Я и мои самолёты, глава 23

 ГЛАВА 23

Крутой вояка

Я никогда не летал на Ме-109. У меня было много возможностей, но раскинутые в стороны «ноги» шасси, тесная кабина, крышка фонаря на петлях, тошнотворный аромат смерти, облик в целом и чувство, которое я испытывал к этому маленькому ужасу, отталкивали меня от него.
Один раз увидев, уже никогда не забудешь: отвратительная приземистая угловатость Ме-109 в крутом развороте со снижением, перед тем, как он займет окончательную позицию для стрельбы – белые законцовки, четкие черные кресты, которые никогда не казались полностью реальными; слегка размытый белый кок винта…
И тут, внезапно, он возникает у вас в зеркале заднего вида: ближе, ближе…вы видите мигающие огоньки на крыле и коке винта…сваливай, мужик, сваливай! Не влево, вправо! В эту сторону ему труднее за тобой увязаться.
Вы буквально швыряете ручку в сторону, правую ногу трясёт от нагрузки, приложенной к рулю поворота – а раздосадованный пилот Ме-109 переводит истребитель в набор высоты. Похоже, они всегда нападали сверху. «Жди «мессер» от солнца» - и будь уверен, он оттуда и явится!
Но тут не может быть двух мнений, 109 был хорошим истребителем, и единственное, что нас выручало, это то, что немецкие лётчики редко вступали в ближний бой: они это не любили. Кто бы их осудил за это? Но Ме-109 был вполне пригоден для ближнего боя, что я однажды себе уяснил – причем, этот опыт едва не стал для меня последним.
Это произошло в пустыне, в 1942 году – как раз перед сражением за Эль-Аламейн. Я был единственным британским летчиком в австралийской эскадрилье – 450-й RAAF. Мы летали на истребителях «Киттихок 3», выполняя роли истребителей и пикирующих бомбардировщиков. Другими словами, нашей первейшей и основной задачей была бомбежка и штурмовые удары, а воздушные бои – ну, если только на обратном пути прижмут. В тот конкретный день сержанта Грегори (моего ведомого) и меня действительно прижали – примерно в 30 милях за линией бомбежки.
Я засёк их, когда восемь Ме-109 уже набрали высоту и срочно известил ведущего: «Сокол-ведущий, Зеленый-1 на связи. Бандиты атакуют сверху, 8 часов».
Отклика не последовало; самолёты эскадрильи беспечно шли в прежнем направлении, слегка приподнимаясь и опускаясь на невидимых волнах разогретого воздуха. Моя рация вышла из строя. «Сто девятые» почти вышли на дистанцию открытия огня, держась в пикировании разрозненным строем.
Я сунул ручку вправо, выжав правую педаль и убрав газ до отметки 54 дюйма; включил электрику прицела и ведения огня, оттриммировал руль поворота (я обычно летал, введя небольшую погрешность – на всякий случай; но прицельный огонь нельзя вести, не оттриммировав самолёт должным образом), кинул взгляд в задний правый сектор (а вдруг я направляюсь в ловушку?), слегка приоткрыл заслонки радиатора (больше оборотов – больше тепла от двигателя!) и понадеялся, что Грег сделал то же самое.
Все это заняло пять секунд.
Всего лишь через пятнадцать секунд, а то и меньше, я сделал попытку достать ведущего группы Ме-109 лобовой атакой (вероятно, промазал), заметив мельком, что «сто девятые» были с жёлтыми носами. «Чёрт! Банда Геринга» - пронеслось в голове. Я перешёл в набор с правым разворотом, пытаясь достать его ведомого, набирающего высоту передо мной; в спешке сунул ручку до упора вправо, так как заметил еще одну желтоносую акулу, заходящую мне в хвост, и вытер первый пот со лба. Вечеринка, как я сообразил, обещала быть жаркой.
