Четыре стихии. Том 2. Огненные пути

Глава 1.
«Царство Огня»

   В мире людей одному мальчику дали имя Георгий. Но так, как видать его родители не придавали к этому прямого значения, называли его Гамом. А позже об этом и соседи, и друзья изволили себе передать другим его появление. Рассказать о ребёнке, первым попавшем в мир Фантазии и путешествующем сейчас по Волшебной стране. Хотя пока они с его открытием и не знакомы подавно.
   

   На следующий день, 8 сентября 2013 года всех троих взбудоражило золотое солнце. Утром, когда начало рассветать, у путешественников выдалась радостная удача к тому видению, что из-под горизонта в нужное время и положение начал вставать с другой стороны, с востока огненный круг, который в те минуты должен был давать солнечному компасу первые тени от её стрелки. По нему мальчик двенадцати лет Гам, летописец Родос и воздушная фея Облачка смогли выявить координаты своего местонахождения; доверяя им, они, судя по всему, могли парить в белоснежных облаках почти рядом с Огненным Континентом. Они витали уже вблизи к его подземному входу, и должно быть, там друзья разыщут Волшебника-изгоя непременно, насколько если это возможно, унеся летающий шар с собой.
   
   
   Во время нынешнего полёта их «изобретение Монгольфьер» миновал какой-то остров, здание на котором откинулся взглядом нашим героям с высоты, как большая призма; её основание ровно высекалось формой опять-таки пятиконечной звезды. Являлось ли это лишь ничем иным, точно случайным совпадением? Кто знает. Знак пентаграммы преследовал везде и то, что эти сходства имелись без причины, Гама не уговаривало не сомневаться.
   

   - Облачка, а что за каменная крепость на том крупном острове? – указал пальцем правой руки Гам фее, поправляющей верёвочные шнуры, не отпускавших розовый мяч с завязанной пипеткой.
   
   - Это главная темница нашей страны, - подлетев ничем не занятому к мальчику, ответила Облачка, - Тюрьма, куда сажают всех преступников. Хотя наш Атикин не прибегал ни к насилию, ни к аресту. За него в знак защиты решал уголовные дела только королевский «Фантасуд». У того вовсе не было зависимости из нашего правителя, из любого, кто останавливал их.
   

   - Советую не приближаться к нему, «Адзевз» очень охраняем и кишит воинами-чудовищами злого мага – они заметят нас, - сказал вкрадчиво, осторожно Родос и вплоть до этого дня продолжал караулить, крутя вентилятор.
   

   За несколько часов воздухоплавания над море, направляясь на восток, пустота атмосферы вокруг шара стала густеть. Материк пламени частично приоткрылся перед носом троицы; пылинки и клубы дыма выпорхали носорожьими порциями. Прямо оттуда, где размазывалось размылистое место.
   

   Легко выдвинуть, что именно от него они и толпились столь в пепельном оттенке горячего тумана.
   

   Пускаясь к краю Царства Огня, покрытый сеткой, пурпурный и накаченный мячик проскочил сквозь толстый слой выжженного тумана, так что из-за него приходилось щурить или даже закрывать ладонями глаза, которых зажимал собиравшийся на ресницах обуглевший, но ещё красный пепел.
   

   Где-то минутой дальше нестерпимое шипение, к счастью, прекратилось, и «Троя» друзей встретили серыми очами – дым оставил на не долгую память собственные следы – высокий, монолитный причал, выстроенный у входа в глубокий тоннель.
   

   Туда им и следовало идти. Какая имелась бы находка для укрытия от ненужных глаз шара, если бы тот мог с лёгкостью пролезть через арочный проём? Тогда приспешники владыки Энстрепия нашли бы неожиданно для себя ничего и со следами наших путешественников в придачу и таким образом в дальнейшем не поймали их. Но так получилось, что даже фронт воздушного шара не протиснулся в щель туннеля. Работа и энергия механического устройства стояла на первом своём вдохе: волшебная пыльца никак не иссякала. Не удивительно, что и на этот раз Облачка поручилась прекратить его бесконечные действия полученной вчера магией, как тогда, когда он прочь рванулся из Царства Воздуха.
   

   Подлетев к нему и взмахнув палочкой, Облачка воскликнула:
   

   - «Зефир!»
   

   И из нутра сетчатого надутого мяча выгрузилась по пустоте горсть лиловой пыльцы. Она и была той летучей пыльцой, остатки которой пригождались про запас. Промелькнув спиралью вокруг Облачки, она сразу же ринулась в закрытом мешочке и спрятанной сиренью ткани кармана платьица.
   

   Гам и Родос, ужаснувшись, обратили внимание на тёмный и одновременно светлый проход, покрытый яркой лавой, вместо привычного всеми ручейка. Увидевшие это, они повернули взгляды на Облачку, отошедшую от раздутого розового пузыря, и хотели были заговорить с ней на общий вопрос «Им туда?». На глазах описалось перцовое выражение сурка.
   

   - Да, нам туда и нужно, - догадавшись, развела руками фея и продолжила, - Должны же мы сообщить моей двоюродной сестре о нашем деле?
   

   - Сестре? – переспросил Гам.
   

   - Ну, да моей сестре, Фуцанлуне, - расставила ладони к верху Облачка, и без того забыв рассказать тому об этом.
   

   Гам никем не предупреждённый глубоко задумался и замер прямо на скалистую плоскость.
   

   - Извини, я тебе не сказала про сестру, - попросила прощения, прислонившись к нему, Облачка.
   

   Гуляющий по лбу пот рассредоточивал Гама. Какой подвох вытянуть из цели? Посчитав, что у него и так в своём мире людей нет друзей, а только с ним родные, он улыбнулся феечке и меркантильно сказал:
   

   - Ничего. Я прощаю. Всё равно я не имею почти никого, кроме вас, конечно…
   

   Затем вспомнились лица родителей, и тихо добавил:
   

   - …Ну, и мамы, и папы. Кто же ещё?
   

   Закончив на этой фразе, он и его друзья, семеня за светом, немного понизились у каменной пристани с другой внутренней стороны причала. Их ждала там стоящая на лаве лодка с двумя вёслами. Прыгнув в неё, Гам не ощутил буквально ни малой жгучей боли, которую представлялось чувствовать лишь при высоких температурах. Ему становилось жарко и больше ничего подобного с ним не происходило. Взявшись за вёсла – а они были тяжёлыми – Гам и писарь начали раз за разом грести, и с первых секунд «бетонная гондола», выстроенная из булыжника и обсидиана стала давать ходу, плавая по раскалённой лаве.
   

   Что только не намечалось там опасного и не остерегалось в длинных проходах от тройки? Везде всё кипело и обдавалось каплями жидкого огня. Вдоль лодки над лавой брызгали горячей водой гейзеры и, плывя далее, будто шустрыми темпами времени вырастали из-под самого дна. Сверху висели острые сталактиты. Боявшись говорить ровным и прямым тоном из-за того, что кристаллы могли в любой момент высвободиться из крыш, кинувшись вниз, путники хранили единое молчание, косясь на четыре стороны.
   

   Так продолжали глядеть друг на друга бессмысленно, пока их очи в один взор не посмотрели вперёд. У двоих кроме Облачки в глазах ошеломлённо вырос и простёрся цементного цвета материк-остров, на котором подымался до потолка пламенно-песочный замок с внутренним, круглым павильоном в центре. Над его круглой шапкой, где на вершине стоял языками знак огня, выстраивались по бокам рыжие башни. До открытия рта в тот миг, Гам с Родосом и не думали, что Царство огня будет населено жизнью и зданиями под гигантской, лысой горой.
   

   На крышах подземного дворца направлялись в противоположные стороны ещё две такие же с высоким давлением, как и первые встречные. Справа от замка лежал крупный город. Воздвигнутые по соседству, дома наклонялись не настолько громадными для самой ратуши, насколько не низкими для Гама, плывущего с сотоварищами к нему. Родос не отрицал перспективы удивляться габаритами города. Ему с учеником пятого класса, поглядевшему на него, показалось то, что, в особом случае, столице Царства доставалось намного больше железные, дымчатые трубы, чем, взятые вместе с дворцом, дома. Из щелей вырывался едкий, чёрный дым. Не менее того выкладывалось широким чрезмерная и монотонная их работа. Никто из труб не выходил из троя. Какая в этом проблема, если город, не отлынивая часами, трудится?
   

   - Эх, ну и тяжко даётся им дело, - сказала Облачка и приложила свои руки к груди.
   

   - А кому? – спросил Гам, уставший кувыркать веслом по лаве.
   

   - Зверожителям Царства Огня, - ответила Облачка, - Слышишь их стоны, издающиеся там в городе?
   

   Гам остановился и, приставив тылом ладонь к правому уху, услышал издалека, как горожане с мучительной болью вздыхали, разогревая заводы и фабрики. От ноя и нытья у него бегуном забилось сердце.
   

   - Царство Огня известно по всей Волшебной стране собственной выплавкой металлов и другими отраслями магической промышленности, - проэкскурсировал Гаму и фее как раз в период уикенда Родос, перестав грести, - Думаю, теперь, когда не стало Атикина, жители используют лишь голову, руки и ноги.
   

   Лодка продолжала скользить по краю Бетельгейзе, не прерывая своё хаотичное и прямолинейное движение. Лёгкое течение гнало её до более приглядного в форме квадрата причала, рыжего порта.
   

   Достигнув его, Гам уже стремглав зашагал по долгой лестнице прямо к воротам, забыв выведать курс в замок Огня. На секунду кто-то сзади передёрнул его руку, которая заметным образом повернулась в, иное от града и ратуши, направление. Воздержанной опаской школьника схватила феечка Облачка.
   

   - Нет, не в ту сторону. Куда же ты пошёл? – останавливала она, потягивая за зелёный рукав.
   

   - В замок, куда и нужно, - сопротивляясь ей, вразумил Гам, - Ты хочешь спасти Фуцанлуну?
   

   - Ну, конечно, но не таким способом. Соображай себе, ты идёшь к вратам места управления городом и материка, как ни в чём не бывало, а на тебя налегает с мечами стража. Нормально? – объяснила Облачка. Она всё ещё боялась, что Гам не выслушает её, и поэтому она сильно, быстро натягивала его зелёную кофту; скоро станет велико. Фарфоровое лицо поледенело от её страха и безумия мальчика, - Я кажется вижу, они подходят, подбегают к нам.
   

   - Где?! – повёлся негодовало Родос, протаранив глаза к остальным, и его други стояли от него чрез секунду на десятиметровой дистанции.
   

   Тут Гаму наконец-то дошло, и он почувствовал, как его руку вновь отпустили. Ну и серьёзно-таки подшутила Облачка, чья выдуманная мысль не несла правды; враги не сходили с поста ни на шаг.
   

   Поскольку злобный чародей Энстрепие завладел всей Волшебной страной, то это означало, что не только в Царстве Воздуха обращались также жёсткой и выносящей дисциплиной со звериными жильцами, но ещё и в других её уголках. А если последним тяготилось на худой конец подобно рабам, то это вовсе не значило, что их враги не таились неподалёку, надзирая над искалеченными животными. 
   

   - Я знаю более безопасный путь и, наверное, Фуцанлуна примет встречей нас именно там, - выуживала Облачка, и, дав ей договорить, Гам и Родос посеменили за ней.
   

   Чёрный ход прорезался между скалистым брегом, понижающимся к лаве, и защитной, мощёной стеной замка, облицованной красным, оранжевым и жёлтым цветами. Пока высоко на взводных башнях стоя смотрели в упор в ближайшие земли охранники, под ними тихо проскакивали тени наших путешественников. Никто их чудом не доглядел краем глаза; проговаривали себе «померещилось».
   

   Проволочившись по низу, под замком Огня, Облачка привесилась в воздухе перед деревянной дверью. Они на уровне цокольного этажа подземелья. Гам и писарь, пройдя тайную лазейку, мигом навалились её открывать. Но та, к провальному унынию, оказалась запертой, сколько они не поворачивали.
   

   - Закрыта, - вознегодовал Гам.
   

   - Ну, и что теперь делать? – встревожился Родос.
   

   - Хм… - воззрилось в пустое пространство Облачка, - Нашла!
   

   - Что? – спросили двое мальчишек, чья одежда начала расплавляться потом. 
   

   - Окно, оно ведь открыто – значит сквозь него мы и сможем внедриться во дворец, - подлетев к отворённому окну, указала Облачка. Действительно, стеклянный, запасной вход, на который покатились её глаза, был вообще приоткрытым на распашку. Видать слуги, или - следовало это ожидать – сама фея Огня, двоюродная сестра Облачки, распахнула оконные дверцы недавно, чтобы столь в слишком душном Царстве, в прямом смысле слова, не задохнуться, выбивавшимся из металлических труб двигателей, горячим паром и дымом.
   

   Родос, избегая лишних авантюристских историй, изложил Гаму и Облачке о том, что лучше останется стеречь чёрный ход и будет дожидаться их у прямоугольного, кирпичного окна. Больно пугливо он относился к окружающей местности.
   

   - Ух-ты, да ты, думаю, расхрабрился насчёт скелетов, - подколол его Гам.



Глава 2.
«Фуцанлуна»
   
   Глубоко вздохнув мелеющим норму воздухом, Гам и Облачка перебрались через оконную рамку и бревенчатый подоконник. Попав туда вышеописанный шёл в след за вихляющей феей и, не торопясь, обходил стороной рабочие предметы, раскинутые по всему периметру комнаты.
   

   В месте, где ради труда ничего не жалко, кроме того, как потерять истинное желание обобщаться рутинной, всё тикало собственным чередом, как часы. На стенах, обнесённых красным кирпичом, на полках тряслись при каждом шагу цветные пробирки. На древесных стеллажах покоились не ровными стопками книги.
   

   Вдалеке сквозь многочисленные, химические чудо-колбы протискивалась существованием дверь с железной ручкой. Слева от неё действовала на парах красно-серая, пунцовая машина, вроде двигателя внутреннего сгорания. От двигателя торчала изогнутая не без воронки труба. Из неё валил мелкий клубками дым. На машине для большей эффективности подымались и опускались поршни.
   

   - Где же она? – изнемог уже весь с головы до самых ног Гам.
   

   - Странно, что здесь томится полная тишина, не считая вон той машины, - призадумалась Облачка, - Не может быть. Я прекрасно помню. Когда тут я гостила у сестры, то видел её в последний раз именно в этом месте.
   

   В момент от негодования она начала разводить руки, показывая это тем, словно либо слепая, либо ту давно схватили. Под собачьим рокотом двигателя ничего по посторонним голосам не разбиралось. Вдвоём они стали впадать в конкретную, отчаянную уверенность, касательно Фуцанлуны, которую не ожидалось после Атикина утратить.
   

   Но только Гаму пришлось вознамериться пересечь комнату в один шаг – неведомо откуда пристегнулся в уши резкий, капризный визг:
   

   - Выпустите меня немедленно! Вытащите меня сейчас же! Свобода зверям! Свобода феям! Мало всем не покажется!
   

   - Ты слышишь, Облачка? – оборотился к фее воздуха Гам, буквально осенившись ярким лицом.
   

   - Что? – не сверилась звуками та.
   

   - Крики издаются где-то на столе, - сказал Гам, и следя за вспыльчивыми, притушенными воплями, приблизился к нему; он еле стоял.
   

   Стол находился напротив двери, прямо по центру, справа от машины, не поддавал никаких признаков. Всё валялось мертвенно на его четырёхугольной доске. Без хлопот и безжизненно.
   

   Шум машины запросто мог заглушить «мыканье» синего кита. Сконцентрироваться чревато главным аргументом вслушаться и, наконец, выудить из пряток когда-нибудь Фуцанлуну.
   

   Гам, прищурившись и выдворив, прибавив пару рук на стол, по-черепашьи, хотя зорко смотрел на все вещи, которые превратились, долго не наводя порядок, в поле боя – расцарапанными и разбитыми. Неимоверным выходом очи заманивались на целую склянку, внутри которой что-то бесконечно гуляло по ополоснутому, кажется когтями, стеклу.
   

   Внезапно на границах прозрачной банки засиял гномик-огонёк. Снова послышались крики, призывавшие теперь вместо гневных требований, в дол тиши – не считая двигателя - отголоски о помощи.
   

   Устала также, как и Гам, Облачка, уставилась на сосуд. Защипнулись воззрением на самих себя, и, услышав неукротимый визг, их залило молчаливым «Эврика!». Они нашли Фуцанлуну!
   

   К полному удивлению, всё это время фея Огня была запертой в лампе, изобретённой ею, в соседстве с необычной субстанцией. Припав озарённым личиком, на Облачку нахлынуло счастье. Она робким трепетанием сиреневых крылышек подлетела к ней. Прислонилась к стеклянному, «силовому полю от мух», и безумно обрадовалась.
   

   - Ах, Фуцанлуна! Сестра моя! Сколько лет мы не виделись? – в её лице засияло сразу солнце.
   

   А на лице Фуцанлуны так не скажешь.
   

   - Ты даже не сможешь представить, сколько я здесь торчу, - убедительно дала вообразить Облачке Фуцанлуна. В её очах тут-же одновременно высвечивались и внутренняя теплота к сестре и блики нетерпения.
   

   Фея Огня обладала шоколадно-карими глазами и томными косами, переплетёнными в две стороны от головы по бокам. Они вырастали из закрытого дна рубинной в складках шляпки, украшенной рыжими языками пламени и узорами. На ножках – алые сапожки. Со спины вытягивались «маковые» крылья. По количеству пар они равнялись численности пар крылышек Феи Воздуха. У последней было их 2.
   

   - Я не за этим пришла, Фуцанлуна, - сказала Облачка, - Скажи лучше, как ты попала сюда.
   

   - Говорю прямо – я не по своей воле, - начала твердить Фуцанлуна так, будто её это и правда касалось, - До этого, впрочем, как и всегда, работала себе в лаборатории, никому не мешала. И вот мой один спокойный день вдруг оборотился на жесточайшую борьбу с теми, кто его мне испортил! Злейшие скелеты, те у нас слуги Кощея и Энстрепия, чёрных магов, вторглись моё пристанище и. алчно зыркая на меня, требовали, чтобы я либо выполняла их приказы, либо убиралась к повелителю. Я, разумеется, отказала им, и они такие раз, - зашвырнув, захлопнули в банку. И вот что вышло, - выдула губы Фуцанлуна, медленно завершила, вздохом рассевшись на самое донце склянки.
   

