Моя бабушка

 
 Иванова Лидия Фёдоровна, в девичестве Черепенникова, родилась в Пензе в 1898 году в семье модного портного и экономки. Сестрёнка Лиза и брат Сергей были младше. Ещё до первой мировой войны отец за революционную деятельность был сослан в Томск на постоянное место проживания. Жили не бедно, но видимо родителю чего-то не хватало. Девочек одевал всегда модно, питались хорошо, квартира была добротная и красиво обставлена. Бабушка ещё до революции вышла замуж за фотографа, в смутные времена эмигрировала с ним в Харбин. Там родилась дочь Полина, но жить в Китае не смогла и вернулась с ребёнком в Россию, а муж остался. Дорога домой была ужасной, вспоминать её она не любила, только радовалась, что добрались живые до Томска. В молодости бабушка была интересной женщиной: карие блестящие глаза, бархатистая кожа с нежным румянцем. К старости добавились только морщинки, а блеск в глазах, бархатистость кожи и румянец остались до глубокой старости. Кремами бабушка никогда не пользовалась. У неё было собственное мнение по многим вопросам: не пить лекарства по каждому поводу, тогда и валидол поможет при сердечном приступе; не портить кожу кремами, иначе быстро превратишься в старуху, так как кожа перестанет вырабатывать нужные вещества; при недомогании помогает тот продукт, чьи формы напоминают заболевший орган (для сердца полезны косточки калины, для почек - фасоль и т.д.); была не религиозна и считала, что все религии суть одного и того же - её дословные слова: это как вымя у коровы - соски разные, а молоко одно; была альтруисткой до мозга костей: никогда не ждала, когда попросят о помощи, помогала, если видела затруднение человека, и сразу забывала о своём действии, никогда не ждала благодарности.

  Вернувшись, она поступила на медицинский факультет университета, но первое же посещение анатомки закончилось обмороком и последним днём обучения. Бабушка стала учителем. Там познакомилась с моим дедом Ивановым Афанасием. В 1926 г. родилась моя мама, а через 5 лет в голодные годы они переехали в деревню. Дед стал работать директором школы, а бабушка учителем. Уехать из деревни она смогла только в 1958 году.

  Человек приспосабливается ко многому. Не имея возможности покупать, бабушка сама шила себе и детям одежду вплоть до верхней. Книга по домоводству научила её делать окорока и колбасы, вялить рыбу. Один раз на неё сел рой пчёл и пасечник подарил ей этот рой, сказав что пчёлы на плохого человека не сядут, обучил своей премудрости и со временем у бабушки было 5 ульев.

  В 1936 г. утонула Полина. Переплывала Обь туда-обратно, а утонула в маленькой речушке Икса в гиблом омуте, который был известен большим количеством утонувших в нём. Перед этим она поступила в лётное училище, девушек не брали, но для неё сделали исключение, видимо смогла убедить приёмную комиссию. Была счастлива, буквально летала от счастья, а вместе с ней вся семья и такой конец на взлёте. У бабушки парализовало руку, со временем отошла, но не до конца, почерк выдавал неладное, хотя она делала всё.

  В 1937 г. по доносу арестован дед. Бабушка, оставив пятерых детей (старшей 11 лет, младшему 2 года) поехала в Москву доказывать неправомерность действия местных НКВДешников. Смогла попасть на приём к Калинину, который даже свою жену защитить не смог, но возвращалась в полной уверенности, что он поможет. Повезло деду в том, что он не признал себя врагом советской власти и как раз произошла смена Ягоды на Ежова, шли внутриведомственные послабления и пересмотры дел, деда выпустили. Вернулись бабушка с дедушкой в один день, дед утром - она к вечеру. Три месяца, что провёл дед в тюрьме, сделали его инвалидом. Внутренние органы были отбиты, туберкулёз - больше он дня не работал, тихо угасал до 1944 года. Ещё  одно из воспоминаний родных о том периоде меня очень удивило: когда уехала бабушка, местные знали, что остались одни дети, и в ставни летели комья грязи, постоянные крики, что они враги народа и пожелания всего плохого. Дети ночью кормили скотину, а днём боялись выглядывать во двор. Жизнь на деревне на виду, их детей учили, они к бабушке постоянно ходили за лакомством на праздничный стол (самим видимо лень было возиться с окороками и колбасами) и потом такое отношение, когда дети остались одни. Это у меня в голове не укладывается. Ясно, что не все, ясно, что другие просто боялись, но всё равно мрачная тень остаётся.

