Это было в разведке

Скромный ветер едва качал высокую траву бесконечного поля, когда я с Дим Ефимычем шёл к нашему полевому лагерю. Несмотря на умиротворенную природу, было понятно, что грядёт хорошенький ливень, потому что часть голубого неба окрасилась темно-графитовым цветом. Поэтому мы нет-нет, а таки ускоряли шаг, чтобы не попасть под негодование стихии и, заодно, нашего командира, который ждал разведдонесение из первых уст.
- Чувствую, зальёт нас… – предположил Ефимыч.
- Успеем. Давненько дождя не было. Уж две недели сухая погода стоит.
- Не мешало бы съесть что-нибудь, а то голова не соображает совсем.
- Не поспоришь, есть охота. Как Нина твоя? – спросил я.
- Эх, давно вестей не было. Я уже три письма отправил, а в ответ тишина.
- Не переживай. Уверен, что всё в порядке. Им там тоже не сладко. Тыл дело такое… Быстрее бы это всё закончилось, затянулась война.
Спустя тридцать минут мы подошли к границам лагеря. Часовой, спросив пароль, пропустил нас на территорию. К тому времени, на улице стало совсем мрачно, и заморосил редкий дождик, быстро набиравший силу.
Вскоре мы стояли перед командиром с докладом о результатах разведывательного выхода. Дим Ефимыч сообщил о полученных сведениях в отношении противника, количестве личного состава, техники, материально-техническом обеспечении и т.д. Я обозначил существующие проблемные вопросы в их положении и готовности к бою, после чего привел заметки о перспективных «языках». Командир слушал молча, глядя прямо перед собой. В какой-то момент я подумал, что он не слушает, однако он подметил и намотал на свой длинный ус каждое сказанное нами слов.
- Постарайтесь впредь возвращаться согласно запланированного времени, – сказал Иван Саныч и потом кратко спросил: – Ели?!
- Нет, сразу к вам, товарищ полковник! – ответил Дмитрий Ефимович.
- Ступайте на обед, а потом через час жду вас тут, хлопцы. Делов непочатый край.
Только мы развернулись к выходу, как в командную влетел мокрый комендант.
- Товарищ полковник, разрешите… – запыхавшись, говорил комендант с испуганным взглядом: – Часовой – мёртв.
Без бранного вопросительно-возмущенного восклицания тут не обошлось.
- Снайпер…
- Когда убили? Из чего? – возмутился Иван Саныч: – направили туда бойцов?!
- Нет, товарищ… – не успел договорить комендант.
- Так, а почему нет?! – крикнул полковник.
- Я ж сразу к вам побежал…
- А кто охраняет пост?! – негодовал Иван Александрович.
- …
Иван Саныч повернулся к нам, и я понял, что обед откладывается.
- Марш туда! – приказал он.
Я с Ефимычем, чуть ли не столкнувшись в проёме, побежали к месту происшествия. Дождь уже пустился в пляс.
- «Вот так жизнь!» – думал я: - «Какие-то минуты назад мы проходили мимо, боец уверенно спрашивал у нас пароль, а сейчас уже покойник. Страшно, вдруг нас тоже постреляют как мух на ладони. Никто же не знает, где этот снайпер, ушёл или нет. Но тучи уже омрачили день, дождь шёл сильнее, видимость не та… На кой он это сделал? Что у него за цель? Рука дрогнула что ли?»
Поглощенный этими мыслями, я и не заметил, как мы уже накрыли парнягу, и спешно оттаскивали его вглубь лагеря. Подлетевшие бойцы заняли оборону и во все глаза через бинокль пытались увидеть хоть что-то. Тщетно. Снайпер уже давно ушел, а если нет, то грамотно замаскировался. Слишком наивно ожидать, что он будет сидеть с фашистским флагом на груди и ждать, когда же на него посмотрят. Но команду дали, пока что другие идеи не созрели, слишком уж была внезапна эта новость.
