опять ты как прежде бредишь...

Пятровна истратив накопленный за срок ожиданий свой бабий необузданный ресурс… Тихонько посапывая, спала рядом с Хведором на тахте. Губой в пупке. Ей было невдомек, что мысль Мамона кружит вокруг её дома, заглядывает в окно и стучится в дверь… просит о помощи. Пятровна прибывала в состоянии радужной амнезии…она не слышала, и по-видимому не хотела слышать, и тем более видеть оскал завистливых сельских баб и мужиков, которых в селе раз два и обчелся.
 Находясь «наркотически» в нордической дреме, блаженно осязала разгоряченное потное тело любимого… «Кентавра» … сама же в качестве банного листа прилипла к его груди. Дышала тихо и спокойно. Иногда вскрикивая от возбуждения при нечаянном прикосновении к хозяйственной части «Колосса».
 Хведор же спал мертвецки, без назойливых снов. Не оконченный роман с трех литровой бутылью говорил о многом… все еще впереди! Он её обязательно осилит, дай бог здоровье у него отменное. А пока спиритус в бутыли колышется, переливается, отдыхает в отсвете стекла и радуг, приманивая зрителя невиданной чистотой.  Спиртосодержащая часть бутыли светилась в лучах солнца, освещая потолок бриллиантовыми искрами. Солнечные зайчики бегали на перегонки из угла в угол… иные скользнув в низ сияли в капле пота меж грудей спящей Пятровны.
 Не обессудь. Возвращаясь на час, полтора назад, она – Пятровна предстала бы в ином качестве, измерении… в порыве, стихийности цунами она была в тот миг неукротима.  Пригубив с пол стакана своей чистоты,-двойной перегонки. Она вошла в раж и тем самым возбудила аморфного небритого Хведора.  Который приняв на грудь пять стаканов, еще стоял на ногах. Любви обильная Солоха, как её окрестила Горемиха, замахнулась на рекорд. Сочеталась любви обильно долго, профессионально…припоминая все бабьи шалости, премудрости… не щадя себя. Она бы до сих пор еще могла тешить его и себя, но Хведор отвалился от неё, как хвост у ящерицы. Пал на тахту, уснул. Без деланно замер. И только арбузный живот иногда вздуваясь указывал, что хахаль её еще жив.
 Резкий стук в дверь застал хозяйку не то что врасплох. Был не к месту.  Как же так? … я же голая? И он гора, не спрячешь, не укроешь. Кого это черт несет. Неужто письмоносца пенсию принесла? Так я её еще на той недели получила? Небось Мамой, опять с просьбой. Вот дудки. Пятровна схватила бутыль и позабыв, что голая наклонилась, выперев к «богу» розовый зад с величину полуденного солнца. пошарила под кроватью, ища свободное место для бутыли. Сховав бутыль подальше, только хотела привстать. А голос сзади: «Вижу, вижу! Не садись на пенек, не ешь пирожок…»
 Пятровна онемела… Хто это? Небось Мамон? Или Квит? Повернув голову, ахнула. Ах какая же я дура… окно не прикрыла. Шторка колышется. Это небось Мамон Нюру дрочит? Али просит? Привстала, повернулась к окну и замерла…  во все окно лошадиный зад, а хвост в избе. Лошадка хвостом пыль подметает и ржёт, сотрясая избу. Пятровна пошамкав губами, нашла веник и веником огрела наглеющую скотину по левой половине. Удара не последовало, веник безпрепятствий вылетел из рук и оказался снаружи. Померещилось. Прикрыв окно, задернув занавески, быстренько накинула халат и пришпорив себя вылетела в сенцы, приоткрыла дверь. Посмотрела, кто там? Никого. Знакомый голос Левитана вещал: сегодня дальневосточные войска освободили Курилы от москалей… й… й… вичей. Москвичи бегут. Поезд груженный золотым запасом Сибири движется на Иркутск.  К месту гибели Колчака. Пятровна приоткрыла по шире дверь. Вот те раз. Это Витя дурачок, крутит пальцами спидометр и передает свежие новости. Хотела запереть дверь…а это что за ведение?  Около забора на бревне восседали три кобылы в золотых уздечках. Справа Мамон в женском сарафане. Слева … Пятровна пошевелила бровями. Он, сам! И голый. Лошади позвякивая удилами вели беседу о жеребцах, их достоинстве на скачках… Мамон оторвав от бревна кору, жевал ее глядя на самого. И видимо ему было невдомек, что перед ним не шоколад, а перец.  За ветхим забором высунув голову стоял Витя дурачок и повторял голосом Левитана. «Сегодня, среди недели числа наш президент навестил неизвестное село России и удостоил вниманием Мамона и Пятровну. При этом Витя сыграл на губах гимн и вращая километраж спидометра, двинулся вдоль села на кладбище… Так ведь  Витя умер. Год прошел как похоронили. Он еще красиво передавал голосом Левитана президентскую речь. Делая ударение на слово «Обещаю!» неужто мерещится?
