Из темноты к свету. Часть 3. Глава 26

            - Люба, я тебя очень прошу, не обижай Колю, береги его, - наставляла  старшую дочь Валентина Ивановна, как только любимый зять покинул её дом. – Наконец, в твоей жизни хороший человек появился, смотри, не потеряй его.

            От неожиданных материнских слов у Любы перехватило дыхание, и она не нашлась, что ответить, так как собиралась поступить с точностью наоборот, – оставить Николая и навсегда вернуться в родительский дом.

            - Мама, с чего ты взяла, что я его обижаю? – изображая удивление,  поинтересовалась Люба. – Я всегда относилась и отношусь к нему с большим уважением.

            - Ты думаешь, что я ничего не замечаю? – тревожно спросила Валентина Ивановна, желавшая услышать от дочери совершенно другой ответ. - Постоянно фыркаешь на него, избегаешь... Это что такое происходит? Ты и в Москве себя так ведёшь? Ох, смотри, чтобы потом сожалеть не пришлось.

            - Мама, я уверена, что тебе это показалось, - ответила Люба, пытаясь улыбнуться, чтобы скрыть свои истинные намерения, но провести мать было не так просто, потому что обладала она каким-то особым чутьём.

            Прошло всего три дня со дня похорон Любиного отца, на которые  приехать из Москвы Коля не успел, поэтому на могилу к Николаю Ивановичу он попал только утром следующего дня, это была среда, 28 октября 2009 года. В обратный путь Коля отправился уже в субботу, так как в понедельник в срочном порядке ему предстояло быть на работе.

            - Коля очень достойный человек, такие мужчины редко встречаются. Если будешь себя и дальше так вести, то останешься одна, - продолжала стоять на своём Валентина Ивановна.

            Говорить о своём намерении дочь всё же не стала, чтобы лишний раз не волновать больное материнское сердце. Люба была уверена, что пройдёт немного времени и всё утрясётся само собой. Она понимала, что мать за неё переживает и всей душой желает ей семейного счастья, но как объяснить матери, что без штампа в паспорте воспринимать такую жизнь счастливой она больше не может.

            - Мама, всё будет хорошо, - снова ушла от ответа дочь. – Завтра Олечка из Киева возвращается, а послезавтра мы сделаем поминки отцу на девять дней. Однако, после поминок мне придётся сразу же уехать, но с тобой Оля останется... У меня такое ощущение, что всё случилось только вчера, а на самом деле со дня смерти отца уже прошла целая неделя.


            В этот субботний день Валентина Ивановна по-прежнему оставалась такой же печальной, находясь под присмотром только старшей дочери. Большую часть времени они проводили в разговорах, погружаясь каждая в лоно своей памяти, чтобы ещё раз вспомнить то хорошее, что было связано с Николаем Ивановичем – заботливым отцом и примерным мужем.

            - Этим летом отец болел уже очень сильно, он выбивался из последних сил, ковыряясь на огороде. Особенно он радовался тому, что картошку успел выкопать, - делилась воспоминаниями Валентина Ивановна. – Ещё десять лет назад к ним на работу приезжали анализы у всех брать и обнаружили, что у него кровь плохая. Говорят ему: вам провериться нужно, в организме воспалительный процесс идёт. Но он на всё махнул рукой.

            - Как могло такое случиться? – спросила Люба, глядя на мать. – Вот и получается, что рак двенадцатиперстной кишки у него появился в процессе  нежелания лечиться... Впрочем, эта гадость в таком месте завелась, что с ней вряд ли что-нибудь сделать смогли бы.

            - Больницу он всячески избегал. Он даже из таблеток кроме анальгина ничего другого в своей жизни не принимал. Всегда старался лишнюю копейку заработать, чтобы на всё хватало, чтобы семья не голодала. Говорил мне: не переживай, Валюша, голодные мы никогда не будем, даже если совсем старенькими станем; если что, возьму удочку и пойду на канал, хоть какой-нибудь, но рыбки всегда наловлю, - продолжала свои вспоминания Валентина Ивановна.