Услуги врачевателя не пригодились. Гриша (так звали бойца) был наверняка мёртв. Причиной послужил снайперский выстрел, попавший никуда иначе как в голову. Стрелок своё дело знал. Не понятен был лишь манёвр. Задачу он выполнял конкретную, но что в голове у командования фрицев, пояснить вряд ли бы кто-то смог. Чуть позже, бойцы отнесли тело Григория за пределы нашего лагеря и похоронили в неглубокой могиле у одинокой берёзы, которая словно часовой уверенно охраняла свой пост. Под шапкой у Гриши обнаружили фотокарточку любимой женщины и черновичок, на котором боец написал стихотворные строки:

Веду обычный образ свой,
Война, обед, война, война…
Я вечный сын страны большой,
Сегодня, завтра и всегда.
 
И ни сомкнуть мне глаз, ни дня!
Живу мечтою и судьбой!
Чтоб не была б Вам западня,
Сегодня Родина со мною!
 
Мы всё-таки дошли до кухни, но кусок в горло не лез совсем. Ефимыч тоже сидел, погрузившись в себя, пожевывая хлеб.
- Как ты, Ефимыч? – спросил я.
- Да как уж тут… Кхе-кхе, смертей видели уже немало, но самое дикое не когда в бою или во время вылазки, а когда вот, прям здесь, чуть ли не в спину стреляют.
- Об том же думаю, дружище, это то-то и страшно.
- А знаешь, кто будет виноват?
- Знаю, – ответил я, понимая, что Ефимыч имеет в виду нас.
- Мы всегда на грани и с противником и с командованием. Всё начинается с разведки, Саня.
- И с границы, – подметил я, вспоминая заставские времена.
- Так границы нарушили из-за того, что разведка не сработала. Не такая, как мы. Другая разведка… Впрочем, наверное, тебя назначили ходить в стан врага, исходя из заслуг на границе.
- Да, но там ты идешь вдоль границы, а здесь на верную погибель.
- Не отличается всё-таки один момент… факт того, что ты идёшь… - ухмыльнулся Дима Ефимыч.
- Да ты прям Энгельс.
- Хах, пойдём, слушать умные слова.
- Это точно, – сказал я, откладывая котелок с кашей в сторону: – ночь будет длинной.
Естественно на совещании наша вина была упомянута. Наряды усилили, часовые стали вновь ходить подвое. По предположениям командования враг решил внести суматоху в наших рядах. Руководство предположило, что дела у немцев идут неладно, потому они и решили выиграть время и взять ещё паузу, сбив нас с толку. После такого выхода они вряд ли кинутся наступать. Какой тогда смысл привести нас в готовность и пойти в атаку? Скорее всего, еще был один вывод, (с которым, пожалуй, можно было согласиться) они выманивают нас первыми начать наступление и попасть в западню, что совершенно нельзя исключать.
Нам дали вполне предсказуемую задачу: любым путём привести в лагерь «языка», желательно из числа офицеров. Как мы это сделаем было не важно. Задача стояла конкретная. Нужен тот, кто смог бы рассказать, что задумали немцы. Выходить решили вечером. А до этого времени необходимо было перевести дух, собраться с мыслями и отдохнуть.
Я поспал только пару часов, а потом написал еще одно письмо домой матушке и, сидя у палатки, смотрел за тем, как мутное солнце за пасмурным небом кренилось к земле.
Ефимыч вышел, слегка потягиваясь и зевая.
- Ну, что? – спросил он: – опять не спал?
- Да так, маленько прикорнул.
- Доложимся и пойдем?
- Ну.
Я поднялся, и мы отправились к полковнику.
Через некоторое время выходили от него под практически отцовское наставление:
- С Богом, хлопцы. Чтобы вернулись вдвоём! Смотрите друг за другом!
Мы выдвинулись. Темень заходила уже вовсю.
