Наследница фабриканта в газете

НАСЛЕДНИЦА ФАБРИКАНТА В ГАЗЕТЕ
 Когда Аля стала себя осознавать, то увидела, что папы у нее почему-то нет, а только мама. Есть еще старший брат Даня. В детском саду у нее много подружек и друзей. Потом они все вместе пошли в школу. Тут узнала, что она - еврейка, живет на Украине в Одесской области. А Одесса – большой город на берегу Черного моря.
 
В школе Алю все звали Олей. Она стала пионеркой, потом, в восьмом классе – комсомолкой. Девочкой она была рослой, почти на голову выше всех в классе. Училась хорошо и могла быть круглой отличницей. Но ее увлекло другое. Она рано повзрослела. Местные парни заглядывались на нее. А один из них, самый амбициозный, уговорил ее прохаживаться рядом с ним по городку. Пусть думают, что у него такая красавица невеста! Она не возражала: пусть думают, что это - ее жених!

Мама у нее, Роза Иосифовна – бухгалтер на хлебозаводе. Она очень строгая на работе, член партии и член горкома. Небогато живут, но хлеб на столе всегда есть. Да и к хлебу тоже. Даня, окончив десятилетку с золотой медалью, поступил учиться на юридический факультет Одесского института. Жил у дедушки – Эзи Исаковича.  В зачетной книжке значилось: Козарновский Даниил Павлович. 

Аля в последних классах влюбилась в молодого женатого директора хлебозавода. Начались скандалы дома. Несколько раз уходила ночевать к подружкам. Перед выпускными экзаменами целых две недели жила в Одессе у дедушки Эзи. Так что аттестат зрелости оказался не очень красивым. Поступать в вуз с такими баллами было бессмысленно. 

Старанием мамы-бухгалтера Эля получила паспорт на имя Алевтины Павловны Козарновской. В графе «национальность» значилась русской. Общими стараниями диаспоры устроили ее работать в бухгалтерию на целлюлозно-картонный комбинат в соседнем портовом городе. Способная девушка прижилась в коллективе. На новом месте ее постоянно навещали директор хлебозавода и еще один друг, председатель колхоза.

Роза Иосифовна пыталась вразумить беспечную дочь, но безуспешно. Алевтина уже не слушала мать, а переходила в наступление, упрекая ее в том, что по ее вине отец был репрессирован и ушел из жизни. Мало того, что она никак не противилась национализации фабрики и особняка в Латвии, так еще после этого отказалась от мужа, вступила в КПСС и перевезла их с Даней на Украину, в самый дальний район от Одессы. Вот поэтому, дескать, она постоянно расстраивается и ведет себя так, как ей нравится, чтобы не комплексовать. Каждая попытка поговорить с дочерью заканчивалась грандиозным скандалом. 

В портовом городе у Алевтины оказалось много поклонников. Она могла выбрать себе моряка со званием. Но больше всех нравился ей музыкант, певец и чтец с эстрады Дмитрий Алексеев. С ним скучать не приходилось. И еще одно преимущество: он работал художественным руководителем на круизном теплоходе, который курсировал по реке до верховьев и обратно. Из каждого рейса он возвращался с подарками и долларами. Они отдыхали в ресторане. Дмитрий часто брал микрофон и, глядя на нее, самозабвенно пел про очи черные и жгучие.

Хорошо подготовившись, поступила Алевтина заочно на факультет русского языка и литературы Одесского госуниверситета. На сессию ее отвозил председатель колхоза, снабжая при этом солидным запасом продуктов. Звезд с неба она не хватала, но со сдачей экзаменов справлялась. После второго курса они с Дмитрием поженились. Музыкант сразу же получил квартиру от пароходства. 

Но постоянные круизы на теплоходе в обществе путешествующих немцев, французов, австрийцев и жителей других европейских стран не проходили для Дмитрия бесследно. Организовывая отдых пассажиров, он был и пианистом, и баянистом, пел под гитару, руководил хором самодеятельности. Ему постоянно наливали, всячески хвалили. И было за что. Он был душой путешествующих компаний. Сдерживаясь на теплоходе, на отдыхе он давал себе волю, наверстывая упущенное, и постоянно напивался до беспамятства.