   - Ого, да ведь ты оказалась намного храбрее чем я, - похвалила в неподходящую минуту Облачка.
   

   - Это сильно сказано, - померкла опять Фуцанлуна, - Я же ещё и упрямая. Забыла?
   

   - И сколько же ты ворчишь в этой западне? – вернулась снова к вопросам Облачка.
   

   - С того года. Когда изгнали нашего всеми любимого Атикина. Ровно шесть лет, - ответила фея Огня.
   

   «Какой ужас?! – подумала Облачка – Моя сестра прожила в банке целых шесть лет, а я тем временем исполняла какие-то поручения Энстрепия и этих полоумных троллей-камнелюдов, сидя, сложа руки!»
   

   - Энергию, наверное, ты тратила на износ? – задалась она, - Палочка все годы держалась у тебя?
   

   - Как видишь. Мои силы оставались именно до шестого года пользования. Выжила, иначе пропала бы.
   

   - Хватило ума потратить их только так, чтобы свидеться со мною, - Сузила улыбкой глаза и мелкие мешочки Облачка.
   

   - Может быть, ты меня уже освободишь, иль будем стоять и крутиться вокруг лампочки, -пульсировала Фуцанлуна, игравшая роль ночника.
   

   - Эээ… Да, хорошо, - согласилась Облачка, - Только скажи нам, как тебя выпустить-то.
   

   - Вам? - искривила от намёка на человека Фуцанлуна, - Разве ты не явилась одна?
   

   - Нет. Конечно. Без новых друзей я бы подавно не улетела с замка Воздуха. Один сейчас стоит пред тобою, смотрит на тебя, какая ты бука.
   

   Услышав такие слова, Фуцанлуна шажочками проковыляла вдоль стенки сосуда. Не отпуская крохотные ладони от стеклянного барьера, она навострила собственные глаза, повернулась и, завидев Гама, неожиданно взвизгнула комаром вперемешку с поросёнком.
   

   - Аааа! Человечий детёныш!
   

   - Нет сестра, то есть да, но он с нами, он не сделает ничего дурного, - утихомирила Облачка, - Правда, Гам?
   

   - Чистейшая, - кивнул ей в ответ Гам.
   

   - Ааа, - приоткрыла рот Фуцанлуна, вытворяя выражение лица, что поняла, - Ясно.
   

   - Бэээ, - передразнила её сестра, - Что? Ты вообще его не заметила?
   

   - Да, не заметила. Виноваты Мокроступы, бегают везде по склянке и не раз, - возмутилась Фуцанлуна, указав пальцем на мелькающие там живые капельки. Некоторые из них капали сверху мокрым колокольчиком.
   

   Вдруг неистово за дверью раздались холодные голоса. Пробарабанили громкие стуки о неё, и дверь затряслась.
   

   - Эй! Кто здесь там? Угомонись, фея Огня! – мёрзло прохрипели скелеты.
   

   - О. нет! – вздрогнула от звуков, издающихся за вторым закрытым входом, Облачка.
   

   - Они услышали нас, - встрепенулся Гам в удар на деревянную дверь.
   

   - Нужно быстро уходить отсюда, - вычислила точное решение Облачка, сжав свой маленький кулачок, - Но сначала нам надо вызволить мою сестру.
   

   - Да, но как? – Гаму досталось весомая задача. Он уже принялся прикручиваться к дрожащей двери, чтобы она не открылась, отбежав от склянки, где водяной Мокроступ был готов давно поглотить Фуцанлуну.
   

   - Стой! Лучше помоги мне. Та дверь и так заперта под замок.
   

   Остановившись, Гам подумал: «А как же скелеты столь ловкие могут забыть о двери и ключе, который они потеряли, если они сами и заперли им её?» Под его ногами оттуда проскочила мельком серая мышка. Ладно грызун да грызун, но за хвостиком у него позвенькивал серебром с ручкой в форме алмаза ключик.
   

   - Кажется будем взламывать её, лейтенант, - пробубнили челюстями затворники.
   

   Устремившись назад, он понял, что у них есть ещё коротенькое время для того, чтобы вынуть наружу Фуцанлуну.
   

   - Тут банку открывают вон тем зажимом крышки, - подняв правую ручку к потолку, подсказала Гаму и Облачке Фуцанлуна.
   

   - Попробуем собственные силы, - направилась к железной крышке Облачка и, взявшись за её края, начала подымать; такой злой ещё никто не встречал её. Но вместо геройского подъёма она не могла поднять её даже на миллиметр.
   

   - Эх, бесполезно, - уныло вздыхала Облачка. Брови Гама сомнительно покачались; он старался оказать услугу вопреки самостоятельности – а стоило бы - хотя и промолчал, - Эта крышка очень крепко закрыта. Может быть ты, Гам?
   

   - Разумеется, если я уже прибежал к вам, - согласился тот, выждав очереди.
   

   - Что? О, нет! Только не этот мальчишка! Найдите лучше другой способ вскрыть склянку. И поскорее! Мокроступы сочли меня сейчас за врага! – захоронилась опять Фуцанлуна, - Я не хочу, чтоб какой-то человек-чужак спасал меня.
   

   Мокроступы были элементалями воды. По виду их очертания ничтожно малых телец сходились по крупной фигуре Големов- каменных людей. В свою череду они окрашивались голубезно-синим оттенком океана. Конечности могли, как сливаться, так и отделяться, струясь во многих местах, где им вздумается, кроме огненных путей. Поскольку вода приходилась противоположностью огню, то поэтому не удивительно: Фуцанлуна, фея Пламени, и опасалась намного больше его, чем тех, живых групп костей.
   

   - Но другого выхода нет! – развела канифоли невозможности Облачка, - Желаешь здесь доживать свои минуты жизни и томиться в этом замке, как можно дольше меня? Или ты всё-таки согласишься на наши доводы, и мы улетим с тобой?
   

   Привесилась минута ожидания и взглядов, прерывавшегося из-за стуков об одну и ту же точку доски, которая среди здоровых с момента ломки лишилась круглой, железной ручки, и та повалилась глухо обрубками на клеточный пол.
   

   Фея Огня через каждую секунду переводила взоры сначала на Облачку, а потом на Гама. Она на некоторое время сбилась и совсем затерялась между двумя противопоставленными лицами. И токмо затем она снова посмотрела на сестру и мягко с чуть-чуть приземистым ворчанием произнесла:
   

   - Ну, хорошо, хорошо. Ладно, вытаскивайте! Не то мокроступы меня вовсе съедят!
   

   С первых слов согласия Гам занялся вскрывать склянку, где почти потухший огонёк мелел в водяной копоти. На ощупь и хват она и взаправду представлялась, крайне, прям закупоренной и недоступной.
   

   Всё же им истратились последние силы, чтобы поднатужиться, и он открыл её. Банка мигом оказалась отворённой; её крепкая и чересчур надёжная крышка взлетела в высь, шмякнувшись с потолком. Затем из неё самой выпорхнула фея Огня, по границам промачиваясь крыльями. Гам отошёл в сторону; крышка чуть не насела на угольную макушку.
   

   Тут-то подобрав с собою волшебную палочку, Фуцанлуна пошаталась, сколько есть в себе энергии, за заряженными к окну спасителями. В ту пору вторая дверь задребезжала щепками – она сломана, и по покосившемуся к полу пласту дерева выскочили худые, но в металлических доспехах скелеты.
   

   Из замка Огня чрез оконце Гам и его друзья с сестрой Облачки кинули криком на, просидевшего очень долго, Родоса совет:
   

   - Бежим!
   

   Ускорились к граду. Порулив бегло ногами, крылышками куда подальше от скелетов, четверо завернули за угол на узкую улицу Пламенного города. Спрятавшись там, они боязно затаили дыхание. Лишь превосходная удача, оказавшаяся как ни стати пригодной, спасла беглецов от первой-второй поимки их врагами.



Глава 3.
«Солнечная улица»



***


   Мой милый друг, скучал по нашим сказкам? Садись со мною, и я расскажу тебе, что за жизнь томится там за стенами заводов и фабрик.
       

   Жил-был в Волшебной стране медведь-коала. И звали его Куала Лумпур. В родных краях, где он обитал – а именно в Царстве Земли – жил он с семьёй вместе припеваючи.
       

   Верный муж и верная жена не таили друг на друга обиды. Да вот только не сложилась с ними жизнь рабочая. Первый трудился мелким почтальоном в окрестностях лесного городка-деревни. Жена, как и подобает матери, домохозяйничала. Совершенно не получали ни дохода, ни достатка. Что же было у них лучшего? Дом, семья?
         

   Среди соседей Куала-Лумпур славился не столь пунктуальным, насколько рассеянным, вечно опаздывающим неудачником-кормильцем.
         

   С каждым разом приходилось всё более и более исполняться, рассылать письма на улицах не просто дома собственного, где нельзя не услышать насмешки соседей, но и на улицах, где мало кто ступал по слабо протоптанным дорожкам.
       

   Какое же счастье тут было? В том, что у него всегда по ночам крыша над серой с большими ушами головой? В семье, которой он старается помочь обеспечиться?
       

   У него абсолютно не имелось никакого времени, чтобы подумать «А нашёл ли я счастье?». Не было ни времени, которого возможно таки у него хватало бы на жену и на двоих детей: сына и дочь; не было ни больших денег, которыми хвастались соседи. Казалось, не было даже и ничего.
         

   А, между тем каждый вечер, когда он приходил с работы, ему, на карие глаза подходили, точно такие же очи, как две капли воды. Это являлась перед ним его супруга, спрашивавшая:
         

   - Как там идёт дело?
         

   На что супруг задавал постоянно один и тот же вопрос:
         

   - Ты меня любишь?
         

   Любил ли он? Да. Безусловно. Но подтверждение это замечалось лишь в тех моментах встречи, когда он не мог вымолвить ничего. Так много трудится, что сил недостаётся и языку, чтобы дать то согласие.


***
   

   Бродячие светляки не выпадали в тень, чревато ограниченным укрытием. Находиться в нём, значило сохранять инкогнито и неизвестно сколько будут на свободе подле горячего пути одной миссии. Из замка Огня сбежав, четверо и не подозревали, что от гнусавой болезни дрожать осиновым листом они пройдут столько метров и беспрецедентно увяжутся в самый большой Пламенный город.
   

   Когда их преследователи быстрым шагом армии побежали мимо той щёлки домов, где они спрятались, Гам, Родос и две феи разом провели ладонями по своим лбам, покрывавшимся потом.
   

   - Ух, отцепились, - вздохнул облегчённо Гам.
   

   - Больше с этой минуты ты не будешь спасать мою жизнь. Понял? – выпекаясь опять простаканила Фуцанлуна, прикорнувшись на левом, не занятом Облачкой, плече Гама.
   

   - Вообще-то нам теперь как раз помощь друг другу и нужна, - выпятив на миг за угол из помоечного тупика, возразил Родос.
   

   Пока Гам, Облачка и Фуцанлуна оттяпывали и спорили над вопросом о самостоятельном кредо «каждый сам за себя», Родос к тому времени перепалок осматривал с особой расторопностью любопытства и осторожностью широкую улочку, дорога которой покрывалась кирпичной мостовой.
   

   Кончили безобразную о вышеупомянутом ересь, Гам и две феи медленно подошли сзади к летописцу; из рыжей, черствевшей зловонной золой, стены выглядывали за одной головой четыре – более рискованней не то, чтобы лучше. Обследовали клочок улицы, поперёк которой они встали. От феи Облачки было не впервой найти в лице невидимый удар, весьма вздрогнув, она почесала затылок.
   

   - Что же делать? Наверно, стоило нам только невдомёк прыгать на «Солнечную» улицу, - бураном рассеялась Облачка.
   

   - Эээ… Простите, а в чём дело? У нас нету больше альтернативы энергией чуточку воспользоваться для одного прыжка, но уже через город? Так понимаю? – спросил Гам, присягнувшись на двух фей, явно жалевшие изжигать весь запас силы воздуха. Они шипуче выкувыркивали, не выдав предпочтения подтвердить правдивость этих жестов, потому что дело было не в этом, а в другом. В том, что эта улица является длинной и широкой в Пламенном городе. Сюда при всяком событии сгребается народная толпа, кое, выведав от новостей об их побеге, невтерпёж объявит охоту, так как она всё ещё не проснулась из-под гипноза, наложенного Энстрепием, о чём и припомнила лишь потом Фуцанлуна.
   

   - Значит сейчас нам потребуются мантии, -  сказала Облачка, подыскивая что-то в рюкзаке Родоса. В поиске наряда она вытащила две мантии: одну чистую на летописца, другую с пятном рубиновой краски - на Гама. Думая окутываться в тёмно-фиолетовые дорожные плащи сейчас, фея воздуха и огня не рекомендовали такой расклад действий; не на роком словят. За секундой, разделявшей до погружения в наряды под их широкие капюшоны, Фуцанлуна запнулась.
   

   В частности, она не блистало особой лояльностью к сиреневому тону, но, примирившись к этому, дебютируя с побега из своего заточения, могла, как и сестра, теперь не восстанавливаться против всех, лишь бы не показаться в поле зрения загипнотизированных жителей.
   

   Надёжный план характеризовался приемлемой скрупулёзностью и вкратце: просунуться сквозь город, вынуждая идти по главной улице; Гам и Родос смело вышли на тусклый свет, набросив поверх рюкзаков плащи, так что их спины встали горбами бремени.
   

   Длинная улица называлась «Солнечной» от того, что её каменистую мостовую освещал яркий блик искусственного шара. Круглый, не хрустальный и не стеклянный шар повисал на огромной высоте и проводами-цепями, над Пламенным городом в качестве лампы накаливания, имитировавшего близкую от планеты Земли звезду. Именно от него и пошло название «Солнечный».
   

   Изначально на той улице звенела и стрекотала радость и гомон веселья. В Пламенном городе народа всюду питало желание и почитание к музыке, красоте, тому, что принуждало каждого жителя искриться.
   

   Но, аккуратно перешагивая камешек за камешком дороги направо, у подопечных беглецов похолодело колко в сердце. Ломаясь по сторонам, горы-дома, заводы и их крыши с выходными и сточными трубами выглядели, как обычно: кирпичными и многослойными. Понизив взоры в дорогу, можно было всмотреться на огромных косматых и крошечных зверей с перекошенными мордами, пользующиеся по плотности населения большим спросом.
   

   Они вмётывались друг напротив друга грузными, разобиженными глазами, которые выдавали внутри себя чрезмерное подозрение. Самые слабые, говорливые животные только и делали, как ругались и дырявили скептическим видом, обращаясь к громадным, хитрым хищникам.
   

   Гама и Родоса так что перекосило на звук, которым до сих пор преображал их общественные баталии: 
   

   - Ты мне должен отдать сдачу или я не буду покупать и брать твой вонючий хлеб! – прокряхтела немощная, но утерянным, крикливым голосом черепаха, одетая в зелёный жилет.
   

   - Я тебе ничего не должен, старый хрыч! Ты просчитался! – прорычал ему в ответ сердитый волк, продававший булочными изделиями.
   

   - Ничего я не ошибся! Отдавай мои деньги! – снова проорала черепаха, помахивая длинным багетом и суя его к подбородку и носу серого волка, поздно утопившего сумму золотых монет в карман.
   

   - Не отдам! Проваливай! Ты задерживаешь и отпугиваешь моих клиентов, - оскалил клыки волк, прогоняя черепаху, с коим вот-вот изгрызётся.
   

   - Отдашь!
   

   - Нет!
   

   - Да!
   

   - Нет!
   

   - Да!
   

   И так этот бескомпромиссный спор не прекращался, пока большая очередь в конечном итоге не разошлась, не вступившего в словарный бой к серому торговцу.
   

   - Ой, да ну тебя! Ты же сам и напугал собственных посетителей! Тьфу! – прозвучали шепелявые, психованные возгласы черепахи, которая по правдивой очевидности махнула рукой на продавца и, в гневе из-за неправильной и мошеннической покупки, потерялась в толпе налево.
   

   Полные её ворчания до Гама и его товарищей не доносились. На смену неутомимых перепалок по долгому пути упали на грудь двух мальчиков стоны и мольбы о помощи и детские рыдания.
   

   Скрытые не без плащей, натыкались о «грабли» зверей, в которых больше не содержалось ни единицы наложенного Энстрепием заклятия гипноза. И, беспокоясь, что те вывернут главную тайну чёрного мага, об изгнании Атикина, грозная стража скелетов в Царстве Огня просто подхватывала их грубой силой и подгораживала к лжеправителю Волшебной страны. Кого только? Впрочем, это был совершенно редкий случай свидеться с полузомбированными, говорящими мордашками. То, что Гам и Родос увидели, драматично поразило.
   

   Не затаскивая минуты, они встречали намного чаще пойманных заложников-нарушителей, чем предполагалось до ныне.
   

   Хитростные скелеты безлюдно уводили назад взрослых медведей, белок, зайцев, кротов и других поселенцев града туда, откуда лиловые плащи и плавали, не оборачиваясь.
   

   - Отпустите меня, пожалуйста! Я ни в чём не виноват! Я говорил только правду! – отчаянно простонал заяц с повисшими ушами и закованными лапками в каналы, шатко хромая на левую.
   

   - Помогите! Умоляю вам! – проревела рыжая векша с опущенным хвостиком, сопротивляясь приспешникам.
   

   На всех угораздило больно смотреть и слышать, как они траурным тоном плакали.
   

   Гам едва ли сдерживал дух справедливости и его заплёскивало в состояние даже поникнуть к ним и забаррикадировать их от скелетной полиции. Однако, не вытесняясь, он волочил плащ мирным шагом, не отступая от летописца и не взимать милосердие.
   

   Закрытые капюшоны предваряли носы наружу. Путники и путницы уже приселились к концу города. Каменная лодка, по счёту вторая, вот-вот ожидала беглых у скатного причала. Опасная, но тихая эмоций прогулка, кажется, завершится благим блином. Будь бы блин был последним, Гам чётко бы не услышал, гораздо лучше не увидел, как одного малого медвежонка тянули в сторону замка Огня.
   

