Интервью с Никитославом Виленским 2. Август 2020

Прошёл год с моей последней встречи с хабаровским музыкантом, лидером группы Остров Пасхи Никитославом Виленским. С той встречи, когда он дал мне интервью, я имею в виду. А хорошее не грех и повторить, как говорится. С тех пор мы виделись несколько раз, и на мои вопросы о долгожданных релизах он лишь загадочно улыбался. Между тем, группа твёрдо намерена выпустить альбом в самом скором времени, а сам Никитослав всё чаще говорит и о сайд-проекте. Короче говоря, новое интервью было просто необходимо, что мы и устроили.

— Наступает осень, муссонные ветра, перегнавшие сезон дождей Цую к нам, сменяются тёплым Марфиным летом. Насколько мне известно, последним в записи был сингл «Пора пить чай!». Согреете релизом этой осенью?
— Да, чуваки, всё будет. Может, не осенью, но до новогодних праздников успеем, думаю. Год назад я говорил, что работа ведётся, и обещал, что скоро релизы состоятся. Ну, и сегодня я пообещаю то же самое. Оно увидит свет, потому что, вновь, как я говорил в прошлом году, своих целей я добиваюсь. А цель выпустить эти релизы — она есть. Дело в том, что я всё это время, не соврать бы, с ноября по март конкретно думал только о сингле. Если я не сидел и не работал непосредственно над ним, то всё равно я размышлял на этот счёт и думал над аранжировкой, например, какие ещё инструменты применить и т.д.

— Над какими проектами помимо сингла идёт работа?
— На рубеже весны и лета необычным образом много людей дали понять, что музыка «Острова...» им нужна. Это подстегнуло меня довести до ума полноформатник. Ну и плюс ко всему мы наконец-то снова сошлись в едином мнении с Тимофеем Тимкиным по его проекту, и я начал вести вот эти две работы.

— Параллельно?
— Ну да, его проект (или уже наш), где я выступаю вокалистом, и альбом «Острова...», это наиболее приоритетные задачи для меня. Для альбома Тимофея (FUTURESHOCK — прим. автора) уже практически всё сделано. Осталось лишь немного подрихтовать, и всё уйдёт в постпродакшн. Так что осенью можно ждать релиза. С полноформатником «Острова...» же всё куда сложнее. В принципе, конечно, мне бы хотелось очень много хороших, обнадёживающих слов сказать, но пока не могу. Потому что неопределённость очень сильно бьёт по рукам, по ногам — аж сил стоять не остаётся. Волею судеб моё личное оборудование сейчас не у меня даже — мне пришлось помочь людям. Сейчас в любом случае я проведу в начале осени рекогносцировку. У нас даже должны быть подвижки в составе, между прочим! Я очень рассчитываю, что всё получится, потому что тут, видишь, уповать как бы на эти вещи — тоже своего рода самообманом заниматься. Три года назад у меня была определённая парадигма: я жил, как, знаешь, такой бунтарь, но при этом я занимался музыкой. То есть в жизни присутствовала созидательная деятельность, и мне было хорошо от этого. Да, я, в основном, тунеядствовал. Но мне было хорошо, потому что я знал, что живу не напрасно, а остальное — это просто различные нюансы. У меня было любимое дело, которым я занимался самоотверженно и ответственно. Рядом со мной были прекрасные люди — мои друзья и товарищи, с которыми мы творили плечом к плечу. В общем-то я мог себя назвать действительно счастливым человеком. Потом я от этой парадигмы отказался, потому что уехал и променял эту свободную вольготную жизнь на жизнь в опредёленных рамках. С тех пор я так и не могу вернуться туда обратно, где мне было хорошо, а сейчас, считай, у меня вообще практически ничего нет. Я, как обычный человек, работаю в офисе 5/2. Слава богу, что эта работа — лучшая в моей жизни, равно как и коллектив.

— Выходит, что сейчас ты несчастлив?
— Отсюда я не могу вернуться в парадигму, где мне было очень хорошо. Самое страшное, что по прошествии времени я всё больше стал размышлять, а насколько это вообще нужно? Просто сейчас я не могу назвать себя счастливым в полной мере, от того и все эти мысли. Ситуация могла бы измениться, вернись я в это русло вновь, почувствуй я себя снова музыкантом; как было 7 июля этого года, когда мы писали нонстопом вокал до утра, создавая одну за одной, целые песни, и я снова ощутил себя на своём месте — как раньше, как три года назад… Ничего пока сказать не могу, нужно какие-то вещи определённые делать, которые от меня требуются по статусу — вот этим я и занимаюсь. Но с меня уже потребовали обещание, что полноформатник надо в этом году доделать. Поэтому деваться мне некуда — люди очень хорошие, подводить их не хочется (улыбается)!

— С кем сотрудничаете на данный момент?
— Мы уже сотрудничаем с Аркадием Севастьяновым — безумно талантливым звукорежиссёром. Плоды наших совместных трудов скоро можно будет оценить. Также, что касается визуальной интерпретации, возможно, мы действительно наконец-то посотрудничаем ещё с одним человеком, так как уже давно я ищу художника, который бы мог воплотить мою задумку: мне нужно изобразить участников группы в образе тех самых статуй с острова Пасхи. Как обычные моаи, но с чертами наших лиц, которые бы угадывались. Я разговаривал со многими художниками, которые вроде бы хорошо ко мне относятся, и которые, в принципе, были «за», но они спустя время вдруг куда-то исчезали, и вот, в очередной раз наклёвывается вариант, и даст бог — выгорит. В голове у себя я легко представляю это, а теперь нужно посмотреть, насколько оно реально. Данная идея, если найдёт воплощение, пригодится в будущем, возможно, как обложка потенциального альбома.
 
