приказным тоном сказала: «Сидеть! Ждать! Жить!»
Спокойно достала шприц и иголкой уколола подушечки пальцев рядом с ногтями. И когда на подушечках родных пальцев, в миллиметре от ногтей, появились капельки крови, потеребила уши, мочки тоже уколола до появления капелек крови. Поцеловала мужа и вызвала «скорую помощь». Открыла настежь входную дверь и села рядом. Начала молиться. Как умела. Мыслями. Она не представляла себе жизни без сына и мужа. Муж был её первым и единственным мужчиной. Сына нет, и если не станет и мужа, то в ней тоже что-то умрёт. Пусть бы жил с другой, но только бы жил. На бывшего мужа можно обижаться, но надеяться. На мёртвого — нет.
«Скорая» приехала быстро. Начали реанимационные действия дома, не прекращали в машине и к приезду в больницу Сергей Александрович стал оживать. Лицо порозовело. Дыхание и пульс стабилизировались.
Через два дня его уже перевели в отдельную палату неинтенсивной терапии. Валентина приходила каждый день, в палату не заходила. Когда узнала, что состояние мужа стабилизировалась, написала записку:
«Я уезжаю в Новосибирск. У Саши там скоро родится ребёнок. Его девушка глухая, и мне надо ей помочь доучиться. И самой надо выучить жесты. Поправляйся!»
Прочитав текст, Сергей Александрович снова захотел впасть в кому. Бред. Его жена точно сошла с ума. Других объяснений нет. В кому он не впал. Но впал в отчаяние. За всё время его болезни в больницу пару раз пришли с работы, один раз соседи, один раз — старинный приятель. И жена вот записку прислала. И всё. Все визиты были формальными и короткими.
Одиночество держало оборону. Понимание ненужности и ощущение сиротства не покидали его. А если он умрёт сейчас, кто будет его помнить? Сына нет. Любовница испарилась. На работе «свято место пусто не бывает». Валентина?!
Валечка. Родная моя. Где ты? Боже, какой я дурак! Идиот! Скотина!
Пролежав положенные 10 дней, Сергей Александрович выписался. Взял отпуск. На работе вошли в положение, отпустили поправить здоровье. Пользуясь служебным положением и разговорчивостью подруг Вали, Сергей навёл справки о местонахождении жены. И поехал к ней.
Он решил, что если она с любовником, то он приложит все усилия и вернёт её. Он загадал, если Валя вернётся к нему, то они обвенчаются, и он больше не даст поводов для ревности. Даже поводов. А если Валентина не станет с ним жить, то он будет жить один. Пока. И только в своей квартире. Он понял, что воровал у семьи. У себя. Он сам себе пообещал вернуть все сворованные ночи. Это было и осознание ценности семьи, и страх перед одиночеством.
Исцеляющий страх.
***
Валентина открыла дверь не спросив, кто там. Она сняла квартиру рядом с таниным общежитием и всегда ее ждала. На совместном проживании настаивать не стала. Да и Таня еще ее опасалась. Общаться они толком пока не могли. Валентина каждый день ходила на занятия. Вникала в учебный процесс, пыталась учить жестовый язык, гуляла с Таней под ручку, водила её по врачам и магазинам. Кормила, одевала, заботилась. Любила. Вале так сильно нравилась эта нынешняя ситуация, что она и представить не могла, как без этого жила. Таню она приняла всю без остатка. И, как бы грешно это не звучало, рада была, что та — сирота. Валя теперь тоже была сирота. А вместе они — СЕМЬЯ.
Тане было сложно понять своё состояние. Она не была готова к такому повороту событий. К неожиданному счастью, как и к горю, надо привыкнуть. Но удивлялась Таня не заботе. А зависти, которую стали проявлять подруги и некоторые взрослые. Они рассматривали новые дорогие вещи. Обсуждали финансовое положении Валентины. И не скрывая зависти говорили, как ей повезло. Тане было этого не понять. Она была благодарна Валентине за заботу, но боялась спросить про Сашу. И что очень настораживало — Валентина никому не звонила. Ни с кем не общалась. Есть ли у неё муж? Где Саша? Что будет дальше? А тут ещё подруга сказала, что у Тани заберут ребёнка, а ее выгонят. Наверное, это бездетная пара заплатила кому-то, чтобы узнать про сиротство беременной Тани.
Но после беседы с социальным педагогом и куратором успокоилась. Подруги позавидуют и перестанут, займутся своей жизнью. Главное — диплом защитить, ребёнка здорового родить и Сашу увидеть. При мысли о Саше Тане становилось тепло и спокойно. А вот что доставляло беспокойство, так это предстоящая беседа с Егором. Он почему-то перестал писать. Таня не знала, что Валентина уже через сурдопереводчика и замдиректора связалась и с Егором и с его родителями. Всё уладила. Всё решила. Эгоистично? Да! Но всем стало легче. А Вале тяжелее. Но как же её сейчас спасала эта тяжесть! Она с великой радостью принимала эти заботы. Она снова становилась сильной духом женщиной.
