Сыну Сергею посвящаю
ГАРНИЗОН
/Любые совпадения названий, дат, фамилий - случайность, к действительности отношения не имеющая./
"Слушай же! Я скоро приду и принесу с собой награду! Я воздам каждому по поступкам."
(Иисус. "Откровение Апостола Иоанна", гл. 22, стих 12.)
По части корреспондента водили. Этому опасному посещению предшествовала непростая цепь событий.
...Еще с середины вчерашнего дня командир полка Черных имел сведения от "своих людей" в штабе дивизии, что "ориентировочно завтра с утра полк намерен посетить комдив. Черных подал сигнал "Свистать всех наверх!" (Сбор!"). Когда офицеры собрались, поставил задачу "немедленно навести капитальный внутренний порядок", "лучшие силы бросить на уборку территории и буквально вылизать", "общежитием я сам займусь", "с утра организовать занятия строго по расписанию, присутствуют все 100 процентов личного состава. Никого никуда! к занятиям иметь добротные конспекты, журналы заполнить строго по программе. Проконтролируйте, товарищ подполковник!" (к начальнику штаба).
Полк встал на уши. "Наведение порядка"" сопровождалось взвинчиванием нервов, нагнетанием нечеловеческого напряжения, вспышками мелкой паники и истерики. В расположение метущих, моющих и драящих подразделений непрерывно вторгались "контролирующие" офицеры штаба: заместители, начальники служб, просто клерки в погонах и комсомолец полка. Вся эта публика, преданно выслушав очередные ЦУ командира, бегом бросалась к назначенным "на контроль" подразделениям. Сильно притормозив у входа, чинно вступали в казармы. И начиналось: "Где командир роты? Ну-ка идите сюда, товарищ старший лейтенант! А это почему до сих пор...? А когда думаете делать? А кто это будет устранять? Командир полка? А вы деньги получать?...". Доведя командиров подразделений до белого каления, обложив матом солдат, вороны слетались в штаб и взахлеб докладывали: "Медюшко мышей не ловит...", Капустин потерял контроль...", "Иванов самоустранился...", "Дудкин перепоручил...", "У Сидорова конь не валялся..." На лицах докладывающих искреннее переживание за дело, гневное возмущение нерадивыми командирами, поставившими полк на грань катастрофы. Охрипший Черных тихо сатанел...
Кое-где "контроль" встречал отпор. Начальник физпоготовки Скоков у входа в роту был перехвачен её командиром Кардановым:
- А ты меня на арапа не бери, - сходу заорал тот, грудью наступая на штабную крысу.
- Да я не беру, не беру, - попятился Скоков, но тут же пришёл в себя:
- Как разговариваете! Да я вас сейчас по стойке смирно поставлю!
- А на ар-рапа не бер-ри!
- А вот поставлю!
- А не бер-ри!!!
Но в целом действовало правило: "Пришёл проверять ефрейтор - доложи!"
"Порядок", однако, был наведен. Последний офицер ушёл домой в два ночи, последний солдат лёг спать в четыре.
А подъём в 6! Лейтенант Карташов вскочил с койки в общежитии на 15 минут раньше. Первый рабочий день блестящего перспективного офицера Владимира Михайловича Карташова! А что вы хотите? Элегантность, эрудиция, энергия!
Лейтенант наскоро умылся, накинул китель, портупею, горделиво повёл плечами перед зеркалом, подмигнул лику, надел фуражку и, сделав правую руку саблей, рубанул себя ладонью в середину лба: головной убор должен сидеть точно посередине!
Командир роты капитан Иванов поручил ему "поприсутствовать" на подъёме, "проконтролировать" физзарядку и строевой тренаж. Поприсутствуем! Проконтролируем! Об ожидаемом визите комдива Иванов не обмолвился ни словом. Лейтенант, однако, понимал сложность обстановки и гордился тем, что "в этот ответственный момент" именно ему, лишь вчера прибывшему в подразделение, доверили "обеспечить порядок".
...Вчера капитан Иванов подробно проинструктировал новичка. Инструктаж носил необычный характер (лейтенант хоть без году неделя лейтенант, но инструктажей успел наслушаться). Иванов не стал объяснять, что надо хорошо служить, не намекал на продвижение, на академию.
- Я предостерегаю вас, товарищ лейтенант, от глупейшего заблуждения, свойственного вашему возрасту и званию. Зарубите себе на носу: никакого "братства офицеров" в Советской Армии не существует. Здесь девиз американских фермеров: "Бог за всех нас, и всякий за себя!" Впрочем, сейчас вы это не поймёте. Я сказал для того, чтобы в недалёком будущем вам не столь больно было освобождаться от иллюзий. Второе, - ходивший взад-вперед Иванов остановился, тяжело посмотрел на лейтенанта, - самое страшное для офицера моей роты - рукоприкладство. Упаси вас Бог хоть пальцем тронуть солдата: вы пропали, лейтенант! Могу простить всё, даже плевок себе в лицо. Это - нет.
-Так ведь если "Подъём!", а он лежит...- пробормотал Карташов.
- Бывает, - вздохнул капитан, - правда, у нас давно не было, но не в этом суть. Суть ещё в одной иллюзии. Несмотря на кажущуюся мощь, советский офицер - один из самых бесправных членов общества: он превращён в забитого, затурканного исполнителя чужой воли. Давить нас, грешных, можно как угодно: можно спекулировать на очередном звании, продвижении по службе, можно по партийной линии, можно материально, а можно и морально, например, постоянно напоминая про оклад и пенсию в 45 лет, как это делает замполит. Диапазон спекуляций практически неисчерпаем. Уж не упоминаю о "необходимости повышать боевую готовность", "укреплять воинскую дисциплину"... Но реальной власти у командиров подразделений нет. Как вы можете наказать разгильдяя? Как гласит устав: 4 наряда вне очереди, я - пять и трое суток гауптвахты. Только нет у нас даже этого. Бойцы через день ходят в наряды, а кто свободен, пашет не разгибая спины, в других местах. Гауптвахта? Да это для них отдых! Кроме того, туда и не посадишь: замполит требует выписки из протокола комсомольского собрания, из дисциплинарной практики...эти палки в колёса необходимы ему для "приличной" отчётности. Понять его можно: у меня, положим, за полгода три человека на гауптвахте побывало, в соседней роте ни одного. Я плохой, Герасимов хороший: он работает с личным составом, я - нет. Офицеры стараются не наказывать бойцов, чтобы иметь "хорошую" дисциплинарную практику. А компенсируют это кулаком. Но есть другой способ добиться абсолютного повиновения: завоевать авторитет. Чем с этого момента вы и займётесь, товарищ лейтенант. Для начала вам необходимо усвоить базовую истину: авторитет вы завоюете тогда и только тогда, когда люди поймут: всё, что вы делаете, удачно-неудачно, вы делаете для них и ради них.
- А вот...взыскания - не вся дисциплинарная практика. Есть же и поощрения...
- Молодец, - улыбнулся Иванов, - я сразу понял, что ты толковый. Только поощрения для солдата уже давно пустой звук, кроме отпуска. Увольнения негласно запрещены, чтоб ЧП не случилось. И всё остальное в этом роде. Впрочем, другое дело, если любимый командир похвалит. Тут они расцветут, как майские розы...
Спеша в подразделение, Карташов вспомнил инструктаж и солидно решил: "Главное - спокойно!" Генерал, понятно, на подъём не явится. На зарядку - тоже. Но - как предупредил капитан - " раз начали нагнетать обстановку, то будут жать до упора". С утра шавки начнут шастать по казармам.
Однако, "нервы" не понадобились. По команде рота встала, как один, откинув одеяла на спинки кроватей, быстро построилась, вышла на зарядку. При этом сержанты подавали все положенные команды; Карташову даже рта не удалось раскрыть. "Ничего себе сержанты! Вчера кто-то говорил, что в Советской Армии нет сержантов: офицер - он же сержант, он же ефрейтор."
Лейтенант вылетел вслед за ротой. Рота во главе со старшиной понеслась на спортгородок. Лейтенант - следом. Рота начала наматывать круги по беговой дорожке. Лейтенант наматывать круги не стал. Подошёл к перекладине, неторопливо снял фуражку, кителёк, галстук: решил лично размяться. Сделал несколько экстравагантных пируэтов, ослепительное солнце, каскадёрский соскок. Хотя рота и бежала себе, вроде забыв про лейтенанта, но великолепный трюк был замечен, раздались приветственные крики. Лейтенант небрежно помахал рукой. В строю засмеялись. Устанавливались первые контакты.
Вороны слетелись минут через 10. Тогда же подбежали другие подразделения. И тут лейтенант заметил, во главе почти всех были не сержанты и старшины, а офицеры. Около каждого подразделения болталось минимум двое "проверяющих": из штаба части, из штаба батальона, но к роте Иванова никто не подходил. Короче, всё "вэри вэлл". Тренаж тоже прошёл нормально. Но случился инцидент. Организовав занятия во взводах, лейтенант вплотную занялся своим. Тема - строевые приемы с оружием. Лейтенант с упоением тренировал взвод.
И не заметил, откуда возник этот маленький худощавый офицер - зам командира полка по строевой подготовке подполковник Датий. Он стоял, шальными весёлыми глазами наблюдая за Карташовым. Бойцы зашикали, указывая на опасность. Карташов встрепенулся, но:
- Браво командуете, лейтенант. Приятно слушать. Ну а сами-то вы владеете приёмами? К оружию!
Карташов чётко выполнил приём. Он не испугался. Сейчас призёр окружных соревнований курсант... то есть лейтенант Карташов покажет этому подполковнику, что значит владеть оружием!
Датий подавал команду за командой. Карташов выполнял. Это было красиво! Он и сам знал, да и восхищённые лица бойцов говорили о том же. Выполнен последний приём. Датий оставался задумчив и неподвижен.
- "Два", товарищ лейтенант!
Карташову показалось, что лица солдат вытягиваются и уходят в небо, а плац пошёл буграми.
- Дайте автомат!
"Сейчас получишь!". Карташов перехватил оружие за цевье и резким толчком швырнул в лицо подполковнику. Но Датий как-то особо, изящно-небрежно выставил ладонь, и автомат прилип к ней. Снисходительно:
- Командуйте, лейтенант!
То, что затем последовало, лейтенант запомнил, как блестящий каскад безукоризненно выполненных приёмов.
- Запомните, лейтенант, - сказал Датий, возвращая оружие, - в этой дивизии (небрежный жест) по строевой у всех "два". У меня - "три".
И ушёл.
- Понравились вы ему, товарищ лейтенант, - просветили бойцы, - раз сам взялся показывать. Теперь ваш лучший друг будет.
На разводе "головка полка" - командир части майор Черных, замполит подполковник Килимнюк, начальник штаба подполковник Орлов - держалась сплочённо и озабоченно.
Вызвав офицеров к трибуне, Черных рычал:
- Все сто процентов личного состава на занятия. Упаси Бог увижу болтающихся! Занятия организовать как положено, использовать наглядные пособия! (Презрительно:) Пыль не забудьте стереть.(Вопрошающий взгляд в сторону начальника штаба):
- Возможно, поднимет по тревоге?
- Исключено.
- ?
- Прецедента не было. Хотя... из самодурства, разве что.
- И всё же, - Черных потыкал офицерам указательным пальцем, - ещё раз уточните боевой расчёт, дежурных по ротам - в ружкомнаты, пусть там...пыль стирают. (Вопрошающий взгляд в сторону начальника штаба):
- Возможно, проведёт строевой смотр?
- Предусмотрено: личному составу выданы новые х/б, дано время на подгонку и глажку.
- Офицеры?
- Дал команду быть готовыми. Разрешите проверить?
Проверка внешнего вида сопровождалась требованиями типа: "Предъявите две иголки с белой и черной ниткой, товарищ капитан!"
- А у меня вместо чёрной - зелёная.
- Можно - зелёную...
Или: "Предъявите носовой платок, товарищ майор!... А почему в клеточку? Положено - белый..."; "Предъявите расчёску в чехле!"...
Но основной удар пришёлся по причёскам офицеров. Удар был подготовлен теоретически:
- Товарищи офицеры, - хитро прищурился Орлов, - какую причёску - согласно уставу - обязан носить солдат, а какую - офицер?
Вылезать никому не хотелось.
- А-а! - Орлов просиял, - такие тонкости надо знать, товарищи. (Благоговейно:) А ТАМ написано: солдат носит короткую аккуратную причёску, офицер - аккуратную, - закончил Орлов со счастливым видом человека, поделившегося самым сокровенным. Далее, сняв головной убор, он на собственной голове продемонстрировал "аккуратную причёску" и приступил к проверке. То и дело в воздух ввинчивались вскрики: "Вы почему не подстрижены, товарищ лейтенант?! А потому что вам на всё плевать! Товарищ капитан! Вы в состоянии привести в порядок этого распоясавшегося лейтенанта?!" Ответ неизменно был положителен. На правом фланге 2-го батальона стоял русоголовый гвардейского роста офицер - старший лейтенант Сторожук.
- А вы почему не подстрижены...- завёл шарманку Орлов.
- Зато я побрит! - отчеканил бравый Сторожук и в доказательство провёл ладонью по щеке.
Орлов похлопал глазами и обратился к комбату: "Вы в состоянии его привести..." "Так точно!" Орлов в сердцах плюнул и ушёл в другой батальон. Проверку скомкали и закончили.
Но вздыхать с облегчением было рано. На случай строевого смотра Черных решил потренировать офицеров "выходу из строя". Пробормотав "время ещё есть", он приказал офицерам встать в общий строй. Забрался на трибуну и, едва не проглотив микрофон, воззвал:
- К торжественному маршу!
Офицеры рубанули строевым в голову колонн.
- Горох! - с ужасом воскликнул Черных - Отставить! Обращаю особое внимание на дисциплину строя!
Сев на своего конька - дисциплину строя - Черных потребовал Устав. Комсомолец части слетал за Уставом.
- Зачитываю! - проникающе возвысил голос Черных, - "Командир обязан поддерживать дисциплину строя и следить за точным выполнением подразделениями команд и сигналов и за выполнением военнослужащими своих обязанностей в строю." Именно это положение мы не выполняем, именно это!
Были зачитаны ещё несколько "положений", которые "у нас почему-то никто и не думает выполнять".
Опять приступили к тренировке по команде "К торжественному маршу!" Раз на пятый стало получаться слаженно, но тут в строю был обнаружен лейтенант, который не поднимал ногу.
- Вы почему не поднимаете ногу?! - загремел вошедший в раж Черных.
Офицеры завертели головами. Черных перегнулся через трибуну:
- Вы, вы, товарищ лейтенант! Прекратите вертеться! Я вам говорю! - усиленный микрофоном голос, как колокол:
- Товарищ майор! Вы в состоянии заставить этого лейтенанта поднимать ногу?!
Майор козырнул. Колокольчиками засмеялись мальчишки, как галки, усеявшие забор.
Раз двадцать офицеры выходили "к торжественному маршу", раз десять часть поорала "здра...жла...тов...генерал!"
("Отвечать как генералу!"), раз пять прошла торжественным маршем, три - с песнями.
***
От КПП до крыльца штаба легла красная ковровая дорожка. По ней сгорбившись, заложив руки за спину, тигриным шагом взад-вперёд расхаживал Черных. Время от времени он поднимал голову и бросал грозный испепеляющий взгляд окрест. Пустынно дышал асфальтом выметенный плац, изумрудно тосковала под солнцем причёсанная граблями трава, покинутыми невестами стояли свежепобеленные деревья. Народ, по указанию начштаба, попрятался, "дабы своим гнусным видом не позорить фрунт", как в своё время говаривал царь Пётр. Часть подразделений выведена за территорию "на тактические занятия", остальные, обложившись наглядными пособиями и учебниками, выставив наблюдателей, засели в классах, ленкомнатах. Тишина.
Черных напряжён и собран. Он на должности недавно, комдива у себя встречает первый раз. Надо, чтобы комдив запомнил и его часть, и его, Черныха. Упаси Бог испортить первое впечатление, изменить его будет трудно. Невозмож-но!
Из-за угла вывернулся бывший командир 6-й роты капитан Красиков, под хмельком. Завтра с повышением убывает в другую часть. Красиков пил третий день и не знал о грозных событиях в полку. Капитан огляделся в поисках "живой души" и увидел командира полка. Рубанул строевым. Подошёл, взял под козырёк:
- Товарищ майор! Разрешите обратиться! Вы не видели Дудкина и Карданова?
Черных диковато взглянул на офицера:
- Кой чёрт Дудкин и Карданов?!
- Ик. Разрешите идти?!
- К...матери!!!
Гуманоид исчез.
У ворот возникла суета, через мгновение они распахнулись, и чёрная генеральская "волга", без задержки миновав КПП, остановилась. Черных кинулся открыть дверцу. Не успел. Дверца распахнулась и перед Черныхом возник плюгавый капитан в фуражке блином. Что там гуманоиды! Черных потерял дар речи.
- Капитан Изюмов, - представился капитан, - корреспондент окружной газеты "За Родину!".
Ченых сглотнул и, глупо улыбаясь, сообщил:
- А мы генерала ждали...
- Мы вместе ехали, но по дороге перехватили. Генерал вернулся.
- А...а почему?
- Не знаю точно, какое-то ЧП в соседнем полку.
ЧП у соседей! Черныху сразу стало легче: гром ударил в другую сторону и, если ЧП стоящее, пожар там будет гореть еще долго. И, как говорится, "гори, гори ясно, чтобы не погасло"! На этом фоне нужно срочно отличиться... - Так! Ну что ж, товарищ капитан, очень рады, добро пожаловать! Сейчас я познакомлю вас с замполитом полка. Он ответит на любые вопросы, покажет всё, что пожелаете.
Сдав корреспондента замполиту, Черных распорядился построить полк на повторный развод ("Только время зря потеряли!"). Подразделения были распределены на хозработы, в автопарк, на стрельбище, на свинарник, в позиционный район... Часть подразделений убыла на гражданские предприятия зарабатывать стройматериалы. Незадействованным офицерам было предложено "работать по личному плану", что означало "с глаз долой". Жизнь полка возвращалась в наезженную колею. Черных уже раскрыл рот, чтобы скомандовать: "Развести подразделения к местам работ!", но тут высунулся майор Меркулов:
- Разрешите, товарищ майор! А полевое занятие с комбатами и замами будет, как положено?
Баран! Сто лет служит, а службу не понял. Какое, к чёрту, занятие. Ну придут комбаты к штабу, постоят...дежурный выйдет, скажет: "Занятие переносится, работайте по своему плану." Всё тихо, мирно. А теперь - что? Ему, командиру полка, признавать перед строем, что отменяет самим же назначенное занятие?
- Не понял. Что вы имеете ввиду?
- Ну, я к тому, что вроде, мол, и офицеров не остается...- промямлил Меркулов.
- Прекратите, товарищ майор! Я удивляюсь: всем нужны аудитории, широкие массы... Каждый лезет в полководцы. Не--ет, товарищ майор. Даже если в полку останется один единственный человек, я буду его учить. Мы совсем забываем про боеготовность...
От таких речей у замполита глаза на лоб полезли и он сказал:
- Внимание замполитам батальонов, рот! Ровно в 13-00 все сто процентов в методический кабинет. Никаких "уважительных причин" не признаю! Может кто-то тоже решил, что лекции не будет? ***
Килимнюк занялся корреспондентом. А что прикажете делать? Этот проходимец Чкрных столкнул их лицом к лицу: "Вот наш замполит, всё знает, всё покажет..." Что показывать, когда сам тут же разогнал часть. По совести, так надо бы сунуть парторга, но его что-то не видно. Чем вообще занимается этот бездельник в свободное от пережёвывания пищи время? Будем переизбирать. А кого ставить? За всех приходится работать.
Килимнюк попытался сориентироваться, что уместнее показать газетчику. Ясно, это должно быть нечто нейтральное. Возможно, и хорошего негусто, но и плохого абсолютно не должно быть. «Например, медпункт. Чистота, забота о людях, эскулапы всегда на месте. И ещё, надо все же срочно организовать показное занятие. Поприсутствует, поговорит с бойцами, покормить и пусть уматывает. День будний, подвигов нет.» Наметив программу, Килимнюк облегчённо вздохнул, но опять озаботился: как сейчас занятие организуешь? С кем? Кто? Где? Какие-то занятия сейчас могут идти лишь в роте Иванова. Килимнюк поморщился: туда не хотелось. Этот наглый капитан в последнее время стал вообще неуправляем. Вчера Килимнюк в почти дружеском разговоре случайно сказал ему "ты". Наглец с оскорблённым видом заявил; "Тыкать" своей жене будете, товарищ майор." Вот с какими людьми приходится иметь дело.
Килимнюк сильно поморщился и двинул газетчика к Иванову. Ввел в казарму. Дневальный отреагировал сразу и грамотно: - Смир-рно! Дежурный на выход!
- Занятия идут? - спросил Килимнюк.
- Так точно! В ленкомнате. Лейтенант Карташов проводит.
Подбежал дежурный по роте, доложил, представился.
- Где командир роты?
- Пошёл домой переодеться в поле на тактические занятия.
Корреспондент задал дневальному несколько трафаретных вопросов о службе ("А как тебя, братец, кормят?"...). Солдат ответил ("Правильно ответил", - мысленно одобрил Килимнюк), корреспондент черкнул в блокноте. Килимнюк повёл газетчика в ленкомнату, по пути обращая внимание на "твёрдый внутренний порядок" в помещении; гость согласно кивал, ему нравилось. В ленкомнате лейтенант Карташов поднял людей, представился, назвал тему занятий. Шли занятия по уставам. Корреспондент ходом занятий интересоваться не стал, спросил:
- А, извините, какое здесь подразделение? Это ваш взвод, да, товарищ лейтенант?
Карташов пояснил, что это "остатки личного состава роты, не задействованные на хозработах".
- Значит, тут представители всех взводов, - обрадовался корреспондент.
- Так точно!
И тут корреспондент невольно загнал Килимнюка в ловушку:
- Скажите, это хорошее подразделение?
Хвалить Иванова Килимнюк не собирался.
- Отличные солдаты! - вывернулся замполит. - Всё могут. Реально. В нашей части ни боевая, ни политическая подготовка никогда не хромали. Всё строго по плану.
Испытывая внезапное воодушевление, Килимнюк, бросив взгляд в окно, воскликнул:
- Кирпич!
- Ну...
- Вы понимаете - кирпич!
- Ну-ну...
- Берут рукой кирпич - р-ряз! И на две половинки!
- Что?!
- Кирпич!
(Бойцы во главе с лейтенантом разинули рты.)
- А... как, все? - моргал корреспондент.
- Ну, не все,конечно, - спохватился Килимнюк, - но есть , есть у нас такие.
- А... например, какие-то наставления, что-ли, есть? Можно ведь и руку...того, - гость вдруг тоже глянул в окно. - Ни-ни! Всё строго согласно инструкциям, наставлениям и технике безопасности. Реально. Бойцы сжимали губы, их глаза искрились. Газетчик начал задавать свои шаблонные вопросы про службу - дом -семью. Ответы звучали весело и звонко. Расстались, довольные друг другом.
Едва гости за порог, казарму сотряс громовой хохот: смеялись, хлопая друг друга, бойцы, смеялся, уткнувшись в стол, лейтенант, хохотал дежурный и, ничего не понимая, трелью заливался у тумбочки дневальный. Таким и застал родное подразделение капитан Иванов, заскочивший за полевой сумкой:
- В чём дело?
Карташов, прыская, доложил о посещении роты прессой. По ходу изложения лицо капитана каменело, в глазах плеснулась ненависть. Стало не до смеха. Иванов процедил сквозь зубы:
- Послал бы ты их...подальше. Ладно, продолжайте занятия.
Тем временем поход корреспондента по части продолжался. Проходили мимо поваленного дерева, печально взиравшего на белый свет огромным желтым глазом распила. Его пышная крона с увядающими листьями привлекла внимание гостя и он укоризненно заметил:
- Кругом голая степь, а вы такое дерево спилили. - Да кто его спилил! Боже упаси! - в момент отреагировал Килимнюк, - Само упало. От молнии. Молния кэ-эк шарахнет Какое ж тут дерево устоит! Планируем восстановить. Реально. Корреспондент удивлённо покосился на сопровождающего, но промолчал.
Был введён в медпункт. Здесь чисто, уютно. Замполит объяснил гостю, что забота о здоровье личного состава - приоритетная среди множества командирских забот: "Медики думают, что они властители над нашими бренными телами. Э, нет! Кому уставом предписано следить за гигиеной личного состава, закаливать его? Нам, командирам. Да мы просто не допускаем, чтобы солдат заболел! Вы посмотрите, как мало болеют, - подсовывал Килимнюк газетчику незаполненную книгу учёта больных.
Дело чуть не подпортил начальник медпункта. Костоправ начал чевой-то плести, мол, медиков-де постоянно отрывают от больных в пользу плаца, политмероприятий...но был своевременно блокирован Килимнюком: "Вы что, товарищ старший лейтенант, на службу жалуетесь?!".
Когда вышли на свежий воздух замполит предложил гостю отведать "наших солдатских щей с кашей", присовокупив, что, "как гласит старая солдатская поговорка - "щи да каша - пища наша", хе-хе.
В столовой их уже ждали, но старательно делали вид, что не ждут.
Килимнюк, войдя, потянул носом, оглядел залитый солнцем зал и к дежурному:
- Вы почему, товарищ лейтенант, мух развели? Кто вам дал право мух разводить? Последний приказ по округу гласит: кругом дизентерия. Вы что, хотите, чтоб весь полк дрыстал?
Рыжий лейтенант смущенно пробормотал, что с мухами борется. Замполит кивнул и чинно провёл гостя к столу. Корреспондент поинтересовался, почему в столовой дежурит офицер, "ведь положено сержанту".
- Ничего, пусть работает. Кормление личного состава - узловой момент. В целях повышения ответственности - пояснил замполит.
Присели. На стол были поданы щи, которые во всех газетах Вооружённых сил привычно проходят как "густые, наваристые". Отведав, газетчик про себя отметил точность эпитетов, а вслух похвалил поваров. Затем была подана каша, которая по тому же реестру числилась как "сытная". Журналист опять подивился точности армейского пера. Подали чай, который - "сладкий, ароматный". Стоит ли говорить, что всё это было съедено с "богатырским аппетитом" или, если любовно, с искоркой юмора - " с треском уплетено за обе щеки".
Килимнюк проводил корреспондента и вернулся в кабинет. Упал в кресло, несколько минут сидел неподвижно. Вид такой, будто паровоз поднимал.
Отдышался. Кажется, всё в порядке. Но успокаиваться рано, его уже "сориентировали": к концу месяца следует ожидать Члена Военного Совета. С камарильей, естественно, а она весьма прожорлива. Надо готовиться. Килимнюк вздохнул, подошёл к сейфу, достал из недр список гарнизонных проституток (по алфавиту). Сел, положил перед собой и глубоко задумался.
(В окружной газете появится репортаж строк на триста, где подробно и восхищённо будет описан ход занятий по уставам. Журналист спишет методику его проведения с методического пособия, но наполнит материал реальными фамилиями, реакцией обучаемых, приведёт несколько разговоров "по душам". Не будут забыты "заботливые врачи", "густые наваристые щи", "сытная каша", "сладкий ароматный чай" и "какой-то очень простой, свойский, великолепно знающий солдатскую душу трудяга-замполит Василий Егорович Килимнюк".)
***
И всё же довести до конца занятия не удалось: позвонил дежурный по части, спросил, сколько человек осталось в роте.
