7. Тема Ветер и вода

Бывает, в полночь закрываешь глаза, сразу открываешь, ; утро. Сегодня все иначе. Ночью смотрела в темноту, пытаясь  разглядеть узоры на ковре. Хлоп! Форточка распахнулась, и влетевший ветер разбросал по комнате  листы с моими набросками и заметками.
Увидев это, я вскочила с кровати и босиком, да в рубашке, кинулась закрывать форточку, ругаясь, что стекло разобьется. Не припоминаю, чтобы осенью случался такой ветер.
За прикрытой форточкой продолжалась буря. Она начиналась где-то далеко и вихрем проносилась вокруг дома, дуба и моего печального образа.
Собрала все листы: белые, исписанные, рисованные, кое-где с цветом, стихами и просто чистые.
Всегда относилась к бумаге с уважением. Как еще можно излить душу, если не с помощью чистого листа, будь он в компьютере или на столе?
Да, наверно, если меня спросят, что я люблю больше всего. Отвечу: «Чистый лист. Он вдохновляет на разговор».
Дальше произошло нечто странное. Вы знаете об этом. Вы ; единственный кто об этом знает. Я могу не продолжать, но продолжу.
Села на кровати, свесив босые ноги, и принялась раскладывать листы по прежним кучкам: заметки, черновики, наброски, рисунки для сдачи, рисунки для себя и карандашные вопросы по композиции. Неожиданно, я увидела лист, незнакомый мне. Немного мятый. Видимо, на ветру я схватила его в числе первых.
Да, Карл! Вы знаете, что я напишу дальше. Мои руки держали письмо от Вас! О! Обычный листок с написанным текстом. Ровные буквы, на моем языке, хотя Вы… умерли?
Я жадно читала строки. Руки дрожали. Глаза слезились. Казалось, вытру слезы, а буквы исчезнут.  Конечно, нет смысла пересказывать Вам Ваши слова и моё удивление. Думаю, Вы и сейчас его видите на моем лице.
Жаль, что я Вас не вижу. Да, глаза мои устроены так, что я Вас не вижу, но почему-то могу читать написанное Вами ; писателем, умершим около трех веков, когда я еще не родилась.
Как Вы отправили это письмо мне? Как смогли написать? Могла бы подумать, что это чья-то шутка, если бы хоть кому-то рассказывала о Вас.
В гости никого не приглашаю, компьютер на работу или в мастерскую приношу редко, о Вас не говорю. И потом, откуда Вы знаете о том, что я Вам не рассказывала?! Никому не рассказывала, даже Вам…
Теперь, все изменилось. Я знаю, что Вы всегда можете мне ответить. Правда, это зависит о Вас. Но, судя по этому письму, Вы неравнодушны ко мне, ждете моих писем, и как будто знали меня давным-давно. Это тоже мне непонятно.
Нет, не злюсь на Вас! Благодарю! Благодарю! Поэтому и села писать Вам. Понимаю, что можно просто писать, не печатать и даже проговаривать или думать. Вы все равно узнаете обо мне все. Страшно! Жутко!  Но теперь я не одна!
Вашу просьбу я выполню. Я это обещала и себе. Сегодня год со дня смерти бабушки. У меня выходной. На помин денег нет. Я пыталась откладывать, но не получается. Бабушка любила, когда я играла на рояле.
Сегодня отправлюсь  в Консерваторию. Концертов нет. Там должны были мыть окна в восемь утра. В обеденное воскресное время в здании почти пусто. Клянусь, зайду в зал и сыграю на рояле то, что люблю. Сначала вальс, затем ноктюрн, момент Рахманинова и т.д. Может, руки помнят…
 И это не будет прощанием с инструментом. Нет! Я по-прежнему чувствую его своим. Просто встреча, встреча и музыка. Мне полезно начать играть вновь. Музыка для меня бесценна.
Возможно, следует выбрать для свидания с музыкой что-нибудь любимое из одежды. Хорошо, что  рояль не умет затаивать обиды и бурчать. Думаю, душа есть у каждого музыкального инструмента».

Сильный дождь помог почувствовать осень. Поверх любимого красного шерстяного платья, девушка накинула вельветовый жилет  и пятнистое пальто. Ветер немного стих, но не сдавался. Унылая листва давно поблекла в ожидании снега. Ледяные дожди, который год, не редкость. Сверчок подняла воротник.
Дельфин дремлет. Парк застыл под холодным потоком небесной воды.
Консерватория показалась величавой на фоне замерзшего дождя. 
«Плащ бы не подошел. Холодно! » ; подумала она, открывая тяжелую терракотовую дверь.
В фойе тихо. Гардероб закрыт. Охранник бродит в конце коридора. Поднял ладонь, приветствуя коллегу.
Пол вымыт. Ни фантика, ни музыки. Не так светло. Лестница, ведущая наверх, пуста.
Сверчок стремительно расстегнула пальто, чувствуя духоту, и направилась в главный зал. Фалды пальто разбегались по сторонам, словно тоже мечтали скорее вернуть утраченную музыку.
Зал казался простым и наполненным, ; чем, Сверчок не поняла. Словно, не одна. Сняла пальто и сложила его на близком стуле, стоявшем в первом ряду.
