Per aspera ad astra

Это первая моя адекватная проза(2013 год, последняя редакция сегодня)
Ангст, романтика ж+ж. Негатив - не самоцель.
________________________________________
  Через больничное окно я вижу целое море сочной листвы. Где-то в отдалении виднеются несколько высотных домов и дорога, выходящая за пределы больничной территории, на улицу.
  Я могу спуститься во двор и смотреть снизу на всю эту зелень, на яркое солнце, которое обычно заслоняет от меня левое больничное крыло. Но уже почти невозможно пройти по той дороге до выхода, покинуть больничный двор. Никто не держит - разрешается даже выйти погулять с утра после процедур до трёх часов. Но я просто не в состоянии так долго идти. Просто выключаюсь.
  А в палате всегда прохладно. Пахнет какими-то лекарствами и хлоркой. Моя соседка по палате недавно умерла, так что теперь я тут одна. Марина Александровна держалась молодцом, до последнего надеялась на выздоровление, до последнего рассказывала сказки о том, как всё будет хорошо. А теперь её нет. Как будто и не было, теперь она – история. Родственники куда-то подевались, так что о ней помним лишь я и её больничная карточка. Скоро, впрочем, останется только карточка: человеческая память – вещь непостоянная. Вот умру – и кто будет помнить о том, что жила на свете когда-то Марина Александровна Лисицина, которую в сорок шесть лет угораздило заработать рак лёгких?
  Но я не смотрю на то, что со мной происходит, с излишним оптимизмом. Уже довольно скоро встречу свою смерть: со спокойствием, напрасно не драматизируя. Погружусь в ужасную, чёрную, бездонную яму вечного забвения. Наконец перестану думать о том, чего не достигла в этой жизни. Не буду думать о том, что не смогу поступить в институт и выучиться на ветеринара, как планировала, а ведь специально для этого вытягивала на «отлично» биологию, физику, химию, и записалась на курсы обучения латыни. Я никогда не узнаю, что это такое: свой дом, любимая работа, самостоятельная жизнь. Разумеется, не выйду замуж, и у меня не будет детей. Но с этим совсем скоро смирюсь перед гнилым ликом поджидающей за каждым углом смерти.
  На тумбочке около больничной койки стоят три чайных розы в вазе с несвежей водой: не могу дойти до туалета с чем-то тяжёлым в руках: обязательно уроню, а медсестре и так есть, чем заняться. Это могла бы сделать мама, или одна из моих подруг, если бы они зашли навестить меня. Но они приходят всё реже.
  Маме и лучшей подруге просто трудно видеть меня в таком состоянии: похудевшей так, что проступают не только ребра, но и каждая косточка, с синяками под глазами из-за болезненных процедур и плохого сна... лысой, в одной ночной рубашке, со впалыми щеками… Не виню: мне и самой трудно такой себя видеть. На прошлой неделе я-таки упросила убрать из палаты то зеркало. А ведь совсем недавно у меня были такие красивые волосы… Не знаю, зачем согласилась их остричь. Ради химиотерапии? Чушь, уже и так ясно, что умру, а эта процедура – только мучение, продолжающее земную агонию на день или два. Зачем? Всё для того, чтобы как можно дольше жила ложная надежда.
  Кстати говоря, у всех остальных после оглашения диагноза любимой дочери/сестры/жены/подруги жизнь не останавливается: собираться вокруг каждый день и плакать о том, что её не станет, никто не будет. На это уходит первая неделя после оглашения диагноза и будет несколько последних дней, когда пациентка уже совсем плохая. Или пациент - не суть.
  Я всё стою день за днём, глядя в окно, пока по своим делам бежит шумный город. Вот и сегодня взгляд ловит солнечные зайчики на зелёном, хотя ноги не слушаются и гудит голова. Стремясь вдохнуть как можно больше тёплого летнего воздуха, открываю окно настежь, глубоко вдыхаю, и… это случается в который раз. Перед глазами пляшут цветные точки, контуры окружающих предметов плывут и, не чувствуя ни рук, ни ног и ничего не соображая, я мягко оседаю на пол.

  Я не впервые видела это место. Босые ноги ступали по мягкой, тёмно-зелёной траве, но совсем её не чувствовали. Из одежды на мне была только голубая сорочка, но холод не ощущался, хотя пейзаж и свидетельствовал о том, что осень в самом разгаре. Деревья совсем голые, и опавших листьев в траве уже нет… Голые ветви, хрупкие и тонкие, будто прозрачные, будто стеклянные. Впереди – глубокое чёрное озеро, чистое до такой степени, что можно было рассмотреть каждый камень на дне. И поверхность воды словно стеклянная.
  Пусть это – не настоящее, пусть – творение больного мозга, поражённого раковой опухолью, пусть – прекрасный мираж, явившийся в видении на закате жизни. Я люблю мой холодный, овеянный тихой грустью, хрупкий стеклянный мир.

