Человек Мира, или Ханум Аксакал Гиви

baskina3@mail.ru
апрель 2014

«Солнце яркое в окно – нам мешает.
Как же тайное свиданье возбуждает.
Мы задёрнем шторы НАГ-ЛУ-ХО.
И начнётся в унисон: АХ! ОХ!»

Вот есть категория людей, которые даже если ничего не делают, вокруг обязательно что-то происходит. А уж если они начинают что-то делать, события тоже активизируются и зовут в гости другие события и ситуации. Зачем? Непонятно! Просто есть такие люди, которые всегда делают события или их притягивают.
Алёна Митерева была таким человеком. А с виду обычная женщина. Родилась и выросла в деревне. А сейчас кандидат педагогических наук, почти заведующая кафедрой в институте повышения квалификации областной столицы. Инновационный «моторчик». Пишет и выигрывает гранты и конкурсы разных уровней. А самое главное, у неё есть любимый муж и двое сыновей. Правда, сыновья от прошлого любимого мужа, но это в духе Алёны.
Если прочесть список профессиональных достижений и поездок Алёны — ого-го получится. А разглядев поближе каждый пункт, можно писать рассказы. Вот, для примера: выигранный образовательный грант в Америку с перспективой доклада в ООН. По факту — обезвоживание организма в длинном перелёте. Ну не знала Алёна, что воду надо пить в самолёте. Стеснялась попросить. Зато побывала в реанимации американской клиники, за счёт страховки, естественно, а потом всё равно был доклад в ООН.
А недавно её пригласили на встречу с министром образования России. Алёна даже платье специально купила. И даже до места встречи добралась. А вот со встречи уехала на такси. Хорошо, таксист порядочный попался. Когда приехали к месту, которое указала Алёна, водитель обнаружил еле живую пассажирку на заднем сиденье. Со страху или по незнанию он начал колошматить её по щекам и трясти. Алёна очнулась в машине «скорой». Даже протягивала деньги таксисту. Но он сказал, что сам готов приплатить ей за то, что ожила. Вот такие гормональные или какие другие перепады приключались с Алёной.
Вроде здоровая с виду Алёна даже во время процедуры с использованием агрессивно рекламирующей в России косметики заработала анафилактический шок. Другая бы расстроилась, а она использовала лежание в больнице как отпуск. Отдохнула, помолодела, и дальше работать и ЖИТЬ!
Или вот еще из списка достижений: выиграла участие в трехнедельном симпозиуме в Израиле (конечно, за счёт Израиля). Всего пять человек от России, остальные, двадцать один участник, — из стран бывшего СССР. Только перелёт надо оплатить самим. На перелёт Алёне деньги выделил работодатель — институт. С собой она взяла 20 долларов на сувениры. Больше не было. Это её абсолютно не расстроило. Отсутствие свободных денег не достойно быть проблемой для такого человечка, как Алёнка. И вещей она взяла мало, небольшую холщёвую сумку через плечо.
Муж Алёны Алексей, в очередной раз посмотрев на всё это, подошёл и обнял её. Он никогда не спорил с женой. Любил. Оберегал. Жил эмоциями жены. Сыновьями жены. И идеями жены. Очень сильный мужик. Он моложе Алёны. Красив и работящ. Он до Алёны жил с другой женой и влюблялся в других. Познакомившись с Алёной, «приклеился» к её энергии. И живёт. Уезжает жена — плохо. Лишь бы вернулась! Когда Алёна возвращалась, всем становилось хорошо.
Зная Алёнино умение «заболевать», Алексей изучил документы и успокоился, увидев медицинскую страховку. Да и израильская медицина внушает доверие всему миру.
Чем закончилась поездка в Израиль? Не больницами, нет. Гормонозаменяющие таблетки Алёна принимала аккуратно, удаленная щитовидка не давала расслабляться. Израиль закончился романом. Именно закончился. Из трёх недель только последние три дня — любви и нежности.
Рано муж Алексей успокоился при виде страховки. В страховке ничего не было про ЛЮБОВЬ и защиту от внезапных романов.
Алёна не хотела изменять. Любила мужа. Просто сопротивляться своей чувственности было невозможно. А ведь Алёна не красавица. В группе были женщины красивее и темпераментнее. Двадцать одна женщина и всего пять мужчин. Вокруг каждого мужчины — кружок из женщин. По-дружески. По-республикански. Вокруг казаха — казашки, узбечки, таджичка. Вокруг белорусов — белоруски, украинки. Грузинская делегация самая большая. Пять разновозрастных грузинок ни на шаг не отпускали своего грузина. Молдованин сначала ходил только со своими, потом получил в награду украинку и россиянку. Российский парень оказался татарином. Сначала держался особняком, потом подружился с грузином — вместе поселили в номер, а потом и оставшихся россиянок-сибирячек собрал за своим столиком. Ничего, три недели как-нибудь пройдут. Сразу договорились — о политике ни слова.
Куратор с израильской стороны так и сказала в конце симпозиума: «Вы самая лучшая группа. Ни одного политического срыва. Только работа, творчество и любовь!» Да и тема, надо сказать, была призывающей к толерантности: «Инклюзивное образование детей с ограниченными возможностями здоровья». И люди собрались значимые: профессора, министры, директора школ и реабилитационных центров. Алёна была самой «простой» по статусу, но самой позитивной по выживаемости. Она по жизни была такой. На выходе из очередной комы ее первые слова: «Я вот думаю, надо написать новый проект…» И всё! Всё начиналось заново. Ни тебе депрессий. Ни раздумий о смысле жизни! А просто — ЖИЗНЬ!
На защиту диссертации научный руководитель не пошёл её поддерживать. Так и сказал: «Сама справится и от всех отобьется».
Справилась! Отбилась! В повседневной одёжке, без макияжа, с руками после прополки грядок — прекрасно защитилась! Без банкета и рассуждений — сразу к лекциям, а вечером к семье, домой.
И вот роман. Ну был и был. Фиг с ним. Закончился. По разным воздушным суднам. По разным странам. К своим семьям. К своим воспоминаниям. К своим проблемам.
Трясти начало через три дня по прилёту. То ли акклиматизация, то ли сумасбродство.
Не пишет.
Не звонит.
Забыл.
Использовал.
Нет. Не про него. Потом Алёна узнала правду.
Когда пошли первые sms.
Три дня Гиви, а именно так зовут нежность Алёны, улаживал административные вопросы. Объяснял секретарше, чтобы она больше не читала его электронную почту. А никакой личной почты и не было. Только рабочая. А работал Гиви в администрации города Тбилиси или в правительстве Грузии. К чувствам это имеет мало отношения. А вот для звонков и почты из России — большое значение. Гиви занимал высокий пост в здравоохранении республики и обязан соблюдать требования нового президента Грузии. Он стал невыездным в Россию. Хоть на Луну, но не в Россию. Или только в составе официальной делегации. Раньше ему это не мешало. Учился ещё в советское время в Москве. Закончил интернатуру, ординатуру, аспирантуру в России и — домой, в Тбилиси.
Гиви был честным и верным во всём. Новый президент ему даже вручил «Орден Чести». Редкий орден. Но Гиви был его достоин. Гиви лишь однажды потерял свою честь. В Израиле. С сибирячкой. Влюбился как пацан. Он ни разу не изменял жене. Давно не ласкал её, но и не изменял. Он любил женщин, и они у него были до женитьбы. Ещё там, в Москве. Всех цветов и размеров. А потом Родина, Семья, Честь!