            - Никогда не забуду папины слова, которые он мне однажды сказал: запомни, дочечка, чтобы в твоей жизни не случилось, знай, что у тебя есть дом, куда ты всегда можешь вернуться и найти покой, - снова напомнила Люба матери, когда-то уже озвученные ею слова, сказанные отцом.

            - По молодости, когда мы только встречались, я отца постоянно выгоняла, если вдруг что-то складывалось не так, как хотела я, после чего из-за нервов ругалась с ним, - с досадой, но очень искренне, признавалась мать своей дочери. – Тогда он взял и вызвал мне врача-психиатра, а тот и говорит ему: она не виновата, это реакция на лекарства, которые она пьёт.

            Уточнять, какие именно лекарства принимались мамой, Люба не стала, теперь для неё стало важным совсем другое обстоятельство, – она вдруг поняла, по какой именно конкретной причине мать могла быть строга с ней в детстве, из-за чего ей так не хватало материнского внимания и любви. И тут Любе вдруг показалось, что и её мать тоже не получила в детстве этой любви, поэтому спросила:
            - Мама, а твои родители любили тебя?

            - На родителей у меня осталась большая обида, потому что ни над кем  из девчат и моих подруг такого издевательства не было, как надо мной, – они сделали из меня настоящую рабыню.

            - Это как понимать? – удивилась сорокавосьмилетняя Люба, впервые слушая откровения о своих близких родственниках по материнской линии, бабушке и дедушке, которых она никогда не видела и почти ничего о них не знала, потому что эта тема для разговоров была всегда закрыта.

            - Воспитывали меня очень строго, всё хозяйство на меня взвалили... У родителей нас пятеро было. Старший Вовка, он был тридцатого года рождения, первым уехал к родственникам в Воронеж и устроился там на стройку. За ним в Грузию уехала Верка, там она на шахту работать пошла, а уехала она туда в пятидесятом году, когда ей восемнадцать лет исполнилось. В то время мне было всего двенадцать лет, а меньшему брату и сестре – восемь и шесть, работники из них пока были никакие.

            - А что именно тебе приходилось делать? – поинтересовалась Люба, пытаясь представить себя в двенадцатилетнем возрасте.

            - На мне были свиньи, коровы, куры, тёлка с бычком. Всех их нужно было накормить, напоить, вычистить за ними. Коров нужно было обмыть и подоить и вместе с молодняком вывести на луг, чтобы паслись. И каждый раз нужно было тридцать кувшинов глиняных вымыть, наполнить молоком и в подвал вынести. А потом через каждые два дня я снимала сметану с прокисшего молока, а остальное пускала на творог.

            - Мамочка, а когда же ты успевала учиться? Или в школу ты не ходила? – ещё с большим удивлением спросила Люба.

            - Училась я легко и всё успевала, и это не смотря на то, что на моих плечах ещё и огороды висели. Нужно было посадить, полить, прополоть и урожай собрать. Особенно доставалось мне, когда картошку мешками на горбу таскала. А сажали её очень много, так что урожая получалось собрать два огромных самосвала.

            Любу охватило внутреннее переживание. Она вдруг посмотрела на свою постаревшую маму совершенно другими глазами, разглядев в ней поистине заботливую и любящую мать, которая всегда ограждала своих дочерей от подобной работы, заботилась о них и направляла их усилия всего лишь на одну единственную учёбу.
 
            - Ты же была совсем ребёнком, как тебе удавалось выдерживать такие постоянные нагрузки?

            - У меня не было покоя ни днём, ни ночью. Я до того уставала, что иногда не могла встать с постели. Но всё это не шло в сравнение с тем, как сильно они обижали меня словами... по-всякому. Отец и мать постоянно насмехались надо мной и говорили: ты будешь у брата своего работать служанкой.

             Люба слушала мать, и её сердце сжималось от жалости и сострадания к ней. Теперь, когда Валентина Ивановна похоронила своего мужа и осталась одна на краю прожитой жизни, ей вдруг захотелось излить наружу всю ту боль, которую она хранила в душе так много лет. 

            - Мамочка, а по какой причине они так говорили?

            - Не знаю... Может потому, что очень многие мужики из нашей округи посылали своих родителей, чтобы меня засватать, а я ни в какую не соглашалась.