  И снова игла в исколотой вене, и снова ясность и понимание того, какова настоящая реальность, вонзилась в мозг. И снова открывая глаза вижу себя на этой проклятой койке и склонившегося надо мной врача со шприцем в руке. Всё правильно, всё как всегда.
  Я люблю мой хрупкий стеклянный мир, но боюсь того, что утону в холодном чёрном озере. Таком глубоком, нескончаемом... Не хочу, чтобы мой разум унесла из настоящего мира эта ледяная вода. Не хочу умереть в холоде и одиночестве.
- Очухалась? - такой странный вопрос, заданный безразличным тоном.
  Киваю и улыбаюсь. Благодарю. Слушаю в очередной раз, что не стоит вставать. Говорю, что не стану. Вру.
  Тихо в палате, потому что закрыли окно, тихо ходят по коридору больные: тут некому носиться и вопить, в нашем-то отделении. Тихо осыпаются сухие лепестки чайных роз.
  Хочется почитать. Книга лежит совсем рядом, но от чтения уже неделю болят глаза, напоминая об опухоли, медленно поедающей мозг. День за днём, час за часом, минута за минутой всё ближе конец. Есть не хочется.
  Вот уже и пять часов - приблизительное время, с которого начинается моя ежедневная агония. Вдруг совершенно ясно понимаю, что скоро умру. Это будет не завтра и не через неделю даже, но я не доживу и до Нового Года. Теперь умирать мне не хочется. Господи, проще вечно страдать, чем знать, что тебе предстоит скоро исчезнуть и ждать этого. Ну за что это мне? Что я сделала такого страшного, что заслужила подобное? Слеза катится по щеке, я всхлипываю и тру глаза, пытаясь сдержаться. Получается.
  И тут - внезапная резкая боль в затылке. От неожиданности я взвизгиваю, хватаюсь за это место обеими руками, извиваюсь на кровати. Такая боль, как будто череп раскалывается на куски, как будто его разрывает острыми когтями какое-то жестокое существо, примостившееся в изголовье. Раньше всё это было, но в этот раз особенно сильно.
  Сжав зубы и собрав все силы, приподнимаюсь с подушки и беру с тумбочки таблетки. Одна, две... Глотаю, запиваю. Жду, впившись в череп пальцами и зажмурившись...
  Наконец, долгожданное облегчение! Слабая улыбка расцветает на губах, и снова забытье как награда за перенесённые страдания.

  Опять мой стеклянный мир и прохладная, звенящая тишина. Каменный берег чёрного озера... Я зачарованно смотрела на эти спокойные воды.
- Я тоже люблю приходить сюда и смотреть на воду, - вдруг раздался голос за спиной, чуть левее и дальше. Я вздрогнула. Раньше здесь не было никого, кроме меня. Осторожно обернулась.
  Неподалёку, на большом плоском камне, сидел некто. Вернее, сидела. Девушка в простом голубом платье с пышной юбкой в пол и длинными рукавами. Кисти рук скрывались под тонкими белыми перчатками. Помимо этого на таинственной незнакомке красовалась широкополая шляпка, украшенная венком полевых цветов, из-за чего лицо и плечи тонули в тени. Даже лица нельзя было толком разглядеть: длинные, гладкие, тёмно-каштановые волосы свешивались вперёд, чёлка была очень длинной и густой. Я удивилась, как она умудряется хоть что-то видеть сквозь неё.
  Незнакомка подняла голову, позволяя рассмотреть аккуратный носик, щёки без следа румянца и идеальной формы губы. Девушка была больше похожа на прекрасную фарфоровую куклу, чем на человека.
- Ты кто? - впервые в этом странном мирке раздался мой голос.
  Удивительно, но он звучал таким же сильным, как и прежде. Добавлял странности тот факт, что оставаясь на ногах столько времени, я не ощущала усталости и слабости.
- Зачем тебе знать? – спросила некто.
  Я пожала плечами и отошла подальше. Села на камень, где сижу всегда, любуясь на озеро.
- Тут очень красиво, - вскоре нарушила молчание моя новая знакомая без имени, её тихий голос успокаивал, - Зачем ты всё время сидишь у этого озера, если в твоём распоряжении такое чудесное место?
- Я не могу долго ходить. Ноги подкашиваются и падаю.
- Даже здесь?
- Уже не знаю… - я растерялась.
  Незнакомка встала и подошла. Протянула руку. Я немного помедлила... но что я потеряю от попытки, в конце-то концов?
  Шаг, ещё шаг… Я осознала, что здесь действительно сильна, как уже давно не бывало – как когда я ещё была здорова и полна жизни! И, отпустив руку девушки, вселившей в меня уверенность, я пошла по тропе между стеклянными деревьями.
Подул лёгкий ветерок и всколыхнул подол ночной рубашки. Я не удержалась и закружилась на месте, глядя в высокое серо-голубое небо.

