Глава 61. Интермедия. Курсанты. 1974 год

ЭТУ ПЕСНЮ ЗАПЕВАЕТ МОЛОДЕЖЬ (ПОВЕСТЬ)


ГЛАВА 61

Курсанты. 1974 год

Подсобное помещение столовой пригородного дома отдыха. Признаки дворянской архитектуры еще заметны в некоторых элементах интерьера и по куче обломков колонн, наличников, балясин, сваленных в углу.

Старшина (курсант из числа военнослужащих срочной службы) по прозвищу Дюк заводит курсантов ракетного училища. Курсанты заносят несколько мешков с картошкой и большие чаны-кастрюли. Со всех проходов выглядывают любопытные женские лица.
ДЮК (докладывает). Товарищ заведующая объектом общественного питания, курсанты высшего ракетно-инженерного училища в ваше распоряжение прибыли.
ЗАВЕДУЮЩАЯ. Нужны вы мне! Что у вас там случилось?
ДЮК. Нештатная ситуация на полевой кухне: старая картофелечистка треснула напополам; поставили новую – загорелась...
ЗАВЕДУЮЩАЯ. Боже, какие страхи! Картошку принесли? Двух человек с картошкой отправь наверх, к машине, на засыпку. Я там предупрежу. (Уходит.)
Курсанты лениво бродят по помещению, снимают ремни, расстегивают гимнастерки. Двое идут наверх.
ЗАВЕДУЮЩАЯ (возвращается). Воды в чаны – у нас тут напор плохой – в фонтане наберете. Небось, из деревни половина, ничего не видели. Будете помнить, что воду набирали из фонтанов времен Пушкина. Реликвия. Может быть, в жизни повидаете что-нибудь получше, а, может быть, и нет... Глазки будете здесь чистить, освободите себе место.
Курсанты сдвигают и переносят предметы.
ЧЕЧЕРИН. Дюк, мы с Танцуром в женскую общагу на десять минут смотаемся.
ДЮК. Сиди пока. Когда уходить будем, забежите.
ЧЕЧЕРИН И ТАНЦУР (одновременно). Дюк, ты чё?! Десять минут.
ДЮК. Чечер, я сказал!
Дюк осматривает помещение; особое внимание привлекают обломки колонн, стоящие в углу. Он рассматривает их с разных сторон, заглядывает в полости стволов, светит туда карманным фонариком.
Сержант (курсант из числа военнослужащих срочной службы)  негромко поет под гитару песню В. Высоцкого "Подают звезды".
Входит девушка в белом халате.
ДЮК. Вам кого?
ДЕВУШКА. Если девчатам купите по шоколадке, они вам половину почистят.
ДЮК. А другую половину?
ДЕВУШКА. Сами. Не хотите, как хотите. (Уходит.)
ДЮК (сержанту). Собери с толпы деньги и дуй в магазин, пока не закрылся.
СЕРЖАНТ (откладывает гитару). Люди, гони монету!
Собирает деньги.
Чечерин берет гитару и поет:
 "Тихо лаяли собаки в убегающую даль,
Я явился к вам во фраке, элегантный, как рояль.
И от сырости от лени превозмочь себя не смог,
Вы упали на колени у моих красивых ног..."
Вбегает курсант: Там пожарники задираются на наших!
Курсанты вскакивают, наматывают на руку ремни и выбегают.
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ (мечется, не может найти свой ремень). Ремня нет... Где мой ремень?!
ДЮК. Сиди уж! Без тебя обойдутся.
Входит курсант пожарного училища, старший сержант, здоровается за руку с Дюком.
ПОЖАРНИК. Старшина, тут, вообще-то, территория, прилежащая к нашему полигону, это наши бабы, наши курсанты с ними встречаются.
ДЮК. Со всеми сразу?
ПОЖАРНИК. Ну, ты чего?! Я же по-хорошему...
ДЮК. Не нужны нам ваши бабы. У нас наряд на кухню. Начистим тридцать ведер картошки и уйдем. Можешь своих на подмогу подсадить. Раньше закончим.