            - Мама, ты же настоящей красавицей была, поэтому каждый из них мечтал тебя заполучить! Ты у нас и сейчас словно королева, не зря папа всегда тебя так называл.

            - Им была нужна вовсе не королева, а рабочая лошадь, чтобы пахала с утра и до ночи, - сказала Валентина Ивановна, смущаясь. - Они всё видели, постоянно наблюдали за мной и мечтали перехватить у моих родителей, потому что во всей округе никто столько не работал, сколько я. Их намерения я прекрасно понимала, поэтому менять шило на мыло не собиралась.

            Чем дольше длился их разговор, тем больше сокровенного из отрочества и юности своей матери узнавала Люба, слушая её с замиранием сердца. 

            Валентина Ивановна поведала дочери, как с нетерпением ждала она своих шестнадцати лет, чтобы наконец сбежать от родителей и домашней каторги.

            В то время на государственную службу назначались специальные работники, которые занимались вербовкой людей для отправки их в различные регионы Советского Союза с последующим трудоустройством.

            Люди начинали уезжать на БАМ, на строительство железной дороги; отправляться в Казахстан на Целину, чтобы осваивать новые земли. Молодёжь стала разъезжаться по всей стране, куда их посылал комитет комсомола по специальной комсомольской путёвке.

            Такой спецработник приезжал и в Рыльский район Курской области, где в Ивановском лесничестве с самого рождения проживала Валентина Ивановна. В районе такому человеку выделялась комната в гостинице или общежитии, и он давал объявление в газету, ожидая поток людей для вербовки на различные работы.

             - И вот моё время подошло. Собравшись духом, я объявила родителям о своём решении. Я была настроена очень решительно, поэтому препятствовать мне они не стали, надеясь, что руководство совхоза меня всё равно не выпустит, так как в то время покидать совхоз без особой на то причины молодёжи было запрещено.

            Люба внимательно слушала рассказ матери и представляла, как та выходит из дома в четыре утра и со страхом бросается в темноту, перемещаясь среди леса по заснеженной дороге; как мороз пронизывает холодом всё её хрупкое тело и обжигает лицо при каждом порыве свирепствующего ветра, удлиняя и без того долгий путь.

            Продолжая слушать, Люба видела глазами матери, как в темноте, по заснеженной белеющей поверхности появившегося поля, проносятся чёрными пятнами огромные шаровидные кусты сухого перекати-поля, наводя на молоденькую девчонку невыносимый страх своим внезапным появлением, словно мчащиеся на неё волки или собаки.

            - Только добравшись до остановки, я смогла перевести дух, - продолжала говорить Валентина Ивановна. – До района мне оставалось проехать автобусом ещё три километра, которые отделяли меня от моей мечты. Записали меня в строительную организацию города Гуково Ростовской области, и записали за полгода вперёд, на август месяц.

            Для предстоящей поездки необходимо было собрать некоторые документы, одним из которых было разрешение на выезд. Нелегально, через свою подругу, отец которой был председателем сельского совета, эту справку она всё же получила, указав выдуманную причину отъезда. Счастливая, она решила не терять времени и поспешила поступить на работу в совхоз, чтобы подзаработать денег на овощных полях.

            Родители очень злились на свою юную дочь, потому что теперь им предстояло самим заниматься своим хозяйством. А тем временем, к концу лета,  девчонка заработала денег, приоделась и закупила в дорогу необходимые вещи.

            - Был у нас в доме красивый чемоданчик коричневого цвета, и я попросила родителей его мне отдать, - продолжала вспоминать Валентина Ивановна свои далёкие годы, - но вместо него они навязали мне какой-то страшный ящик из фанеры, с лямкой и навесным замком. Родители настолько были сердиты на меня, что даже не вышли проводить.

            Всех отъезжающих сопровождали их родственники, и только Любина мать к месту сбора должна была добираться в полном одиночестве. Однако ей повезло, за три часа до отъезда ей встретилась родная тётка и предложила довезти до места, которое находилось вдоль главной трассы, на остановке, откуда всех завербованных на работу будут забирать специально прибывающей за ними машиной – полуторка со скамейками внутри.