— По крайней мере, это подходит концепту группы! А сингл? «Рукавицы» обзавелись собственной «говорящей» обложкой от художницы Кары Новы, получит ли визуализацию следующая песня?
— Да-да-да. А следующая песня, там для обложки сингла должна быть фотка наша с Володей Мартыненко, я даже помню день, когда мы её сделали. Тогда я с утра к нему пришёл попросить мелочи, потому что у меня не было денег на проезд. Вот так я жил, понимаешь! Я ночевал у друзей в общаге. Вот серьёзно, я сейчас говорю, и мне аж плакать охота — такие времена были крутые! Скучаю по ним. И фотку мы эту сделали по приколу, где он на часы показывает. Много позже я её просто обработал обыкновенным фильтром в Photoshop’е, чисто по фану, потому что иногда хочется чего-то несерьёзного. Так было и с песней «Университет», её я тоже считаю несерьёзной. Знаешь, такой «пощёчиной». Потому что обычно, то, что я пишу, оно таким пафосом пронизано, а тут текст максимально дурацкий. В духе Лагутенко — мне хотелось что-то вот такое сделать. А что касается обложки для «Лифтов и лестниц», то до сих пор идут споры. Я хотел спросить разрешения у конкретного японского художника, но я с ним не смог связаться никак. Тогда я начал искать альтернативные варианты, обращаться к другим знакомым, чтобы сделали что-то похожее, либо же вообще отошли от этой концепции и сделали нечто иное. Но обложка — дело десятое, её надо в самую последнюю очередь делать. Сейчас главное — довести до ума сами композиции.

— А какая была изначально концепция у того художника?
— У меня хранился аж с 2012-го или 13-го года кадр из манги Blame! (мангака или художник — Цутому Нихэй в настоящее время работает над сюжетом полнометражной аниме адаптации во франшизе Sidonia no Kishi — прим. автора) очень и очень прикольный. Там чёрно-белый рисунок, уходящий в перспективу, пропасть. Очень похоже на шахту лифтовую. И маленькая лесенка вдоль стен её спускается. Мне очень понравилось, я бы с удовольствием её взял, но мы же о серьёзных вещах говорим. Просто взять я это не могу, поэтому я хотел спросить разрешения. Думаю, любому человеку, художнику, автору такое бы польстило, но дальше надо смотреть, насколько человек жадный, вот и всё.

— В Японии с копирайтом всё строго, в отличие от России. Особенно в 90-х годах.
— Ну, картинка была «ВКонтакте» и благополучно ушла мне в «сохранёнки» (смеётся).

— Они просто об этом всём не знают.
— К слову, это не первый случай, когда я вдохновляюсь работами японских художников. В своё время «Завтрак» Киничи Сигиуры произвёл на меня неизгладимое впечатление, и родилась песня «Японский орех».

— Планируете экспериментировать в рамках жанра или за его пределами?
— Когда ты экспериментируешь, ты автоматически покидаешь рамки жанра. Ну, серьёзно, это же очевидно. Если только не отталкиваться от жанра «экспериментальный рок», но это само по себе как-то глупо звучит, честно говоря. Как-то видел новый мем, где два светлобородых мужика ещё. Так вот, мужик там говорит фэну: «Все песни AC/DC одинаковые», а тот в истерике орёт: «Нет! Ты ничего не понимаешь! Ты вообще их песни-то слушал?!», а потом тот же мужик говорит Ангусу Янгу: «Чувак, все песни AC/DC одинаковые», на что Ангус Янг отвечает: «Я знаю». Довольно смешно для людей сведущих. Потому что можно прям глубоко загнать себя в определенные рамки, и уже не выбраться оттуда. Вот тоже случай вспомнил буквально недавний: мама что-то слушала на Яндекс.Музыке, кто был — не вспомню уже, не то Эрик Клэптон, не то Крис Ри, или вообще Джо Кокер, но я выпал с того, что одинаково звучит инструмент! То есть да, разные гармонии, разные песни звучали, да, но, в целом, было ощущение такое, что это одна очень долгая композиция. Нет, ну я понимаю ещё, когда один альбом выдержан в единой стилистике, у него может быть общий мастер, общие какие-то элементы: допустим, гитара как связующее звено, которое из песни в песню перекочёвывает. А можно вообще написать пёстрый-пёстрый альбом.

— Это и есть неотступное следование жанру?
— Да, можно оставаться одинаковым в рамках жанра, а можно в рамках звука, когда ты всё на одних настройках сыграл. Вот я о чём говорю.

— Но второе относится больше к технической стороне вопроса?
— Ну да, грубо говоря. Поэтому я всегда стремился к тому, чтобы все песни, которые я пишу, звучали по-разному, чтобы они не были похожи. Благо, в принципе, добиться этого не так трудно, когда такой огромный выбор тех инструментов, которые добавляют какой-то бэкграунд. Или, наоборот, идут ведущими — это сейчас про клавишные, электронные, симфонические и так далее. Если твоё сознание не зашорено, то творчество это и есть сам по себе эксперимент. А результаты его, более-менее удачные, остаются навсегда, фиксируются, обрабатываются, ну и идут в массы.

— А как насчёт рэпа?
— Не уверен, честно сказать. В этом я себя не представляю. И я даже не знаю, кто из знакомых бы хотел таким заняться. Хотя я могу послушать такую музыку.

— Назови 5 знаменитых артистов, с которыми бы ты хотел записать что-то вместе, посотрудничать?
— Ох, любишь ты умозрительные вопросы… Я могу назвать абсолютно любых, независимо от их известности и величины, живы они или нет, так?