  Всё растаяло: и стеклянный мир, и та девушка. Я вновь понимаю, что лежу на больничной койке. Мои тощие, бессильные ноги накрыты одеялом.
  Встаю и направляюсь в центр палаты пока ещё твёрдым шагом. Смотрю в белый потолок, кое-где уже с заметными трещинами. На его месте мне всё чудится то высокое небо. Пытаюсь кружиться, но сразу падаю. Не делать мне больше ничего такого, то был всего лишь бред замученного сознания. Не стоит так увлекаться… Возвращаюсь на койку.
  Ночь мучений снова, утро раздумий, целый день в отчаянии, а в пять часов примерно – каждодневная агония, ещё сильнее, чем раньше, ещё яснее приходит осознание собственного бессилия. Моя душа – квинтэссенция в космосе боли. Моё тело растворяется в проливных дождях страдания. Я понимаю: ничто в мире не имеет значения. Ничто, кроме самой жизни. К сожалению, мы понимаем это только находясь на грани жизни и смерти, готовясь перейти черту. Да, мы знаем это, но не понимаем на самом деле.
  Похоже, я слишком много думаю.
  Провожу рукой по голому черепу и вздыхаю с сожалением. Достаю косметичку, у меня там маленькое зеркало. Смотрю на себя. Ужас. Давненько я что-то не красилась, не мазалась никакими кремами… При мысли, что это можно сделать, разве что, чтобы труп выглядел не так страшно, криво улыбаюсь и принимаюсь наводить марафет.
  Крем для лица, блеск для губ, тени, румяна. Всё это странно смотрится на  болезненно-бледной коже. Как насмешка, ведь раньше я считала себя симпатичной.
Возможно, если бы кто-нибудь имел несчастье слушать мои мысли постоянно, почти по 24 часа в сутки, он бы умер со скуки раньше, чем я от своей болезни. Хех, а что ещё остаётся, кроме как копаться в самой себе, думать обо всём на свете и ждать конца… И всё же, ужасно скучно.
  Разве что, можно немного повеселить воображаемых свидетелей этих дум.
Жила-была девушка: симпатичная, не дура, с большими планами на будущее. Но ей постоянно чего-то не хватало, как и всем людям. Она считала, что пустяковое препятствие – это ужасная катастрофа и жутко переживала. Она считала, что ей не повезло. И в это время с ней не происходило ничего особенного. Но как только она поняла, как ей повезло в этой жизни, что у неё есть мечта, причина, чтобы жить, любящая мать, которая заботилась о её умственном и психическом развитии с детства, что немногим достаётся просто так… Как только она по-настоящему полюбила жизнь, все её грани (даже те события, что заставляют грустить и злиться), у неё обнаружили рак мозга, причём не раньше, чем он перешёл в неоперабельную стадию. Притом обнаружили совершенно случайно. И вот, эта жизнерадостная девушка спустя 4 месяца борьбы с недугом лежит в больничной койке (потому что её пожилая мама не в состоянии ухаживать за ней), прекрасные светлые волосы были уничтожены ради химиотерапии, которая всё равно не может спасти её жизнь, хорошая фигура обратилась скелетом, обтянутым кожей. Этой девушке суждено умереть совсем скоро. Очень весело, не правда ли? У судьбы отличное чувство юмора.

