31. План 10. Левая нога правой руки

"План 10 из вскрытого разума"
31. Левая нога правой руки


 

Целые сутки мы разглядывали ногу Петроида. Ляжка заканчивалась противным огрызком плоти, но крови не было. Из места сочленения с тазом торчали продолговатые прозрачные трубки.

- Это что такое? – Повторял туджек каждые пять минут. Получив всё тот же ответ безногого о протезе, он продолжал деловито выискивать какую-нибудь улику против Петроида на оторванной конечности.

- Петрос, ты нас удивляешь. Может, ты тоже на кагэбос работаешь, а? Или, может, не только на кагэбос? Иллюминаты? Масоны? Рокфеллеры? Отвечаугхт! Ответь мне: да или нет, и слов не трать, чтоб осчастливить или доконать!

- Что? Ты ****утый, Визор, ёпт! Вспомни, на что я подписался, действуя по твоей установке. Не один здравый человек не пойдёт на то, через что пришлось пройти мне. И вы даже были свидетелями моего отречения от разумного, пока не сдрейфили крайне, не угнали в свою эту Дражню, так что не надо тут. А нога моя – просто киберпротез. Ёпт, у меня батя главный лесничий, может позволить.

Визор стиснул зубы. Он хотел верить словам товарища, но недавняя история с другом детства Ронни и позиция Игоряна заставляли гения нации искать более убедительные доводы.

- Зачем наружность портите вы ложью? Шумская, неси воду!

Из кухни показалась невысокая черноволосая девка в трусах и майке на голу грудь с пластмассовым тазиком в руках. Если бы я поглядел сперва на сиськи, то со всей ответственностью заявил бы, что Шумской этой не менее шестидесяти лет. Но глядел я на лицо.

Эта двадцатилетняя старушенция поставила на пол таз воды, затем без стыда спросила:

- Бухло есть?

Иди нахуй, Ксанка, детей лучше нянчи своих, - отмахнулся Визор. – Петроид, сука, если не скажешь сам, так заставим. Игорян!

Слепой лежал у порога на старом пыльном коврике. Собственно, коврики он любил не намного меньше, чем героин. Поднявшись, фашист на цыпочках подкрался к гению.

- А? Есть што? Можа есть немного, а? Ширнуться-то… Неделю, целую неделю не калолся!..

- Займись пока вот этим, - Визор шлёпнул ногой Петроида. – А мы с твоим тюремным корешем по фене поботаем.

Отожравшаяся харя Сенсея, которую мне совершенно не желалось видеть после службы в армии, протирала на рыхлой металлической кровати без дужек свою обрюзглую, нуждающуюся в скорейшем о****юливании задницу. Да, именно так и выглядел этот Сенсей: сытый круглый ****ьник, прикрученный к жопе. Селивон с особой жадностью расхаживал вокруг толстяка, он любил Сенсея не больше моего, и жаждал почесать о него сбитые кулачищи, но не был уверен, что остальные одобрят его голодную инициативу. И он нетерпеливо ждал, пока пышным займётся большинство.

- Как жена? - невзначай спросил я Селивона, дожидаясь того момента, когда Визор начнёт пытать Сенсея.

- Убил я её, мразь такую, - злобно выговорил Селивон. - Я тебе разве не говорил? Эта сука меня не любила. На КГБ работала, ради вашей компании связалась со мной, ради того, чтобы следить за вами. Помнишь Настю? Её коллега, по половым инъекциям натасканная... И её убить, суку...

В Хату, пошатываясь, вошёл Кончук:

- Ик! Визор! Ты знаешь, кого я… Ик! Кого я привёл к вам? Замечательнейший в своём роде… Ик! Человек! У него взгляды… Взгляды… Ик! Не чета твоему этому ультралевому… Гу-ма-низ-му… Ик! В который ты меня посвятить хотел. У тебя ж там ни одной здравой мысли! Ик! А этот товарищ такой бизнес… Замутил! Такой бизнес!.. Ик! Проходи, Стёпа, проходи…

На пороге возник Вопрос. Он оглядел косым взглядом внутренность несвежего помещения, и, увидав жирную тушу Сенсея, запричитал и расплакался. Сенсей же ни с того ни с сего расплакался ещё более жалко. И оба бросились друг другу в объятья. Они целовались и признавались друг другу в любви, после чего жирдяй поведал нам свою историю:

- Ребята, я ведь обычный водитель. И хотел бы быть единственным водителем в Мире, но Мир наш, к сожалению, устроен так, что это попросту невозможно!

А до этого толстая скотина въебала по морде водителю автобуса, когда тот на полном ходу объявлял очередную остановку. И хотя не один пассажир общественного не пострадал, тресту было предъявлено обвинение в терроризме.

- Но всё равно, я верю, придёт момент, и я въебу пилоту самолёта! Это моя мечта!

