Когда плачет душа... компании. Байки у костра

Генка уже забыл, кто из пацанов привел ее. Тогда они вчетвером, молодые, полные сил, обитали в таежной избушке, срубленной собственными руками, еще не успевшей до конца просохнуть. В тот день он дежурил по хозяйству, кашеварил, ребята ушли готовить под живицу делянку с соснами, а кто-то из них пошлепал в поселок за продуктами. Путь не близкий, путаными тропками, но за несколько часов можно обернуться. Вернулся с полным рюкзаком и привел эту рыжую, с кривой спиной, но с умными глазами и добродушную. Как пояснили ему поселковые, позвоночник у нее чуть ли ни с рожденья с дефектом - результат то ли травмы, то ли какой-то болезни. Но это не мешало ей радоваться жизни, быть душой маленькой компании и восторженно носиться по окрестностям.

Как же ее звали? Вот, ведь: "мои года - моё богатство". Всегда помнил, а в этот раз никак, вроде - Жучка. Пусть будет Жучка. Потешная.

Вечерами, после ужина, окружающий мир растворялся в привычно не замечаемом мраке, сужался до пятачка вокруг пламени костра. Только близкие сосны и ели, колыхаясь и лениво шевеля колючими ветками, проступали  из темноты в отблесках огня. Жучка тоже любила эти моменты, когда все, оставив дневные заботы, собирались вокруг странного подвижного пышущего жаром зверька, скармливали ему сухие палки, до которых тот был охочь, и вели неторопливые разговоры. Кто-нибудь проводил рукой по шерсти на Жучкином горле, где, напоминая размером недозрелые сливы, висел десяток насытившихся клещей. Горсть кровопийц бросали в костер, и те лопались, словно патроны взрывались.

Когда костер начинал засыпать, дотлевал и вместо жара излучал мягкое тепло, Жучка решалась похулиганить. Выхватывала у потерявшего бойкость зверька недоеденную палку - за нетронутый кончик - и бросалась прочь от костра. И вдруг замечала, что от быстрого бега тлевший конец палки начинает разгораться, испускать маленькие язычки пламени. В растерянности она разжимала зубы и, уронив добычу, начинала, под дружный смех компании, облаивать этого непонятного зверька, сумевшего ее догнать.

Лето на севере короткое, пролетает быстро. Сентябрь только наступил, а уже первый снег выпал. Правда тут же растаял, оставив белые клочья в тенистых местах. Жучка в панике шарахалась от них, поскольку видела снег впервые в жизни. Вечером крепко похолодало, пришлось протопить печку. Как-то само-собой заговорили о том, что работы закончили, в такую погоду здесь уже не интересно, надо вызвать Михалыча на лошади и барахлишко да спецовки отвезти в поселок, сдать начальству. Затем - получить расчет и - домой.

Вспомнили о Жучке. Придется ее в поселке оставить, ведь, никто из ребят еще не обзавелся своим углом. Куда ее? Гена глянул на притихшую собаку, и что-то защемило в груди: у Жучки из глаз по щекам катились слёзы, уже обозначив две темные влажные дорожки на короткой рыжей шерсти. Ребята, увидев такое, тоже помрачнели.

На следующий день, уже в поселке, растерянная от невиданного многолюдья Жучка вначале моталась за ребятами, а они - то вещи сдать, то расчет получить, то у Михалыча на прощание за бутылкой посидеть. Вот, пока у Михалыча зависали, глядь - местные кобели взяли Жучку в оборот, и ей стало не до отъезжающей компании. А у ребят, словно камень с души сняли: может, и перестанет рыжая страдать, коли скоро у нее щенки подоспеют...

Разъехались ребята по домам. Покатились годы один за другим. Гена семьей обзавелся, детишки уже подрастают. Забот, казалось бы, полон рот. Но нет-нет да встанут перед глазами две темные влажные дорожки на Жучкиной мордашке, а губы прошепчут: "Эх, бяка-муха, вот же, блин а...!".