Особо стучит дождь по стеклу, когда подбирается печаль. Целый год, тревожный и мучительный год, не касалась ее душа музыки.
Она почти не помнит дедушку. Поэтому в детстве всегда приводила бабушку в легкое недоумение, называя рояль «Дорогим дедушкой».
Почему сейчас она вспомнила об этом? Зачем вторглась в это тихое воскресное пространство, где дышит рояль  семьи, переданный в качестве главного сокровища, по наследству, и принятый, точно простая, неприметная данность?
Нежное звучание Шопена раздалось колокольчиками. Шорох. Это ноты полетели на пол от неожиданного сквозняка. Утренний персонал оставил приоткрытой одну форточку. Стукнула дверь. Словно, кто-то пришел. Сверчок нагнулась, чтобы поднять упавшие ноты.
На полу чистота. Ни былинки. Девушка знает, как тяжело наводить порядок в этом зале за отведенное время. Сегодня всего третье воскресенье, за все долгое время работы, когда она отдыхает. По графику. В первое ; ангина, во второе ; день рождения.
И вот она здесь в единственный тихий день. Мысли пронеслись с той же скоростью, с какой Моцарт в раннем детстве впервые дотронулся до клавиши, чтобы услышать звук. В этом здании все знают про гениальность этого человека. А задумывался ли кто-нибудь, как тяжело ему было быть таким особенным? Люди никогда не принимают у других те способности, которые отсутствуют в них самих.
Ноты вновь улетели с высокой подставки. Девушка встала и закрыла форточку, задвинув шпингалет оригинальной формы. Ей стало не по себе. Возможно, из-за ветра или дождя. Обычно, когда идёт дождь, ветер уже стихает. Сегодня все странно.
Ветер все же проник в зал и летал невидимкой над головой Сверчка. Постоянно чудится, что на нее смотрит тот, кого не видно.
; Здесь кто-то есть? ; тихо спросила девушка, пугаясь волнения в собственном голосе. Никто не ответил. Руки дрожали. Стали дрожать и ноги ; колени, как на прошлых академических отчетных концертах. Дети прозвали их «Академами».
Да, бывают такие взгляды, ; их нет, а чувствуешь. Сверчок посмотрела на рояль. Она ругала себя за мысли о разном, потустороннем. Захотелось, чтобы кто-нибудь ответил, пусть позже. Даже если привидение. Несчастное милое привидение, ничего не понимающее в музыке.
Что это? Правой рукой она подняла ноты и, не поднимая головы, положила их на клавиатуру. Наклонившись чуть ниже, Сверчок всматривалась в одну из позолоченных педалей роялей. На педали нацарапано какое-то непонятное длинное слово. Неумелая поспешная гравировка незнакомой или знакомой руки. И эта рука торопилась, выполняя слово.
Сверчок приблизила лицо к педали. Затем развернулась и взглянула на это слово с другой стороны. Заглавная буква позволила понять, откуда надобно читать. Что это за буква? «Y» или  «Q». Если прочитать без этой буквы, получится «?ветопрядье».
Девушка пожала плечами. Встала, пытаясь понять. И почему нацарапали на педали? И как можно так поступать с инструментом? Внутри поселилась обида. Естественно, раньше этого слова на педали не было! Сверчок столько лет, протирала рояль цветными салфетками для чистки полированных поверхностей.
Дверь раскрылась. Кто-то невидимый зашел и вышел. Девушка вскочила. Страх! Новый непонятный страх сковал тело и исчез. Она вновь присела на краешек стула, поставила пальцы и только  нажала ими на клавиши, как  почувствовала невероятную силу притяжению, исходящую от рояля.  Инструмент затягивал ее в свою черную пучину, точно в черную яму или нору, образовавшуюся перед ней.
И ей не показалось! Клавиатура в один миг покрылась странным туманом. Не, не покрылась. Он, этот туман возник из-под клавиш и покрывал все пространство, обволакивая пальцы, запястья, локти, плечи…
Туман словно разделил клавиатуру на две части, а между ними нечто, напоминающее дверь без двери, окно без окна. Не видно, а чувствуешь. Ощущаешь, что там, в пространстве рояля открылся особый мир и он больше инструмента в миллионы раз, или … лет.
В горле пересохло. Ноги выбивают дробь. Озноб. Лицо Сверчка побелело, затем, покраснело. А вот и дверь, ; мутная, бледно-мутная дверь, за которой особая сила, сила притяжения. Дверь в зале постоянно хлопает, приоткрывается от ветра. Постоянный страх ; в висках, в груди, на губах, повсюду. Волосы затягивает, как в трубу.
Воздух, вырывающийся из того, что еще несколько мгновений назад, называлось «роялем», сбивает дыхание. В ушах звенит, шумит и даже свистит! Вот-вот и рояль оторвется от пола всем своим черным грузом и отправится в воздушное плавание. И с чего она так решила?
; Буква «Ц»! ; поняла Сверчок. ; Цветопрядье! ; произнесла она из последних сил и исчезла в неведомом.
Единственное, что видело девушку, было окно, со следами дождя на стекле.