Кира

Кира зашла в дом, сняла изрядно промокшие туфли и пропитавшийся водой плащ. Сегодня весь день моросил мелкий дождь, который, даже ненадолго затихая, оставлял после себя пропитанный влагой воздух, мгновенно проникающий во все неосмотрительно приоткрытые форточки, окна и прочие отверстия. Мама говорила о такой погоде "мряка", и Кире это слово казалось очень подходящим. На улице была самая настоящая, октябрьская "мряка". К слову сказать, это определение, как нельзя лучше, подходило и к Кириному сегодняшнему настроению.

На работе снова был аврал. Впрочем, это была обычная атмосфера, висевшая в самом воздухе офиса, где работала Кира. Совсем как этот сегодняшний дождь. Ничего особенного в этом не было. Так работали многие Кирины коллеги, чьи работодатели, желая уменьшить свои расходы, минимизировали их за счёт сокращения сотрудников и увеличения нагрузки на оставшихся. Это была такая игра на выживание. Тех, кто не выдерживал темпа, увольняли, если они не сбегали сами, и, набирая новых, стрессоустойчивых и невыработанных, выжимали из них максимум возможного, дожимая до предела. После чего те, выдохнувшись, сходили с дистанции и, уже им на смену, приходили свежие.

Постепенно свежие, тоже, скисали, как и их предшественники, и круговорот продолжался. Кира, пока, держалась. Возможно потому, что она умела отключаться. Выходя из офиса, она старалась забывать обо всём "рабочем". И никогда, в отличие от коллег, не брала работу на дом.

Так, как, к примеру, неосмотрительно делала её подруга Ленка, которая, не успевая сделать порученные ей отчёты, вечно тащила их домой. А дома у неё, кроме отчётов, был восьмилетний Санька, и муж Вася, и пожилая мама, и куча всяких семейных дел, которых, кстати, у самой Киры не было. Так что Ленка, которая пришла работать приблизительно в одно время с Кирой, и продержалась с ней дольше всех, была, как полагала Кира, какой-то двужильной. Но, сегодня сдалась и она. Кинула заявление на стол руководству и ушла. Теперь из старожилов Кира осталась одна.

Думая о том, что Ленка была, наверное, единственным человеком с которым она могла общаться в офисе, Кира грустно намазывала бутерброд и механически нарезала колбасу, купленную по дороге в супермаркете. В комнате бубнил, создавая эффект присутствия, телевизор. Слов было не разобрать, но Кире это было и не нужно. Она, погрузившись в свои невесёлые мысли, жевала бутерброд и запивала его чаем с тремя ложками сахара, довольствуясь создаваемым диктором ощущением, что в квартире она не одна.

По поводу своей фигуры Кира никогда не переживала. Ей было достаточно собственного наблюдения, согласно которому множество стройно-поджарых ухоженных девиц из её окружения было отчаянно одиноко, и такое же множество владелиц лишних килограммов и бочков, являлось обладателем партнёров разной степени достойности.

Работа Киры была связана с цифрами, балансами и логическим осмыслением соответствий и пропорций. Потому, ей было совершенно ясно, что вес и способность создать пару, явно не находятся между собой в прямой зависимости. Дело, очевидно, было в чём-то другом. А вот вопрос "в чём", пока, оставался для Киры открытым.

Вообще-то, Кира полагала, что семейная жизнь, тоже, является самой настоящей работой. И на неё, как и на ту, что считалась основной, нужны были и силы, и время и, безусловно, желание свои силы и время на эту семейную работу тратить. У самой Киры, пока, такого желания не возникало. Возможно, потому, что её профессиональная деятельность выжирала все её жизненные ресурсы до последней капли.

Вот и сейчас, пережёвывая свой ужин, Кира чувствовала себя саму натурально "жёванной". Словно её, как выжатый лимон, поместили куда-то на самое дно, и она лежит там, распластанная и размазанная как амёба.

Исследуя своё внутреннее пространство, Кира чувствовала полное опустошение и безуспешно пыталась нащупать в себе хоть какое-то незначительное желание, малюсенькое какое-то "хочу".

