Родные дети. Глава 3. Месть

Время действия - 1980-1988 годы.


Сергей, сын Натальи Землянской, был главным ветеринаром того самого совхоза. Направили его туда после окончания сельхозинститута, там он и осел – женился, получил домик. Там же пошли в школу его дети.

Работа Сергею нравилась, заработки были неплохие. Одно омрачало ему жизнь. Чуть ли не каждую неделю из райцентра директору звонили какие-то важные люди и намекали, что неплохо бы к предстоящему празднику, юбилею, свадьбе – поводы всегда находились – подкинуть им немного свеженького мясца. Директор перенаправлял просьбу ветврачу, с обязательным указанием выбрать корову получше.

В совхозе скота, конечно, было много, однако же, урон наносили эти просьбы немалый. Со временем Сергей с этим смирился, научился ставить на специальный откорм неучтенных телят, чтобы по документам было всё более-менее благополучно. Но ведь всего не предусмотришь! На всяк роток не накинешь платок. Чтобы поменьше было болтовни, директор подкармливал и своих, совхозных, специалистов.

Вот только простые рабочие, которые, конечно, всё это видели, держать язык за зубами не хотели. Слухи дошли и до нового прокурора, который вдруг взялся разбираться в этих махинациях. Директор, конечно, первым делом к своим районным покровителям поехал. Те его успокоили, не тревожься, мол, замнём дело.

Однако же прокурор был молодым, «копытом землю рыл», и оставлять совхоз в покое никак не хотел. Намекнули ему было, что предшественник его тоже подарками деревенскими не брезговал, но он словно не понимал, о чём идет речь. И упорно добивался своего.

Тут уже и покровители сдались.

- Знаешь, друг, ничего не получается, - сказали директору эти важные в районном масштабе люди, - Он своего добьётся. Но лучше пусть это дело расследуют свои следователи, чем им займётся ОБХС! Тогда вы получите по полной, да с конфискацией имущества. Свои-то будут помягче.

Красиво говорили, утешали, а на самом деле боялись они, что разматывая клубочек, ОБХСС доберётся и до них. Потому и пожертвовали совхозными кормильцами.

Наталья растила Сергея одна. Муж в войну погиб, а больше она замуж не выходила. Не за кого было. Вот и растила сыночка, кровиночку свою, одна. Души в нем не чаяла. Все силы свои отдавала, чтобы выучить его, дать специальность. Радовалась, что так хорошо всё устроилось у него в жизни. И судебное разбирательство было для неё великим горем. Разве виноват сын в чём-то? Разве он воровал? Он человек подневольный, всего лишь выполнял приказы директора. До самого конца верила мать, что признают Серёженьку невиновным, потому и стал приговор – три года заключения – для неё сильнейшим ударом.

Обида на великую несправедливость, отнявшую у неё сына, а у внуков отца, пожирала её. В груди постоянно полыхало пламя. «Это всё он, треклятый, - думала она о прокуроре, - карьеру себе делает, а о людях не думает».

Страшно было даже представить, что её сын, привычный к уюту, к женской заботе, вдруг оказался среди преступников. Кто знает, каково ему, не обижают ли его там! В любом случае, вернётся он уже другим человеком, с другими понятиями, привычками. И это пугало Наталью. Казалось, что сын, привычный и понятный Серёжка, вдруг по злому волшебству должен превратиться в какого-то монстра. И колдуном был он, прокурор.

И когда в роддом, где она работала санитаркой, вдруг привезли его жену, она решилась отомстить. Она поменяла бирки новорожденной дочки прокурора и девочки, лежащей по соседству. Замысел её был прост. И сам прокурор, и его жена – нерусские, смуглые, темноволосые. Особенно Ильяс – ярко выраженный азиат. А ребёнка из роддома они привезут светлого. Вот пусть ненавистный прокурор смотрит и казнится – когда его молодая жена успела погулять от него, и с кем.

