Первое интервью. Отрывок из повести Волга и Нева

               

  Положив в сумочку толстый рабочий блокнот и шариковую ручку с новым стержнем, я впервые шла по улицам города Горького одна. Искать нужный дом пришлось дольше, чем я рассчитывала. Когда набрела на нужное мне место, «солнце уже позолотило верхушки деревьев», как обычно пишут в романах.

  - Я знал, что вы вернётесь, - услышала голос с балкона, - пожалуйста, поднимайтесь на второй этаж, моя квартира слева от лестницы.

  Вхожу в небольшую, довольно уютную квартиру. Её хозяин представился преподавателем одного из ВУЗов этого города, зовут его Николай Николаевич. Оглядываюсь вокруг: в большой комнате, очевидно, гостиной, стоит старинная мебель, на стенах развешены картины в красивых рамах.

  Я ужасно робела из-за того, что оказалась наедине с незнакомым человеком. Николай Николаевич предложил выпить чаю, по-видимому, надеясь, что это поможет мне преодолеть скованность. На столе в гостиной стоял электрический самовар, светилась в лучах заходящего солнца хрустальная вазочка с вишнёвым вареньем, хлеб лежал на белой льняной салфетке, покрывающей дно и края плоской продолговатой корзиночки из плетёной соломки. Вкусный ароматный чай мы пили из тонких ребристых чашек с «ситцевым» узором. Наше чаепитие проходило в молчании, изредка прерываемом дежурными фразами:

  - Я положу вам вишнёвого варенья, уверен, оно вам понравится, - говорил хозяин дома.

  - Спасибо, - отвечала я, глядя на варенье в своей розетке. Вишни были сварены вместе с веточками, попадались и листья. Интересно, как правильно есть это варенье, и куда класть палочки от съеденных ягод?
 
  Сидя за столом, я ощущала себя горе-журналистом, не справившимся со своим заданием, и мучительно раздумывала над тем, как мне направить разговор в нужное русло.
 
  «Если бы Наташка была рядом со мной! - мысленно сокрушалась я. -  Мы бы сейчас не молчали так позорно, а давно писали в блокноты то, что хозяин квартиры собирался нам рассказать».

  - Ну-с, милая барышня, - прервал затянувшееся молчание Николай Николаевич, - настало время перейти к цели вашего визита ко мне.
 
  Я подняла на него глаза, и, как обычно бывало в таких случаях, мучительно покраснела от смущения. А потом выпалила, что называется, одним духом:

  - Нам дали задание написать очерк о необыкновенном человеке.
   
  - И что, милая барышня, - спросил Николай Николаевич, глядя на меня поверх очков в тонкой «золотой» оправе, -  вы выбрали меня? Хотелось бы знать, на каких признаках личностной неординарности был основан выбор?

  - Сначала мы с подругой искали самый необычный дом, - уже смелея, пояснила я.

  - Понятно, - сказал он, и, не спрашивая у меня, как у маленькой, разрешения, долил в мою чашку горячего чая, - Теперь я вижу, что по вашему убеждению в необыкновенных домах живут необыкновенные люди.

  - Конечно, - стала объяснять этому непонятливому человеку, - ведь в доме, который построен очень давно, возможно, даже до революции, и сейчас ещё могут жить люди, которые помнят прежние времена.

  - Благодарю за комплимент, милая барышня, - глаза Николая Николаевича смотрели на меня чуть насмешливо. - Исходя из ваших слов, я должен сделать следующий вывод: я похож на человека, которому исполнилось в обед сто лет.

  - Я совсем не это имела в виду, - поспешила я загладить неловкость, -  ведь мы вас не видели, когда обратили внимание на этот дом.

  По моим тогдашним понятиям хозяин квартиры был, безусловно, не молод. Сколько ему лет? Мои представления о возрасте людей были тогда очень приблизительными.

  - Что же вы так покраснели? Вам, студентке факультета журналистики, наверное, часто приходится брать интервью?

  - Это ошибка, - призналась я в своём несостоявшемся обмане, - на самом деле я учусь в школе и занимаюсь в литературном клубе. Мы приехали с целью узнать ваш город и людей, которые живут и трудятся в нём. Нам дали задание написать очерк об интересном человеке, и мы с подругой решили…

  - Вы с подругой решили, что, ориентируясь на необычный дом, непременно встретите в нём удивительных обитателей. Должен вас огорчить, милая барышня, перед вами сидит самый обыкновенный человек.

  - Спасибо за угощение, - сказала я, поднимаясь из кресла, на деревянных подлокотниках которого были вырезаны старинным мастером головы каких-то мифических чудовищ. Я невольно задержала на них взгляд, такими выразительными они мне казались, было похоже, что их оскаленные деревянные пасти тоже смеются надо мной. Я даже всерьёз разозлилась на них, и эта злость придала уверенности моему голосу, когда я опять заговорила.

  - Простите, что отняла у вас столько времени,- сказала я вежливым голосом, ведь я, как-никак, воспитывалась в приличной среде, - я думала, вы пригласили нас к себе для того, чтобы рассказать что-то интересное. Вчера вы слышали со своего балкона, о чём мы с подругой говорили, поэтому нет необходимости объяснять снова, что нам нужно узнать для написания очерка. Пора прощаться.

  - Не смею задерживать, - хозяин дома встал из-за стола, и, учтиво пропустив меня вперёд, проводил в переднюю.

  Там я посмотрела на себя в высокое зеркало, стоящее почти напротив входной двери. Из мерцающей в сумраке передней зеркальной поверхности смотрела на меня испуганными глазами девочка в ситцевом платье с жёлтыми цветами. Щёки девочки пылали от стыда за свою неловкость. Ещё бы! Ведь я только что провалила своё первое задание! Никогда мне не стать журналистом. Уж лучше я буду, как раньше, писать свои стихи…

  Николай Николаевич остался верен выбранному им стилю общения: прощаясь, щёлкнул каблуками начищенных до блеска ботинок, и, как белый офицер из кинофильма, наклонившись, поцеловал мне руку. Покраснев до слёз, я вышла из квартиры. Я уже бежала по лестнице вниз, когда со второго этажа послышался голос моего нового знакомого:

  - Приходите завтра с подругой. Я расскажу вам историю жизни художника, моего дяди. Приходите непременно!