Кирпичный завод N1 в истории экономики Ленинграда

(начало: http://proza.ru/2020/09/29/167)

Доказывать отсталость царской России по фундаментальным показателям не ново и уже не интересно: иного вывода из мировой статистики и не сделать. А вот если взять за пределами „высоких технологий”? Пусть колосс на глиняных ногах, но, может, как раз глиной-то он и крепок? Увы, и в этой, в общем-то примитивной подотрасли Россия отставала в разы. К началу XX века Россия производила миллиард штук кирпича в год по сравнению с 3 млрд. в Германии и 3,5 млрд. в Великобритании. Между тем, именно промышленные здания — а в ту эпоху они были в основном кирпичными — являются вместилищем средств производства во всех производящих отраслях. Спрос на новое промышленное строительство слегка предваряет рост экономики, а на гражданское (кирпичное) сопровождает этот рост (найм новой рабочей силы) и является ближайшим его последствием (рост жизненного уровня).

За 10 лет, с 1900 по 1910, число всех заводов в отрасли «обработка минеральных веществ» (кроме кирпичных включает фарфор, фаянс, стекло) выросло с 1591 завод до 1912. Среднегодовой прирост 1,85% — негусто, на грани застоя. Может, сами заводы стали крупнее? Нет: по выработке на 1 заведение отрасль замыкала список из 13 отраслей — 64,3 тыс. рублей на 1 завод. Это ниже, чем в деревообработке (87,5 тыс. руб.), в производстве целлюлозы и бумаги (100 тыс. руб.) и т.п. Число занятых в кирпичной подотрасли в начале XX века не превышало 30–40 тыс.; отсюда выработка на 1 рабочего менее 2 тыс. руб. в год. Из 1912 заводов отрасли в 1910 году двигатели имели только 555 — то есть более половины кирпичных заводов России обходились ручным трудом и живыми лошадиными силами! Средняя мощность двигателя на этих 555 „передовых” предприятиях составляла 44 (сорок четыре) лошадиных силы.

А ведь спрос на кирпич был! В начале XX века России для строительства новых домн, мартенов, коксогазовых и других энергоснабжаюших объектов требовалось 25–27 млн. шт. огнеупорного кирпича. Одному только Петербургу требовалось 8–10 млн. шт., тогда как мощности „образцового” завода К. Л. Вахтера в Боровичах составляли лишь 6 млн. шт. Итог: Россия ежегодно импортировала из Великобритании, Германии и Швеции. В Петербургском порту разгружали с кораблей не только шведский кирпич, но и… шведскую глину для производства огнеупоров!

За 12 лет число кирпичных заводов в России выросло до 1071; основной прирост дали восточные районы: Транссиб подтолкнул. Но 1912 год был пиковым; за ним пошёл спад, усилившийся с началом первой мировой войны. Так что в этом отраслевом разделе Россию, которую потеряли плакальщики по Романовым и Столыпиным, и жалеть-то не приходится: рухнула она закономерно. Можно лишь благодарить большевиков за подвиг первых пятилеток, вырвавших СССР из пут технологической и, как оказывается, даже сырьевой зависимости. Напомню, что промышленность и энергетика Петрограда тоже ведь работала не на отечественном донецком, а на импортном английском угле, и как раз прекращение его поставок в 1917 году привело к разрухе и коллапсу столицы.

* * *

Сегодня красные громады цехов фабрики Слуцкой и «Красного треугольника», Металлического завода, «Красного выборжца», всей Выборгской стороны, Нарвской, Московской и Невской застав — уже памятник архитектуры эпохи начала промышленного переворота. Сносить всю эту краснокирпичную романтику, не находя ей нового назначения (как это делали в Лондоне) — преступление бескультурной орды реноваторов-рекультиваторов перед грядущими поколениями. Почти уверен, что при этом никто не регистрирует, хотя бы примерно, состав поставщиков стройматериалов, видимых из оттисков брендов на каждом кирпиче. Если это не труба и не котельная, а обычные жилые и цеховые постройки, кирпич этот в основном отечественный, из петроградской губернии.