- 11, - взял трубку Карташов.
- Ага! Записывайте, лейтенант: 2 человека на вещевой склад прапорщику Жучкову, 2 человека - прапорщику Петрищеву на склад боеприпасов, остальных на кухню, картошку чистить: опять картофелечистка сломалась. Срочно!
Карташов проинструктировал и отправил людей. На кухню привёл сам, представил дежурному. Вернулся в казарму, пошатался по ленкомнате, понаблюдал за работой дневальных... Засел в канцелярии, достал боевой устав "Батальон-рота" и углубился в раздел "Наступление в горах". Лейтенант любил горы.
Через час лейтенант решил пройти по объектам, поинтересоваться, как работают люди. Побывал и у прапорщика Жучкова, и у прапорщика Петрищева, и на кухне, везде задавая вопрос: "Ну как тут мои орлы?"
И везде получал ответ:
- Ничего, работают. Да вы не волнуйтесь, товарищ лейтенант.
Карташов вернулся в канцелярию и углубился в главу "Наступление в пустыне". Лейтенант не любил пустыню, но дело надо знать. Через час повторил обход. Вопрос не изменился, ответ тоже. Жара. Возвращаться в расположение не хотелось, идти в обход по третьему кругу явно не имело смысла.
- Володя, - от угла махал рукой лейтенант Мельников, офицер их роты. Вчера познакомились, понравились друг другу. Распили пузырь.
Карташов обрадовался товарищу:
- Серж, ты откуда?
- Тебя ищу. Пошли-ка с глаз долой. Ты что по части шляешься?
- Я не шляюсь...
- Э! Сейчас встретил своего бывшего комроты Сороку. Дурак, сплетник и прохвост. Я от него к Иванову сбежал. Заявляет: "Штой-то ваш новый лейтенант средь бела дня по части шляется, ему што, делать нечего?" Я всё понял и тебя искать.
- Так я ничего н понял. Я же...
- Знаю, ты контролировал личный состав. Только кому это нужно, а вот сейчас Сорока растрещит по части: "Этот новый лейтенант в разгар рабочего дня, руки в брюки, парадным шагом - так и скажет, скотина - разгуливает по части." Если даже Сорока такое не при замполите ляпнет, всё равно через пять минут донесут. Ярлык готов: "Прислали бездельника". Очень удобно для замполита. При очередном ЧП он в дивизии заплачет: "Кого нам присылают - бездельников. Вот, например, лейтенант Карташов: не успел приехать..." И пошло-поехало... Тут тебе и "полк комплектуют - "бери себе боже, что нам негоже"; тут тебе и "полк ссыльный"... Эх я! Ведь ещё на разводе думал предупредить. Забыл. Пить надо поменьше.
- Ну уж...- засомневался Карташов, - уж больно ты раздул.
- Эх, молодо-зелено, - сокрушённо покачал головой Серж, но Карташов решил доказать, что он тоже "тертый калач":
- Да начПО ему скажет: "Воспитывайте, товарищ подполковник!".
- Правильно, так и скажет. А тебе от этого легче будет? На разводе командира взвода ПТУРС старшего лейтенанта Сазонова видел? Сколько ему лет?
- Да, обратил внимание: для своего звания староват.
- Где-то за 30, а старлей. Его однокурсники уже майоры. Но суть не в этом. В его аттестации чёрным по белому написано: "Склонен к карьеризму".
Карташов прыснул.
- А чего, спрашивается, смешного? Это же форменное издевательство. Он не дурее нас с тобой. Но, как рассказывают, на заре "карьеры" по пьянке ляпнул: "Вы думаете, господа офицеры, это комбат тот показной учебный бой для командующего организовал? Да он у меня взял карту и всё списал. Фактически я командовал!" И всё. Уже десять лет во всех аттестациях пишут: "Склонен к карьеризму". Тот, кто первый написал, может быть сделал это искренне, а остальные пошли списывать друг у друга.
Однако Карташов воспринял повествование как анекдот из репертуара черного армейского юмора. Он засмеялся, отдавая дань мастерству рассказчика. Мельников веселья не разделил, а выдвинул план спасения:
- Значит так! Иванов вернётся, ему доложишь. Он Сороке глотку заткнёт. Но на Бога надейся... Сейчас, кого ни встретим, всем будем говорить, что ты устраиваешься в общежитие. Парализуем Сороку и всех других возможных сорок. А вообще имей ввиду: сранья показался и был таков, если, конечно, личный состав разобрали. В рабочее время по части передвигайся как в разведке, от укрытия к укрытию, используя складки местности. Или как сейчас, тайными тропами.
Картанов оглянулся: они шли тропинкой между забором и шеренгой тополей. Через дыру оказались на улице.
- А куда идём?
- Пиво пить.
- Как? 12 часов!
- Самое время. Ты посмотри, какая жара.
По дороге Карташов узнал, что каждый батальон имеет свой чапок. Главное, чтоб на отшибе. Командир с замами обычно пьянствует у монастыря, в десяти кэмэ от города. Там весьма уютный чапок, но и мы не лыком шиты. Это 2-й батальон - ха-ха! - собирается в каком-то вонючем гадюшнике.
- А у нас в училище тоже у всех свои места были, - припомнил Карташов.
Так, болтая, лейтенанты прошли окраинными улочками и уткнулись в приземистое здание. По лестнице - вниз. Мельников толкнул дверь, прошёл вперёд, а Карташов ошеломлённо застыл на пороге: офицеры батальона во главе с комбатом Медюшко сидели за сдвинутыми столами. На столах пиво в открытых бутылках, вобла и шелуха от неё, на полу батареи пустых бутылок. Дым коромыслом. Распаренные лица повернулись ко входу:
- А-а! - радостно закричал комбат Медюшко, - понял службу, лейтенант! Давай сюда, мы вас тут уже давно ждём! Штрафную ему!
- Сообразительный, - хихикнул кто-то, - я на третий день понял.
Карташова усадили, поставили стакан, подвинули пиво, рыбу. Массивный как шкаф капитан, НШ батальона Рогуля достал из-под стола початую бутылку водки, налил прибывшим "двойную": "Давай!". Карташов поднял стакан, окинул взглядом сидящих и "дал". Свободно. Раскованно. Не морщась. Офицеры рассмеялись: "Свой человек!", "В нашем полку прибыло"... Рогуля тут же доразлил бутылку, заменил на новую, продолжив священнодействие, да так ловко, что во всех стаканах оказалось ровно "на два пальца". Эвакуировав бутылку под стол воззвал: "За молодёжь!", и к Карташову потянулись стаканы, приветствия, улыбки. Карташов чокался, кивал, и чувствовал себя равным среди равных, гордым среди гордых, сильным среди сильных. Расправил плечи, украдкой скосил глаза на новенький лейтенантский погон.
Разговор вернулся в общее русло, неспеша опорожнялись бутылки с пивом. Вниманием завладел тонколиций быстроглазый офицер:
- Стою, никого не трогаю. Тут Черник, наш отец родной. Уже мимо прошёл...вдруг резко развернулся и шасть ко мне: "Товарищ лейтенант, а помните, в прошлом отчётном периоде вы опоздали в строй?" У меня шары на лоб. А он: "Неужели не помните? Мы вам на собрании указывали". "Помню, - говорю, - но больше ведь не опаздываю." "Правильно, - одобряет, - а если опять опоздаете, мы вам опять...укажем!". И ушёл...
- ...записать, что провёл индивидуальную беседу с лейтенантом Гордеевым, - продолжил кто-то. Раздались ещё язвительные реплики. Медюшко помрачнел, схватил бутылку, опорожнил на половину и, двинув донышком об стол, пробасил:
- Послал бог замполита...
- Килимнюку стучит... Они два брата-акробата, один хрен, другой лопата... - раздражённые ядовитые словечки с разных сторон подсказали Карташову, что замполит батальона Черник "большой любовью и доверием сослуживцев" не пользуется.
Но Рогуля зорко следил за настроением:
- Господа! Что за тон: на службе о бабах-с, при бабах-с о службе. Анекдотец: встречаются два солдата. Один жалуется: ты знаешь, какой у меня командир дурак. Даёт рубль: "Бегом две бутылки водяры, закусь." А того не соображает, дурак, что сегодня воскресенье и водку не продают. (Смешки.) Второй солдат: "Это что, вот у меня изверг, в штаб погнал: "Бегом, говорит, узнай, я в штабе или нет. А у самого телефон под рукой." (Хохот.)
... - Солдат, это такой человек, которому нельзя давать ни спать, ни есть, ни пить. Ото сна он тупеет, от еды борзеет...
... - Через месяц приезжает в свою бывшую часть уже генералом. Из "волги" вышел, величественно огляделся: "Это ж надо, месяца не прошло, как передал полк и вот: до какой степени всё развалили!"...
... - Да-а, Балашов уже в округе. Он едва прибыл, сказал: "В этом полку мне делать нечего, я буду там. Прогибался как осина под ветром. И вот он - там, в штабе округа. Правда, пока шестёркой, но пролезет и на подполковничью.
- Уже пролез. Там вилка: майор-подполковник...
... - Сомов уже генерал?! Помню его - кремень! Ох, дрючил! Ох, дрючил! Ох, дрючил!..
... - В казарму раз заходит, папахой едва поток не скребёт. Во всё лезет: "Товарищ капитан, а почему у вас батареи с этой стороны греют, а с той - нет? А я - чёрт его знаёт!
- И отправили подальше потому что во всё лез...
... - Да мне сам генерал Косоротов сказал: "Плохо, товарищ лейтенант! Отвратительно!"
... - Клянусь, я два часа без конспекта могу говорить о социалистическом соревновании...
... - А командир с замами как раз в сауне парился, там, знаете, у озерка. До Нового года буквально полчаса. Врываюсь: пиво пьют. Ору: "Солдат погиб!". Немая сцена, потом командир как завопит: "Оживить! Немедленно оживить!", слюной брызжит, ногами топает...
Бутылки с пивом опорожнялись и тут же заменялись новыми, офицеры с треском очищали воблу. Рогуля время от времени вскрикивал: "По чуть-чуть!" извлекал из-под стола водку и разливал всем "на два пальца". Карташов почувствовал, что и ему пора рассказать что-то весёлое.
- А я вчера пришёл в парадной форме в штаб части представиться, как положено. Командир ещё не подошёл, стою, жду. В сторонке два капитана, связисты, тоже в парадке. Тут подходит начльник штаба Орлов. (Офицеры сдвинулись: про "Орла" всегда интересно.) И к связистам: "Кто такие?" Ну, один руку к головному убору: "Капитан Мамочкин, прибыл для прохождения дальнейшей службы..." Орёл странно посмотрел и к другому. Тот тоже: "Товарищ подполковник, капитан Лапушкин...". Орёл аж пятнами пошёл и, чуть не плача: "Чёрт знает что! Присылают всяких мамочкиных, лапушкиных... а связи как не было, так и нет!". Махнул рукой и пошёл.
Карташов было хихикнул, но осёкся. Офицеры помрачнели.
- Вот так, - сказал комбат Медюшко, - не успели парни шагу ступить по части, а уже - мнение.
***
Командир 1-й роты, "направляющей роты полка", капитан Иванов с тремя офицерами трясся в кузове ГАЗ-66. Впереди пылил "уазик" командира полка - Черных вёз в поле "командиров и начальников штабов батальонов". Таких в части числилось десять человек, но явились четверо. Из них трое символически представляли означенные должности, натуральный комбат - майор Меркулов.
... После повторного развода Медюшко попросил Иванова: "Петрович, съезди, поприсутствуй. Сил моих больше нет слушать всякую безграмотную чушь, а тебе всё равно скоро в отпуск."
Отпуск тут был, конечно, не при чём, но они понимали друг друга, и Иванов ответил: "Хорошо. Какая разница, где дурью маяться." И вот 66-й. Общий трёп, но Иванову не до трёпа.
... Вчера он беседовал с прибывшим в роту лейтенантом. Лейтенант как лейтенант (как он сам семь лет назад): телячий восторг, святая наивность, отличная профессиональная подготовка. (Интересно, каким образом училищам всё ещё удается сохранить себя от распада. Что же будет, когда уйдут последние воспитатели и преподаватели-фронтовики?). Что же останется от лейтенанта, скажем, года через три? (Что осталось от него самого?). Восторг сменится апатией, наивность ожесточением, багаж знаний сведётся к десятку расхожих истин. И ждут лейтенанта три дороги: а)"вперёд и вверх" - "по трупам", как любит выражаться "лучший друг" Алексеев, б) "употребление спиртных напитков", в) "лямка", которую надо "тянуть" до пенсии. Кстати, последнее не так скучно, как кажется. Большинство приспособилось: на службу "ходят", дома "живут", кто собак прогуливает, как Меркулов, кто по чужим жёнам, как Сазонов, кто в меломаны подался, как Федин. Если сегодня Карташова бросить в бой, он станет героем. А через три года? И что вообще случится, когда он поймёт, что цель, которой он решил посвятить себя никому не нужна? Что продвижение по службе абсолютно не зависит от добросовестности и профессионализма, а совеем от других, подловатых качеств. (А что случилось с ним самим?). Карташов умён, имеет убеждения, вдобавок честен. Вот и крышка Карташову: собак прогуливать не станет, "по трупам" не полезет. Что остаётся? (А что остаётся ему, Иванову? Он своё отпил, выбрался из ямы. Куда? Покажите, где свет Божий!)
...Черных, объявив тему занятия – «Мотострелковый полк в обороне», неторопливо, со вкусом, развернул карту на бруствере окопа. И все чинно развернули карты на бруствере окопа. Черных взглянул на часы. И все взглянули на часы. Последовало значительное и торжественное: "Ввожу в тактическую обстановку. (Все навострили уши.) Противник силами 8 МПД, прорвав оборону наших войск на рубеже село Елховка - село Высокое (все уткнули носы в карты), развивает наступление в направлении железнодорожного узла Прохладный. Наш полк занимает оборону с передним краем излучина реки Сок, западные скаты высоты 160 и 3..." Черных живописал "сложную, быстроменяющуюся " обстановку перед фронтом полка: действия тактических воздушных десантов, разведывательно-диверсионных групп, наличие у противника ядерной артиллерии... Иванов слушал, а в мозгу вертелось из "Тёркина": "На полу у старой хаты сапогом своим чертил наступления и охваты, клинья, фланги, рейды в тыл..."
- Доложите, товарищ старший лейтенант, когда ожидаете противника перед фронтом батальона, - обратился Черных к командиру 8-й роты Капустяну, изображавшему НШ 3-го батальона. Капустян, стрельнув глазами, с ходу выдал:
- Через 4-5 часов! Обосновываю: в условиях прорыва обороны при непрекращающемся сопротивлении наших войск скорость наступающего противника, согласно нормативам, не превышает 4-5 кэмэ в час. До рубежа прорыва по карте 20 километров!
- По каким "нормативам"?
- Ну... так считается...
- Кем "считается"?
- Ну...ва-аще...
- Товарищ майор! Вы согласны с оценкой своего начальника штаба?
- Меркулов с надеждой взглянул на Капустяна, принял положение "смирно" и выпалил:
- Так точно!
- Хм. А вы, товарищ старший лейтенант?
Командир 5-й роты Репин, "выделенный" "пахать" за родного комбата, с ответом не спешил. Сыну боевого генерала, представителю славной офицерской династии не след суетиться. Сейчас он им покажет, кто есть кто. Чтоб не думали, что он получил звание и роту досрочно благодаря отцу. Голову на плечах надо иметь, а не кочан капусты.
- Не согласен, товарищ майор.
- Поясните.
- Когда вы доводили тактическую обстановку, особо подчеркнули активность разведывательных подразделений противника. Их следует ожидать в любой момент, но наиболее вероятное появление перед передним краем через час-полтора после прорыва.
- Вот так, дорогие товарищи, - удовлетворённо мурлыкнул Черных. (Наверняка думают, что он, Черных, "двигает" Репина по протекции папы-генерала. Пусть убедятся: у сынка своя голова на плечах.)
Товарищ майор! - запальчиво воскликнул Капустян, которому давно пора из мнимого начальника штаба вырасти в реального (тем более, должность свободна), - из темы занятий, из тактической обстановки я сделал вывод, что ваш вопрос касается подхода основных сил противника. Разведка ведётся обеими сторонами непрерывно, её всегда надо ждать, это аксиома боевых действий...
"Началось, - с тоской подумал Иванов, - пошли молоть... На занятиях, учениях постоянно разбирались одни и те же "классические" ситуации и решения "исходя из опыта Великой Отечественной войны", отгремевшей сорок лет назад. В различных видах боя таких шаблонных решений насчитывалось не более десятка; не трудно заучить наизусть как "Чуден Днепр при тихой погоде" и бойко чесать на любых занятиях, меняя лишь названия населенных пунктов да номера частей "противника". Уличить в трафарете нельзя: "торжественный комплект" составлен в строгом соответствии с положениями устава. Советского, разумеется. Номера частей всегда реальные, такие части у вероятного противника есть, но их тактика, вооружение, особенности действий в локальных конфликтах и широкомасштабных войнах в частях никогда не разбирались и не изучались. Не говоря уже об особенностях национального военного мышления командного состава, механизма принятия решений... Практически во всех "играх" "восточным" всегда противостояли "западные" хоть и под иностранными номерами, но, по сути, те же "восточные". Дурачить друг друга они могли бесконечно и каждый при этом оставался орлом-победителем. Иванов попытался выяснить насколько "классические" ситуации боевого устава соответствуют практике современных войн. Задача казалась нетрудной: как утверждают замполиты, империалисты после 2-й Мировой войны развязали более 30 войн в различных уголках планеты. Кинулся Иванов изучать литературу и сразу понял: ничего из неё почерпнуть нельзя, кроме политической оценки событий и разоблачения "происков реакционных сил". Пришлось собирать материал по крупицам, благо подоспел солидный труд "Вооружённая борьба народов Африки за свободу" (ужасный дефицит!)... Картина вырисовывалась достаточно отчётливая: не так сегодня воюют, совсем не так как 40 лет назад: высокая мобильность войск, массированное применение авиации, особенно вертолётов...а главное - требуется высочайшая степень взаимодействия между всеми звеньями боевой структуры войск. Здесь залог победы. Взаимодействие - это связь. Связь - позор Советской Армии. Высокая мобильность боевых действий предполагает их огромный пространственный размах, а, значит, предельную концентрацию физических и нервно-психических усилий людей. А люди... Солдат не обучен и физически не развит. Сержант беспомощен. Офицер бесправен. Высокая концентрация огня - возможность не считать боеприпасы - обеспечивается высокой производительностью труда в промышленности. "Хоть здесь у нас вроде порядок: больше всех в мире стали выплавляем," - подумал Иванов.
... - Так какие силы, по вашему мнению, выделит противник для атаки вашего района обороны? - третий раз допытывался Черных у натурального комбата Меркулова. Казалось, жила на лбу Меркулова сейчас лопнет от напряжения и фонтан горячей меркуловской крови ударит в лицо Черныху, раскрасив его воинственными тонами, как благородный лик предводителя индейцев Чингачгука Большого Змея.
- Полагаю, усиленный полк, - хрипло произнес Меркулов.
- Правильно, товарищ майор! (Всем послышалось: "Слава богу, товарищ майор!") Чем усиленный? - допытывался несостоявшийся вождь краснокожих.
- Да не правильно же! - не выдержал Иванов.- Нет у них полков. У них бригадная система, они бригадами воюют.
- Фу, чёрт! - мгновенно отреагировал Черных, - Действительно, бригады. С вами, товарищ Меркулов, как звать родную мать, забудешь.
- Докладываю, - протянул руку помощи родному комбату Капустян, - следует ожидать потрёпанную при прорыве нашей обороны механизированную бригаду, усиленную танковым батальоном и батареей 105-миллиметровых гаубиц при поддержке звена вертолётов. Вероятный боевой порядок - два эшлона и резерв.
"Чёрт бы его побрал! Слишком умный - больше командира полка знает", - Черных поморщился: - Не вам был задан вопрос, товарищ Капустян. Вы согласны с такой оценкой противника, старший лейтенант Репин?
- Согласен. Но, учитывая, что батальон располагается в полосе главного удара противника, полагаю, что состав бригады 3-4 батальона, а вместо батареи 105-мм гаубиц может быть батарея или даже дивизион 155-мм гаубиц.
- Хорошо. НШ-3! Доложите свои возможности по отражению атаки противника. И что уже сделано.
- Есть! - подпрыгнул "НШ-3", готовый хоть сейчас побежать и водрузить Красный флаг над Пентагоном, - к 10-ти ноль-ноль...
- Прекратите, товарищ старший лейтеант. Вы что, ефрейтор в увольнении? Грамотный офицер никогда не скажет "ноль-ноль". Принято писать "0-0", а произносить "часов": 10 часов, 0 часов, 12-15 - тут уж без всяких "часов"-"минут". Ясно?
- Так точно, - покраснев, ответил Капустян.
..."И кто меня, дурака, за язык тянул - каялся Иванов, уткнувшись в карту, - сто раз клялся: молчать, ничего не видеть, ничего не слышать. Нет, вылез, идиот... Время надо оседлать. Кто владеет временем, тот владеет жизнью. На кроссе, марше, в карауле я научился сжимать или растягивать время. Но как только дурацкая лекция, дурацкое совещание, дурацкое занятие - время словно останавливается, и не сдвинуть. Легче всего, конечно, прикемарить..."
- Ну а вы, товарищ капитан, что предлагаете в данной, я бы сказал, непростой, обстановке?
- Кто, я?! - вскочил Иванов, поправляя съехавшую на ухо фуражку и мимолётно зыркнув взглядом в карту соседа.
- Нет, я! - ядовито оскалился Черных.
Пауза. Капустян, прикусив кончик языка, раскрашивал "яйца".* Видимо "противник" уже ворвался в район обороны на стыке двух рот.
______________________________________________________*Жарг. - условно обозначенные на картах в виде эллипсов позиции подразделений. Могут быть красного, синего, чёрного
Иванов усмехнулся, окинул взором местность и пошёл чесать белым стихом:
- Сосредоточенным огнём всей приданной и поддерживающей артиллерии и штатных огневых средств останавливаю вклинившегося противника на рубеже северные скаты высоты 160 и 2 - отдельное строение южные скаты высоты 118 одновременно в тесном огневом и тактическом взаимодействии с ротами 1-го эшелона провожу решительную контратаку силами второго эшелона...
В принципе наворочено достаточно, но как же не свалять "ваньку" до конца хотя бы в виде компенсации за бездарно растраченное время:
- ... стремительно выхожу на фланги и в тыл прорвавшихся подразделений развиваю успех всеми наличными танками и БТР в ходе преследования на плечах противника врываюсь на высоту "Огурец" и заняв оборону по её западным скатам готовлюсь к отражению контратаки...
- Погодите, погодите, - опомнился Черных. Он подозрительно посмотрел на капитана, потом на карту, потом в поле, потом опять на капитана и осторожно заметил:
- Преследовать пока никого не надо. Итак, вернёмся к положению на 12 часов. Ваше решение, майор Меркулов.
- Ну... я вот, как Петрович...капитан Иванов доложил, да!
- А что он доложил?
- Ну, это, - Меркулов расправил плечи, - наношу сокрушительный контрудар...
- Что?! - Черных выронил карту и замер с раскрытым ртом. В следующее мгновение "обучаемым" показалось, что "противник" действительно начал артподготовку, а если б стоящий рядом командирский "уазик" был не "уазик" а боевой конь, то он бы присел от оглушительного хохота своего хозяина:
- Ха-ха-ха...ор-ригинально, товарищ майор, ха-ха-ха! Да будет вам известно, товарищ майор, что контрудар, да ещё сокрушительный - прерогатива минимум командующего армией. Ха-ха-ха! Пока извольте ограничиться контратакой. Вот когда вы, товарищ майор, ста-анете командующим армией (Черных щелкнул каблуками), тогда мы все, товарищ майор, как один человек, товарищ майор, кинемся наносить начертанные Вами контрудары!
Придя в отличное расположение духа, Черных прыгнул в "уазик", прокричав: ""Готовте мне решение. Я на танкодром, сейчас буду!"
И укатил. Офицеры опустились на траву.
- Эх, мать его... - сказал Меркулов, доставая "беломорину", - 20 лет "воюю", а как учения, всё одно и тоже: ткнут в высоту: "Атакуй!". И топаешь напрямик вслед за танками... А как рассуждать, так все умные...
- Не бери в голову, Иваныч, - успокоил Репин, - плюнь! Чтобы в этой армии навести порядок, нужна, как минимум, одна маленькая война.
- Не поможет, - усомнился Иванов, - а цену заплатим. У нас уже выработалась славная боевая традиция - любую войну начинать мордой об стол!
- Какую любую! Какую любую! - вскричал Капустян, - Все послевоенные операции проведены на уровне.
- О-о! А что ты о них знаешь? Кто и когда проводил с тобой их разбор?
- Результат, по крайней мере, известен.
- А чем оплачен результат - неизвестно.
- А я знаю только одно: такого бардака ни в одной цивилизованной армии быть не может. Не потерпят. А у нас - пожалуйста, - Меркулов покачал седой головой, - уж я насмотрелся... Нет, не потерпят. Я давно на всё плюнул, до пенсии бы дотянуть, и пошло оно всё к ...
- Братишки, - Репин, как всегда, был непререкаем, - не надо сгущать. Конечно, бардак! Я первый подпишусь. Но и Андрей прав: до сих пор, худо-бедно, армия оказывалась на высоте, поставленные задачи выполняла.
- На высоте? Выполняла, говоришь? Тогда объясни, почему на южном ТВД обученные нашими доблестными советниками войска терпят поражение за поражением. И это - несмотря на подавляющее превосходство по ряду параметров.
Репин промолчал. Ответил Капустян:
- Потому что воюют не советники, а войска.
- А может потому, что им "советовали" Черныхи-Килимнюки? Последний, кстати, уже намылился "советовать" в Африку. Комиссию проходит. Эти людишки рассматривают загранкомандировку как синекуру и возможность прибарахлиться. Остальное им по барабану.
- Да эти чёрные там до сих пор думают, что земля плоская. Под силу им современная техника? Попробуй, научи...
- Чушь! Современная техника сложна по устройству, но она создаётся для боя, поэтому предельно проста в эксплуатации. Это, кстати, главная особенность именно советской техники.
- А я говорю, - раскипятился Капустян, - послать бы туда хотя бы пару наших дивизий, и был бы порядок!
- Рассказать, что произошло бы с нашими дивизиями? - прищурился Иванов. - Сначала агрессор нанесёт массированный авиационный и артиллерийский удар по флангам и стыкам упомянутых дивизий, проложив выжженные напалмом полосы, в конце которых высадит десант. Тут же в эти коридоры на предельной скорости хлынут танки и бронетранспортеры и соединятся с десантом... Это называется окружение. Вторые эшелоны разовьют успех... А ты, Капустян, умеешь так воевать? Думаешь, Черных умеет? Кто и когда учил нас? Что мы тут только что плели? А потом советские люди прочтут о "героическом сопротивлении" окружённых "превосходящим противником" дивизий. Да, конечно, они будут сражаться до конца... А кто ответит за потери? За неоправданные жертвы идиотизма "полководцев"?
- Так может быть, допускаю. - Репин отшвырнул окурок.- Но как исключение, а не правило.
- Как правило!
- Сгущаешь...
