Порченая

Еще при барине прежнем это было, при крепостном, значит, праве. Жил на деревне хлебопашец, Степаном звали. Чисто богатырь собой был, а доля нелегкая: вдовый был и бездетный. Жена как раз родами и померла. Погоревал Степан, да делать нечего, работа не ждет. Землица сама себя не вспашет, хлебушек сам себя не засеет. Работает Степан от зари до зари, а сам думает:
- Эх, была бы в доме женушка! Она бы обо мне заботилась, и я бы в ней души не чаял. Пришел бы домой, а там и квасок на столе, и картошка в чугунке, и хлебушек в печи. Детки бы встретили, помощнички. То-то ладно было бы!
Одному, знамо, жить невесело. Ходит Степан за плугом, а на душе безрадостно. И дом у него крепкий, и хозяйство хорошее, а все без хозяйки не житье.

В той же деревне жила Матрена-вдовица, хромая, да и слабая уж очень. Как на беду, никакого подспорья у нее не было. Из детей - одна дочка, Наталья, да и та - горе горькое. Поговаривали, что не то сглазили ее по малолетству, не то еще какую порчу навели, а только совсем девка была пропащая.
Сидит, бывало, на крылечке, да вдруг запоет что-то грустное, протяжное. Попоет-попоет, да и замрет:
- Эх, не так!
- Что не так, Натальюшка? - спросит мать.
- Нескладно получается. - отвечает Наталья. - Песня нескладная.
Пожмет мать плечами: что еще там за песня, чего там складывать, вон их сколько, бери да пой.
А девка так и ходит, как зачарованная: что-то напевает да перепевает. Оно бы и ничего, да о работе она частенько забывает. Станет так, в небо смотрит, али на поле, али в окошко, улыбается неведомо чему, ровно блаженная, ан каша-то и пригорела! Уж и бранила ее мать, и бивала иной раз, а все без толку. И не ленивая, вроде, девка, а так, одно слово - порченая.

- Может, у барина попросить да в монастырь ее пристроить? - жаловалась мать. - Да ведь и там работать надо! Уж я и вожжами ее отхаживала, и травками поила, и слезами умоляла: Натальюшка, да очнись же ты, ведь одни мы с тобой, не вечно же я возле тебя буду!.. Не могу я эту порчу побороть! Замуж бы выдать, да сватов не видать.

Раз шел Степан с поля, уж темнело. Видит - у колодца девка стоит. Ведро воды, значит, подняла, стала переливать, да все мимо и выкатила. Подошел он ближе, узнал Наталью, Матрены-вдовицы дочь. Степан слышал от людей, что девка не в себе, вроде как. Подошел он ближе и спрашивает:
- Что задумалась, красавица? Всю воду пролила, надо снова доставать.
Обернулась к нему Наталья, смотрит строго, задумчиво, и отвечает:
- Не идет у меня песенка. Словечко не подберу, вот и задумалась.
- Ты все песни слагаешь? - засмеялся Степан, а сам подумал: чего это ее люди порченой зовут? Лицо пригожее, глаза - что озера бездонные, утонуть можно. И смотрит так ласково, приветливо.
- Слагаю, - вздохнула Наталья. - Да вот не складывается сегодня.
- А ты брось. - говорит Степан. - Что ты себя изводишь?
- Ты бы послушал сначала, а потом бы бранился. - говорит Наталья.
- Так ты спой мне, я и послушаю.

Поставила Наталья ведро и запела. Тихий к нее голосок был, а как вода в роднике - чистый, хрустальный. Будто колокольчик зазвенел.

По-над лугом туман седой стелется,
По зеленой траве, по муравчатой.
Ты укрой меня, туман, платом шелковым,
От невзгоды, от доли безрадостной.

Я пойду в луга, в тумане поплакаться,
Все бранят меня да кличут постылою,
Где же друг мой веселый да ласковый,
Ох, и горько на сердце без милого.

"Неужто это о себе она?" - подумал Степан. Заслушался он голоса серебристого, и словно картина перед ним появилась. Увидал он ясно и туман над лугом, и стан девичий, туманом тем окутанный, почувствовал и печаль ее, и заботу.
- Что ж, твоя такая песня? - спросил он, когда умолкла Наталья.
- Моя. - потупилась она.
- Спой мне еще! - просит Степан.
Наталья спела другую, веселую. Потом и колыбельную спела, и хороводную. Степан стоял, слушал, и уж ничего больше вокруг себя не видел. Так сладко на душе стало, так легко и покойно! Не заметил, как и ночь подкатила, а он все слушал бы и слушал.
На другой день, пока работал, все у него в ушал звенел голосок хрустальный и песня певучая, печальная. Столько силы в руках его появилось, что казалось, всю землю бы одними руками вспахал!

В другой раз опять Степан Наталью у колодца встретил, и снова она песни ему пела. Неделя прошла, другая, заприметимли люди, что Степан с Натальей у колодца каждый день видятся - да те и не хоронились от людей. Стали выговаривать Степану, мол, неладную ты себе невесту нашел, порча на ней, негодящая девка-то. Но Степанов характер известный был - так глянуть мог, что у всех языки немели.
Матушка Степанова в слезы:
- Бог с тобой, сынок! Наталья Матренина негожа тебе. Матрена-то и сама от нее плачет, неужто и нам тоже от нее плакать придется?
- Ты, мать, мне одну жену сосватала, и жил я с нею в радости, да Бог иначе рассудил. А уж вторую жену я себе сам выберу! Коли благословишь нас - так и жизнь пойдет правильно. - отвечает Степан.

