Этюд

Художнику В. Смирнову
Он сказал, и нам – легче

Осень – это терпкий запах прихваченных заморозком бархатцев. Терпкость очень идет к ним. Идет к отливу в темный терракот. Эти цветы, долго красившие сад, сейчас надо снять и поставить в вазы. Продлить их жизнь еще на несколько дней. На руках долго остается этот терпкий запах. Уходящий, его вновь хочется вернуть.

Оставшиеся в саду бархатцы через несколько дней потемнеют от утренников и замрут в ожидании непогод и снега. Но перед самой непогодой выдастся вдруг несколько теплых солнечных дней. Уже ушли осенние краски, и не верится неожиданному теплу. В эти дни высыхают бархатцы, и я вновь ощущаю их терпкий запах. Я ощущаю его и в сумерках, в конце холодного дня, когда высвечивает  п о с л е д н и м   оранжевый электрик сердцевин: живы, живы, живы… Еще живы.

Детское воспоминание осени – сухие цветы. Вот эти, последние, теплые дни без красок, сухие цветы на клумбах. Высокая, какая высокая – я маленькая – с резным деревянным кружевом веранда. От солнца ли, от краски ли – светлая. Заглядываю внутрь. Там – тоже одна – кукла. Я забыла ее здесь вчера. И запах бархатцев, идущий за мной оттуда – терпкий запах бархатцев.

Солнечная, желтая осень. Я гуляю с маленьким сыном. Подбегает, приносит мне листья: фиолет, почти черный фиолет. Не клен, клен так не умеет… красный оранж, зеленый, розовый. Выбирает, дает мне именно этот, желто-розовый:

-Смотри, такой же!

Такой же… Ах, да, из тех, что  он принес мне раньше, я оставила только розовый, желто-розовый. Заметил. Нашел такой же.

Что запомнит он? Что возьмет с собой отсюда? Может быть, этот день – мы гуляем вдвоем? И среди многоцветья – розовый… Розовый, чисто розовый, а все равно – желтый. Сам светится. И еще раз - чистый, чистый розовый… а – желтый! Светится.

Как мучительна природная красота! Особенно эти, яркие осенние краски. От них не уйти – они преследуют, они снятся. Чуть обернешься – фальшивая нота ничего не говорящих восторгов. А желтая осень нарочно длинна, невыносимо, мягко длинна… И только вконец измучившись, начинаешь искать: ведь надо же снять, эту муку надо  с н я т ь. Что может быть мучительнее невыразимости?  С н я – а т ь …
Живопись. Конечно. Ничто не сделает это лучше.

Возьмите желтый кленовый лист. Вот отсюда – ведь именно   э т о т  клен измучил. И именно этот лист, играя с солнцем, срывался, падал, кружил целую вечность… Возьмите его. Ведь это он, этот цвет вас измучил. Вы можете сделать эту краску?  Вот – она готова. Нарисуйте ею клен.

То-то же…  мертво!
Теперь сделайте другую краску. Это не просто – вы играете с одним из самых сильных цветов. Ярко-осеннее, грустное солнце. Невероятная сила      п о с л е д н е г о. Желтый электрик. Вот здесь, вот сюда – желтый электрик. Здесь должен быть этот предел желтого, восторг последних минут – найдите предел желтого! И чтобы поверили – п р е д е л ! В природе его нет. Но чтобы  с к а з а т ь, его нужно найти.

Кто еще... Кто мучил еще?..

Декоративный кустарник, кокетничающий мелким листом, леным, изящным изгибом… Он, один из самых первых, еще ранней осенью истерически впадает в красный. Только первые дни сентября – а он уж испугался. Стыд – рядом с зеленым, верящим в невозможное, умирающим в вере зеленым!.. Да что там – рядом, истерический клин темно-красного прямо на зеленом! Но посмотрите, как подсвечивает этот клин солнце! И вот уже – вам тоже страшно! Как страшно…

Но чтобы  с к а з а т ь  про это, вы снова будете мучительно искать… Этот предел темно-красного. Вот здесь, в конце, в самый клин, капля раздражающего, темно-красного электрика. Все. Легче. Эта капля – все!

Другие краски мягче, другие – щадят. Вот красный, растворяющийся в зеленом. Не повторить… Вот желтый, жертвующий оранжу… Расслабляют. Они мягче, они так не мучают, как те…
Для  п о с л е д н е г о в каждом цвете нужно найти предельное. Будет   с к а з а н о. Снимется эта мука.

Мучительна не только природная красота. Не только Красота вообще. Мучительна Радость. Да, Радость мучительна. Эта, переполняющая вас Радость. И если вы не найдете, как это выразить, вы измучаетесь.

Я видела мечтателя, измучившегося Радостью! Когда видишь этого художника рядом с его картинами, пытающегося что-то сказать, хочется долго улыбаться ему, как ребенку.
Он нашел это. Не знаю, понял ли сам, но – нашел. Он нашел предельные цвета Радости.
Златокупольный русский град. Снизошедшее на него – голубое. И такое  г о л у б о е… С синим ли… Он нашел это. В чистоте и красоте своей Вера, куполами и шпилями колоколен устремляемая… Сколько куполов!.. Их было столько?! – Их было -  с т о л ь к о !..

Вы смотрите – и вам страшно. Блеск куполов должен ослепить, он уже ослепляет, ведь это предел, Предельный цвет! Вы так захвачены – конец так конец! – вы готовы погибнуть вместе с ним… И в этот момент, в этот самый момент… Вы еще не знаете, вы еще не знаете, что вас спасает. Но что-то вас спасает. Вас спасает другой Предел, предел голубого. Того, что с синим.

Здесь, это здесь. На стыке двух Пределов. Р а д о с т ь  -  здесь.
Он  с к а з а л, и нам – легче.

Я видела на его выставке старушку. И в таком изумлении смотрела она на эти картины, будто в одночасье ожили и юность ее, и – мечты. Не чаяла уж, а – ожили!

-Когда же жил-то он?.. Чай, давно?..
-Художнику этому, бабушка, тридцать пять лет.
Застыла, молчит, снова глядит.
-Откуда же он… откуда же он про все это знает?..
Вот и про ее Радость  с к а з а л.

Октябрь 1989 г.