На одной из встреч с врачом Валентина узнала, что ребёнок может родиться глухим. Но странное дело — это её не напугало. Она уже навела справки, что и в их родном Красноярске есть хорошие врачи, специалисты, садики и школы для таких ребятишек. Что ее действительно пугало, так это одиночество. Для начала Валентина каждый день брала в библиотеке книги про глухих. Научные и не очень. Стала потихонечку погружаться в тему. И это был очень интересный процесс. Оказывается, в России самая сильная дефектологическая система. А неведомая Вале прежде наука «Сурдопедагогика» — царица дефектологии. Какая-то новая радость познания захватывала ее. Но главным оставалось изучение жестового языка. Оказывается, это не примитивный процесс размахивания руками, а целая система. Наука.
***
«Мне надо было узнать, где Саша? Мне страшно было спросить. И я попросила сурдопереводчика поговорить с мамой Саши. Но ей было некогда. И я написала записку Валентине Ивановне «Где Саша?» А она долго молчала. Потом написала «Он погиб». Я сначала испугалась, что это точно у меня хотят забрать ребёнка. И проревела весь вечер и ночь. А потом очнулась в больнице».
***
На пороге стоял Сергей Александрович с огромным букетом роз. Выглядел он хорошо, только немного растерянно. Валентина не подала вида, что обрадовалась. Она изобразила удивление. Хотя зная Сергея с молодости, не сомневалась в его решительности и порядочности. Да, да! В порядочности. Каждый может оступиться, увлечься, ошибиться. Сергей – забБЛУДился. Но нашёлся. И Валя поняла, как она его любит. И как только приехала в Новосибирск, загадала: если Сергей вернётся, она ни словом, ни жестом не напомнит о блуде.
Валя подошла к Сергею, обняла его. Забрала цветы. За руку, как ребёнка, провела в большую комнату. Положила цветы на пол и…. Так они целовались только в молодости. Да, только в молодости. Тогда у них Сашка и получился. А дети так и получаются. По гормонам, по молодости, по глупости. По природе.
Время растворилось. И они друг в друге растворились. И ничего вкуснее этих минут не было.
Когда потом лежали на расправленном диване обнявшись, в дверь позвонили. Валя приподнялась. Сергей схватил её. Он боялся, что если отпустит, она ускользнёт и исчезнет. А он этого больше не переживёт.
Валя видела в глазах мужа своё отражение и испуг. Она поняла, что они одно целое. И в доли секунды забыла все страхи и боль. Поцеловала в лоб, спокойно сказала: «Это Таня, подруга Саши. Одевайся. Я вас познакомлю». И, накинув халат, пошла открывать дверь.
Но это была не Таня. Это был социальный педагог. Валино сердце на доли секунды замерло, а потом пустилось вскачь.
— Что с Таней? — Валентина не могла ждать, пока с ней заговорят первыми. Она даже забыла правила приличия. Не пригласила в дом. Не поздоровалась.
— Здравствуйте, Валентина Ивановна. Можно войти? — социальный педагог старалась быть спокойной.
— Да конечно, простите. Заходите. — Валентина даже вспотела от растерянности, и ожидание ответа её нервировало. Они прошли на кухню, куда через несколько секунд вошёл Сергей Александрович.
— Знакомьтесь, это мой муж, Сергей Александрович, — в слово «муж» вложила всю силу любви. Сергей снова почувствовал себя нужным. И любимым. А эти чувства для мужчины самые важные. Самые окрыляющие.
— Простите, что пришлось побеспокоить вас дома, — начала девушка, — но сегодня ночью Тане стало плохо. Открылось кровотечение, её в бессознательном состоянии увезли в больницу. Утром мы позвонили туда. Она все еще без сознания. Нужны какие-то подписи от родственников. Мы хотели звонить её тётке в деревню, но директор сказал разыскать вас.
Сергей Александрович хотел уловить логику в речи девушки и понять, какое отношение имеет к этому его Валентина. Но ничего не понимал. И выводы делать не мог. Но по глазам жены понял — случилось что-то страшное.
Валентина скомандовала: «Быстро одеваемся. Вызывайте такси. Едем».
Больница оказалась недалеко. Пока они ехали, Валентина пыталась вкратце рассказать Сергею, кто такая Таня. И почему они о ней заботятся. Сергей Александрович, как ни странно, безоговорочно принял ситуацию. Никаких лишних вопросов и эмоций.
В больнице они сразу разделились. Сергей Александрович пошёл к кабинету главврача. Валентина Ивановна — к заведующему отделением. По дороге к главврачу Сергей перебирал в телефоне контакты знакомых красноярских врачей и управленцев от медицины. Он включил в себе руководителя, мужа, отца и ДЕДА. Телефон почти плавился.