- Тебя долго не было, - заметила девушка без имени, когда я снова возникла на берегу чёрного озера.
- Неделю.
- Без тебя тут было скучно.
- Скучно в больничной палате без возможности даже с кем-то поговорить, - сказала я с улыбкой, - Впрочем, мне лучше, когда я тут.
- Почему? – идеальные губы новой знакомой едва шевелились, когда она говорила. Такой тихий, прохладный голос.
- Тут спокойно. Можно наслаждаться бесконечной осенью. И ещё можно поговорить с тобой.
  Девушка подошла ко мне, взяла за руку, как в тот раз, и куда-то повела. Я шла следом как и тогда, но теперь, почему-то, сердце забилось чаще.
  Шли мы недолго, хотя тропа, проложенная через стеклянный лес, казалась бесконечной. Она привела нас к холму, с которого было видно как на ладони и чёрное озеро с кристально-чистой водой, и море стеклянных деревьев, и фиолетовые горы с заснеженными вершинами, и будто приклеенный у самого горизонта солнечный диск. Величаво плыли по небосводу окрашенные розовым облака.
- Ух, какая красота! – поразилась я, сжав руку загадочной леди посильнее.
- Знаю, тебе этого не хватало в больнице, да? Природы и закатов.
  С минуту я наслаждалась пейзажем, и потом только вспомнила, что за руки мы всё ещё держимся. Смутилась и отпустила её руку.
- А когда закатится солнце?
  Мы легли прямо на траву, и теперь я могла чувствовать под собой нежную травку и мягкую, тёплую землю. Мне было хорошо по-настоящему.
- Никогда, – глаз девушки по-прежнему не было видно: шляпку она, прежде чем лечь, не сняла, а ещё больше сдвинула вперёд, закрыв пол-лица. Но хотя бы ничто не мешало слушать её завораживающий голос, - Здесь вечный закат. В лесу день ближе к вечеру, у самых гор – раннее утро, а тут – закат…
Я задумчиво посмотрела на висящее в небе солнце. Оно действительно за всё это время не опустилось нисколько.
- Мне всегда нравилось, когда закаты долгие. Когда сидишь в тишине, и замечаешь каждый ушедший луч. Но, тем не менее, всегда будто недоставало самой малости. И вот, теперь я могу смотреть на закат сколько угодно…

  Руку сводит, пронзает болью в районе локтя, там, где вена исколота. Морщусь и растираю это место. Вижу только склонившуюся надо мной медсестру - это она, видимо, заметила, что я не просто сплю. И как они всегда видят, что я не заснула, а отключилась?
- Хватит шастать по всей больнице, - проворчала медсестра, выбросив шприц в урну у входа в палату, - В прошлый раз в палате была, а сейчас вообще в больничном дворе.
"А вот и разгадка"
- ...попроси кого-нибудь с тобой сходить, или сиди тут. И вообще есть иди - ужин почти закончился.
  Я молча встаю и иду к столовой. Путь не долгий - два порога и не длинный коридор. Но по пути хватает времени подумать, что попросить-то, собственно, некого.
Как-то, помнится, упросила уборщицу вместе прогуляться после её смены. Когда мы с Марией Константиновной вышли во двор, она из молчаливой, скромной женщины превратилась в болтушку. Говорила без остановки те 10 минут, пока мы гуляли, так что уж лучше я проживу весь остаток своих дней в палате, ни разу больше не выйдя на улицу, чем ещё стану слушать об учёбе младшего брата мужа её сестры. А зачем я гуляю? Вовсе не ради свежего воздуха: для этого существует окно.
Я люблю гулять не торопясь, в полной тишине (наедине с собой) или с кем-то, кто сможет вести размеренный спокойный диалог. Разве я хочу много? Ведь когда находишься в палате, мысли такие мрачные… И в углу в том же положении стоит пустая койка Марины Александровны.
_______________________________