            - И вот еду я с ней на телеге и вижу, как в небе, прямо нам навстречу, журавли летят огромным клином, и доносится до моего слуха их жалобный крик: курлы-курлы-курлы... К моему горлу мгновенно подступил ком и по щекам потекли слёзы, ведь я безвозвратно покидала свой родительский дом, а журавли, наоборот, они возвращались домой. Тогда тётка положила мне на колено руку и тихо сказала: не плач, тебе там хуже не будет.

            Последние слова, произнесённые матерью, настолько тронули душу, что заставили Любу окончательно проникнуться к ней сочувствием, вызывавшим желание сделать всё, чтобы остаток маминой жизни больше никогда и ничем не омрачался.

            - Мамочка, сколько же тебе пришлось вынести в твои шестнадцать лет? Можно сказать, что из своего дома ты просто сбежала, куда глаза глядят.

            - Так оно и было... Привезли нас в Гуково в строительную организацию и поселили в общежитии. Вхожу в комнату и вижу, что это именно та комната, которая приснилась мне во сне. Всё в ней новое: мебель, кровать, подушки. Вместе с девчатами вошла в комнату, познакомились мы, и через пару часов я поняла, что попала в рай.

            - А как ты штукатуром-маляром стала? – спросила Люба.

            - Они сами предложили мне выучиться, потому что штукатуров-маляров им постоянно не хватало, - ответила Валентина Ивановна и продолжила рассказ: - В общежитии мне дали серенькую карточку, сначала на год, называлась она краткосрочным паспортом, и книжку трудовую дали. Впоследствии срок карточки продлевали на два года, потом на пять, на десять лет и так далее. Работа была тяжёлая, но, не смотря на всю её тяжесть, тяжёлой она мне не казалась, потому что я отработаю смену и остальное время отдыхаю. А дома в это время мне приходилось корову кормить и всю остальную скотину, еду им готовить, и делать съестные запасы... Не было покоя до глубокой ночи.

            - Мама, я помню, когда мне было лет восемнадцать, ты мне рассказывала о том, как в Гуково ты с папой познакомилась.

            - Ой, отец твой тоже дома со своей матерью не сидел, а уехал работать трактористом в Казахстан на Целину. Жили они тогда в палатках и спали на соломе. Как-то вдруг развелось у них полчище вшей, и он сбежал оттуда вместе с другими. Приехал домой, мать его вымыла, вычистила, и он больше туда не поехал, а отправился на Дальний Восток, на рыбные промыслы. Но и там ему не понравилось, вонь от рыбы стояла несусветная.

            - Я об этом ничего не знала, слышу впервые. Оказывается, отец наш по всей стране путешествовал, пока тебя не встретил.

            - В те годы это было модно: поднимали города, электростанции строили, осваивали земли, всех жильём снабжали, – жизнь кипела. Знаешь, сколько мы тогда домов в Гуково построили, на четыре хозяина, на два, на одного? Видимо-невидимо! Ещё для Гуково делали набор на угольную шахту, куда записался отец и в скорости приехал.

            Историю знакомства отца и матери Люба хорошо помнила, знала она и о жизни своей бабушки со стороны отца, а вот близких родственников со стороны матери она никогда не видела и толком ничего о них не знала.

            - Мама, а когда ты замуж вышла, что тебе родители сказали? Почему я их никогда не видела, только на старой фотографии, что лежит у тебя в альбоме?

            - К своим родителям я впервые поехала уже вместе с мужем, когда ты только училась ходить. У них в комнате стояло радио «Родина», и ты потянулась к нему, – хотела взяться за переключатель. Мать моя сидела рядом и вдруг врезала тебе по крохотным ручкам, отчего ты сильно расплакалась. Было видно, что тебя они никак не воспринимали, даже не захотели посидеть с тобой, пришлось нам в лес с маленьким ребёнком тащиться.

            - Теперь, мама, я начинаю кое-что понимать.

            - Полезла я у них зачем-то на чердак и наткнулась на тот самый красивый коричневый чемоданчик, который просила у родителей в дорогу. Смотрю, а он лежит весь грязный, залитый чем-то и никому не нужный... Мы ведь зачем к ним приехали? Дело в том, что я усердно настаивала на том, чтобы муж мой уволился из шахты, там частые обвалы были, и я боялась, что останусь вдовой с ребёнком на руках. Тогда он предложил поехать к моим родителям, чтобы осмотреться и остаться жить с ними в лесничестве. Говорит: устроюсь на работу, а ты пока с ребёнком посидишь; дом построим; кроликов разведём...