— Да, вот я бы хотела фит с Майклом Джексоном, а ты?
— Как ни странно, но… не то, чтобы записать, но поработать вместе и чему-то поучиться, несмотря даже на какую-то языковую преграду — с Дэвидом Боуи, это точно. Его же называют хамелеоном от мира рок-музыки, и в этом плане мы с ним похожи. Я тоже люблю менять образы, имидж. Ну и ещё могу назвать Фолькера Бертельманна, Колина Стэтсона — эти люди не от мира сего, создают поистине психоделическую музыку, а я тащусь от такого. А если из наших, то я бы с радостью посотрудничал с группой Znaki и со свердловской командой Апрельский Марш. Я восхищаюсь их подходом к работе, к звуку, который у них получается на записях.

— Какие идейные вдохновители были у тебя в детстве, 5 лет назад и сейчас?
— В детстве... Ну, с музыкой я познакомился, в общем-то, как и с радио, одновременно: в 1999 году, когда мы переехали сюда. Тогда ещё в Хабаровске было живо радио «Nostalgie», одно из последних во всей франшизе. На этой радиостанции работал отец, и дома всегда почти круглые сутки вещало радио. Поэтому я слушал то, что сейчас играет на «Ретро FM», вот этот формат музыки, ну и какая-то отечественная эстрада и добротный поп. Эту музыку я и постигал в детстве. Всё шло из семьи, у нас дома также была большая коллекция разной музыки — зарубежный олдскульный рок и наш рок, джаз.

— А классическая музыка?
— И это тоже было, безусловно. Причём, что странно: я не помню, что было первым из классических произведений, которое я услышал, а также когда и при каких обстоятельствах. Но, сколько себя помню, меня эта музыка никогда не раздражала, вообще никогда. На самом деле, очень сильно родители повлияли на мой музыкальный вкус и, в принципе, всё, что слушали они, то слушаю и я спокойно. В обратную сторону только не всегда работает (смеётся). Пять лет назад потихоньку начал пробовать постпанк и его производные. В общем-то, я это слушал вплоть по 2018 год, несколько лет. Я даже сидел на каких-то тематических площадках «ВКонтакте», сообществах по интересу к данной музыке, где были даже группы знакомств а-ля друзья по переписке: «Привет, вот моя анкета, пишите». И я реально там нашёл нескольких людей, девчонок — я всегда говорил, что мне проще общий язык с женщинами найти. Я с ними знакомился и общался, с некоторыми до сих пор хорошие тёплые отношения. Они все живут на Западе страны, они очень далеко, но всё же. Много интересного про свои города рассказывали, про любимую музыку, увлечения. Вот. Понимаешь, именно об «идейных» я тоже затрудняюсь сказать, это же, получается, то, от чего я отталкиваюсь, на кого ровняюсь. А я стараюсь не подражать и не копировать намеренно. Если это и происходит — лишь подсознательно, непроизвольно. Это не так, как было в мою школьную бытность, но все вдохновители остались теми же самыми. Меня просто поражали в детстве Наутилус Помпилиус, Агата Кристи, Машина Времени или те же The Ventures, из-за которых я захотел научиться на гитаре играть... Могу ли я сказать, что до черта чего слушаю? Примерно уже три года я активно использую такой ресурс как Last.FM, и счётчик исполнителей, которых я когда-либо слушал за этот период времени, перевалил за 1200. Думаю, меломаном меня считать можно. И я подчёркивал это всегда, что своей задачей и достоинством вижу перенимание опыта самых разных исполнителей, его переработку и воплощение, интегрированное в собственные идеи. Это правда, люблю очень слушать музыку. Больше чем слушать, я люблю только создавать её. Какая-то клишированная фраза вышла, кажется... Короче, во всём, что я слышу, пытаюсь находить какие-то идеи и потом их применять. Не знаю, насколько успешно или нет, но тем не менее. Поэтому как таковых идейных — нет, а вот просто какие-то идеи черпаю.

— Откуда, например, берётся вдохновение?
— Из всего, что вижу или слышу. Это и визуального искусства касается. Фильмов, или художеств… Но для меня, как музыканта, важны звуки в первую очередь. Обожаю моменты, когда находится новая музяка (sic!), это часто происходит внезапно, где угодно. Раньше я прислушивался к музыке, которая фоном играет в каких-нибудь заведениях, теперь же я порой ловлю звуки Shazam’ом в транспорте. Но зачастую в автобусах играет всякая дичь, поэтому я прячусь в своей музыке, в наушниках. Иногда, правда, бывает, когда ты заходишь в салон и ещё не успел занять место, то слышишь, что из динамика играет, тогда, вот, и попадаются прикольные штуки. В видеороликах в интернете тоже часто попадается новая музыка, но там, как правило, только всякая электронщина. TikTok'ом я не пользуюсь, Боже упаси, хотя в инстаграм, в конечном итоге, попадает всё, что там есть, по сути.