Он и членом-то грузинской делегации в Израиль стал сверх лимита. Он не умел отдыхать. Руководство системой здравоохранения и социальной политики не давало расслабиться. Друзья насильно отправили его на трехнедельный симпозиум, конечно, на внеконкурсной основе. Даже дали 200 евро с собой на сувениры. Это тоже было состояние для безкоррупционного режима страны. У Гиви даже в голове коррупции не было. За чуть более чем пятьдесят лет он не научился врать ни себе ни людям.
В Израиль он прилетел растерянный. И первые две недели знакомился, расслаблялся, учил английский язык. Английский язык стал обязательным в его стране на всех уровнях. В Израиле он общался на русском. Гиви хорошо знал русский, но иногда делал забавные ошибки. Речь украшалась грузинским акцентом. Например, когда Алёна выпила вино на шабат (еврейская суббота), Гиви поглядел на нее, раскрасневшуюся, и спросил: «Ты что, напилилась», а потом, отхлебнув глоток из её бокала, сморщился и процедил сквозь зубы: «Канпот».
Гиви — опытный управленец и политик. Наблюдал за группой. Анализировал. Составлял своё мнение. Не выставлялся. Общался корректно со всеми. В комнату его поселили с мужиком из России, директором коррекционной школы, нормальным мужиком. Разговоры о женщинах и развлечениях. И очень, очень деликатно о политике. Гиви раздражали только несколько людей из группы: профессорша из Украины, стройная блондинка, и главврач республиканской детской больницы из Белоруссии, высокомерный молодой человек. Выводил из равновесия постоянный хохот девушек из Сибири. И ещё какое-то чувство будоражило Гиви. Какая-то новая энергия в нём зарождалась. Но Гиви не знал, что это, и анализировать не пытался. Он просто забыл это чувство. Он умел флиртовать сам и постоянно был окутан флиртом женщин, там у себя, в Грузии. Его даже пытались соблазнить, но он был не по этой части. Все друзья над ним потешались и, напившись, подкалывали: «Гиви, когда мы твой «Орден Чести» будем переплавлять в «Орден Страсти»? Ты же грузин!» Гиви очень любил своих друзей и компании. Не обижался. И когда с ним случилось то, что случилось в Израиле, не хотел никому ничего рассказывать.
Не смог молчать. Случившийся роман оставил свои росчерки на душе и затаился в глазах. Значит, всё по-настоящему!
***
Это же так просто — захотел человека поцеловать: подошёл и поцеловал. С экранов и не такое «целомудрие» показывают. В телевизоре всё по-взрослому. Захотел поцеловать и опаньки — через минуту уже в постели. Алёна и Гиви не могли перешагнуть грань желания. Мало того, что они родом из прошлого века, так ещё и супругов любили.
Но притяжение было сильнее разума.
Надо было продержаться всего три дня. Три дня — и по домам.
Не смогли.
Уже вся группа подстраивала, чтобы оставить их наедине. И вот как-то после ужина почти привычный диалог ни о чём — остановился. Глаза Гиви налились кровью и он, заикаясь, начал говорить:
— А-Алёна…. А как ты…… а если мы…… а…
— Наконец-то, — только и смогла произнести Алёна. Подошла к мужчине и… три дня они уже не ходили на занятия и встречи. Надо было нанежиться.
На берегу октябрьского бархатного моря. На тёплом, махровом газоне. В комфортном отдельном номере отеля, в который их перевезли из-за обострённой военной обстановки. Поближе к аэропорту и морю.
И спать не хотелось!
И есть не моглось!
Только погружение в море и друг друга!
Все в группе понимали, что происходит с ними. Не осуждали. Наблюдали. Завидовали.
Когда по прилёту домой Алёна показывала фотографии из Израиля родственникам и коллегам, она заметила, что на всех снимках они рядом. Даже тогда, когда ещё ничего не намечалось.
Оказывается, намечалось чувство. Ангелы водили их как марионеток. Почти уже устали соединять. Хотели плюнуть на всё, а они взяли и соединились.
За свою тяжёлую работу ангелы получили премию — ЧУВСТВО. И стоило так долго работать? Аж 17 дней. А может, гораздо больше? Кто их, этих ангелов, знает.
На работе все отметили Алёнину трансформацию. Муж просто обрадовался её возвращению.
На работе все заметили Гивино свечение. Жена встретила обедом, спокойно рассказала о проблемах взрослых детей.
Эмоциональнее всех переживала секретарша. Она всё поняла сразу. Она имела виды на начальника, а он не поддавался. Секретарша недолго грустила, переключилась на Гивиного заместителя. Молодого, податливого, перспективного.
Когда Гиви понял, что его письма к Алёне не уходят, начал нервничать и бояться, что связь прервана.
В разгар рабочего дня на дисплее его сотового, случайно той же модели, что и у Алёны, высветился незнакомый номер.
— Алёна, это ты?
— Да. Почему ты не пишешь письма?
— Как ты меня нашла?
— Я взяла номер у кураторов нашей группы.
— Я найду способ тебе написать. Я не знал, что с моего компьютера нельзя в Россию писать. Мне и приехать к тебе нельзя. И тебе к нам. Но я всё решу.
— Как ты?
— Алёна, звони иногда. Я не смогу без твоего воркования. Я помню твой запах. Я помню твою дрожь. Но мне надо тебя иногда слышать.
— Как ты?
— Я думал, будет легче. Я не знаю, — голос Гиви был взволнован. Таким его никто никогда не видел в администрации. И даже не предполагал, что чиновник высокого уровня может так волноваться.
На следующий день Гиви улаживал дела по открытию личного электронного адреса с возможностью писать в Россию. Разрешили. Поняли. Предупредили, что только с тринадцатого этажа, где не ведётся приём граждан. И ни слова о политике. Гиви понял, что он не один такой. Оказывается, до 13 этажа с Россией нельзя общаться о личном, а выше — можно. Все люди. Понимают, что ближе к небу условности бессильны.
Переписка с грузинской стороны шла на «корявице»: латинскими буквами русские слова. Сибирячка писала на русском. Можно было не писать, они чувствовали друг друга. Но не писать было невозможно, их бы порвало от чувств. Они соединились душами через интернет. Сначала химия, потом интернет. Не наоборот. Наоборот не для них. В любви они были старомодны.
ПЕРЕПИСКА.
«Если ты получил письмо с этого адреса — это большая Удача!!! Я все выходные провела в семье. Пекла, варила, стирала, гладила и даже мыла полы. Закупали зимние вещи. Все ошалели. Меня даже не отпустили к подругам, боялись, что украдут. За много лет я впервые 2 дня дома. Все смотрят с подозрением. Сижу, пишу письмо, слушаю песни Ю. Антонова, перечитываю свои старые стихи, попиваю коньячок, общаюсь с членами семьи. Потихоньку гармонизирую себя. Открываю атлас мира и думаю: а где бы мы могли встретиться? А?»
Alyona!;Ia poluchaiu vse tvoi pisma, no ne znaiu kakaia sudba maix pisem, poetomu ukrepliaiu ix sms-ami.
Алена «корявицы» не замечала: читала сердцем, памятью на его голос. Или как будто Гиви шептал их прямо в ухо:
«Кстати, получила ли мои последние смс в пятницу вечером? Я рад, что ты ищешь гармонии и постепенно ситуация налаживается. А я тебя чувствую, как будто все это было вчера, вспоминаю, представляю так бурно, что получаю удовольствие почти так же, как тогда, при нашей физической близости. За три дня у нас были только две полноценные ночи, но мы так хотели, что любили друг друга невероятно много раз, но и этого мне кажется очень мало. ЦЕЛУЮ, Гиви
P.S. Сообщи разницу во времени между нами».