            Как только Люба услышала упоминание о кроликах, сразу же вспомнила историю из своего раннего детства, будучи в возрасте лет шести. Однажды, во время сильной летней бури, она с матерью с большим трудом вернулась из города домой и если бы мама не держала за руку, то её обязательно бы сдуло и унёсло ветром. Войдя на территорию своего двора, Люба увидела необычную картину: их самая высокая в округе телевизионная антенна лежала на земле, растянувшись до соседского двора, а многочисленные будки с кроликами валялись, раскиданные по всему огороду, и ей было их очень жалко.

            - Наверное, занятие кроликами было папиной детской мечтой и он воплотил её в жизнь, став взрослым, - предположила Люба. – Я их тоже любила и тайком от вас подкармливала чем-нибудь вкусненьким. Помню, ты разрешила мне с соседскими детьми пойти погулять в кучугуры, но с условием, что я нарву кроликам травы, и вручила мне большой мешок, а мне тогда лет десять было. Травы я тогда набила полный мешок, выбирала только «мышиный горошек», нежное вьющееся растение с кисточками мелких синих цветов, превращавшихся в стручки с мелкими бобами. Почему-то они её очень любили, и я это хорошо знала. Внезапно нашли тучи, и началась сильная гроза с дождём. Все дети бросились бежать домой, а я за ними не успевала, потому что тащила за собой огромный мешок с травой. Я умирала от страха, так сильно я боялась молнии и грома. Сначала я пряталась под прицепом трактора, стоявшего на обочине дороги, потом перебежала из-под него в наш строящийся дом, в то место, где сейчас находится кухня. Там было навалено много белого кирпича, и я упала на него, бросив рядом мешок. А когда всё закончилось, я была самой счастливой, что смогла доставить радость своим маленьким друзьям. Представляю, какое разнотравье в лесу, в котором ты когда-то жила, лучшего места для разведения кролей папе было не найти.

            - Да, но от моих родителей нам пришлось на следующий день уехать, так как затея наша пришлась им не по душе, невзлюбили они моего мужа и даже уговаривали меня бросить его, мол, пусть уезжает, а ты оставайся, за другого мужика замуж выйдешь. Я тогда подумала, что мой ребёнок никому не нужен кроме его родного отца и с предложением родителей не согласилась.

            - Мамочка, они же с самого детства относились к тебе как к рабыне, поэтому надеялись тебя снова назад вернуть, но им мешал мой отец, - произнесла Люба вслух свои мысли.

            - Отец твой был человеком проницательным. Пообщавшись с моими родителями, он понял, что ничего хорошего у нас с ними не получится, поэтому предложил уехать в село Отрадовка, к его матери, не смотря на то, что само место в лесничестве ему очень понравилось. Потом мы часто к ней приезжали. Она кур держала, они во дворе вольно ходили и были такими ручными, что прохода не давали, бегали следом. У нас даже фотография где-то в альбоме осталась, я на ней сижу в белом платье в горошек, рядом девочка-соседка и напротив у крыльца баба Нюра с тобой. А ты в одних трусишках и с бантом на голове, а вокруг куры гуляют.

            Слушая мать, Люба отчётливо ощущала, как её любовь к родителям стремительно усиливается, и хотя отец ушёл из жизни, он продолжает жить в её сердце, которое с каждым услышанным воспоминанием всё больше наполняется чувством сострадания и желанием творить добро.

            Люба вдруг поняла, что открыть историю своей жизни равносильно тому, что человек раскрывает перед собеседником свою душу, поэтому мама не могла обо всём рассказать ей раньше. Она сделала это только тогда, когда дочь прожила жизнь и стала способной всё понять и принять, как свершившийся факт, никого из них не осуждая.