— К слову, о популярной музыке, которую можно услышать из каждого радиоприёмника: год назад говорили о популярных переоценённых исполнителях, а кто же тогда недооценён? Расскажи, считаешь ли кого-то таковыми.
— Недооценённых? Это будет мой субъективный взгляд. Понятное дело, что и тогда это был мой субъективный взгляд, чисто моё личное мнение. Я не знаю, насколько ряд этих исполнителей можно назвать недооценённым, потому что я ещё год назад задумывался, кого бы мог в противовес назвать, когда был вопрос от противного. Возможно, то что они не так широко известны — это даже хорошо, потому что не всем нужно иметь такую популярность. Есть вообще такая негласная градация: широко известный в широких кругах, узко известный в широких кругах, широко известный в узких и узко известный в узких. То есть там совсем уже андеграунд. Я придерживаюсь довольно странного мнения: если мне нравится что-то такое необычное, то, с одной стороны, я бы хотел об этом рассказать другим и поделиться прекрасным, но с другой — нет, не хочу это прекрасное с кем-то делить. А вдруг его не поймут? Вдруг его не оценят? Или поднимут на смех, или ещё что — и мне будет неприятно. Вообще делиться с кем-то для меня всегда было такой дилеммой, хотя с детства же всегда приучают... В 7 лет у меня однажды украли автомобильчик, игрушку, подаренную отцом, и с тех пор я вообще никому ничего не даю. Если это моё — то оно моё, если мне это нравится, я это люблю — то я это лучше сохраню в секрете. Вот такое мнение. Впрочем, если от него отойти и подумать, каким исполнителям я бы пожелал, чтобы о них узнало больше людей, то… Я могу назвать, например, Auror’у. Хотя у неё и так всё неплохо, знаешь, судя по просмотрам в YouTub’е и так далее. Ей в своё время выступление на сиэтлском радио KEXP тоже очень помогло, как понимаю. Вон, девочка катается в мировые турне, всё у неё на мази.

— Значит, есть востребованность, есть «оценённость»?
— Да. Поэтому недооценённым точно нельзя назвать. Кого ещё я смогу вспомнить — это уже настолько нишевые музыканты, что если я им пожелаю популярности, то обреку их на страдания.

— Выходит, для тебя нет такого понятия как «недооценённый», есть тот, кто хочет популярности и добивается её, а есть тот, кто находит свою собственную, пусть и менее многочисленную аудиторию, и этого ему хватает?
— Как я и говорил об этой ситуации год назад, всякие бездари на хайпе сейчас, и это очень грустно. В то время, когда есть другие люди, которые стараются, допустим, те же Znaki. Я очень хочу, чтобы во время гастролей они уехали куда-то дальше Новосибирска. Но вряд ли они соберут площадки на Дальнем Востоке, потому что их тут толком не знают, возможно, по той причине, что у нас не вещает «Наше радио», где они ротируются — а это я точно знаю, так как периодически слушаю московские эфиры. Или тот же Ундервуд, с которым ровно та же история. Тут дело территориальное: если посмотреть, то недооценены они именно у нас здесь. Откуда ноги растут? Ну, так исторически сложилось, что здесь скудная инфраструктура, здесь меньше плотность населения, здесь в целом меньше живёт народу, здесь сложно логистически всё это обустраивать. Если на Западе легко из города в город кататься и всё близко расположено, то гастроли там сделать — как два пальца об асфальт, главное тоже какие-то деньги иметь, но в целом это гораздо проще организовать. Здесь же с этим полный швах, у нас одна только Транссибирская магистраль идёт и федеральная трасса, даже между тем же Хабаровском и Владивостоком — это правда тяжело, а уж там про Камчатку, Сахалин я вообще молчу. Невероятно накладно. Это дело не решить во мгновение ока, нужно время.

— Ты как-то рассказывал мне о Teal, Ringo Deathstarr, Cherry Glazerr. У себя в США они тоже недооценены?
— Вот они реально нишевые и, боюсь, эта музыка может вкатить не всем. Так что этим ребятам может быть плохо в случае повышенного интереса к ним. А так у них уже есть собственная аудитория, они творят для своих ценителей и им нормально. За бугром вообще всё иначе, я говорил уже год назад, что развитие музыкальной индустрии в США, например, тесно связано с развитием радиовещания, радиобизнеса, и там с этим всё гораздо проще. У них как бы вообще этот институт радиовещания, не побоюсь это так назвать, очень хорошо развит. Там до черта всяческих даже маленьких радиостанций при колледжах каких-нибудь, университетах, в маленьких городках. У них с этим всё круто, и радиостанции эти также можно дифференцировать по музыке определённого жанра, который преобладает в формате вещания, к примеру: кантри, соул, госпел или ещё невесть что. В Америке легко вообще влиться в это дело: приходишь на какую-нибудь радиостанцию со своими записями, а потом тебя находит какой-нибудь лейбл, тоже нишевый, допустим, занимающийся изданием и дистрибуцией трёх-четырёх исполнителей, но, в любом случае, попадающих на рынок. Там гораздо всё легче сделать и проще, у нас же — такого нет. У нас радиобизнес строго поделён, сложности даже с тем, чтобы хотя бы станцию открыть. Можно было всё сделать иначе, как раз-таки тогда, когда начался свободный рынок в 90-е, но... имеем, что имеем и, по сути, для тех ребят, которые решают заняться роком, не так велик выбор. Конечно, сегодня есть интернет-вещание и, в принципе, я знаю, что это работает. На Восточное Шоссе после релиза «Ахимсы» три года назад вышла благовещенская интернет-радиостанция «Радио Трасса». И нас с Димой Шакировым приглашали на прямой эфир в какую-то передачу. Вот так вот, сегодня забабахать интернет-радиостанцию в сотни раз, если не в тысячи, дешевле, чем открывать FM. А про все сложности этого процесса я отдельно могу рассказать, но не буду, ибо долго.

— Сейчас помимо интернет-радио активно развиваются и онлайн-платформы. Как относишься к запуску Spotify в России? Остров Пасхи планирует размещать релизы на этом ресурсе, в том числе?
— Да, будем, надо вообще везде во все дыры влезать. Ради бога, запускайте, пользуйтесь, слушайте, как вам удобно! Если это актуально, то не так много нужно сделать нам, как группе-исполнителю, чтобы туда добавить нашу музыку. Поэтому — пожалуйста! А просто как потребитель, как слушатель, я в других привык сервисах наслаждаться музлом (sic!).