И всё моё товарищество разом расплакалось, видно оттого, что нынче так сложно в этом жестоком мире верить своим мечтаниям. Особенно жалко рыдали Трэшер и Вопрос. Я только хмыкнул, а нац продолжал топить в тазу Петроида, словно машина, не обращая внимания на разворачивающуюся драму.

Визор, ежеминутно грезящий о своей подруге детства, остервенело вытер слезу и спросил у Вопроса:

- Слушай, чувачело, ты там каугхт, трахал Карину?

На что бородатый абсолютно правдиво и ответил, тыча пальцем в сало теоретически единственного водителя на земле:

- Нет, я трахал только этого пидора в жопу.

И они вдвоём с Сенсюшей, взявшись за руки, выбежали из затхлой Хаты прочь, дабы воплотить свои сокровенные мечты в жизнь. Визор с придыханием отметил, что дела налаживаются.

Я тоже был не против того, что мой бывший недруг оказался пидарасом и лупился в задницу. Содомия казалась хорошим наказанием. Хотя не факт, что будь я сейчас в войсках, и, зная пикантный факт его физиологии, смог бы присунуть этому мясистому выродку. И не в совести дело. Нет её уж. Просто он не в моём вкусе.

Петроид захлёбывался в тазу.

- Игорян, - Визор похлопал фашиста по плечу. – Не переусердствуй.

- Я вам не вру, - задыхался безногий, - не вру вам, я не вру, не вру, не вру…

Туджек приподнял Петроида за подмышки и утянул на кровать, прогнувшуюся под толстой задницей Сенсея. Улаживая беднягу под одеяло, он приговаривал:

- Сразу не мог, что ли, сказать, что не врёшь? Ёпт, Петрос, ты как маленький, честное слаугхт. Оксана! – и про себя усмехнулся, - красавица, она свой мир красот нетронутым в могилу унесёт.

Молодая старушка выбежала из кухни на знакомый голос.

- А? Есть бухло?

- Ты это, обогрей товарища нашего, не видишь – погибает.

Та радостно запрыгнула в койку, и уже через несколько минут Петроид позабыл о муках, преследующих его сутки напролёт.

- Игорян, - Визор ехидно склонился над нацистом, рисующим в забытье на водной глади большой гидравлический шприц. - Ты с нами, или ты против нас?

- Можа дашь уже герыча, а? Я ж для вас уже вон, скока зделал.

- Нам нужно знаугхт, что ты рассказал Ронни. Мы ведь не посвящали тебя в тоугхт, что ты рассказал ему. Ты ведь шпион. Шпион? Шпион, сука?! Будь короток, не говори пространно!

Визор и Селивон принялись обивать ноги о слепца, тот жалостливо заголосил, беспомощный, не принявший ни грамма за всю неделю:

- Я проста… проста сказал, - рыдал он, вновь и вновь получая ногами, - што вы падгаварили, да, падгаварили меня, мудаки… Уничтожить важные духовные материи падгаварили… Ай!.. Материи, на каторые Мать всё время кланяется… Да шо ж вы как нелюди-та!.. Сжечь бомжа падгаварили... Падгаварили!..

Визор с усмешкой кивнул, мельтешение ног прекратилось.

- Подговорили, говоришь? А в тюрячкосе кагэбосам ты ничего не рассказывал?

- Визар, ты ж меня раскусил ищё в тот день, кагда первый раз дренкрому дал. Я ж толька за шириво в дела влажу. Нет ширива – нет и разгаворав. Ну што ты, на самам деле? ****или меня, да. Так они и вапросав ни задавали никаких. Да даже если и задали б, што я, маменькин сынок? Да и толку... Никаму ничего, если ширива нету…

- What you know – I know. Now! – козырнул Визор слышанной где-то фразой, и она подействовала, хотя я сомневался, что Игорян знает английский.

- Адин там всё бегал кругами, ржал с миня пастаянна. Ани с вашим Ронни Кушем, якабы, вместе работали. Ронни, якабы, убил сваево начальника, патому што начальник этат вас не трогал, хател экспиримент сациальный устроить, якабы, к чему ваша эта идеалогия привидёт. Я слушал, да. Пра приход «Пустова Евангелия», якабы, што он числится в базе данных Праваславнай Церкви, кантралирующей все религиозные начала на Руси моей, зиг хайль. Без сагласия всевышних за яйца, якабы, взять вас не смогли бы. Паэтаму пакойный босс Куша, да смерти сваей ищё, убидил Патриарха, што ваша секта как камар на жопе, толька и умеет кровь выкачивать. Паставил сваево челавека из Церкви слидить за вами, но вы, якабы, в мгнавение испарились. Асталась тока за этим «барабанщиком атставной казы» присматривать, дык а што толку - он в армии, а вы, якабы, «суки», хер паймёшь где и чем занимаетесь. Нет у вашей секты галавнова офиса, видите ли. Позже хто-та завалил их святова шпиона, и дакументы все пажёг. Босс новава паставил, дык тот аказался знатным алкашом, «па стариннай праваславнай традиции», якабы. Дела начала заваливаться, ани-та думали, што усё, кранты, якабы растварились мудаки в сваём падполье. Патом Куш босса грохнул... Да, толька новы босс дал атмашку, а Мать, якабы, смог вытянуть сваих «уродав» на экраны. Так и гаварили, якабы, - «Мать-Тереза!».