   Зацепившись за древесный столб, он не сдавался и дитячьим рычанием, роняя слезы, кричал:
   

   - Мама! Папа! Не уходите! Гх, гх, гх… Аааа!
   

   Тут вытерпеть чужой разлуки Гам вовсе не избрал и, прежде чем Облачка задела его капюшон, говоря: «Не делай этого!», а потом кое-кто перекинулся и задался: «Жители в лиловом?», он, убираясь из группы в плащах, плавно подошёл к скелетам.
   

   - Не троньте их! Оставьте в покое! – заступился мужественно Гам.
   

   - Что? – переспросил скелет, в руках у которого удлинялось копьё, в забытье памяти о медвежонке, поскакавшем к родителям.
   

   - Отпустите их все! – повторил Гам, повернувшись двум скелетам.
   

   Те в нём узнали не первого блина, упавшего комом, беглеца, кое и освободил несколько часов дня раньше их пленницу. Отбрасывая у краевой дороги иных заложников маму и папу мишки Топтыгина, оба вынули из ножен изогнутые сабли-хвосты и, направляясь к Гаму, давай покрикивать.
   

   - Нарушитель!?
   

   Мальчик собрался припаяться с летописцем-ровесником, но позади него раздались голоса Родоса и Фуцанлуны:
   

   - Беги!
   

   И Гам ринулся за кудрявым.
   

   Осознавшись, что перед ними встал человеческий мальчик, скелетный надзиратель загрохотал остальным, указав своим острой копейкой не него:
   

   - Арестовать человека!
   

   И собранная группа костяшек кинулась на пару летящих лиловых плащиков.
   

   Ногами и крылышками шевеля, Гам, Родос, Облачка и Фуцанлуна бежали из-за всей мочи, двигаясь на край острова. Армия, тронувшись к нападению, на отдышке не уменьшала собственной ходьбы, и их кончики саблей острием не отличали расстояния до спин и до лавы.
   

   Еле-еле дыша, вчетвером набирали скорость; скелеты мгновенно отреагировали на это, поступив также.
   

   Гам и его друзья уже были в нескольких шагах от причала, как только они вышли по скатному берегу Пламенного города. Спускаясь на самый край брега, их ничего не мучило: ни усталость, ни дисциплина быть осторожным.
   

   Замёрзли на цементном бухточке, повелись на первую, попавшеюся лодку и вместе прыгнули в неё. Гребя шустро, металлически-лёгкими под руки, вёслами, они пытались гепардом отплыть как можно дальше, чтобы скелеты, о которых в момент не восстановления инкогнито переживали не меньше всего, не перехватили.
   

   - Поймать нарушителей! – вымахал снова офицер в гладиаторском шлеме, затыканном красными перьями, раскинутыми на голове.
   

   Но, после того, как он это сказал, его воины, уставившись на утекающую по лаве лодочку, стали сердито и ясно понимать; они этот приказ никак не одолеют выполнить.



Глава 4.
«Хранительница Огня»

   

   Фуцанлуна, пережив с сотоварищами новый побег, нервно сидела на дощечке лодки и, перебирая пальцы рук, прижатых к коленям, ела единственную пластинку:
   

   - Облачка же сказала, что это будет слишком опасно…
   

   Затем, перестав надевать голову ладонями, взвилась к лицу Гама и, взяв его за зелёную кофту, начала дёргано трясти.
   

   - Зачем?! Кто тебя вообще просил заступаться за них? – задалась феечка огня. Она явно запамятовала о своей слабости и гневе, которым впустую не добьётся, хотя и в дублях даже скинуть мальчика в горящую лаву.
   

   - Я не знаю! Совесть. Ну, что ещё? – в страхе помазался Гам. В глазах зародилось кардинальная безысходность.
   

   Получив от человека-детёныша такие слова, Фуцанлуне ничего не пришлось сделать, как лишь дерзко отпустить существа, на восемь раз выше её самой, из маленьких рук. Гам, свободный и спасённый Облачкой, чтобы фея Огня не упёрлась в странную драку, громко глотнул воздуха и потом, переведя дыхание, иронично оправдался:
   

   - Ну, не мог ведь я просто пройти и забыть того, кого видел и слышал?
   

   Всех остальных в миг посетила вдумчивость, заставившая Облачку, Родоса и Фуцанлуну в том числе, вторым ходом присесть на доски каменной лодки. Приложив кулачки к подбородкам, они не проронили ни буквы.
   

   - Простите меня, - повесившись на них, выдавил Гам, - мне очень было их жаль.
   

   - Нам всем жалко, - завели разом двое фей; Родос не отказывал себе в молчании, хотя и ему было бы полезно сказать тоже, чем молчать, слушать, сверяясь с подробностями мыслей тронуто.
   

   - Думаешь, только ты один не грешил им помочь? – опустила голову Фуцанлуна, - Нет, ты – не исключение. Я же желала и до сих пор выжидаю долгого события, когда мы все в Волшебной стране станем вольными из рабства и будем счастливыми, как издревле.
   

   - Ты не виноват. Ты больно добр, - подлетела и приземлилась на его левое плечо Облачка, - Иначе мы бы не сидели здесь.
   

   Прививая мир ко всем, неудавшийся герой – Гам, рыбный в дискуссии Родос, всласть коммуникабельная Облачка и щепетильная Фуцанлуна не примерным молчанием выгладили прощения, выкинув обиды. Посердившись на мальчика с чёрными волосами, последняя довольно приметливо спросила:
   

   - И куда мы уплываем?
   

   Осведомлённой ответом на вопрос, Облачка поглядела вдаль того места, откуда они отошли вязким течением лавы. Покуда они всё дальше и дальше скользили, Облачка, опять притеснив ладонь к розовой щеке, нашла замечательную идею, как перехитрить скелетов. Она заключалась таким образом: если скелеты видели их потерянно на краю восточной части Пламенного города – то, следовательно, им требовалось проплыть вплавь подле его южной части. Тем самым костная полиция собьётся столку, и они бесшумно доберутся до храма Огня.
   

   Это выдумка была подходила в рамки того, чтобы избежать костлявой слежки, в результате чего они пройдут без всяких приключений чрез огненный путь. Никто из субъектов зла и членов надзирателей и не будет в состоянии догадаться, что, вместо того, дабы легко плыть прямо к противоположному берегу, четверо беглецов сочтут принять иной маршрут на лодке, изготовленной из булыжника, как это сам заметил Гам и писарь. 
   

   - Там нам окажет горячий приём Хранительница Огня, вы сами её увидите, - сообщила о будущей встрече Фуцанлуна, - она милосердна к тем, кто к ней относится также, потрудитесь не поддавать собственного вида
   

   Проплывая и огибая юго-восточный брег, путешественники старались не привлекать лишнего внимания горожан, которые тяжко стонами выдавливали рты, тянули грузы и работали на заводах, сопровождавших их воплями, воями труб да свистами гудков. Вёслами гребя, Гам и Родос, фантазируя, какая она эта Хранительница Огня, первым счётом приметили со стороны Пламенного города возвышенные горы. Они походи во многом на отломленные куски пирожного «Рыжика», оранжевые, коричневые. Из-за тусклой освещённости солнечного, искусственного шара они не так ярко отражались и всласть жирели в глазах путников. Лишь иногда в размытых очертаниях съедобных гор, на границе с землёй у Гама и его друзей темнели дырчатые пещеры.
   

   Покинув кленового цвета пирожные, пилигримы плыли дальше. Среди, вертящих вёслами, мальчуганов ни один уже не впадал в тревогу с той секунды, когда за их спинами кипел без конца град и замок, целостно упавший камнем в воду по причине неудавшейся, полицейской поимки трёх незваных гостей и пленницы.
   

   Едва ли смирились с остатками сил, Гам и Родос шевелили к движению породную корыту всё слабее и слабее. Их смуглые лбы увлажнялись фирменными реками пор кожи. Теплота исходила от всюду; жгучая лава текла, как по маслу и не уступала витающей жаре.
   

   И вот в четвёрке вместе они вцепились за горла единого летнего противника. Впереди очей образовался каменный островок, не обладавший искрами пламени. На нём стоял наклоном широкий, рябиновый храм, дуговой вход коего упирался вниз под самым фундаментом. По середине, на стене его крыши вырисовывался лучистый, солнечный круг. А в центре этого круга выцарапывался символ огня с известными его языками. По краям от центра гордо глазели в две страны света, будто живые, статуи драконов, одетых в малиновые чешуи и остроконечные крылья. На их затылках искривлялись к верху бежевые из слоновой кости рога.
   

   Первый взгляд Гама и Родоса снабдил мощным впечатлением, точно те летучие, огнедышащие динозавры утопались глазами, косясь сбоку на лица человеческих детей. Драконы подозрительно впивались в людей, принёсшихся на лодке. Они, боясь, думали, что прибывшие якобы выкрадут очень ценное, что хранится внутри Огненного храма под глыбой…
   

   Остановив лодку у раздробленной пристани, Гам и его друзья приподнимали каждым шагом на следующую ступень лестницы уставшие ноги. Удивительно будет забыть оставшиеся вещи в малом судне; хорошо, что забрали их обыкновенный и сочиняющий. Неслись на спинах тяжёлые рюкзаки, словно не свои, так что сострадательные феечки поддерживали их немножко позади, не успевая и себе переводить дыхание.
   

   Они шли всё вверх и вверх, в дрожь напрягая худые пальцы рук. Под конец, когда ноги одолели последние ступени, четверых, как и предполагалось, встретила сумрачная темнота, которая повела наших путников далее вперёд, но уже теперь вниз.
   

   Кто же мог их встретить ещё кроме тьмы? Спускаясь ниже Царства Огня, справа и слева выросли ряды колонн, дотягивавшихся над их лбами до потолка. Ряд красивых столбов крепко держали огромную крышу храма и не давали ей ни на миг свалиться на квадратный, расчерченный пол. Сквозь неё не пробивался, как и в самом континенте, ни малейший лучик настоящего солнца. Единый огонь не потухал в очаге, пустынно освещал прямую дорогу к нему, указывавший вошедшим вдалеке, просачиваясь сквозь прозрачный, шаровой, рубиновый, кровавый протуберанец, твёрдо встроенного на постаменте.
   

   Мысли двух мальчиков были несомненно заняты о Хранительнице Храма, спотыкаясь в вопрос «Кто же она?». Может эта полуженщина-полузмея или огненный элементаль вроде тех же Мокроступов, но побольше? Или нет, дракон, впрочем, уже на Родоса последнее заклинило испугом, так что оба договорились не думать на счёт ещё другого монстра, оказывавшегося всё более жутким в мозгах. По совету Облачки и Фукцанлуны Было намного лучшим этого мифического иль фантастического существа поприветствовать, чем фонтанировать ставками на то, как выглядит сама хозяйка. Да уж, быть убитым неким милым чудовищем выходит гораздо легче, чем, представив его, угнаться ногами прочь и попасть в рёбра полиции.   
   

   Прошагав мимо шара и дойдя до широкого камина, Гам и Родос устало протянули руки к его языкам, не умиравшим временем. Облачка и Фуцанлуна, вылетев на пустоту, начали выкрикивать и звать хозяина храма, полагая, что так они с ним поздороваются.
   

   - Хранительница Огня! Где вы? – прозвенела голосом колокольчика Облачка, сложившая ладони ко рту.
   

   - Прошу вас, помогите нам! – протрепетала сестрица, заранее стащив с головы рыжую, угловатую шапку – Нам очень нужно ненадолго укрытие от преследователей.
   

   С произнесённых ими слов Гаму и Родосу стало не по себе. Из тёмного-тёмного угла помещения они услышали странные почёсывания стен; слонялись всплески лавы. Не прерывающиеся урчания доносились со всего и отдавали явный отсчёт, что в той мгле нечто или некто пряталось.
   

   Гам и летописец не ошиблись в этом: из левой лазейки и вправду вылезло громадное существо с длинным хвостом да оранжевой чешуёй, на голове которого раскосо сидел железный шлем, забитый красным гребнем.
   

   - Саламандра! – бросили в один звон Облачка и Фуцанлуна, воспарившие к крупной ящерице. Огненная рептилия не могла обидеть и мухи, даже человека, хотя и была нервной, возможно, после глобальной оккупации Волшебной страны. При стороже она настолько боялась злых, жестоких людей, насколько пыталась наладить контакт у добрых. Со временем Гам и Родос приковали в ней черты застенчивости и робости, кои ни на метр не позволяла ей поравняться подле них. Облачка и её сестра Фуцанлуна убеждали пылкую хранительницу в том, что перед ней люди с хорошими намерениями. Тогда, моргнув на человеческих детей, с другой стороны, Саламандра, одев улыбку на морду, подошла к ним, объяснительно о чём-то зашевелила мышцей речи, сопя под ноздри:
   

   - Да, долго я не встречала чистых сердцем людей.
   

   Гам, привыкший к землям чудес, ожидал, что огромная ящерица замолвит русской речью и совсем не удивлялся этому. Говорившая, как люди, «Искра», так звали саламандру, завела крайне протяжённый разговор, сопровождавшийся порывистостью жгучей, жидкой крапивы, брызгавшей из её рябиновой, красной пасти, от которой высовывался гранитный язык. Её шепелявый, будто у змей, акцент касался истории, произошедшей с ней.
   

   С тех лет, когда колдун Энстрепие оккупировал гипнозом Волшебную страну, возле храма Огня шли не прерывавшиеся битвы отрядов сопротивления и армии скелетов. До настоящей поры, как только надежда на свободу и спасение окончательно пропала, звери да птицы, наряженные в увесистые доспехи, героически сражались на ладьях и плотах, державшихся на плаву лавы. Перескакивая с лодки на лодку, они сломя бешенные метали острые копья, на лету сбивая и снося мечами, топорами скелетов. Но сколько бы они не повергали могучим уроном, их порождалось всё больше и больше. Возрождавшиеся солдаты Энстрепия и Кощея Бессмертного некромантией, они всё-таки выбили из сил воинов-животных, обратившихся в бегство.
   

   - Я надолго запомнила их слова, - продолжала Искра – «Вы все жалкие зверюшки и поэтому вы скоро будете нашими слугами!», на что наши смело рыкнули: «Сперва найдите нас, группы костей!» Так я, скрываясь от скелетов, и сторожила свой дом.
   

   Окончив рассказ, Искра воспарила пламенные взоры на потолок, с которого она не смыкала глаз кое-какие минуты. Затем, утомлённые путники, немного поболтав с рептилией, добились места для ночлега в храме Огня, где они и решили погостить на одну ночь. Стоило Саламандре прошипеть «да», как бродячая четвёрка тут-же обрадовалась этой новости и, повлёкшиеся у тёплого очага, приволоклись спать в неудобном положении.



Глава 5.
«Бесконечная пустыня»
   
   

   Утром 9 сентября, 2013 года нашим путешественникам проснувшимся, было не в уме помышлять о дальнейшем путешествии без разговора. С Саламандрой Искрой они не обескураженно в потери доли суточного промежутка поладили, любопытничая над Волшебным Шаром, о котором та полностью рассказала. Шар Огня, не сносящийся в её храме, умел задействовать, буквально, все извержения вулканов Пламенного Царства. По её словам, когда-то этот, пропитанный силой элемента, шар удерживал и контролировал ими, в том числе и поток лавы. Но с тех пор, как энергия с алтаря их континента исчерпалась, кардинальное их бесценное сокровище перестало работать. А вулканы и гейзеры, не слушаясь ящерицу, чрезмерно выпускать магму, лаву и горячую воду, уничтожая на своём пути, всё живое, не токмо огненные дороги.
   

   Гам, прикасаясь каждым брызгам речи Искры, писал очень внимательно о том, что та ему шипела. Грызнуться разумом можно будет, услышав, в особенности людям, чёткий да необыкновенный акцент ящерицы, при котором бы Гам совсем не успевал бы следить за тем, как пишет то, что ему диктуют. К преподнесённой удаче, Искра говорила медленно и, не смотря на её запинки, старательно. Написание первого фантастического существа, её, как Хранительницу Храма Огня было готовым.
   

   Животом протираясь о кирпичную, рыжую поверхность и кивая головой в ответ новым товарищам, Искра проводила собственных гостей до самого порога убежища. Не подпуская самого себя из сумрака, она радушно улыбнулась и отвесила гребневым, древнеримским шлемом поклон, стараясь не уронить с себя его. Двое сторон попрощались.
   

   - Неужели вы выберете предпочтение прятаться от врагов здесь? – обратил внимание на застенчивость Искры Гам.
   

   -Разумеется, человечий детёныш, я, как и все остальные те, кто не подвергся гипнозом и магией Энстрепия, должна находиться в храме, называть его домом, пока судьба нашей Волшебной страны не решится, - вздохнула Искра и с унылыми, жёлтыми глазами опустила к полу гребень.
   

   - Но если бы вам хватило смелости, вы бы давно раскидали всех скелетов массивным хвостом и…
   

   - Да, право… - перебила Гама Искра, несколько пошатнувшись приподнятой мордашкой вверх и вниз, затем, указав солнечными очами на гигантский вулкан – Обогнув около того «Гефеста», вы сможете в миг очутиться к дому кузнеца. Он вам поможет перевести дух. Он подскажет путь. Сразу предупреждаю, та дорога, по которой вы пойдете – опасна, но она и не длинная. Вы меня простите. Виновата пред вами. У меня нет больше возможности чем-нибудь оказать услугу. Зато с радостью сумею пожелать удачи. И будьте осторожны.
   

   Саламандра, замолкнув и не выронив ни слова, на прощание водрузила к крыше порога когтистую лапу и в знак дружеского «пока» стала не торопливо махать ею.
   

   Гам и его друзья поняли, что истекло время на разговоры, и, покинув ящерицу, Хранительницу Огня, с заданной целью двинулись к вулкану на северо-запад.
   

   Для того, чтобы добраться до очага божьего кузнеца, им собиралось пройти лавовые берега, проложенные на расстоянии 1500 метров. Перешагивая через сгустки и получёрные, полужёлтые комки, Гам и писарь, Облачка и Фуцанлуна вспомнили о прошлом, длинном дне, кое они провели в бегах от вражеских скелетов. Никто бы и не испытал такого переполошённого чувства опыта, как эти путники, которые тогда проплывали и промчались наполовину по широкому красно цветочному рву Пламенного замка и града. Целых 3000 метров стоил их вчерашний день 8 сентября, не больше, не меньше. Спасение Фуцанлуны, тайный и скрытный поход по Солнечной улице, плавание по реке «Сварога» и встреча с Саламандрой Искрой – всё и все события накидывали неизгладимый отпечаток в памяти; это просто нельзя забыть. Переполненные мыслишками, они ничуть не ощутили, насколько долго приближались к подошве подземной дыры; из неё, словно вязкими, молочными реками, вырывалась магма.
   