— Каких, например?
— В Яндекс.Музыке. Её я открыл для себя весной и не жалею, мне очень нравится. Весь функционал, что нужен для меня, там есть, с телефона, с компьютера — синхронизация полная. Поэтому, как я отношусь к запуску Spotify?.. Ну, положительно, наверное, это хорошо. Я не вдавался в подробности.

— Также, насколько знаю, ещё не размещали песни на платформе Deezer?
— Ой, да, там их нет, я даже не знаю, что это за платформа, откровенно-то говоря! Но потом везде появимся! Как полноформатник будет — мы его везде засунем! Хотелось бы вообще найти каких-нибудь хакеров, чтобы повторить «Вайомингский инцидент», взломать телеэфир и... Ладно, шучу. Это ж всё из разряда страшных историй для детей. А, может, и нет... Городские легенды для самых маленьких. Не, всё, что можно провернуть — это отловить бездомных собак и надеть на них жилетки с надписью «Остров Пасхи». И будут они бегать по городу в этих жилетках, это офигенно (смеётся). Эта идея года три у меня уже в голове!

— А каких собак? Мне кажется, таксы самые классные.
— Да любых собак, на любых бродячих, которые в городе ошиваются. Смешно, и все думают: «Какого чёрта?»

— В период строгого карантина тебе приходилось работать на удалёнке?
— Ну да, мне лично на удалёнке поработать пришлось. Наша организация многих сотрудников отправила работать дистанционно, поэтому, да, я сидел дома. Я ощутил в полной мере вот эту атмосферу немножко напряжённую. Не скажу, что пугающую, мне было всё равно, честно говоря. Не всё равно мне стало, когда я увидал патруль во дворе, который реально ходил и вылавливал нарушителей, без веской причины оказавшихся на улице, но ко мне они вообще ни разу не подошли, я так и не дождался этого. Серьёзно, вот я выходил в магазин за хлебом, выносил мусор — и ничего. Я не ездил ни в центр города, ни куда-то ещё, я даже к маме не мог съездить в соседний район. И, да, были непередаваемые ощущения. И ещё я могу сказать, что мне из дома всегда труднее работать, потому что трудно сконцентрироваться — это очень расхолаживает, хотя, с другой стороны, всегда рядом есть холодильник с едой.

— То есть будь выбор, ты всё-таки вернулся бы в офис пораньше?
— Я бы всегда работал в офисе. Ну, правда, дома надо отдыхать и просто жить, а работа есть работа. Поэтому у меня в отношении себя огромные сомнения насчёт фриланса, хотя я очень много размышлял об этом за текущий год, потому что хотелось какой-то ещё один пассивный заработок поиметь, но я так к этому и не пришёл пока, хотя можно было.

— Карантин как-нибудь отразился на твоём подходе к творчеству?
— Да никак не отразился, если бы у нас какая-то работа ещё по весне велась, тогда ещё ладно. Но никаких корректировок режим самоизоляции никуда нам не вносил. У меня, честно скажу, не возникло никаких особенных идей, я не пережил никаких таких событий, впечатлений, которые меня могли бы сподвигнуть на написание какой-нибудь песни, нет. Единственное, что я понял, что этот режим самоизоляции затронул все сферы жизни — городские, общественные и так далее. Или вот из моего окружения пример. На весь наш город, считай, есть лишь одна единственная хорошая репетиционная база, и то — там в графике весной появилось до черта свободного времени, и я очень переживаю. Вообрази, что испытывает человек, который всё это держит: к нему не ходят люди, не платят деньги за время, проведённое на репетиции, и как ему это место содержать? Мы как-то с ним на эту тему поговорили в начале лета, и я спросил, как он выживает, на что он ответил мне, что помимо этой базы у него есть и ещё доходы, поэтому не так всё катастрофично. Хотя, может, он просто хотел успокоить себя и меня заодно. А подход мой к творчеству, каким был, таким и остался. Для меня события, которые «вне», мало что значат. Мне просто важно, если речь идёт о написании музыки к словам, чтобы был инструмент в руках. И мне без разницы, чума там за окном, или всё хорошо, солнце светит.

— Внутреннее состояние первостепенно, так?
— Да, совершенно верно.

— Также, дистанционно, ещё до карантина, работа велась и с Тимофеем Тимкиным?
— Да, а тут иначе нельзя, когда расстояние между людьми... Хотя можно, конечно, и слетать...

— Но это будет накладно.
— Да Тим реально был готов приехать, он мне об этом неоднократно повторял, что если бы не этот пресловутый карантин, то он бы прикатил. Если по существу говорить, за этот год ничего особо не сдвинулось, и даже как бы нечем козырнуть, наверное. Мы на репетиции собирались раза три от силы, пусть это лучше, чем то, что было, но, тем не менее. Ладно, просто, видишь, я не знаю, над чем поставить главный приоритет: с одной стороны, мне бы очень хотелось вернуться на сцену, но для этого надо собираться, репетировать, с другой — немаловажной является студийная работа, тем более, что есть вещь, которая уже как бревно в глазу, которое надо вытащить, сиречь завершить. И я не знаю, за что схватиться в первую очередь. Но есть и приятные новости.

— Какие?
— Я обновил стафф (сценическое оборудование — прим. автора) этим летом. Приобрёл 12-струнную гитару, а также гитарную педаль, о которой мечтал года четыре. Вернее, с самого начала знал, что она мне понадобится, и вот — время пришло! Теперь осталось придумать, как можно её использовать.