            - Привёз он нас в село к  матери своей, а сам снова уехал в Гуково на шахту, где он работал. Дело в том, что до конца года оставалось пять месяцев, после чего в январе ему должны были выплатить тринадцатую зарплату. Зарплата у шахтёров была очень большой, а премиальные – ещё больше. Он говорил: как получу деньги, сразу уволюсь и приеду, они нам будут нужны на первое время, пока мы не найдём для себя новое место. Мне пришлось согласиться, но всё это время я сильно переживала и молила Бога, чтобы в шахте с ним ничего не случилось. И вот пришло время, отец твой приехал, и мы, встав рано утром, отправились на разведку в Новую Каховку, до неё от бабкиного села было расстояние где-то около ста километров. Там, сразу за автовокзалом, располагался городской рынок, и мы направились к торгашам. Отец стал спрашивать у них, куда можно поехать жить, чтобы хорошо устроиться, сказав им, что он тракторист, а его жена штукатур-маляр.

            Из рассказа матери Люба узнала, что один из торгующих мужчин, довольно пожилого вида, посоветовал им поехать в село Новая Маячка Цюрупинского района. От Новой Каховки им нужно было проехать километров пятьдесят-шестьдесят по трассе, которая идёт вдоль Северо-Крымского канала в сторону Крыма. Мужчина сказал им, что совхоз там очень богатый и село больше похоже на посёлок городского типа.

            Любины родители приехали в указанное село, где их приняли на работу с большой радостью. В гостинице они оплатили номер и отправились на поиск съёмного жилья, но прожить в нём они смогли только один месяц и то, только потому, что это время ими было оплачено наперёд. Хозяйка оказалась очень вредной и придирчивой, её так раздражала маленькая Люба, что родители были вынуждены уйти на другую квартиру.

            Первую квартиру со злобной бабкой Люба не помнила по причине малого возраста, а вот со второго места проживания в её памяти сохранились многие воспоминания из детства.

            Через некоторое время, родителям в совхозе дали участок земли и они начали строительство своего собственного дома. Но дальше выстроенного  фундамента дело не пошло. Отец не стал работать в этом селе, он устроился в другое место, более выгодное, однако в этом совхозе продолжала работать его жена.

            И вот однажды он приехал из командировки и дал жене указание найти покупателей на строительные материалы, которые они закупили, и всё продать, потому что от его организации ему дали другой участок, в очень хорошем месте. Находился он на посёлке Восточном, расположенном вдоль трассы между Каховкой и Новой Каховкой.

            Когда на новом участке были выстроены лишь стены их собственной  времянки, мать с прежней работы сразу же уволилась, и они перебрались жить в своё собственное жилище, продолжая его достраивать. При этом они стелили постель прямо на земляном полу и, лёжа, смотрели вверх на звёздное небо. Засыпая под открытым небом, они ощущали себя самыми счастливыми на целом свете, потому что впереди их ждала новая и радостная жизнь, а  было им всего по двадцать восемь лет.

            После переезда Валентина Ивановна устроилась работать вместе с мужем в организацию Управления Северо-Крымского канала. Они радовались, что их земельный участок находился в удачном месте: с одной стороны брал своё начало знаменитый канал; дальше его окружало огромное водохранилище с песчаным пляжем и островами, засаженными плакучими ивами; с другой стороны дорога вела в речной порт мимо большого соснового бора.

            Отец очень любил рыбачить и с тех пор лучшего места для рыбалки он  не желал, – без рыбы он никогда не приходил, даже зимой.

            - А дальше я уже знаю, что и как было, - сказала Люба, стараясь говорить с матерью как можно доверительнее. – Мама, пожалуйста, расскажи мне о своих родителях, ведь я о них совсем ничего не знаю.

            - Мать моя Ольга до знакомства с моим отцом была замужем, но развелась, а детей у неё не было. И вот, отец её сел на телегу и поехал в соседнее село, чтобы дочку домой забрать. Забрал он её и едет назад, проезжая через лес. Отец мой Иван молодым парнем был, он как раз в это время в лесу грибы и ягоды собирал. Телега вблизи него проехала, увидел он мать мою и голову потерял. Проследил он за ними, куда они ехали, и стал похаживать, потом замуж взял. А жила мать с родителями в селе Зелёный Гай, Курская область, Рыльский район. Там красивые лески были и зверинец: еноты, олени, медведи и ещё всякая живность. А когда Великая Отечественная война началась, то зверинец открыли и всех животных выпустили в лес, но название так и осталось.