Так оно и произошло! Мы дрались, по меньшей мере, пятнадцать минут. Уже потом я выяснил, что Грег смог удержаться в паре со мной в первом безумном круговороте, но затем его за несколько секунд отсекли четыре вражеских истребителя. И эти ребята были настроены на ближний бой!
Четверка Ме-109 работала против меня, как слаженная команда. Когда я доворачивал на одного из них, мне на хвост тут же садился другой, так что мне приходилось немедля уворачиваться, чтобы не попасть под огонь. Один из немцев даже выпустил шасси, чтобы сравнять скорость с моей.
Начав бой на девяти тысячах, мы спускались ниже и ниже, и я знал, девятнадцатый раз подряд бросая машину в крен, что меня почти сделали. Зияющая дыра в левом крыле у центроплана показывала, где рванул снаряд из авиационной пушки; серия ударов со стороны спины чуть пониже шеи подсказала, что бронезащита спасла мне жизнь – но эти же пули разнесли аккумулятор, разом обесточив все пулеметы. Ветер врывался в кабину через пробоины в сдвижной части фонаря. Через капот протянулся шрам, заставивший меня задуматься, сколько еще я смогу продержаться. Оба крыла были изрезаны и пробиты пулями.
А «сто девятые» всё ещё дрались со мной.
Все это время мой мозг вел подсчет противников: один спереди…один сзади…один ниже…один выше…тот, что выше, сейчас повернет…тот, что ниже, набирает высоту для атаки. Несколько секунд маневра, затем: один выше…один пикирует сзади…один справа, доворачивает на меня…один выходит из атаки…снова и снова! Я был весь в поту. Высотомер показывал три тысячи. Затем «сто девятых» стало всего два. Я отчаянно крутил головой. Где еще двое?
Снова и снова, последняя пара пыталась меня сбить. Дважды я штопорил…выводил…бросал истребитель в крутой вираж…штопорил…выводил…даже если бы я мог использовать стволы, у меня бы не хватило поправки, чтобы попасть в них. Они заходили мне в хвост по очереди, стреляя короткими очередями, и каждый раз промахиваясь по кабине – хотя каждый раз я слышал «Тум! Тум! Тум!» - звук попаданий в фюзеляж у меня за спиной. И снова я увидел, как у одного из немцев выпало шасси, когда он попытался поравняться со мной…
А затем они растворились! Это было удивительно. Я тут же ушёл в пике, взяв курс на восток, к дому – раскачивая самолёт…следя за солнцем…следя за хвостом…
Внезапно, на бреющем, когда немецкая пехота вжималась в землю в ожидании огня из моих бесполезных пулеметов, я заметил жёлтый кок винта в своем зеркале заднего вида. Я крутанул влево изо всех сил – влево? Влево! Ох, дурак, дурак, дурак!
Он развернулся следом за мной, попридержав огонь, чтобы ввести поправку. Моя левая законцовка чиркнула по песку. Правую педаль – до упора! Самолёт затрясся на предсрывной скорости. Но этот Ме-109 упорно держался за мной. Почему, почему я не отвернул вправо?
«Сто девятый» уменьшил крен на вираже, уменьшил радиус, подошёл ко мне справа, приблизился. Что он намеревался делать? Я увидел, как пилот поднял руку в салюте. Зачарованно, я ответил ему. Затем он прибавил газ и, не делая попыток меня сбить, начал набирать высоту. Битва завершилась – у него кончились патроны.
Грег тоже выжил, хотя его «Киттихок» хватанул пробоин куда больше, чем мой – говоря по правде, оба истребителя отдали в руки ремонтников и вскоре списали.
Но я никогда не забыл четыре урока, которые мне преподнес тот день: первый – подготовка у птенцов Геринга была на высоте; второй, они (или, как минимум, один из них) помнили воздушное рыцарство Первой мировой, когда сам Геринг был летчиком-истребителем; третий -  Ме-109 может сражаться в ближнем воздушном бою.
И четвертый – да, это был крутой вояка!