Несмотря на различие во взглядах, несхожесть жизненных установок, Репин и Капустян свято верили в несокрушимую мощь Советской Армии, гордились своей принадлежностью к ней. Меркулов же давно запретил себе размышлять на такие темы.
- Разовьём мысль (Репин - поклонник строгой логики): по-твоему, выходит, что в любом конфликте нас ждет поражение. Так?
- На первой стадии конфликта - безусловно, причём в самом кровавом варианте. А дальше начнётся медленное, опять же, с обильной кровью, исправление "ошибок"...
- То есть в конечную победу ты веришь?
- Конечную победу обеспечит не армия, а народ, спешно переодетый в солдатские шинели. А народ непобедим. Еще Энгельс писал: Россия - страна, совершенно недоступная для завоевания. Но пока народ поднимется, кадровая армия истечёт кровью, но не по вине "грозного противника", по тупости её высших чинов. В годы Японской войны все газеты мира облетела карикатура "Троица". Изображены рядом: русский солдат с львиной головой, русский офицер с ослиной головой, а генерал вообще без головы. С тех пор ничего не изменилось.
-Правильно, - сказал Меркулов, - где взять нормальную голову? Сранья уходишь в часть, являешься домой к ночи. Дети, считай, без отца растут... Но главное: я раньше всё пытался определить, что полезного с точки зрения боевой подготовки, боевой готовности сделал за день. Хоть чуть-чуть. Так не разу не смог: постоянно поступают какие-то команды, всё чего-то суетишься, чего-то кому-то показываешь, доказываешь, кто-то что-то проверяет... И эти вечные крики: "Срочно!", "Немедленно!", "Даю 5 минут!"... а чуть угомонятся, оглядишься: ну ничего, ровным счётом ничего с места не сдвинулось, только всё хуже и хуже. Почему так?
- А потому, Матвей Иваныч, что ты за 20 лет Родине и года не прослужил, - Иванов сплюнул, - ты, я, все мы служим должностным лицам, которые каждое утро задают себе вопрос: "За что меня сегодня могут вздёрнуть?" и в соответствии с ответом организуют наш рабочий день или вообще не организуют его. Чем ты занимался сегодня с утра? Работал на то, чтобы Черных понравился комдиву. А не ждали бы комдива, плевать Черныху с высокой ёлки и на тебя, и на боевую подготовку, и на боеготовность. Черных "дикорастущий", он нацелен ломиться вверх. А для этого от него требуется совсем другое.
Объяснение возражений не вызвало, но двое считали, что "армия есть армия", третий давно отказался что-либо ""считать", четвёртый же считал положение нетерпимым и опасным.
- Но и комдива встретить надо, - заметил Капустян, - КаПэ можно понять.
- А надо каждый день быть готовым с честью встретить комдива, маршала, министра, сдать любую проверку; о супостате не говорю, - зло бросил Иванов.
- Чтоб так организовать службу, надо всю армию разогнать к чертям собачьим и призвать по новой, - ухмыльнулся Репин, - или: одна маленькая война!
- Да будет вам, голова трещит. Ну и жара... Кстати, о комдиве, - Капустян обвёл всех смешливым взглядом. - Знаете, почему он не приехал? Ха-ха-ха! Докладываю: в соседнем полчке-с эдакое чепе: пьяный капитан с ночных стрельб вернулся домой. А в кармане граната РГД-5. А сам еле на ногах стоит. Ну, жена: гай-гуй... Капитан слушал, слушал... и хрясь гранатой об пол. Боевая подруга мухой вылетела вон, а он вслед: "Испугалась, гадина!" Тут как ухнет! Сразу пожар! Капитану пятку оторвало. Соседи выскочили, пожар потушили.
Трое задохнулись от смеха, один поморщился. Пока восхищались реакцией жены ("Опытная, стерва!"), пока обсуждали, что будет с капитаном ("А ничего не будет!") прошло часа два. Наконец показался несущийся в облаке пыли "уазик". Черных на ходу высунулся чуть не по пояс и махнул рукой в сторону части. Когда рассаживались в кузове ГАЗ-66, кто-то вспомнил: "Ба! Сегодня же совещание. Эх, послушаем Кильку! Сегодня для его языка простор: и граната, и жена одновременно."
Трое фыркнули, один нахмурился.
***
В методическом кабинете оживлённо: собрались политработники подразделений - проводники идей партии и инженеры солдатских душ. Главный инженер взошёл на трибуну, по-хозяйски огляделся, откашлялся:
- Итак, товарищи, рад видеть вас всех вместе. Давненько мы не собирались в таком составе. - Килимнюк повлажневшими глазами обвёл аудиторию, - А ведь нам есть о чём поговорить! В разгаре 4-й год 10-й пятилетки, Пятилетки Качества. Уже сегодня советские люди добились выдающихся свершений в экономике, социальной сфере, науке, культуре и других областях. Темп набран хороший, товарищи! Вы знаете, какую высокую оценку происходящему в стране даёт партия, её ленинский ЦК, лично Леонид Ильич. Соответственно и нам надо быть на высоте задач. Вопрос надёжной обороны страны не снят с повестки дня! Наоборот! Он приобретает особую актуальность сегодня, когда агрессивность империализма резко возросла! А как ещё прикажете вести себя товарищам из НАТО, из других агрессивных блоков? Ведь при современном развитии средств массовой информации невозможно замолчать выдающиеся успехи социализма, невозможно остановить его победное шествие по планете. Он буквально покоряет, завоёвывает на нашу сторону сердца и души миллионов и миллионов простых тружеников. Что могут противопоставить такому ходу исторических событий империалистические державы? Ложь, клевету, идеологические диверсии, угрозы, провокации, шантаж, бряцанье оружием...
Всё это было прекрасно известно собравшимся, любой из них мог говорить в таком же духе "без бумажки" бесконечно долго. И всё же аудитория не торопилась отключаться, был заметен интерес. Политработники отлично знали Килимнюка: любое выступление он неизменно сводил к "гранатам" и "жёнам". Гранаты Килимнюк метал с трибун в окна кафе, ресторанов, пельменных и прочих "гадюшников": "Иду вчера, товарищи, мимо "аквариума", а там товарищи офицеры 3-й роты в полном составе во главе с товарищем командиром. Я конечно, понимаю: вечер, суббота... Ваше счастье товарищ Карданов, что у меня под рукой не оказалось гранаты...". "Щупанье жён" заключалось в различных рассуждениях замполита о "крепости тыла в нашей нелегкой службе". Офицерам любопытно, какого "конька" оседлает сегодня замполит. Но Килимнюк на этот раз стойко придерживался материалов ХХУ съезда КПСС, последних документов партии и правительства. Аудитория сникла и заснула с открытыми глазами.
Не спал один лишь замполит 1-го батальона капитан Черник. Он преданно смотрел на Килимнюка и ловил момент. Цитаты Черника тоже не интересовали, но он узрел возможность продемонстрировать замполиту полка глубину своего проникновения в гущу солдатской жизни, показать, что он, Черник, не чистоплюй-белоручка как некоторые с "верхним" образованием. Ему всё горбом достаётся. Он сам из простых солдат, он знает, чем живёт личный состав.
- ...Так что, товарищи, бдительность ослаблять нельзя. Тем более здесь, у границы: вон противник! Реальный противник! - Килимнюк сурово нахмурился и простёр длань в сторону реального противника. - Я заканчиваю своё коротенькое выступление. Оно имело целью сориентировать вас, настроить. А теперь о самом главном: в конце месяца ожидается Член Военного Совета с группой товарищей. Будут проверять состояние политучёбы, воинской дисциплины...всё-всё-всё! Что надо сделать...
Килимнюк перечислил основные мероприятия: "обновить наглядную агитацию", "разобраться с дисциплинарной практикой", "привести в порядок ленинские комнаты: методическое пособие я каждому вручил", офицерам иметь по три, солдатам-сержантам по две красные тетради большого формата (Килимнюк изобразил руками широкий прямоугольник). Одну - для первоисточников, другую для Отчётного доклада товарища Леонида Ильича Брежнева на ХХУ съезде, других документов партии, третью - для лекций. Личному составу разрешается первоисточники и Отчётный доклад иметь в одной тетради". Килимнюк затронул и множество других вопросов, помельче: состояние карт, пособий, наличие учебников...
- ... ну и конечно же, надо правильно организовывать занятия. Вот на последней проверке прекрасно проявила себя группа, которой руководит наш молодой товарищ лейтенант Зимин. Отличные знания. Реально. Не поверите. Я сам присутствовал, когда они сдавали. Проверяющий в восторге: давно, говорит, не слыхал таких ответов. Поделитесь с нами опытом, товарищ Зимин, а то у нас действительно кое-кто мхом оброс.
Зимин, сильно смутившись, вышел к трибуне. Негромко, заметно волнуясь, объяснил, что никаких "велосипедов" он не изобрёл, но неукоснительно придерживается "старого педагогического правила": чтобы обучаемый усвоил какую-либо мысль, её надо повторить в различных вариантах минимум 5-6 раз. Вот он и строит свои занятия так, чтобы основные мысли повторялись, на следующем занятии, во вступлении ещё раз их напомнит. Солдат, плохо знающих русский язык, он заставляет вести карманные "словари политических терминов", куда задиктовывает ключевые слова из прочитанной лекции: "интеграция", "агрессивный блок", "мировая система социализма"... немного - 5-6 слов в неделю, а потом спрашивает, каждый раз детально разбирая термин. "И ещё научил я бойцов схеме ответа, которую давали в училище, даже изготовил плакат: "Вступление" - зачитать цитату из первоисточника или Отчётного доклада, объяснить её смысл; "Основная часть" - суть вопроса своими словами и не менее двух раз обратиться к карте, найти повод. Упомянуть родное подразделение: "Мы, воины роты, тоже стараемся быть на высоте поставленных задач..."; "Заключение": рассказать о своём отношении к службе, о трудностях и успехах. Придерживаясь этой схемы, солдат не может не раскрыть учебный вопрос. даже если не вполне владеет русским языком.
Всё, что говорил юный замполит, вызвало живейший интерес. Кое-кто стал записывать, послышались просьбы: "Повтори-ка схему...".
- Слушай, лейтенант, если у тебя все такие сознательные, может и неуставных взаимоотношений уже нет? - прозвучал вопрос.
- Есть, - сожалеюще ответил лейтенант, - но не будет.
- А ну-ка, ну-ка... - зашевелился народ.
- Ничего особенного. Почему старослужащий бесчинствует? Он как бы мстит за своё "молодое" прошлое - раз, и одновременно самоутверждается - два. Это двуединый процесс и только так его надо рассматривать. Наша ошибка - в подходе к явлению. Мы рассматриваем его как чистое хулиганство и стараемся подавить властью. Но это хулиганство лишь по форме, а по сути принявшее уродливую форму стремление самоутвердиться в специфических армейских условиях. Ведь абсолютное большинство окончивших службу не пополняет ряды уличных хулиганов, наоборот, многие поступают на работу в милицию. Молодым людям не свойственна жестокость, они умеют прощать и согласны не мстить, но не утверждать себя они не могут. А мы именно это стараемся подавить, не ведая, что творим. Надо придать здоровому стремлению парней самоутвердится - а оно неодолимо - здоровую форму в виде, скажем, шефства старослужащего над молодым солдатом, в виде, если хотите, наставничества...
По рядам прошелестел вздох разочарования. Зимин его уловил:
- Простите за избитые слова, я ими лишь обозначил направление. Конкретная работа носит индивидуальный характер, её формы разнообразны. Но ещё раз укажу на ошибку: мы пытаемся одолеть неодолимое явление - стремление молодёжи к самоутверждению. Причём чаще всего пытаемся это делать варварскими методами. Надо не преодолевать, а переориентировать явление. Самое главное, как говорил Макаренко - педагогическая техника. Как Антон Семёнович ликвидировал пьянство среди воспитанников? Организовал из них специальные патрули, которые выявляли в сёлах самогонщиков. Колонисты бросили пить, стали бороться с самогонщиками: это интересно, а, главное, опасно, то есть для молодого человека престижно.
- То есть клин вышибли клином! - брякнул кто-то.
- Можно и так сказать, - согласился Зимин и продолжил, - у себя в роте мы организовали группу защиты. Она состоит из старослужащих, презирающих "дедовство" (есть такие, надо только присмотреться). Но они разобщены и "плывут по течению", то есть на поводу у экстремистской части своего призыва, изредка вяло протестуя. Мы их организовали и при всех сказали: "Решительно пресекайте бесчинства "дедов", вплоть до применения силы." А младшим призывам сказали: если старослужащий за вас заступился, вы должны всё бросить и немедленно встать рядом с ним плечом к плечу. Только подойти к месту конфликта и встать рядом, этого достаточно. Случаи организованного отпора хулиганствующим "дедам" уже имели место...
Все увлеклись и забыли про Килимнюка. А нельзя было забывать. Его лицо пошло оранжевыми, затем вишнёвыми, затем бордовыми, затем бурыми пятнами. Килимнюк вытолкнул пробку из гортани и завопил:
- Немедленно прекратите! Вы к чему призываете? Товарищи! Почему вы спокойно всё это слушаете? Почему никто не пресёк? Это же... Он призывает натравливать солдат друг на друга! Развязать гражданскую войну в казармах! Реально! Партбилетом за это ответите!
Зимин, потупясь, глядел в пол, сейчас согнётся как былинка под ветром. Но лейтенант поднял голову и вежливо возразил:
- Извините, но "гражданская война", как вы выразились, в казармах давно идёт. В соседнем полку в знак протеста против издевательств покончил с собой секретарь комсомольской организации роты. А в другом полку молодой солдат перестрелял караул из старослужащих...
- Хватит! Послушайте, товарищ Зимин. Мы с удовольствием выслушали вашу методику проведения политических занятий. Умно, дельно, особенно насчёт схемы. Но вы берёте на себя слишком много. Проблема неуставных взаимоотношений сегодня в центре внимания командиров всех степеней, политорганов, партийных, комсомольских организаций. Подключена прокуратура и даже особый отдел; сейчас планируем подключить женсовет... А вы умнее всех! Оказывается, как просто: надо всего лишь организовать в казармах отряды штурмовиков. Нет, только всем миром...
- Товарищ подполковник, прошу не искажать моих слов! - худощавое лицо Зимина стало бледнее, глаза казались огромными, но смотрели строго и, вроде, с искоркой презрения. (Или Килимнюку показалось?)
- Ну хорошо, хорошо товарищ лейтенант. Планы у вас большие. Мы проследим, чтобы они не вышли за рамки... Так почему же вы у себя в роте элементарный порядок навести не можете?! Недавно зашёл к вам в ленкомнату: состав Политбюро не обновлён, там уж половины тех товарищей нет. А стенд отличников? Да большинство этих солдат уже давно дома гуляют. Что, новых не вырастили? Ведь об элементарнейших вещах речь идёт. А подшивки? "Правда", "Комсомольская правда", "Известия" - все в клочья...
И тут Черник понял, что настал его звёздный час! Он вскочил, как ванька-встанька:
- Товарищ подполковник! Разрешите! Я тоже часто задумываюсь насчёт подшивок. Солдаты рвут их в туалет. Засоряют все очкуры. Ничего нельзя поделать: у них же нет туалетной бумаги. Вот и думай тут!
- Что? - Килимнюк уставился на Черника, - Как рвут в туалет? Это надо пресечь! А вы, товарищ капитан, в собственном бессилии не расписывайтесь. Ищите выход. Это серьёзно, товарищи. Да любой проверяющий, войдя в ленкомнату, куда сразу тянется? К подшивкам. А как в других подразделениях эта проблема решается, а, товарищи?
Выяснилось, что в большинстве подразделений подшивки прячут, и выкладывают лишь в экстремальной ситуации. Кое-где имеется по два экземпляра подшивок: показной (прячут) и повседневный (на столе). Килимнюк такую практику осудил: "Здесь есть что-то...показушное..." и предложил приносить газеты для солдатского туалета из дома: "Каждый же выписывает массу газет. Куда вы их деваете? Я думаю, не трудно раз в неделю принести..."
Черник почувствовал себя на седьмом небе:
- И я, и я, товарищ подполковник, это же постоянно требую от своих офицеров. А вот ещё, товарищ подполковник, насчёт неуставных взаимоотношений. Где чаще всего происходят избиения? В туалетах. Я думаю, целесообразно назначать на ночь прапорщика-офицера - дежурного по туалету, - Черник никак не мог уйти от милой его сердцу темы солдатских туалетов. Он знал, как ценит замполит полка, тоже, между прочим, "академиев" не кончавший, глубокое проникновение в жизнь и быт личного состава. Но в данном случае вышел прокол. Килимнюк удивлённо вскинулся:
- Да вы что, Тарас Осипович! Такая директива уже две недели назад поступила из политуправления округа. Она у вас что, до сих пор не выполняется?
- Как! Я помню эту директиву, товарищ подполковник! Там сказано назначать на ночь в каждое помещение ответственного офицера или дежурного коммуниста. Про дежурного по туалету там не говорилось...
- Говорилось, Тарас Осипович, говорилось. Ещё раз внимательно ознакомьтесь с директивой и наведите порядок. Там, где выполняются приказы, там всегда порядок. А если сами офицеры... Вот свежий пример. Буквально на днях. Захожу в гадюшник "Ветерок" сигарет купить. И что вижу? Офицеры 5-й роты почти в полном составе. Водка, естественно, пиво... И я подумал: всех бы вас гранатой! А что? Где, спрашивается, денежки взяли? Понятно, украли у жён. Вы мне покажите такую жену, которая дала бы мужу десять рублей и сказала: "Иди, Вася, выпей." Правда, товарищ Зимин, я вас там не видел, но, чувствую, вы были неподалёку.
***
Подполковник Василий Иванович Орлов сидел в кабинете и мрачно глядел в стол. Что делать Орлову? Чем вообще занимается начальник штаба полка в обычный будний день? На этот вопрос внятно не ответит ни один человек в Советской Армии. Вопрос можно расширить: чем вообще занимаются офицеры, не имеющие в непосредственном подчинении технику и людей? Загадка загадок, хотя ответ в каждом конкретном случае отыщется: "работал по личному плану", "разбирался с документацией", "повышал уровень", "проверял службу", "присутствовал на инструктаже", "заготавливал картофель", "строил бокс", "белил деревья", "занимался наглядной агитацией"... В массе подобных "дел" учебно-боевые и боевые деяния занимают настолько незначительное место, что о них не стоит и упоминать.
Так и служил Орлов, не находя ответа, на что тратит жизнь. Не заниматься всем этим было нельзя. Нельзя и изгнать из головы вопрос: кому это нужно? Неужели армия становится сильнее? Было время и для Орлова такие вопросы звучали набатом, но шли годы и набат стих до треньканья велосипедного звонка.
"А пошло оно всё к чёрту. Скорей бы всё кончилось!" Бессовестные люди рассуждают с трибун: "Командир - единоначальник. Как себя поставит. От него всё зависит..." Нет в Советской Армии командира-единоначальника. Ничего от него не зависит, ибо он - шестерёнка какого-то всеохватного тяжёлого механизма, где и армия - гигантская, но тоже шестерня. Смысл вращения механизма Орловым давно утерян, осталось лишь чёткое понимание: начни по-своему вертеться шестерёнка, будет сломана и заменена. Скорей бы всё кончилось. Кончится: через полгода подполковник Орлов уходит на пенсию. Ни дня лишнего!
А ведь было время, его время! Эх, знал бы мальчуган семи неполных лет, что ничего важнее уже никогда не сможет сделать...
... Тем утром 22 июня, после первой же бомбёжки сын красного командира Вася Орлов потерял отца, мать, бабушку и дом и, оглохший, побрёл, куда глаза глядят. Под вечер опомнился в каком-то лесу, куда идти, не знал, плакать и кричать уже не мог. Здесь и подобрали его пограничники, взяли с расчётом в первой же деревне пристроить. И в первой деревне напоролись на немцев: из леса вышли открыто, не таясь, ещё не веря, что в наших сёлах может хозяйничать враг. И напоролись... Потеряв треть людей, опять ушли в лес. К следующей деревне подходили осторожно, на опушке залегли, командир достал бинокль. Немцев не увидели, жителей, кстати, тоже, однако вся деревня не просматривалась. К тому же командир знал: отсутствие жителей на улицах - настораживающий признак: возможна засада.
- А что если мальца послать, - предложил кто-то, - неуж тронут мальца?
- Ты что, ещё не понял, с кем воюешь, - выругался командир. Но тут подал голос малец:
- Дяденька, я пойду.
И видя, что командир задумался, добавил:
- У моего папы — вот такие же шпалы, как у тебя.
Васю снабдили легендой" "Мамку ищу...". Васю проинструктировали: "Жмись к людям, про немцев не спрашивай, слушай и смотри..."
Немцы в деревне были: семь мотоциклов при одном часовом стояли в скверике за клубом. Остальное воинство бесчинствовало в домах. Мальчуган, вернувшись, сумел начертить схему, указал клуб, все дома, откуда неслись крики, даже невидимую с опушки дорогу.
Пограничников оставалось 11, лишь некоторые сумели обзавестись "шмайсерами", большинство - с винтовочками почти без патрона, но гранаты были. Налёт организовали по всем правилам: внезапно, стремительно. Подзадержались лишь на завершающей стадии: добивались, чтобы количество вражеских трупов соответствовало количеству сожжённых мотоциклов: по три на каждый. С помощью жителей обшарив подвалы, чердаки, стога, добились.
С тех пор никто не заикался "пристроить мальца". Два месяца, пополняясь бородатыми окруженцами, догонял отряд фронт, совершая быстрые нападения в сёлах и на дорогах. Если ни визуальная, ни пешая разведки не могли внести ясность в обстановку, командир обращался к Васе:
- Васёк, сходи, посмотри, что к чему. Только осторожно.
Вася шёл и возвращался. Если немцев в селе не было, значит были продукты для бойцов, а то и отдых под крышей. Если в селе немцы, Вася докладывал: где, сколько, как вооружены, чем занимаются. Не будет преувеличением сказать: в этом деле он стал асом. Всех переплётов не описать! А приблудная врачиха плакала, когда Вася уходил, плакала, когда возвращался.
Но вот вышли к своим. Командир тут же представил Васю к медали "За отвагу" и тотчас же отправил Васю в тыл (в свой, родной, на этот раз). Вася продемонстрировал весь благоприобретённый набор бывалого разведчика - от жалобного, с подвыванием, плача, до отборного, с угрозами, мата. Ничего не помогло. Командир лишь сунул свой адрес, врачиха тоже.
(После войны Орлов пытался их разыскать, но получил ответ, что Синельников Валентин Фёдорович погиб под Москвой в ноябре 41-го, Полонская Любовь Андреевна в декабре, нам же. Их могилы Орлову разыскать удалось, отца, матери, бабушки - нет.)
Василий окончил Суворовское училище, стал офицером и жизнь пошла как пошла...
"Эти два месяца оправдывают всю мою жизнь", - думал Орлов. И ошибался. Был ещё момент: однажды, перестреляв караул, в лес с оружием ушёл солдат. На звук выстрелов по звонку из соседнего караула примчался дежурный по части: в караульном помещении обнаружил четыре трупа во главе с сержантом, начальником караула и раненого в ногу бойца Рябчика за холодильником.
(Рябчик, как рассказывал потом дежурный, "был обнаружен мной по крайне неприятному запаху. Пардон, обделался...)
Сбежавший караульный сдался в первом же сельсовете.
Суть случившегося сразу понял каждый - от командира части до хлебореза, следствие лишь наполнило эту суть конкретным содержанием: в карауле со старослужащими оказался молодой солдат, который, естественно, подвергся изощрённым издевательствам. Он схватил автомат, когда один из "шутников" под гогот остальных стал сладострастно описывать, что произойдёт между ним и женой "салабона" (парень перед армией женился) когда "дед" через месяц "дембельнётся".
Суд, однако, не состоялся: "салабон" был объявлен душевнобольным и прочно упрятан в закрытую психиатрическую лечебницу.
Новоиспечённый майор Орлов, он же молодой перспективный начальник штаба гвардейского полка, поначалу промолчал. Но не потому что (как все подумали) именно начальник штаба отвечает за организацию караульной службы в полку, а потому что бессмысленно оспаривать заключение врачей. Орлов взбунтовался, когда, по его выражению, "начался следующий этап свинства": возведение рядового Рябчика в ранг героя. По "совету" сверху командир части подписал состряпанное замполитом представление. Оказалось, караул подвергся бандитскому нападению и "будучи тяжело раненым, гвардии рядовой Рябчик М.П. доложил о нападении дежурному по части и, истекая кровью, продолжал бдительно нести службу..." "Красную Звезду" Рябчику!
Орлов резко выступил против, угрожая широкой оглаской. "Вы уже обмыли ваше новое звание, товарищ майор? - поинтересовался по телефону Большой Начальник. "Так точно!" - молодецки доложил Орлов. "А если будете болтать и заниматься демагогией, то я вам из одной большой звезды опять сделаю кучу маленьких. Как минимум."
Но Орлов продолжал "болтать и заниматься демагогией": и на партийном собрании, и на совещании заявил, что не позволит "лепить из дерьма героя. Рябчик - преступник, вместе с другими такими же участвовавший в травле молодого солдата..." Он требовал созвать комиссию из гражданских врачей для проверки диагноза "бандиту". Мало того, Орлов развернул бумажную войну: начал писать "по ступенькам" и добрался до ЦК, МО, Генерального прокурора, "Красной Звезды", "Правды"... Словом, когда гв. ряд. Рябчик получил свой орден, гв. м-р Орлов мог с чистой совестью сказать: "Я сделал всё что мог..."
Никто Орлова в порошок не стёр, и пальцем не тронул. Он просто превратился в вечного начальника штаба и его уделом стали самые глухие гарнизоны. Но бывший дерзкий разведчик Орлов, в отличие от боевых подвигов, такое своё поведение в заслугу не ставил и ни о чём не жалел: "ОНИ хотели записать меня в своё общество свиней. Но я, естественно - тьфу! - отказался: свинья всё равно рано или поздно пойдёт на шашлык." Справедливости ради: когда через пару лет в части произошло ЧП с аналогичным подтекстом, Орлов действовал по-иному.
На посту молодой солдат прострелил себе плечо. Все опять всё сразу поняли. Орлов моментально попросился в отпуск, который ему моментально предоставили, несмотря на то что часть готовилась к крупным учениям и начальник штаба здесь фигура номер раз. Вернувшись, Орлов убедился, что ОНИ в своём репертуаре и неуязвимы. Суд был, но на суде солдат сам признался, что совершил самострел, потому что боялся форсирования водной преграды на предстоящих учениях: "Мне всё казалось, что железный бронетранспортёр утонет в реке", - мямлил недавний выпускник средней политехнической общеобразовательной трудовой школы. Судья серьёзно слушал, а два народных заседателя, как два китайских болванчика, кивали головами. Парню дали условный срок, так как - написано в приговоре - "обвиняемый сам себя наказал". Парень, действительно, превратился в инвалида: после выстрела в упор истекающие с громадной скоростью вслед за пулей раскаленные пороховые газы разворотили плечо и правая рука повисла плетью.
Под настороженными взглядами командира полка и замполита Орлов ознакомился с приговором, сказал: "Тьфу!" и вышел.
От всех этих эпопей у Орлова в мозгу отпечатался некий образ: ОНИ. Кто - "они"? Что это за злые силы, унижающие и уродующие Армию? Откуда взялись? Дело тут не только в сладкоустых замполитах и командирах-карьеристах. А в чём? Этого Орлов и сейчас не знает.