   Переход через вязкие болота лав томился по часам. Не успели у Родоса ноги затечь, как у Гама подступала немота с залившимся потом на лице.
   

   - Ох… И сколько мы будем добираться до вулкана Гефеста? – еле дыша, осведомился Гам.
   

   - Мы совсем не далеко. Ещё чутка, - сопровождая Облачку, ответила Фуцанлуна.
   

   - А, по-моему, эта дорога никогда не кончится, - приставив боком ладонь ко лбу и прищурившись глазами на горизонт, очаг магмы, захворал Родос.
   

   Летописец не ошибся – вулкан, до которого они топали, будто стоял на одном и том же месте. Не воспринимая такое восьмое чудо света всерьёз, пилигримы продолжали шагать далее. Духота пекла с пыла жару; всё чаще востребовались мнением Родоса. Облачка и Фуцанлуна тоже поверили его словам после Гама и, скоропостижно впали в ступор.
   

   - Мы что приклеились к этой земле? – вспылила Фуцанлуна, - Невозможно, чтобы мы навсегда застряли.
   

   - Не может быть, - покосилась на окружающую её местность Облачка, - Сестра, ты ведь прекрасно знаешь этот континент.
   

   - Да, - занервничала Фуцанлуна, - Каждую яму и гору. Почему-то именно сейчас моя интуиция и в голове карта меня подводят.
   

   - Хм… - призадумалась фея воздуха в поры молчания, подложив пальцы правой ладони под мягкий подбородок, - Всё крайне странно. Подай, пожалуйста, свой компас, Гам.
   

   - Что? – расширил очи Гам.
   

   - Просто дай, необходимо, - попросила Облачка, - Я посмотрю.
   

   Гам не был глуп в факте габаритов существ: его и её, но магнитный компас он вынул, и фея припорхнула на маленький агрегат с двусторонней стрелкой, размеченной под синий и красный цвета.
   

   - В вашем мире стрелка указывает только в одну сторону? – вкрадчиво задалась Облачка, взглянув на Гама.
   

   - Конечно, - дал ответ тот, - Правда некоторые места вообще направляют человека…
   

   - Не в то место, иногда и не в то время, - подхватила фея; стрелка безумно крутилась волчком, - Судя по всему, здесь наложено заклятие «задержки».
   

   - И как мы поступим? – оросил задачей Гам, - Ведь, наверное, идя пешком, мы не то, что будем страдать из-за жары, а прожаримся от неё.
   

   - Не на долго, это заклятие действует меньше часа.
   

   - Значит нам надо идти как можно скорее, столько, сколько нам хватит сил. Поднажмём! – и следом за словами Облачки и Гама четыре друга понеслись к краю пустыни багровых холмиков вперёд.


***
   

   Знойный день неторопливо сменялся вечером, ничем не покрывавшимся на потолках посреди сталактитов. Солнце, которое к тому времени суток должно было садится на западе, за горизонт Царства Воздуха, и до, и после заката не виднелось сквозь рыжие пещеры и марсианские горы.
   

   Они преувеличенной мощью выплёскивали на склоны и подошвы «слюни» кипячённой магмы, подтекающей по всем, даже недоступным углам. Сокрушительный пар витал над головами хилых двух фей и мальчиков, близко подходивших к грани упадка и бессознания. Измученные Гам и Родос шатались по раскалённым кочкам, от которых их ноги с секунды на секунду горели всё больнее и адски. Жжение жалом прикосновенно донимало и приковала снять и скинуть с нижних конечностей и без того рваную обувь.
   

   Неуёмная энергия и дух, бившийся в груди, цепляла непоколебимость. Чаша бодрости сливалась с их глав по отмеченным следам. Чтобы только каждый не делал – пустыня не ведала собственных границ. А что-же за свет нахлынул на четырёх ходящих? Пред ними потекли бархатные оползни. Волнуясь с жерла глаза Гефеста, к Гаму. Родосу, Облачке и Фуцанлуне подступило феерическое тепло.
   

   - Вот он… …вулкан, - опустила шею фея-огневушка, провиснув правую ручку к нему, - И для этого понадобилось так не скоро шмаговать!
   

   - Ах… А, я думала, ты всё ещё выносливая, - сказала Облачка и, медленно нагибая шейку боком, прилипла очами к сестре, - Выходит, мы старенькие для таких путешествий…
   

   - А, в самом деле – нет, потому что сейчас я могу забунтовать снова, - заткнула спором её Фуцанлуна, не придавая никаких мотивов к предположенной усталости.
   

   - Перестаньте, - махнул на них Гам, выразив к остальным, включая Родоса, внимание на вулкан, - Меня очень смущает, что мы выбрали верный путь, который посоветовала Саламандра. Слышите? Всё вовсю сильно трещит.
   

   - Сзади нас никого нету, Гам, - вонзил лицо со своих колен на друга летописец, - Кажется это землетрясение.
   

   Тут у Родоса забарабанили странно поджилки.
   

   Ни у одного из них не имелось подозрительной причины даже воззреть на потолок кровавой пещеры, выраженной колючими иглами. Когда Гам повернулся в сторону вулкана, в его поле зрения ничто не проскальзывало кроме колебаний подошвы импульсивной горы.
   

   По мимике рта, Родос явно изволил выкинуть из губки мыслей кое-какие слова. Но на молчание он токмо заикнулся; то, чего раньше пилигримы упустили, - первого конкретно подавило.
   

   От приподнятой его руки взгляд троих устремился прямой линией на жаркое место, где под ним игралось пузырями отвесное дно. Они обливались восхищением искр, посылаемых оттуда, и их очи отражали проблески тоненьких его ручейков пока… Пока по пепельным склонам не подоспела огромная, новая волна лавы и пустующее пространство не взорвалась криком.
   


Глава 6.
«Спасение»

   

   Гам, Облачка, Родос и Фуцанлуна обомлели, не сумели они и сказать, когда алое покрывало слетело с дыры термитной тартар-норы. Вопль выскочил от неожиданности не менее чем ранее. Огненная лавина, следом за которой из того же жерла прошумели кометами его хвостатые булыжники, похоже перепрыгнула опасный предел. Жёстко ласкаясь течением, она стала неминуемой гибелью; ещё опаснее побега и её нельзя и представить.
   

   - Аааа! – метнулась с дикой реакцией команда авантюристов и завернула быстро влево. Лишая руки и ноги покоя и чувств боли, они не бросались их жалеть. Пунцовая смола пламени перехлёстывала пятки Гама и писаря. Им всё равно, куда идти теперь…
   

   Венерианский, персидский ковёр набирал обороты; бахрома обжигала толстый пол. Искрящие нити падали волной во всё сухое. Двое друзей, поманив сестёр-фей в рюкзаки под условием не высовываться, заштамповали на утёк. Чрез тонкие ротики карманов Облачка и Фуцанлуна гнетуще устрашились:
   

   - Цунами!
   

   Широкая кругло загнутая во внутрь, волна висела над головами спасавшихся. Тыквенно-оранжевая лава уже не изводилась прижаться к низу, закрутить улиткой. Что делать? Совсем чуть-чуть, и огненный плащ накинется и сварит из них бульон.
   

   Но что-же видят Гам и Родос! Одни вулканы да вулканы. До скончания времён все они не перечислятся до края. Опять эти проделки заклятия-бесконечности? Нет; совершенно не хотелось верить, что бесчеловечный путь может так позабавиться над ними.
   

   Проходит долгая минута погони пламенной стихии за нашими путешественниками. Немая агония… За минутой поспешила с ними секунда. На лицах четвёрки зарисовалась бледность. Секунда… Ещё секунда…
   

   «По-моему, этим ничем уж не кончится, - подумал Гам, качаясь конечностями взад-вперёд, - Сейчас мы вместе утонем в вязкой куче, и никто больше из нас не глотнётся зрачками на родной дом. И… Или, стоп, если ничем уж и не завершится, то, в принципе, будем жить бегущими, так что всё будет благополучно и…»
   

   Однако на том Гам осёкся.
   

   Со взгляда глаз возводились дополнительные вулканы, меньше Гефеста; за их купой посыпались клубы пара, петляющие там и сям. По одному забрюзжал склон; отрезанная дугой, скалистая стена, сцарапывая рыжие косяки, задрожала и, не может быть, сдвинулась с места. На близенькое расстояние Гам запал за ним вход, зашевелил мозги, и его осенило.
   

   Укрытие! И он, шмыгнув и дымясь к нему, вызвал ор:
   

   - Эй! Кто там? Погодите! Не оставляйте нас, пожалуйста!
   

   Друзья не поняли, и брови фей и летописца вскарабкались наверх ко лбу. Мотая кулаками, ладонями, пальцами, Родос вскинул взгляд с него на проход, и по его лицу пробежала улыбка.
   

   В поле видения стоял у порога громадная фигура; услышав вопли спасающихся, он, весьма удивлённый, почесал себе затылок. Родос и Гам явно забыли о цунами и обратились к феям с вестями, силуэт, что прирос к проходу, одарённо обогатил их несбыточными надеждами. Существо с размером двери вполне напоминал им, того, кого они безвременно ищут. Вроде шерсти нет, а его волосы теснятся как раз на темени. Может это – темнота, что подкралась вдалеке, равнодушно лжёт их очам. Нет-же!
   

   Это точно тот, по которому жители Волшебной страны так тоскуют, без памяти доверяя иному из-за гипноза. Всё-таки уверенно желается подтвердить, что это он. Он самый! Маг-медведь Атикин! Сейчас они вот-вот окажутся перед ним, и… И могучий волшебник, скрывавшийся от Энстрепия и его рабов, снова будет со старыми друзьями вместе.
   

   От Облачки и Фуцанлуны просыпался постепенный трепет в слиянии с счастьем.
   

   - Давайте! Быстрее! Лава уже на подходе! –  поторопили Фуцанлуна и Облачка, отражая на личиках не то радость, не то волнение.
   

   Настигающий сзади океан огня и магмы не отставал от них; скрутившиеся волны высотой ста метров проливались каплями и рябиновыми пузырями мимо пути, по коем упругими прыжками подбегали к открытой двери… …И к удаче – усталые ходьбой, ноги еле слушались. Ещё бы метеориты сваливались на них – никогда бы не выжили.
   

   Безумно расплёскивая рукой великану, Гам подбадривал троицу.
   

   - Ах, Атикин, мы так верили, что вы остались и не погибли! – выдувшись, сказал он, полетев по низкой лестнице к его укрытию, за ним второпях зашатался летописец.
   

   Да. Можно было представить, как с первой встречи с волшебником решатся почти все проблемы и невзгоды. Но, поднявшись по горке, ступни резко затормозили, и с лиц сполз дух сангвиника.
   

   Существо, что приняли за Мага-медведя, и вправду вырастало до зазубренного потолка. Но какому человеку бы должно будет увидеть без шерсти зверя, ведающего о том, где жужжит пчелиный улей. Человек складывался на полтора метра выше мальчиков, пялившихся с каменистой плиты; бородатое лицо выкрашивалось сквозь завихренные, чёрные, словно уголь, усы и заглянуло вниз к подопечным. Оно повелело правой бровью, и, застыв закатанными руками к тылу пояса, очами попятился на Гама и Родоса. Последние же только разинули уста; языки, предназначенные для речи, той порой как лавовое цунами на долю метров поравнялось с ними, будто, клеем прилипли на дне полости рта.
   

   - Ну. Так вы будете заходить или нет? – голос Кузнеца зачастил, точно это был не его, а звон тяжёлого молота. Гам и Родос дёрнулись и, перестав высматривать детали большого человека, кивнули:
   

   - Ээ… Конечно. Будем, будем.
   

   Из рюкзака прозвенели две феи, Кузнец весь в золе, в изношенных сапогах и в кожном фартуке ошалел.
   

   - Гам, Родос, что там ещё произошло?! Чего вы стоите?!
   

   Горячая субстанция на волне притекала и подымалась до самых ног; срочно вспомнить и делать их. Мальчикам не пришлось и оборачиваться, протопали через проём, и каменное дверце заблокировало того. Чуть не утонули пятками в апельсиновый прилив! И к лучшему.
   

   Кузнец-гигант проводил гостей по длинному тоннелю, с видом не знавшим, когда к нему подойдут пара пылко-мокрых потом мальчика. Рюкзаки, в одном из которых хлопотали феечки, вынашивали ровные шаги Гама и писаря, семенящих за хозяином пещеры; те не моргнули глазом на его хромую походку. Не поддаваясь вопросу ни малейшим вниманием, они доходили конца туннеля, входа в пещерку.
   

   Прежде чем совладеть языком, сощурились. Свет очага неминуемо пронзил их зрачки, когда хозяин дома слез тенью с крошечных детей. Потёрли тыльной стороной своих ладоней, оттянули веки – и до чего-же так уютно!
   

   Комната образовывала широкое пространство в прорубленных стенах без окон. По обе крыла стояли деревянные полки с изготовленными орудиями из металла, лежали и на защиту рыцарские шлемы, доспехи, латы, кольчуги и щиты. Между открытыми стеллажами пустовал стол с прямыми углами, за ним распускалось кресло по оттенку пунцового заката. Оно пахло душистым бархатом, его подлокотники и спинка подтыкались пуговицами, посеянными на чётких линиях. Что до второй двери – то прямо за ней что-то клацало и дребезжало; треск напомнил Гаму звон колоколов, только немного грубее и приземистее.
   

   - И куда же вас задело идти ко мне по короткой, опасной дороге? – пробормотал Кузнец; по росту он для Гама мог бы походить на того, кого ожидали найти, но, повернув голову к ним, с бородатым лицом внешность пропиталась значительной, большей суровостью. Это был не он – борода у того в два раза дольше падала на подол мантии да седая. Не позабыв о воспоминаниях Облачки в шаре, Гам подметил это в первую очередь, когда он с Родосом стал разглядывать на свету хозяина подземного дома.
   

   - Ещё не хватало, чтоб меня поймали с поличным, - откинулся наконец в кресло Кузнец, и его лицо посмотрело под макушками парочки, -  Ну, садитесь, пожалуйста.
   

   Гам и Родос были не против такого гостеприимства, уселись на указанные, деревянные табуретки, и их очи повисли на уровне глаз друг друга.
   

   Садиться за квадратный стол пришлось мальчикам не так комфортабельно; стульчики без спинок и подлокотников держали их под напряжением. От жёстких сидений руки схватывались за края стола сами собой, однако от этого лучше не стало. Точно сказать сложно, могло это быть невежеством или обычным старческим юмором, к которому Гаму и летописцу не в состоянии привыкнуть, автором которого являлся мастер кузнечных дел. Впрочем, они незыблемо поняли лишь одно, что физиономию упомянутого ниже тут-же исказил смешок, и он прекратил сулиться строгостью, беззаботностью.



Глава 7.
«Мастер кузнечных дел»
   
   

   Сквозь кудрявую бороду не так чётко минулись губы с лучевой чертой, расширявшейся и сужавшейся в часы беседы. Тенистый луч рта искривлялся. Его точки, от которых он отходи – уголки уста, заросшиеся тернистым лесом…
   

   Кузнец, подогрев стальной чайник, вышел из открытой им двери. Водрузил следом за ним на стол и три чашки, налил в ёмкости кипятка и бросил туда зелёные листики ароматного «Цейлона». Минутой к настоящему любопытные лица Гама и Родоса устремились в косяк. Мимо него посмотрели на вторую комнату – и как раз тогда обоих взял жар, льющийся из пекарни арсеналов. Клацанье металла зазвенело в ушах громче тыканий лесных дятлов-докторов о кору. Красный цветок танцевал вдалеке в дуговом очаге. Там же сыпались искры железа о железо. Они пушкой прилетали в первую комнату и еле задевали бревенчатые доски основания жилища.
   

   А кто-же в той внутренней пещерке гвоздка бренчит? Шум и треск не имели эндшпиля, а искусный мастер топчет ногой подожжённые места. На это Гаму не хотелось спрашивать у него, слишком укрыт он хозяйством дома. Всмотрелся с писарем ещё раз в тот угольный карман, не слезая с табуреток, прежде чем гостеприимный человек снова захолонул её дверь. 
   

   В подмастерье по самому центру стояла не живой наковальня. С разных, противолежащих стен пред ней подымали большие молоты за спина мраморные медведи по росту, как две капли воды. Схожие по содержанию и по подобию они дышали и чередом ударяли ими об одинокую с вмятиной точку, на кое пробуждались новые раскалённые огоньки со звёздного неба.
   

   Мальчики были прикованы и отцеплять глаза с медведей было выше их сил. Те, лапами заставляя летать в пустоте молоты, задержали дыхания и уплели полуоткрытую сторону бирюзовыми кружками. Увидали подглядывающих и отлепились от труда. Очень было печально не узнать, какие последствия даст эта встреча, потому что тогда кузнец уже расправился с чуть не загоревшимся полом и шустро защёлкнул переход из одного помещения в другое.
   

   - Работайте, не стойте, рабочее племя, - скомандовало волосатое яйцо с лысиной на макушке и вернулось к гостям.
   

   - Так вы используете статуи, чтобы за вас делали работу? – неосторожно осведомился Родос, когда тот уселся за собственное место. Кузнец прокашлялся, и его брови полезли почти на лоб.
   

   - Нет, что ты? – ответил он, -Белые медведи мне только помогают на время моего уикенда. Я их до того, как услышал ваши зовы, оставил им дело. Ещё пара ударов – и они вот-вот встанут твёрже алмаза на должное им.
   

   - Так странно случилось, - запил чаем Гам, - Мы думали, что вы тот самый исчезнувший волшебник Ати…
   

   - Ещё бы, -  его не возмутили слова сравнения; он услышал частично имя, которое Гам пытался произнести, но, судя по тону, он и сам ясно ведал, о чём повестила речь, - Не говорите только, что вы привязали во мне ещё и Великого Урануса, хотя ты, сынок, о нём вряд ли слыхал.
   