«Ура! Связь налажена. Пиши по этому адресу. Я письма по телефону все получила, только они меня и грели все выходные. Но если честно, моё тело уже потихоньку остывает, я бы с удовольствием завалилась бы с тобой на недельку куда-нибудь на нейтральную территорию. Я прекрасно понимаю, если даже я прилечу в Тбилиси, то ты там не расслабишься. Тебя ко мне в Россию не пускают. Так и будем возбуждаться и остывать по письмам. Я себя поймала на очень интересной мысли: когда ты мне писал про симпатичную секретаршу — я тебя не ревновала. У меня даже сердце не ёкнуло в её сторону. Мне было приятно от твоих ощущений и от того, что я смогла тебе всё это подарить. И ещё (уж если мы так откровенно пишем друг другу всё), я в последние наши две ночи не помню ничего технического. Это была одна сплошная НЕГА без времени и пространства. И если бы меня попросили всё описать — я бы не смогла. Я только закрываю глаза, и у меня всё тело наливается. Если бы меня сейчас позвали снова за этими ощущениями — я бы помчалась не раздумывая. Какое счастье, что это случилось с нами. Пиши, как сможешь. Пиши обо всём, пока есть желание. Целую. Целую. Целую. Облизываю».
И т.п.
Очень хорошо, что свободного перемещения между Грузией и Россией тогда не было.
Семьи сохранились.
Любовный пыл спал.
Страстная болезнь отступила.
Приятные воспоминания остались.
Полтора года переписки.
К Гиви слетали в гости почти все члены израильской группы из других стран. И деликатно обходили молчанием тему их отношений с Алёной, хотя всем хотелось об этом поговорить.
Но обсуждались не любовные перипетии, а какие-то невообразимые успехи Алёны на работе и в жизни. Награждения. Издания книг. Путешествия.
Когда на очередном заседании грузинского парламента рассматривали вопрос о снятии визового режима, Гиви проголосовал «за». Не из политических соображений, а из сексуальных. Он думал о своей сибирячке постоянно. Их чувства наполняли жизнь и пускали метастазы нежности в семьи и на работу. Сплошная польза. Визовый вопрос решён. Алёне приехать можно, Гиви в Россию по-прежнему нельзя.
И вот свобода. Ни виз, ни ограничений. Алёна собралась к нему, даже придумала научное исследование, но Гиви сказал: «Нет!»
— Почему?
— У меня протокол. Я могу только на территории другой страны допустить небольшую вольность, — деликатно объяснял Гиви.
— Боже, как сложно! — вздыхала Алёна.
— Боже, как без неё плохо, — думал Гиви.
Когда Алёна говорила про Израиль и Грузию, глаза округлялись и даже удаленная щитовидка трепыхалась.
Муж Алёны пользовался её состоянием, любил нежнее и сильнее. Он понимал, такая девушка не для всех и если кто-то у неё есть, он не отдаст. Это его жена.
***
Звонок был неожиданным и по времени и по содержанию.
— Алёна, извини, что беспокою тебя в рабочее время, но мне нужен твой ответ срочно, — с настойчивой деликатностью заговорил Гиви.
— Ничего страшного. Я тебя слушаю, — у Алёны перехватило дыхание. Не дай Бог сделает предложение руки и сердца. Но Гиви предложил другое.
— Алёна, мы можем встретиться в Баку. У меня там официальное мероприятие, — голос задрожал от волнения, — Ты сможешь прилететь на два дня?
— Даты? — коротко спросила Алёна и уже придвинула календарь.
— С восемнадцатого по двадцать второе января. Выбери любые дни и потом скажешь. Сейчас нужно только твое принципиальное согласие, — Гиви стал настойчив.
— Я прилечу, — не раздумывая ответила Алёна.
— До свидания, — коротко сказали на том конце провода и положили трубку.
Принято стратегическое решение. Тактические задачи решались технически. Спасибо интернету и изобретателям.
***
19 января — Крещение.
В чём лететь? В Сибири минус тридцать. В Баку — ноль—плюс пять.
Шубы нет. Да и тяжело в ней. Унты не подойдут. Надела светлый пуховик, красные сапоги. Красота!
Алёна глянула на себя в зеркало. Не красавица, но самый сок. Пей — не захлебнись. Пить боялись именно из страха захлебнуться. Только грузин и муж были храбрыми.
Алёна волновалась: зачем летит? Жить с Гиви она не собиралась. Любила только своего мужа и свою семью. Но отказаться от тайного свидания на нейтральной территории не могла. Тянуло.
Гиви предупредил, что сможет уделять только вечера, и то не всегда. Но две ночи точно подарит.
Алёна, не задумываясь, поездку оплачивала сама. Но всё происходившее дальше заставило пересмотреть планы. Впрочем, всё было вполне в духе Алёны. Хорошо, что отказалась от услуг близкого сибирского друга-азербайджанца, который обещал, что её с почестями встретят прямо у самолёта и доставят до места.
— Нет, меня встретят организаторы конференции, — заволновалась Алёна.
— Ну нет так нет, — ответил Эмиль. Он хотел по-азербайджански ярко произвести впечатление на подругу, хотя понимал, что летит она не на конференцию в выходные дни. Но промолчал. Сам летает…
***
Аэропорт имени Гейдара Алиева в процессе ремонта.
Алёна без багажа. Сразу пошла на выход в город.
И Гиви увидела сразу. Без цветов, с потерянным взглядом. Он не видел её. Вернее, взгляд был направлен на Алёну, но проходил сквозь.
— Гиви, здравствуй, — подумала, может, он её не узнал. Имел право. Алёну он видел или в летней одежде или нагой.
Гиви узнал её сразу. Просто от волнения он перепутал рейсы и приехали на два часа раньше. Да! Да! Приехали!
Гиви взял Алёну за руку. Обниматься и целоваться они не планировали. Они обнимались сердцами. Душами. К ним подошло пять мужчин кавказской внешности. У Алёны не было ни секунды страха. Самый высокий и красивый оценивающе посмотрел на нее и, покачивая головой, сказал:
— Наконец-то мы вас дождались!
Алёна хотела что-нибудь съязвить, но Гиви, зная её «острый язык», сжал ладошку. Тем самым призвав молчать. Молчать и улыбаться. Испортить настроение ей никто не мог.
— Мы всей тбилисской мэрией приехали посмотреть, кто свёл с ума нашего самого крепкого друга.
Все хохотнули и закивали. Гиви продолжал волноваться. Алёна не могла понять, в чём дело. И как себя вести? В чужой стране. С чужими мужчинами. Вне науки.
— Уважаемые Алёна и Гиви, пройдёмте к столу, — местный мужчина указал рукой на накрытый прямо в помещении аэропорта стол, — за такую встречу надо выпить!
Это Эльшан. Руководитель встречающей стороны. По выражению лица понятно, что он недоволен присутствием здесь славянки, но протокол и законы гостеприимства не позволяют сказать всё, что он думает о России, женщинах и…
Стол был накрыт под чай и лёгкую выпивку. Бутерброды, конфеты, фрукты. Минут десять длились приветственные речи с грузинской и азербайджанской стороны. Российская сторона молчала. Алёна хотела отвечать после каждого тоста, и вообще, поделиться своими впечатлениями о полёте, о встрече. Но как только набирала воздух в лёгкие, Гиви сжимал ей ладошку.
Алёна не злилась. Она начинала понимать, что открывать рот женщине, пока говорят кавказские мужчины, — не рекомендуется. Можно, но лучше молчать и кивать. Алёна удивлялась, что Гиви без стеснения держит её руку и взглядом спросила: «Не боишься?»
Он не боялся открыто держать её за руку. Он боялся отпустить. И когда, наконец-то, речи приостановились и всех пригласили сесть в машины, Алёна выдохнула. И уже приготовилась вытащить свою ладошку из Гивиной. Приготовилась расслабиться до вечера, но не тут-то было.