Два часа спустя мы были недалече от оккупированной деревни. Немцы наступать точно не планировали, по крайней мере, в эту ночь. По два фашиста обходили отведённую зону. Всего таких участков было порядка десяти. Мы выбрали направление между постами, но подгадать время, чтобы тихо пройти и взять даже солдата, не говоря уже про офицера, становилось задачей на первый взгляд совершенно не выполнимой. Ефимыч, ещё до этого, в составе других групп ранее уже брал «языка», мне как-то приходилось допрашивать задержанного немецкого шпиона. Поэтому внутреннее волнение меня съело бы, если бы не внешняя уверенность Дим Ефимыча. Мне очень не хотелось оказаться на месте того задержанного шпиона, тем более, зная, что нас запросто могли бы и убить или на крайний случай сослать в концлагерь вглубь Германии.
Еле дыша, мы ползком добрались до старого погреба и стали вести наблюдение. Отдышаться было тяжело, усталость уже заявила о себе, а пот без остановки стекал со лба. Я прижался спиной к погребу и пытался собраться с мыслями. Зрение словно в один миг дало сбой. Ефимыч вёл наблюдение.
- Ты что, Саня? Плохо? - спросил он.
- Нет, всё в порядке.
- Не дрейфь, братишка, всё сейчас будет! - похлопал меня по плечу Дим Ефимыч.
Я приподнялся и стал тоже смотреть по сторонам. В этот момент со стороны избы вышел мужик с ведрами и потопал в нашу сторону. По всем показателям наш - русский.
Кивком головы я показал Ефимычу на мужика, мол, может быть его стоит расспросить, где тут кто?!
Ефимыч повертел головой и тихо на ухо сказал:
- Веры нет... Никому...
Я нахмурил брови. Да уж, суровая реальность войны. Хотя и в обыденной жизни почти также.
- Отойдём? - спросил я.
- Тсс... Не, сидим! - ответил Ефимыч и пригнулся пониже.
Мужик опустошил вёдра неподалеку от погреба и поплёлся обратно. У входа в избу его быстро проверил немец и пустил внутрь.
- Дим Ефимыч, идеи есть? - шепотом спросил я.
- Идей полно, но какая из них толковая это большой вопрос.
- Раньше также ходили за языком?
- Нашёл время болтать... - улыбнулся товарищ и тихо ответил: - Нет, совсем иначе, я тогда на Калининском фронте был. Ходили не менее пяти человек. Группа прикрытия была даже, а мы если с тобой будем бежать, да ещё и с языком, то надо наверняка знать, что погони нет, иначе пропадём.
В этот момент метрах в тридцати от нас шёл немец. Он тоже вышел из той самой хаты.
- Кинуть бы камень в сторону... - сказал я.
Ефимыч повернулся ко мне:
- Саня, не говори чепуху, он тогда ни за что сюда один не подойдёт.
Немец подошёл ещё ближе и смотрел в темноту в сторону леса.
- На луну глядит, волчара... - можно сказать по губам прочитал я слова Ефимыча.
Немец потянулся и скорее всего отправился бы спать, но в тот момент как он развернулся уходить, Дим Ефимыч словно рысак выскочил из-за укрытия, в мгновение ока схватил фашиста зашиворот, одновременно другой рукой плотно прикрыл его рот и уложил за нашим укрытием. В этот момент я пытался оценить, успел ли кто-то заметить этот манёвр.
Ефимыч, грозя штыком, заткнул его рот кляпом и плотно связал руки.
- Надо тикать отсюда! Наверняка, кто-нибудь спохватится... - предположил Ефимыч.
Взяв немца чуть ли не под руки, мы, оглядываясь и, смотря в оба, растворялись в темноте на фоне леса.
Чем дальше мы уходили от деревни, тем легче было дышать. Немец только раз попытался рыпнуться, но Ефимыч быстро его угомонил и поставил на место.
Деревня была ещё видна, и несколько минут спустя мы увидели, как там включились какие-то лампы, а позже загудели несколько моторов.
- Мотоциклы выдвинулись на поиск! – сказал Дим Ефимыч.
- Продолжаем путь или переждем? – спросил я.