— Потрясающе! Поздравляю!
— Спасибо.

— Ты упомянул, что развитие российского Дальнего Востока в контексте музыкальной сферы, радиовещания идёт медленней, чем на Западе или в США.
— Да, исторически так сложилось.

— Но тут можно привести в противовес пример Республики Кореи, которая переняла опыт западный и опыт Америки. Как мы можем вспомнить, ещё 30 лет назад у них были очень голодные времена, а сейчас их музыкальная индустрия, k-pop — на слуху. Затронула ли тебя или «Остров...» халлю — корейская волна?
— Даже и не знаю, что сказать. Я помню, когда заканчивал школу, на пике популярности был «Gangnam Style». Я такую музыку целенаправленно не слушаю, но я знаю, что её любит молодёжь.

— Может, халлю затронула в каких-то других сферах, кроме музыки?
— Не знаю, не заметил. В целом, я не вижу ничего плохого в k-pop, я вообще не вижу ничего плохого в тех или иных каких-то трендах или течениях, идеях, идеологиях. Главное, чтобы это не доходило никогда до крайности, до какого-то радикализма. Поэтому, если в меру — то всё хорошо, даже тот же этил. Скажем так: я хочу вспомнить слова моего преподавателя философии. Как-то мы беседовали, и он сказал об увлечениях студентов следующее, как обычно, в своём духе: «Озабоченность сатанизмом? Ура! Самоубийством? Да здравствует! Сексом? Прекрасно! Экстремизмом? Я за. Атеизмом? Супер! Вся гадость мне нравится, вся абсолютно, лишь бы были живыми, горячими, неравнодушными». Круто загнул, да (улыбается)? Обожаю его. Но, не беря в расчёт эксцентричность, в общем-то, он прав, на самом деле: хуже равнодушия и апатии для души, для личности нет ничего, согласись?

— Пожалуй. Но также, может быть, есть другие тренды, которые тебе импонируют в современном обществе?
— Другие? Я не знаю. Честно признаться, современное общество меня пугает. Вот как Дэвид Боуи пел: «Я боюсь американцев», так и я могу сказать: «Я боюсь человечество». Кстати, очень люблю эту песню («I'm Afraid of Americans» — прим. автора), мне ещё нравится, как он её исполнил с Nine Inch Nails в своё время, в сети есть живая запись, если что. Да, все тренды современные и общество, те идеи и мысли, которые оно в себе культивирует, меня пугают. Вот я и стараюсь во всё это не вникать особо, чтобы сберечь нервы. Те времена, когда я был таким тошнотворным идеалистом, борцом за правду, справедливость — давно прошли. Я уже даже за здравый смысл не ратую, потому что искать его сегодня — бессмысленно. Уже 12 лет я талдычу, что у нас сейчас Средневековье версии 2.0, потому что абсолютно всё то же самое, просто сегодня интернет имеется и медицина, увы, чуть получше, как бы цинично это ни звучало.

— Может быть, тогда есть какие-нибудь веяния прошлых годов или даже столетий, которые импонируют?
— Прошлым летом был какой-то тренд на 80-е, или он вообще уже несколько лет длится, но я до сих пор не понял, в чём он выражается. Если о музыке говорить — да, что-то слышу такое, но очень мало. Забавно прозвучит, конечно, но прошлым летом я играл в Rocket League, и в игре было тематическое событие, посвящённое массовой культуре 80-х: я, например, получил модель машины охотников за приведениями Ecto-1 и DeLorian DMC-12 — ту самую машину времени, на которой Марти МакФлай путешествовал. Или, вот, кстати, пару лет назад вышел «Simulation Theory», последний на сегодня альбом Muse. Он также сделан с кучей аллюзий на поп-культуру 80-х и всё такое, неон, опять же и т.д. Да у них целый клип был снят, как очень паршивая пародия на «Назад в будущее», где они на школьной дискотеке выступают. Мне, по правде сказать, клип этот не понравился, мне поначалу и альбом-то этот не понравился, лишь потом я его распробовал, со временем. Допустим, сейчас говорят и о моде на 90-е, мол, был тренд, или ещё есть. Я не понимаю, как это определяют, что в моде, а что нет, в чём это выражается? В том, как люди одеваться пытаются, причёски делают? Видимо, я недостаточно по сторонам смотрю, чтоб это всё замечать, но в музыке тоже это не так заметно. Не ту музыку слушаю, видимо, потому что надо слушать популярную, чтобы это всё улавливать, а у меня доля этой музыки крайне мала. Да и на радиоэфиры с таким форматом тоже редко натыкаюсь. Так что не знаю, как относиться. Но опять же, я в прошлом интервью говорил, что мне никогда не нравилось быть как все, следовать за какими-то модными течениями; мне всегда импонировал иной подход.

— Своего пути?
— Да, собственного пути. Не то чтобы противопоставления, хотя путь противопоставления себя большинству тоже всегда выглядел очень соблазнительно. Но это всё было в бурном максималистском отрочестве, а сейчас... Просто зачем, если есть своя дорога? Зачем куда-то сворачивать? Древнегреческий драматург Еврипид говорил, что своим путём следуют мудрейшие из людей, но если я сейчас так скажу о себе, это будет некрасиво, потому что это самомнение. Но мне всё равно, по большому счёту, мне не страшно, если меня не посчитают где-то своим или посчитают меня странным. Или не примут в какую-то компанию — о, Господи, на это мне вообще наплевать. У меня есть, если что, свои люди, которые меня уже принимают, зачем мне ещё перед кем-то выёживаться? Ну и на крайний случай, мне всегда хорошо с собой, пусть на самом деле это и не так, но, в целом, действенно. Просто иногда подолгу оставаться в одиночестве — чревато.