   - Кто он, Уранус? – сместил очи с чашки на его лицо, где прямой спинкой нос не слишком длинно рос над брадой. На лице того вновь пробежала снисходительная улыбка.
   

   - Творца бога и богини, основателя всей вселенной, так сказать. Он являлся самым первым волшебником, кто дал свободу свету через тернистую тьму.
   

   Гам повернулся к Родосу, летописец его тронул краем посудинки и ею навёл на синий ранец. Преглубокий карман в конвульсии шелестел и взбирался на воздух призрачными воплями «жучков»; совсем забыл с оконченной беготни расстегнуть его и вызволить из джинсовой, замкнутой пещеры двух фей. Ему не привычно не познакомить и иных друзей мастеру, поэтому опустив на стол чашку и перекинув на колени рюкзак, вынес:
   

   - Я думаю вы не против, если я вас кое с кем поприветствую? Ведь вы всё же не назвали своего имени, а мы вам – наши.
   

   Мастер подтянул к верху брови. Сделав глоток, он громко замычал от боли, подступившей кипячённым чаем по красной, мышечной «ленте». В ответ кузнец не давал никаких знаков на то, чтобы что-то сказать, по крайней мере сейчас, когда его маленький ковёрчик завернулся улиткой в розовом мешочке. Завязал бы он крепкой верёвкой – ни единых посторонних всхлипов не произнёс бы больше. Но секунды следующие, и кузнец возобновил совладение с языком.
   

   - А, у вас есть пополнение? – выдал он наконец слова.
   

   - Да, - кивнул Гам и открыл расшатанный карманчик, - Позвольте познакомиться, это две феи сёстры - Облачка и Фуцанлуна.
   

   Обе вылетели рвано и ревниво, так, будто вместо них мог бы быть ветер, вырвавшийся как из бараньего горна. Они не забыли поздороваться, однако от их поведения следовало ожидать с такой вспыльчивой феей Огня, что крошечным смерчем та не отступит от Гама и Родоса, не выговорившейся ни на минуту. Просверлила им в глаза непримиримой физиономией, от такого никому и не смелось в пример брать наивный случай сесть на неё.
   

   - Вы что, не могли нам пораньше открыть ткань!? – вспылила Фуцанлуна. Две её косички закрутились вокруг шеи, шляпка чуть не слезла передозировкой гнева и энергии.
   

   - Мне жаль, - затушил пожар в сердце гам, - Но вы бы всё равно не обрадовались этому.
   

   - О чём это ты? – повеяла бризом Облачка и обратилась к Родосу.
   

   Летописцу не нашлось и звуков для объяснений разговора с незнакомым человеком. Феи же и не повернулись к хозяину дома и свесили поклон лишь после того, как первый под их видом скосил очи на мастера, хозяина вулканических пород. Потом они вместе поняли, как спаслись все не милосердием Атикина, а добротой кузнеца, остерегающегося грязных рук Кощея Бессмертного, колдуна Энстрепия и его слуг.
   

   Среди феечек Облачка первой застигла момент встречи с тем, кто укрыл в уютной берлоге, и по наитию поздоровалась. Сверкнувшая огоньком, Фуцанлуна сделала тоже самое: стянув шляпку, поклонилась.
   

   - Облачка, - затянув весёлый вид, сказала фея воздуха.
   

   - Фуцанлуна, - протянула покорно фея пламени.
   

   - Лиахим, - затеплился кузнец и поник головой им в ответ.
   

   Каждая правая ручка двойни фей складывалась с огромными пальцами жильца и аккуратно пожималась. Кончики красных, гладких сарделек щипали горячим потоком в его венах. Потёсанные мозолями, руки мастера послужили для них доказательством бесконечно-долгого оттачивания труда. Уж об этом говорило тепло, унаследованное от зелёного чая и языков Поскакушки, теснящегося в очаге верстачной комнаты.
   

   - А, нас – Гам и Родос, - приложил краем ладони на себя первый и махнул добросовестно второму. Диалог по делам и душам завеял Гама настолько, что тот даже не произнёс своего имени. Чай не переставал насыщать изысканным запахом верескового мёда, за места сахара; буквально радовало всё. Тепло, комфорт, новые друзья и общение. которое, как хотелось бы, лучше не прерывалось… Всё прямо-таки сводилось с домом, неразлучной семьёй, непонятой другими.
   

   - Ну, и почему ты решил, что мы не обрадуемся? – проворными, широко раскрытыми, очами взглянула на кузнеца Облачка, спросила и в былом свете давай разглагольствовать:
   

   - Лиахим – придворный, городской кузнец. Надо же, где мы встретились! Шесть лет не видала Вас. Что произошло? Как Вы здесь спрятались? Удалось же сбежать от скелетов-пехотинцев Кощея среди чужих глаз прохожих жителей.
   

   Щёки Облачки проветрились за одно и атмосферой, и счастьем, и от неё Гам и писарь оторвались очами. Залитая седьмое небо удачи не знала границ – Лиахим засмущался и по его бакам проходили крохотные её поцелуи. Гам почти не сдерживал чувств, увидев подобное, и старался перейти как-нибудь к путешествию. Но на его колеблющуюся руку приклеилась другая. Родос не намеревался оставлять Гама с предвзятой мыслью остановить долгожданную встречу товарищей по инкогнито. Летописцу не пришлось и добавлять в тот миг ничего. Ведь Гам всё прекрасно опознал и по намёку и уже у него в голове отчётливо вырисовывалась сцена, когда фея Облачка снова будет с Магом-медведем вместе – ровно также с поцелуями, дружескими объятиями – остаётся рассчитывать только на одно в будущем – чтобы расставшийся на долго Атикин не был ею подавлен.



Глава 8.
«Часы покоя»

   

   Кузнец Лиахим весьма добровольно отказался от того, чтобы Гам, Родос, Облачка и Фуцанлуна продолжили идти по начертанной стезе. Несколько лишних часов приходилось беспечно отсиживаться в стенах окаменелых, высохших пород кипящего вулкана. Они вынуждены были выждать редкие минуты понижения уровня лавы над основанием Царства Огня.
   

   Извержение вулкана - явление сложное, непредсказуемое, хоть на первый взгляд кажется простым. Затухая, пушечное жерло перестаёт выбрасывать вьющиеся вверх клубы дыма и, стекающие по его склонам, лаву. Последняя-же постепенно остывает, разрушается и уже только после часовых, суточных - возможно даже и на века -расслаблений из неё выходит плодородная почва – верхний слой земли.
   

   Вулкан Гефест сравнился бы с ужасным Везувием, принёсшим в роковой 79 год н. з. э. людям города Помпеи немало огня и смерти. Не удивительно, что именно в этом районе подземного континента не встретить ничего кроме Храма Саламандры и громадных гор, подобных Гефесту. Вынашиваться, когда лава уйдёт – дело выдавалось непоправимым. Думали о том, куда им дальше направляться. Лиахим посоветовал добраться до Пылающего леса и обратиться к могущественному джину Огня Ифриту за подсказкой следопытов по медведям, пробегавших мимо его крохотного жилья; может он видел Атикина?
   

   Однако какой смысл шагать туда? Мага-медведя ещё не нашли и вряд ли они здесь его отыщут. Враги чуть их не поймали и разыскивают вплоть до сегодняшнего вечера 9 сентября. И вообще, какие тут скелеты? Здесь же лишь лава стережёт их, как щит, и не выпускает, как ловушка. Ровно до секунды той просеянной мысли Гаму с друзьями ничего не представилось действовать.
   

   Красные языки в очаге скрупулёзным дождиком трещали сквозь закрытую на глухо дверь. Огневушка-Поскакушка в кузнечной мастерской, во второй комнате не зажигала ни одного малюсенького уголка. Как и было положено – пол, что выстроен и природой, и трудягой, в нём только теплился. Ударяясь камнем о камень, между ними мог бы образоваться новое пламя. Но как таковое оно не может создать себя ими. И даже очень хорошо – белые медведи умели до самого восхода солнца колотить металл железными молотами, пока проём защищает чугунная, внутренняя сторона дверца. 


***


   - Не хотите ли чем-нибудь полакомиться? Я приготовлю и вам чай, - встал из сидения Лиахим, взглянув на фей, кивнувших ему в ответ. Выпрямившись и поправив кожаный, рабочий фартук с цветом сока чистотела, он по-человечески уступил место в кресле Облачке и Фуцанлуне. До него не просто дошла, а в прямом смысле слова догнала мысль: он, точно в здравом уме должен был воспитанно пригласить их, особенно феечек-сестёр, в новый и теперь-же старый дом.
   

   Он аккуратно прикрыл дверце, закрыл и за ней скрылся, вскочив влево к её ручке и отойдя.
   

   Пока кузнец минутой за минутой долго отбирал пикантные листья чаинок зелени и за стенкой не выбросил мраморным статуям «Отбой!», феечки разом опять спрыгнули с места.
   

   - Какой он гостеприимный, правда? – просияла Облачка, - И деликатный, и вежливый, и умный, и справедливый.
   

   Гам уловил в её глазах фейерверк, расцветающий из миллиона звёзд. Нежные ручки можно представить и сравнить с замком, который никогда в жизни не откроется. Следовало заметить, что она ими лирично вела по воздуху, словно дирижёр, контролирующий оркестр.
   

   - А, он тоже твой друг? – осмелился всё-таки Гам, выносив, когда фея ветров вновь сядет с сестрой, которая явно знала о кузнеце настолько-же, насколько и первая.
   

   - Ты не переживай за мою родственницу, - сказала Фуцанлуна, положившая правую ладонь на левое плечо Облачки, - При виде мастера она всегда преисполнена воспоминаниями о Меркурии – её отце.
   

   Гаму сразу потянуло заговорить. В его голове зацарапался вопрос, «А, куда же её родитель подевался?» Потом он через миг уныло и вдумчиво почесал затылок.
   

   - Ммм, очень сожалею, - выложил только.
   

   - Её родители погибли в мире людей в клетке похитителей. Они… Они… Они ставили над ними опыты. Отец с матерью Облачки, чьи имена Меркурий и Гермеса, были учёными запрещённых наук, изучавшими мир Гама. В Фантазии им не позволяли наблюдать за ним и, очтавив на попечительство бабушки и дедушки дочь, улетели за открытиями.
   

   Они клялись, что найдут надёжное место, где никто их не словит, и вернутся за родными. Какими они предстали беззащитными, храбрыми, когда не раньше заточения поняли, что любопытным не суждено было-бы допустить свою последнюю ошибку.
   

   Выкладывая с видом существа, наступившего кому-то на ногу, историю родителей Облачки, Фуцанлуна крепилась перед трагедией довольно, судя по всему, твёрдо. Но смотря и на неё, Гам менее уверялся в этом. Каждый значимый набор букв для феи Огня вылетало, испытывая сочувствие. Вроде такая импульсивная, а тут она не то, чтобы остыла, а постепенно потухала.
   

   - А, как вы узнали, что их спасти нельзя? – спросил Гам, думая над фактом о погибели в клетке папы и мамы Облачки.
   

   - На поиски следопытов полетел отряд наших воздушных стражей, они и выяснили всю не решаемость спасти моих родителей. Клетка их далеко направилась бороздить по странам мира людей, - ответила сама Облачка, утирая последние слёзы на щеках.
   

   Лишь как Фуцанлуна прекратила объяснять с приходом Лиахима всё то, чего и так хватило осмыслить мальчику, её опять просветила искра.
   

   - Лиахим был ещё и учителем Мага-медведя Атикина, изучавшего магию металла и огня, точно? - осведомилась Облачка, повернув взор на вошедшего.
   

   - Не поспоришь. Я и сейчас не жалею, что учил его когда-то. Никогда бы не нашёл столь талантливого, любопытного, как он, - подтвердил Лиахим, водрузив ещё две чашечки на квадратный стол. – Как-то раз в один день я явился к нему во дворец Короля-волшебника и Королевы-волшебницы и, как только мой ученик отворил мне дверь, чуть калачиком не скатился по парадной, высокой лестнице. Мне говорили о том, что он родился со снежной шерстью и вырос с новым бурым оттенком дерева. Мысль мне по голове постучала с тем-же откликом, что и я – в пласт досок. Вспомнил своих работников, мраморных статуй. И, расширив глаза у, золотистого утренним солнцем, окна, принял его за одного из них. Мне было тогда не за те лет, что волосы мотали хоровод вокруг моей пустой макушки.
   

   После его обучения я вернулся к своему ремеслу в Пламенный град. Там, как ремесленник, находился вдали от него, пока не узнал, как он покинул 6 лет тому назад пост правителя-волшебника. Я быстрой рукой накинул в мешок книги, чашки, мёд, посуду, инструменты, которыми умел воспользоваться в бою. Прихватив с собой статуй-медведей, вышел из кузнечной города и поскакал меж улиц, выглядывающих очами скелетов.
   

   Мне удалось ловко ускользнуть и, к счастью ведавший карту подземелий по памяти и выйдя из столицы Царства Огня, я повёл себя с мраморными медведями в секретную пещеру под лавовым неприступным рельефом.
   

   Так я и смог очутиться здесь. – завершал, не торопясь, мастер Лиахим. Развёл руки, указывая таким образом на место, в которое он проник, - всё другое, что не унёс сделал собственной работой. Нашёл удачно дерево, глину, железо и прочие вещи.
   

   Его глаза трудно отличить, какого цвета, но даже с извержением искр факелов, развешанных по стенам гостиной, можно угадать, что они были светлыми. Вот только обманчиво – серые или голубые? В наивысшей степени завидев их – чувствуешь себя в лазурном небе, заглаженном тонкими каплями расплывчатого тумана.
   

   На протяжении дня посиделок под гейзерами и вулканами Гам не забывал проштудировать начирканное им в Книге Стихий, дабы не усомниться и проверить стих о Саламандре. Нашлась крупная доля времени, чтобы осмыслить всё и, если понадобиться, исправить ошибки – не то не подействуют магические чары накопления энергии. О Саламандре он вспоминал часами; вот и стала же она права насчёт связки расстояний дорог, их неприятностей и времени, которую легче всегда отложить на долгий путь! Значит верно, человек иль существо никогда не пойдёт по короткой тропе, если не найдёт её, а ежели да – то он не сумеет выйти не то вперёд, не то назад, откуда возник.
   

   «Саламандра Искра – хранительница огненного шара в Драконьем Храме, затерянном в Царстве, где текут в жилах кипучая кровь континента» - писал Гам в прошедший вечер, где они ночевали у рептилии. Он причитывал каждый звук слова – «Очень сильная, но застенчивая. Покрыта весьма крепкими, рыжими чешуйками, по коим стоит отличить от рыцарей прочностью, хотя ей предпочитаемым служит спартанский шлем и сам храм, присущий для ней и шара, как укрытие. Рождённая пламенем, ящерица живёт с каминным костром и реликвией, чья жизнь в её сторону важна как не стати. Её основными недругами являются Мокроступы. Наравне с водой они могут потушить её, подобно огоньку, чем естественно и кончится вечный стаж Искры. В стародавние времена ходили и до ныне шепчут легенды о её бессмертии и уязвимости, прицепленные к «красному цветку» и артефакту. Без костра и дыма нет Саламандры. А не будет её – не бывать и шару. Рубиновый валун пусть и даёт много бедствий, но без него, точно и без огня нет жизни».
   

   Пчёлкой пролетел денёк и Гама это рассеянно ощенило. Корпя над книгой Стихий и записывая в ней и о кузнеце, он потерял счёт времени. Ночь приближалась светляком; часовая стрелка на спасённых часах показывала на десять. Бок о бок оставалось ещё немного сочинить об учителе Атикина ровно до того момента, как тёплый его голос провеял:
   

   - Пора гасить свет.



Глава 9.
«День и ночь по перьям»
   
   

   10-го сентября, утром Лиахим пустил всем спящим свет из открытой мастерской-кузнечной. Очи разбуженных сливались и пилами задевали глубокую хандру. Никто среди друзей Гама не возжелал управиться так рано от лежачего места; алое кресло даровалось относительно невообразимым умением раскладываться до крокодиловой длины и наоборот.
   

   В нём устанавливалось гибкие и упругие пружины, растягивая и сокращая «внутреннюю гармошку»; сзади у кресла нельзя не пропустить одной внешней детали – ручки-прута или рычага, что объединял концы двух параллельных прыгучих витков, в свою очередь связывающий со звеньями ломанной «гармошки». При поворачивании ручки на 90° назад по отношению к креслу, и обратно пружины деформируются, изменяют расстояние между звеньями. Согласовываясь с мягкими платами гармони, они выпрямляют их, и, учитывая нижние колёсики, сидение удлиняется, увеличивая его площадь. Так что по сравнению с обычными креслами, трансформирующиеся во что-то вроде дивана-кресла, другие в общем не нуждаются в грубой силе человека.
   

   Отведав спозаранок листового чая, Гама и его друзей затрясло. Что такое? Никого даже не заставили с места сдвинуться – и вот снова молоточный шум. В кузнечной закипела работа, да тем более какая. Через отворённую дверь на одного работника стало больше, чем за прошедший вечер, когда говорил Лиахим болтал с друзьями. Те изловили его возле разливных формочек для изготовления щитов сплавом металлов.
   

   Мастер сдержал слово и за место медведей проработать всю ночь, отпустив статуй на заслуженный уикенд.
   

   Слезая со стульев и, сложенного в тюльпан, кресла, Гам, Родос, Облачка и Фуцанлуна окунулись во второе помещение с расширенными глазами у первого, которому за подрожали оставшиеся на пороге комнат. И ясно почему. 
   

   С самого начала Гам мог бы и догадаться о леворукости Лиахима, будь он повнимательнее со вчерашнего дня. Заливая формочки левой рукой, кузнец без дёргания держал правой молот. Без рефлекторных движений инструмент ещё начал своё дело лишь тогда, когда его хозяин водрузил на ведущую левую ладонь.
   

   Что-же звёздный мальчик замолчал и сторожем стоял у приоткрытого порога? Чего ждёт он?
   

   Его товарищи тоже замерли с ним. Утрачивается минута – всё в тишине, кроме треска огня в печи и стука о железо молотом.
   

   - Заходите, не бойтесь, - окинул взглядом на Гама Лиахим, - Огонь не опасен, если вы только не питаете к нему страх.
   