— Что с тобой? Почему ты волнуешься? Мне не надо было прилетать? — уже в машине спросила Алёна.
— Я от волнения всё перепутал. Смотрел на табло и понимал, что ты не прилетела. И уже не прилетишь, — спокойно, но ещё с лёгкой дрожью в голосе, ответил Гиви.
— Я бы предупредила, — начала успокаивать его взглядом и словами Алёна.
И тут слово взял Резо, тот самый молодой и красивый заместитель Гиви.
— Алёна, что вы сделали с моим начальником? Как он вообще в таком состоянии мог работать и подписывать документы? — Резо по-доброму подкалывал не столько начальника, сколько друга.
—Алёна, Гиви у нас человек-скала. Вы представляете грузинский темперамент? Так вот, каждый понедельник к нему приходят на приём сто разъярённых больных грузин. Этому квоту дай, этому операцию оплати. Кому-то лекарство надо или просто пожаловаться. Все заходят как на бой, а от Гиви выходят спокойными. И он спокойный. Он сам ведёт приём граждан и подписывает документы. Он непробиваем. А тут полтора года мало того, что спокоен, ещё и улыбается. А как сюда ехать — разволновался. Даже цветы забыл. А ведь он тут председатель нашей грузинской делегации.
Алёна слушала Резо и смотрела на Гиви. Гиви сидел опустив голову, но продолжал сжимать руку Алёны.
На ресепшене в гостинице в самом центре Баку Алёна удивилась снова. Её поселили с грузинской женщиной Ани.
Зачем?
Гиви отвёл в сторону и очень деликатно объяснил, что их делегацию будут сопровождать журналисты и нельзя подставляться. Но ещё эта самая Ани работает учителем в инклюзивной школе и она всё Алёне расскажет про инклюзию в Грузии.
Зачем?
Ах да! Алёна же здесь на конференции. ;
Вот это управленец! Ай да Гиви, всё предусмотрел.
— И ещё, — продолжал Гиви, — пока я буду занят, Ани будет тебя развлекать. Вы, женщины, умеете долго щебетать.
— Как скажешь, — согласилась женщина.
Но все же не удержалась и наконец съязвила:
— А спать я тоже буду с Ани?
— Ты что, дурочка?! — от неожиданности Гиви забыл о деликатности. — Спать без тебя не могу совсем. — Это звучало как подстрочный перевод. Гиви волновался и не думал о правильности речи и политкорректности.
Расселились по номерам. Переоделись. И тут всех пригласили в холл. Эльшан, увидев Алёну, заговорил громко:
— Уважаемые друзья, я только сейчас узнал, кем эта девушка приходится грузинской делегации и её руководителю.
И вправду, кем? Алёне самой стало интересно. Ещё такого слова не придумали. Наверно, «дурочкой». За свой счёт прилетела, чтобы только погулять среди кавказцев и пожить в номере с грузинкой. В центре январского Баку.
— От приглашающей стороны мы объявляем Алёну участницей официальной грузинской делегации на все три дня официальных мероприятий, — громко говорил Эльшан на ломаном русском. Странно. Россию они не любят, а между собой общаются по-русски. Азербайджанцы с грузинами. Да и ладно, лишь бы общались.
— Из своего фонда мы оплачиваем проживание в нашей стране уважаемой Алёне из России, — на высокой ноте завершил руководитель приглашающей стороны.
Все зааплодировали.
Алёна тоже. Ей было интересно и спокойно. Совсем не её состояние.
Гиви напрягся, но промолчал. Как политик он учуял неладное и как политик решил подождать.
— А теперь в ресторан, — пригласил Эльшан, — машины ждут.
Такого движения на автодорогах Алёна не встречала нигде. Интересно, а водители видят светофоры и дорожные знаки? Для кого всё это? Все едут по своим правилам и останавливаются только увидев знакомого, чтобы спросить: «Как дела, дарагой?»
Ресторан на «ресторан» не тянул. Для Алёны это хорошая кафешка. Даром что в центре Баку. Но её дело маленькое: сиди, кивай головой.
Они сидели держась за руки. Зал наполнялся гостями. Так принято — встреча официальной делегации. Алёна сидела по правую сторону от Гиви, а справа от неё устроилась Ани. Никаких официальных подозрений.
Каждого нового гостя встречали шумно. И каждый раз особое тактильное внимание к Гиви и оценивающий взгляд на Алёну. Мало того, что она выбивалась из толпы славянской внешностью, она была рядом с руководителем грузинской делегации. Все уселись, и Эльшан начал представлять каждого гостя. Алёна сжалась. Это не тот страх, что её сковывал перед докладом в ООН, другой, а сжалась всё-таки. Как её представят? Или сделают вид, что она — пыль, так, бабёнка из России?
Алёна вела себя очень скромно. Для неё это было пыткой. Спасала Ани женскими вопросами о детях, работе и погоде.
— Разрешите представить всем уважаемого Гиви. Гиви — наш самый уважаемый гость, — начал здравицу главе делегации грузин Эльшан. В речах он был искренен, как любой кавказец за столом. Тост на то и тост, чтобы сказать и выпить. Сказали — выпили — продолжили.
— По левую руку от уважаемого Гиви сидит не менее уважаемый наш гость и друг Резо, — заливался Эльшан.
Аплодисменты. Тосты. Гомон.
— Фу, — подумала Алёна, — пронесло. Может, когда до меня дойдёт очередь, все напьются и забудут про моё существование. — Алёна посчитала, что до неё ещё человек двадцать пять. Точно напьются. И она «включилась» в игру «Представление и приветствие самых уважаемых гостей и хозяев».
Алёна восхищалась кавказским гостеприимством и умением «окрылять». Даже племянника своего друга, обычного подавалу в кафе, Эльшан представил как помощника Бога. А уж когда дело касалось людей при должностях и деньгах, речь его становилась цветистой и искрящей.
Зря надеялась, что все напьются раньше. Очередь дошла и до неё. Страх, благодаря вину, куда-то отступил. Стало интересно, как же представят? Ведь никто, кроме Гиви, не знает, кто она и где работает. И никто не знает, что она тут делает. Алёна уже и сама засомневалась в цели своего визита. Романтическая тайная встреча под угрозой. Участником какого-то мероприятия, про которое все говорят, она быть не собиралась. Алёна надеялась, что за общим весельем всё обойдётся. Но только она решила встать и сходить в туалетную комнату, как все притихли. Алёна привстала, чтобы отодвинуть стул, а присутствующие восприняли это как приветствие очередного гостя. Возникла пауза. Ани сделала жест, что хочет сама представить Алёну, видать, её хорошо проинструктировали, но Эльшан был не просто ведущим. Он был хорошо выпившим ведущим, почти королём. С некоролевской внешностью. Ему повезло, что его допустили до тех людей, которые сидят здесь. Ведь сам он может только организовывать встречи, накрывать стол, говорить речи и, как оказалось, не любить русских.
— Уважаемые присутствующие, — начал Эльшан, — все мы помним повод, по которому собрались на три дня в Баку, — ведущий сделал паузу, всех осмотрел и остановил взгляд на Алёне. Это был взгляд недруга.
— И несмотря на это, у нас в гостях человек из России, — глаза ведущего налились кровью. По вибрациям считывалось — крови и хочет.
Высокопоставленный азербайджанец, сидевший напротив Алёны и Гиви и уже начавший симпатизировать визави, поняв, что сейчас произойдёт что-то нехорошее, встал. Сделал жест, от которого Эльшан замолчал. Мог бы и не делать — его должность заставляла трепетать и замолкать и подчинённых и обычных людей.
— Гиви-джан! Гиви батоно! Я вижу тебя счастливым. Разреши задать тебе нескромный вопрос? Разрешаешь? — тон был нарочито игривым.