— Наш город стал неожиданно для всех центром политической жизни страны этим летом. Как ты относишься к проходящим митингам?
— Митингам? К митингам в городе как я отношусь?.. Что ж, ты сама решилась на этот вопрос. Хорошо, давай я буду максимально деликатен и корректен. Я… я сочувствую этим людям. Понимаю, что очень сильно все устали во время непростой весны: особо никуда не выйдешь, не поразвлекаешься, не погуляешь с друзьями, с подругами. Накопились усталость и раздражение, а тут ещё и повод как бы сомнительный, но, думаю, что достаточно было одного-двух раз выйти на площадь, выпустить пар. А то, что продолжается до сих пор и, наверняка, продолжится и дальше, скажем, это уже ненормально, на мой взгляд, и вызывает большие сомнения в искренности этих людей. Потому что, опять же, можно увидеть трансформацию тех же лозунгов: что было в первые дни — и что сейчас. Сейчас есть в поддержку белорусов, например. А причём тут это?

— Появились лидеры мнений?
— Да чего там только нет. Серьёзно, можно с любым плакатом туда прийти и сойти за своего, это уже превратилось в точно такую же абсурдную «Монстрацию» первомайскую, когда ряженая молодёжь шляется по городу — то же самое. Вся эта идея, она уже размылась давным-давно. Наивно полагать, что такие вещи остаются незамеченными. Ну не показывают это по телевидению, ну и чёрт с ним, кому надо, все всё увидели уже, в Кремле все всё увидели, окей, зачем это продолжать? Я однажды стал свидетелем, когда вечером гулял в центре, того, как эти тачки катаются по центральной улице, сигналят, шумят и, честно, я почувствовал огромное раздражение. Я, вот, больше переживаю за людей, которые живут в непосредственной близости там, которые не могут нормально отдохнуть, настроиться на сон или вообще поспать. Это уже какое-то натуральное неуважение к ближним. И то, что эти лозунги трансформировались в абсолютно другое, вплоть до призывов к свержению власти, это уже полное лицемерие. То есть, мы выходили поддержать нашего губернатора — да, здорово, а в итоге — что? Он уже и поводом быть перестал, и это просто какой-то бред, вот и всё моё мнение. Я считаю, что идея давным-давно себя изжила. Вот так я отношусь к митингам, если максимально деликатно.

— Ты ходил на митинги?
— Нет, конечно! А смысл? Да ещё и в разгар эпидемии.
 
— Пока разговор остаётся в общественно-политическом дискурсе, не могу не спросить, какие перемены ты хотел бы видеть в городе?
— Все эти мечты так и останутся мечтами, понятное дело.

— То есть перемен хотелось бы радикальных и утопичных?
— Не, ну, хорошо. Смотри, допустим, главное отличие здравомыслящего человека от бузотёра, скажем: одни выходят с транспарантами на улицы, скандируя лозунги и требуя каких-то действий от кого-то, а другие сами прилагают какие-то усилия, чтобы добиться изменений. Зачем перекладывать ответственность с себя, ожидая с моря погоды, когда можно пойти самому действовать? Например, мне не нравится, что у нас дорогой проезд в общественном транспорте, и тогда я задумаюсь: вот я могу ворчать, ругать администрацию города или же прикину, как я могу изменить... Чёрт, ну да, неудачный пример привёл — здесь я, пожалуй, реально бессилен. Но я могу сделать какие-то другие вещи попроще: то есть если я считаю себя гражданином, то я и буду поступать ответственно и разумно. Если я увижу, что повалили, допустим, знак предупреждающий, а у меня тут пешеходный переход рядом и там детский сад или школа, то я позвоню, куда следует, и скажу об этом, чтобы предотвратить беду. То есть такого рода поступок будет куда более эффективен, когда я обращусь к городским службам, чтобы они решали этот вопрос.

— В рамках своих полномочий?
— Да. У нас, к счастью, в системе не парализован чиновничий аппарат, что разросся опухолью, он зачем-то нужен, так, значит пусть эти люди и отрабатывают свою зарплату. Но главное — то, что я это не проигнорировал, как многие любят делать. У нас общество очень равнодушное. Зато как хаять кого-то или требовать каких-то прав и свобод — так это в первую очередь. А ничего, что помимо прав есть ещё и обязанности? В общем, даже по мелочи я стараюсь делать какие-то добрые дела. В рамках улучшения общественной жизни это, наверное, не считается, я просто помогаю кому-то в частном порядке. Но я в любом случае за такой подход: начинать надо уже с малого. И если каждый или большинство (ну, это и впрямь звучит как утопия), но хотя бы если будут помнить об этом, то и жизнь начнёт преображаться. Поэтому я и говорю, что эти мечты так и останутся мечтами. Просто я стараюсь жить по совести, и моя совесть говорит так делать. Кто-то считает, что скандированием лозунгов на площади тоже можно чего-то добиться — пожалуйста, у меня же малость другой подход. В городе меня в общем-то всё устраивает, ну а климат никто в нём не поменяет, ну никто!

— А было бы здорово!
— Это произойдёт само, со временем, через десятки тысяч лет, наверное. А что ещё изменить? Проезд в транспорте — единственное, что меня коробит. Хотелось бы видеть его более дешёвым, доступным. Хотя это же такая мелочь, на самом-то деле...

— А каких перемен хотелось бы в целом по стране?
— Всё, что мне хотелось бы видеть, это чтобы больше было здравомыслия какого-то в людях, уважения в отношениях между ними.