   Они поднеслись к рабочему месту пироманта, бородатый мастер принёс им замечательную новость. Уровень лавы в районе пустыни и вулкана «Гефеста» неожиданно спал до нормы.
   

   - Невероятно, да? – эйфорией настроился Гам, натянув слегка улыбку, потому что сейчас им пришла пора следовать дальше указаниям путешествия, - Похоже, Волшебная страна нашла в себе силы контролировать чудовищную мощь природы, чтобы выиграть для нас время.
   

   До того, как они вышли из убежища чрез чёрный, задний ход, Гам обменялся немного словами с Лиахимом. Он и друзья вновь надеялись отыскать Атикина, и кузнец разделял их веру.
   

   - Желаю, чтобы вы всё-таки встретили его и передали ему от меня здравие. Далеко и долго я не видал собственного ученика.
   

   - Обязательно, - дал слово Гам, - Всё будет хорошо.
   

   И они попрощались. 
   

   Пожав друг другу руки, где-то через пару минут от вышедшего вулкана они проходили вдоль второй цепи ржавых гор Марса. Дабы не столкнуться с многообещающей лавой, Гам и Родос ношей Облачки и Фуцанлуны, вагонным шагом отдалялись от дома того, кому было суждено уйти из Пламенного города, но который до сих пор годился ему не гостем, а искусным мастером.      
   

   Нынешний день они продвигались на восток и над ними витали к потолку чернеющие дымки. Ни огня, ни истока. Странно. Нет дыма без огня, правда-же? Да, но почему-то от этого вопроса и отклонялся Гам, поскольку его слух заполнил голос летописца. Почти схожий на него поэт не отвечал на него – откуда Лиахим догадывался о понижении уровня лавы сегодня?
   

   - Наверно по печи в кузнечной, - вставил Гам.
   

   - Огонь в печи – лава под углями, - сообразил Родос.
   

   - Пламя было тесно соединено с очагом внизу над плитами, загруженными углями, и зияло, так как уровень лавы повышался. А когда сегодня последней стоило понизиться – количество искр первого уменьшилось в разы сто. И даже если огонь ещё колыхал, Лиахим прикинул это по сообщающимся сосудам. Закон Паскаля работает и в вашей стране. Похоже, наши миры не так далеко и отличаются.
   

   - Гам, это чудо, - улыбающееся раскрыл глаза от непревзойдённого явления Родос. 
   

   - Наука, - скромно заменил волшебство на закон природы Гам, и в кармане рюкзака «аханье» удивлённых фей возросло.
   

   А дым так и не прекращался. О нём стоило бы подумать, обратить на него внимание. И если время пришло потратить его на труд сыщика, то как можно скорее надо будет войти в дело. 
   

   В Царстве Огня работ у жителей невпроворот и вечный денёк тает для них вместе с короткой жизнью. Наши пилигримы знали, что час – не айсберг. И поэтому им не приходилось ставить между молчанием и путешествием знак ровно. Однако и тут не выдалось навязать кому-либо язык. По широченной дороге из зазубренных обломков скал, перекрещенных меж собой, защипали в глазах рябиновые, малиновые блески сияний. Сквозь дымок они составляли красную дорогу, выложенную рыжими камнями в добавок. То-то мальчики и застолбили на породе, покрутились лицами, не совладевшими, где находятся. Один среди них примялся у скал, посмотрел. Что-то попалось, и его Гам сложил в правой руке – очень гладкое и хохлатое. Притиснул к очам да сощурился.
   

   - Что это? – подкатил к нему летописец.
   

   - Какое-то перо, - прицелился не предмет Гам.
   

   В ту же секунду карман синего ранца облегчился – и ухо мальчика, сделавшего находку, утяжелилось, разговор прибавил пару голосочков.
   

   - Стой, это необыкновенное перо. Поверни его под другим углом, - вылетела к последнему уху Фуцанлуна.
   

   Он повращал – какие-же красивые, золотые брызги света он получил! В тысячу сил мощнее гигантской лампы накаливания, что горит 6 рабских лет над Пламенным Царством.
   

   - Это перо Феникса, - догадался в минуту красоты не безделицы Гам, вспомнив слова Лиахима: идя дальше и обнаружив чьи-то перья – по пути вы столкнётесь с их бывшими владельцами и их учителем.
   

   - Мы разыскали дорожку из перьев Жар-Птиц, - озарился Родос, - И это означает…
   

   - Мы на правильном пути, - докончила за писаря Облачка.
   

   - И скоро мы познакомимся с учителем прошлых этих владельцев, - предвидел вероятно Гам, подняв голову друзьям.
   

   Дальнейшая прыгучая ходьба промеж огненных скал воздала новые всходы глуши, пересекающегося столботворённой догадкой. Теперь, ориентируясь по образцам птиц, следам, полно было переживать, что они заблудятся. Согласовываясь по своим часам – у Гама были они –, он отмечал, какая часть суток. У него измеритель времени всегда шёл в ногу с порой настолько, сколько хватало бы его предупредить, не опоздаешь ли ты в школу.
   

   Вечор без устали не сокращался манящими перепадами бодрствования. Скалы не кончались, зато разговор переходил в штилевой шёпот. Палёный, песочный воздух, эфир долго шествовал глубинами очи Гама и Родоса; феи так и застегнулись укрытыми в синем кармане рюкзака, делясь во мгле секретами и обсуждая неимоверные знакомства с людскими детьми.
   

   По часам пути, за пределами Огненного Континента солнце должно сесть на запад прямо сейчас; и без света понималось: «батарейки тельцов» сели, до тошноты тестируя ушами мёртвый, пустой голос красной долины. Невольно решилось как-то заполнить его ещё голосами тех, кто ступал по перьям Жар-Птиц, облучавшие рыжую тропу. Облачка и Фуцанлуна, естественно, не скрепили слов и, предложив Гаму вылететь и прижаться к его плечам, составили и ему, и писарю тёплую компанию, даже более жарче, чем тот день, ушедший со старым солнцем за невидный горизонт. По вечерам и ночам было обычно прохладно, что нельзя сказать о днях Царства Огня, когда температура воздуха подымалась до высоких масштабов. Колдун Энстрепие мог поразглагольствовать о собственном существовании как владыка Волшебной страны, простите за непослушание к тёмному магу, или как он называет - Безымагии. Но пока он терроризирует население, сложно вникнуть в то, что он управляет неконтролируемой силой природы.
   

   А, быть может, он и добивался этого. Никогда на первый раз и не разгадаешь смысл тех поступков, что делаешь даже сам.
   

   И если половина тропы была проделана, значит наступает новый день.



Глава 10.
«Пылающий лес»


***


   Впроголодь жила семья Куала Лумпура и еле сводила концы с концами. Немногие занялись мнением, что в их доме, построенном внутри ствола дерева, есть самое благодатное сокровище на свете. Семья была счастлива по своему, просто все остальные не так пробовали жить по случайности и родились на тех равных по значимости землях, где присуждалась им хорошая, одинаковая жизнь.
   

   Всё то самое чувствовала мать обоих детей-коал, но не чувствовал её муж. В единственных очках, которые он не пробовал, хотя бы за гроши, заменить на новые, Куала Лумпур испытывал ту тяжесть человека, существа, который по домашним догмам, как главный член семьи, обязан всё-таки взять себя и жилище в руки и обеспечить достаток. Ему казалось, что всем он должен, и что последнее, что тебя не обременяет, есть отсутствие чувства нахлебника, бездельника.
 

   Даже дети убеждали своего собственного отца, что счастье с ними вместе, рядом. Только сам Куала Лумпур просто его не видел. И об этом почтальон-коала, рассеянный неудачник понимает лишь тогда, когда наступает самое страшное, когда уже слишком поздно.
 

   В день изгнания и ухода Мага-Медведя Атикина, правителя Волшебной Страны жизнь лесных обитателей резко изменили новые, суровые правила колдуна-самозванца. О последнем оставались ведать не загипнотизированные жители. В то время ещё представлялось не так уж лёгким делом зачаровывать зверей, птиц, рыб злопамятностью и контролировать ими.
 

   Поэтому в первую очередь следовало разъединить семьи, узы горожан и жильцов из деревень, чтобы отправить их либо к Энстрепию в целях колдовства, либо заковать их в кандалы на заводы и фабрики для продолжения производства и изготовления материалов и изделий, для выплавки из всего, что есть – здесь это был металл – в многочисленные оружия скелетам.
 

   Так сами скелеты под приказами Кощея Бессмертного, а тот - под приказами Энстрепия, контролировали всем населием Царства Огня, чтобы оно, выхваченное с других концов света страны Безымагии, не сбежало.
 

   Однако вернёмся же к Куалу Лумпуру.
 

   В тот самый первый день торжества злого колдуна к нему ворвались скелеты из огненного континента. Не постучавшись и разинувшись на семью, они забрали его, сына и дочь. Мать покинули беспомощной и заперли на замок, видимо на перевоспитание,
   

   Куала Лумпур с мучившей его болью расставания с женой и детьми, вымахивался из жёстких, худых костей скелетов тщетным образом. Глядя на громко плачущих малышей, которые и не выросли даже, его вынесло бросить постоянно вторявшиеся ему в голове разбойникам вызовы:
 

   - Отпустите их! Не смейте трогать! Отпустите!
   

   Он всё также слышал вопли и крики о помощи, сопротивлялся из-за всех сил, но так и не удавалось освободиться, дать отпор этим новым полицейским Кощея.
   

   Ему виднеются и все, кроме детей собственных, дети с других семей, оторванных теперь навсегда. Их и взрослых родителей разъединяют и другие скелеты, загнавшие пленников, жертв в угол, выводят на выход, разводят в стороны и затем дело идёт совсем жаркое...
 

   Принялись зажигать факела. Поздно узнавший о коварной затее, Куала Лумпур видел, как огонь всхлестнул деревья, дома, как они поглотились им. И начался пожар, какого ещё не было никогда в их краях, какого в жизни сам почтальон не забудет.
   

   Пожар растпространялся всё быстрее и быстрее и уже приползал к его дому-дереву, откуда жена Куала Лумпура никак не выбиралась даже через окна. Огонь занял всё дерево по всем фронтам.
   

   Тут Куала Лумпур не выдержал, в последний раз попытался высвободиться из рук-костяшек скелетов, в последний раз выпалил пленнителю:
   

   - Только попробуйте, собачьи точилки. Гвина! Нет!
   

   При тех словах он устремил свой взор на подожённый дом... В самый финальный раз...
   

   Его тут же неожиданно ударили чем-то тяжёлым, и всё, что он увидал, запечатлел собственным разумом, уплыло во тьму. В тот миг его туловище, одетое в синий с красным мундир почтальона, упало ничком на зелёную траву, и от него издался тяжкий стук о землю поляны и маленький шлепок округлённой фуражки, слетевшей с макушки и принадлежавшей ему.


***


   В типичных мерах жизни Гам считал, что в день знаний он и в классе не скинет с себя тёмно-изумрудный, тонкий свитер. А что? Золотая осень. Кругом шуршит листва. И хотя 1-е сентября проелось солнечно тёплым утром, ветер шумел обратное. Коли не болеть то…


   …Вполне со здравым смыслом.
   

   Да, вот только эта осторожность, к которой его предки предавались привередливо по отношению к Георгию, перевоплотилась в надоедливую апатию. На первые деньки полёта по Царству Воздуха жара и тление бодрости не отдавали должного обычному мальчику. Но когда дело дошло до Царства Огня – пришлось попотеть в прямом значении слова.
   

   Увяло каменея, он прятал, что хочет снять кофту. И напротив не желал, чтоб в какую-то минуту из-за горячего кислорода с примесью чернящего воздуха в его глазах потемнело.
   

   - Ну, чего страшишься? – не вразумил Родос, - Да сними-же ты этот свитер. Ты не ходил без него 10 дней с нашего знакомства.
   

   Поддаться ли совету? Нет.
   

   Но Родос не сдавался.
   

   - Я знаю, тебе душно, друг. Не скрывай.
   

   - Он прав, - вынули головки Облачка да Фуцанлуна из-под лба Гама, - Ты ведь уже тонируешь до красноты.
   

   За их словами вылетели ответы Гама:
   

   - Я не могу. Мне и так хорошо.
   

   Но феечки и писарь не слезали с дела выпытывать у него хоть частичку ответа на вопрос «Почему?».
   

   Так прорубали они до тех пор, пока Гам не заткнул собственные уши и, не устав от непримиримого эха пищавших двух фей и звонкого голоса летописца, не пошёл на уступки вымолвить истину.
   

   - Ладно, хорошо. Я скажу. Не то из нас мы наберём кучу злых, но не глупых недругов, - выхлебнул на секунды он и с тем-же мигом, замёрзнув, огляделся. Через его язык по телу пронеслась неприязнь.
   

   - Кстати, об этом, - замигала парой очей Фуцанлуна, - Я о них уже и забыла. И токмо теперь вспомнила.
   

   Гам затихнул – остальные тоже, расширив пуговицы от любопытства проникнуть в секрет, не раскрывавшийся не менее недели. Поднимая в начале зелёный свитер, ничего толком не бросалось во взоры. Будь Гам в классе где-то за космическим расстоянием в «Мире людей», его одноклассники покатились бы смехом, продлившимся на весь урок, потому что под его кофтой вырастала снежно-январского оттенка рубашка. Что? Ещё нет ничего из того, что бы вызвало хохот окружающих? Да. Но если бы не рубашка, тогда представлялось бы наитруднейшая задачка вцепиться даже оком в то, от чего нельзя будет удержаться от школьного гоготания. То, что следовало оставить дома, когда ещё Гам находился там.
   

   Старшеклассники не ведали бы и подавно не предали подобный секрет, что под зелёным-же свитером Георгия в тихую висел детский, маленький, короткий, чёрный, атласный галстук.
   

   Молчание нарушилось то-то шипучим писком. На почти искривившееся до ржания лица Гам только и повёл бровью да поднял плечи:
   

   - А, что смешного? У нас из вещей, подаренных соседями, толково не подобрали. Денег мало на нормальную одежду. Вот к лету даже нашли на меня штаны с пришитыми лямками. Хочешь – похай и щеголяй в них, как фермер низкого сословия.
   

   Облачка, Фуцанлуна и Родос, уловив это, ещё оглушено повесились колобком. Однако они перестали смеяться с минуту, как Гам опять на подозрение наткнулся здоровым слухом.
   

   - Тшш… Слышите? – внимательно увернул шею, глядя на троих друзей, Гам.
   

   На то была секунда анализа местоположения; не изымая деталей, напряглись вшестером очи. Замолкли. Навострились на звуки.
   

   - Нет, Гам, мы ни единого шага или треска не слышим, - ответила Облачка.
   

   - Да? – находчиво переспросил тот, - А если подойти поближе ко мне?
   

   Две феечки и писарь зашевелили ногами, во второй раз прислушались и уверились противолежащему.
   

   - Да, - дрогнули не то от нетерпения, не то от ведомства быть в роковой трещине скал мёртвыми они, - Будто играют кто-то в трещотки.
   

   - Откуда чёрный туман? – спросом не имел понятия Родос, изогнув шею, чтоб голова упёрлась на верх, - Удивляюсь конкретно от них: вулканы ни змейками лавы не шипят, не булькают, а клубы и не собираются растворяться в горячем пару Огненного Царства.
   

   Гам умел и оставить гипотезы Родоса не опровергнутыми, кабы он не проникнулся догадкой, дающей десятки ответов на десятки вопросов по поводу того, насколько далеко они ушли от их жерл.
   

   - Странный дым не от лавы. Это…, - огляделся заторможено Гам и затем поскакал метров восемь вперёд, пока красный холм не скрыл его силуэт.
   

   Товарищи поспешили столпиться за ним, сквозь пепельный дымок вспрыгнули с камней из крика, исчезнувшего за «туманом» долей мига мальчика:
   

   - Лес!
   

   Ваты рассеялись, и они снова были рядом с ним, озиравшим вдаль и не отрывающим взгляда от лесного пожара ярче в тысячу раз жгучей магмы.
   

   - Мы добрались до него, - подлетела Фуцанлуна к мальчику, словно к первопроходцу и следопыту. Облачка и Родос лишь широко всматривались открыто на Адский пейзаж.
   

   - Как умопомрачительно, - поразилась в равную с летописцем фея воздуха, - Всё горит чуть ли не дотла. Ужас вещий.
   

   - Сущий пустяк, - прописала Фуцанлуна, - в моих родных краях, где не затухает пламя – всё это чревато чистой нормой для ближайшего народа…
   

   Протянув на финальной тираде, фея огня точно пустилась по миру. Она увидела опущенные бровки сестры и скрещенные важно её ручки, явно показывающие: не шути.
   

   - Ну, может быть природа, если и вышла из-под контроля, то немного переборщила над самим собой, - попыталась уладить общение Фуцанлуна, чуточку сожалея что, они не на одной сейчас волне. Облачка, и без того осаждённая игнорированием, взирала на катастрофу.
   

   - И от души просит нас ходить по её морщинам и ожогам, главное, чтоб истоки её вылечились, -  захотел поднять настроение Гам последней, но другие даже не ручались в нём, так что ему стоило токмо пойти дальше и изведать горящие деревья с экспедицией, мерящей крутую вниз тропинку.
   

   Яркими красками просто не описать лес, который не обладал правами успокаиваться по велению мага Энстрепия. Не владел свободой тушиться на пару огоньков и пылать, сколько ему достанется фантазии и желаний. Судя по отдалённой площади, он бы стал конкурентом по обхвату пространства у Великого лондонского пожара 2-4 сентября 1666 года на Великобританской земле. И более.
   

   По разветвлённым, угольным ветвям росли всплески рыжих, лимонных, мандариновых и земляничных листьев пламени. Что с настоящими, что и вместо них – всё равно, безвременная осень, какую можно встретить в сентябрьские, октябрьские дни. Деревья издалека и не сгибались низенькой длиннотой красной мишуры.
   

   Ох, какими богатырями стояли они вечно сжигающие самих себя, по той мере, как Гам и его друзья расторопно прижимались к шумно шелестящей опушке; открыв к нему путь не без перьев, они проломились туда.
   

   О последователях колдуна Энстрепия, возможно шоркающих за тлеющими кронами, забывать запрещено.
   

