Родные дети. Глава 2. Дочь

Время действия - 1980-1988 годы.


В день выписки вместе с Ильясом в роддом приехала целая толпа родственников с обеих сторон. С цветами, воздушными шариками, люди галдели, весело смеялись и шутили. Во дворе возле машин играла гармошка, и удалые парни в тюбетейках и жилетах отплясывали перед улыбающимися девчатами. «Как на свадьбе» - удивлялись люди, проходившие по улице.

С волнением в сердце ждал Ильяс знакомства с доченькой. Какая она? На кого похожа? Какой у неё характер? Какие вкусы? Дома он уже приготовил и кроватку с полным детским приданым, и коляску, и всякие нужные мелочи – соски, бутылочки, погремушечки.

Нет, он, конечно, не сам всё это покупал. Обо всем позаботилась Нурия, старшая сестра жены. Она и за беременной Марьям ухаживала, и с домашними делами помогала. Она же и в роддом её отвезла.

Сёстры вообще очень разные были – Нурия и Марьям. Старшая очень светлая, белокожая, с серыми глазами. И телом она полная, крупная. А Марьямка смуглая, темноволосая, черноглазая. Росточком меньше и фигурой изящнее, грациознее. Нурие всё казалось, что сестра – ещё девочка-несмышлёныш, вот и опекала, плечо своё подставляла. Хорошая она была, настоящая старшая сестра.

- Ильяс Ягофарович, принимайте дочку! – прервала его мысли медсестра. В руках у неё туго запелёнутый в розовое одеялко свёрток.

А Ильяс не знал, куда сначала кидаться – целовать ли жену, измученную, с припухшими глазами, но счастливую, или брать из рук медсестры дочку. Тут ещё Нурия его в бок тычет:

- Шампанское! Шампанское!

- Да, да... – совсем замешкался Ильяс.

Наконец, обняв жену, вручив медикам положенные подарки, он осторожно взял на руки своё долгожданное счастье. Заглянул под кружевной уголок пелёнки, прикрывающий личико дочки, и разочарованно вздохнул – ничего не понятно.

Нурия, заметив его огорчение, засмеялась:

- Дома получше рассмотришь!

Но и дома, сколько ни смотрел Ильяс, ничего разглядеть не мог. Ему было очень стыдно, но дочка казалась ему самой обычной, такой же, как все младенцы её возраста. Впрочем, не так уж и много младенцев видел он в своей жизни. Не особенно они его раньше интересовали.

Однако крохотное беспомощное существо пробуждало в его душе такие тёплые и нежные чувства, что на глаза его наворачивались слёзы. И словно крылья за спиной вырастали – Ильяс был готов сделать всё, чтобы защитить малышку от бед и невзгод.

А вот женщины живо разглядели, что девочка светленькая.

- Надо же, не в родителей пошла, а в тётку, - смеялись родственники, - вот природа-то как шутит!

Назвали дочку именем Гузель, что означает «очень красивая».

Нет, если говорить честно, девочка росла не такая уж особенная красавица. Обычный ребёнок. Приятный, чистый, ухоженный. Но в родительских глазах краше неё не было. А сознание того, что этот ребёнок – единственный, и надежд на рождение второго слишком мало, делало девочку ещё дороже.

- Ой, Илья Гафарыч! Да какая же дочка у вас хорошенькая! – умильно улыбались соседки.

С маленьким ребёнком на пятом этаже было не особенно удобно, и Ильяс с женой перебрались в частный дом с небольшим участком. Домик с каменным полуподвалом и деревянным жилым этажом находился на тихой, почти деревенской улице с высокими деревьями вдоль дороги и аккуратными цветниками. Во дворе для девочки устроили детскую площадку с качелями, песочницей и маленькой остеклённой беседкой, где постоянно толклась ребятня со всей улицы.

Друзей у Гузельки было много, хотя и подозревал Ильяс, что привлекает их не столько сама девочка, сколько её многочисленные игрушки. Но Марьям на его опасения только смеялась:

- Это же дети! Сегодня ссорятся, завтра мирятся. Они ещё не понимают смысла дружбы. Вырастут – будут ценить друг друга по-настоящему, а пока пусть играют так, как хотят.