Но  Витя, пройдя метров двадцать, остановился и обращаясь видимо к богу голосом проницательно произнес 36… и неожиданно расхохотался, что для него было не свойственно. И голосом выразительно произнес: «Вы поняли? - Это Россия!» И будто туман испарился…Пятровна перекрестилась. Опять померещилось… но голос слышала отчетливо. Небось Витя к себе зовет… божий человек. Никого не обидел. А умер… в город поехал, на пешеходном переходе его единый и подрезал… пусть земля ему будет пухом… хотя он, наверное, в раю…
 Кобылам было не до Вити дурочка, не до них, они вели разговор сокровенный, ржа рассказывали на перебой о пристрастии хозяев… чинах и званиях… отмахиваясь отгоняли хвостами назойливых мух. Президент пытался вставить слово «маски шо… вы... коронави…»  Но летевшая пчела изменила регламент, и время побежало вспять. Пчела ужалила едино, его в годину под левый глаз.  Глаз заплыл, щека опухла. Насекомое же замертво пала в область противоречий… далеко от сердца, рядом с инстинктом.  Щеку раздуло, глаз заплыл… рот искривился. Верхняя губа онемела. Все лицо превратилось в мыльный пузырь. А голос вещал: - Витя -Левитан по-видимому устал. Вместо его вещал где-то за стеной Володин,- друг Володин.   «Три царства за коня! Он нам броня! А мы все копья!»
 Пятровна на всякий случай перекрестилась, прикрыла дверь. Смотрела в щель. Как быть? Ведь гостя надобно хоть сивушной угостить. Поди не осудит?  Кабылы подождут. А Мамону и самому… ему, по чарке налью.
С гиком, дрыгом составила меню. Поставила кутью и само грая с перцем. И вышла в люди прищурив пьяный глаз.
Кобылы раскудахтались, как куры…Пятровну не замечали. Мамон же её признал сразу. А вот Он- сам, не оценил её желание … она сделала реверанс, присела, оголив колено.
Сам же, как Ленин прищурил глаза, не дав ей опомниться задал наводящий вопрос: «-Вы за кого барышня голосовали?
при этом приоткрыл рукой у неё подол и посмотрел внутрь… взглядом ожег Пятровну в самое сердце.
- Пятровна долго прожила, много песен знала и с дуру брякнула: - «за хрен собачий и пул смердящий!»
-Я не о том. Вопрос поставлю иначе: - Как поживает мой электорат?  Смоковница!  Вы ходили на выборы? …
- А на хрен, коль даже в церкви сатана бьет, алтарь копытит. А мой, ваш лектор – рад. Гектор меня преть. Стоит он у него и слава богу.
-Ушицы с Вами из топора не сваришь. А вы почему без маски?
- А вы почему голый?
-А вы признали, кто я? Похож?
- Мне вы все на одно лицо…как куриное яйцо… без петуха бесплодны.
-Да! Вот вам продукт растления западом. Вас подлечить бы не мешало.
-Я пока Вас с пулом в телевизоре не вижу… и повернув голову - прости Мамон у тебя душа намного чище.
 Как услышу едино, их пескоструйные речи… сразу понимаю. Мамон ангел, не такой бряхливый.
 А вы без шапки чай сивый? Годков то много. Пора и полысеть.
-А что у вас на серебряном подносе?
-Свое, свекольное, без новичка. Все для торчка. А редька для приправы из Хабаровска,- горька.  Мамон выпей горькой с ним, примерь шапку Мономаху, не стыдись, не хохрись, вы из одной п...ы… явись и не сердись… перекрестись, он брат твой нареченный, от лжи стал утончённым…на языке мозоль… с Вараввой став отождествленный… народ простил ему грехи, иной позор. Простил, народ стал коматозным, воскреснет в вираже. К Иудам приобщенный он с маской на лице, Европой ущемленный.  Всем мат. Ему гарде! 
Возьми балду на перевес…Задай ему вопрос. Какая честь. Ведь ты мечтал об этом.
 Мамон почесал репу, сплюнул…- была не была. «Сижу пержу, ржу и радуюсь. Коль баба дала во ржи… ведь это ягодки средь лжи. Гарант, мне поясни: - мне непутево подмигни, не лги. Что может президент?
- Дозволено мне всё!
- Вы можете все? т.е. живете, правите без чести, без правил, народ не слушаете, их обещаниями мучаете.  Дозволено все… лишь только хищнику и убийце. Вы хищник? Или убийца?  Иль в купе вместе?
 У Пятровны от слов Мамона поднос выскользнул из рук.  От звона ли, или по другой причине, ветер закружил листву, застил глаза. Как неожиданно ветер начался, также мило и затих.
Двор освещен солнцем. На бревне нет кобыл, нет голого президента. Только Мамон восседая продолжал с кем то, о чем-то разговаривать… талдыча без толку. Ты хищник? Или убийца?
«Вы брешете как эти три кобылы! Ответственности перед народом никакой. Не уж то у вас был предок дурачок …на ум хромой. Коль вы такой глухой и злой? неведом вам народный вой… вам ближе рык от волчьей стаи.
 -Мамон, - Очнись! Опохмелись! Перекрестись и здравствуй! Опять ты  как прежде, от сивухи бредишь.
    .