Давлат
Но к общению тянет. Пойти к окну, что ли?
Воробей!
Воробей – не баран!
Коли и клюкнет в лоб, большого урона не нанесет!
– Здорово воробей!
– Привет!
– Как зовут, то тебя!
– А то не знаешь! Люди, Воробьем кличут!
– Ну, так то вас всех! А тебя, именно, как зовут? Меня Давлат!
– А меня Воробей!
– Так тебя все и величают? И дети, и жена, и братья с сестрами, и…
– Послушай, Давлат, какие дети? Дети пока из гнезда не выпорхнут, одно слово знают, «Дай!», кушать, то есть. С женой нам не до разговоров, кормежку ищи, гнездо обихаживай, яйца высиживай, птенцов вскармливай, и опять все по-новому. Братья и … Как их там? Это кто?
– Братья и сестры. Это те, кто вместе с тобой родителей общих имеет.
– Это папу, с мамой, что ли? Папа! Я раз, по молодости на его крышу попал, все лето потом заново оперялся. Еле ноги унес. А ты, братья се…! Ну, тебя! Чепуху мелешь! Из гнезда вылез, с глаз долой, из сердца прык-скок!
– Ты не прав, Воробей! Ну, а друзья у тебя есть?
– А то, как же! С кем еще драться при дележе корма? Вон, погляди вокруг! Одни друзья летают! Стоит зазеваться, из-под носа крошку утащат, да еще по макушке щелкнут.
- Нууууууууу! Так нельзя! Ты литературу почитай! Хочешь, я тебе дам пару книжек, или сам чего прочту.
– А, на фига! Я от тебя улечу и вся твоя проза Шефнера, и поэзия Вересаева у меня в двух чириках сохранится. Чик-чирик!
– Наоборот.
– Ну, чирик-чик!
– Поэзия Шефнера и …
– Ну, хватит, надоело! Вон еще один друг нарисовался. Котяра, мать его. Ему сейчас кормежку на блюдце вынесут. Надо спешить. Может чем и поживлюсь.
Воробей вспорхнул и улетел.
– Стой! - кинулся за ним Давлат.
Вроде и нет воробья, но кто-то так дал по носу, что в голове завертелись переливающиеся шары, а перед глазами заискрились звезды китайским фейерверком.
Веки непослушны, глаза еле открылись, и из окна смотрит на него его же морда.
«Что за черт! Опять что и вчера, надо подремать немного, в себя придти».
Давлат положил морду на лапы и снова сомкнул веки.
В прихожей хлопнула дверь. Вернулся с работы муж. Супруга с испуганным лицом встречала его у дверей.
– Константин! Что случилось с нашей собакой! Уж не бешенство ли? Позавчера книги из шкафа вытащил, но не грыз, как обычно, а языком аккуратно пролистывал. Второй же день по полчаса скулит перед зеркалом в шифоньере, а потом бросается вперед, бьется об него головой и засыпает. Я боюсь!
– Да я и сам замечаю, чего-то не то с ним. Уже, вроде, как с неделю. Я его как-то брал на рыбалку. Семеныч выудил чудо-юдо. Рыба – не рыба, лягушка – не лягушка. Положили на берегу, хотели знающим людям снести. Да не углядели. Давлат сожрал. С той поры изменился он. Ума не приложу, что делать. Надо завтра к ветеринару свести его.
Давлат спал. Ему снилось африканское Средиземноморье. Пальмы, бананы, мандарины. Он сидел на берегу в обнимку с Воробьем, с аппетитом поглощая бананы и финики, запивая кокосовым молоком и мандариновым соком. Воробей не обращал внимания на Барана, которому в блюдце вынесли еды.
Свидетельство о публикации №220101201673