Пара слов о материальных предпосылках производства классического «красного» кирпича в начале XX века. Профилирующее сырьё — глина; дислокация её залежей предопределяет местоположение завода, хотя при известном сочетании факторов возможна разработка глины на вывоз. Другие сырьевые компоненты — песок особого сорта (крупный, кварцевый) и известь — важны при выпечке силикатного кирпича.

Глины приневского края относятся к тощим (песка почти не требуют), мягким, удобным при формовке. Температура их обжига от 950 до 980 градусов; топливом могут быть и дрова, и сланцы, и низкосортный уголь. В устарелых печах Гофмана 1 куб. сажени дров достаточно для обжига 8—10 тыс. штук кирпича. Конструктивно более современные тоннельные печи (такая была на Московском шоссе) экономнее, и расход условного топлива составляет 6–8% от веса кирпича. Сверх того, нужно топливо для силовых установок — если таковые имеются. Это не смешно: даже в столичных губерниях, не говоря об остальной царской России, большая часть кирпичных заводов была… на конной тяге, а глину мяли если не быками, то крепкими пролетарскими пятками, как Челентано виноград.

Вообще производство кирпича было „заводом” только по названию. Технологически это мануфактура, от латинского „ручное производство”. Показательный момент: на карте промышленных заведений Петербургского уезда 1854 года указаны 42 фабрики и завода, от стеклянных, сахарных и кожевенных до железоплющильного, медерасковательного, чугунолитейного и химического — и ни одного кирпичного! Не потому, что кирпича не делали, а потому, что не дотягивало это ремесло до звания завода или фабрики. Только один нанесли на карту под №21 — «гончарный, сахарных форм завод».

В развитие классового аспекта: в Петрограде локомобилем на жидком топливе в 50 л.с. могла похвастаться только княгиня Вяземская на своём кирпичном заводе в Дибунах. А вот княгиня Юсупова и графиня Сумарокова-Эльстон на Мге (станция Лобаново) по-старинке обходились на своих заводах конским и человечьим тяглом. [N.B. для себя: написать сценарий. 1914 год. Голубокровейшие представительницы древнейших русских дворянских родов, объединённых общим кирпичным делом, обсуждают на своём журфиксе вклад женщин своего круга и выше, вплоть до дома Романовых и ранее, в строительство на Руси]

В 1900-е годы кирпичные заводы Петроградский губернии сосредоточились вверх по Неве и её притокам. Наибольшая концентрация в районе Усть-Ижоры (Колпино) объясняется и достаточной площадью залежей, и Ижорскими заводами, и дешевизной водного пути для вывоза готовой продукции вниз по течению, в столицу. Завод на Московском шоссе, 62 из этих логистических схем выпадает. Рабочая сила близ фабрик недёшева, крестьян-землепашцев (занятость по добыче глины сезонная) в ближайшей округе нет. Каменные многоэтажки к югу от «Сименс-Шуккерта» единичны, а арендная плата ориентируется на верхушку рабочего и низы среднего класса, связанного с близлежащими заводами. Что за такая специфическая конъюнктура подвинула в 1903 году купца 2-й гильдии Никиту Петровича Пиловальщикова на то, чтобы оборудовать кирпичный завод на задворках бывшей мызы Кашталинского?

В свете сложившейся к концу XIX века матрицы издержек кирпичного ремесла инвестиционное решение Пиловальщикова видится очень рискованным, на грани нерентабельности. Прежде всего поджимают транспортные издержки. Затем топливо. Не задумал ли Пиловальщиков, в согласии со своей „говорящей фамилией”, пустить на дрова Румянцевскую рощу? Да-да, ту самую, где Векслер и компания в трёх соснах заблудились, хоть она и берёзовая (http://proza.ru/2020/09/24/22)? Как раз в эти годы авиаторы раздербанивают под Корпусный аэродром западную оконечность бывшей Румянцевой дачи… довести дело до конца, а вырубку до Московского шоссе — тоже ведь бизнес-идея? И потом, задержка на два года с открытием производства: купил всё в 1903, а начал только в 1905-м.