   Ноги пары мальчиков были близки у корней деревьев и больше с ними не лежали мёртвым грузом обваленные скалы и камни «рубиновых топазов». Листья, просвистывая под стопами, не шуршали. Мягко ложились на землю…



Глава 11
«По следам феникса или заветная лампа»

   

   Жирафов размеров листочки гонко меняли внешне себя всё, чем позволялось природе удивить человека. Форма, длина, высота, ширина, срез черенка, всякий жилок искры звездой блистал оригинально, никого не дублируя. Языки общего огня подымались вместе с дымом, поддавившим знак искателям приключений, что они подравниваются к ещё одной цели и не свернули с дороги.
   

   За два минувших дня, а когда-то и ночей, где свет в склянке над Царством Огня не торопился на покой, Гам и Родос вопреки своим суждениям ощутили только теперь неосознанный парадокс длительного времени. Казалось, несколько минут пролетело после вынужденного расставания с кузнецом Лиахимом. И внезапно – бац – глядишь на наручные часы и узнаёшь: много воды, а точнее лавы утекло.
   

   Исследуя первое на лицо перо Жар-птицы, за ним вспыхивали иные подле него. В дальнейшем последние исчезали, потому что чёрный, дымчатый «туман» заслонял их рябиновое сияние. А ведь это было единственным неудобством, подводившем наших путников к «Пылавшему» лесу.
   

   Возможно такое для кое-кого окажется смертной проблемой. Назойливый дым – не видишь и соломинок древ, простирающих на обширной поляне. И представь себе, крупная экспедиция, плывущая по бороздам рыжей, каменной плиты, на сорокоградусной жаре, как по самой большой пустыне Сахаре и самой сухой на Земле Атакама, и то и второе сливаются, тяжело вздыхают в надежде найти хотя бы крохотный оазис.
   

   Быть может даже и с ума сойти от таких переходов получится. Конечно, если не говорить, что те клубы серой, несъедобной ваты поддали зрячий указ на существования леса, заменяя перья фениксов.
   

   Алая мишура съедала и верхушки оголённых, словно проволочки, древесных труб, сплетающихся беличьей паутиной. Кирпичный холм, с которого они спускались с мышиной тишиной, возвышался поодаль перед Тунгусским лесом, на уровне его превысоких листьев. Не сгущавшаяся пепельно-чёрная шаль выветрилась, полным духом дулась прямо с потолка. Оттого и не виднелось никакого маленького пёрышка по пути, перьев тех, кто, наверное, должен прилететь и жить здесь, не пугаясь горящего.
   

   Одно изумление: Гам и писарь шли под замиранием сердца, под восхищённым здравием и под тем, чтобы приготовиться к засаде приспешников чародея Энстрепия, долго скалящих косточки черепов, единственные которые мы, обычные люди чистим. Что-ж, вражеских скелетов нет, а вот где Жар-птицы и их учитель – вопрос следующий. Их отсутствие совсем не так выражалось в лесу. Если фениксов нет – то перья чьи?
   

   - Эти перья принадлежат птицам огня, - заверила Фуцанлуна, - Они не могут быть пойманными в вечер или ночь, когда спят все жители Волшебной страны… Если только это не стража и не солдаты…
   

   Фуцанлуна вальяжно походила на стручок красного цветка после утверждения, будто считала, что от замечаний ускользнёт.
   

   - И зато интересным звучит факт: последние шесть лет в Царстве Огня селяне не высыпаются, а работают шилом-топором, - спустила сестру на землю Облачка. Из-под кармана небесного рюкзака Гама взошли с крылышками головки двоих феечек: сначала с шапочкой, а теперь фиолетовую.
   

   Забыв про приказ кристально-стеклянной лампе гореть над столицей континента Лорда Кощея днём и ночью, Фуцанлуна из не наступления на предлог резво буркнула и пришла в ненасытное настроение. Полдюжины лет – не мало для того, чтобы у зверей и птиц под глазами взбухли мешочки, какие бы не видели прежде чем Энстрепие испортил жизнь.
   

   Толстые деревья маниакально предвосхищали громадные «секвойи». Уверенно предполагается – фениксы не отличаются разницей в габаритах с ними. Но жизней фантастических тварей не виднелось.
   

   Перешагивают дальше через торчащие корни – всё равно нет их. Менее чем десять минут треск огневицы караулил в целях какого-нибудь крика иль благодушного песнопения. Вот-вот сейчас кто-то отзовётся на голоса: «Здесь есть кто?». Пока гуляла длительная тихость, разрушаемая плевками тигровых цветков, в поле зрения кроме Гама, Родоса и алых секвой не существовало живности. Порядка ни скольких душ откликались напролом дымящегося леса – совершенно никто не поддавал ответ.
   

   Ну, ладно, идут они ещё подальше в лес; будет что обсудить в нём слышное раз скелетов и прочих существ нет.
   

   - Должны же жить птицы и звери, приспособленные к лесу, - сказал Гам, покрывшийся уже тройным слоем масляного пота.
   

   - Эм… Обычные? В Пылающем? – востро вонзилась прямо в точку Облачка, - Курлыканья и рыки далеко не слышались бы у нас на слуху. 
   

   Багровое лицо Гама отпечаталась бледностью.
   

   - Не имея в виду ваших саламандр и Жар-птиц, - изловчился тот, путаясь среди рассыпанных перьев.
   

   - Чайку бы попить, - помечтал Родос, - вот только холодного…
   

   Завидев измученного жаркой поркой огней летописца, Гам жалостливо признался:
   

   - Точно. Однако мы очень сильно померились ногами от Лиахима.
   

   - От него прохладного зелёного чая не дождёшься, - разворошила мысль писаря в пух и прах Фуцанлуна.
   

   - Почему? – сдал вопрос Гам, не столь удивлённо.
   

   - Он же ведь …иро…ант, - старалась ответить та.
   

   Диалог оглушил под откос крыльев взмахи. Отнюдь не феечек, которые и утонули бы в кармане ранца, если бы не жара. Гам на секунду замерил обстановку; феи говорили:
   

   - Мы не испугались. Будь оно так – мы бы не затрепетали.
   

   Они запамятовали о последнем, о чём обсуждали, и направились вперёд неминуемо. Труднее всего оказалось вытерпеть беспокойство и быть бдительным при врагах. Зов расплёвывался желать лучшего – стал бы приманкой для тех, кто разгуливал по угрюмым высшей степени риска местам. Но постойте, скелетная армия и полиция выжимает поймать их и погубить, так? Тогда куда им спешить? Лава, несущаяся за беглецами – ход судьбы и природы не дурной. А что до леса, разумеется, это просто шикарно медленная смерть – потратить чувства и от осиного без сознания уснуть тягучим сном.
   

   Сердце Гама тут-то забилось в качестве звонка – проревел первый гомон птичьих стай. У Родоса – ещё бы, чуть не вынырнуло из горла, когда звуки вырастали всё громче и призывнее. Крик не мало напоминал кличем полуорла- полулебедя. При конечных шажках перед глазами взбухла по обе стороны широкая опушка, покрытая зажжённой листвой; она горела и не мертвела около высеченных топорами и распиленных пней. Тем сильно не позавидуешь, но не пожалеть их вызывало посредственную неисполнимость.
   

   Кругом сверкало, отражая огни, изобилие перьев. Большая часть из них проводила тропинку до дальнего невзрачного пня, на котором дёргано подскакивало невесть что блестящее. Завершавшие дорожку, перья вихрились золотом слева и справа очей Гама и летописца. Феечки-же тоже не собирались собственного выхода и встречи с кем-либо ждать и выбились без одерживающего их пуганья на волю.
   

   От старого пенька издавались приглушенно громкие вои и вопли. Подлетая к нему теневому, Облачка и Фуцанлуна заметно приложили тыльной стороной правых ладоней за уши, и любопытство нарастало звёздным махом.
   

   - Там что-то стучит, - показала Фуцанлуна первой «почесавшей» пред мальчиками и сестрой.
   

   В данный момент им прежде всего вынуждалось подумать об осторожности друг о друга, опять. Но, судя по выражению интересующегося неизвестным лица вспыльчивой – сейчас уверенной – феи, боязливо мыслить о скелетах нечего.
   

   Подкрадываясь к тёмно-коричневому сиденью - отдых не помешал бы - тускло неведомая фигура начинала вырисовывать в себе не менее добрые черты, хоть и немыслимые.
   

   На кольцах пня бездыханно срослась солнечно золотая лампа в обладании округлённой ручки на задней стороне и длинным, как у муравьиного страуса, носиком на другой. Вместо крышки по середине крепилось сверху круглое украшение. Сидя на нём, кончиком заострённого клюва барабанил по горлышку носика пёстрый, красно волнистым хохолком на макушке феникс – виновник всякого шума вдвоём со всем содержимым в лампе.
   

   - Лампа джинна? – рассмотрел детально Гам, не прогибаясь к ней. 
   

   - Совершенно верно, - ответила вкрадчиво Фуцанлуна, ещё ближе поглощая мание к незнакомой для мальчиков вещицы.
   

   - Нет, погоди, - бросил фее Гам, - Сперва подумай. Богатое злато в одиноком лесу – тебе не кажется ли это довольно подозрительным?
   

   - Эм… Едва ли, - опустила очи на Гама она, и тот поджал розовые губы. Потом Фуцанлуна добавила:
   

   - Но по-настоящему – нет.
   

   Скребясь беды, Гам отошёл от Облачки и Родоса и настиг пень. Жар-птица мирно сидела и сторожила себе лампу, которая пыталась будто оповестить, что сейчас из неё выльется неодержимый рокот. С её тоненьким клювиком лебедя она могла лишь пронести лампу полубога над землёй. Упрятать это крохотное жильё. Существо не успела и отреагировать на шорох листьев под ногами приближённого. Казалось призывом о помощи оно кричало и пело меланхоличные рулады.
   

   Взглянув в её янтарные глаза, Гам посмел себе погладить птицу, но такое не пред-начерталось – алое оперение кончало зиять, а сама его хозяйка вспорхнула, не доклевав горлышко носика лампы. Испарившись в выси, феникс водрузился на следующий пенёк и прозорливо осаждал выражением мордашки непроницаемостью на гостей.
   

   На этот раз он не вопил, и в действительности тишина пошла на пользу. Для раздумий, чтобы выпустить заложников из тюрьмы она была не необходима как никогда.
   

   Схватившись за ручку, у Гама возникло расширение очей и рта – может не надо откупоривать штуку? Сказка об Аладдине напомнила мальчику о том, как его открывать, чтоб заработал. Ветвистыми пальцами пианиста он провёл по стенкам лампы. Аккуратно повертел, изучил несколько раз её – и вдруг напоролся на надписи на странном языке. Впрочем, несмотря на это, символы дались ему очень легко. Пока остальные изумились на него, он прочёл:
   

   - «Волшебная лампа, в которой живёт джин Ифрит.»



Глава 12.
«Один порождающий миллионы»


***


   В первые дни и ночи Куалу Лумпура приводили в себя. В уже неизвестном для него месте к нему вновь вернулось сознание. В месте громадном и горячем, жарком, откуда из железных труб валило клубами дыма и гари. По широким полутрубам текли красного, оранжевого цвета струи лавы. Слышался запах угля и пота мокрых, усталых фигур.
         

   - Что вы стоите? За работу! Бездельники, - выхватывался из слоя голосов, оказывавших помощь ему, приказ скелета.
         

   Не загипнотизированные, но брошенные на произвол труду, рассказали Куале о его недомогании и бессознании в период транспортировки в Царство Огня, Ферумию.
         

   Ему помогли, но этого было мало, чтобы вспомнить о самом своём важном, чего его лишили. Постепенно память к нему возвращалась, и он не менее стал видеть во всех деталях картины головного мозга.
         

   Наконец Куала, бывший почтальон и теперь работник, вкладывающий силы и энергию по двадцать часов в день, оглядывался по сторонам и в промежуток действий обранял:
         

   - А, где же дети? Мои дети.
         

   Он помнил, что у него есть ещё и жена, впрочем, кто знал, выжила ли она из пламени, или нет. Вдруг, как он полагал, сын и дочь должны были также находиться здесь, только за стеной их не слышно.
          

   Позже ему товарищи объяснили, для чего они тут трудятся и выполняют приказы. Новым трудягам говорили, что они работают на заводе Пламенного Града, центра огненного континента в целях исключительно Кощея Бессмертного под управлением короля-колдуна Энстрепия.
         

   Когда ему рассказали об изгнании старого волшебника, его потрясли все события, которые с ним происходили. Выгон, разделение, развод, огонь, пожар, загон неводомо куда. Всё буквально смешалось в горькую правду, которую он осознавал.
         

   - Я даже и тогда им не помог, не спас, - проговорил он вслух, но его не поняли, - Почему же ты нас бросил? Зачем?
         

   Куала Лумпур мыслил о Маге-Медведе Атикине, которого никто не поддержал, который был один против всех и ушёл в тщетном положении. Ушёл сам, чтобы миллионы, которых оберегали, отправились в угнетённые времена не по собственному желанию, не по собственной воле.
         

   Здесь наш серорабочий действительно бы впал в уныние, как и все, не подвергшиеся заклятию, если бы только не осведомили его о нынешнем, запрещённом детском труде.
         

   - Им очень зверски достаётся от скелетов-рыцарей полиции, - поговаривали животные в круге жителей томительных трудов фабрик, - Среди них есть и твои, видимо, правда нам и им дали запрет выходить из-под этой красной крыши. Будь же с ней неладное.
         

   После вчерашнего разговора на завтра Куала Лумпур не мог не надеяться на то, что он всё-таки встретит своих малых. И с того дня он поклялся всё исправить, спасти детей хотя бы в этот самый сложный час жизни, длившийся шесть лет.


***


   В своей жизни Гам интересовался вопросами вне мироздания. Тот же вопрос об исполнении желаний был дальше любопытным для него.
   

   Посмотрев на символы, перед глазами взгромоздились за первыми словами следующие, трактующие инструкцию и опять на том самом перевёрнутом языке: «Чтобы открыть и начать эксплуатацию, протрите лампу трижды ладонью».
   

   Гам так и поступил. Повернул боковой стороной лампы на себя, как и указала ему краткая инструкция, потёр её правой ладонью три раза – и лампа внезапно чудом затряслась.
   

   Испуг родил неловкость рук, уронивших её на сухую, оранжевую траву; он вернулся лицом к друзьям с видом человека, старающегося упасть в обморок при виде полосатого, с толстыми, мохнатенькими лапками живого паука.
   

   Заветная лампа пыхтением чугунного чайника подскакивала, не разъединяясь от места падения. Все взгляды были устремлены на неё. Из продолговатого узкого горлышка носика сочилась пыль, которой, вероятно, тысячами слоями покрывалось всё изнутри. Вслед за ней вылетала струёй сажа с наполненным чьим-то урчанием. Возможно это был один из самых могущественных джинов Ифрит, который, как можно было предвидеть из резкого рычания, очень долго пролежал до окончания медленного заключения.
   

   И предположение переменилось в правду.
   

   - Ты звал меня, о Повелитель, - выдворялся из струйки пыли и сажи бархатный басовый голос.
   

   Гам иззябся. Впервые к нему никто так на относился в качестве господина. Между тем образовался из огня и горячего, пустынного ветра конусовидный ураган. Не касаясь, за исключением того предмета, откуда выбирался, он забирал, засасывал окружающее содержимое к себе в центр. Вращаясь вкруг неподвижного торнадо, частички грязи, вырисовывая петли и овалы, бешено пикировали к подле смотрящих. Но те не были тронуты ни пламенем, ни вихрем.
   

   По телу прошлись гусиные мурашки, и вскоре их губы завернулись в кольцо – вихри воздушного бедствия, кое пустился на свободу, перечеркивались в грубые, мускульные черты огромного человека. Ног он не имел, за его поясом «бычьего» торса рос рыжий игривый дым, волочившийся из носа «домика». Лампа, выкинутая Гамом в резких чувствах рефлекторно, без чьей-либо услуги на тот момент находилась вновь водружённой на пень.
   

   Гам, Родос, Облачка и Фуцанлуна и в быстротечной громе сердца, и в преддверии покоя, дружелюбного знакомства не сошли, не слетали и не поволоклись манией духа к нему. Горящая сущность глубоко вдохнула грудью, и поставив кулак ко рту, громко кашлянула:
   

   - Кхе-Кхе-Кхе… Шесть лет я за пределами этой посудины проторчал – и вот свобода! И в особенности с пепелищем, кое нужно высыпать.
   

   Джину Ифриту мешало стряхнуть пыль его борода, впрочем, она годилась в ином поприще; жадно размышляя, он часто почёсывал роскошные, чёрные волосы, кудри на лице служили для него зачёской – по нему видно, как от задержанной воли он их трепал туда-сюда. И в стрессовых ситуациях даже. На счёт одежды, которую он носил, можно заявить, что джин не из тех, у кого шкаф или дом забит приевшейся модой из журналов. По плечам выгорал рябиной кожаный жилет. За пояс у телосложения атлета не выцветал ремень, обладавший значком символа огня. Он всё ещё отдавался бликами леса. Темя головы одевал жёлтый с рубиновым камнем, будто из семечек, всходило красное перо. И всё – на том и заканчивался весь гардероб Ифрита.
   

   - Вы – джин. Правильно? – окутал Гам такими глазами Ифрита. Каким собрался в армию на войну.
   

   - Да, - подтвердил гордо Ифрит, перейдя после покашливания к своим встречным путникам, - И по сему не советую тебе не доверять мне, самому сильнейшему полубогу-получеловеку джину во вселенной.
   

   Он покровительственно простёр большие руки хлебосольным жестом, и его очи с цветом кленового сиропа потемнели в шоколад. Веки сузили их, затенив древесные зрачки. Тонкие губы приобрели лёгкую улыбку на ряду с дверцами души.
   

   - Простите, - вступил в разговор Родос. Его очей уж точно не было видно, так как их ослеплял свет, отражённый в ту пору пером Жар-Птицы, рубином по середине головного убора. Но, по крайней мере, он и тогда умел отличить очеловеченного сущего от горного орла.
   

   В целом летописец продолжил:
   

   - Вы сказали, что сидели лет шесть с пепелищем в лампе. А оно откуда взялось?
   