Он вздохнул, подошёл к сейфу, достал из недр тоненькую папку, раскрыл. В глаза бросилось жирное: "2-й экз."
"Эх, Иванов, - улыбнулся НШ, - предупреждаешь, голубчик, что есть ещё экземпляры, что ты этого дела так не оставишь. Наивная душа. Ну-ну..." Название: "Ведение наступательных действий мотострелковыми и танковыми подразделениями в условиях сильного насыщения обороны противника противотанковыми средствами. (Бронедесант.) Орлов увлекся чтением. На десяти страницах капитан Иванов доказывал, что тактика действий мотострелковых и танковых подразделений, изложенная в Боевом уставе "Батальон-рота" безнадёжно устарела. Её основные положения базируются на опыте Великой Отечественной войны, "35-летие Победы в которой мы будем торжественно отмечать в следующем году". Иванов доказывает, что сегодня, в условиях чрезвычайного насыщения обороны противотанковым реактивным оружием с электронными и лазерными системами наведения такая тактика делает атакующую бронетехнику легко уязвимой на поле боя. Иванов ссылался на опыт последних локальных конфликтов, а также приводил расчёты плотности пт-средств в обороне различных подразделений основных иностранных армий. Для нейтрализации возможностей противника по их применению Иванов предлагал не спешивать личный состав для атаки цепью, а действовать за бронёй, непосредственно за огневым валом, сближаясь с противником вплотную, буквально "на вытянутую руку". В этот момент, после гаранатометания, производить спешивание прямо на позиции противника и уничтожать остатки сопротивляющихся в ближнем (рукопашном) бою. Или же, используя фактор внезапности, проводить сближение без артиллерийской подготовки и бомбо-штурмового удара на предельных скоростях с тем же результатом. ("Дерзок капитан!") Как доказательство, Иванов прилагал схемы и таблицы нормативов, полученные при экспериментах в своей роте ("Когда успел?!").
Орлов дочитал последний лист и счастливо улыбнулся: жива армия, чёрт подери! Мозги высохли не у всех: кое-кто, кое-где о чём-то ещё думает! Ну а если по существу, прав Иванов или не прав? Безусловно прав. Но для того, чтобы так действовать, нужны, как минимум, два условия: высочайшая обученность личного состава и степень взаимодействия между подразделениями, родами войск и оружия примерно порядка на три выше, чем та, что достигнута в армии сейчас. Обучить людей можно, если войска займутся делом, а не "хозспособом" ("хап-способом"). И хотя это зависит даже не от Черныха, всё же в этом пункте возможны перемены к лучшему.
А для чёткого взаимодействия нужна надёжнейшая связь, а не глупое размахивание цветными флажками. Где взять такую связь, когда промышленность неспособна выпустить даже приличный цветной телевизор. Связь в нашей армии всегда была дерьмом, есть дерьмо и, судя по всему, таковым останется. Ахиллесова пята Армии. Иванов, конечно, велосипеда не изобрёл, всё это Орлов понял давно. Но подполковник Орлов молчал, а капитан Иванов написал (2-й экз.!). Впрочем, когда подполковник Орлов был в чине капитана, он тоже много кое-чего писал. Орлов горько усмехнулся. Предстояло решить, что делать с докладной запиской. По идее, с резолюцией отправить в дивизию; там, по идее, с резолюцией должны отправить дальше. Но там её похоронят. Никто даже читать не будет. Оставить в полку? А какой тут от неё прок? Те же похороны. Но если в дивизии похоронят так, что никто не найдёт, то в полку, если он, Орлов, проведёт Записку по всем документам, всегда можно будет найти. А зачем? Кому это нужно? И тут Орлов подумал: а может быть всё изменится? Э-э, вряд ли. И он скоро уйдёт, к чёртовой матери...
И всё-таки Орлов написал резолюцию, вызвал помощника, строго-настрого приказал: "Чтоб как положено, чтоб по всем учётным бумагам, чтоб номер, гриф, печать и штамп."
***
Возлияние в полуподвале закончили организованно: деньги оставили на столе, вышли. Шагая с Карташовым в часть, Мельников спросил:
- Усёк эту крашеную стерву в буфете?
- Ну.
- У нас работала, в офицерской столовой. Сейчас там другая крашеная стерва... Фамилия "Скорик" тебе знакома?
- Нет.
- Ну да, ты ж из другого округа. Генерал-лейтенант был такой, командарм. Любил "проверять" вверенные ему части. Приезжает, ведут его в генеральскую гостиницу. Ужин, как положено, с коньячком. Официантки прислуживают, сплошь офицерские жёны. Одна появляется с подносом, вторая... Какую Скорик возжелает, та и остаётся. Служил здесь майор Крючков. В тот день находился в наряде. С пистолетом, как положено. В этом доме, кстати, жил - Мельников указал на пятиэтажный дом рядом с КПП, и тут же его палец скользнул правее: - А вон то "кошкин дом", почти все разведёнки живут... Ну да, Крючков. Забыл что-то дома, в два ночи явился. Хвать-похвать, ключей найти не может. Надо жену будить. Звонит. Ноль. Ещё: бесполезно. Стукнул кулаком пару раз. Тут из двери нпротив соседка высовывается с ухмылочкой: "Хватит ломиться, там никого нет. Ищи её у Скорика в постели." Ну, майор явился в гостиницу. Застал. Пристрелил Скорика прямо в постели.
- А жену, - машинально спросил Карташов. Ему стало не по себе.
- Не тронул.
- Когда это было?
- Два года назад. Чуть больше.
- А буфетчица причём?
- А вот она, сучка, и вербовала "официанток". Где деньгами, где угрозами. Угрозы были реальными. Даже следствие выяснило: нескольких офицеров, чьи жены упёрлись, спровадили в тьму-таракань. Да все и так знали.
- Ну а майору-то что?
- А ничего. Год условно, перевели подальше.
- Ага! - очнулся Карташов, - справедливость все же восторжествовала!
- Да... - кисло согласился Мельников, - как же ей не восторжествовать. Тут знаешь, что началось?! Угнетённые офицерские массы восстали и ну бомбить Москву письмами. А жёны ещё и делегацию в ЦК снарядили. Было тут... Кстати, никого из замешанных не наказали, разогнали по другим частям. Стерву из городка выселили, так она тут рядом обосновалась, всё равно, видишь, около части трётся. Где столовая, знаешь? Ну, давай, на разводе встретимся.
- Постой, а ты что?
Мельников засмеялся:
- Я человек женатый. Тебя бы позвал обедать, да пока живём в общаге. Там, сам увидишь, ничего толком не сготовишь. Но в столовую она меня не пускает, - с гордостью добавил лейтенант, - Обижается.
- А с квартирой-то как?
- Дают. Дают. Дают. До-го-ня-ют, - тоном футбольного комментатора вскричал Мельников, - И опять дают!
Мельников напыжился и, кого-то копируя, сурово произнес: "Какие могут быть претензии, товарищ лейтенант, у молодого лейтенанта? Вот раньше как офицерские семьи жили: выделят им угол в казарме, они его занавесочкой отгородят - и живут! А вы распустились..."
***
Обед был неплох. Сыто щурясь, Карташов двинулся к общежитию: законный двухчасовой перерыв только начался. Пересекая плац, лейтенант внезапно оказался захлёстнут пёстрым благоухающим весёлым потоком: женщины шли в клуб. Привлечённые красочным зрелищем, плац окружили бойцы, вышедшие строится на обед. Им также было весело, но женщины не обращали на "личный состав" никакого внимания, поглощённые болтовнёй и, видимо, предстоящим мероприятием. Большинство дам вышагивало торжественно и гордо.
"Боже, откуда столько прелести в этом захолустье! И - куда? Первомай давно прошёл..." - размышлял Карташов, несколько раз освобождаясь от положения, называемого у футболистов "коробочкой". Он вспомнил, что на зарядке видел весёлую толпу солдат у клубной афиши и ещё подумал: "Какого чёрта не занимаются...". Карташов свернул к клубу, увидел размалёванную афишу и странного капитана перед ней. Капитана он узнал: вчера по милости его супруги влипли в историю. Капитан покачивался на носках, был без галстука, огромная фуражка-аэродром чудом держалась на макушке, в руке - ведро из автомобильной камеры. Он шевелил губами. На афише красовалась надпись аршинными буквами:
ГИГИЕНА ЖЕНЩИНЫ!!! (ядовито-красным)
ГИГИЕНА ЖЕНЩИНЫ!! (малиновым)
ГИГИЕНА ЖЕНЩИНЫ! (розовым)
Далее строго, нежно-голубым:
ДОКТОР-СЕКСОЛОГ
КИПАРИСОВ
АРНОЛЬД ВИКЕНТЬЕВИЧ
(Это полезно знать каждой женщине).
Начало в 14-30 (чёрным).
- Жен-щи-ны! - странный капитан многозначительно поднял палец. И вдруг исчез: надвинулась гора, заслонила небо, обернулась вчерашней мощной лжеблондинкой и скрылась за углом. Несколько секунд Карташов ошеломлённо рассматривал опустевшее место, затем резко обернулся: с плаца надвигались новые легионы блондинок, лжеблондинок, брюнеток, лжебрюнеток, шатенок... Короче: исчезать, так по своей воле! "Середина дня, неужели столько не работают!" - размышлял Карташов, исчезая.
В общежитии сокоешник Зимин шагал туда-сюда:
- Маккартизм! Охота на ведьм! Советский вариант!
- Чего там ещё? - Карташов, сладко зевнув, присел на кровать.
- А главное, - продолжал мотаться Зимин, - обыватель сидит и думает: раз говорят, значит что-то было. О! Сегодня как раз совещание! - Зимин от огорчения остановился. - Ясно, охота продолжится. Ну ничего. С Земли не сгонят, как выразился один герой.
Замполит живописал семинар, обозначив Килимнюка словосочетанием "этот прохвост".
- Почему перед "обывателями" и "прохвостами" принялся излагать неглупые, но спорные вещи? - лениво поинтересовался Карташов.
- Не все там обыватели, далеко не все, - поправился Зимин, - но в целом, дух чего-то такого...такого...приниженности и механического равнодушия господствует. Ну я решил попытаться пробить, тем более, что этот прохвост с ходу не начал "метать гранаты", ну я и подумал, что возможен серьёзный разговор. И не жалею. Кое-кто был очень внимателен. Да если 10 процентов - а хоть один! - что-то поняли, задумались - не зря старался.
- Больно вы, сударь, тонко мыслите. Меж тем Устав гласит: манёвр должен быть по замыслу прост!
- Мэй би. Только в уставе ли дело? - Зимин внимательно взглянул на сокоешника-однополчанина, - Чувствую, тебе уже начали вбивать в мозг лозунг этого полчка-с: ходи с дурной мордой и ничего не бери в голову.
- Еще не сформулировали так чётко.
- Сформулируют и обоснуют на конкретных примерах. Но имей ввиду Володя: маскировочная маска "дурная морда" имеет свойство с течением времени полностью срастаться со светлым ликом натянувшего её. Соответствующие изменения происходят в мозгах. Могу привести конкретные примеры. ***
Странный капитан с ведром из автомобильной камеры - зампотех 1-го батальонв Горшенин по прозвищу "Ремушок". (Прозвище получил в первый же день появления в батальоне. "Вы наш новый зампотех? - подбежал боец, - у меня ремень полетел, нигде нет, всё обыскал," - водитель был в отчаянии. "Ну, волноваться не надо, не надо волноваться, - умиротворённо произнёс Горшенин родниковым вологодским говорком, - А ремушок я вам достану, достану ремушок.")
Ремушок был весёлый пьяница и человек, который устраивал в полку всех: командира полка, потому что Ремушок ни о каком продвижении по службе не мечтал и был всем доволен; замполита - потому что Ремушок никогда не "ныл" насчёт квартиры, детсада... и, главное, на нём основывались все рапорты "наверх" о победоносной борьбе с пьянством ("указали" - Горшенину, "заслушали" - Горшенина, "гневно осудили" - Горшенина; "есть и успехи: заметно меньше стал пить Горшенин..."). Был доволен и комбат: на разводе Ремушок всегда как штык и дело знает. Неделю назад попытались поднять полчок по тревоге. Головной бронетранспортёр продвинулся от автопарка на 13 кэмэ. Понятно, не блицкриг. Не похоже также на "ответный сокрушительный удар". Но чей БТР? 1-го батальона. Головной БТР соперников по социалистическому соревнованию не дотянул до отметки 10 км. И ещё нюанс: в 1-м батальоне за ворота парка выкатились все машины, в других - меньше половины. Других и склоняли; 1-й батальон тоже склоняли, но меньше и с добавлением: "... правда дальше всех уползли".
С утра Ремушок рассчитывал провернуть две выгодные операции: выдурить у прапорщика соседнего полка прокладку блока и честно выменять у коллеги с того же полка карбюратор на бутылку чистого спирта (для дела Ремушок спирт не жалел). Действовать надо было не мешкая: в любой момент могут снова поднять по тревоге. И поднимут. Что толку, что он прошлый раз больше всех техники вывел и дальше всех уехал. На них с комбатом первых и налетел разъярённый комдив. Ну и, конечно: "сволочи", "враги", "мерзавцы", "продали Россию", "я никому не позволю продавать Родину..." Он не позволит. Он не знает, что в парках идёт повальное воровство навесного оборудования и ЗИП: ворует водитель у водителя, рота у роты... это прорва! Да будь хоть трижды патриотом, но если нет катушки зажигания, никуда не уедешь. У Ремушка в загашнике кое-что есть, да 1-я рота недавно получила новую технику... Второй раз его, Горшенина, врасплох не застать, но край нужна прокладка. Пока дают время "устранить недостатки".
Однако воистину сказано: коль день начался по-дурацки... Прапорщика на месте не оказалось, и никто не знал, где он. Капитан оказался на месте, но вопреки давней договорённости карбюратор отдать отказался: "Нас самих вот-вот могут поднять. Видишь, из боксов не вылажу. Подожди, пока всё уляжется."
Когда "всё уляжется", Ремушок и сам с усам. Тут главное - пережить момент: "мгновения, мгновения, мгновения...". Но капитан был "золотой": родом из молодого города, где делают эти БТРы, сам работал на том заводе, имел друзей, регулярно отправлялся в "служебные командировки" с задачей "достать". И доставал. Дружба с ним дорого стоит. Ремушок принял решение пузырь спирта домой не волочь (там у него всё равно одна перспектива), а благоразумно распить с золотым капитаном в счёт будущего.
- Эх, чёрт! - воскликнул Ремушок, извлекая пузырь и умело манипулируя им пред очами коллеги, - Не волочь же назад. Кто узнает - засмеют!
Глаза золотого капитана полыхнули червонным золотом.
- Ты не обижайся, - сказал, захмелев, капитан, - видишь же обстановку. А тут, как назло, я из последнего рейда пустой, считай, возвратился. Кореша-рабочие говорят: "Лёня, мы тебе хоть целый БТР дадим, но как вынести?" Сложно, брат. Ну, не совсем пустым вернулся, три карбюратора я всё-таки привёз, но два сразу отобрал зампотех полка. Эх, техника, мать её... гробы...
Дальнейшие события развивались по формуле: раз пошла такая пьянка - режь последний огурец!..
... Ремушок сумел довести друга до дома и сдать жене. При этом её потемневший лик напомнил о собственной. Ремушок частично пришёл в себя и далее действовал целеустремлённо: где-то у "брата-водителя" выклянчил резиновое ведро, смотался на базар и купил живую рыбу. После этой подготовки двинулся домой. Его жена Люба, баба необъятных телес и гвардейского роста, шествуя на лекцию, сразу усекла пьяного мужа. В подобных ситуациях она была жена-ас. Она стремительно налетела на мужа, подхватила, занесла за угол, укрыв, таким образом, от лишних глаз. Вообще-то разбираться было не место, следовало тащить дальше, домой, а там уж... Но Любка не удержалась:
- Опять нажрался, идол проклятый, когда это кончится, когда кончится... - наряду с жалобными нотками проскальзывали и опасные: жена явно накалялась.
- Любушка, лапушка, - пятясь, молвил Ремушок, - ну принял на грудь грамм двести. Обстановка потребовала! Исключительно ради дальнейшего повышения боевой готовности подразделений и частей!
От напора "учёных" слов Любка всегда робела.
- Ты всё время... это самое... повышаешь. Каких 200, каких 200! Я же вижу, на ногах не стоишь, идол, не меньше литра влил! Где деньги взял? - как молоко вскипела Любка.
- Исключительно из резерва Верховного Главного Командования, - пробормотал Ремушок. Это была ошибка.
- Я-ть тебе покажу командовать! Ты у меня покомандуешь, идол! - Любка двинулась вперёд. Наступил опаснейший момент. Ремушок применил последний козырь:
- Мать, Любовь Николавна, клянусь, на рыбалке был с Кардановым. Ты посмотри, какую рыбу мы наловили!
Козырь, дотоле скрытый в руке за спиной, взлетел под нос жене аки надёжный щит.
- Какую рыбу?! - изумилась Любка.
- Кар! Кар! Кар-рась! Вот.
Любка сунулась в ведро, узрела расплавленное серебро, и внезапно успокоилась. Ничему не поверила, но хмуро распорядилась:
- Ладно, топай домой. Сам дойдёшь, идол, или донести? А ну давай сюда рыбу!
Гроза миновала. Ободрившийся Ремушок, изо всех сил "соблюдая равнение", под конвоем супруги двинулся домой. И даже счёл возможным возразить:
- Какой идол! Отлич-чные парни, отлич-чной страны!
Очутившись в родных пенатах, Рмушок понял, что наступил конец всем тяжким испытаниям сегодняшнего дня и молча, не раздеваясь, рухнул на диван.
Любка стащила с мужа сапоги и перенесла его в чулан, где специально был постелен матрац, заперла и резво для такой мощной комплекции сбежала вниз: надо спешить, все бабы уже сидят и слушают профессора. Любка обожала слушать всяких умных людей и не пропускала ни одной лекции.
***
Спрыгнув с грузовика в автопарке, Иванов направился к своим боксам посмотреть, что творится. Творилось. Техник роты с виноватым лицом шагнул навстречу:
- Товарищ капитан, грабанули.
Всё рассказанное сержантом как две капли воды походило на то, что случалось минимум раз в полгода в любом подразделении. Мельников привёл водителей в парк. Он и сержант в сопровождении разводящего подошли к боксам. Печать... "А печать, товарищ капитан, была - какая борзовсть! - от монеты пять копеек, приложенной гербом..." Вызвали начкара, вызвали всех, кого положено; доложили всем, кому положено. Составили опись пропавшего в 3-х экземплярах... Да, всё как обычно, но жгучую обиду вызывало то, что техника была получена буквально на днях, как говорят бойцы: "муха не садилась". Кто-то очень торопился, кому-то очень хочется при новой тревоге резко отличиться, подальше отъехав от части...
- Давай опись пропавшего.
Сержант протянул длинный список. Больше всех пострадал взвод Карташова. И всё-таки чуть-чуть отлегло от сердца: до двигателей не добрались, навесное на месте. Хотя... что толку: далеко ли уедешь, например, без домкрата, а их пропало шесть... Обидно. За спиной сержанта полукругом стояли водители. Молчали, но их лица красноречивее слов говорили: они своё возьмут...
- Только без глупостей,- сказал Иванов, - чего глазами сверкаете? Если кто-то свинья, то и вам в свиньи лезть?
- Общее настроение выразил ефрейтор Татанашвили:
- Свиньёй ходить нехорошо, - вздохнул он, - а в дураках ещё хуже.
- Ну ладно, ладно. Карташов знает?
- Все знают, товарищ капитан. Да что Карташов? - на лице сержанта появилось умильное выражение, с каким мамаша рассказывает о забавах своего карапуза. - Он сказал, что дело ясное: ограбление. Куда смотрел караул? Сейчас, говорит, рапорт по команде, дело, мол, в прокуратуру, там, мол, расследуют, найдут. Я, говорит, это дело так не оставлю, добьюсь, говорит...
- Ну ладно, ладно. Сейчас вот что, народ. Весь оставшийся ЗИП равномерно распределить по машинам. Это делается не ради абстрактного "равенства", хотя Господь велел делиться, а чтобы каждый мог хоть как-то помочь себе на марше.
А что он ещё мог? Иванов побрёл домой.
- Эй старик, погоди, - Иванов обернулся и невольно раздвинул губы в улыбке: его догонял "офицер не от мира сего" командир танковой роты Сидоров:
- Со скорбью в сердце топаешь на обед? Примите, сэр, глубочайшее искреннейшее соболезнование по поводу постигшего Вас горя. Осмелюсь дать совет: не бери в голову, чать, оно не в первый раз.
Вообще-то Иванов терпеть не мог захватанных советов. Но Сидоров...
... Более двух лет назад у танкистов в боксах появились увесистые, зелёного цвета ящики. "Лазерные дальномеры" - прошелестело в полку. Редко кто тогда, проходя мимо, не заглядывал к танкистам. Но что видели? Аккуратные ряды надёжно опломбированных ящиков. С них даже иногда стирали пыль. Любой мог убедиться: у танкистов всегда порядок и поговорка "Порядок, а танковых войсках" сложена не зря. Что касается нетто, осваивать не спешили: огромные тыщи стоил каждый дальномер. По закону в случае утраты техники из своего кармана платит "материально ответственное лицо", каковым в первую голову и является командир роты. Чтобы ни случилось с имуществом: потерял ли его солдат, сгорело ли в походе, взорвалось при эксплуатации, развалилось от старости, не выслужив срок - неизменно платил сполна командир роты. Материально безответственное лицо, например, командир взвода, мог лишиться одной трети зарплаты только, даже если угробленная вещь стоит несколько тысяч. Что касается товарища солдата, то даже если он в сердцах на глазах у всех хряснет этот самый дальномер оземь, не лишится ни копейки. Материально неприкосновенен, как и положено в демократической стране. Не редки случаи, когда солдаты в дальних переходах выбрасывали наиболее тяжёлое снаряжение, например, радиостанцию (никогда не работающую), чтобы не нести. Правда, солдат мог быть судим "за промотание или утрату" военного имущества, но никто не помнит, чтобы такое случалось.
Существуют лабиринты списания, ещё какие-то бумажные лабиринты, ослабляющие, а, возможно, даже сводящие "на нет" материальный гнёт, но до офицеров доводились лишь те приказы и инструкции, в которых чётко говорилось, что офицеры обязаны делать; приказы и инструкции, в которых содержался малейший намёк на "права", доводились скороговоркой (не доводились) и прятались. Правовая подготовка офицеров была на сознательно поддерживаемом пещерном уровне: "приказ - закон, никаких других законов нет и быть не может". Иванов поражался (когда ещё мог чему-то поражаться), с каким дотошным и исступлённым сладострастием производились начёты на офицеров. Сослуживец, с которым вчера пил пиво, сегодня, назначенный "провести расследование" (эти слова произносились командиром части неизменно значительно, веско и сопровождались энергичным движением руки, сжатой в кулак), преображался: несгибаемый прокурор Республики, смело, беспощадно, принципиально и неподкупно ведущий тяжелейшую и благороднейшую работу по возвращению государству огромных финансовых средств. "Расследующие" упивались этой ролью. "Товарищ капитан, - проникновенно спрашивал вчерашний пивопиец, - а эта плащ-палаточка где?" - "Да этой плащ-палатке уже лет 10, она давно списана." - "Э, нет. Актик о списании? Покажите, где написано, что она десять лет должна служить, а не 20. Ничего нет? Приплюсуем: плащ-палатка стоимостью 5 рублей 01 копейка." "Амортизация должна учитываться?" "Какая амортизация? Где? Вот в приказе по полку указано: "полную стоимость". А где про амортизацию? С палатками всё. В вашей роте числится 13 топоров. Предъявите 13 топоров..."
Протестовать пытались. Обжаловали в прокуратуре дивизии (выше редко кто лез). Результатов, как правило, никаких, но алчущий справедливости становился жертвой "охоты на ведьм".
Свирепый материальный гнёт вынуждал командиров рот, которые непосредственно организуют боевую учёбу, оснащать занятия как можно более скудно: запирать и отдавать под охрану надёжного каптёра всё, имеющее хоть какую-то ценность, а наиболее ценное хранить дома.
А тут в полку появился старший лейтенант Сидоров и одной фразой оплевал прочно устоявшуюся систему саботажа боевой подготовки и достижений научно-технического прогресса. Зайдя в бокс, он приятно удивился: "О-о! Лазерные дальномеры! Богато живёте, мужики! Что? Два года лежат? Вы с ума сошли, мужики! НЕМЕДЛЕННО БУДЕМ ОСВАИВАТЬ". "Ты что, дочку миллионера имеешь?" "Да вы что, мужики, ЗВО* не читаете? У НИХ уже давно стоят."
____________________________________________________
* Журнал "Зарубежное военное обозрение".
____________________________________________________
Последняя фраза превратилась в несокрушимый щит старшего лейтенанта Сидорова. Почти все начальники, включая командира полка, сочли своей обязанностью "выразить отношение". Улучшив момент, очередной начальник подзывал Сидорова и, словно копируя предыдущего, тяжело и веско произносил: "Помните, под вашу лич-чную ответственность...". На лбу читалось: "Слушай, старлей, брось, к чёрту." Но Сидоров на лоб не смотрел, он глядел в глаза и отработанно-наивно отвечал: "Что делать? Ведь у НИХ уже давно стоят." Волевое лицо военачальника мякло, твёрдый взгляд тускнел и начинал косить, и величина торопилась по неотложным делам, имеющим важное государственное значение.
Таким был старший лейтенант Сидоров.
- ... Ладно. Осваиваешь лазер?
- А как же. Трудно, брат. Нет, ты объясни, чему наших бойцов десять лет в школе учат? Ведь элементарнейших вещей не знают. Вроде законов Ньютона.
Иванов усмехнулся:
- Чего ты ноешь, танкист? Вам, красавцам, ведь наиболее толковых отбирают. Посмотрел бы у нас, родной город на карте найти не могут.
- Пехота есть пехота. Автоматишко разобрать сумел - 4 балла. У уж если сумел собрать - 5 баллов! А всё-таки ты мне не объяснил, старик, чему учат наших митрофанушек в родной советской школе, о которой её выпускники время от времени поют тоскующие песни.
- Не объяснил. Позволь для равновесия тоже подкинуть вопрос на засыпку: почему ТАМ двигатели под пломбами и гарантия на весь моторесурс, а тут всегда гаечный ключ наготове. Который большой дефицит и его воруют?
- Могу объяснить частично.
- Я весь сплошные уши.
- Потому что мы дураки, а они умные.
- А-а, понял!
- Не знаешь, старик, совещение будет?
- Всяким дерьмом не интересуюсь. Надо будет - доведут. Чао!
- Чао, старик!
Легкий человек Сидоров! Всё у него легко! Но только с виду, только с виду... В конце концов, чёрт с ним, с ЗИПом. С Ремушком да с новой техникой не пропадёт его рота. Но что опасно: обязательно пойдут воровать. Опасно не потому что могут поймать (пока ещё никто никого не поймал), опасно, что в душах людей появится маленькая дырочка, почти неуловимая щель. Угроза не в том, что кто-то из бойцов придёт на "гражданку" вором; не придёт, раз до сих пор не стал им. Смысл более опасный: молодой человек усвоит: раз государство не может обеспечить законность и порядок, то свои интересы следует защищать самому, любым путём, ничем не брезгуя. Иванова бесило, что он, офицер, пользующийся непререкаемым авторитетом среди солдат, предотвратить "возмездие" не может. По простой, как репка, причине: не сможет объяснить им, почему воры должны благополучно катить на учениях, получать благодарности, отпуска, а они, его водители, должны стоять навытяжку у беспомощно застывших машин и лупать глазами на изрыгающее мат начальство.