Гиви хотел привстать, но взявший слово человек лёгким уважительным движением руки осадил его. Гиви кивнул, развел руками и сел на место.
— Любой вопрос, Арик-джан, — стал подыгрывать Гиви.
— Как зовут твою прекрасную спутницу? — Арик сделал вид, что впервые видит Алёну.
— Алёна, — с нежностью посмотрев на Алёну сказал Гиви взволновано.
— Друзья мои, приветствуем на нашей земле в честь такого дня Алёну. Друг Гиви — наш друг, — уж с очень кавказским акцентом сказал Арик, — Алёна ханум аксакал Гиви! — завершил он торжественно.
Алёна из всего сказанного поняла только своё имя и имя соседа. Но улыбалась во всё своё всё! На всякий случай.
Когда мужчины перешли на политические и бытовые темы, Алёна потихонечку спросила у Ани, что сказал этот новый «друг» и сколько ей осталось жить? Ани поняла юмор новой подруги и поспешила её успокоить:
— Он сказал, что ты уважаемая женщина самого уважаемого здесь мужчины.
— О как! А по-нашему просто баба при мужике, — наконец взяла своё слово Алёна. Хоть и тихое, но своё.
Ани захохотала.
— Алёна, когда приедешь к нам, еще не то услышишь, — намекала на красноречивое застолье Ани.
— А я к вам приеду? — искренне удивилась Алёна.
— Да от вас же оторваться невозможно. Уж не знаю вашей истории, но видно, что вы любите друг друга, — Ани по-женски завидовала.
Она одна воспитывала двух сыновей-подростков на свою учительскую зарплату. Не гуляла. Не злилась. Воспитывала детей и ждала свою Любовь. А пока ждала, наблюдала за другими историями.
— И ещё, тут невкусно кормят, вот приедешь к нам, от души накормим. Только обещай, что у меня будешь жить, — по-грузински зазывала Ани.
— Я не знаю, — робко ответила Алёна. Сегодня началась ее странная дружба с робостью.
— Только долети до Тбилиси и скажи, что ко мне, — довезут и накормят. — Ани была типичной грузинской женщиной — открытой, эмоциональной, гостеприимной.
— Хорошо! А Что Гиви скажет на это? — зачем-то спросила Алёна. Какая разница, что скажет Гиви.
— Он мало говорит, он делает. У нас сейчас в правительстве строгий отбор. Многих убрали, его оставили. Его у нас все знают, — Ани перешла на хвастливый тон. — Он же был лучшим хирургом Тбилиси. И его отец был знаменитым доктором.
— Что-то новенькое, — подумала Алёна. — В правительстве? Лучший хирург? — А вслух сказала:
— Поживём — увидим!
Вот это «вляпалась». Там, в Израиле, он был самым скромным и деликатным. Всех поддерживал и выслушивал. И вспомнился Алёне интересный случай про израильскую поездку.
Когда объявили, что в составе их группы есть грузины, Алёна со свойственной ей резвостью выкрикнула:
— Надо раздобыть гитару! Пусть поют! Грузины все поют.
Все посмеялись и забыли. За три дня до выпускного вечера, когда у Гиви и Алёны уже всё свершилось, куратор принесла гитару, вручила её Алёне со словами:
— Вот гитара. Ты обещала, что грузины будут петь.
— Пить, — решила отшутиться Алёна, вспомнив, как Гиви всю группу угощал чачей.
— Не-не, петь! — не отступала Эля, куратор с израильской стороны.
Алёна взяла гитару, вручила Гиви и сказала:
— Пой!
И он запел.
Он пел полночи. Алёна только и успела включить диктофон. Эти песни отличались от известных в России «Сулико» и т.п.
Это было плавание и полёт, вместе взятые. И это он ей пел. И объяснял, чем отличаются песни Западной и Восточной Грузии.
И пил и пел. Любил её музыкой и голосом.
Алёна этого выдержать не могла и под утро выбежала босиком на газон. Начала бегать и кое-как сдерживала себя, чтобы не заорать. Всё-таки пять утра. Люди спят. В это время включилась поливальная система, которая, незаметно маленькими трубочками вылезла из-под земли, мелкими частыми каплями оросила всё растущее, ползающее и бегающее и исчезла опять под землёй.
Гиви всё это наблюдал с балкона. И не верил, что это всё происходит с ним. Алёна бегала мокрая, босая по зелёной траве и шёпотом кричала:
— Мир, я тебя люблю!!!
Гиви хотел бегать с ней и кричать громко. Очень громко. Но он вышел с полотенцем и повёл Алёну на море. На дикий пляж. Где и днём никого нет, а ранним утром только охрана из военных кораблей.
Песок.
Море.
Двое из песка в море и наоборот. По песку. В море. За руки, за ноги и глядят на небо. Выравнивают дыхание.
Небо.
А на небе точно Создатель. Это же Израиль. Он тут ближе всех.
Алёне уже тогда захотелось в Грузию. К песням, столу, речам.
Но она здесь, в Баку. Всё сошлось. Рядом делегация из Грузии. Стол. Речи.
К ночи ближе все в приподнятом настроении, уставшие от веселья и дорог, вернулись в гостиницу.
— У тебя ещё есть силы меня любить? — начала кокетничать Алёна.
— О чём ты? У меня только на это и есть силы, — прошептал на ушко Гиви.
От приятных вибраций около ушка тепло полилось по телу.
Женщина любит не ушами, женщина любит через вибрацию в ушах.
А дальше было как в Израиле. Никто не понимал, где сон, где явь. Одно ощущение нежности. И когда раннее бакинское солнце пробилось сквозь плотные шторы, Алёна, глядя на Гиви, спокойно сказала:
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, — спокойно ответил Гиви.
— И даже если мы не встретимся много лет, и я не буду отвечать на твои письма, ты знай, я люблю тебя, — не теряя спокойствия, говорила Алёна.
— И даже если я долго не выйду на связь, я люблю тебя, — сказал Гиви и придвинул Алёну к себе.
— Слушай, а что это мне вчера Ани сказала, что ты хирург. Я думала, ты просто чиновник, а тут узнаю вчера и про «Орден Чести» и про то, что тебя все знают в Грузии.
Гиви не любил этих тем. Но решил объяснить Алёне ситуацию. Не словом, а делом.
— Можно я тебя осмотрю, — деликатно попросил доктор.
— Что мне надо сделать? Лечь? Встать? — активизировалась Алёна и превратилась в пациентку.
— Просто расслабься и лежи, — Гиви начал разогревать руки, хотя они не остыли от ночных ласк.
Очень нежно, протрагивая каждый сантиметр тела от головы до пят, Гиви осматривал Алёну. Пальпировал. Алёна почти ничего не чувствовала. Но когда Гиви озвучил её проблемы, она исполнилась уважение к нему и к его профессионализму:
— Немного увеличена печень, селезёнка. Обычная дискинезия. На маточной трубе слева две небольшие спайки. Ну а на спине небольшая атерома. Про щитовидку ты сама всё знаешь. А так всё хорошо. И с точки зрения хирургия и всего остального.
— И что мне делать с этим? — забеспокоилась Алёна от новых слов.
— Ничего. Наблюдать. Не тревожит — не режь.
— Офигеть! Это ты руками всё увидел? — не успокаивалась Алёна.
Доктор медицинских наук не умел хвалиться. Он с удовольствием хвалил других:
— Ну, ты же у детей дефекты визуально диагностируешь?
— Видимые — эмоциональные, психологические, поведенческие. А ты как рентген.
— Я же руками тебя осматривал, — не понимал, чему так удивляется Алёна, — я двадцать лет осматривал и оперировал ежедневно. И в один день отказался от скальпеля.