Бабы да девки видят, тем временем, что Степан их наветов слышать не желает, стали на Наталью грешить:
- Приворожила его своими песнями! Сама порченая и на мужика порчу навела! Он бы разве без ворожбы на нее взглянул? Моя девка и красавица, и работница, и то он не смотрит, а тут такая-то, юродивая! Ишь, песельница выискалась!
Подкараулили они Наталью вечером, и уж так ее прибили, что насилу та он них вырвалась, домой пришла еле живая.

Вот Степан ждет Наталью у колодца, а девчонка одна пробегала, шепнула ему, что Наталья дома лежит, прибили ее бабы. Осерчал Степан. Пошел он к Натальиному дому, стукатнул в оконце.
Наталья чуть только окошечко приоткрыла, чтоб не показываться, и говорит:
- Уходи ты, Степанушка. Смеяться люди над тобой станут, нехорошо это. Не приду я больше к колодцу, кончено.
- Ты о людях не печалуйся,
- Да я не о них, я об тебе. - всхлипнула Наталья. - На горе я тебе мои песни пела.
- Ты вот что, Наташа, - говорит Степан. - Пойдешь за меня?
Ахнула Наталья, створочку захлопнула. А Степан снова стучит:
- Я, Наташа, завтра к барину пойду, буду просить, чтоб женил нас. А ты не бойся, в обиду тебя не дам.

Явился Степан к барину, все честь по чести.
- Жениться хочу.
- Дело! - говорит барин. - И давно пора тебе, Степанушка. А кого заприметил?
- Наталью. - отвечает Степан.
- Это какую же? - спрашивает барин. - Уж не Матрены ли вдовицы дочь?
- Её!
- Да что ты, Степан, ума лишился? - осерчал барин. - На что она тебе? Тебе работница нужна, а с Натальи что спрашивать?
- Она, барин, такие песни складывает, что за самое сердце берут. Я, как послушаю ее, как вдвое больше наработаю.
Барин только руками замахал:
- Ступай, Степан, не доводи до греха! Любая девка за тебя пойдет, бери хоть Дуняшу, хоть Маланью Тимофееву - хоть куда девки! А то выдумал - Наталью! Да тебя и мать не благословит с такой негодящей венчаться.
- По сердцу мне она. А мать что ж, мать ведь не враг мне, благословит.
- Да ты пойми, дурак, - закричал барин. - Девка все равно, что блаженная. Порча на ней. Ни в поле, ни в доме от нее толку нет. Её и за Проньку-пьяницу-то не выдашь. Ну, что это за жена тебе?
Стапан, знай, на своем стоит.
Барин видит - мужик ни в какую. Осерчал пуще прежнего:
- Завтра же тебя женю на Маланье!
- Коли женишь, - говорит Степан, - я с горя сопьюсь. Нет мне жизни без Натальи. Хлебнет со мной лиха Маланья.
Барин аж ногами затопал:
- Уж ты не грозить ли мне будешь, разбойник? Да я велю тебя выпороть сейчас же, а потом в солдаты забрить!
Степан опустил голову, но отвечает все же:
- Воля твоя, барин. Уж лучше в солдаты.
- Пошел прочь! - закричал барин.

Вышел Степан, сел на крыльцо, стал думать, что дальше делать.
Тут слышит, окошко отворилось - барыня ручку высунула, поманила его да и говорит:
- Ты, Степан, иди домой, а завтра приходи. Утро вечера мудренее.
Сказала так и окошко захлопнула.
Пошел Степан домой, а барыня тут же и к барину.
- Охота тебе, - говорит, - мой друг, из-за мужика-деревенщины так силушку-то надрывать? Пускай себе женится, что тебе за печаль!
- Да как же! - говорит барин, - Мужик справный, работящий, а девка - ну чисто юродивая!
- И что с того? - смеется барыня, - Коли ж он ее любит!
- Да его хозяйство-то чье? Мое! Чей убыток будет? Мой!
- Ну, этого ты не спускай. - говорит барыня, - Чай, он сам себе свою Наташку выпросил, не ты ему навязал. А к свадьбе я ей приданое сделаю.
Слово за слово, уговорила она барина - известное дело, жена мужа завсегда переубедит. Позвал барин Степана:
- Выпороть бы тебя, Степашка, самое верное дело. Но уж коли забрал ты себе дурь в голову, так потом пеняй на себя. Женись на своей Наташке, а с меня спуску не жди!
Обрадовался Степан, поклонился барину.
- Барыню, барыню благодари, дурак. - говорит барин. - Ручку у ней целуй.
Поблагодарил Степан барыню, и ручку ее поцеловал, все, как положено.

А барыня, добрая душа, не обманула: приданое Наталье выдала хорошее, богатое. И холстов, и утвари всякой, и платье на свадьбу нарядное. Стояла Наталья в церкви - ни дать, ни взять первая красавица.
Благословила их матушка Степанова их, поплакала да благословила.

Барин в тот год в город уехал, а как через несколько лет вернулся, так спрашивает первым делом:
- Ну, что тут Степан с Натальей?
А Степан с Натальей сами пожаловали, и деток привели. Наталья выправилась, расцвела, что вишня весной, и Степан молодцом, и детки хорошенькие, крепенькие. Дома у них лад, работа спорится. Наталья песни поет лучше прежних, а в руках у нее любое дело горит.
Подивился барин, а барыня смеется:
- Вот, ты-то не верил!
А еще через год Степан откупаться пришел. Всех выкупил: и себя, и жену, и деток. Ну, тут снова барыня пособила малость, надо сказать, шепнула барину что-то, тот рукой махнул:
- Будь по-твоему.
Остались Степан с Натальей на деревне, вольными. И песни у них в доме всегда пелись. Много их Наталья сложила. Как стали детки подрастать, отправили их грамоте учиться, они потом эти песни записали. До сих пор их люди поют.