Еще до наступления шальных девяностых, Алевтина имела диплом филолога и билет члена партии, работала в районной газете. Их сын окончил  общеобразовательную и музыкальную школы и поступил в Одесскую консерваторию, чтобы стать пианистом. Он стал любимым учеником преподавателя, импровизатора некоего Кузнецова. Поэтому Алевтине пришлось добывать в колхозах продуктов как на двоих. Председатели колхозов шутили, спрашивая редактора:

- Ваша Алевтина когда наестся мяса досыта?   

Из круизов музыкант привозил дефицитные вещи, купленные за свои деньги или полученные в качестве презентов. А однажды немцы подарили ему дорогой костюм. Ему бы отказаться, но тройка – пиджак, брюки и жилет -  оказалась такой шикарной, так пришлась ему впору, что он подарок принял. А при возвращении в порт приписки партком пароходства вынес на обсуждение вопрос о его поведении в круизах. Он уже имел выговор за приверженность к вещизму. А теперь члены бюро отнеслись к нему со всей строгостью и исключил из партии. Следовательно, о работе на круизных маршрутах можно забыть.      

В семье Алевтины начался трудный период. Такой Дмитрий – без вещей на продажу, без долларов и без работы - Алевтине был не нужен. Она подала на развод. Их развели, но жить они продолжали в одной двухкомнатной квартире. Музыкант день ото дня все больше спивался. Он приходил мириться, но кроме жестоких оскорблений ничего от Алевтины не слышал. Мало того, она несколько раз вызывала милицию. Были составлены протоколы. Однажды Дмитрий даже переночевал в милиции. Это все, конечно, не укрепляло семью и нервы музыканта. Он все больше опускался и терял человеческий вид, стал часто болеть.

В это время на Украине ликвидировали Коммунистическую партию. Из-за того, что появилось много частных пекарен, государственный хлебозавод стал нерентабельным. Бухгалтер Роза Иосифовна, к тому времени уже пенсионерка, осталась безработной, поменяла квартиру и переехала ближе к дочери. Скандалы возобновились с новой силой. Мать однажды даже пришла к редактору с жалобой на агрессивную дочь, хотя причину такого поведения не раскрыла. Она говорила, что, оставшись без мужа, она вывезла детей из Латвии, где ее могли репрессировать, обеспечила им безбедное детство, выучила, А взамен никакой благодарности. На это Алевтина сказала: «Не обращайте внимания. Она всегда ругала нас и сейчас продолжает. Характер такой склочный».

Когда Украина стала самостоятельным государством, многие сбросили с себя маски. Алевтина тоже была захвачена вопросом восстановления себя как наследницы фабриканта. Интересовалась она и вопросом возвращения семье дома, принадлежавшего ее прадеду. Действительно, был принят закон, по которому до определенной даты любой, чьим предкам принадлежала недвижимость в Латвии, мог подать документы на ее возврат. При наличии доказательств – родство и т.д. эту недвижимость возвращали. У дедушки Эзи Исаковича документы на дом и фабрику сохранились.

- Ну ведь хорошо же! – радовалась Алевтина. - На самом деле! Твой дедушка строил этот дом, потом у семьи его отняли, а сейчас восстанавливают историческую справедливость и возвращают! Даня! Слово за тобой, ты – юрист, законы знаешь!

Брат Алевтины вплотную занялся вопросом реституции в Латвии.  Некто Л.Розеншильд, восхищаясь торжеством закона, писал ему: «Проводя реституцию, правительство Латвии восстанавливает не только историческую справедливость, но и укрепляет право собственности, составляющее одну из важнейших основ рыночной экономики. Не упусти момента, требуй, чтобы тебе вернули дом и фабрику».