— Почему?
— Тяжело стало, — Гиви показал на сердце.
— Ты заболел? — испугалась Алёна.
— Нет. Это морально тяжело. Очень напряженно.
— А что ты оперировал?
— Всё. И аппендициты и после аварий. Плановых много. Всё приходилось резать и зашивать.
— Я тоже устала с детьми работать и ушла на преподавание. Иногда скучаю по детям, но вспомню, как это тяжело, и успокаиваюсь.
— У тебя очень сложная работа. Я когда смотрел твои уроки, сердце сжималось.
— А когда ты смотрел мои уроки?
— Помнишь, в Израиле. Все делали презентации. Многие даже смотреть не могли эти занятия. Дети очень тяжёлые. Мужчине вообще тяжело такое смотреть.
— Да, я показывала свои уроки, но не помню, чтобы ты смотрел.
– Я в стороне смотрел. Все мужики уже вышли курить, а я не мог понять, как ты с этим ребёнком, который тебя кусает и пинает, управляешься. А в конце, когда этот буйный пацан стал тебя слушаться, я понял, ты очень сильный человек.
— Да прям. Это так кажется.
— Я бы не смог. Мало бы кто смог.
— Да брось ты. Я, кстати, тоже ушла с очень тяжёлых детей. У меня сейчас дети с небольшими отклонениями. Ну да хватит о них.
— Хватит, — и Гиви посмотрел на Алёну тоскливо.
— Что с тобой? — испугалась она.
— Ты приедешь ко мне?
— С семьёй приеду.
— Приезжай с семьёй. С мужем. Он мне другом станет. Правда, после этого я трогать тебя не смогу, — взгляд Гиви стал ещё грустнее, — но вы будете самыми дорогими гостями у меня.
У Алёны пропал дар речи.
— Гиви, я люблю своего мужа, — уверенно сказала Алёна.
— Я знаю. Я когда его увидел на фотографии, почувствовал, что он имеет мощное мужское начало. Он мужик. Ему можно верить, — без доли иронии говорил Гиви.
— Он и вправду очень хороший мужик. Я с ним приеду. Он всё поймёт, но мне ничего не скажет. И я ему не скажу.
Странно, но Алёна даже не испытывала вины перед мужем. Настолько гармоничны эти её мужчины, взрослые, настоящие. Они легли в её сердце, душу, тело. Дарили разные, но очень вкусные вибрации. От таких вибраций не отказываются. В них живут и их берегут.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, прокричали:
— Через тридцать минут завтрак, а в девять машина.
— Ой! Я думала, про нас забудут, — скорчила рожицу Алёна.
— Иди первая в душ, — деликатно предложил Гиви.
Алёна вышла через десять минут, чем очень удивила Гиви:
— Ты так быстро?
— Я всё делаю быстро, — игриво ответила Алёна.
— Я заметил. Ты всё делаешь быстро. И мне это нравится.
— Иди уже, посмотрим, как ты быстро управишься, — подтолкнула Алёна партнёра.
Через тридцать минут они шли по ковровой дорожке.
Только в старых постсоветских гостиницах можно увидеть длинные, когда-то очень мягкие, а теперь протёртые ковры вдоль всего бесконечного коридора.
— Алёна, что ты сделала за ночь с нашим другом? Он еле идет, — начал подкалывать Резо.
— Завидуй молча, — осмелев съязвила Алёна.
У Гиви не было сил и желания ее останавливать. Он действительно был обессилен и умиротворён. Резо от неожиданного ответа Алёны примолк.
Улицы Баку были пусты. Алёну это насторожило.
— Гиви, а что это за мероприятие, на которое мы едем? — интересовалась Алёна.
— Понимаешь, есть несколько национальных трагедий, которые мы переживаем вместе. В 1989 и 1990 году советские войска вторглись в Азербайджан, Грузию, Прибалтику. Пострадали люди. Теперь это дни траура и мы друг друга поддерживаем. Помним. Чтим, — как можно мягче говорил Гиви, не глядя Алёне в глаза.
— Первый раз слышу. Я в эти годы выживала в России. Денег не было. Ничего не было, — углубилась в воспоминания Алёна.
— Танки шли по людям. Погибли дети. Это было крахом СССР и отношений, — голос Гиви был трагичным. — Когда это случилось 9 апреля в Грузии, я двое суток не отходил от операционного стола. Раненых и испуганных людей привозили постоянно. От асфиксии, отравляющего газа и просто травм не успевали всех спасать. Очень много людей пострадало.
— Ужас! У меня мечта есть, побывать во всех странах бывшего СССР. Я думала, мы все друзья? — щебетала позитивная Алёна, далёкая от политики, как её Сибирь от Кавказа и Прибалтики.
— У меня к тебе просьба, — издалека начал Гиви.
— Желай, что хочешь, — сексуально откликнулась Алёна.
— Стой всегда рядом с нашей делегацией. С Ани. Хорошо?
— Хорошо, — она насторожилась.
— И ещё, сейчас зайдём и купим тебе чёрный платок, — твёрдым тоном сказал Гиви.
— Зачем ещё? — округлила глаза Алёна.
— Увидишь, поймёшь.
То, что увидела Алёна, было выше её понимания и разума.
Огромное количество людей одетые во всё чёрное. Огромная чёрная масса. Вся земля и клумбы украшены белыми и красными гвоздиками. Миллионы гвоздик были уложены узорами и просто полотном.
Оцепенение наступило у Алёны, когда они вышли из машины. Она одна была в белом пуховике и красных сапогах. Положеньице.
— Гиви, можно я посижу в машине? — испугано спросила Алёна, — я боюсь туда. — И она рукой показала в тёмную массу.
— Пошли. Ты должна это видеть, — сурово сказал Гиви.
У Алёны даже мурашки, которые были в запасе, обсыпали тело плотным слоем. Она была смелой девушкой. И «нырнула» с грузинской делегацией к центру событий.
Минут десять ушло на то, чтобы они в сопровождении бакинской полиции по «зелёному» коридору пробрались к середине. И каждый раз контроль членов делегации по списку. И каждый раз гневный взгляд на Алёну.
Алёна ничего не делала сама. Она просто была.
А события звали друг друга.
Как только грузинская делегация в сопровождении азербайджанских руководителей оказались на пустом пятачке центральной площади, к ним подбежали репортёры. Несколько камер «выцепили» белый пуховик Алёны и начали спрашивать то на русском, то на азербайджанском языках:
— Можно взять интервью?
— Вы откуда?
— Ваш взгляд на события 20 января тысяча девятьсот девяностого года?
— Вы чувствуете вину за «черный» январь — день нашей национальной трагедии?
Алёна хотела сказать:
— Дайте мне машину и увезите отсюда. — Она «кожей» чувствовала агрессию толпы. Взглядом спросила Гиви» «Что делать?» Гиви кивнул на микрофон.
Алёна кивнула репортёрам. Эльшан нервно закурил. Уровень выживания Алёны очень высок. А ещё у неё большой опыт выступлений. Алёна умела говорить общими словами о непонятной проблеме. Это её спасло. Ей так казалось.
Мотор. Камера. Запись.
— Скажите, Вы откуда?
Очень простой вопрос. И ответ должен быть простым. Алёна опять у Гиви взглядом спросила взглядом: «Откуда я?» Спас Эльшан, с улыбкой ответив репортёрам:
— Из России.
— Как вы оцениваете ситуацию? Какое ваше участие здесь?
Зашибись! И что, говорить правду? Пришлось софийствовать.
— Так случилось, что я езжу по миру и тонко чувствую боль народов, — начала Алёна. Это было правдой. Тут Алёна не врала.