Валентина в кабинете заведующего отделением уже выясняла ситуацию. У Татьяны отходит плацента. Если не сделать кесарево, можно потерять и ребёнка и мамочку. Ребёнок, конечно, недоношенный, но живой. Ситуацию надо решать срочно. Сегодня. Есть шанс спасти обоих.
— Что требуется? – Валентина старалась держать себя в руках.
— Согласие родственников. Только, как мы поняли, у неё никого нет. И паспорт чист, — врач следовал инструкции, хотя про себя уже решил сделать всё для ребёнка и мамы. Даже если родственники не найдутся.
Валентина как могла быстро объяснила ситуацию. В это время зазвонил служебный телефон. Из трубки доносились обрывки фраз, по которым стало понятно, что звонят по их делу. Сергей Александрович оперативно ввёл в курс главврача. Даже в Красноярск звонить не пришлось. Человеческая жизнь оказалась выше блата.
К обеду закончилась операция.
Таню отвезли в реанимацию.
Малыша поместили в кювез.
Валентина с Сергеем всё это время не расставались. Держались за руки и молчали. Безмолвно договаривались обо всём и через руки просили прощения.
В следующие три дня Валентина успевала и на занятия сбегать за Татьяну и навестить ее в больнице. Умыть, покормить и поцеловать. К ребёнку их пока не пускали, да и Тане ещё нельзя было вставать.
Сергей Александрович каждый день покупал цветы жене и Тане. Готовил обеды и ласкал свою Валюшу. Однажды вечером, когда они пили чай на кухне маленькой дешёвой квартиры, Сергей провёл рукой по волосам жены и заплакал:
— Я верну тебе все ночи, что украл. Прости меня, пожалуйста. Я сейчас самый счастливый мужик на свете. Мне, кроме тебя, никто не нужен.
— Я люблю тебя! А всё остальное я не помню, — без слёз произнесла Валя. Слёзные каналы пересохли от счастья.
Через неделю их вызвал главврач и сообщил, что всей семье можно посетить ребёнка. Если они не против, хотят пригласить телевидение. Мироновы были не против. Делиться счастьем — это СЧАСТЬЕ!
Валентина красиво заплела Танечку. Принесла ей косметику и новый халат. Им с Сергеем выдали новые белые халаты. Вот уж никогда не думала, что будет так рада белому халату!
И вот торжественный момент. Сначала к кювезу походят врачи. Потом пригласили мамочку. Таня смотрела на крохотное тельце с трубочками со всех сторон и не понимала, плакать или радоваться. Но когда с трубочек переключилась на лицо малыша, стало страшно. Её малыш, её сын был похож на Егора.
Волнение мамочки списали на слабость после операции. Попросили подойти бабушку и дедушку. То есть Сергея Александровича и Валентину Ивановну.
Валя, взглянув на малыша, всё поняла. Сергей Александрович ничего не увидел. Ему было всё равно, на кого похож ребёнок. Главное — жив.
Валя крепко обняла Таню и погладила по голове. И жестами сказала «Спасибо!» Кулачком от подбородка ко лбу.
Суета. Камеры. Шампанское. Слова благодарности. Слёзы счастья. Всё, что по праву сопровождает рождение новой жизни. Таня сохранила подарок природы. Это был и её праздник. Все остальные обследования и лечения были отложены на потом.
Эпилог
Мироновы приняли решение пожить в Новосибирске пару месяцев. Сергей Александрович уволился с государственной службы и уже договорился об устройстве в частное предприятие к другу. Денег и свободы значительно больше.
Таня заканчивала учёбу. Валентина полностью посвятила себя внуку.
Когда они вернулись в большую квартиру в Красноярск и Валентина с Таней отмывали окна и полы, Вале стало плохо.
Таня написала sms Сергею Александровичу. Тот немедленно примчался. Таня не отходила от Валентины ни на секунду. Она не слышала, как плачет малыш. Об этом ей жестами сказал Сергей Александрович.
К приезду «скорой помощи» Валентине уже полегчало. Она и сама поняла, в чём дело. Беременность выводит из равновесия и кружит голову всем.
Когда врачи уехали и суета улеглась, Валентина пригласила своих на кухню. И стала говорить на двух языках — обычном и жестовом.
— Мне 42 года и я стала бабушкой. Но сегодня я узнала, что беременна. Что делать?
Не прошло и секунды, как Таня и Сергей Александрович обхватили Валю и стали целовать. Без слов и жестов было понятно – рожать!
А когда Таня ушла кормить малыша, Сергей Александрович аккуратно спросил жену:
— А это точно Сашкин сын? Какие-то глаза у пацана нерусские. И волосы чёрные.
— У нас в роду были такие! — не задумываясь ответила Валя.
Счастье и забота не имеют национальности. Семья имеет прочность и ценность.
2004—2014