2
_______________________________

  Надо мной по серо-голубому светлому небу плыли лёгкие облачка, стеклянные ветви тихонько раскачивались, и, казалось, звенели. Девушка-Без-Имени водила рукой по моим отросшим волосам. Её руки были прохладными, кожа – нежной и очень приятной на ощупь. Лёжа головой на её коленях, я взяла её руку в свои и поднесла к губам. Чьё-то прикосновение, прикосновение человека, не являющегося медсестрой или врачом... вот, что мне было нужно. Девушка улыбнулась, не отнимая руки.
  Странные, ни на что не похожие отношения. Я не знаю, кто был мне ближе даже тогда, когда я могла жить счастливо, и страшный диагноз не был оглашён. Я просто хотела лежать у неё на коленях, ощущая на себе эти холодные руки – такие узкие ладони, изящные длинные пальцы.
- У тебя такие красивые волосы…
- Неправда, - смутилась я, - Они только немного отросли. Мы отказались от химиотерапии, уже даже мать понимает, что мне каюк. Хоть тело не будет таким уродливым, когда меня будут хоронить.
  Девушка-Без-Имени вздохнула, тёмно-каштановая тонкая прядь свесилась вперёд.
- Не переживай, я буду тут с тобой ещё не один раз, - заверила я.
  Почему-то мне стало жаль девушку больше, чем себя. Скоро для меня наступит вечный покой. А она будет сидеть на берегу этого озера в одиночестве. Я не приду. Никогда.
- Ты боишься смерти?
  Я вздрогнула и посмотрела на лицо, склонившееся надо мной. В очередной раз не встретилась с ней взглядом. Подумала.
- Не знаю… Я уже приняла очевидное – что я скоро умру. Уже не могу выйти из больницы и еду мне приносят в палату… Всё указывает на близкий конец. Но если я буду не в той холодной, пропахшей лекарствами палате, а с тобой до самой смерти, то… не боюсь.
- Смерть - это не конец, а скорее начало пути. Поверь, это не страшно. И ещё поверь, что я обязательно буду рядом.
  Я улыбнулась, закрыла глаза. А потом… потом я почувствовала лёгкое прикосновение Её губ к моим. Прохладные… Поцелуй длился лишь мгновение, потом Девушка-Без-Имени отстранилась и легко улыбнулась. Я села, обвила руками её тонкую фигуру и поцеловала в ответ, да с таким напором, что мы не удержались и упали в траву.
  Небо, высокое серо-голубое небо, мой странный, неправильный поступок скроют от тебя высокая трава и полевые цветы.

- Как ты? – мама смотрит сочувственно. Ненавижу, когда на меня так смотрят – тогда по глазам можно прочесть свой смертный приговор.
- Нормально, - отвечаю слабым голосом (только недавно отпустил очередной приступ, хорошо ещё, мама не видела, как я мечусь на кровати), - Как там дома? Как сестра?
  Ах да, ещё у меня есть сестра. Младше меня на 12 лет, дочка от второго мужа моей мамы, который через полгода исчез точно так же, как и первый, отсудив чуть ли не половину нашего добра. В последнее время я чувствую, что никого не люблю. Что теперь моё сердце сковано льдом. Но это наглая ложь самой себе - на самом деле я всегда любила единственного человека – мою сестру.
  Соня милая и странная. Для своих лет необычайно умная. Может, от того спокойная и тихая, но и ей свойственно забываться. Увлекшись игрой, она смеётся как все нормальные дети. Эти звонкие, нечаянные переливы могут растопить любые льды.
- Уже 5 сентября, в школу пошла. Спрашивает, где ты.
- Что ты ей сказала?
- Ты уехала. Очень далеко, - мама опускает взгляд.
  Повисла пауза, друг на друга мы не смотрим. В конце концов я нарушаю молчание.
- Не позволь ей совсем забыть обо мне, - прошу я тихо, - Не говори, что умерла или что лежу в больнице, пускай просто уехала. И когда она вырастет и сама спросит у тебя, почему я не возвращаюсь так долго, расскажи ей правду. Не хочу огорчать её, но я также не хочу, чтобы она за всю свою жизнь ни разу не пришла на мою могилу. Я - не сказка и не выдумка, мама. Она должна это знать.
  Мама кивает и встаёт, собираясь уходить. Понимая, что она больше никогда не придёт, я говорю то, что хотела передать.
- И скажи Соне, что я люблю её. Напоминай ей об этом. Я вас обеих очень люблю.
  Мать хватает сумки и поспешно выходит из палаты. Кажется, я слышу, как она всхлипывает.
  Ну вот и всё, такой я её и запомнила: с фальшивой улыбкой, когда она только вошла в мою палату, в бело-зелёном тонком свитере, который я помогала ей довязывать несколько лет назад, с серым лицом без всякой косметики… Я соврала снова. Не думаю, что правда люблю её. Скорее, просто осталось чувство благодарности. Интересно как - когда ещё была здорова, я наверняка посчитала бы это ужасным. Но увы, теперь – ужасное настоящее, и мне всё равно.
За окном медленно осыпаются сменившие цвет листья. Просто смотрю в окно, не думая почти ни о чём. Лишь странная, неугомонная сущность, измученный разум, воспроизводит неспешный монолог, расположившись в самом сердце моего сознания.

