Родные дети. Глава 6. Не прощу!

Время действия - 1988 год.

Со страхом ждали Нигматуллины пробуждения дочери. Что скажет она, как будет относиться к появлению в её жизни новых родителей? Но Гузель была спокойна и даже безмятежна. Её мир не изменился. Он был так же прочен и незыблем, как раньше. Просто к её многочисленной и любящей родне присоединились ещё двое. Вернее, трое. Потому что тихую и робкую Леночку, чем-то напоминавшую ей двоюродных сестрёнок, тоже нужно было считать родственницей.

Вот только каким образом эти новые родственники могли оказаться её вторыми родителями, Гузель не понимала. Да, в конце концов, для неё это было неважно. Важнее было то, что настоящие, «главные» её мама и папа были рядом и любили её по-прежнему.

Гузель была уверена в своих близких, в том, что её не бросят, защитят, уберегут. И эта уверенность чувствовалась в её взгляде – смелом, прямом, в её движениях, в её речи.

Совсем другой росла Леночка. С самого малого возраста она чувствовала, что все семейные беды кроются в ней. Что она одна виновница и дурного настроения отца, и его попоек, и тех скандалов и драк, что устраивал он в доме. Искренне жалея мать, она несла в себе чувство вины за её такую горькую жизнь.

Нередко в уличных детских ссорах бросали ей ребятишки презрительное «татарка», а потом и вовсе выложили грязные домыслы о её появлении на свет. И от всякого человека ждала девчонка очередной обиды, оскорбления. Потому и был её взгляд затравленным, словно у маленькой забитой собачонки.

Разницу эту в поведении девочек Алексей ощутил сразу. Всю ночь после возвращения домой он не спал. Он сидел на крыльце, крутил в руках какую-то щепку, грыз её зубами и думал.

Думал о том, что не справился он со своим главным предназначением. Он, вместо того, чтобы защитить Светлану от навалившейся беды, сам стал травить её. Господи, ведь всё было так просто! Она рассказывала о рожавшей в той же больнице татарочке, и девочка оказалось похожа на татарку. Как же он не догадался, как не понял такой простой вещи! Всего-то нужно было узнать фамилию этой женщины и съездить к ней, увидеть её, поговорить.

Вместо этого он изломал Светлане жизнь, ей, женщине, которую любил. Алексей вспоминал скачущего вокруг маленькой хрупкой девчушки Коляна. Да, тогда он вступил за неё в драку. А когда пришла беда посерьёзней Кольки, он присоединился к её мучителям. И этого Алексей простить себе никак не мог.

Вот ведь у этого прокурора даже мысли не возникло, что ребёнок чужой. Хотя девочка совершенно не похожа ни на него, ни на его жену. И била в голову Лёше мысль о собственной низости и мерзости. «Ну да, у них есть светлые родственники, поэтому и не возникло сомнений», - пытался он утешить себя. Да, но почему свои вполне оправданные сомнения он сразу возложил на жену, обвиноватил её, не слушая её оправданий?

И даже если бы она была виновата, почему он не мог простить ей этого? Ведь растят же мужики приемных детей? И этого он тоже понять и простить себе не мог.

И затравленный вид Леночки, такой не похожий на уверенное и раскованное поведение Гузели, стоял перед его глазами. Да, он сломал жизнь не только Светлане. Он ещё и лишил нормального счастливого детства ребёнка, посланного ему судьбой.

Конечно, Нигматуллины заберут её к себе, окружат её любовью, со временем она выправится. Но память о нерадостном детстве останется навсегда.

А он возьмёт к себе родную дочку. Вот только что он может ей дать? К мату она явно непривычна, а он уже так привык к крепким словам. И речи девочки были слишком умны для него, не мог он уже так разговаривать, как по писаному. Да и избёнка их разве сравнится с ухоженным прокурорским домом! Достоин ли он растить эту девочку? Сомнение одолевало Алексея.

Скрипнула дверь, упала на крыльцо полоска света. Накинув на плечи старый пиджачок, вышла Светлана, села рядом.

- Простишь ли ты меня когда-нибудь? – с тоской спросил он.

- Да давно простила, - она положила голову ему на плечо, - Я ж понимаю, каково тебе было.

А ему как ножом по сердцу полоснуло. Она простила! Она прощает ему восемь лет недоверия, унижений, побоев, прощает потерянного ребёнка. А он? Он простил её, когда думал об измене?

- Ты простила, а я-то себе когда-нибудь прощу?

- Перестань. Теперь всё будет по-другому.

И опять мысли о собственной низости и гнусности мучили его. Он обнял её, он перебирал руками её мягкие волосы, гладил её лицо, с замиранием сердца чувствуя под пальцами каждую морщиночку возле глаз.

- Ты знаешь, я ведь любил тебя всегда. Ты мне... Ты ведь мне дороже жизни всегда... А я дурак...

- Ну что ты, что ты... Я же знаю всё, - она пугалась его порывистости и какой-то отрешённости в голосе.

- Знай, знай. Помни, что я любил тебя всегда, - судорожно сжимая её руки, бормотал Алексей.

- Господи, что это ты! Будто прощаться надумал, - испуганно оттолкнула его Светлана, - Чего ты! Сказала же, что простила!

- А ты, ты ещё любишь меня? – с тоской спросил Алексей.

- Люблю. Конечно. Сказала же!

- Ну, хорошо, хорошо. Ты иди, ложись. Зябко, прохладная ночь. Простынешь. А я ещё посижу.

- Ну, давай, только недолго, - она вошла в дом, прикрыв за собой дверь.

Алексей ещё немного посидел, а потом решительно встал:

- Ты простила, а я себя никогда не прощу.

В сарае отыскал он подходящую верёвку и прошёл на сеновал...

На рассвете на крыльцо вышла Светлана, пожала плечами, вернулась в дом. Кто знает, куда он пошёл теперь? Может быть, к друзьям, залить горе? Подхватила подойник, плеснула в него из старой фляги тёплой стоялой воды. Пора доить и выпускать в стадо корову.

Но почему-то легкая плетеная дверка на сеновал была открыта, и Светлана подошла проверить, не забралась ли туда чужая скотина...

И скоро уж по посёлку пронеслась весть о разыгравшейся у Демидовых трагедии. Судачили, обсуждали, осуждали, винили и защищали, как это всегда бывает в деревне. Но сходились все в одном: смалодушничал Лёша, а девчонку ждут большие перемены в судьбе.

Продолжение следует