Иванов открыл дверь, сунулся на коммунальную кухню. Царила идиллия: жёны мирно хлопотали у плит, их мужья, майор и капитан, играли в шахматы. Капитан кинулся к Иванову, приложил палец к губам и явственно прошептал:
- Гроссмейстер пошёл с е2 на е4!
Иванов, чтоб не портить людям настроение, состроил весёлую рожу, быстро прошёл к холодильнику, взял "боржоми"" и шмыгнул в свою комнату. Стоя, жадно высосал бутылку и растянулся на диване.
Конкретно: так больше продолжаться не может. Страна выходит в космос, выполняет пятилетку, льёт металл, строит, шьёт всё больше и больше. Люди своими руками делают себя счастливей, богаче и, между прочим, его, Иванова и таких как он - тоже. Чем же офицерский корпус платит своему народу? Он обманывает его. Нагло врёт, что армия не страже, что армия готова... Может быть авиация, флот, Ракетные войска действительно на страже и готовы. Этого Иванов не знает. Но Иванов служит в пехоте и отлично знает истину, древнюю, как мир людей: никто и никогда не выигрывал войну без пехоты. Или с плохой пехотой. И Иванов не желает больше участвовать в обмане народа, который его кормит, поит, одевает и обувает. И всё, как говорится, по высшей категории. Лучше Иванов сам себя будет кормить поить, одевать и обувать, то есть займётся, наконец, полезным делом. Так честнее. Каким делом? Там будет видно, у нас безработицы нет. Но как уйти из армии? Для кадрового офицера существует только один путь: прикинуться алкоголиком и неделями не выходить на работу. Объявят с десяток выговоров, исключат из партии, последовательно разжалуют до младшего лейтенанта, и в таком виде уволят. Путь мучительный, но по-другому ещё никто не уходил. А почему, собственно? Почему он должен позориться? И это незаконно, он своё за училище отслужил. Обязаны удовлетворить. Закон на его, Иванова, стороне, он своего добьётся.
Но надо посоветоваться. Такого рода совет имеет смысл выслушать только от одного человека - подполковника Вышемирского из оперативного отдела дивизии, человека с самой большой буквы. До штаба дивизии недалеко, можно добраться на попутках. Впрочем, зачем на попутках? У соседа есть мотоцикл.
***
Черных метался по кабинету. На глазу бельмом висело дело лейтенанта Лощинского. Выпускник престижного военного училища, сын полковника Генерального штаба Лощинский воровал деньги у товарищей по общежитию.
Часто по вечерам в общежитии молодые офицеры любили "расписать кинг" - поиграть в карты. Игра обычно сопровождалась небольшим возлиянием и продолжалась допоздна, после чего подвыпившие и утомлённые офицеры расходились по комнатам. Сон был крепок, двери не запирали, дневальный кимарил в полубреду. Лощинский спокойно входил в комнаты и обшаривал карманы сослуживцев. Закономерность "выпивка - пропажа" подметил Зимин и стал отмечать участников игр. Оказалось, состав менялся, но одна фигура перед кражами присутствовала неизменно. Устроили засаду, взяли с поличным, сильно помяли и доставили в штаб. Поднятый с постели Черных совершил шаг, за который сейчас ещё раз мысленно поблагодарил себя: он распорядился посадить Лощинского не на полковую, а на гарнизонную гауптвахту, где мерзавец и находился уже 15 дней вопреки всем уставам. Достигнуто главное: страсти поутихли. Но надо решать. В принципе, в подобных случаях решение одно: суд чести - и выполнять пятилетку. Но уже на следующий день звонил папа ("Как узнал?!"): "Позор, позор! Убью негодяя, - булькала трубка, - своими руками придушу щенка! На всю жизнь запомнит! Верьте отцовскому слову, Григорий Иванович!" "Что вы, Иван Григорьевич, - сочувственно отрапортовал в трубку Черных, - я же сам отец, понимаю. Да. Маленькие дети - маленькие заботы, большие дети - большие заботы..." "Да, да, я ведь ему всегда внушал..." Когда душевный разговор двух отцов был закончен, Черных оттёр пот и первый раз поблагодарил себя за принятое ночью решение. У Черныха у самого отец генерал. Полевой генерал-трудяга. Но полковник Генштаба есть полковник Генштаба. Надо ещё оценить, что напрямую с ним вышел, а не через комдива. Хотя, чего оценивать: генерал-майор Черных-старший тоже не отставной козы барабанщик.
Второе бельмо на очи Черныха навесили опять молодые офицеры. Вчера в общежитии возникла какая-то дикая свара и чуть ли не пожар. Дрались женщины, но без лейтенантов, понятно, не обошлось. Мелочь, конечно, так, ЧП местного масштаба. Но тут, как назло, случай в соседней части. Будет приказ по дивизии (а то и по округу), и есть шанец угодить в приказ рядом с соседями: мол, "предпосылки подобных происшествий созданы и в в/ч №... (командир м-р Черных, заместитель по политчасти п/п-к Килимнюк...). Кстати, где он? Чем вообще занимается в свободное от пережёвывания пищи время?
Черных поднял трубку: "Василий Егорович, зайдите, пожалуйста."
Килимнюку это не понравилось: единоначалие единоначалием, но политорганы - это политорганы. Прежний командир сам заходил. Однако Килинюк понимал, что Черных по-другому себя вести просто не может. Пока не может. Что ж, зайдём.
- Не ко времени вы, Григорий Иванович, - мягко пожурил Килимнюк Черныха, усаживаясь в кресло, - политдонесение в дивизию составляю.
- Ко времени, Василий Егорович, ко времени, - вежливо покивал головой Черных.
Помолчали, откровенно изучая друг друга. Диспозиция ясна обоим.
Для Килимнюка Черных не опасней божьей коровки. Чем он может помешать видам Килимнюка? У них даже отделы кадров разные. Но: если Черных подомнёт Килимнюка, то "свои" наверху сделают вывод: размазня Килимнюк, и конец видам. Но Черных не сможет подмять Килимнюка, не по зубам это Черныху. Однако следует рассуждать здраво: сделать Черныха полностью управляемым, как его предшественника, невозможно. Надо искать компромисс.
Для Черныха этот пережиток Гражданской войны как ёж в штанах. Какие ещё "комиссары" на пороге 80-х, когда, как они плетут, "достигнуто морально-политическое единство"...всего! Чему учат? Любить Советскую власть? В октябрятах учили, в пионерах учили, в комсомоле учили, школа учила, теперь замполиты учат. Как же: в роте - замполит, в батальоне - замполит, в полку - замполит... За рубежом полковыми священниками обходятся. Но советский солдат, выходит, самый ненадёжный, нужен мощный аппарат, чтобы вправлять ему мозги. Ну и вправляйте! Так ведь лезут во все дыры, поучают, пытаются командовать... Черных с трудом подавил раздражение. Политаппарат - сила, а это единственное, с чем Черных считался. Но на голову сесть не даст. Не-е, не расчитывайте, товарищ Килимнюк. Где сядете, там и слезете!
- Василий Егорович, что будем делать с этим подонком Лощинским?
- Пусть подонок посидит ещё дней десять.
- Завшивеет...
- Ничего. Я тут предпринял кое-какие шаги, Григорий Иванович. Вас в известность не ставил, потому что не был уверен в результате. ("Врёшь! Во всём ты уверен!") Но сейчас результат есть. Лощинского убирают из полка. Им (для начала) распорядится отдел кадров округа.
"Любящий папа..." - Черных повеселел: баба с возу, кобыле легче. Умеет всё-таки работать Килимнюк!
- Отлично! А когда?
- Последняя утряска идёт. Пусть посидит. Надо, чтоб ПНШ подготовил ему все документы: аттестаты, проездные... Сразу с гауптвахты умотает в округ. За вещами явится, когда полк выйдет в поле. Их у него немного - холостяк.
- Отлично! - Черных окончательно повеселел. С Килимнюком кашу варить можно! Правда, есть два настораживающих момента. Первый: довольно сложное дело, требующее основательной утряски со мноими начальниками, Килимнюк сумел прокрутить в кратчайший срок. Такие связи? Настолько мощен? Второй момент (возможно, частично объясняющий первый): с чего бы это Килинюку проявлять трогательную заботу об ублюдке? Ублюдкин папа звонил ему, Черныху, а не замполиту. Килимнюк здесь ни с какого боку. Но вот озаботился. Ладно. Как бы там не было, но дело сделано, и сделано отлично.
- Теперь с бабами из общежития. Этот сор из избы выносить не надо. Дело не в бабах. Наверху сработает ассоциация с соседом: пьянка - склока - бабы - пожар. Попадём в приказ.
Килимнюку потребовалось немалое усилие, чтобы стереть с лица снисходительную улыбку:
- Григорий Иванович, в дивизии об этом узнали через час.
- О! - Черных подпрыгнул. - От кого?
Килимнюк скорбно пожал плечами и написал на лице, что глупее вопроса он не слышал. Однако счёл нужным пояснить:
- Надеюсь, вы понимаете, что докладывать о подобных случаях не в моих интересах. Я докладываю в дивизию только то, что считаю нужным доложить. И так, как считаю нужным.
- Разумеется. - Черных окончательно решил, что с Килимнюком работать можно, если держать ухо востро.
Килимнюк ещё ничего окончательно не решил, присматривался.
- В общем так, - прихлопнул муху на столе Черных, - раз у них так отлично поставлена информация, мы обратим это себе на пользу.
- Что вы намерены предпринять? - насторожился Килимнюк.
- Я раз и навсегда наведу там порядок. - Черных щёлкнул тумблером селектора, - Комбатов и командиров отдельных рот ко мне!
- Есть! - отозвался дежурный и растерянно добавил: - Все же на обеде...
- Эт-та во-оинская часть или ба-ардель, чёрт побери! Вы в состоянии вызвать офицеров?
Килимнюк вышел. Дальнейшее его не касалось. Раз командир-единоначальник возжаждал самолично навести раз и навсегда порядок, то флаг в руки. Он, Килимнюк, такую инициативу может только приветствовать. Горячо, всем сердцем.
***
Происшествие, случившееся вчера вечером в общежитии ни в коем случае нельзя относить к разряду чрезвычайных. По табелю о происшествиях в Советской Армии оно относится к разряду бытовых скандалов, т.е. стоит на последнем месте и если б не дурацкая накладка с соседним полком, в городке бы посудачили, ещё месяц повспоминали, и забыли. Действительно, а что было? Ничего не было. Просто лейтенант Зимин решил представить своего нового сокоешника, только прибывшего в полк, первой красавице части Наде Смирновой. Надя была красива классической женской красотой: стройная, худощавая, длинноногая с пышными золотистыми волосами и большими голубыми глазами. Да! Если б конкурсы красоты не были похабным порождением буржуазной морали, у Нади было бы немного соперниц. Замужние полковые дамы дружно ненавидели Надю, для них был само собой разумеющимся истинный смысл её пребывания в полку (не обязанности же медсестры!). Но Надя была строга. Надя была неприступна. Эти два качества - красота и неприступность - заставляли молодых офицеров благоговейно взирать на Надю с почтительного расстояния. Надя стала понимать, что перебарщивает... В общем представление Карташова первой красавице без особого труда завершилось предложением её подруги посетить вечером с визитом девичью келью в общежитии, дабы, как выразился Зимин, "побалдеть при свечах". Сам Зимин на Надю не расчитывал, но её соседка по келье давно привлекала внимание Зимина.
Девчонки накрыли стол. Зимин где-то спроворил торт и шампанское, Карташов вооружился роскошным букетом и в изысканнейших выражениях, главным из которых было повторённое несколько раз "очень приятно", вручил девушкам цветы. Привлечённый веселым гомоном в окно заглянул случившийся неподалёку Ремушок, увидел бутылки, радостно извлёк из-за пазухи ещё бутылку, и оказался в компании. Ремушок к месту в любой компании, тем более понимали: долго он здесь рассиживать не может, характер его супруги известен. Ремушок несколько разочаровался, увидев на столе лишь сухое вино, которое презирал, но собственная бутылка портвейна сулила неплохой вечер в компании приятных людей.
Итак, шторы задёрнуты, свечи зажжены, бокалы наполнены. Светский человек Зимин поднимается с бокалом. Следует цветистый, трудно воспроизводимый грузинский тост. Другие тосты. Улыбки дам (лучезарные). Восторги кавалеров (пылкие). Комплименты, комплименты, комплименты... Искромётный юмор. Тонкий разговор о литературе, музыке, искустве, восхищение бессмертными творениями человеческого гения... (Технократ Ремушок молча тянул вульгарный портвейн и кивал.) Застолье набирало силу, уже исчезла скованность, движения стали свободнее, уверенней, речи возвышеннее. Уже возникли симпатии (антипатий не возникло). Обгладывали косточки одной эстрадной звезды и тут...
(На негласном суде в курилке Зимин так охарактеризовал момент: "Но тут появилась женщина-танк, и всё пошло прахом...")
Любка возникла в дверях внезапно и, не задерживаясь, молча вцепилась Наде в волосы. При этом ей понадобилось перегнуться через стол, который она, колыхнув грудями, опрокинула. В воздух ввинтился истошный визг. Со стола упало всё, и свечи. Потемнело. Вспыхнула бумага, огонь лизнул одеяло, комната стала наполняться удушливым дымом...
- И-и-и-и-и!!!
("Всего-то надо было, - плевались офицеры в курилке, - зажечь свет, выкатить в коридор клубок вопящих баб, приступить к тушению пожара. Но раз в дело влез замполит..."
Им было досадно, что два лба - Ремушок не в счёт - не смогли уберечь Надю. Но в вину Зимину ставилось другое: неспособность овладеть обстановкой. "Причём здесь "паникёр", - защищался Зимин, - чужая комната, я не знал, где выключатель. И вообще, честно говоря, я сам оказался придавлен столом...")
На визг и вопли из соседних комнат повыскакивали медички, связистки, машинистки... Зажгли свет. Им понадобились доли секунды, чтобы оценить обстановку. Амазонки, дружно издав негодующий вопль, со всех сторон вцепились в Любку. Любка отбросила их, поведя широкими плечами, и выскочила в коридор. Но уйти не удалось, клокочущий вихрь настиг её.
- Ну, лярвы, - задохнулась Любка, отчаянно работая плечами, локтями, кулаками. Многочисленность врагов её не испугала: Любка выросла в бараке. И тут неожиданно проявила яркий полководческий талант худенькая невысокая связистка, та серая мышка, которую никто никогда ни с кем не видел. Действуя бесцеремонно и твёрдо, Мышка распутала "клубок вопящих баб" и организовала правильное нападение. Амазонки стали пытаться протискиваться вдоль стен, чтобы окружить Любку, зажав в тесноте коридора. Их боевой порядок принял очертания знаменитого полумесяца Ганнибала. Амазонки знали, за что сражались: "дуры" (так они называли между собой жён офицеров, затрудняясь подобрать к ним какую-то чисто женскую кличку) нагло вторглись на их территорию. Мужей надо дома сторожить, здесь их искать нечего. Если каждая "дура" будет сюда лезть, да ещё со скандалом, прощай спокойная свободная жизнь! Амазонки усилили натиск. Тонкие, как осы, они непрерывно атаковали. Но то ли Мышка не Ганнибал, то ли Любка умнее римлян, взять в кольцо её не удавалось.
Только теперь Любка до конца осознала, куда сунулась. Эти "лярвы", которых ни один порядочный мужик замуж не берёт, ненавидят их, честных жён. Вот сейчас они её разорвут на куски и тут же закопают! Любка взревела, отбиваясь. Она медленно пятилась к двери. Дверь. Спасение! Но не тут-то было: дверь открывалась вовнутрь и полумесяц вдавил Любку в дверь. Западня! Амазонки, не поверив удаче, на секунду растерялись. Секунды Любке оказалось достаточно. Она метнулась вперёд, отшвырнув авангард, затем резко, всей массой ударила в дверь. Дверь с грохотом рухнула плашмя, Любка вылетела и, не удержавшись, покатилась по зелёной траве. Следом роем вылетели амазонки.
Вырвавшись на оперативный простор, Мышка немедленно решила окружить противника в чистом поле. "Девчонки, не давайте ей уйти, - закричала она, забегая в тыл и увлекая амазонок. Но Любка испытанным таранным ударом прорвала кольцо окружения и резво устремилась прочь. Преследовать не стали: в пятидесяти метрах, у колонки, разинув рты, стояли "дуры". Давали воду. Женщины выстроились в длинную очередь, каждая с двумя вёдрами, дабы их мужья после тяжких трудов ратных могли в кругу семьи выкушать чашечку чая.
Амазонки, возбуждённо дыша, повернули. Они чувствовали себя победительницами: хотя полностью разгромить противника не удалось, но потрепали изрядно и даже вырвали клок вражеского платья, который Мышка победно сжимала в кулаке. Наглядный урок всем "дурам", пусть знают, куда не следует совать нос. А то окрутили глупых мужиков и считают, что всё дозволено. Девчата искоса с удивлением поглядывали на Мышку: во Наташа даёт! Откуда что берётся! ("Откуда что берётся" - тысячелетняя загадка России, разгадать которую не может не только Запад, но и мы сами.)
"Да это же готовый комсомольский секретарь, скоро перевыборы, - думала Надя, которой изрядно надоело писать пустые протоколы.
Девчата вступили под родную крышу. Их встретил дневальный, до сих пор стоящий как столб, с открытым ртом, парализованный, невменяемый. Одна из девчонок, смеясь, захлопнула бойцу челюсть. Лязгнули зубы, и тогда все начали безудержно хохотать. Победительницы врубили музыку и закружились друг с другом в плавном стремительном танце.
А Любка отнюдь не чувствовала себя побеждённой. Наоборот! Подбежав к "своим", она горячо принялась расписывать собственные подвиги, напирая на справедливость действий: "Заманивают, лярвы! Заманивают наших мужиков! Водкой заманивают и ... - Любка смачно выругалась: со своими можно по-свойски. "Но я не такая, я не спущу! Ох и дала же я им чих-пых, ох и дала!..."
Полковые дамы, обступив Любку, выказывали ей взволнованное участие: "Так их, Люба, так их! Мало им, б... Больше надо было!" Когда гремела битва они, забыв про воду, горячо сопереживали; прийти на помощь они не могли: не было единства. Между собой они делились на лейтенантш, капитанш, майорш... а высшим авторитетом была "полканша" - жена Черныха, которая, естественно, за водой не стояла.
- Вот пусть только позарятся на моего мужика! Пусть только позарятся! Всех без волос оставлю! - грозилась новыми карательными экспедициями Любка, зажимая разодранное платье. Что платье! Оно всё равно сейчас не в моде.
А что же блестящие армейские офицеры? Сноровисто погасив огонь, сунулись, было, в коридор, но в ужасе отпрянули: проход был блокирован. Что делать? Пришлось эвакуироваться через окно.
***
Поведение полковых дам у колонки было обманчиво пассивным. Их влияние на некоторые весьма заметные события не стоит недооценивать. Инфраструктура влияния имела (примерно) следующий вид: группа женщин, объединённых общим интересом - приятельницы близких приятельниц "полканши" - близкие приятельницы "полканши" - "полканша" - Черных. Действовала и параллельная ветвь, на кончике которой красовался Килимнюк. Имелась и третья ветвь, венец которой - женсовет. Практического значения не имела, использовалась, когда надо было что-то "поддержать" (с женской чуткостью, сердечностью, добротой). Через Килимнюка проталкивались дела житейские: "улучшение жилищных условий", места в яслях, детсадах, золотая ("хотя бы серебряная!") медаль митрофанушке в школе, а также делёж остатков дефицита, время от времени подбрасываемого в военторг. Через Черныха решались вопросы транспорта, переводов, судов чести, наград, повышений, направления на учёбу... Полковые дамы до нюансика разбирались в инфраструктуре и прекрасно знали, как, когда и какой рычаг включить. Приёмы включения отличались многообразием: разговор "тет-а-тет", сплетня, интрига, застолье, пикничок, картишки, подарочек... Последним крупным успехом была акция против "лярв" ("курв") - женщин-солдаток, как правило, незамужних. Почему они ходят на службу разнаряженные и расфуфыренные? Выставляются. А есть, между прочим, военная форма, обязаны на службу в ней ходить. Небось в серой николаевской шинели смазливости-то поубавится!
Жена Черныха за чашечкой чаю ненавязчиво, тонко-умно попеняла разомлевшему в тепле супругу, что вот-де какая прекрасная военная форма у наших девушек, государство заботится, материю отпускает, по нынешним временам такой и не достать... Услышав слова "военная форма" Черных насторожился, затем вскочил: "Да! Положено! Куда же я смотрел!" "Гриша, Гриша, - зашелестела жена, - причём тут "положено", зачем это казённое слово, просто девушка есть девушка, она всегда должна быть красивой, носить форму престижно, им к лицу..." "Да ты что! - вскипел чайником Черных, - Какое дело мне до их харь?! Мне чтоб служба была, чтоб порядок! И я наведу порядок! А ты не вмешивайся! Защитница нашлась: "престиж" у них, видите ли. Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй!"
Начались бесконечные женские строевые смотры... Да! Удар был силён! Но до конца цели не достиг. Солдатки тут же организовали сопротивление. Тактика проста: походив пару дней после очередного строевого смотра в "серой николаевской шинели", они постепенно переходили на "гражданскую форму одежды". Однако девушки в ситуации разобрались и выводы сделали: стали носить одежду умеренных тонов и расцветок.
Сегодня утром, когда Черных забежал домой переодеться в поле, жена обволакивающе ненавязчиво стала рассуждать о "нравах" в общежитии. Черных слушал в полуха: "нравы" его не интересовали. В полку есть некто Килимнюк с окладом в 350, вот пусть его и интересуют "нравы". Красной тряпкой послужили слова "источник заразы в полку". "В моём полку нет и не будет никакой заразы, запомни это как следует", - сквозь зубы бросил Черных, уходя. "Полканша" испугалась: она клонила дело к какому-нибудь показательному "товарищескому" суду, но муж так спешил... Эх, время неудачно выбрала! Что теперь будет?
... Поговорив с Килимнюком, Черных принял окончательное решение. У крыльца штаба выстроились комбаты. На крыльцо вышел Черных:
- Что, не дожевали? Что Алексеев, не дожевал?
- Так точно! Никак нет!
- А когда Я обедаю, меня никто не спросит! Манеру взяли: домой - в канцелярию, домой - в канцелярию...
- И в гадюшник! - высунулся из окна Килимнюк, демонстрируя, что вот он, тут, на службе, тоже не обедает.
- ... на полевых занятиях один Меркулов. Чем до обеда занимались? Решали стратегические вопросы, товарищи стратеги? Кто и когда последний раз бывал в офицерском общежитии? (Молчание.) Та-ак! Лезем в главкомы, живого человека не видим. Как живут молодые офицеры, чем занимаются - не знаем. Что ж, пойдём, посмотрим.
Гурьбой отправились смотреть живого человека.
Первым приближающуюся тучу из окна увидел Зимин.
- Опасность! - вскричал он и метнул с подоконника в траву недопитую бутылку кефира.
- Ты зачем выкинул дефицитный кефир, - простонал Карташов.
- Обстановка требует! Швыряй в окно пустые бутылки за шкафом, я предупрежу толпу, - и выбежал в коридор:
- Братцы, КаПэ идёт!
Кое-где зашевелились, но было поздно: дневальный уже рявкнул: "Смирно!".
Комбаты столпились в вестибюльчике. Черных ринулся в первую комнату.
- Лейтенант Глебов! Лейтенант Керимов! - представились офицеры.
- Вижу! 2-й батальон. Алексеев, ко мне. Полюбуйся, как твои люди живут. Полюбуйся и скажи: где ты видел такой бардак. А? Нигде не видел? Правильно. (Алексеев - осиновый лист- пару раз беззвучно открыл и закрыл рот.) Я распорядился в каждую комнату выдать уставные занавески. Зеленого цвета. Доложили: выделили. Тогда какого чёрта польки-бабочки?! - занавеска "польки-бабочки", сорванная могучей рукой, распласталась у ног комбата-2.
- Я сто раз твердил: в комнате должны быть кровать, тумбочка, письменный стол, шкаф - всё. Централизованно закупим подставки для обуви. Но никакой, товарищ Алексеев, самодеятельности! Тогда почему на стенах - это, - Черных кивнул на самодельную книжную полку от пола до потолка. - Где книги хранить? Аккуратно в тумбочке. В столе. Можно аккуратной стопкой на столе. Один полку к потолку привесит, другой к стене присобачит... Вы что, обезьяны, что ли, полки к потолку подвешивать? - Черных подпрыгнул как мячик девочки Тани и, забыв крикнуть "Кийя!", пинкам ударил в основание полки. Та с грохотом рухнула, книги завалили пол, охватив Черныху ноги. Топтать печатную продукцию Черных не стал, но ухитрился дотянуться до коврика над кроватью с Волком и Зайцем, и сорвать его. Попутно перевернул постель, под матрацем ничего не обнаружил и пробкой вылетел в коридор.
- Значит так, - обратился Черных к жильцам, - каждому централизованно покупаем ковёр. Я закажу подешевле, немецкие. С получки вычтем. Можете жаловаться, но будете благодарить. Кто уедет, может забрать с собой.
Посулив пряник, Черных опять взялся за кнут. Последовательному разгрому подверглись все комнаты, схема та же, но в каждом конкретном случае имелся свой нюансик. Так, в комнате №2 Черных обнаружил в углу батарею бутылок, схватил одну, чуть отбежал, и как опытный городошник, влепил точно в цель. В комнате №3 зачем-то разбил казённый графин. В комнате №4 Черных, размахивая самодельной вешалкой, уничтожил самодельный же столик. В комнате №5 хряснул о земь чей-то бюст, но точно не Маркса, не Энгельса, не Ленина, и не Суворова, и не Кутузова. В комнате №6 оказалась запертой дверь.
- Где офицеры?
- В карауле оба, - доложил комбат.
- Ключ! - взвизгнул Черных.
Бледный дневальный сказал, что ключей у него нет, офицеры и прапорщики ключей ему не оставляют.
- А если пожар? - бесновался Черных, врезаясь в дверь. Дверь рухнула плашмя.
В комнате прапорщиков (в "кунацкой") был обнаружен спящий в одежде прапорщик, просыпаться которому пришлось уже на полу.
- Какого чёрта дрыхните, когда командир полка здесь?! - пиная прапорщика в зад, заорал Черных. - Команду "Смирно!" не слышали?
Прапорщик молча таращил глаза и мотал головой.
- Стоп! - Черных, сморщив нос, шумно потянул воздух. - А ну дыхните.
Прапорщик стал усердно втягивать воздух в себя.
- А-а, да я вижу, вы с глубочайшего похмелья, господи-и-ин... прапороносец!
- Никак нет! - пришёл в себя прапорщик.
- Шагом марш на гауптвахту! Сами дойдёте или сопровождающего выделить?
- Так точно! Дойду, - заверил прапорщик и строевым шагом двинулся на гауптвахту досыпать.
Меньше всех досталось комнате Карташова-Зимина. Энергичный Зимин сам успел всё посрывать и забросить в кусты за окном. Когда Ченых вошёл, он увидел голые стены и сиротливо висящую боксёрскую грушу. Черных спортинвентарь не трогал.