            - Мама, а что это за лески такие? – спросила Люба, решив уточнить значение слова.

            - Леском у нас называли небольшой лес, - пояснила Валентина Ивановна. - У моего отца Ивана отец лесником был, звали его Трофим, и жили они в лесу. Внезапно отец Трофим умер, и матери Лукерьи пришлось освободить дом для заезда другого лесника. Перебралась она с детьми в село Ивановское Курской области, село это было огромное.

            - Мама, а дед Иван, отец твой, он какой был? Что ты можешь о нём сказать?

            - Он был строгий и бил нас малых лозиной. Приходим мы со школы, накормят нас, и обязательно начинает отец у всех уроки проверять. Но зато все по семь классов окончили, и могли в институт поступать... Дед твой войну прошёл, в партии состоял и работал в партийной школе. По пятницам он проводил собрания, в магазинах переучёты делал, в общем, следил за порядком и проводил какую-то политику.

            - А баба Оля? Она кем работала?

            - Мать моя работала, где попало. Во время войны, в эвакуации, она работала поваром в детском доме и кормила командный состав военных. После войны,  – в магазине, потом снова поваром шестого разряда в санатории.

            - А как она такой высокий разряд смогла получить? – удивилась Люба.

            - Мать моя в 1926 году учебное заведение по этому делу окончила...   Бабка моя Марья Пименовна, мать матери моей, всё делать умела: и шить, и готовить, и крышу крыть, и песни петь, и всё, за что не возьмётся.

            - Так вот в кого ты пошла, в бабушку свою! Значит, умение так красиво петь тебе от неё передалось! – радостно сказала Люба и с сочувствием продолжила: - Мамочка, тебе нужно было на сцене петь, как Зыкина, а ты на штукатура учиться пошла и всю жизнь вкалывала от звонка до звонка.

            - Так я штукатурила и пела! Меня девчата постоянно просили спеть им, а песен разных я много знала. Как-то стою я на лесах высоких, штукатурю и пою, а когда закончила очередную песню петь, раздались снизу аплодисменты. Поворачиваю голову и вижу, сидят в ряд вдоль стены мужики, кто на чём, и хлопают мне, словно на концерт пришли.   

            Сколько Люба жила с родителями, столько она и слушала, как поёт её мать, делая при этом какую-либо работу по дому. Любе тоже очень хотелось петь, но в отличии от матери у неё не было ни слуха, ни голоса.

            - Мам, расскажи мне ещё что-нибудь за прародителей своих. Вот ты говорила, что у твоего отца отец лесником был, звали его Трофим, и он почему-то умер.   

            - Как-то отправился Трофим на охоту и случайно прострелил себе руку, но в больницу идти не захотел, так как до неё нужно было далеко добираться. Кто-то посоветовал ему погасить в воде известь и этой водой примачивать прострел. Делал он эту примочку и надеялся, что всё пройдёт, но рана заживать не хотела. Лукерья, жена его, начала беситься и настаивать на поездке в больницу. Сели они на повозку и поехали, но время было упущено, приключилась гангрена, у нас называли её «антонов огонь», и по дороге он умер.

            - Какой ужас! И как такое возможно, человек живой ходит и вдруг раз-два и умер? – удивилась Люба.

            - Это такая гадость, что человек может умереть в течение пяти суток и даже раньше, из-за заражения крови. Его начинает изнутри жечь огнём, появляются спазмы сосудов и начинаются судороги... Когда Лукерья с мужем уехала, дети дома остались. Наступила ночь. Сестра Ленка уснула на печи, а отец мой Иван никак уснуть не мог, не спалось ему. Дело в том, что собаки молчат, а он слышит, что вокруг дома кто-то по снегу бегает: хрусь-хрусь, хрусь-хрусь. А потом на чердаке бешенство началось, чуть хата не проламывается. Иван боится, чтобы Ленка не проснулась. Взял он фонарь, «летучая мышь» называется, и полез на чердак, но никого там не увидел. Так он лазил туда два раза. На третий раз послышался грохот и ему показалось, что потолок рухнул. Опять Иван наверх забрался, смотрит, а там по всему чердаку всё разбросано.