Да, всё это время моё товарищество старалось превратить меня в морального урода. Я давно это просёк. Понимание этого алмазом, алмазной пулей прошило мне лоб в ту ночь, когда мы ехали в шаланде взрывать Минск. Всю ночь в голове моей пульсировала Мешугга с её вырвихребетными риффами, всю ночь мозги мои кипели от "Catch 33". И тогда я понял – это гениально! Просто гениально! Двое придурков, с которыми свела меня судьба, - главная надежда нации и бесполезный мудак, - они были гениями. Величайшими гениями, которые навсегда изменили мою жизнь. Ни мои родственники, ни генералы, ни даже президент! Два обычных придурка! Я плакал. Не то от счастья, не то от безмерного горя. Я уже не мог быть прежним. Сон отходил от меня. Явь наступала. Я взглянул со стороны на нацию, на моё поколение и на то, что происходит в душах современных людей. Глубоко заглянул в их жизнь. И заглянул в свою. Неужели Я больше не Человек? Может, теперь Я нечто большее?

И поняв, чем Я стал, больше никогда не мог пустить ни слезы.

- Ну, тут всё известно и без тебя, живи пока, - Визор потрепал слепого по светлым волосам. - Ещё один дельцос сделаешь, и получишь свои наугхт.

Всё это время Эникей был привязан к деревянной опоре, поддерживающей потолок Хаты. При должном старании он бы вырвал её, как трухлявую палку, но стараться уже не было никаких сил. Кроме того, почитатель муай-тая сделал своё боксёрское дело. Поэтому Попандупало отчаянно болтался, скрючив шею и подкосив ноги, полностью осознавая печальный свой исход.  

- Ну чё, неуважаемый. – Я приподнял его голову за подбородок. - Где деньги?

- Жене отдал. Ты думаешь, я так просто всякие стулья пижжу или плазменные телевизоры таскаю через весь город?

- Жене?

- Карина всем вам шлёт огромнейший привет, парни! Ну и чё? Убивать будете? Хуюшки! Вы теперь меня будете любить взасос! Потому что не знаете, где её искать! Скажу, если отпустите.

  Я вгляделся в хитрые глаза Эникея и шумно рассмеялся. Вслед за мной рассмеялся и Трэшер. Смеялась Оксана, смеялся Петроид. Во весь голос ржал Максим Владимирович, хохотал Кончук. Из сортира вернулся Рудько, поглядел на Эникея и тоже гы-гыкнул. Я трясся от смеха, глядя на Визора. Ещё минуту назад он тешил себя тем, что Карина не имела никаких дел с шикарным во всех смыслах Вопросом. Теперь, представив красавицу в одной постели с гнилым лакеем, лицо его выразило тоску. Какую-то фатальную неизбежность.

- Вот какова, и хуже льда и камня моя любовь, которая тяжка мне.

Трэшер снял с шеи свой талисман, внушительную расчёску, и, передав её мне, прошептал что-то на ухо Эникею. Гниляк отчего-то задёргался во все стороны и натурально взвыл.

Да, нас обвели вокруг пальца. Удивляться не было причин. Куда ни взгляни, всюду прятался балагур, старающийся плюнуть на наши жизни как можно более смачно. Позиция Визора была ясна мне как никогда прежде. Но марать руки о грязь больше не хотелось.

Я протянул недавний Трэшеров подарок нацисту:

- Игорян, press any key, please!

Когда прикрученный к столбу Эникей утратил признаки жизни, на его лице отчётливо виднелся оттиск протектора нацистского говнодава. Нацист поработал на славу. В моих руках материализовался здоровенный батл, и я поднёс его к носу слепца, ощущая себя принцем из песни Deftones.

- Вот оно, вот оно, дерьмо твоей мечты! Вот оно, вот оно! Игорян, батл здоровенный, здоровенный батл со всем, что ты так любишь, внутри! Это твоя награда! Фетиш твой!

В бутылке и правда было намешано столько ядрёного говна, что ни один прожжённый наркоман не прошёл бы мимо.

- Бля, такова не бывает! - воскликнул тогда изумлённый фашист.

И взял Игорян кубок сей с амброзией.

И пил он пил, пока не умер.