— Я знаю, что сегодня у азербайджанского народа боль, и я с вами, — говорила Алёна. — У слёз нет национальности, у слёз есть вкус соли, вкус горя. Я скорблю вместе с вами.
И что-то ещё сказала. И ещё что-то добавила. И выражение лица было достойное.
— Как вас зовут?
Тут Алёна решила не скрывать ничего. И сказала своё имя и фамилию. Вряд ли в России это будут показывать.
Алёна уже приготовилась давать интервью всем телеканалам, как её потянули за рукав и «утопили» в потоке демонстрации.
Снег падал и таял. Ветер гулял по миру, под пуховиком, доставая тело.
Через час стало легче.
Основная толпа шествовала, а их делегация гуляла по «старому городу» и Алёна трогала руками и ногами памятники архитектуры, которые видела на этикетках азербайджанских вин серии «Старое Баку» и в советском кино.
В чудом открытом магазинчике «старого города» Алёна купила чёрный палантин и магнит ручной работы. С Гиви всё это время она не разговаривала. За руку не держалась. Не могла. Не хотела.
Шла за руку и под руку с Ани. Иногда подходил Резо, наливал коньяк и пытался отвлечь от ситуации непонимания.
Чёрный палантин согрел голову и шею. Коньяк согревал промозглое нутро. Сердце остывало.
Когда Алёна укуталась в чёрное, Гиви посмотрев на неё, улыбнулся и она вспомнила произошедшее в Израиле.
Алёна любила светлую и яркую одежду. А так как Израиль — жаркая страна, то светлая одежда спасала. Когда они поехали в один из реабилитационных центров на стажировку, Алёна надела почему-то чёрное лёгкое льняное платье. Свободное. У них с Гиви ещё ничего не было, но она поймала интерес в его глазах. К платью. Алёна тогда шалила и бегала по фонтану и вокруг него.
А потом она на выпускной надела чёрное тонкое трикотажное платье, сделала первый раз макияж, уложила волосы и вышла в холл. Гиви улыбнулся и проходя мимо сказал:
– Тебе очень идёт чёрная одежда.
А в глазах появилось желание. У них тогда уже всё случилось, но огонёк в глазах был другого значения. То ли Гиви разглядывал в Алёне грузинскую женщину, когда она надевала чёрное. То ли это были его личные психологические особенности. Но это нравилось Алёне. Ей нравилось находить в мужчинах сексуальные якорёчки.
И тут в самом центре Баку он улыбался так же, как и тогда в Израиле. Фиг с ними, с трагичными событиями, подумала Алёна. Она здесь на тайном свидании. Всё остальное «начёс».
— Я хочу в гостиницу, — сделала унылое лицо. Они с Гиви не спали всю прошлую ночь. До этого она не спала — летела. Волновалась.
— Какая гостиница, — закричал Эльшан, — у нас план мероприятий.
Все остановились.
— Когда мы будем кушать? Нас хотят уморить голодом? — это уже Ани.
Все с благодарностью посмотрели на нее.
— Вечером накроют стол в ресторане, — торжественно сказал Эльшан.
— До вечера дожить надо, — продолжала упорствовать Ани. – У меня от коньяка и конфет сыпь уже. — И для наглядности показала руку до запястья и почесала её.
Все захохотали. И маленько расслабились. Перешли на пустяковые разговоры.
Когда вернулись к машинам, Алёна заметила, что государственное мероприятие только набирает силу. Народ со всей страны подъезжал с цветами, вставал в колонну и шёл к мемориальным доскам.
— Неужели всё это подходит к концу, — подумала Алёна.
Самое интересное только начиналось.
Сначала их повели в гости к какой-то семье, в которой двадцать два года назад погиб ребёнок. Сидели. Общались. Пили чай и закусывали маленькими кусочками сладостей. Потом повезли на берег моря, в красивый дом из калиброванного бруса. И опять чай, коньяк, сладости.
Часам к семи вечера доставили в ресторан и посадили за пустые столы. Только все расселись, официанты, молодые азербайджанские мальчики, стали расставлять чайники и блюдца с засушенными кусочками фруктов, Ани не выдержала и возмутилась во весь голос:
— Опять чай? Я с него уже устала пИсать. Дайте мяса и хлеба с овощами.
Все официанты замерли. Эльшан захлопал глазами. Грузинские мужчины, тоже очень голодные, решили защитить себя и женщин:
— Лучшие блюда для наших женщин!
Суета. Запахи вкусной еды. Музыка. Фоном работал большой телевизор. Весь день был посвящён трагичным событиями. Воспоминания, репортажи, дискуссии.
К восьми часам, когда все поели, выпили, расслабились, раскраснелись, Ани указывая на телевизор, громко на весь ресторан закричала:
— Звук, быстро! Алёну показывают и нас.
В секунду стало тихо за столами и все вглядывались в экран.
На весь экран славянское лицо Алёны. На заднем плане толпа людей в чёрном.
Алёна говорила в микрофон уверенно, чётко. Но какое-то странное чувство повисло в воздухе. Алёна видит своё лицо, слышит женский голос, но ни слова не понимает. Весь зал сначала смотрел на экран, потом на нее. У Алёны свело желудок, наполнился мочевой пузырь и открылся от изумления рот. Это говорила не она, а кто-то на азербайджанском языке. Этот язык она слышала раньше от близкого друга и два дня от Эльшана и других азербайджанцев. Мало того что голос был не Алёнин, ещё и титры появились «Lena Ivanova, Rascha». Не её имя и не её фамилия.
А затем — следующий сюжет. В зале несколько секунд тишины.
Гиви ничего не понимал. Азербайджанский язык он не знал.
— Что она говорила? — вышел из положения Резо и «впился» взглядом в азербайджанца за соседним столом.
— Она говорит, что она, — незнакомец указательным пальцем показал на Алёну, — «Человек Мира» и прилетела из России извиниться за всю Россию. Что ей, — азербайджанец снова указал на Алёну, — стыдно за поступок всей России.
Пока до Алёны доходил смысл монтажа, ситуации с фамилией и ситуацией в целом, Эльшан взял слово и на весь ресторан громко произнёс:
— Вот за таких, как она, и выпьем! Извинилась — простим! Молодец, Алёна! — и призывая стопкой «уговорил» всех выпить.
— Музыку! — выкрикнула Ани и на всякий случай вышла в центр зала, показывая своими движениями желание танцевать.
Музыка. Вино. Мясо. Рыба. Овощи. Шум. У Алёны ноги стали свинцовыми, щёки красными, глаза закрывались. Сил и желания говорить, танцевать, любить не было.
Она смутно помнит, как они оказались в номере. Гиви любил её в одиночку. Алёна не отвечала ему ни телом, ни сердцем. Гиви извинялся телом. Но слабо как-то. Сил уже не было. Проснулись они на разных кроватях.
Проснулись от звонка его телефона.
— Халло, — сонно ответил Гиви, — куда едем? — он удивлённо посмотрел на Алёну. — Хорошо, сейчас будем.
Алёна поняла, что звонили по её душу. И решила уже принять все ситуации сразу. Без рефлексий. Бессмысленно сопротивляться, когда нет перед глазами сценария.
На небе пишут сценарий. Сверху бросают ситуации. Лови. Живи. Благодари.
— Алёна, — начал Гиви, — через два часа встреча в правительстве с министром.
Гиви пристально смотрел на нее, ждал реакцию.
Алёна не понимала, что он хочет.
— И что! Я-то могу остаться в номере. Думаю, министр и правительство переживёт моё отсутствие, — стала «оживать» Алёна, вернее, её язык.
— Встреча с тобой, — уже тоном руководителя сказал Гиви.
Брови Алёны взлетели, глаза округлились. Она только развела руки и молча уставилась на Гиви. Этим жестом она кричала «Зачем?»