ПОЖАРНИК. Нет уж, лучше вы к нам... (Выходят.)
Голос Дюка. Отставить! Всем на рабочее место!
Курсанты возвращаются. Женщины вносят ведра с картошкой машинной очистки и вываливают в чаны. Курсанты рассаживаются вокруг чанов и принимаются за работу.
ДЮК. И глазки, и черные участки, и где сереть начало – все срезайте, оставляйте только белое.
Чечерин поет:
"Нас опять не хватает в шеренгах по восемь,
И героям наскучил солдатский жаргон,
И кресты вышивает последняя осень
По истертому золоту наших погон..."
С разных сторон  периодически высовываются девичьи головки и смущенно прячутся.
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. Кадет, ты обещал мне письмо в стихах к девушке сочинить.
КАДЕТ. Фрагмент письма. Отойдем. (Выходят к окну.) Подстрочник дай.
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. В смысле – о чем? Провожала меня на вокзале, плакала...  Ну, там... глаза, обратил внимание, красные, как у кролика...  может, от фонаря...  Пацаны с ее улицы ревнуют,  угрожают мне... Сестра у нее тоже ничего...
КАДЕТ. Ты с ней серьезно?
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. У меня тут была одна. Не схотела со мной... С Чечером...
Чечерин поет:
"Не цветет черемуха, не растет капуста,
Север - это холодно, Север – это грустно.
Если до Самарки десять тысяч едут сани,
Север – это лейтенант с грустными глазами... "
Несколько человек ему подпевают.
КАДЕТ (слушает песню). Трудно сосредоточиться...  Не стихами, просто возвышенным слогом, наподобие верлибра или белого стиха?
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. Угу.
КАДЕТ. Записывай... "Никогда не забуду трогательных минут нашего прощанья. Меня ждала ратная служба, ты провожала меня. Карминные глаза твои струились, как...
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. Родник.
КАДЕТ. Лучше "виноградное вино". "... и я пьянел и растворялся в них весь без остатка. Я хотел подарить тебе все вокзальные огни - чтобы они горели в этот вечер только для нас - небо, галактику, самую счастливую на свете жизнь...  Засветилось зеленое очко светофора..." Зачеркни "очко", поставь "зеленый фонарь". "... Засветился зеленый фонарь семафора. До свидания, моя единственная! Вечно здравствуй, моя любимая! Я всегда с тобой. Я верю в тебя...
"Кто бы за тобой не волочился,
Кто твоей бы дружбы не хотел,
Я б стоял в сторонке улыбался,
И своих соперников жалел".
Все!
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. Подожди, перечитаю... Может, "моя любимая" не надо?
КАДЕТ. Оставь. Ей будет приятно. Ну как?
ХЛИПКИЙ КУРСАНТ. По-моему, хорошо.
КАДЕТ. По-моему - мура, но годится. В другой раз лучше сочиним. Сейчас я не в ударе. (Возвращаются к чанам с картошкой.)
ДЮК. Завтра семинар по марксистско-ленинской философии, могут зайти генерал и проверяющие. Все готовы?
Голос. А чего тогда в наряд послали, если знали, что проверяющие нагрянут?!
ДЮК. Ночью будете в ленкомнате сидеть, пока не слипнутся...  глаза и прочее... Но чтобы... Поняли?!
ТАНЦУР. А я завтра с утра поступаю в распоряжение начальника спорткомплекса, так что на занятиях меня не будет.
ДЮК. Китанин!
КИТАНИН. Ну?
ДЮК. Бросай нож, иди сюда. Ты перед тем, как в училище поступить, на истфаке учился?
КИТАНИН. Ну?
ДЮК. Бери план семинара и рассказывай по каждому вопросу, что знаешь - все лучше, чем ничего.
КИТАНИН. А я откуда знаю?!
ДЮК. Давай, не скромничай.
КИТАНИН. Да не учили мы такого!
ДЮК. Я тебя научу щас!.. Делай, что сказали!
КИТАНИН (берет методичку, пробегает глазами вопросы). Что я тут могу сообщить... Надо тупо заучивать по учебнику. Все другое будет неправильно.
