Длиннозубый

   День начался с приятного. Она надела белое красивое льняное приталенное платье. Воротник, разрезанный полосочками почти до горловины, понизу окаймленный черным кантом, отчего они не распадались, прикрывал плечи как пелерина.
Она смотрелась в зеркало с придыханием: «До чего же красиво!». Платье ей было к лицу и по фигуре.

- Какая я в нем свежая и привлекательна! – Подумала она.
Как хотелось пойти на лекции в новом платье на зависть подругам, но прохладный весенний воздух еще не позволял окончательно расстаться с верхней одеждой. Пришлось накинуть сверху порядком поднадоевшее черное демисезонное пальтишко. Взяв сумку с тетрадками, девушка, закрыв за собой дверь квартиры, поспешила на автобусную остановку.

   В транспорте начали обуревать пессимистические мысли: «Зачем я так вырядилась? Прямо, как невеста».

  Автобус уже сворачивал из спального района на городскую магистраль в направлении студенческого городка на окраине. Пришлось уворачиваться от протискивающих пассажиров к выходу в переполненном транспорте, из-за невнимательности или раздражительности она проехала свою остановку. Пришлось выйти на конечной вместе с оставшимися дачниками, потянувшимися навестить ранней весной проснувшуюся природу.

    Переходить дорогу на развилке ей не захотелось, под ногами чавкала грязь, а молодая травка не могла еще хоть в какой-то степени стать заменой тротуара на окраине города. Пришлось пройти до заправки.

   Она с грустью посмотрела на свои безмерно запачканные сапожки и подумала: «Сегодня явно не мой день!». В поиске места, где можно было привести в порядок обувь, прежде чем ехать в обратном направлении, девушка заметила неказистое строение вдали за заправкой. Не жилой амбар походил на складское помещение.
К открытым воротам вела дорога из гравия. Ничего не оставалось, как попытать счастья найти там какой-либо обтирочный материал. Очень было смешно явиться в институт в нарядном белом платье и в испачканных грязью сапогах.

   Заглянув в открытую дверь сарая, она никого не увидела, но под воротами лежали куски синтетической упаковки. Нагнувшись, чтобы обтереть ими сапоги, она вздрогнула от неожиданности, услышав голос:
- Пойдемте в помещение. Там под краном и помоете их.
Выпрямившись, она увидела женщину лет сорока, выходящую из ангара.
- Спасибо, но я вам там все запачкаю. Лучше здесь хоть немного оботру.
- Ничего, ничего, - настаивала женщина в синем халате, -  к нам часто за этим заходят такие как Вы. В городе такой грязи нет, а в таком виде будите «белой вороной», и кладовщица повела девушку без тени сомнения куда-то вглубь по плохо освещенному складу вдоль стеллажных полок.

   В торцовой стене здания находилась дверь, рядом – еще одна, но маленькая в половину размера по высоте настоящей. Рядом с ней – раковина.
- Вот, мойся. Да ты сними пальто, неудобно же в нем, - сказала кладовщица и пошла по своим делам.

   Замечание было разумным, мешало длинное пальто. Она положила его на маленький плоский ящик под дверкой-люком, который напомнил транспортер в аэропорту, куда ставят багаж и он скрывается за брезентовой занавесочкой.

   Она сняла сапог, поставив ногу на упаковочную бумагу под ржавой раковиной, и намочив тряпочку, принялась его приводить в надлежащий вид. Когда нагнулась надеть сапог, бумага под ногами и ящик пришли в движение. Пальто быстро скрылось за брезентовой шторкой.
Девушка, не мешкая, бросилась спасать пальто, отстранив брезент прикрывающий маленькую дверцу. Пальто было в руках, но транспортер двигался. Следующим запомнила падение в темноте на гору тюков и ящиков…
                ***
   Лучше бы сознание к ней не возвращалось! Все стало другим: яркое освещение; узкая комната, похожая на коридор, где штабелями уложены матрацы, одеяла.

 Она лежала на скомканных подстилках, а ее голые ноги высовывались из-под одеяла. Голыми были не только ноги. Ее тело было белое, но не в платье….

 Захотелось закутаться в свое старенькое черное пальто и отсюда бежать, бежать ….
Вдруг из-за стопки тюков появилась девушка, на вид старше ее:
-  Ну как ты перенесла встречу с «длиннозубым»?

  У бедняги даже не было сил негодовать, видя саркастическую улыбку неизвестной или что-то говорить. Ее тело было «мертвым», пожалуй, как и она сама.
  Последняя промелькнувшая  мысль была очень горькой: «А ведь как хорошо начинался день?»