— Вчера он по телевизору увидел сюжет и хочет сам поговорить с Человеком Мира, — пытался успокоить Гиви.
— Фу! А я думала, сегодня бить будут, — выдохнула Алёна.
Гиви подошёл к голой Алёне. За руки поднял её с постели. Нежно прижал к своему голому телу. И крепко держал. Долго. До тех пор, пока сердце у Алёны не начало бешено колотиться и желание любить не выдало себя влагой.
Их отвлекали солнечные лучи сквозь плохо задёрнутые шторы, скользкие шёлковые простыни, звонки на телефон, стук в дверь.
Но пока Алёнин пульс не успокоил свой ритм и дыхание не выровнялось, Гиви не выпустил её из своих объятий. А когда они уже спускались на завтрак в гостиничный ресторан, Гиви как бы между прочим сказал:
— Я люблю твой характер. Я бы из тебя сделал большого человека. Вернее, помог бы тебе не тратить силы зря. Я бы смог.
Чтобы кто-то любил характер Алёны? Что-то новенькое.
— Никто не смог бы «причесать» мой характер, — «оскалилась» Алёна.
— Я бы смог, — уверенно повторил Гиви.
Он бы смог. Она не была готова.
Грузинская делегация и представители с азербайджанской стороны уже уважительно поглядывали на Алёну.
Их провезли по центу Баку. На улицах никого. Выходной после выходного.
Центр Баку в начале третьего миллениума — это блеск и нищета развивающегося города. Новые стеклянные высотки холодным блеском ещё сильнее подчёркивали трущобы с вывешенным на улице постиранным бельём. Дорогие машины рядом с прошловековыми «ладами» и «нивами».
Охранник в министерстве сам открывал двери на вход и в лифт. Министерство пустовало.
— А что за министр нас хочет видеть? — спросила осмелевшая Алёна.
Все обалдели от её наглости. В выходной день им оказали честь, пригласили сюда, а она вопросы задаёт. Но Алёну было не остановить. Человек Мира она или кто?
— Министр социального развития или что-то в этом роде, — сказал Эльшан.
— Ну и хорошо, — успокоилась Алёна, — в социальном развитии я чуть-чуть разбираюсь, всё-таки кандидат педагогических наук.
Все удивлённо посмотрели на Алёну. Она ещё и кандидат наук? А по виду не скажешь. Без очков и в джинсах.
Большой кабинет. Большой стол. Большой чиновник. Общие слова приветствия и политиканства. Минут через двадцать, когда протокол приветствия зарубежных гостей был исчерпан, министр обратился к Алёне:
— Уважаемая Лена Иванова, — начал он.
Алёне хотелось кинуть в него пепельницей, стоявшей рядом, и сказать, что она не Лена, не Иванова и не говорила слов извинений за всю Россию. Что это другой текст, удобный кому-то, положенный на её общие слова про боль и слёзы. Но поймав взгляд Гиви, только улыбнулась и кивнула. Ладно, потерпит, на её карьере это вряд ли отразится, а вот у любовника могут быть проблемы.
— Так вот, уважаемая Алёна, я знаю, что Вы ездите по миру и посещаете места геноцида, — глядя в глаза Алёне, говорил министр.
— Господи! Откуда он это знает? — удивилась Алёна. — У него что, прямая связь с её сценариями? — Но она только кивала и молчала.
— Знаете ли Вы, что у нас есть подтверждённые факты геноцида азербайджанцев армянами, — министр пристально смотрел на Алёну.
Алёна почувствовала, как разжижаются мозги. Для неё все люди — братья. Даже когда муж ругался на соседей-цыган за торговлю наркотой, Алёна говорила:
— Нет плохой нации. Есть люди-гавно!
— Дак вот, уважаемая Лена, сегодня мы вас увезём на Кубу, — произнёс министр с акцентом. «КУБА» прозвучала с ударением на второй слог. Но Алёна испугалась, что сегодня её увезут в жаркую страну Кубу. Трындец. Она не может сегодня, у неё в понедельник лекции, муж, дети. У Алёны хоть и плохо было с географией, но она понимала, что на Кубу быстро не доехать. И откуда на Кубе азербайджанцы и армяне? Бежать некуда. Больше всего радовалась Ани — хоть какое-то развлечение.
И они поехали по свободной трассе. Мимо Сумгаита, вдоль Каспийского моря, нефтяных вышек, маленьких деревень и стоящих вдоль дороги продавцов яблок и гранатов. Яблоки продавались вёдрами. В январе. Периодически закладывало уши от перепадов давления, температур, эмоций.
Часа через два, около стелы с названием «GUBA», Алёне стало легче. Это не Куба, а Губа. Название местного населенного пункта. Но рано успокоилась Алёна.
Чуть позже в специально открытом историко-краеведческом музее им проводили экскурсию. Показывали достижения ковроткачества и других ремёсел. А ещё через час они оказались в месте, похожем на большой сарай, внутри которого лежали черепа. Не успела Алёна воспринять некрофайл в свой мозг, как откуда ни возьмись прибежали репортёры. И всё повторилось.
— Что вы думаете по этому поводу? — спросил молодой репортёр.
Тут Алёне ничего придумывать не пришлось. Про геноцид она понимала.
— Геноцид — это страшно, —спокойно начала Алёна, — с уважаемым Гиви мы в прошлом году были в музее геноцида «Яд Вашем» в Иерусалиме, — Алёна перевела взгляд на Гиви. Все камеры повернулись на Гиви, а затем вернулись к Алёне.
— Там тоже представлены доказательства геноцида еврейского народа. Оправдания геноциду нет, — утвердительно завершила Алёна. Говорить она больше не могла. Она вспоминала.
Тогда кураторы с израильской стороны оповестили группу, что в выходной согласно составленной программе они поедут в Иерусалим. Сначала по святым местам для верующих основных религий, а потом заедут в музей геноцида «Яд Вашем».
Многие возмутились:
— Зачем?
Одна Алёна, дети которой носили в себе еврейскую кровь, знала — зачем. Это боль народа. Это часть её боли. Её семья из этого состоит. Носит эту боль в генах. Живёт с этой болью.
Время и пространство в музее исчезло. И когда Алёна, последняя из делегации, вышла, её ждал Гиви. И сказал, что в Грузии не было до распада СССР ни одного факта геноцида. И, как всегда запутавшись в языковых тонкостях, добавил:
— У меня невеста — еврейка. Вернее, её отец.
— Ты же говорил, что у тебя жена и двое детей. Откуда невеста? — переспросила Алёна.
— Жена сына, — уточнил Гиви.
— Невестка, — поправила и выдохнула Алёна.
Но сейчас Алёна была неимоверно обижена на Гиви. И он это чувствовал. Она хотела любви, романтики, цветов. Она пожертвовала многим, чтобы быть сейчас здесь, а попала на трагические мероприятия. Гиви, конечно, всё это сделал не специально, но и оставить это в себе Алёна не могла.
Камеры взяли их крупным планом. И это уже не было секретом. Как потом Гиви объяснит это своему электорату — Алёне было всё равно.
Вечер прошёл опять за какими-то разговорами с непонятными людьми.
Ночь была без любви.
Утром самолёт и родной дом.
А через месяц Алёне пришло приглашение на электронную почту:
«Уважаемая Иванова Алёна! Правительство Грузии приглашает вас посетить мероприятия, посвящённые.., которые состоятся 8—10 апреля…»
Алёна не полетела.
Не хотела.
Да и Судьба закрутила её в такой водоворот, что стало не до поездок.
С Гиви она увиделась. Потом. В Грузии. Когда он уже был не членом правительства. А она — женой другого мужа.