ДЮК. Хотя бы основные натырки.
КИТАНИН. Ну, например,  вопрос "Коммунизм – высшая ступень государственного и социального прогресса". Про государственные превращения  ничего определенного сказать не могу. А социальный прогресс будет очевиден. Коммунизм – это, как известно, каждому по потребностям. К тому далекому времени разумные потребности у человека приобретут фантасмагорические размеры: телефон в каждую квартиру, видеомагнитофон, кинопроекционный аппарат, библиотека мировой классики эдак томов на тысячу пятьсот, собственная квартира в двух или трех этажах с отдельным лифтом либо дом, наподобие вот этого комбината общественного питания, а ранее усадебного дома какого-нибудь канцлера Безбородко, четырехместный самолет, два личных авто (Жигуль для местных разъездов и парадный марки Кадиллак), бронь на ежегодную летнюю путевку в Карловы Вары или в Сочи, несколько комплектов разной одежды, включая классические костюмы и фраки, туфли марки "Цебо" или итальянские, батники, кроссовки...
Голос. Джины.
КИТАНИН. Джинсы синие, белые и коричневые... Впрочем, это уже мелочи.
Голос. Ничего себе мелочи! Вранглеры на толчке стоят полторы лейтенантские зарплаты.
КИТАНИН. Для отличников и хорошистов гарантированная карьера в любой сфере на выбор. Ну и конечно, свободный доступ всех желающих в адъюнктуру, аспирантуру, докторантуру; каждый юрист сможет сдать специальный экзамен и стать адвокатом; каждый режиссер сможет представить в независимую творческую комиссию проект спектакля или кинофильма, защитить его и создать произведение искусства...
СЕРЖАНТ. Кончай воду лить, давай по-существу!
Голос. Вперед к коммунизму!
ТАНЦУР. Командировочный приходит в магазин в шахтерском поселке: масла нет, мяса нет, колбаса утром закончилась. Расстроился. Продавец ему: "Ты, наверно, из Москвы. Увидишь Этих,  скажи  им: пока мы идем к коммунизму семимильными шагами, колхозное стадо не успевает за нами..."
ДЮК (Китанину). А почему написано, что наш прогресс – "настоящий прогресс", а у них – "развитие".
КИТАНИН. Наверно, потому что у нас передовая идеология, а у них реакционные теории Адама Смита, Питирима Сорокина, Эрхарда, Эйзенхауэра...  Конечно же, никакие они не реакционные...
СЕРЖАНТ. И что, в университете этого не знают?!
КИТАНИН. На классических кафедрах работаю совершенно нормальные люди, которые серьезно и квалифицированно занимаются своими научными темами – какое им дело до других...
СЕРЖАНТ. А ты зачем перевелся в военное училище?
КИТАНИН. Изменился статус нашей семьи.
Голос. Связи появились.
Голос. Появилась возможность генералом на халяву стать.
ДЮК. Давай программу.
Чечерин поет:
"Наша жизнь не игра, расставаться пора.
Кант малинов и лошади серы".
ДЮК. Чечер, кончай петь! Садись чистить!
Чечерин допевает:
"Господа юнкера, кем вы были вчера,
А сегодня вы все офицеры..."
ДЮК (Чечерину). Иди наверх, принеси все,  что они через машину пропустили 
ЧЕЧЕРИН (откладывает в сторону гитару и надевает ремень). Человека высокого искусства – и на картошку?! Какая дичь! Какая проза! (Декламирует.) "Иду я, мне не хочется, но не пойти нельзя". (Уходит.)
ТАНЦУР (окликает проходящую по коридору девушку). Верочка! Вы меня не узнаете? Мы с вами знакомы...
ВЕРОЧКА. Это ты пел?
ТАНЦУР. Нет, но для вас, если прикажете, сделаюсь заправским классическим баритоном. (Уходит с ней.)
КАДЕТ. Глобальная суть прогресса в том: был капитализм - стал социализм, совсем другая организация жизни, по научному - иная общественно-экономическая формация. И человек – другой.