Даниил несколько раз съездил в Латвию, потом разговаривал по телефону. От фабрики уже не осталось и следа. А вот наследственный дом стоял в целостности и сохранности. Но для его возвращения возникло непреодолимое препятствие. Он находился в центре города, в нем жил  политический деятель и выселяться не думал. Одессит тем и отличается от других жителей, что своего добьется! Он подал заявление и документы в суд и выиграл дело. Выяснилось, что если по каким-то причинам конкретный объект вернуть нет возможности, государство может предоставить так называемую «компенсационную» недвижимость, то есть в другом месте, а не там, где исторически находилось наследство. Равноценный особняк в собственности Латвии нашелся в Германии, и Козарновским предложили его взамен существующего. Даниил согласился.

Теперь Алевтина уже не скрывала, что является правнучкой фабриканта и что семье Козарновских теперь принадлежит особняк в Германии. В городе обнаружились и другие люди из «бывших». Они как магниты потянулись друг к другу. Если руководящий состав бывшего райкома партии состоял из потомков рабочих и крестьян, то в Советах, теперь руководившим районом, председатель и еще некоторые оказались родственниками репрессированных кулаков и помещиков. Они тут же стали обхаживать Алевтину с целью поставить ее редактором районной газеты взамен уходящего на пенсию. Вскоре это и случилось.

Машинистка редакции, жена моряка, в этот период уволилась в связи с переездом под Одессу. Алевтина тут же пригласила на работу старую машинистку, уже давно находившуюся на пенсии. В благодарность за это женщина стала служить ей верой и правдой. Она встречала ее как барыню, помогала снять пальто и сапоги, чистила щетками одежду и обувь. К обеду приносила выпечку, варила кофе. А в течение дня часто заходила в кабинет и рассказывала, чем заняты работники редакции, кто с кем встречался и о чем разговаривал. В учреждении сложился какой-то старорежимный порядок.

Особенно пострадали от него ответственный секретарь и типография. Газета состоит из четырех страниц, и ответственный секретарь рисует макеты на каждую из полос. Он приносит макеты для утверждения редактору. Алевтина никогда до этого вплотную не занималась газетой, ограничивалась только сдачей материалов, поэтому всегда соглашалась с предложенными макетами. Типография верстала по ним полосы, делала оттиски для редактора и корректора. 

Вот тут и начиналась трагедия! Видя готовую страницу, Алевтина начинала думать о том, что должна же что-то делать как редактор, может быть как-нибудь ее улучшить. На то она и руководитель! И начинала переставлять местами отдельные материалы. Она показывала стрелками, что куда перенести. На бумаге это сделать легко! А вот полиграфистам приходится иметь дело не с бумажными, а с металлическими строчками и столбцами. Передвигать материалы с места на место по времени почти равносильно, как эту полосу сверстать заново. Вместо положенных восемнадцати часов вечера газету стали подписывать в печать в двадцать один или даже два. Ответственный секретарь возмущался: 

- Вы же видели макеты и утвердили. Зачем же гонять туда-сюда материалы, когда страницы уже сверстаны? Это всегда задержка. Я могу посидеть вечером допоздна, а вот рабочие типографии возмущаются. 

- Пусть  работают! Мы за это им деньги платим! Где они смогут сейчас заработать? Пусть дорожат своим местом!

Ответственный секретарь начинал понимать, что перед ним теперь уже не простой человек, а заболевший манием величия. Минимум фабрикант, а максимум единоличный повелитель. Не случайно принимает она преклонение перед нею машинистки. Это увеличивает ее самоуважение и позволяет чувствовать себя особенной. Взамен она прощает и грязно отпечатанные оригиналы, и перепутанные подписи под фотографиями.

 А свою бывшую подругу, вместе с которой ездили в командировки по селам, даже ночевали по гостиницам, она уволила в первый же день своего редакторства. И не посмотрела на то, что она единственная в коллективе, кто имел специальное журналистское образование. Она так и сказала подруге:

- Тебе придется уволиться. Я не хочу с тобой работать. Вместе мы не уживемся. Так что давай расстанемся без скандала. В городской газете есть вакансия. Должны тебя взять.