— Что тебя больше всего разочаровывает в современном обществе?
—  А что меня больше всего разочаровывает, я уже ответил — равнодушие. Да, прежде всего, равнодушие, отсутствие желания думать, боязнь ответственности, любой. Я бы назвал это моральным обнищанием, наверное. Может показаться, что это громко сказано, но я же не говорю, что это вокруг все обнищали, а я — нет. Возможно, где-то я тоже очень сильно проседаю. Невозможно же быть абсолютным святым, как и абсолютным грешником. Где-то я явно тоже себя с нехорошей стороны проявляю. Отличие всё в том, что я никогда, если у меня в жизни происходят какие-то неурядицы, трудности, не виню в этом кого-то! Если и остаётся роптать — то лишь на себя.

— А эта тенденция свежа, как считаешь?
— Да такое уже давно происходит, на самом деле. Научно-технический прогресс прёт, а нравственность — деградирует, напротив. Взять тот же пример — Третий Рейх. Казалось бы, такая просвещённая страна, с такой мощной культурой и тут же — газовые камеры. То есть, одно не является залогом развития другого. Кажется, этот пример и до меня уже приводили. Или, вот, рухнул Советский Союз, прекратил своё существование, цензура практически на нет сошла, свобода захлестнула общественное сознание — и что хорошего, допустим, сняли из фильмов с того времени, что можно назвать? Да практически ничего! Я об этом кстати, рассуждал, когда писал о цензуре в своём блоге. Все фильмы отечественные, которые мы любим, которые мы знаем, цитируем, считаем классикой — так это всё советский кинематограф.

— Может, назовёшь всё-таки парочку фильмов, вышедших после 90-х годов, значимых лично для тебя?
— Это тоже будет субъективно, потому что, допустим, творчество «Квартета И» не для широкого зрителя, думаю. Из современных у нас почти нет таких громких имён среди новых режиссёров, которые бы снимали какие-то достойные вещи. Ну, картины Лунгина, кстати, весьма глубоки, заставляют сопереживать, думать, или Балабанова. Ещё в начале двухтысячных был Бекмамбетов с качественно снятыми «Дозорами», в своё время они много шуму подняли, помню, а что ещё можно вспомнить? Ну не кинокритик я, вот серьёзно. Ещё одна беда современного общества, что людям, наверное, так удобно, но они без собственного мнения живут и склонны подхватывать то, что говорит толпа. Буквально на днях видел новость — в прокат выходит мультфильм отечественный, явно для детей сделан, графика компьютерная. И картину автоматически начинают поливать грязью, никто не видел трейлер, никто не видел самого продукта, а уже строят по этой новости мнение, мол, если это наше, то это выйдет отстой по умолчанию. Этого мнения все придерживаются, что прискорбно и печально.

— Предубеждённость распространяется как чума.
— Грубо говоря, да.

— Если бы тебе предложили один билет туда и обратно в путешествие на машине времени, какое время и место ты бы выбрал?
— Ни в какое, потому что для того, чтобы переместиться во времени, нужно развить скорость больше скорости света, а для этого придётся затратить бесконечное количество энергии, что уничтожит Вселенную. Я не хочу стать причиной уничтожения всего сущего (смеётся).

— Ну, а всё же?
— Снова твои любимые умозрительные вопросы! Ох… Я очень доволен несмотря ни на что жить здесь и сейчас, я появился в нужное время, не даром же я в нём живу, правильно? Но, если как туристу, скажем, мне бы хотелось увидеть, например, конец XIX века. Интересно посмотреть, на поезде по Европе покататься. Ещё, наверное, в древность: ну, так, тоже, если одним глазком взглянуть на какую-нибудь Месопотамию, Древний Египет… Или Средние века, пусть и велик страх разочароваться. Интересно было бы, но так, совсем чуть-чуть. А вот по Европе XIX века попутешествовал бы с удовольствием. Как раз в то спокойное время, когда войн не было: до Первой Мировой. Знаешь, Викторианская Англия вся эта... В XX веке уже как-то не так интересно: что там можно посмотреть? Обдолбанных хиппи в Америке 60-х? Ну, не знаю. Сами вещи, события, они не так интересны, как какие-то произведения культуры, что в то время появлялись. И, в принципе, достаточно только этих произведений, чтобы составить мнение об эпохе.

— Благодаря как раз-таки технологиям, которые у нас есть сейчас, именно в этом времени, мы можем интересоваться и наслаждаться тем, что пришло к нам от предков. Тем, что пронеслось через года и столетия, пусть некоторые вещи ушли практически в небытие...
— Ну, значит, так надо было. Я сам рискую кануть в лету, ничего не оставив. Поэтому я создаю, я хочу оставить след, если не в истории в целом, то хотя бы в истории музыки. Я вообще так скажу, это очень тяжёлый, очень непонятный год лично для меня, и ужас в том, что он всё ещё не окончен. Всё ещё впереди. Мне он даётся очень трудно, и полноформатник — это, знаешь, такой свет в конце тоннеля, поэтому я стремлюсь к нему и цепляюсь за него изо всех сил. Я ни на что не надеюсь. Надежда — это худшее, что может быть у человека, я предпочитаю веру.

— Сильно. Что ж, будем ждать релизов! Спасибо за беседу!
— Тебе спасибо! Ждите, мы с Тимофеем не заставим себя долго ждать. А там и до «Лифтов и лестниц» недалеко.

Познакомиться с музыкой Острова Пасхи можно тут: vk.com/ostrovpaskhi.

Фото: Анна Круподёрова.