После смерти Пиловальщикова за продолжение его дела берётся один из ижорских кирпичеделов, Н.И.Игнатович. Участок берёт в аренду; с основным капиталом вопрос неясен. Как предприниматель, Игнатович тоже выпадает из общего стандарта. Так, купив в 1907 году завод «Юрьево», он не ставит на кирпичи своё имя, а продолжает выпускать их под старым брендом. Так же он поступает и в 1910 году, сохраняя на кирпичах с Московского шоссе оттиск «Н.П.П.»

В 1912 году дела Игнатовича настолько успешны, что к обычной строке в разделе «Строительные материалы» городского справочника он прикупает персональную рекламу аж в три столбца — эдакий баннер с медалями выставок 1911 года и двойным адресом производства: Усть-Ижора и Московское шосе, 62. Тем временем, Ленин в своём „эмигрантском далёке” прорицает слушателям партийной школы: не обольщайтесь! Империализм не устраняет кризисы, они так же неизбежны, как при домонополистическом капитализме — и оказывается прав. В 1914 фамилия Игнатовича из справочника исчезает, а арендатором по адресу Московское шоссе, 62 значится уже Германовская Вера Константиновна.

В кирпичах Вера Германовская разбиралась, наверное, не хуже княгини Вяземской. Но насколько правильно она прогнозировала ближайшую конъюнктуру, вопрос интересный. Ведь объект, который она взяла на свой кошт, уже в 1914 испытывал трудности со сбытом, а к 1917, скорее всего, и вовсе бездействовал. Неужто прельстилась дешевизной? Или она была кредиторшей Игнатовича, и он расплатился таким образом с ней за долг?

* * *

Не верьте одному „историку” кирпичных заводов Петрограда, что отрасль эту якобы сгубили большевики. Чтобы зарядить в своё „исследование” этот расхожий стереотип, много знаний не требуется. Увы, не нашлось историка настоящего и ответственного, чтобы выяснить настоящие причины, по которым эта отрасль покатилась под откос накануне не только революций 1917 года, но и мировой войны! Пик пришёлся на 1912 год, когда 1071 кирпичный завод России выпустил 2,2 млн штук обычного кирпича. Просто циклический фактор, или же предчувствие грядущей мировой войны?

Именно ПМВ нанесла отрасли крупнейший удар. К 1915 году число кирпичных заводов уменьшилось _вдвое_, до 515. Так вот, значит, когда стали складываться факторы разрухи — ещё до снарядного голода и транспортного коллапса! К 1917 году действующих кирпичных заводов по всей империи осталось всего 372 — втрое меньше, чем в 1912 году!

Пос
лереволюционное сокращение уже мелочи на фоне названных цифр. В 1918 — 259, в 1919 — 198, в 1920 — 141 и в 1921 — 144. На 1 июля 1922 года во всей «обработке минеральных веществ» число занятых  составляло 441 чел. по сравнению с 2184 чел. на 1 января 1914 года. Дно. После которого восстановление пошло по экспоненте. В 1925 работало уже 597 заводов, то есть больше, чем в 1915-м. Процесс пошёл!  В 1925 ЦОС ВСНХ провёл всесоюзное обследование всех заводов. Действующих оказалось 597 с загрузкой 3/4 от довоенной. Ещё 181 оборудованных и готовых к работе были законсервированы. Что же происходило при этом в Петрограде–Ленинграде?

В 1922 году в составе государственного кирпичного треста работали: завод №4 в Корчмино, №5 и №8 в Колпино, №6 на Тосне и №9 в Самарке на правом берегу Невы. В составе кирпичного треста все они перечислены только по номерам. Не исключено, что №1 Экосо Северо-Запада уже присвоило неработающему заводу на Московском шоссе, начав нумерацию начали с ближайшего к центру, и далее по мере удаления от города. Кроме того, работали арендованные заводы: Лядова на правом берегу Невы, Богдановича на Тосне (село Ивановское), Скабье на левом и Стрелина на правом берегу Ижоры.