И со злобным нетерпением она ждала. Ждала, когда в его семье начнутся скандалы, ждала развода, ждала горя на его лице. Однако же время шло, и к её удивлению, никаких домашних бед у Ильяса не произошло. Наоборот, он был счастлив, в дочери души не чаял, а жену на руках носил.

И вот уже Сергей вернулся из заключения, а отомстить-то так и не получилось. Узнавала тихонько Наталья, куда настоящая прокуророва дочка попала. Демидовы оказались семьёй неблагополучной. Муж пил горькую, жену с девочкой колотил постоянно. В доме нищета.

А потом поняла Наталья, что главная-то месть у неё впереди. Надо просто рассказать Ильясу о подмене. Посмотреть, как отреагирует, насладиться его растерянностью. Да пусть помучается, как ему дальше поступить. Ему теперь и родную дочку жаль будет, и ту, которую растил столько лет.

Только страшновато Наталье было признаваться. Как-никак прокурор, он же её со свету сжить может. А решилась она, когда врачи вдруг поставили ей страшный диагноз. Отмерила она себе год-полтора жизни. Знала, с такой болезнью дольше не живут.

Теперь ей уж земные кары были не страшны. Другой судья ожидал её в скором времени. А может, и нет того судьи? Люди сами себе навыдумывали сказочки-пугалки? Но при этой мысли ещё страшнее ей становилось. Словно она перед чёрной пропастью стояла, и пропасть эта затягивала её неумолимо.

Ильяс растерялся именно так, как она этого и ожидала. Но странно, месть не принесла ей удовлетворения. Словно под яркой обёрткой вместо сладкой конфеты оказалась вдруг глиняная обманка.

Она ушла, а Ильяс ещё некоторое время смотрел ей вслед. Что делать дальше? Душа его сопротивлялась, не хотела верить услышанному. Но разумом он понимал, что женщина сказала правду. И тон у неё был такой... Таким тоном не шутят и не врут. Да и девочка, действительно, не была похожа ни на него, ни на жену.

- Ильяаас? – в дверях показалась Марьям, - Кто там?

- Это по работе, не переживай.

Не стал Ильяс раньше времени тревожить жену. Бедненькая, сколько ей ещё предстоит пережить! Тяжелым, грузным шагом он вошел в дом. Ему очень хотелось посмотреть на Гузельку, ещё раз всмотреться в её личико. А может быть, эта женщина сумасшедшая? Может быть, она всё выдумала? И девочка их, родная? Но в детской комнате было темно, дочка сладко спала. И немного постояв у её дверей, Ильяс подошёл к телефону:

- Саша, можешь подъехать сейчас ко мне? – спросил он друга, единственного человека, которому он мог сейчас доверить свою беду.

- Да, Ильяс. Что-то случилось? У тебя такой голос...

- Нужно съездить по делу.

- Сейчас буду.

В Ивановку приехали уже поздно. Ильяс опасался, что Демидовы уже легли спать. Но ждать до утра он просто не мог. Какой-то случайный прохожий указал им на нужный дом, в окнах которого, к счастью, горел свет.

Залаяла собака, на шум вышел мужчина:

- Чего нужно? – голос был явно нетрезв.

- Демидовы здесь проживают? – от волнения в голосе Ильяса прозвучали привычные ему стальные нотки.

- Ну, здесь, - оробел хозяин, - А вы кто?

- Нигматуллин Ильяс Ягофарович, прокурор района.

Саша толкнул его в бок:

- Ты аккуратнее!

- Да нет, - смешался Ильяс, - Я к вам сейчас не как прокурор приехал. Я по личному делу.

- Да-да, входите..., - засуетился хозяин.

Посетители прошли через тесные сенцы в дом. Тяжелый застоявшийся запах старой избы пахнул им в лицо. У стола стояла измученная, нестарая ещё женщина, сильно побитая, однако, жизнью.

А на старом потертом диване сидела маленькая черноглазая девочка, словно сошедшая со старой Ильясовой фотографии. Той, где снят он был в далеком своем детстве.

Продолжение следует