  Тонкие стеклянные ветви едва заметно качались от лёгкого ветерка. Будто со всех сторон раздавалась тихая, приятная музыка. Вальс.
Рука Девушки-Без-Имени лежала на моей талии, как всегда холодная, но от этого было даже приятно. Второй она держала мою и мы кружились под чёрным небесным куполом: я – неуверенно ступая и стараясь лишь не отдавить чужую ногу и не упасть, Она – с завидным совершенством. Но я могла танцевать снова! Не то, что просто ходить. Было так хорошо исчезнуть на время из душной палаты, с больничной койки, и наслаждаться осенним ветром, треплющим мои отросшие волосы.
  Вдруг я споткнулась и музыка оборвалась. Девушка с лёгкостью подхватила меня и снова я оказалась в Её объятиях. Сердце забилось быстрее, я подняла голову и опять увидела эти идеально-ровные губы. Их вкус запомнился мне отчётливо, будто въелся в память. Самое дорогое воспоминание.
- Я так скучала по тебе, - мой голос, как и всегда в такие моменты, был тих: меня смущало то, что я говорю, - Теперь я понимаю: больше всего на свете мне дорога не жизнь, не друзья, покинувшие меня, не душная палата… Теперь только ты мне важна. И больше всего я хочу только одного. Стоять рядом так близко, чтобы чувствовать твоё дыхание, твои холодные руки… А ещё я хочу посмотреть в твои глаза. Ты всегда закрываешь их.
- Нет, - Девушка-Без-Имени внезапно разомкнула объятия, отошла от меня подальше и ниже надвинула шляпку с  широкими кружевными полями, так что вообще всё лицо погрузилось в тень. Если бы весь лес не озарили первые лучи только что показавшегося из-за горизонта солнца, я вообще не разглядела бы Её на фоне серо-голубых стволов, ведь платье и шляпка сливались с ними по цвету.
  Я подошла к Ней, положила руку на Её плечо.
- Почему ты не хочешь показаться мне? Это так ужасно – не знать, твоего имени, не видеть твоих глаз… Я больше не хочу никаких тайн между нами, - Я быстро протянула руку и сняла с неё шляпку.
- Ты не понимаешь! – воскликнула девушка, пятясь и не подпуская меня ближе, Её глаза по-прежнему были не видны из-за густой чёлки, - Тебе нельзя смотреть в мои глаза!
- Почему?
  Пауза. Девушка-Без-Имени стояла, опустив голову.
  Я решительно сделала шаг вперёд и повалила девушку на землю. Отодвинула чёлку с её глаз… Боже! Меня встретила бездонная тьма. Большие, блестящие, чёрные как ониксы глаза. Я замерла, очарованная. Она села, теперь уже не скрываясь, и заплакала. Спросить о причине я не успела – острая, будто игла, мою голову пронзила боль невероятной силы. Я вскричала и зажмурилась.
  Мука длилась всего долю секунды, а потом внезапно стих ветер и наступила абсолютная тишина. Я открыла глаза.
  Мы по-прежнему находились на берегу чёрного озера, только над поляной разошлись тучи, словно их и не было вовсе. Остались только лёгкие облачка, подсвеченные восходящим солнцем. Сверкали и переливались стеклянные деревья, а вода в озере была уже не чёрной, а просто прозрачной. Каждый камень на его дне казался драгоценным, каждая песчинка – идеально чистой. На безжизненных кустах у озера расцвели яркие белые цветы.
  Чья-то рука легла мне на плечо, кто-то помог подняться. Я оглянулась. Девушка-Без-Имени, одетая в ослепительно-белое платье, держала меня за руку.
- Тёплая, - прошептала я.
- Я не хотела, чтобы ты боялась, - чёрные глаза искрились. То ли из-за слёз, то ли это всё солнце, но на Её лице цвела постоянная лёгкая улыбка, - Я могла заставить тебя, но ты выбрала свой путь. Сама всё решила.
- Я уже давно не боюсь, - заверила я, взяв Её руки в свои, - но это не выбор пути. Я выбрала тебя. Что бы мне ни было уготовано, обещай не покидать меня никогда.
- Теперь мы всегда будем вместе, - девушка улыбалась счастливо и смотрела мне в глаза не отрываясь, - Назови меня по имени. Ты ведь знаешь его.
- Конечно, - тоже улыбнулась я, - Я люблю тебя, Смерть моя.
Солнце уже полностью взошло, лучи лежали на идеально ровной глади озера. Взявшись за руки, мы идём прямо по ней. Теперь я знаю – мы рождаемся лишь для того, чтобы умереть. И впервые страх оставил меня.
________________________________________

Вдохновила песня Otto Dix "Страна туманов". Благодарю за помощь Antidoctor.