Пройдя насквозь коридор, Черных через пожарный ход вышел во двор. У стены стояло несколько велосипедов.
- К б... ездить! - тут же раскусил Черных затею. - Кувалду мне! Я сказал: кувалду - живо! Бегом в автопарк!
Дневальный сорвался с места. Но КаПэ заметил краем глаза, что молодые офицеры как бы сомкнулись. А может показалось...
- Отставить кувалду. Знаю я вас. Во-от такой пасквиль на своего командира полка напишете. - Черных жестом заядлого рыбака показал, каких размеров пасквиль напишут на него офицеры.
- Алексеев, пошлите в парк, пусть цепь подлиннее найдут. Через рамы их все - и на замок! Ключ мне на стол. Поставить в моём боксе. Лично каждому буду выдавать.
Черных вернулся и через вестибюль ступил на женскую половину. Ринулся вперёд и тут же ощутил на лице что-то влажное и мягкое. Отшатнулся: бюстгальтер! Он одиноко висел на верёвке, натянутой вдоль коридора. Парализованные страхом жилички не обратили на него внимания: сей предмет им был привычен. Сейчас они, как белки, выглядывали из своих каморок.
- Вот - зараза! Во что превратили общежитие, а! - ткнул в бюстгальтер Черных, огибая его по крутой дуге. Но вдруг обернулся и молниеносным движением змеелова схватил бюстгальтер и метнул в распахнутое окно.
Мимо проходил старший лейтенант Сидоров. Ощутил удар в щёку чем-то мокрым. Поднёс к глазам: бюстгальтер! Сидоров заозирался и в оконной раме увидел командира полка.
- А вы какого чёрта, товарищ старший лейтенант, шляетесь под окнами женского общежития. - заорал Черных, - Шагом марш к жене!
Сидоров отдал честь, пожал плечами, подбросив, пнул бюстгальтер и двинулся дальше.
Черных сорвал верёвку, но больше ничего громить не стал, в одной комнате, правда, попытался содрать со стены изображение знаменитого актёра, но сломал ноготь, плюнул и, тыча в глаз любимца публики, прорычал:
- Чтоб я подобную гадость здесь не видел!
На семейную половину не пошёл, отпустил комбатов и двинулся обедать. Черных знал, что делал. Через час, как сказал Килимнюк, о его действиях станет известно в дивизии. А наверху подобные действия расцениваются однозначно: как проявление командирской силы и воли. Там сделают вывод: у Черныха тяжёлая и твёрдая рука. В полку есть хозяин, а значит есть порядок.
Ну и в смысле дисциплины: подтянуть офицерскую молодёжь не мешает. Этот взрывной контингент следует цепко держать в узде.
И лишь единственную дверь как бы невзначай миновал Черных. За этой дверью в гордом одиночестве ожидал скорого отъезда из части обладатель сановного папы, блестящий выпускник престижного училища лейтенант Е. П. Лощинский.
***
Вышемирский, увидев Иванова, улыбнулся, вышел из-за стола, крепко пожал руку и, полуобняв, довёл до кресла.
- Давненько не виделись, Юра, давненько. Живем, можно сказать, рядом, а видимся раз в полгода, и то на учениях. - он внимательно вгляделся в капитана, - Что случилось, Юра?
- Ровным счётом ничего, Виталий Викторович, - проговорил Иванов, удобней усаживаясь и вытягивая ноги. Помолчал, сосредотачиваясь. Рядом с этим человеком он всегда чувствовал себя школьником.
- Так, мелочь, - продолжил Иванов, - обычное дело. Залезли в бокс, грабанули ЗИП, больше половины. Да чёрт с ним, с ЗИПом, хотя обидно, машины только что получил. Имею конкретный вопрос: почему ТАМ все двигатели под пломбами, а у нас всегда ключи наготове, которые постоянно воруют, так как их - этого дерьма - хронически не хватает?
- Ну что ж, - раздумчиво протянул Вышемирский, - на конкретный вопрос следует дать конкретный ответ. Потому что качество наших изделий ни в какое сравнение не идёт с иностранным.
- Почему?
- Видишь ли, качество - категория, находящаяся в короткой и прямой зависимости от другой узловой категории - производительности труда. Тебе приходилось видеть на стенах наших заводов плакаты вроде: "Рабочий! Если ты увеличишь производительность труда на 1%, то в масштабе страны — это прибавка продукции..." и цифры с длинными нулями?
- Видел.
- А правда заключается в том, что производительность труда в стране не "на", а "в" несколько раз ниже, чем на Западе. Какие уж тут пломбы на двигателях, лишь бы кое-как обеспечить потребность в двигателях.
- Не может быть!
- Ну, знаешь...
- Но мы же больше всех выплавляем стали, даже больше СЩА. У нас больше всех нефти, газа, угля, леса; достаточно производим электроэнергии... Ведь не газета "Правда", весь мир признаёт, что мы вторая экономическая держава.
- Ты, Юра, точно не знаешь, что думает о нас "весь мир". Нет у тебя информации. Ты считаешь, что он думает то, что пишет газета "Правда". Что касается стали, то китайцы её уже однажды выплавили больше всех... Мы над ними до сих пор смеёмся. А смеяться надо над собой. И про уголь то же, и про нефть, газ, лес... Всё это сырьё, которое само по себе для человека бесполезно. Вопрос в том, как оно используется. Отвратительно! Нет, хуже!
- Передовой строй обязан обеспечить более высокую производительность труда.
- Строй никому ничего не обязан: строй - это строй, структура. Передовой общественный строй лишь создаёт предпосылки для более успешного движения к процветанию. Возможность в действительность превращают люди. Только они.
- Тогда Сидоров прав: они умные, мы - дураки.
- Это тот Сидоров, который лазер осваивает? Ну он-то явно не дурак, хотя "коллектив" его наверняка таким считает. Видишь ли, своими богатствами распоряжается общество, в рамках которого они созданы или даны ему природой. Как у нас любят говорить - "народ". Организованный, добавим, в рамках определённой политической системы, главное назначение которой - наладить расширенное воспроизводство всего, необходимого обществу, народу, так сказать.
- Поскольку дефицит уже всех достал, государство не справляется...
- Соображаешь. И заметь: государство не справляется, то есть люди, а не строй. В стране не хватает мяса при том, что мы располагаем самыми обширными пастбищами в мире. Страна, занимающая одну шестую часть суши, импортирует хлеб! Таковы факты. Если я буду высказывать предположения, оговорюсь особо.
- Да я верю. Но этому, Виталий Викторович, есть разумное объяснение. Насчёт мяса-хлеба по крайней мере: за последние годы резко возросла численность городского населения, вот и сократилось производство сельхозпродукции. Явление временное.
- Интересно: Килимнюка, значит, ни в грош не ставишь, а его байкам веришь.
- Причём тут Килька. Лектор из Москвы приезжал.
- А он тоже килька! Низкая производительность труда в сельском хозяйстве - вот причина.
- Но тогда, выходит, мы живём в слабой стране. Очень слабой. Что же думает правительство?
Вопрос позабавил Вышемирского, он ответил коротким смешком.
- Я в том смысле, что вы одних газет выписываете штук 20, и на английском есть...
- Правительство представляет собой замкнутую корпоративную группу, занимающуюся самовосхвалением. Это не трудно установить по газетам: сколько лет одни и те же имена, одни и те же эпитеты к именам. Оно оторвано от народа, не знает его нужд.
- Не знает, что само же импортирует в страну хлеб? Что не хватает мяса?
- Юра, - Вышемирский приложил руку к груди, - вот клянусь тебе: я не знаю, что думает правительство. Не буду же я всерьёз принимать за мысли правительства то, что пишет газета "Правда". Или другие 20 газет. Что касается "Монинг стар", то там тоже не публикуют мысли Советского правительства. Газеты мне нужны, чтобы по крупицам отцеживать правдивую информацию.
- Ну хорошо, извините. Но почему "оторвано"? Ведь есть же Советы, есть выборы...
- Про "выборы", - со смаком выделил Вышемирский, - я тебе ничего объяснять не стану, ты в них не раз участвовал, значит способен сделать выводы. Что касается "Советов" в их нынешнем виде, то моё личное мнение - это искусственный придаток, это ничто. Вот убери сейчас Советы, начиная с сельского и кончая Верховным, и в стране абсолютно ничего не изменится, их исчезновения никто и не заметит. Разве что в казне прибавится солидная сумма. Когда я говорю "правительство", я имею ввиду высшую партийную бюрократию. Только её. Но давай не будем рассуждать в государственных масштабах. Таких любителей без нас хватает. Вернёмся в дивизию. Вот ты стал задумываться... Кстати, пить опять не начал?
- Нет.
- Ага, значит начал думать. Хотя, конечно, ты всегда был сообразительнее многих, но дерзновенным полётом мысли не отличался.
- Не мыслитель.
- Ну да. Но мыслить начал. Хотя бы вопросы задавать. А что другие у вас в полку?
- Кто - другие?
- Ну хотя бы солдаты. Какие они вопросы задают?
Иванов усмехнулся:
- Солдатские. "Товарищ капитан, а правду говорят, что служба опять три года будет?"; "Товарищ капитан, разрешите сходить в город сфоткаться для дембельского альбома"; "Товарищ капитан, в первой партии отпустите?"... Правда, недавно на политзанятиях один спросил: "Товарищ капитан, почему у нас в стране с мясом плохо?". Ну я объяснил со слов московского лектора. А сейчас вот сижу и думаю: парень-то и села, правду наверняка лучше меня знает. Интересно, что он подумал: я - дурак или его за дурака принимаю? Интересно.
- Ладно. Скорее он подумал: ты сказал то, что тебе положено ему говорить. Вот поэтому они и не задают вам вопросов. А что офицеры?
- О-о-о! Это насчёт пульсирующей мысли? Ни-ни. Гордятся. Сталинградом, например. Но как гордятся - не как фактом героической истории, а как фактом сегодняшнего дня: мы, мол, любому агрессору, в любой момент, в любом месте Сталинград устроим. Тогда устроили, и сейчас устроим!
Вышемирский насмешливо глянул на капитана:
- А может это ты, Юра, занёсся? Считаешь, что один реальное положение видишь?
- Нет-нет, ни боже мой, ни синь-порох. Многие видят, возможно - большинство. Но запеленала мозги идиотская сказочка про "русского медведя". Русский медведь-де долго раскачивается. Вот он раскачивается...вот раскачивается... Потом кэ-эк хряснет лапой! Двумя лапами!! - Иванов изогнулся в кресле, вытянул руки вверх и энергично изобразил, как русский медведь хряснет наглого агрессора двумя лапами.
Смеялись долго. Это была разрядка. Просмеявшись, Вышемирский заметил:
- И всё-таки за этой сказочкой стоит некая историческая правда.
- Несомненно. Только эта "правда" осталась в Х|Х веке. Тащить её в ХХ век - полный идиотизм. Теперь нет времени на раскачку - ни одной лишней секунды.
- Согласен. А всё же любопытно, - сказал Вышемирский, - перед Первой мировой наши военные возможности Запад оценивал как "русский паровой каток". Сейчас, в эпоху НТР мы сами себя оцениваем, как медведей. Любопытно, но удивительного мало. Ведь такая сказочка живет в умах не потому, что тешит национальные чувства... она утешает... Говори, с чем пожаловал!
- Решил уйти из армии.
- Именно так я и подумал. Это будет самое глупое, что ты сделаешь в своей жизни.
- Зато самое честное.
- А кого ты обманываешь здесь?
- Участвую в обмане нашего сирого народа. Олицетворяю мощь, которой нет.
- Деньги народные зря получаешь... - подсказал Вышемирский.
- Ага.
- И совесть тебя мучает...
- Ага.
- Всё это я сразу прочитал у тебя на физиономии. А кто из года в год тылдычит на политзанятиях солдатам, что армия есть плоть от плоти и кровь от крови своего народа?
- Я талдычу.
- А ты задумался о глубинном смысле этого вроде бы затёртого выражения? А оно практически означает: если в армии прапорщик прёт через КПП говяжью тушу, то на "гражданке" воруют машинами-вагонами. Так куда же ты собрался? Из огня в полымя?
- Меня не касаются туши; за это есть кому ответить. Честно говоря, я сам давно чувствовал, что в стране неладно. Но вы не учли: пусть импортируем хлеб, пусть не хватает мяса... Но кто-то растит хлеб, скот, шьёт одежду... Созидательный труд-то существует! Вот и займусь.
- Да созидательным трудом в стране занимается лишь каждый пятый-шестой. Из них неизвестно сколько лишь думают, что они занимаются созидательным трудом. Вот пример: рабочий вытачивает втулку - общественно полезный труд?
- Несомненно.
- А втулка нужна для колеса... Но её-то сделать легче, чем колесо. Рабочий гонит эти втулки, трудясь на совесть. Его величают "ударником". Он верит: ударник, гордится своим трудом. Начали собирать изделие, втулок оказалось в сто раз больше, чем колёс. Куда их деть? На склад, естественно. Но склад не резиновый, ведь так продолжается из года в год и не единственный рабочий занят втулками. Мне говорили, на многих заводах за 5, за 10 лет скопились подобные запчасти. Куда их деть? Их тайно вывозят на свалку.
- Не мож... кхе-кхе-кхе...
- Мало у тебя шансов заняться поистине созидательным трудом. Ты не сориентируешься в гражданской жизни, явно останешься в дураках.
- Так что же делать? Ведь надо же что-то делать.
- Ничего не надо делать. Всем оставаться на местах. Но что обидно, - Вышемирский был разгневан и уже не мог сдерживаться, - мы, русские, опять оказались в своём историческом амплуа: миллионами жертв удобрили почву для нынешнего процветания Запада. Вот ведь какая штука: высокий уровень жизни на Западе есть прямой результат Великой Октябрьской социалистической революции и послеоктябрьского противостояния. Ведь идеи, которыми мы вооружены - по-настоящему революционны и спасительны для человечества. Это другой вопрос, как они конкретно в конкретном месте воплощаются в жизнь. Во всяком случае капиталисты Запада сделали всё возможное, чтобы их рабочие как можно меньше смотрели в нашу сторону. Самое простое средство избежать революции - гарантировать рабочему булку с маслом. Вот и стараются господа капиталисты. Если б не было СССР, - размышлял вслух Вышемирский, - ничто не мешало б монополиям в конкурентной борьбе использовать на полную мощь такие зверские рычаги как ужесточение эксплуатации рабочих с минимальной оплатой их труда; не та была бы степень безопасности труда, не то было бы здравоохранение, социальное обеспечение... Не то. Без нас - кукиш вам, кукиш, а не булочка с маслом, - Вышемирский возбуждённо повертел кукишем в пространстве, - процветание Запада есть прямой результат борьбы двух общественных систем. Понимают ли это рабочие Запада? - бормотал Вышемирский, как бы забыв про Иванова. Прорвало человека.
- Тогда всё предстаёт в ином свете, - подал голос Иванов, - принесённые жертвы не напрасны.
- А кто сказал, что напрасны! - встрепенулся Вышемирский, - Напрасных жертв вообще не бывает. Тем не менее встает вопрос: до каких пор наша кровь будет оплачивать чужое благополучие? Может быть здесь действует какой-то неоткрытый исторический закон?
- Может быть закон высокой морали? Но зачем рабочим Запада, обеими руками ухватившимся за булочку с маслом, понимать, откуда она у них?
- А совесть? А солидарность? А простая человеческая благодарность, наконец?
- Ха! Сытый голодного не понимает. Только на себя надо рассчитывать. И ещё я понял, Виталий Викторович, Родина - это одно, государство - это, часто, совсем другое. Государство я любить не обязан.
- Это ты правильно понял, хотя бывают исторические периоды, когда эти понятия совпадают. - Вышемирский пытливо глянул Иванову в глаза, - Только не надо, Юра, никаких тайных офицерских обществ, не поймут!
- Я подумаю, что надо.
- Мятежная мысль должна прежде всего определить: кто враг. Итак, кто?
- Килимнюки. Большие, средние и малые.
- Э-э, брат... Что вражеского сотворил замполит негвардейского полка, сознательный и убеждённый коммунист В.Е. Килимнюк? Передал супостатам большой секрет? Подорвал тротилом один из устоев социализма? Разве Килимнюк не внушает солдатам, чтобы они любили социалистическую Родину и партию? Или не искренне внушает, с подтекстом? Ты думаешь, Килимнюк не любит Родину? У него, между прочим, другой страны в запасе нет, да и о других странах он судит по газете "Правда". Что молчишь? Килимнюк - обыкновенный чиновник, а чиновник - человек государственный. Он ведёт себя так, как предписывают ему этические нормы управленческого аппарата. И Килимнюк всего лишь их неукоснительно соблюдает. Ну, давай стрелять Килимнюка?
- Стрелять никого не надо, - мгновенно возразил Иванов, - а вот подойти к микрофону и на весь Союз назвать - по гарнизонам, по военным округам - кое-какие имена и чем занимаются - то, что нужно.
- Не пустят, Юра, к микрофону, у нас же "свобода слова". Слушай, напиши письмо в родной ленинский ЦК: "Я, коммунист Иванов, считаю своим партийным долгом довести до сведения членов ЦК и лично Леонида Ильича Брежнева, что армия не боеготова, что происходит грандиозный обман нашего советского народа..." А я скоро в отпуск, брошу прямо в Москве. Дойдёт.
- Иванов подозрительно взглянул на подполковника:
- Ожидаемый эффект?
- Никакого.
- Тогда к чему...
- Пар выпустишь. А то боюсь, как бы ты какую-нибудь другую глупость не выкинул. Тебе ведь действовать приспичило, а это единственно реальное, что можно сделать. И потом, почему "никакого", - поправился Вышемирский, - чем больше подобных писем будет поступать в ЦК, тем больше вероятность, что количество перейдёт качество и что-то сдвинется.
- Резон. Но только, думается мне, вы не только пар из меня выпустить хотите. О спасении души моей заботитесь. Чтоб я успокаивал совесть в следующем направлении: мол, грянет Страшный суд и спросит народ у защитников: чем занимались? Тут Иванов поднимется и скажет: "Люди, я чист, как стёклышко. Я не молчал. Я бил в колокола. Я беленький на фоне чёрненьких...". Так, что ли?
- Я не верю, что наш народ способен призвать кого-то на Страшный суд. Оглянись: едва очередное свинство выплывет наружу, разъясняющие тут же напяливают на себя лицемерные маски и лицемерным тоном задают лицемерный вопрос: "Как такое могло случиться?! У нас?!!" На этом анализ и искупление оканчиваются. Народ безмолвствует...Вот и весь Страшный суд, другого не будет. Но веришь в Страшный суд - верь, разубеждать не стану. Даже довод подкину: коль веришь в Страшный суд, то, следовательно, веришь в Исцеление и Обновление. Не состоится же Страшный суд ради самого Страшного суда. А коль ты на сём процессе будешь проходить как свидетель, то, значит, можешь украсить собой ряды исцеляющих и обновляющих, припереть к стенке тех, кто сегодня припёр к стенке страну и армию. А? Перспектива?
- Хорошо, я напишу письмо в родной ленинский ЦК. Но это не срочно: можно написать завтра, можно послезавтра... А армию надо спасать сегодня, сейчас. Я пошёл. Сегодня совещание, а меня нет. Объявят ещё операцию "Кольцо".
- Ты... вот что... Можешь дать слово, что не будешь делать глупостей?
- Нет. Если б человек за секунду до глупости был способен понять, что совершает её, глупостей бы не существовало.
- Ну хорошо, хорошо... Можешь дать слово, что в ближайшие, положим, три дня ты будешь вести себя как в предыдущие три дня?
- Нет. Это значит оставаться прежним, а я сегодня стал другим.
- Но тебе же надо успокоиться, подумать. Дай хотя бы слово, что в последующие три дня ты просто будешь ничего не делать. Совсем ничего не делать.
- Это значит умереть на три дня. Невозможно.
- Что ж... Тогда, прежде чем совершить какой-либо поступок, прошу тебя иметь ввиду: нельзя механически, пусть по абсолютно правильным, "железным" параметрам сравнивать Советскую Армию с какой-либо другой армией мира. Это особенная армия. Она всегда защищала интересы самых униженных, самых растоптанных, самых обездоленных, самых бесправных слоёв населения. В какую бы страну она не входила, она немедленно и решительно брала под защиту именно таких людей, вплоть до бродяг, попрошаек, нищих и одиноких старух. Она так задумана. Она так создана. Она такой себя ощущает. Такой её видит народ. В этом её главная сила, а не в двигателях.
- Всё так. Только это не из той оперы.
- Это из той оперы. Из той.
- А ведь верно! - Иванов приостановился в дверях. - Верно! Вот именно, Виталий Викторович, это из той оперы. Вот именно - из той!
***
Любка заперла мужа в чулан не из кровожадности. Она действовала в соответствии с тщательно продуманным мужем же и доходчиво растолкованным ей комплексом защитных мероприятий, благодаря которому Ремушок в пьяном виде был почти неуловим. Этот комплекс Ремушок противопоставил операции "Кольцо", время от времени проводимой командованием полка с целью отловить офицера, подозреваемого в том, что он в служебное время пьян или (в случае, если искомый успеет совершить ЧП) доложить наверх, что "принимались меры". Одним из первоочередных элементов операции "Кольцо" был негласный обыск квартиры потенциального чепешника: к нему являлись посланные люди, беседовали с женой ("Где?"... "Что сказал, уходя?"... "Когда обещал придти?"...) и исподтишка осматривали квартиру: а не валяется ли Имярек пьяным на диване?
Но Любку на эту удочку не поймать: она очень тщательно проинструктирована Ремушком. Пьяным мужем Любка командовала как хотела, трезвому же "Петеньке" благоговейно внимала. Ремушок, разрабатывая план, руководствовался принципом простоты и надёжности. Он разъяснил жене суть закона о неприкосновенности жилища. Любка нюансов не поняла, зато твёрдо усвоила, что "всякой свинье не дано лезть в чужой дом и, в принципе, можно с лестницы спустить, но не надо обострять, накалять". Ремушок строго-настрого предупредил, чтоб, встречая "гостей", она использовала только три фразы и один приём. Фразы: 1. Нет. 2. "Вам лучше знать". 3. "Это я вас должна спросить". Приём: молчание. "И больше ни гу-гу, - потребовал Ремушок, - иначе турнут меня из партии."
Последние слова служили сильнейшим аргументом: Любка панически боялась, что Петеньку выгонят из партии. Кладовка - это убежище. Если кто-то потребует открыть кладовку, Любка скажет: "Там верстак. Его хозяйство. У меня ключей нет." Короче говоря, Любка плевать хотела на операцию "Кольцо" с высокой колокольни.
На послеобеденном разводе Горшенина в строю не было и Черник забеспокоился: надвигается ЧП. Надо что-то срочно предпринять. Комбат Медюшко отмахнулся: "Ничего не надо, никуда не денется Горшенин." Ну, ему махать можно, только что "подполковника" получил, а его, Черника, Килимнюк спросит: "Куда смотрел?".
Черник отправился к Горшенину домой.
Любка открыла дверь, всё поняла, но стала пробкой на пороге, смотрела вопросительно.
- Петр Семёнович дома? - как можно почтительнее спросил Черник.
- Нет.
- А где же он?
- Это я вас должна спросить.
- Но на службе его нет...
- Вам лучше знать.
- Тогда позвольте, Любовь Николаевна, поговорить с вами. Буквально пара слов. - Черник льстиво улыбнулся, но шагнул прямо на Любку, и та посторонилась. Черник оказался в прихожей. Любка отступила в глубь квартиры, упёрла мощные руки в сдобные бока и, мерцая глазами, исподлобья уставилась на Черника. Бомба! Черник понимал: если "бомба" взорвётся, будет страшное дело. Но служебные обязанности! Но воинский долг!
- Он не поделился с вами, Любовь Николаевна, куда собрался? - Черник обшарил глазами квартиру. Видна кухня и часть комнаты. Вторая комната не просматривалась.
- Нет.
- Не сказал, когда вернётся? Хотя бы ориентировочно? - замполит непринуждённо скинул туфли и прошёл в комнату.
- Нет.
- А детки где же, - умилённо поинтересовался Черник, пытаясь растрогать материнское сердце.
Молчание.
- Дело серьёзное, Любовь Николаевна. Командование части беспокоится. Что же делать?
- Вам лучше знать.
- Да, конечно. Ну что ж, пойду. Ох, - Черник изобразил крайнюю степень смущения, - извините, Любовь Николаевна, приспичило, - и шмыгнул в туалет, но, прежде, "перепутав" двери, заглянул в ванную. Чинно вышел из туалета, спустив воду, сердечно попрощался с хозяйкой и покинул квартиру. С этого момента операция "Кольцо", даже если б проводилась добросовестно, была обречена на провал.
Начиналась она обычно приказом командира или замполита части: "Найти и - живым или мёртвым - представить в штаб!" Комбат разбивал офицеров на группы по 2-3 человека и ставил задачу "прочесать" городок: обойти все злачные места, тупики, подъезды... вплоть до чердаков. "Сбор через 2 часа у штаба!" Давно уже никто ничего не прочёсывал. Скрывшись с глаз, "группы" рассыпались по домам, а в назначенное время собирались у штаба, где их встречал командир или замполит. Тут самыми главными становились два слова: "всё" и "везде". Со всех сторон неслось:
- Товарищ подполковник, буквально всё везде обшарили!
- Да! Мы тоже - всё и везде!
- А мы, наверное, километров пять чесанули, были аж...
- Нет, чес-слово: всё-всё-всё-всё-всё!
- Хорошо, подождём до утра. - молвит начальник, - Утром докладываю в дивизию.
А утром... В данном случае, встав пораньше, Ремушок отправится в парк, где снимет с любой машины карбюратор и, потрясая им на разводе перед носом начальства, скажет: "Во! Целый день вчера доставал! Сложнейшее дело! Про свои денежки молчу... Но достал! Достал!"
Понятно, не поверят. Но кто видел Ремушка пьяным? И карбюратор налицо. В вину Ремушку можно лишь поставить отсутствие на совещании, а этот проступок с трудом тянет на дохлый выговор.
***
После обеда Орлов "вышел на тропу". Так в полку называли действия начальника штаба по "приведению "праздношатающихся" офицеров и прапорщиков к "нормальному виду". Лучше не попадаться. Орлов никого не записывал, но запоминал намертво: потом неделю на всех совещаниях и построениях будешь фигурировать как отрицательный пример: "болтающийся", "не стрижен", "чем занимается личный состав, не знает"...
Первым попался Карташов.
- Стойте, товарищ лейтенант. Ко мне! Куда направляетесь?
- В парк, товарищ подполковник, ещё раз уточнить, что пропало.
- Где ваш взвод?
- Он заступает в караул, товарищ подполковник.
- Не надо никуда ходить. Готовьте взвод.
- Так ведь они сейчас отдыхают, как положено.
Орлов взглянул на часы. Верно: для заступающих в караул время отдыха. У Иванова порядок: положено солдату отдыхать - солдат отдыхает.
- А вы, товарищ лейтенант, уже ознакомились с расположением постов и особенностями несения службы у нас в карауле?
- Нет пока, товарищ подполковник.
- Ладно. В следующую пятницу, в 12 часов, извольте прибыть ко мне в кабинет и сдать обязанности начальника караула.
- Есть!
- Времени хватит?
- Вполне.