            - Какие страсти, разрыв сердца получить можно, находясь одному ночью среди леса, - сказала Люба под впечатлением услышанного. – И чтобы это могло означать?

            - Обычное дело - смена места жительства... Его мать приезжает и говорит: отец умер, надо освобождать дом, – другой лесник заедет.

            После слов матери Люба сразу же вспомнила историю из своей жизни. Когда у неё умер муж, и она осталась в доме одна, то так же не могла уснуть из-за того, что на чердаке кто-то топтался и гремел. Так продолжалось не одну ночь. Дом был ведомственный на два хозяина, поэтому Люба пошла к соседке, чтобы выяснить причину происходящего. Соседка Анна была очень удивлена, убеждая Любу, что ничего такого она не слышала. И только соседка Женя, проживающая напротив, была знаток в подобных делах. Она объявила Любе, что означает это только одно – жить в этом доме она не будет. Вскорости всё так и вышло.

            - Ну как такое могло случиться с моим прадедом? Умер из-за такой глупости? – сожалела Люба, вновь прокручивая в голове услышанную историю.

            - Есть одно подозрение... Рассказывала мне бабка Лукерья, что была в том лесу лужайка и на ней костёр горел. И видела она с мужем отчётливо, как из темноты два чёрта носят котёл из болота на костёр. Так было несколько раз. Бабка говорила: не верите, спросите у Андрея Ялменовича, он тоже видел.

            - А кто это такой?

            - Лесник, который заступил после смерти её мужа... Бабка утверждала, что нечисть эта на том месте какой-то клад охраняет. Раньше из-за революции, гражданской войны и раскулачивания люди прятали клады с золотом. Это могло быть что угодно: украшения, тарелки, вилки с ложками... И прятались эти клады с заклинаниями, поэтому брать их было нельзя, так как находились они под наблюдением нечистой силы. Если кто найдёт и захочет взять, случалось несчастье, – увечье или вплоть до смерти. Так доказывали старые люди.

            - Мама, а может, дед Трофим взял ружьё и отправился на то место, чтобы попытаться найти клад?

            - Не знаю, может быть... А ещё эта Лукерья Тимофеевна говорила, я хорошо запомнила её слова: когда эта власть вымрет, начнётся непонятно что, пойдут войны, потому что земля не выдержит столько людей; засядут новые и будут тянуть как лебедь, рак и щука... Лет двадцать пять назад шли мы с бабами с работы и решили в магазин зайти. Стала я палочкой мясо ковырять, а одна бабулька мне и говорит: бери-бери, придёт время, люди будут рады, чтобы кто-нибудь плеснул им в миску что-то пожирнее, потому что будут они нищими и голодными... Выходит, что ничего хорошего впереди не будет.

            Верить в последние слова Любе совсем не хотелось. Такого изобилия продуктов в магазинах и на рынках вряд ли можно лишиться в одночасье. «Может голод и будет, но только не с нами и не сейчас», - подумала Люба, которая никогда не интересовалась политикой и совсем не представляла, что происходит в мире и в какую пропасть он катится...


            Этим вечером Люба долго не могла уснуть, размышляя над разговором с матерью. Лет шесть назад, пытаясь узнать что-нибудь о родственниках по материнской линии, она отправила из Москвы письмо по адресу: Ивановское лесничество, Рыльский р-н, Курская обл., Плигиным. Под фамилией Люба добавила аккуратную запись: очень прошу кого-нибудь ответить.

            Отправляя письмо, Люба тогда подумала: «Если Богу будет угодно, то ответ мне обязательно придёт, а если ответа не будет, значит, затею эту надо будет оставить».

            Ответа она так и не дождалась, но и письмо назад не вернулось. «Значит, письмо получили и прочитали, но ответ писать не захотели, - решила Люба. - Может быть, испугались, подумали, что мне от них что-нибудь нужно».

             Говорить матери о своём поступке Люба не стала, чтобы  лишний раз её не расстраивать. Теперь, узнав о своих родственниках некоторые подробности, Люба удовлетворила своё любопытство и решила оградить мать от любых потрясений, сделать всё, что будет в её силах и до конца дней своих молиться за неё Богу...