КИТАНИН. Вряд ли. В частном, псевдобиологическом житейском плане – какой может быть особенный прогресс?! Хотя... Человек все-таки – если отбросить физическую сторону жизни: ел, пил, детей рожал и прочее, что из века в век по сути одно и то же – незначительно, но меняется. Не обязательно в лучшую сторону. По обычному правилу глобальной динамики живого существования: развитие, прогресс, регресс, опять прогресс...
СЕРЖАНТ. Вы человеческим языком говорить можете?!
КИТАНИН. Причем закономерность устанавливается по наиболее выдающимся явлениям, а на остальных распространяется по принципу генерализации.
СЕРЖАНТ. Без ста грамм не разобраться.
КАДЕТ. Ну, например, в этом доме, барском доме, за почти два века чего только ни было: радовались, страдали, стрелялись, вешались... народовольцы взрывали его... бывали в гостях члены императорской фамилии, десятка три знаменитых беллетристов и художников...  в различные войны его обстреливали из артиллерии... какие-нибудь коммунары после революции устраивали здесь свое общежитие или клуб... Но! Ни почти ни о ком из постоянных обитателей дома, лиц значительных, занимательных, титулованных, а также годами тут проживающих учителей, гувернанток, управляющих, экономок не осталось сведений. А вот, скажем, передадут дом под квартиры объединению военных писателей, и какой-нибудь Чечерин напишет тут свою "Чечериаду", которая превзойдет "Войну и мир" и "Анну Каренину" вместе взятые, которая удостоится Нобелевской премии – и сразу все, кто имел к этому дому непосредственное отношение за десять лет до события и за пятьдесят после, приобретут значимость и известность на века.
Голос. И мы тоже...
СЕРЖАНТ. Китанин, правильно кадет сказал?
КИТАНИН. Наверно. Вокруг Льва Толстого в его доме в Ясной Поляне образовался круг в несколько десятков человек, которые стали знаменитыми лишь потому, что имели отношение к дому Льва Толстого, и о которых мы при ином раскладе ничего бы не знали.
СЕРЖАНТ. А что она про фонтаны сказала? Действительно, имеют большую ценность?
КИТАНИН. Если бы они находились где-нибудь в Петергофе – наверно, нет. А здесь – конечно. На целый район восемь-десять приличных архитектурных объектов.
ЗАВЕДУЮЩАЯ (входит). Вы скоро? Через полчаса мы закрываемся.
Чечерин, двое других курсантов и работница кухни вносят еще несколько ведер с картошкой.
Забирайте чаны, глазки у себя дочистите. (Уходит вместе с работницей.)
ДЮК (командует). Забирайте все наше и строиться у выхода!
Курсанты приводят себя в порядок, затягивают ремни, забирают чаны и выходят.
Танцур прощается с Верочкой.
ТАНЦУР. Значит, как договорились. В воскресенье часа в два мы к вам нагрянем, предупреди соседок по комнате, чтобы никуда не уходили, нас будет четверо, в том числе Чечерин, который пел.
ВЕРОЧКА. Мы картошки нажарим.
ТАНЦУР. Закуска ваша, вино и музон, пардон, магнитофон, наши.
ВЕРОЧКА. Можно макароны по-флотски сделать.
ТАНЦУР. Если нас задержит непредвиденное обстоятельство, например, запуск пилотируемого космического корабля на Марс... Позвонить вам некуда?
ВЕРОЧКА. Городского телефона в общежитии нет.
ТАНЦУР. Кто-нибудь из наших придет и предупредит. (Чмокает ее в щечку. Уходят в разные стороны.)
Дюк осматривает помещение, подбирает забытый столовый нож, замечает на антресолях надписи ("Ракетчики-чики! Ура! Ура! Ура!", "Танцур - пустозвон", "Поварихи – задрыги").
ДЮК. Вот олухи царя небесного! И тут удержаться не могли.
Пытается затереть. Не получается. Берет в углу кусок гранитной плиты и ударяет по выступу антресоли – часть антресоли с надписями откалывается. Дюк сбрасывает куски в угол. Уходит".