Орлов вынул из кармана линейку и тщательно замерил расстояние от края лейтенантского погона до звёздочек. На левом погоне расстояние оказалось на 1мм больше положенного. Орлов сделал замечание и отпустил лейтенанта. Двинулся дальше.
На газоне у берёз солдат копал яму.
- Что вы делаете, товарищ солдат?
- Яму копай, товарыш подполковник. - Солдат вытянулся. Но нём была донельзя засаленная гимнастёрка, такие же брюки, заляпанные глиной сапоги. Раскосые глаза смотрели испуганно-настороженно.
- Для чего вы её копаете?
- Я не знай. Командыр приказал.
- Как фамилия командира?
- Лейтенант Решетов.
- Вы спросили командира, для чего нужно копать эту яму?
- Тк точно!
- Что сказал лейтенант Решетов?
- Э... Не твоё дело, сказал.
- А каких размеров должна быть яма?
- Туда мэтр, суда мэтр, туда мэтр, - солдат ткнул лопатой в землю.
- А ваша как фамилия?
- Рядовой Аллавердиев.
- Во что, рядовой Аллавердиев, лопату оставьте, найдите командира взвода: пусть немедленно явится ко мне, я буду на территории. Поняли?
- Тк точно! Лопату не могу оставить, товарыш подполковник - укрдут! - солдат прижал лопату к себе.
- Хорошо, давайте с лопатой, но побыстрее.
Солдат убежал, а Орлов пошёл дальше. Магазин. Орлов поморщился: куда занесло. И через дверь видно: магазин полон женщин, в том числе солдаток. Интересно, что "дают"? Зайти? Тогда придётся задать вопрос: "Какого чёрта вы здесь находитесь в рабочее время?". А задав этот вопрос, услышишь такой хоровой ответ, что неделю в ушах звенеть будет. Нет, от магазина следует держаться подальше. Орлов круто повернул и едва не столкнулся с миловидной девушкой. Солдатка, но не в форме. А Черных постоянно скрипит...
- Подойдите сюда, девушка. Кто вы?
- Рядовая Ласточкина, комендантский взвод!
- Старший офицер батареи старший лейтенант Ласточкин ваш муж?
- Так точно!
- Знающий офицер. Но это не даёт вам право нарушать форму одежды. Почему в гражданском?
Самый честный и самый точный ответ был бы: все солдатки так ходят, а я, что, белая ворона?
Но Катя Ласточкина выросла в военной семье, замуж вышла за военного, в армию вступила добровольно. Она любила армию и знала её законы. За "всех" прятаться - последнее дело. Тебя спрашивают - отвечай "Я" и говори за себя.
- Товарищ подполковник, вы же знаете: третью неделю нет воды. Не ходить же в грязном.
Орлов нахмурился: всё правильно, воды нет, "дают" по часу в день, и то... А что прикажете делать ему, Орлову? Сказать: "Ну, девочка, раз нет воды, давай нарушай форму одежды."? Орлов отогнул воротник защитной рубашки:
- А почему я без воды хожу в чистом? Многие женщины на речке стирают. Моя жена, кстати, тоже.
Катя покраснела и сказала, что сегодня же пойдёт на речку. Следующая амазонка тоже отговорилась отсутствием воды. Пришлось опять продемонстрировать чистоту собственной рубашки. Третья амазонка оказалась шустрой как электровеник. Она объяснила, что вот именно сейчас, в данный момент направляется в ателье получить готовую форму, а товарищ подполковник её остановил и не пускает в ателье. Орлов сказал ""Тьфу!" и отпустил.
Но тут появилась Прекрасная Амазонка. Тоже без доспехов.
- А вы почему... - налетел Орлов орлом.
- Чи-во?! - вскинулась амазонка, - А пошёл ты на... - и, продемонстрировав высокий боевой дух, гордо удалилась, а Орлов ещё долго стоял с открытым ртом.
Из этого состояния его вывел вынырнувший из заднего прохода магазина Килимнюк:
- Василий Иванович, в магазин решили заглянуть? Ничего там нет, так, колбаску по 2-10 подкинули. Вы - в штаб? - заворковал Килимнюк, тронув Орлова за руку.
Двинулись в штаб. "Нет, с меня хватит, - думал Орлов, - пропади оно всё пропадом..." Дрянь он узнал: это к ней раз в неделю, регулярно - как штык! - приезжает толстомясый полковник из округа. Но дело не в дряни. Тут всё одно к одному: за что ни возьмись, всё оканчивается каким-то дурацким фарсом. Вся служба превращена в фарс...
Итак, с него хватит. Через полгода "дембель". Любимая поговорка бойцов гласит: "Дембель неизбежен, как крах империализма!". С этого момента пусть в полку на него, Орлова, никто не рассчитывает. Нет больше в полку Орлова. Сейчас надо уже потихоньку колотить ящики, разбирать мебель и укладывать. Как только приказ, сразу - контейнер и - к чёртовой матери! Хотя нет, переменил Орлов решение, чего обычно не делал - нечего ждать контейнера: пока выбьешь контейнер... Всё заколотить в ящики и оставить: есть кому отправить. Только приказ - и к чёртовой матери! В какой-нибудь Саратов.
***
Килимнюк потянулся к телефону. На другом конце трубку поднял начальник пожарной охраны города.
- Евгений Маркович! Привет! Как живём-можем? Ха-ха-ха... - зашёлся Килимнюк, выслушав ответ. - Только из магазина... На днях будут... Да. Точно... О чём речь, как договорились! Слушай, Женя, тут вот какое дело. В городке уже месяц вода с перебоями; ты видишь, какая жара стоит. Короче, не выделишь ли пару машин огородец полить: всё на корню сохнет?.. 11-й километр... Жена встретит, покажет... Ну лады, лады... Сразу лично позвоню...
Звонок жене. Краткий пересказ предстоящего мероприятия. В ответ томный, обманчиво слабый голос:
- Ой, Васенька, ты знаешь, я только что приняла валокордин... - хлынул бурный поток жалоб на сердце, на голову, на нервы, на бессонницу, на врачей... Килимнюк сжал трубку так, что побелели пальцы, но медовым голосом посочувствовал:
- Да... да... Со здоровьем не шутят, Линочка. Прошу тебя, дорогая, не волнуйся... Ничего, ничего, полежи... Может позвонить в госпиталь Петру Павловичу?.. Ну смотри сама. Береги себя... Дела, дела, дела, милая...
Климнюк швырнул трубку. А, чёрт! Надо было сначала позвонить домой, узнать обстановку! "Приняла валокордин"... Это конец света! Не то что на огород, на ужин можно не рассчитывать. Заблажила, болящая. Дня на 2-3, а то и на неделю. Но самое главное: здорова, как лошадь. Конь-баба! На ней можно боеприпасы на стрельбище возить. Можно и нужно. С жиру бесится, всю жизнь в домохозяйках числится, палец о палец нигде не ударила. Как же, единственная дочка Члена Военного Совета округа. Член уже на пенсии, но ещё мощен старик. Сейчас "делает" им командировку в одну развивающуюся страну. Ладно. Вернется Килинюк из загранки, он ей припомнит все валокординовые концерты. Все до одного. Но сейчас что делать? Послать грамотного подготовленного бойца? Нельзя, всё истопчет сапожищами. Комсомольца части снарядить? Не созрел, начнёт вопить, что он не обязан... Куда не кинь, всюду клин, придётся самому, хотя кругом дел по горло.
С другого конца города с завыванием неслись две пожарные машины, а из ворот части им навстречу выскочил замполитский ""уазик".
***
В канцелярии 1-й роты шёл послеобеденный трёп. Мельников в популярной форме излагал Карташову неписанные законы, разъяснив, что хотя Верховный Совет их не утверждал, они имеют куда большую силу чем писаные, ибо являются концентрированным выражением "армейской народной мудрости". Находящийся тут же Зимин время от времени позволял себе скупые комментарии.
АНЕКДОТ О ТРЁХ ПАКЕТАХ
(Из серии обязательных для ознакомления молодых офицеров анекдотов и армейских истин, имеющих как ориентировочное, так и важное прикладное значение.)
Один командир сдаёт полк, другой принимает. Все формальности окончены, полк "сдан-принят". Прежде чем закатить отвальную (после которых память, как известно, подводит), бывший командир передаёт сменщику три пакета:
"Дорогой друг, я хочу, чтобы ты поминал меня добром. Первый пакет вскроешь, когда у тебя не станет сил терпеть тот воз дерьма, который ежедневно будут на тебя вываливать всякие "проверяющие", "контролирующие" и стоящее за ними начальство. 2-й и 3-й пакеты вскроешь последовательно при аналогичных обстоятельствах."
Убывающий убыл на повышение, командир полка остался. И каждый день его, как уж издревле повелось, стали кормить дерьмом. Сначала под видом "оказания помощи молодому командиру полка". Накушался он до отвала и чувствует: больше сил нет. Вскрыл первый пакет:
"ВАЛИ ВСЁ НА МЕНЯ!"
Командир начал доказывать со всех трибун и во всех кабинетах, что принял полк в крайне разваленном состоянии. Его и полком-то нельзя было назвать... Но он, командир, работает, есть первые результаты, он добьётся, он достигнет... Короче, отбился.
Но время течёт, и тучи снова сгустились: то ли "почин" не так поддержали, то ли круглую дату не тем встретили, а может очередных "проверяющих" не "уважили"... Опять склоняют полк и командира. Опять нет сил терпеть. Командир вскрывает второй пакет:
"МЕНЯЙ КАДРЫ!"
Командир развил бешеную активность, со всех трибун и во всех кабинетах повторял, что "кадры решают всё" и он всё решит, дайте только срок... Одних переместил, других повысил, третьих сплавил... Отстали.
Но время летит, и снова не продохнуть командиру. Опять кольцо сжимается. Делать нечего, надо вскрывать третий пакет. А там:
"ГОТОВЬ ТРИ ПАКЕТА!"
Лейтенант Мельников акцентировал внимание лейтенанта Карташова на том, что "данные положения", овладевая широкими офицерскими массами, имеют вполне материальную основу, требуют конкретных действий. Например: "Лучше быть лейтенантом на Арбате, чем полковником в Кызыл-Арвате", "Умом ты можешь не блистать, но сапогом блистать обязан", "Офицер должен быть всегда чисто выбрит и слегка пьян"... Правда, оговорился Мельников, "злые языки" утверждают, что последний "пункт" исполнялся лишь офицерами Русской Императорской Армии. Советский-де офицер "слегка выбрит и всегда пьян". "Злые языки" приводят конкретные примеры... Присутствуют и откровенно упаднические настроения: "Как надену портупею, так тупею и тупею" (Мельников тут же заметил, что эту истину он год назад категорически отвергал, сейчас отвергает некатегорически). Но Истина Истин, не усвоив которую, нет смысла вообще что-либо усваивать в армии, это:
"Я НАЧАЛЬНИК - ТЫ ДУРАК, ТЫ НАЧАЛЬНИК - Я ДУРАК!"
Без глубокого осмысления этой Истины офицеру в Советской Армии рассчитывать не на что.
Такому потоку мудрости Карташов смог противопоставить лишь лихую поговорку курсанта-выпускника: "Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!", а мотавшийся взад-вперёд Зимин остановился и прицелился в Мельникова глазами:
- Твои лубочные побасенки, Серж, восходят к петровским временам, когда создавалась регулярная армия. Во всех сказках действует расторопный сметливый солдат и тупой офицер, чаще - генерал - с психологией, которую ты тут излагаешь. Тоже мне, свежие мысли!
- Разрешите доложить, товарищ Человеколюб, - вытянулся Мельников, отдавая честь. - Сказки есть часть народного самосознания, довольно точно отображающая реальности.
- ... своего времени, - продолжил Зимин. - Классовый антагонизм между солдатской массой и офицерами-дворянами.
- Понимаю-понимаю: вышли мы все из народа. Только эти истины не я сейчас здесь выдумал. Их знает каждый офицер, и для очень многих они служат ориентиром в службе. Доказать на конкретных примерах? Связь с жизнью организовать?
- Не надо, примеров, действительно, хватает. А вот взять твоего командира Иванова. Он, похоже, по другим законам служит.
- Эх, - Мельников сожалеюще взглянул на товарища, - уважаю я тебя, Зима, хотя ты и замполит. Но до "инженера человеческих душ" тебе ещё далеко... Иванов не служит. Практически он противостоит службе, защищая те, "другие законы". И Сидоров не служит - воюет. А вот Орлов уже и не воюет, так, барахтается. И зам. по строю Датий не воюет. Вцепился в строевую подготовку и поднимает на "уровень". Для службы? Нет, для самоуспокоения. А ведь они - самые порядочные люди в части. Но командуют Черныхи-Килимнюки. Орлов на "дембель" уйдёт, его заменит ваш Алексеев, живущий по изложенным мною законам, а не Медюшко, который на эти законы плевал.
- Сам-то ты, Серж, по каким законам служишь? - подал голос Карташов.
- Мараться не собираюсь, но и в патриоты не полезу.
- То есть на двух стульях...
- А я с Системой бодаться не намерен. Мартышкин труд.
- А вот Сидоров бодается, - не сдавался Зимин. - Ничего у него не выйдет?
- С лазерами-то? Может и выйдет. Но Сидоров сгниёт на роте, как гниёт на роте Иванов, как сгнил на своей должности Орлов. Системе не нужны такие. Ей подавай ваньку-встаньку Черныха и златоуста Килимнюка.
- О какой "системе" ты толкуешь? Какая там "система"! Хорошо, я признаю, что изложенные тобою формулы живучи и действенны, - Зимин даже покаянно склонил голову. - Но дело не в "системе" - в противоречии между теорией и действительностью. Считается, что империализм подготавливает 3-ю Мировую войну. Действительно, материальная подготовка к войне идёт – в виде модернизации старого, разработки и производства нового оружия. Но этого мало. Для ведения наступательной войны сегодня нужна длительная целенаправленная обработка населения стран-агрессоров в шовинистическом духе, а не запугивание "советской военной угрозой". Наши верховные стратегии это понимают и готовят армию спустя рукава. Но для престижности на каждом съезде докладывают, что они орлы. А в армии, которая всерьёз к войне не готовится, и процветают Черныхи-Килимнюки. Действительно, другие не нужны. Но причём здесь мифическая "система"?
- Ишь, как всё по полочкам расклал, товарищ людовед. - Мельников восхищённо обошёл вокруг Зимина. - Голова! С такой головой да в Советской Армии... к пенсии до замполита батальона дослужишься. Система, говорю. Проста как пуговица: в мирное время наверху оказываются протекционисты и лизоблюды, а в военное, да, выдвиженцы по таланту и заслугам. И с началом войны всегда есть переходный период умывания кровью и перегруппировки командных кадров. Ни в одной армии мира ещё не решён вопрос, как эффективно противостоять протекционизму в мирное время.
- Давно решён, - немедленно возразил Зимин. - Армии так называемых стран-агрессоров - в нашем дебате их удобнее обозначить как страны, всерьёз готовящиеся к войне - неизменно, хотя бы на первых порах, одерживают победу за победой. Без "умывания кровью" и "перегруппировки кадров". И если потом терпят поражения, то никогда не приводят в оправдание такой лживый аргумент, как "отсутствие боевого опыта". Боевой опыт может отсутствовать у, предположим, начальника цеха, срочно призванного из запаса и получившего на фронте роту. Но о каком "отсутствии боевого опыта" у кадрового офицера может идти речь, когда он долгие годы, день за днем обязан изучать этот опыт и овладевать им: войн кругом хватает. Нет! Никаких "кровавых умываний"! С первой секунды войны офицер обязан воевать предельно грамотно, и каждый должен быть на своём месте, а не «перегруппировываться».
- Да, Зима, ты настоящий замполит, с тобой очень трудно спорить. Однако от нарисованной тобой картины попахивает идеализмом. К идеалу стремиться, конечно, надо... но я остаюсь при своём. А насчёт лихих действий агрессоров возражу: просто волки нападали на овец. Но спорить дальше не стану: этот тезис нуждается в серьёзных доказательствах. Доложить последний анекдот про замполита, частично проясняющий картину?
- Валяй.
- Топает на стрельбище по лесу командир взвода. Из-за куста прыг Волк: "Лейтенант, лейтенант, я тебя съем!" Командир: "Что ты, Волк, посмотри, какой я худой и бледный. Вот сзади идёт толстый румяный замполит, ты лучше его съешь."
"Верно," - решил Волк и встал за куст. До вечера простоял - никого. Вышел Волк на дорогу, почесал затылок и говорит: "Экий я дурак! Дёшево надули! Ну какой же замполит попрётся на стрельбище!"
Дружно посмеялись.
- Анекдоты анекдотами, а Женя абсолютно прав, - просмеявшись, сказал Карташов и хлопнул Мельникова по плечу. - Систему создают люди, а не наоборот.
Но серьёзного разговора больше не получилось. Речь зашла об отношениях с гражданской молодёжью. Отношения были добрыми, хотя - очень редко - случались столкновения. Непременное условие: какая-то из сторон должна быть навеселе. Для местных имелось второе непременное условие - быть в солидном большинстве. Потасовки велись без озлобления, носили "престижный" характер и прекращались, едва одна из сторон добивалась незначительного преимущества… Само собой, шум никто не поднимал: "пиджакам" милиция ни к чему, "вояки" имели ввиду: столкновение с гражданским населением в табеле о происшествиях числилось как ЧП №! .
Мельников сделал краткий доклад о негласном делении офицерского состава части:
1. Кадровый офицер - выпускник высшего военного училища ("Это - МЫ", - уточнил Мельников.).
2. "Абортник" - офицер, когда-то экстерном сдавший экзамен за среднее училище. "Так как сейчас служить "по делу" без высшего образования нельзя, как продвигать означенных товарищей? Их пихают в политорганы", - разъяснил Мельников.
3. "Тоже офицеры" - выпускники гражданских вузов, "двухгодичники" - призванные на два года с присвоением лейтенантского звания. ("Парни, что надо", - оттопырил большой палец Мельников.)
Зимин деление уточнил:
- Ну, это в общем. Каждый же имеет свой ярлык.
Зимин поведал, что ярлыки приклеивает Орлов, но непроизвольно: так уж сложилось, что почти любое, оброненное Орловым замечание мгновенно разносится по части и превращается или в присказку, или в ярлык. Начштаба в течение двух-трех недель присматривается к каждому прибывшему в часть офицеру, потом одним-двумя словами характеризует его на совещании: "энергичный офицер", "подготовленный офицер", "ленивый офицер"... Это резюме услужливое "общественное мнение" тут же превращает в липкий ярлык. В пример Зимин привёл "товарища Мельникова", носившего самый длинный ярлык в части. Вышеозначенный Мельников, выходя из "гадюшника", заметил "какой-то непорядок" и решил "навести порядок": принялся разгонять троих горланящих парней, понадеявшись на выучку и физическую силу. "Порядок" навёл, но получил в схватке ясно различимый синяк. Попался на глаза Орлову перед самым совещанием, где и прозвучало:
- Вот взять, к примеру, лейтенанта Мельникова. Ха-ароший офицер. Но ему ведь морды бьют!
Сам Зимин носил ярлык "сложного офицера". Прапорщикам Орлов ярлыки не присваивал, а делил их на две категории: толковые и бестолковые.
- Народ! Пора двигать на совещание, - провозгласил Сложный Офицер.
Двинулись в следующем порядке: Хороший-Офицер-Которому-Морды-Бьют, Сложный Офицер, лейтенант Карташов.
***
После обеда, в день, установленный для служебного совещания, в воздухе висит один вопрос: "Будет ли читка приказов?" Вопрос не праздный, задаётся неспроста. Служебные совещания, в обиходе "читка приказов", проводились не столько для зачтения поступивших в часть распоряжений и приказов, сколько для "принятия мер по вскрытым недостаткам". За вопросом "Будет ли читка приказов?" прятался другой, непроизносимый, но ясно слышимый вопрос: "На ком будет построено сегодняшнее совещание?" Бывало, в течение всего совещания склоняли фамилию одного человека; бывало, "бомбили" целое подразделение; бывало, доставалось семье; бывало... много чего бывало: кто не без греха? Перед совещанием каждый чувствует себя неуютно. Вот почему в этот день обычная картина: идёт по части офицер и, встретив товарища, с надеждой спрашивает:
"Слушай, читка будет?"
Товарищ, секунду промедливший открыть рот с тем же вопросом, отвечает:
"А ведь конкретно никто ничего не сказал. Чёрт его знает..."
Наконец, какой-нибудь Настырный Офицер, улучшив момент, подкатывается к Орлову:
"Товарищ подполковник! Разрешите обратиться! А читка будет?"
Орлов нахмурит брови, глянет недоумённо и, пожав плечами, уронит:
"А её никто не отменял."
Всё ясно! Терять нечего! Почти счастливый Настырный Офицер топает восвояси, по пути встречает трепещущего собрата, который спрашивает:
"Не знаешь, читка будет?"
Настырный Офицер остановится, глянет недоумённо, пожмёт плечами и небрежно уронит:
"А её никто не отменял."
Прозревший собрат двинется дальше и встретит другого мающегося собрата, который не живет жизнью части, не знает даже о намеченных мероприятиях:
"Слушай, читка будет?"
"А её никто не отменял." (Недоумённый взор, пожатие плеч.)
И долго ещё по части волнами:
"Не знаешь, читка будет?"
"А её никто не отменял."
***
Народ подтягивался к курилке перед клубом. В центре внимания Легкомысленный Офицер, охотник и рыболов:
- Вчерась кабанчика завалил. Гуляет себе кабанчик по лесу... И тут Я! Хлобысь! Хлобысь!
- Крайне подозрительно, - заметил Мыслящий Офицер. - Отстрел кабанчиков в зоне заповедника категорически запрещён.
- Ничего, сошло.
- И где кабанчик? - заинтересовался Дотошный Офицер.
- Успешно эвакуирован. Жена разделывает. А не устроить ли нам завтра "на речке, на речке, на том бережёчке" гранд-- шашлык на базе кабанчика? Я обеспечиваю мясцо, остальное - ваше.
Дружный одобрительный гул, который перекрывает Много Болтающий Офицер:
- Толпа! Имею доложить анекдот. Но предварительно хочу выяснить: а нет ли среди вас замполитов (оглядывается с деланым испугом). Ну да откуда, кругом же всё цветёт. А как гласит старое правило: "Солнце жаркое палит,
В отпуск едет замполит.
На дворе январь холодный,
В отпуск едет Ванька-взводный."
Итак, приезжает Леонид Ильич в Иваново: "Как живёте, ивановцы?!" - "Хорошо живём!!" - "А будете жить ещё лучше!!!", - шуткой на шутку ответил Леонид Ильич.
Гомерический хохот.
В углу распространялся Сонный Офицер:
- А я лично не понимаю, чего все ноют: "Вот когда я служил в Венгрии...", "Вот когда я служил в Германии..." - у них там, мол, был порядок, не то что здесь... А кто тебе мешает здесь сделать как в Венгрии, как в Германии?
- Ну и дурак! - возмутился Думающий Офицер.
- Правильно говорит... - вяло поддержал дурака Настоящий Строевик. - А ты бы, Миша, фуражку новую купил - блин блином, смотреть стыдно.
- Ни цента на военные расходы!
- Высокомерный Офицер принялся донимать Бестолкового Прапорщика:
- Цветков, а, Цветков, последний приказ Министра
Обороны до тебя довели?
- Какой ещё приказ, - настороженно буркнул Цветков - объект всех розыгрышей.
- Видали! - победно вскричал Высокомерный Офицер, - Приказов не знает! Мы знаем, а он - нет! Что, товарищ прапорщик, борзометр зашкаливает? На читки приказов надо ходить, а не пьянствовать!
- Всегда хожу.
- А почему не знаешь?
- Да ладно тебе... какой ещё приказ?
- Товарищ майор! Разрешите довести до товарища прапорщика приказ Министра Обороны номер два ноля 517 от 10 июля 1979 года! - вытянулся Высокомерный Офицер перед Хитрым Офицером.
- Доводите! - металлическим голосом разрешил Хитрый Офицер и козырнул.
- Есть! Товарищ прапорщик! С 1 сентября все прапорщики Вооружённых Сил обязаны носить только один погон. Левый.
Цветков затравленно огляделся, но везде натыкался на суровые непреклонные взгляды.
- Почему? - на всякий случай спросил он.
- А чтоб домой со службы мешок удобней было тащить!
Гы-гы-гы. Га-га-га. Го-го-го. И тихо. Мимо следовал особист "Молчи-молчи". Офицеры, как по команде, сложили руки на груди и проводили его насмешливыми взглядами. Ещё бы: зимой, не ясно как, бойцы-танкисты вдруг выявили всю сеть "информаторов" в своём батальоне. Среди "информаторов" оказались и "демвоины", но в данном случае это высокое звание не спасло и их от крутой и скорой расправы.
- Увы, конечно не Зорге, - громко и печально заметил Прямой Офицер.
В круг вошёл Не-Офицер-А-Демагог:
- Товарищи бездельники! Разрешите огласить результаты расчётов. Сегодня сранья полчок-с бессмысленно проторчал на плацу 2 часа. Если каждому участнику парада вручить по большой саперной лопате и заставить копать, то - согласно нормативу по военно-инженерной подготовке - за это время полчок-с вырыл бы яму величиной с воронку от небольшой ядерной бомбы. О чём это говорит? О том, какие неисчислимые резервы скрыты в нашем полчку-с! Пойду доложу Килимнюку: он любит открывать всё новые и новые резервы.
Дверь клуба открылась, появился Килимнюк:
- Товарищи, товарищи, прошу заходить, - проворковал он растроганным голосом многодетной мамаши, приглашающей чад своих ненаглядных к Большому пирогу.
***
Помощник протянул Орлову папку с приказами. Таков порядок: поступившие в часть приказы и распоряжения доводит до офицерского состава и прапорщиков начальник штаба. Но на сей раз Орлов отрицательно покачал головой и молча указал ПНШ на трибуну. Помощник, неуловимо пожав плечами, подошёл к трибуне, раскрыл папку...
Черных вопросительно уставился на Орлова: понятно, не в настроении человек, бывает, но для приличия следует пробормотать что-нибудь насчёт головы-горла. Орлов молча глядел в стол. Черных посмотрел на Килимнюка, Килимнюк посмотрел на Черныха...
... Ясно, думал Черных, старик собрался на "дембель". А и верно, пора. Что уж тут мелочиться, служанул Иваныч, что и говорить. Правда, несмотря на звание ветерана и боевые награды, служба сложилась неудачно, но тут уж... А мужик хороший, что надо мужик. Черных бы с ним ещё с удовольствием послужил. Характер? Нынче у всех характеры. Плюнь в собаку, а угодишь в которого с характером. Однако надо срочно искать замену. Из своих. Худо-бедно, но выбрать можно. Двинуть. Рядом окажется свой, благодарный тебе человечек. Вот Медюшко. Мужик толковый, без амбиций, но службу понимает. С характером? А как же без характера? Но! Скорее всего наверху уже держат в кармане фигуру. Только ждут, как Орлов уйдёт, и - на, тебе, Черных, кусок дерьма! А может быть еще не расчухались? Немедленно провести разведку, немедленно действовать!