- Уходим, если заляжем, то можем обнаружить себя.
- Есть! – сказал я, подгоняя немца и держа его на мушке пистолета.
Как мы поняли по свету фар, выдвинулись три мотоцикла все в юго-восточном направлении, приблизительно в нашу сторону.
- Один прямо на нас едет, – сказал я.
Ефимыч оглянулся:
- Елки-палки, и правда.
- Прыгаем в куст, – сказал я: – Через пару минут уже будут тут.
Мы упали в заросли. Неслабо ободрали лица, про руки вообще молчу. Но на тот момент этого совсем не ощущалось, враг приближался. Немец и так не смог бы крикнуть, но чтобы он даже не помышлял дёргаться, Ефимыч упёр в его бок штык. Стрелять из пистолета было бы опасно. Почти по нашему маршруту ехали двое. Тот, который был в люльке, держа в руках автомат, внимательно осматривал местность.
Мысли были лишь одни: «Только бы не засекли!»
Мотоцикл протарахтел мимо. Метрах в пятистах патрулировал другой. Минут через пятнадцать-двадцать (сложно сказать точно, потому что даже минута в такие моменты длится целую вечность) те двое возвратились обратно. Они остановились у кромки леса, в сотни метров от нас, к ним подъехала вторая группа. Их разговор разобрать было сложно, хотя ночь была тихая. Расстояние и гул моторов не позволили выяснить, к какому выводу они пришли. Однако минуту спустя один из них выпустил сигнальную ракету в ночное небо.
- Не знаю, зачем это, но надо тикать! – сказал Дим Ефимыч: – Бери этого хлопца.
И мы, не выходя обратно на тропу, пошли в сторону полевого лагеря через густые заросли. Когда вышли на открытую местность, то передвигались бегом, периодически падая, чтобы перевести дух и послушать окружающую обстановку. Несколько жизней я успел прожить за эту вылазку, которая могла стать последней, ведь шли на задание совершенно неподготовленные и вдвоём против, казалось бы, целого мира. Но мы справились без единого выстрела и доставили этого немца уже к рассвету в наши рубежи.
Нашему возвращению были рады и отчасти удивлены. Мы вернулись быстро, в целости и сохранности, и, что не менее важное, не с пустыми руками. Когда немца закрыли под конвой, я наконец-таки ощутил приближение внутреннего спокойствия и от устали выключился на пару-тройку часов. Когда я оклемался, в палатку зашёл Дмитрий Ефимыч и принес мне чарку воды.
- Через полчаса к командиру зайдём… – сказал Ефимыч.
- Принял. Что там немец? – поинтересовался я.
- Не поверишь, Саня. Этот фриц и есть тот снайпер, который снял нашего часового.
- Да ну?! – удивился я: – Как так?!
- А вот так. Я сам опешил, как узнал. Сам сознался. На допрос приволокли ночью, а он весь дрожит и спрашивает, откуда, мол, узнали, что я убил часового...
- Совпадение.
- Удача! – с улыбкой сказал Ефимыч.
- Так ты что ж, всю ночь не спал что ли?! – спросил я.
- Часик подремал.
- Ну, даёшь.
- Пойду, позавтракаю, – сказал Ефимыч: – Ты тоже подходи.
- Хорошо! – ответил я и стал собираться, не понимая, как из тысяч немецких солдат, мы схватили именно того самого снайпера, который был виновником гибели нашего часового. А в голове без конца звучал ответ Дим Ефимыча «Удача!» – только и всего. За эту вылазку, я и мой товарищ были представлены к наградам.
В последствие, проживая год за годом, я частенько сталкивался лицом к лицу с разного рода чудом. И в такие моменты в моей памяти всплывали слова опытного боевого товарища.
Да, наверняка именно удача и помогла мне вернуться с войны живым, пройдя весь путь от начала и до конца, а после рассказывать людям эту и многие другие истории о тяжелых днях, которые я провёл на войне.
Это было в разведке…
05.10.2020