Шла от простых и надёжных. Таких, как шоколадный торт или новые джинсы. Прислушивалась… Но, словно языком попадая в место от выпавшего недавно зуба, ощущала лишь пустоту…. Двигалась дальше, обшаривая самые потаённые углы… Может почитать? Нет…в баню с подружкой?…Или вина…тёплого с корицей? - не теряя надежды продолжала она, но… не находила ничего. Внутри была тишина и пустота. Никакого отклика.

Это означало, что она, похоже, действительно была на самом дне. Хорошо, что завтра был выходной, и можно было ничего не делать и никуда не идти.

Кинув грязную тарелку в раковину, Кира, не раздеваясь, легла на кровать и закрыла глаза. По опыту, в этом состоянии не оставалось ничего иного, кроме как ждать. Она знала, что это пройдёт. И постепенно, словно крохотный солнечный зайчик появится какое-то малюсенькое "хочу". Например, пить…просто глоток воды, неожиданно прохладной и вкусной. Или зазвонит телефон, и чей-то голос выдернет её из этого оцепенения. Или, просто, в окно заглянет солнечный луч…и она включится. И встанет. И пойдёт себе дальше. И на работу, и в баню с подружкой и даже, возможно съев торт, к каким-то там своим идеям и мечтам.

Но сейчас она всё лежала и лежала, словно пустой мешок из которого вытрясли всё его многочисленное и довольно бардачное содержимое. Как будто всё намечтанное прожито, всё желаемое получено, и нет в сдувшемся этом её мешке больше никакого, даже самого завалящего чего-то, чего она могла бы захотеть.

С тем и уснула.

А утром позвонила Ленка. Она была на удивление бодра и хотела общаться. С трудом шевеля спросонья языком, Кира даже не сразу поняла, чего ей надо. Оказалось, что надо ей было, чтобы Кира собралась и была через час готова, потому как они с Васей и Санькой едут за ней, а потом на дачу, отмечать её – Ленкино увольнение и начало новой жизни.

На даче пахло осенью, каким-то приятно-горьковатым дымом соседских костров и прелой листвой, и уха была невероятно вкусной и тоже, какой-то, словно с дымком. И сосед, одичавший от осеннего дачного одиночества и принёсший в общий котёл свой улов, шутил на удивление смешно и смотрел на Киру, завернувшуюся в плед и нахохлившуюся на качалке, с пониманием и, как показалось ей, даже с каким-то мужским интересом.

А Ленка пила вино и целовалась с Васькой как девчонка, и задорно рассказывала о том, что она уже присмотрела офис и договорилась об аренде, и ещё с тремя клиентами, которые уйдут к ней. И, что она ждёт Киру, которая, по её мнению будет полной дурой, если останется работать "на дядю", как она выражалась, и не уйдёт с ней.

И Кира слушала её, смотрела на всё это пронзительно-прекрасное вокруг, вдыхала горьковатый осенний воздух, пила тёрпкое вино и думала, что если она сейчас не решится уйти за Ленкой, то ей, похоже, так никогда и не хватит сил на эту самую жизнь…

Дождавшись момента, когда хозяева отвлекутся, Кира потихоньку поднялась и вышла на берег. Она стояла на дощатом причале, заворожено смотрела на тёмную речную воду, и туман стелился над рекой и пробирал до её дрожи, и где-то вдали осенними протяжными голосами перекликались какие-то птицы, и, если обернуться, можно было увидеть, как всё ярче, в мягко опускающихся сумерках разбрасывал искры потрескивающий костёр.

Кира стояла, вбирала в себя этот осенний вечер, и вся её прежняя "жизнь-работа" казалась ей какой-то далёкой и совсем не настоящей.

Продрогнув, Кира вернулась к костру, закуталась в пушистый плед, пригубила вино, и блаженное тепло стало неспешно разливаться по её венам. Она, наконец, расслабилась и, словно очнувшись, заметила как сосед, оказавшийся Николаем, будто услышав её мысли, посмотрел на неё, прищурив серые глаза с понимающей улыбкой и совершенно определённым, безошибочно ощущаемым ею, мужским интересом и… улыбнулась ему в ответ…

...хотелось жить…

Наталия Побоженская