... Так-так, товарищ Орлов, куриные перья, сошли, говорите, с дистанции, - с удовлетворением думал Килимнюк. - Ну-ну, товарищ Борец За Правду. Это ж надо, прохвост! Всю службу убил на то, чтобы доказать, какие мы мерзавцы, и какая светлая личность - он. Доказал? Отправляйтесь, товарищ Орлов на заслуженный отдых. Пышные проводы обеспечим. Товарищ Алексеев вас заменит. Молодой, перспективный, понимающий, что жить на свете чистоплюем - свинство по отношению к людям же. Что для них можно сделать, будучи товарищем Орловым? Только поставить всех на уши, как это периодически делает Орлов. А с ним, с Килмнюком, все живут спокойно и, между прочим, своё получают и, между прочим, вовремя. Правда, сверху могут сунуть второго Черныха (второго Орлова не существует). Два Черныха на один полк! - Килимюк аж зажмурился от такой перспективы. Ч-черт! Осторожное прощупывание обстановки в верхах, которое он ведёт уже пару месяцев, результатов не даёт. Что думают? Или ничего не думают? Надо действовать, решительно включать все рычаги...
... ПНШ положил перед собой первый приказ...
Приказы в Советской Армии делятся на:
1. Те, которые должно неукоснительно исполнять. Обычно они заканчиваются фразой: "Об исполнении доложить к ..." (Могут проверить.).
2. Те, которые выполнять не обязательно, но делать вид, что исполняешь ("принимаешь меры") - обязательно. Они обычно заканчиваются: "к ... разработать и представить план мероприятий."
3. Те, которые можно не заметить.
4. Оригинальные.
Не стоит и говорить, что все они, как правило, шли под грифом "Сов. секретно"" или просто ""Секретно".
Сегодня представлены все четыре категории. Первым (но из второй категории) был зачитан приказ Министра Обороны и Начальника Главного политического управления "О борьбе с пьянством и алкоголизмом в соединениях и частях СА и ВМФ":
"В последнее время в соединениях и частях СА и ВМФ возросли случаи пьянства, зачастую оно принимает коллективный характер. Так, в войсковых частях №№ ... ...". Следовали примеры, назывались ужасные последствия. Вывод: беспощадный решительный бой! "Усилить...", "Увеличить...", "Умножить...", "Поднять...", "Шире охватить...", "Категорически запретить негласный сбор денег для организации коллективных попоек под видом банкетов, юбилеев, встреч, отмечаний, обмываний и т.п..." "Возродить и оживить старую добрую традицию, когда офицерские семьи ходили друг к другу в гости, вечера проводили за самоваром, с ароматным чаем, с русскими пряниками...". Заканчивался приказ весьма грозно: "... перейти к следующей практике работы по искоренению пьянства и алкоголизма: за 1-й случай предупреждать офицера о неполном служебном соответствии; за второй случай - понижать в должности и воинском звании; за 3-й случай с позором увольнять из рядов Вооружённых Сил...".
Приказ вызвал веселое оживление. Кто-то ляпнул:
- Там тип самовара не указан? Электро- или с углём?
И пошло:
- Немедленно закупить всем самовары!
- А с пряниками нынче не того...
- Товарищи, успокойтесь, - приветливо улыбнулся Черных, показывая, что ничто человеческое ему не чуждо, что он тоже широкая русская натура, юмор понимает и ценит. - Тот, кто не умеет пить, пусть тренируется хоть на чае, хоть на лимонаде. Шучу, конечно...
... Вышемирский считает, что хребет народа сломлен. Без хребта народ. - Иванов не реагировал на происходящее в зале: надо было ещё раз всё продумать - Потери. Велики, конечно. Как велики? Сталин назвал цифру 8 миллионов и обосновал её документально. Хрущу показалось мало, ляпнул: 20 миллионов! Обосновать не потрудился. Кто больше? Нашлись: оголтелый полудурок Лжетолстой выдал: 60 миллионов! Но на этом, видимо, не остановятся... Вышемирский просчитал ситуацию так: народ-де надорвался в войнах и в восстановлении разрушенного ими, истощён, утратил созидательную силу, обречён тащиться в хвосте экономического и социального прогресса и будет держаться на плаву под болтовню лидеров о величии, видимо до тех пор, пока хватит громадных ресурсов страны. Потом придется поклониться хозяевам высоких технологий... Что ж, Виталий Викторович, у кого что болит, тот о том и говорит. Но заморенных, даже нищих, на улицах не видно, столы по праздникам накрывают неслабые, люди шутят и смеются и, часто, над собой... Значит, сила есть. Пока страна восстанавливалась после войн, отсидевшиеся за нашей спиной народы ушли далеко вперёд. Вышемирский говорит: разрыв УЖЕ недосягаем и будет увеличиваться, а это и есть конец. А если он ПОКА недосягаем? Для того, чтобы определить УЖЕ или ПОКА, одной головы мало, какой бы не была голова. Человек может быть убеждён в чём угодно, у Истории своё слово...
... Следующим шёл приказ тех же военачальников "О барстве среди офицеров и прапорщиков":
"В последнее время среди офицеров и прапорщиков ряда соединений и частей стало распространяться такое, чуждое нашей морали, антисоциальное явление как барство..." Барство заключалось в том, что "отдельные офицеры и прапорщики используют подчинённый им личный состав вне рамок служебных обязанностей..." Примеры: офицер посылает солдата предупредить семью, что задерживается; офицер требует принести в канцелярию стул; офицер, старший на работах, "гнушается взять в руки лопату"...
Приказ понравился. В зале опять возник гвалт. Офицеры с воодушевлением принялись уличать друг друга в барстве.
- А ничего смешного нет, - поднялся Килимнюк. - У нас тоже рыльце в пушку. Я, например, лично был свидетелем как товарищ Медюшко посылал солдата в соседний батальон за полевой сумкой. Что, товарищ Медюшко, не было?
- Да было, было...
- Вот. Да у нас это сплошь и рядом. Молодому лейтенанту лень, извините, задницу от стула приподнять: "Рядовой Пупкин, подай то... рядовой Пупкин, принеси это..." Кого замечу, будем спрашивать строго, по-партийному. Попроще надо быть, товарищи, и люди к вам потянутся.
... В принципе, определить судьбу огромной нации не под силу и легиону самых умных голов мира. Сегодня можно лишь признать: страна балансирует над пропастью. Что же в таких обстоятельствах может отдельный человек? Конкретный человек, пылинка-песчинка некий Иванов? Кое- что может. Например, сконцентрировав свои ничтожные силы, попытаться оттолкнуть страну от пропасти. Усилие муравья отпихнуть слона? Возможно. Но усилие в верном направлении. И человек не муравей, человека могут услышать другие люди - раз; на аналогичный поступок могут решиться сразу много людей, пока ничего не зная друг о друге - два.
А могут не услышать, могут не решиться. Тогда? Тогда, прежде чем разбиться в лепёшку, конкретный гражданин страны выполнит свой гражданский долг. И - как уместно напомнил Виталий Викторович - интернациональный...
... Номер очередного приказа опытный ПНШ назвал невнятно, а текст выпалил скороговоркой. Приказ 3-й категории назывался "Об упорядочении рабочего дня офицеров и прапорщиков округа в соответствии с требованиями МО на новый учебный год".
"В ряде соединений и частей округа укоренилась порочная практика привлечения офицеров и прапорщиков к работе вне служебного времени и даже в ночное время..." В приказе указывалось, что привлечение офицеров и прапорщиков для исполнения служебных обязанностей сверх нормативного времени является грубейшим нарушением распорядка дня, дезорганизует учебный процесс, порождает нездоровые настроения, ведёт к росту негативных явлений в семьях офицеров и прапорщиков...". Назывался и источник подобных действий: "недоверие к младшим командирам, стремление к перестраховке." И далее:
"Стремление должностных лиц задерживать на службе сверх установленного времени подчинённых офицеров и прапорщиков должно рассматриваться как неспособность этих лиц грамотно организовать процесс боевой учёбы и выполнение распорядка дня."
Подписал приказ командующий округом.
Кое-кто от счастья высунул язык и облизнулся: наконец-то резиновый рабочий день приобретёт хоть какие-то очертания. Большинство, однако отреагировало крайне скептически: такие приказы здесь уже слышали. И точно: на реплику подполковника Датия "А мы уже сейчас, в данный момент, нарушаем этот приказ: рабочий день давно окончен" - немедленно отреагировал Черных:
- Так точно! А что прикажете делать? Да, пока не научились мы работать, на научились. Что же мне, всем "служебное несоответствие" объявлять"? Не-ет, дорогие товарищи, я вас наказывать не буду, я научу вас работать...
... Тогда, у Вышемирского, он понял, что надо делать. Прорваться к микрофону - вот задача. В условиях "свободы слова" он, Иванов, видит к этому один путь: последнее слово подсудимого. Лишить его ни один судья не посмеет. Тогда он всё скажет. Он знает, что сказать и как сказать. Это и означает прорыв к микрофону. Суд - понятно - будет закрытым, на широкие народные массы рассчитывать не приходится. Но на безрыбье и рак - рыба. Он скажет. А чиновникам придётся доложить на самый верх. Скрыть? Не осмелятся: событие не рядовое, вероятно, единственное в истории Вооружённых Сил. Как же-с, скандал! Придётся товарищам чиновникам с папкой явиться на поднебесный ковёр и доложить, откуда в героической Советской Армии берутся такие мерзкие типы, как Иванов. Что говорит? Чем мотивирует?..
... Приказ по дивизии (из категории "К неукоснительному исполнению!"):
"В последнее время участились случаи выпадения офицеров и прапорщиков - старших машин - из кабин движущегося транспорта при совершении маршей и служебных поездок..." Старшие машин засыпали и вываливались на дорогу... Следовали примеры, и - как гром среди ясного неба - "прапорщик Коржов, в/ч три нуля - три нуля, командир части майор Черных..."
- Что там? - вскочил Черных, - Это ещё откуда?! Нет, так служить нельзя! Сидишь, сидишь, вроде всё ничего. Вдруг - бац! По темечку! Где этот прапорщик?! (Прапорщик Коржов встал.) У-у, - взвыл Черных, - пра-па-рю-ГА! Я-ть тебе покажу, как из кабин выпадать!
- Товарищ майор, - решительно заявил прапорщик, - я никогда не из каких кабин не выпадал!
- Не рассуждать! Кругом заврались...
- Товарищ майор, - поднялся комбат Медюшко, - в 500-километровом марше, о котором в приказе речь, прапорщик Коржов не участвовал. Прапорщик Коржов два дня назад вернулся из отпуска. Он выезжал на родину.
Черных недоумённо уставился на Медюшко. Медюшко недоумённо уставился на Черныха. Оба недоумённо уставились на ПНШ, тот пожал плечами, оба сели. Прапорщик ещё некоторое время постоял столбом, и тоже сел.
Читка приказов продолжалась. В качестве меры против "участившихся случаев" предписывалось к 15 августа установить на дверях кабин шпингалеты.
- Слышали срок, товарищ капитан, - вопрос Черныха адресован начальнику автослужбы.
- Так точно! - вскочил тот.
- Что можете сказать?
- Установим!
- Не к 15, а к 10 августа.
- Есть!
Начальник автослужбы сел и ошарашенно уставился в пол: какие, к чёрту, шпингалеты? Где?! Чего?!! Откуда?!!! Как?!!!!
... "Можно ли упрекать птичку божию, что она не знает ни заботы, ни труда?" Иванов незаметно вглядывался в лица товарищей. Здесь немало самоотверженных и умных людей. Но иметь мозги, не значит думать. Думать их отучили. Усыпили: всё ясно, дорогие, всё светло, всё хорошо... "Верной дорогой идёте, товарищи!" А завтра будет ещё лучше, ещё прекрасней..." Но он-то проснулся! Многотысячелетяя история народа, массовый героизм, усилия его лучших сынов - всё может быть развеяно по ветру. Оказывается, итоги Второй Мировой войны можно переиграть и без новой мировой войны. Ну что, товарищ Иванов, раз понял, надо подниматься. А ноги-то ватные. А на ватных ногах лучше не подниматься: стукнут в лобешник, и плюхнешься на место, как мешок с дерьмом. А надо именно сегодня, сейчас подняться. Не поднимется сейчас Иванов, после совещания из клуба выйдет другой человек, с переломанным хребтом, "амёба", как выразился Вышемирский. И таким останется жить.
"Тут не скажешь: я - не я,
Ничего не знаю.
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю."
... Последним был зачитан приказ по полку (последней же категории):
"Об изменении фамилии начальника вещевой службы в/ч № 000 000 капитана Ли Чана П.Ф."
В связи с тем, что начальник вещевой службы в/ч 000 000 к-н Ли Чан Пётр Фёдорович бракосочетался законным браком с целью женитьбы на гр-ке Васильевой Светлане Дмитриевне и при этом выразил желание носить фамилию жены,
ПРИКАЗЫВАЮ:
фамилию "Ли Чан" отменить, а её бывшего владельца впредь именовать "Васильев Пётр Фёдорович".
Приказ объявить всему личному составу части.
К-р части № 000 000
м-р Черных."
Офицеры приняли приказ в штыки:
- Чан он и в Африке - Чан!
- Товарищи, это как же без Чана?!
- Чан - это Чан.
- Я гневно протестую!..
Но сам новоиспечённый Васильев сидел довольный и широко улыбался.
- Есть ещё у кого-нибудь что-нибудь? - пасмурно вопросил Черных, когда ПНШ доложил, что приказы все.
Нашлось. На трибуну вылез комбат-2 Алексеев, известный среди бойцов под кличкой "Сука-сволочь" ("Ко мне, товарищ солдат. Ты почему, сука-сволочь, честь не отдаёшь?"). Черных поморщился: этот военный годился лишь для того, чтобы промокашкой впитывать чужие мысли, а не утомлять "своими". Но не гнать же.
- Товарищи! Я был ответственным по части в пятницу. Таких беспорядков, как в отдельных подразделениях, я за свою службу, скажу честно, нигде не встречал. Вот мы всё говорим: быть ближе к личному составу. Товарищи, о какой близости к личному составу может идти речь, когда я захожу в 1-й батальон...
Из зала: "В свой заходи!"
- Товарищи, товарищи, - вмешался Килимнюк, - дайте сказать человеку. Очень плохо, кстати, что у нас командиры батальонов, отдельных рот, будучи ответственными по полку, никогда о своей работе не отчитываются. Продолжайте, товарищ майор.
- ... поднимаю матрац, там портянки, поднимаю другой, там трико. Захожу в первую тумбочку, там ши стоят...
Офицеры насторожились, подняли головы и внимательно уставились на Алексеева. Тот, ободрённый неожиданным интересом, расправил плечи и цепко ухватился двумя руками за трибуну, но... уловил косой обеспокоенный взгляд командира полка.
- Ну щи' эти, которые в банках, в солдатском сухпае, украинские, что ли. Не положено.
Все опять расслабились. Алексеев продолжал:
- В ленкомнате первой роты лейтенант Мельников политинформацию проводил. По расписанию тема - "Гербициды - оружие Пентагона", а у него конспект - "Имперские амбиции Пентагона". А ведь политическое воспитание личного состава - краеугольный камень работы командира...
И тут сидящим показалось, что язык товарища Алексеева, слегка высунувшись, внезапно и мгновенно удлинился, коснулся зада товарища Килимнюка, и опять исчез. Фокус был проделан тонко.
- ... любого командира, подчёркиваю, - подчеркнул Алексеев и сошёл с трибуны.
Любимца надо немедленно поддержать. К трибуне подошёл Килимнюк:
- Да, товарищи, недостатков у нас хватает (все притихли, как мыши). Каждый слышал о происшествии в соседнем полку. А у нас? Вчера два лейтенанта и капитан устроили в общежитии пьянку и пожар. Но что самое главное: там участвовал лейтенант, который к тому времени и дня-то не прослужил в нашей части...
- Кто такой? - вскочил Черных.
Карташов встал.
Та-ва-арищ лейтенант! Вот! - Черных обратился к залу, - Вы - свидетели! Ведь пройдёт год, и этот лейтенант ворвётся ко мне в кабинет, схватит меня за горло (Черных схватил сам себя за горло) и заорёт: "Дай роту, гад! Дай роту!" Не дам! Какая рота? А вот сейчас как врублю выговор и год не спишу! Я удивляюсь, товарищи: кто вам мешает? Служите, как положено, получайте роты, поступайте в академии... ведь всё для вас же, всё для вас. Я, конечно, сам был молодым лейтенантом (нотки грусти), я понимаю... Но и головой, надо думать. Я вас предупреждаю, товарищ лейтенант. Садитесь и служите, как положено.
Килимнюк крякнул с досады: буквально изо рта вынули лакомый кусочек - молодого лейтенанта.
... Эти ватные ноги! В чём честь офицера? В том, чтобы без задержки залепить негодяю по морде? Конечно, но это - мизер. Не стоит всерьёз думать и о побрякушках, погонах. Честь офицера в том, чтобы никого и ничего не бояться на этом свете. Недостижимо, с человеческой точки зрения? Да, но чем шире границы бесстрашия, чем выше честь. А Иванов боится. Непонимания товарищей боится. Тюрьмы боится. Позора боится. Жить после тюрьмы среди людей боится. Иванов - плохой офицер. Но может быть Иванов - хороший отец? Ведь понимает папаша, что сын должен жить в другой стране, где всё по-настоящему: и демократия, и свобода, и счастье.
Вот всегда так! Творец Истории - народ, а на Голгофу торжественно и скорбно шествует один. Чего там сказал поэт? - "Сколько светлых есть голов,
Столько в мире есть Голгоф!"
... - Там Горшенин старшим был, - переключился Килимнюк. - Кстати, где Горшенин?
Все начали вертеть головами.
- Товарищ Медюшко, где Горшенин?
- Утром отпросился прокладки доставать.
- Это - утром. Где он сейчас?
- Прокладки достает, - прикинулся Медюшко.
- Товарищ Медюшко, вы взрослый человек или нет? Восьмой час, какие прокладки, - хищно оскалился Килимнюк.
- А у меня бронетранспортёр со снятой головкой блока стоит, - Медюшко закусил удила и перешёл в наступление:
- Вон зампотех полка сидит. Он же не даст мне прокладку? А вот-вот опять поднимут полк.
- Я вам что, дойная корова, - завопил потревоженный зампотех, - научитесь грамотно эксплуатировать технику. Варвары! Дикое скопище пьяниц!
- Полегче!
- Вы, товарищ Медюшко, нам зубы не заговаривайте, - Килимнюк почуял дичь. - Может Горшенин дома, забыл, что совещание?
- Разрешите, товарищ подполковник, - Черник вскочил, как ошпаренный. - Докладываю. Однозначно: дома его нет.
- Ну что, товарищ Медюшко? Что ВЫ доложите? Где офицер? Тогда Я вам доложу: в канаве пьяный валяется.
- Да что такое! - Медюшко всплеснул руками, как темпераментный кавказец. - Такими обвинениями не бросаются! Я настаиваю, товарищ подполковник, чтобы вы привели хотя бы один факт, когда капитан Горшенин валялся в канаве!
- Не валялся, слава Богу! Потому что всегда предотвращали. И сейчас предотвратим. После совещания всех офицеров и прапорщиков на розыск. Я буду в штабе ждать результатов.
- Есть!
("Операция "Кольцо", - прошелестело по залу, - Операция "Кольцо". Близсидящие офицеры шёпотом поздравили Медюшко с операцией "Кольцо".)
- Офицера потеряли! Совесть потеряли! - бушевал Килимнюк. - Вчера просматривал социалистические обязательства вашего батальона, товарищ Медюшко. Безобразие! Прекрасно знаете, что полк уже несколько лет отличный. Нет, вы берёте на "хорошо". А резервы у вас есть, и немалые. Реально. За чужие спины прячетесь. Заспинники! Другие за вас звание отличного полка подтверждать будут?
Этот вопрос уязвил комбата в самое сердце.
- Никогда! - сверкнул очами прямодушный Медюшко, - Никогда 1-й батальон за чужие спины не прятался. Пересмотрим, товарищ подполковник! Действительно, по мизеру взяли, как в преферансе.
Килинюк безнадёжно махнул рукой.
... "Этот Медюшко, - с изумлением думал Иванов, - прибыл в полк забитым майоришкой, который ел глазами начальство и как попка повторял "Так точно!". В свободное время имел обыкновение сидя в пьяном виде на завалинке у дома, растягивать меха гармони и петь "Три танкиста". А сейчас - гляди-ка! В рот палец не клади - руку отхватит! Поляризация? Одни становятся подлее, другие ожесточаются... Ну уж если медюшки выступают..."
Килимнюк продолжал ораторствовать. Всё было очень плохо. Капитан Винцов был замечен входящим в ночное время в "кошкин дом". Что делать капитану Винцову в доме, где одни разведёнки, когда его, капитана Винцова, дом вместе с женой находится в противоположном конце? Безобразие.
Прапорщик Батраков, будучи в патруле, вынул пистолет и принялся стрелять собак. Кто дал прапорщику Батракову право таким образом использовать боевое оружие? Безобразие.
Два обнаглевших лейтенанта постоянно снуют на мотоцикле без шлемов. На сигналы работников ГАИ не реагируют, затевают с ними гонки. ГАИ жалуется. Безобразие.
Горшенин валяется в канаве. Безобразие...
Даже отлично понимавшему происходящее, знавшему всю кухню Черныху стало неуютно. Килимнюк, понятно, "нагнетал обстановку". Приём старый и безотказный: со своих при своих по поводу и без повода дери три шкуры, при чужих - разливайся соловьём. Но... чёрт бы побрал этого Килимнюка. Профессионал! Может быть действительно пора вскрывать 1-й пакет? Да нет, рано, решил Черных, освобождаясь от килимнюковского дурмана. Рано-то рано, но климат уже надо готовить. И Черных подбросил в зал слово "развалили":
- Развалили! Развалили всё, что можно развалить!
- А что нельзя развалить - тоже развалили! - на лету подхватил Килимнюк, - Ведь есть же какие-то виды ответственности. Есть дисциплинарная ответственность, есть партийная, наконец. Давайте будем отвечать. В конце концов, сколько можно говорить! Пора спрашивать. Со всей строгостью...
Ду-ду-ду, ду-ду-ду,
Это я, дуда, дуду.
Сколько дудочке играть,
Столько всем вокруг плясать.
Поднялся Иванов. Этот величественный момент никем и никак отмечен не был, если не считать быстрого диалога с соседом: "Пропусти-ка" - "Куда прёшься?" - "Пошустрее!".
Килимнюк поднял голову и поперхнулся. По проходу шёл капитан. Шёл прямо на него. Шагал медленно, спокойной уверенной походкой. Шаг его был тяжёл и твёрд. Капитан привлёк к себе всеобщее внимание именно медлительной неотвратимостью своего движения. Стало тихо и, показалось Карташову, что тоненько позвякивают оконные стёкла.
"Что же это, - в смятении думал Карташов, вглядываясь в лицо командира. - Он же убъёт Килимнюка. Встать? Задержать?" Карташов встал. Но Иванов даже не взгянул на Килимнюка. Он остановился перед Черныхом. Их разделял покрытый красной материей стол.
- Встаньте, товарищ майор, - ласково предложил Иванов.
Черных изумлённо поднял голову, но, глянув в лицо капитану, медленно встал. И тогда Иванов сорвал с себя один погон, потом второй. Трещала материя, а в звенящей тишине казалось, что лопались струны. Иванов неспеша сложил оба погона в правую ладонь, секунду подержал перед глазами и, без замаха, швырнул их в лицо командиру полка.
Черных оцепенел. И все оцепенели. Кроме одного человека.
- Петрович, голубчик, зря ты... - устало сказал Орлов. - Суда не будет. ОНИ объявят тебя сумасшедшим.
ЭПИЛОГ
Не ушёл на "дембель" подполковник Орлов. Через полгода армия двинулась в поход в Афганистан, и Орлов подал рапорт с просьбой "оставить в рядах".
Первые же столкновения с душманами подтвердили то, о чём догадывались многие в погонах: в охваченную мятежом страну со знамёнами, лозунгами и плакатами вошла армия, совершенно не умеющая воевать.
На узенькой горной дороге, где слева пропасть, а справа скала, роту, в которой находился Орлов, подстерегла душманская засада. Вспыхнул головной БТР, вспыхнул замыкающий, со скалы посыпались гранаты. Организовав плотный ответный огонь, Орлов приказал столкнуть горящие машины в пропасть и отойти от скалы к небольшой высотке у входа в теснину. Горстка бойцов, унося раненых, начала отход. Последним, свирепым матом отогнав от себя "этих мальчишк", пятился Орлов, стреляя с пояса из снятого с машины пулемёта. Он упал у самого подножия спасительной высотки, а бойцы успели занять круговую оборону. Несмотря на громадное численное превосходство, душманы атаковать высотку не решились.
Замполит Килимнюк въехал в Афганистан подбоченясь, небрежно опираясь на крышку люка БТР. Парада не случилось, дорогу устилали мины, а не цветы. Килимнюк пристрастился пить горькую. "Въехал в сиську пьяный и убыл в сиську пьяный", - до сих пор посмеиваются ветераны, вспоминая замполита. Неправда: Килимнюк "въехал" абсолютно трезвый.
Командир полка Черных в Афганистане стал... командиром полка, пройдя путь от неистово размахивающего пистолетом, зовущего в атаку лихача, до вдумчивого, сдержанно осторожного, точного в расчётах командира, опирающегося на чётко работающий штаб. Но за эту запоздалую науку не одной солдатской жизнью расплатился Черных.
Стремление компенсировать безграмотность личной отвагой, въевшаяся в плоть и кровь привычка избегать любой ответственности, перестраховываться, докладывая, когда надо самому быстро принять решение, "советоваться", а потом действовать приводили к утрате инициативы в боях.
Отсутствие навыков организации взаимодействия с другими родами войск, особенно с авиацией, вело к разбалансированию боевого порядка и механизма операций в целом. Удары имели эффект не кулака, а растопыренной пятерни.
Шаблонное мышление, вера в непогрешимость уставных догм, неспособность гибко и оперативно делать поправки на местные условия, на конкретную ситуацию препятствовали достижению решительного результата на поле боя.
А всё вместе послужило причиной того, что в армии принято называть "неоправданные потери".
И все-таки Черных научился командовать полком, а в последствии достиг других высот.
Капитан Иванов несколько месяцев провёл под следствием и на допросах выложил всё, что думает о системе боевой и политической подготовки в Советской Армии, назвав её "предельно неэффективной" и даже "гнилой". Однако, узнав, что начались бои, Иванов тон поубавил и стал проситься на фронт, правда, не удержавшись, всё-таки добавил: "А то эти дубари мальчишек угробят..." Ему не возразили: не позволили события первых месяцев войны... Предложили "чистосердечно раскаяться в своём необдуманном поступке". Чистосердечно раскаялся. "Если мы вас правильно поняли, - сказали ему, - вы швырнули собственные погоны не в лицо командиру полка, должностному лицу, а в физиономию Григория Ивановича Черных, который, как всем известно, отличается грубостью. Так?" - "Не совсем. Грубостью и невежеством, отсутствием элементарной культуры военного мышления. А самое главное: он не верит людям. Прошу зафиксировать!"- "Избранный вами способ сведения личных счётов нам кажется несколько чрезмерным, но мы здесь и не такое видели".
Иванова исключили из партии, понизили в звании и отправили в Афганистан командиром взвода. В первом же рейде Иванов был сражён пулей снайпера, успев лишь крикнуть: "Взвод, к бою!"
Владимир Карташов, отбыв два срока в Афганистане, дважды раненый, многократно награждённый, вернулся в Союз, окончил Академию и сегодня принимает полк.
1984 г., Самара.
Гарнизон
© Copyright: Юрий Хамкин, 2020
Свидетельство о публикации №220101100719
Свидетельство о публикации №220101100719
Рецензии