Муж ее, Дмитрий Алексеев, к тому времени уже умер после продолжительной болезни. Сын окончил консерваторию. Брат поселился в Германии и забрал к себе мать.

Из соседнего района в редакцию тут же зачастил старый знакомый, теперь уже опытный, солидный председатель колхоза. Они с редактором подолгу беседовали в кабинете. Каждый день заходил в редакцию бывший военный – подполковник в отставке со странной фамилией Жингул. Крупный, мешковатый, он подкатывал на автомобиле и увозил редактора якобы по делам.

Ответственный секретарь, подготовив к печати сданные корреспондентами материалы, приносил их для прочтения редактору. Таков был извечный порядок. Согласно графику их полагалось в определенный час сдавать в типографию. Но редактор материалы задерживала. А если отдавал какой-либо текст отдельно, то он часто терялся.
 
Председатель районного совета болгарин Запоражан возлагал на Алевтину большие надежды. Она должна была поддерживать все его начинания, укреплять авторитет. Он хотел с помощью газеты добиться такого же влияния, какое имел райком партии. Поэтому он и выдвинул в редакторы Алевтину. Но ни сам он, агроном по профессии, ни Алевтина Павловна, филолог-заочница, толком не представляли, как это сделать. Одно дело улыбаться друг другу, говорить комплименты и целоваться по углам, а совсем другое - организовать работу редакции. Рядовые журналисты, все как один из учителей, тоже растерялись при таком руководстве. И началась нервотрепка. Все чего-то друг от друга хотели добиться, а чего – сами не знали.

Работать в новых условиях, когда и в областном совете, и в правительстве Украины оказалось мало профессионалов-управленцев, стало очень трудно. Виноватым всегда оказывался стрелочник, в данном случае – председатель районного совета. Запорожан и раньше жаловался на сердце. А теперь не обходился без таблеток. Однажды, поставив машину в гараж и закрыв ворота, он присел к стене и встать уже не смог.

На смену ему пришел молодой и дерзкий председатель райсовета - из бывших комсомольцев. Присмотревшись к работе редакции, он предложил Алевтине перейти на рядовую работу или оформить пенсию, а редактором поставил заведующую отделом писем, в прошлом завуча школы. Эта имела хоть какие-то навыки управления коллективом. Она нашла подход к работникам районного совета. Редко можно было застать ее в кабинете. С блокнотом в руках обходила она отделы райсовета и уже знала, о чем писать и куда направлять корреспондентов.

Козарновская вскоре вышла на пенсию и занялась воспитанием внуков. Изредка, по старой привычке, публиковала она заметки в городской газете. Но по-прежнему не могла понять, как правильно выделять запятыми деепричастные обороты.
   



      
   


Рецензии
Василий, Вы вместили в рассказ целую жизнь человека. Фамилию она выбрала знаменитую в наше время. Казарновская - известная певица. Да, жизнь Ваша героиня прожила нелёгкую, Вы показали её как она есть. Последняя фраза, правда, неубедительная. Уж, филолог должен знать элементарные вещи.В общем, рассказ хороший. С уважением.

Николай Таратухин   26.10.2020 21:28     Заявить о нарушении
Приветствую Вас, Николай! Спасибо, что зашли, нашли, прочитали и отозвались! Я рад, что текст Вам понравился. А мог бы и не понравиться. Это же дело вкуса, а дело автора писать правду или не писать ее. В данном случае прототип живет и здравствует и по-прежнему не умеет выделять запятыми деепричастные обороты, хотя, как Вы выразились, ДОЛЖЕН! Он, прототип, много чего должен! Творческих Вам успехов! Василий.

Василий Храмцов   27.10.2020 07:39   Заявить о нарушении
Николай! Что за шутки, куда делись тексты? Что там не так?

Василий Храмцов   27.10.2020 09:28   Заявить о нарушении
Василий, они должны появиться. Просто я исправлял текст, а он на время пропадает. По Вашим замечаниям придётся вновь останавливать. Ничего страшного: наши мнения совпадают.

Николай Таратухин   27.10.2020 10:40   Заявить о нарушении
На это произведение написано 15 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.