Прекращено полностью строительство нового жилья: незачем и не для кого. Масштабы так называемого «уплотнения», гротескно и с изрядой долей мещанской злобы расписанного Булгаковым в «Собачьем сердце», в Ленинграде были мизерными. Потребности в массовом уплотнении не было: после 1917 года город сам «разуплотнился». Если к началу 1917 года население Петрограда превысило 2,5 млн.чел., то к августу 1920 года оно сократилось в три с половиной раза, до 722 тыс. чел. Благодаря этому удалось расселить в пустовавшие доходные дома многие десятки бараков на окраинах. Говорить, что этот процесс проходил безболезненно, не приходится, но по другой причине: не обременённые семьёй работяги сопротивлялись улучшению своих жилищных условий, так как от бараков, пусть зловонных, было ближе идти до работы, чем от „буржуйских” доходных домов.

В 1925 около Московских ворот было построено здание пожарной команды — первый дом после войны и революции. Ещё работавшие заводы без труда поставили кирпич для строительства образцовых социалистических жилмассивов (Тракторная улица, Палевский жилмассив). Была оптимизирована схема управления возрождаемым производством: в ведение вновь созданного объединённого управления кирпичных и мелоплавильного заводов перешёл также и выпуск алебастра. Концентрация происходит и на стороне заказчика — создаётся трест «Ленинградстрой», которому на протяжении последующих 60 лет предстоит возвести в социалистическом городе на Неве в несколько раз больше того, что было построено за 200 лет при царях.

В начале 1-й пятилетки (справочник 1928 года) список действующих кирпичных заводов прежний: «Красный кирпичник» и «Победа» в Колпино, им. Свердлова — у колонии Овцыно (позже там вырастет посёлок им. Свердлова), два завода в районе Тосно (им. Чекалова и «Строитель») и «Нева» близ Шлиссельбурга. Уже заявлен в списке, но ещё не расконсервирован кирпичный завод у одноимённой станции на Ириновской ветке (завод «Рабочий»). На следующий год возобновили работу два завода на правом берегу Невы: «Невские пороги» (силикатный кирпич) напротив Кировска, где разворачивается масштабное строительство, и ниже по течению, напротив Ижоры — «Ермак».

В 1930 году в Колпинском и Тосненском районах создаются единые конторы по управлению местными кирпичными заводами. На Ириновской ветке заработал завод в Рябово. Темпы строительства нового жилья, а с ними и население Ленинграда стремительно возвращаются к предреволюционным цифрам, а затем превосходят их. Доходные дома с дворами-колодцами уходят в прошлое: в Московско-Нарвском районе встают сталинские громады с просторными квартирами.

В первую пятилетку старый кирпичный завод напротив будущих шедевров неоклассицизма оказывается под перекрёстным взором как архитекторов, так и капитанов планово управляемой индустрии. Сегодняшние акулы неокапиталистической застройки без зазрения совести (а есть ли она у них?) сносят под маркой „реновации” и ещё пригодное жильё, и настоящие архитектурные шедевры, а тут? На предвоенных фотографиях застройки Московского шоссе то тут, то там в поле зрения попадают ещё живущие и населённые остатки прежней застройки, часто даже деревянные. Несколько лет назад краеведы, привыкшие — в соответствии с идеологемами постсоветской власти — клеймить советских строителей как разрушителей, попали впросак. Им было доказано, что архитекторы вписали небольшой 4-этажный дом с эркером на улице Жукова в линию замкнутого внутреннего квартала настолько бережно, что всем казалось, что это сталинка.

Когда экономика города представляет собой единое целое, преждевременно уничтожать то, что ещё может послужить, сэкономив и отсрочив будущие затраты — такое же экономическое преступление перед жителями, как со-хозяевами общей казны. Нынешние строительные варвары рушат ради будущих личных прибылей то, что оплачено не из их кармана: в эпоху сталинской индустриализации такая лихость ценилась по прейскуранту уголовного кодекса.

Тоннельные печи завода на Московском шоссе технологически более передовые, чем закольцованные системы Гофмана. Кто их построил, Игнатович или большевики, без документации не определить. Наша гипотеза: набор построек вокруг кольца Гофмана не вписывается в участок, да и вариант с его сносом и последующим возведений новых печей не вписывается в стратегию эпохи пятилеток — дать продукт как можно скорее и с наименьшими затратами. В любом случае утверждение «в 1931 году был построен завод», родившееся от незнания его предыстории и до сих пор кочующее от одного автора к другому, неверно: завод лишь возобновлял работу после 14-летнего простоя.

