Царапинки

          

          Бабье лето ярким, пышным убранством расплескалось из конца в конец по всей матушке России. Не забыло и их дом, украсив осенними красками. Красота!  Тишина. Умиротворение.

          -Эх, если бы это длилось вечность!

 Нина Петровна удобно устроилась на качелях, созерцая красоту осеннего сада. Всё бы хорошо, если бы не грустные мысли: «Сама во всём виновата, раздула из мухи слона. А, может, и не раздула. Он действительно смотрел с досадой и жалостью! Лучше бы  выругался! Ей и сейчас захотелось всплакнуть от жалости к себе, за свою беспомощность. Сдалась ей эта банка с молоком! Она доставала банку из холодильника, а правая рука с недавних пор стала её подводить, банка предательски выскользнула и грохнула на пол. Она виновато посмотрела на мужа, уловила его взгляд и не могла удержать слёз. Лучше бы выругался. Что мне его слова! Когда взгляд, полный досады и жалости, успел сказать обо всём».

- Нашла из-за чего плакать!  Мы сейчас всё уберём, отойди в сторонку, не наступи на стекло, - старался успокоить её Сергей.
Уговаривал, как малого ребёнка, а ей было тошным – тошнёхонько: она чувствовала себя не виноватой, нет, какой-то слабой, неполноценной что ли. А он не понимал этого, продолжал нарочито бодрым тоном:

- Сейчас съезжу к молочнице за молоком. И все дела! Не переживай!
 
           После обеда вышли во двор, чудную погодку нельзя упустить! Решили сменить землю в горшках для цветов будущего года и до весны оставить их в теплице. Только Нина Петровна собралась насыпать совочком перегной из компоста в горшки, как получила от ворот поворот:

- Дорогуша, а не пойти ли тебе на качели? Почитай  или  за мной понаблюдай, а с землёй и горшками я сам справлюсь
.
Ещё не улеглась прежняя обида, как новая царапина прошлась по сердцу: «Путаюсь у него под ногами. Мешаю. Толку от меня никакого! Никому не нужна». Глотая обиду,  Нина Петровна  наблюдала за мужем, а он легко ворочал большие горшки с землёй. Залюбовалась, мысленно усмехнулась:

 «Наблюдать - это у нас бывает частенько. Как же я люблю смотреть, как он работает! Нам обоим доставляет это удовольствие: где посмеёмся, где помолчим, а где и помогу в меру своих сил. Вспомнилось, как в молодости он обшивал вагонкой садовый дом, сколотил скамеечку, а «подсобная рабочая сила» с этой скамейки наблюдала, как у него ловко всё получается.

         Надо бы завязывать с однолетними цветами – хлопотно, да и не под силу становится. На следующий год насажу многолеток, розы тоже высажу из горшков  на клумбу, зимы стали теплее, не вымерзнут»,
- Нина Петровна с головой ушла в свои мысли о цветах. Опомнилась, когда услышала шум и увидела перевернутую садовую тачку. Её как ветром сдуло с качелей: «Господи, помилуй!»  С испугом глядит на мужа, который криво усмехаясь, встаёт из-за тачки:

- Чего ты всполошилась? Запнулся я,
 
- прихрамывая, идёт к беседке. Нина Петровна помогает сесть на ступеньки. Поднимает штанины его брюк и на минуту замирает от вида ободранных до крови коленей. Метнулась в дом за перекисью и зелёнкой. Встала на колени, чтобы обработать ссадины. Жалость волной накрыла её. Сердце ухнуло, а после горячим комом покатилось в груди:

 «Стареем, стареем. Родной мой! Тоже сдаёт». Боясь поднять голову, чтобы  не заметил слёз и жалости, начала осторожно обрабатывать ранки на ногах мужа.

 А он тихонько гладит её седые волосы,  приговаривая: «Не потеряла. Нет. Не потеряла навыка хирургическая медсестра. Я тебе как бывший медик это говорю.»