Ильяса это немного утешало, но всё-таки он следил, чтобы дочка не была задавакой, не гордилась слишком уж своими игрушками, чтобы умела ладить с другими детьми.

В школу Гузель пошла, умея и читать, и писать, и считать. Первый класс закончила она с одними пятёрками, и довольные родители подарили ей велосипед. Опробовать новую технику сбежалась вся окрестная ребятня.

Сначала на велике проехала сама хозяйка, неуверенно и медленно, виляя рулем из стороны в сторону. Потом по очереди усаживались её маленькие друзья, лихо крутили педали, а толпа остальных ребятишек, восторженно пища, бежала следом.

Но вот очередь дошла до маленькой хрупкой Машеньки. Ей очень хотелось прокатиться на сверкающем железном чуде. Правда, ездить на велосипеде она совсем не умела. Со страхом села Маша в седло. Мальчишки подбадривали её:

- Да ты не бойся, не бойся! Мы тебя придержим, а когда поедешь, отпустим потихоньку!

И вот уже Машенька крутила педали, и с радостью чувствовала, что велосипед подчиняется ей. Но когда она осознала, что никто уже не держит велик, что он целиком и полностью зависит от её власти, восторг сменился ужасом. Дико закричала она, руки её задрожали, и велосипед стал нырять носом из стороны в сторону.

- Держи его, держи! Не крути! – кричали мальчики, а Маше от их криков становилось ещё страшнее.

Не удержала Машенька велик, и врезался он со всего размаха в не вовремя оказавшееся на её пути дерево. Рыдающую девочку достали из пыли, подняли помятый велосипед с изрядной восьмёркой на переднем колесе. На детские крики сбежались взрослые.

Марьям умыла под уличной колонкой Машеньку, проводила её домой. Утешила плачущую дочку: «Ничего, всякое бывает! Папка отремонтирует, лучше нового будет!», а вездесущие мальчишки завели изуродованный велосипед во двор.

А поздно вечером, когда Гузель уже спала крепким сном, в ворота постучались. К посетителю вышел Ильяс. За калиткой, прорезанной в массивных глухих воротах, стояла пожилая женщина:

- Илья Гафарыч? Я к вам, - голос женщины звучал жёстко и даже враждебно.

- Добрый вечер. Вы по поводу Машеньки? – спросил Ильяс.

- Нет, я к вам! – отрезала женщина.

Ильяс поморщился. Скорее всего, это по работе, а личные отношения в таких делах он старался не допускать.

- Слушаю вас, - тон его стал официально холодным.

- Можете меня посадить, можете даже убить. Но я отомстила вам, - в речи женщины слышались и злорадное торжество, и решимость, и какое-то глухое отчаяние.

- Кто вы? Каким образом вы могли мне отмстить? – стальным голосом произнес Ильяс.

- Вы посадили моего единственного сына, хотя он был ни в чём не виноват. А я лишила вас единственной дочери. Я подменила её. Вы растите чужого ребёнка.

В детстве Ильясу часто снился странный сон, будто он катится вниз с вершины горы, сложенной из огромных цветных кубиков, и кубики эти тоже падают и летят к подножию, сверкая своими красными, зелёными и прочими пёстрыми боками. Вот и после слов странной женщины он, словно в том сне, рухнул с какой-то высоты в окружении разноцветных пятен.

- Что... Что вы... – холодный и строгий прокурор исчез, перед старухой стоял обычный человек, растерянный и раздавленный.

- Да, подменила. Я была санитаркой в роддоме. И поменяла бирки вашей дочери и девочки, лежавшей рядом. Никто и не заметил, - засмеялась женщина, - Новорожденные дети мало чем отличаются друг от друга.

- Где она? В какой семье? – Ильяс постарался взять себя в руки.

- Она в Ивановке живёт. В семье Демидовых. Ищите, - и старуха, ещё раз резанув Ильяса взглядом, пошла прочь.

Продолжение следует