* * *

Карьеры к востоку от завода уже давно превратились в пруды — те, в которые ошибочно предполагают сброс пепла в блокаду. Выдумок на этот счёт было хоть отбавляй, но не нашлось ни одного, кто бы остановил полёт фантазий простым вопросом, как можно сбрасывать пепел в промёрзший чуть ли не до дна водоём, который после суровой зимы и к маю 1942 года еле оттаял? О каких вагонетках может идти речь, если в этом направлении рельсы никогда не прокладывали: на лошадях глину вывозили! Вагонетки — причём не печные, а другие, с большими ребордами — могли ходить только по колее, проложенной перпендикулярно заводу, на север, к рабочему карьеру. В тот карьер и могли ссыпать пепел… впрочем, на аэрофотосъемках видны выбросы чего-то чёрного вдоль сухопутного пути, проложенного наискосок к Свеаборгской, но это уже отдельный вопрос.

Уже на карте 1929 года трамвайная линия продлена от «Электросилы» до Кузнецовской улицы. Врезав временную оборотную стрелку, трамвайщики не стали ставить тупик, а продолжили тянуть линию на юг, и к 1932 дошли до Средней Рогатки. Кондуктору, вытягивающему 30–32-метровый трамвайный поезд на 50-метровый путь за стрелкой, уже видна труба кирпичного завода: до неё остаётся 350 метров. Можно не сомневаться, что коротенькая ветка к заводу уже была заложена в проект путевого развития трассы по Московскому шоссе. Расконсервация завода осуществляется в это же время. В справочник 1931 году он включён, как действующий, и тогда проступает и обратная причинно-следственная связь: сам факт, что трамвайные пути по шоссе должны были пройти мимо недействующего кирпичного завода, мог стать весомым экономическим мотивом его расконсервации.

До революции географический ареал потенциальных покупателей кирпича с завода Игнатовича был узок, так как единственным транспортом для вывоза его продукции были ломовые извозчики, ближайшие грузовые дворы ж.д. станций находились в 4–5 км, а предпосылки роста города в южном направлении не сложились. Грузовой трамвай — транспорт, получивший широчайшие масштабы развития только в Ленинграде — позволил снизить издержки по перевозке кирпича до минимума. Грузоподъёмность трёхвагонного состава составляла 30 тонн — это 20 полуторок. К концу 1929 года подвижной состав ленинградского грузового трамвая достиг 215 единиц. За 1930 год перевозки составили 492 тыс.т, а в 1940 — 1,765 млн.т (в т.ч. 370 тыс.т по „внутрифирменным” заказам ТТУ). С большой долей вероятности в числе этих грузов был и кирпич с завода №1 на Московском шоссе.

Помимо твёрдого топлива (уголь, сланец) ещё одной разновидностью груза, востребованного кирпичными заводами, был специальный песок, доставляемый на баржах к специальному дебаркадеру, к которому были подведены трамвайные пути. Наконец, не забудем о шлаках, вывоз которых с завода составлял отдельную задачу. Таким образом, безубыточность завода гарантировалась особыми преимуществами, сложившимися благодаря развитию в социалистической экономике Ленинграда трамвая, как самого дешёвого вида грузового транспорта с самой большой в мире протяжённостью путей.

* * *

Финал истории завода был трагичен: война есть война. Очень жаль, что в постсоветское время известные общественные силы избрали эту тему для хайпа известной политической направленности. Вместо нагнетания психоза вокруг „ила в прудах” (пепел в ил не превращается) надо было в спокойной обстановке правильно определить место сброса (а им мог быть только действующий карьер), осушить именно этот пруд (а не тот, который более удобен церковникам), и вывезти оттуда грунт для создания кургана памяти на Средней Рогатке, не превращая место отдыха в место скорби. И уж всяко — не поливая грязью любителей зимнего купания и не представляя их сектантами, как это сделали мракобесы, уничтожившие после провокационной телепередачи Олиферука базу питерских „моржей”.