  Трудно представить, как они справлялись с хозяйством: накосить сено двум коровам, картошка для себя и другой животины, насушить и насолить грибы, ягоды сушили, а бруснику заливали мёдом. Жили дружно и эта дружба сохранилась на всю жизнь - в радости и в горе всегда все вместе. В 1941 году в такие тяжёлые для всей страны времена их обокрали. Украли сено и картошку. Поздняя осень, земля холодная с подмороженной корочкой. В таких условиях дети перебирали землю, где раньше сидела картошка, искали пропущенные клубни. Для обычного хранения не пригодные, но из мороженных варили похлёбку. Ничего удивительного, что в старости мама и тётя мучились искорёженными артритом руками. Коров пришлось зарезать.  Кто такое сотворил, знали. Знали, что доказывать себе дороже выйдет. Единственно, что смогла сделать бабушка, это пожелать от всего сердца, чтобы у вора руки отсохли. Отсохла, правда, только правая рука, повисла плетью. Врачи ничем помочь не смогли. Он долго ходил за бабушкой и просил снять порчу, обзывал ведьмой, коей она естественно не была. После войны они переехали в другую деревню.

  Жизнь текла своим чередом. Дети разъехались, кроме одной дочери. К 1956 году бабушка с тётей Леной воспитывали трёх детишек (меня, моего родного брата Вовика и т. Лениного сынишку Сашку). В 1958 г мама смогла забрать всех нас в город Новосибирск. Бабушка буквально ожила: заядлая театралка в молодости, она так долго была лишена этой возможности. В городе прекрасный оперный театр и она не пропускала ни одной премьеры, ей ничего не стоило повторить просмотр. Я всегда была рядом. Балет воспринимала нормально, а опера для меня была мучением. Бабушку сопровождала до 5 класса, а потом с чисто подростковым эгоизмом пресекла её попытки приобщить меня к прекрасному оперному искусству.

  Когда я училась в первом классе, несколько родителей предложили пригласить для всего класса учителя танцев. Такой платный кружок для всех за 1 рубль в месяц с человека, правда ходить могли те, кто хочет. Хотели практически все. Мы, ребятишки, с такой охотой занимались танцами. Педагог опытная и добрая, со временем самые неуклюжие стали красиво двигаться. От народных перешли к бальным, стало ещё интереснее. Но кому-то показалось, что учитель танцев слишком обогащается, имея 30 рублей прибавки к основному небольшому заработку, разразился скандал и наше обучение закончилось. Но танцевать мы научились. Позднее, классе в четвёртом, три пары девочек стали выступать перед началом двух сеансов в детском кинотеатре "Пионер", танцуя четыре народных танца. Костюмы всем сшила бабушка, накупив в уцененном магазине материю, ленточки, цветочки, пуговки, бисер, бусины. Мало того, что это 24 отдельных костюма с головными уборами для каждого, это ещё по совокупности не совсем дешёвое удовольствие для деревенской учительницы на пенсии, о потраченном времени вообще молчу. Надо было видеть, каким счастьем светились её глаза, когда она смотрела, как мы танцуем.

  Однажды её навестил бывший ученик, депутат местного совета. Нашёл в городе, зная что она переехала. Никогда не забуду её сияющих глаз, румянца на щеках и волны счастья.

  Сколько себя помню, где жила бабушка, всегда росли цветы. Мальва и дельфиниум самые её любимые, теперь в память о ней выращиваю их я. В 1967 году пойму реки Каменка замыли, частный сектор снесли и мы переехали на Затулинский жилмассив. Бабушка сразу начала благоустраивать территорию возле подъезда и перед окнами за домом. Жили на первом этаже, полив был вёдрами из квартиры, я ругалась за грязь, она отмахивалась и обещала всё за собой убрать. Теперь стыдно вспоминать, могла ведь помочь с поливом, а о той мелочи, что попадала на только что помытый пол, вообще могла промолчать. Прошло более 40 лет с момента её смерти, а цветы у подъезда растут самосевом до сих пор, правда нет той красоты. Всегда удивляюсь, навещая брата Сашу.

  Уже писала, что помогала она всем, не ждала когда попросят и никогда не ждала благодарности, это было как само собой разумеющееся. Мы, домочадцы, её за это поругивали, так как считали, что надо помогать когда просят. Тётя Лена ей частенько говорила, что она в каждой бочке затычка. Когда умерла бабушка, собралось так много людей проводить её в последний путь, человек 200, не меньше.
Перед смертью бабушка впадала в забытьё. Ждала своей пенсии, чтобы меньше нагрузка на похороны была. Очнётся, спросит принесли ли и опять отключается. Как только услышала, что принесли, тихо отошла. Случилось это 9 июля 1979 года. Это мне непонятно до сих пор. А тогда смерть бабушки буквально сковала всё внутри. Когда говорят камень на душе, это так и есть. Вынесли гроб, заиграла музыка и из бабушкиных глаз появились слёзы, сначала в одном, потом и во втором. Увидев их, меня прорвало плачем - горьким, жалеющим о мало сказанных при жизни словах моей любви к ней, о тяжёлой доле ей доставшейся. Камень слезами излился. Сейчас не бывает дня, чтобы я не помянула добрым словом свою бабушку.