   Обратив бородатое яйцо с острым подбородком, Ифрит отрезано, но благополучно поник к нему. Страшно представлялось не посмотреть на полубога, а не бросить ему вопрос, требующий не себе ответ. И хотя Родос почувствовал в нём нечто демоническое, тот не прикоснулся и ни пальцем до его полу панической физиономии.
   

   - Ты про «фен-хуанов»? – подошёл к вопросу поэта, кажется близко, Ифрит, - А, эти милые пташки закатного оттенка просто измарали меня в тесноте моего жилья.
   

   Он махнул правой рукой на знакомый всеми пень. Золотая лампа мирно покоилась на кольцах срубленного древа.
   

   Джин зыбился долго, задумчиво на своё протёртое Гамом от сажи прибежище. Отвёл того, кого назвал повелителем, взметнулся носом к носу и что-то промямлил мальчику.
   

   Гам осилил его сдавленный камнем язык и кивнул ему с видом человека, нашедшего потерянную вещь. Куда же он зашагал? Чего хочет от него Ифрит, который даже ничего не вымолвил, не дав остальным пищу для раздумываний.
   

   А дело обстояло связанным с лампой и неприхотливой жутью попросить о помощи освободителя. По нужде ему требовалось избавиться от накопившегося пепла, высыпав его из лампы.
   

   Однако, что там он делал?
   

   Гам и его друзья озарились объяснением лишь тогда, когда первый поравнялся к лампе. Взял её в зацепленные надёжно руки, чуть не перекачав дух джина. Легче прежнего оказалась маслёнка. Потряс её, повертел вниз открытым носиком – и настаёт чудо! Что это было?
   

   Из носика лёгкой лампы, высочилась мощная река серого, хмурого пепла. Высыпаясь на «душный» воздух, прежде чем притронуться рыжей осенней травы ей вздумалось параболой помчаться вверх. И пока последние остатки по очереди отконвоировали из масляного, свистящего чайника, первые снопы уже и там и сям выстраивали круг сгоревшими, мышиными дровишками.
   

   Ифрит и его «повелитель» замёрзли на месте прямо в гвозде событий: не сменённый в ураган пылкий штиль вертел пасмурный обруч, словно пальцем, и с непреодолимой скоростью сгустки пепла загорелись.
   

   Поменяв цветовой наряд в опасный рубин светофора, сноп алых искр начал вращаться, почти что, до головокружения. Как только Гам больно перестал смотреть за одним и тем же горошком, петляющим с соседями в неосязаемом водовороте, он пожалел не увидеть некое происхождение в огненных мириадах звёзд.
   

   Но находчивость не оставила без внимания его, будто судя по мании узнать, как устроен мир. Добавив парочку километров в час – клубничные пылинки увеличились в размерах лебедя. Им придали очертания, не далеко смахивавшие на рой птичьих зародышей. Необыкновенные трансформации: шеи удлиняются, тела обрастают мягким оперением, лапки и головки награждаются острыми золотыми когтями и клювами.
   

   Яркая вспышка пламени…
   

   И, наконец, след вихря пепла, загоравшегося до малины, где-то через минуту простыл, высовывая взмывающую к ветвям стаю фениксов, жар-птиц. Их же звали фен-хуанами.
   

   Переродившись в птиц – раздался искромётный крик. Жар-птицы, единственные горящие животные, не считая саламандр, не зацепились за кончики пылающих огоньками веток. Они, стреляя паникой, поднялись в воздух, но недостаточно для достижения подземного потолка, чтобы скрыться с поле зрения врагов. Вместо того, чтобы обогнуть порог, заново новорождённая стая фениксов распалась на отдельных ужасающихся, летящих от огня бабочек.
   

   Родос с Облачкой и Фуцанлуной почти что заткнули уши. Крылья – шлейфом, клювы – иглами, а фениксы издают «Арр!».
   

   - Тише мои хорошие, - пришёл успокаивать Ифрит, соскочивший с места солидарно с Гамом, опустившим на пень лампу, - Ещё только прошла регенерация – и тотчас улетают от меня. Хорошо, что не так, как в прошлый раз.
   

   Гам, у коего тогда руки занялись лампой, надрывался ушными перепонками. К благополучию настала тишина, и уши не меньше не гудели, зато от жары и пения страха Жар-Птиц они покинули на себе помидорные следы.
   

   Ифрит пыхтел хлопотами угомонить крикливых фениксов, а Гам, взявший момент одиночки, вскинулся к друзьям снова, только что без закрытых ушей; он и сам почувствовал, что когда-то громкий пернатый клич «ар-ар-ар» в миг присутствия компании теперь не наполнял уже трескающий лес. 
   

   За часы угасания неловкой фобии фениксы сидели на чистых от прочей живности пнях смирно, словно на жёрдочках, перед сильным мастером огня. По уровню лица джин возвысил правую ладонь. Его рука должна, по мнению бескомпромиссной Фуцанлуны, держать замкнутыми длиннющие цаплей клювы нарушителей ровного треска леса. Но товарищи вгляделись в его руку под иным углом и, как ни безумно, их опасения оправдались. Поднятая Ифритова конечность, по габаритам взятая с кошки, родила встревоженное пламя из-под розовых подушек пальцев. Жар-Птицы, приковываясь к зажжённой, правой, верхней точке опоры, заёрзали беззвучно на месте. У взъерошенных животных ни свист, ни «аранье» не вырвалось на первый раз от того огня. Виделось, как саламандровые «пуговки» сверлили в упор на яркое свечение, тронулись чрез воздух теплом, которое может быть и было похоже на то, чем пронизывалось пространство адской чащи, всё же лишь его горение доносило до пугливо-загадочных птиц морд жажду познания.
   

   - Не бойтесь, - показывал демонстративно то, что пылало, вдобавок и руку Ифрит, - Это всего на всего один огонёк - Мать и Отец ваши. Огонёк, порождающий миллионы нашего мироздания.



Глава 13.
«Три желания»



   Восставая на рыжей траве, на которую приземлились, фениксы уклончиво уставились на пляшущую огнём чащу. Если их костры из деревьев наконец-то завораживали надолго, то на Гама весь этот искрящий мятеж перелился в глобальный вопрос: куда идти дальше?
   

   Назад направляться не имелось никакого смысла. Во-первых, поджидали там, наверно, скелеты, обнюхивавшие каждую лежачую над ними скалу и камень, хоть это только вероятно. За каких-то два минувших дня они уже могли и предпринять, что их обвили вокруг пальца, и что пора им незамедлительно срезать и сократить пути, чтобы догнать и вздёрнуть путешественников четверых в плен. Во-вторых, зачем тогда они вообще шли вперёд? Тот факт о решении к бегству по уголкам Царства Огня, ещё не зачищенные полицией, рыцарями Кощея Бессмертного, норовил Гама, вросшегося в землю рядом с друзьями, на быстро свалившуюся мыслишку.
   

   «Если обратно к «охотникам» нельзя и ныне следовало шагать лишь вперёд сквозь лес, то что же остаётся здесь и сейчас совершить?» У Гама в копилке отдано было три желания. Три желания – на что их потратить?
   

   Гам этапами почёсывал головные бока над нежданной сказочно возможностью.
   

   - А, почему бы тебе не загадать миллиард желаний? – довольно хитро обошлась с этой Облачка.
   

   Ифрит вскинул на лоб одну бровь выше другой:
   

   - А, ты, феечка, не жадничаешь часом?
   

   - Нет, я всего лишь поинтересовалась, - легкомысленно уплыла она от потемневших глаз джина и затем не стала отпустила мальчика на индивидуальные идеи.
   

   Прежде чем Родос и её сестра Фуцанлуна широко разинули рты, физиономия Гама выделилось сладкой улыбкой.
   

   Как же он совсем забыл с жарким лесом-то про не свершённую деталь? Дело касалось поисков Мага-медведя, по следам которого они бы не прибегли к долгим исследованиям. С надеждой на не расточительность в пустую часы, Гам подшагнул к Ифриту, подпрягавшему пятую жар-птицу к взлёту вверх, к пальцам рук оголённых деревьев, и спросил его:
   

   - А, ведь ты знаешь Атикина, изгнанного правителя из Волшебной страны?
   

   - Да, - вздёрнулся Ифрит, уже подкидывавшего седьмого феникса в рискованный полёт к сталактитам, – Не мало слыхал о таком! Правда трудно вам сказать о нём. То ли он сошёл с ума, то ли изгнал его народ из-за намеченного гипноза наложенным Энстрепием.
   

   - Он не спятил! – рассерженно кинул Гам, напряжённо склонив ближе к носу концы бровей, - И я желаю узнать, когда, где и что ты выведал о нём.
   

   - Ну, хорошо, - поддался джин, остановив запуск последующих алых птичек, - Я отвечу на твой вопрос.
   

   Его глаза не доверчиво поледенели с положением того, кто старался затуманить быстро что-то словами. Позже за минуту он, сложив руки в позе Наполеона, высотою собственной головы Гаму расшевелил усатый рот; часть её мгновенно кусалось, как видел Гам, на месте выдернутого, пропавшего куда-то, волоска вырос новый:
   

   - Мой ответ: нет, мне не ведомо, что с ним в последнюю пору творилось.
   

   - Ох, как жаль, - сухо простонала Облачка. Её язычок не ощущал ни росинки влаги.
   

   - И поскольку твоё первое желание исполнено, сразу свободен загадать ещё два, - язвительно съехидничал Ифрит.
   

   - Что? – не дошёл до обмана Гам и переглянулся с друзьями, те не чаяли на лицах ни восторга, ни формы флегматика, - Но я же просто спросил… 
   

   - Два желания, - вставил хитро палки в колёса ему джин, покорно приподняв по направлению к ветвям острый подбородок, - Будьте внимательны, Мой Повелитель, на дальнейший случай.
   

   Одно желание, затраченное в пень-колоду, будто погрузилось на дно заткнуть единственный выход из подводной пещеры. Так ужасно со стороны взять и на горячую макушку прошляпить его. Такой шанс был извлечь из всех трёх что-то полезное, без чего бы они и не пошли…
   

   Но ничего, ещё есть два – всё можно исправить, и поэтому Гам с того раза не торопился с решением. Он размышлял, из чего-же нужного ему стоит выбрать по двум разным пунктам, предпочтениям.
   

   Поесть и попить всем бы не помешало, даже самый кровожадный, голодный волк мог позавидовать их аппетиту. Совсем ни одна посторонняя мысль не шла в плавленую башку.
   

   Гам выпрямился со стоящей позы философа, и, замаскировав себя под вид того, Ифрит поравнялся с ним облаком густого дыма; с Жар-Птицами, которые сейчас парили в воздухе, он разобрался.
   

   - Желаю, какую-нибудь еду, для нас съестного и воды по запасу на предпринятое, нынешнее путешествие, - попросил он у джина.
   

   - Вот, другое дело, - проговорил Ифрит и выдернул из треугольной бородки волосок. От ладоней полубога прорезался хлопок, соединив их вместе. Вроде бы не происходит, да? Никто не надумал про то: из того звука и ниоткуда на призрачном пне появились и бабочкой спрыгнули богатые едой и питьём корзины.
   

   Родос, Облачка и Фуцанлуна мигом подскочили и подпихнулись крылышками возле изобилия яств, когда увидали занятый, отпиленный отросток древа, за исключения первого с лампой. С боку от Гама проступали никому незнакомые течения слюней из-за рта знакомых товарищей.
   

   - Второе хотенье выполнено, - монотонно прозвучал голос Ифрита, - Остаётся последнее, Повелитель. Ещё одно – и больше назад Вы его не вернёте.
   

   - Ты точно не знаешь, что случилось с Атикином? Вдруг ты нас обманываешь? – сомнительно оросил Гам джина, возвращаясь к троим. Однако, чем дальше от него, тем глуше огненного полубога доносились бархатные словечки. А, может быть он совершенно ни одной буквы и не выговорил.
   

   Гаму служило это не важным поводом, ради слов и мнения, еле услышанных от Ифрита, причитываться и заступаться за Мага-медведя. Нету смысла. Он повёлся к друзьям, чтобы засунуть продовольствия в свой ранец и оказать сплочённую помощь поэту, тем временем как феи перелетали, относительно себя огромные для них расстояния заваленной горки пищи. Пронося над вкусной стряпнёй пирожки, булочки и пресную воду со сладкими в бутылках соком, Облачка и Фуцанлуна на частную ношу не возлагали и труда их нормы по тяжести вещей, сравнимых с ними. Ротовые отверстия для еды, где недоставало её, тёмно-бирюзового рюкзака и мешка летописца уже в широкую раскрылись, поджидая крохотных трутниц.
   

   Что-ж, отныне их запасы пополнены.
   

   Одолев носку продуктов питания, две феи повесились в горящей жаре.
   

   Лица их хотя бы долей грамма счастья наделялись, и уголки розовых, алых губ подтянулись до уровня кончиков носиков. Родос тоже, судя по распростёртой улыбке, был отпущен, доволен тем, что во всё горло выдул для утоления жажды воду из бутыли.
   

   Он повернулся Гама махом, неупомянутым тому, осушил половину бутыли, и поинтересовался:
   

   - А, что ты будешь делать с третьим желанием? Точно не уверен, но на твоём бы месте я попросил у джина, чтобы скелеты проплутали в наших следах.
   

   Гам по началу решил загадать более, чем оторваться от противников, да в таком мирном ныне Пылающем лесу. Да только защити писаря на будущее, ангел, чьи предчувствия дважды оправдались вновь.
   

   В затылок задышал эхом топот и шум трещоток. Красные и без того уши изувечивались, вспомнили шаги костей да черепов, а лучше сказать шорох бега и первого, и второго вместе взятых.
   

   - Обыскать всё! – прорвалось вдалеке сзади чьё-то мёртвое пощёлкивание.
   

   Это снова их искала скелетная полиция. Полиция рыцарей и легионеров.



Глава 14.
«Погоня»

   

   С накинутыми, гребневыми шлемами на черепушках блестело холодное оружие – скорее всего горячее от огня, который в предвкушении зла да наказания возбуждал тёмные глазницы. Внутри них взрывалось какое-то феерическое брюзжание, прежде чем они стали более чётче и приблизились; время спеша кончалось на изучение тонущих кружков.
   

   - Они продвигаются в нашу сторону, - притащив свои глаза-незабудки под правую ладонь, сказал Родос. Потом обозрел на Гама и спросил:
   

   - Ну, и какое желание ты загадаешь теперь?
   

   По выражению побелевшего листа тот согласился с тем, что сейчас пора не медлить и собственный ход событий. Рванулся к джину, пожелал задержать скелетов, пока они стараются юркнуть в новое укрытие, и из предсказанной им просьбы, как будто он и догадывался об этом, Ифрит обернулся к мальчику. Приклонившись в последний раз пред повелителем, могущественный полубог опять ухватился за бороду с цветом кляксы, отдёрнул от неё густой волосок и разъединил его в противоположные сторонки скоро. Из-за разделённой нити острой, ровной щётки на его подбородке, воцарился за ним и дым.
   

   Раздул джин тягучими ветрами из резиновых в узенькую щель, уст по всему периметру между четвёркой путников и слугами Кощея; от дуновений доставалось пару десятков метров – до исполнения желания феечки вскрутились вокруг самих себя, наверное, задребезжали почти подошедших к ним врагов, они даже не знали, в какую им щель забиться.
   

   - Большое спасибо, друг, - благотворил Гам, пропустив мимо ушей трепетания крыльев Облачки и Фуцанлуны.
   

   - Я бы так конечно не сказал. – усомнился джин, но следом вставил обратное благодарение, - С другого угла, я очень рад услышать это от тебя. А сейчас бегите поскорее, желание было финальным, а моя магия не удержит долго Ваших злых субъектов.
   

   Порезав слух шипящим ворчанием, Гам позвал фей уберечь себя в кармане его рюкзака. Как обычные беглецы, они чуточку не должны выказывать себя освобождёнными от стражей замка Пламенного града, в свою очередь, не нанося себе полнейшего обвинения. Родос на срывал глаза с них и у разорившегося дыма и излишнего пожара отозвался на зов товарища, полетев куропаткой к нему.
   

   Колдовской дымок не торопился рассеиваться. На него Родос, заметив его марочную, волшебную пыль, поплыл опять перекошенным взглядом.
   

   На тот момент Гам пожимал руку Ифрита:
   

   - А, как же вы спасётесь от них?
   

   - Мы неладное дело сотрём в два счёта, когда с поле нашего и скетов зрения растворятся ваши затылки, - стрекоча на устах отшумел Ифрит обеспокоенному Гаму, и тот, попрощавшись с ним, оставил джина у Жар-Птиц в одиночку сконцентрироваться на очерченной, смоляной границе. Путников и полицейских легионеров-костяшек разделяло поблизости роковая до поляны купа деревьев.


***


   В дальнейшем Гам не волновался за заточённого в лампе ранее джина после того, как, не оглядываясь назад, за пробегаемый ими с Родосом километр в ушах чрез адские древа закончилось пение фениксов. Родос, и не пошевелив раковинами, не посмотрел в обратную сторону отныне – и слава богу.
   

   Бегали они сломя голову. Над ними за птиц парили оживлённо ветки, казалось, что догоравших до однородного, цельного пепла. Даже если у всех не всегда сопутствует логическая цепочка действий, Гаму, не мыслившему о гадании произошедшего за его спиной, лихорадочно подвернулась идея свернуть направо. Родос семенил за ним. Скелетов не следует недооценивать по их испёкшемуся разуму, коей советовал им ловить беглецов умно. И более того срезать дорогу Гама и его другу явится для полиции невзначай. Они, слепо веря тому, что нарушители города не завернут никуда, скажем, не знали пути, разделились, чтоб окружить. Не сходя со скул, копоть колдовского дыма Ифрита приметно различалась от древесных свечей чернотой через короткое время розысков. Потому-то скелеты и посчитали серьёзным – Гам и его друзья наконец-то сделают глупость. А вот в ловушку, созданную беглыми, попали они сами.
   

   - Где они? – поглотился мутью главный офицер в шлеме с алло-тюльпанным веником перьев.
   

   - Мы их не нашли, - пропыхтел от марафона бегущих групп полиции другой.
   

   Младший каркас из фосфора и калия и вкрадчиво оросил:
   

   - А, вы тоже не поймали?
   

   Офицер был по-крупному раскалён от глупой выходки. И пока его череп стал краснеть, зияя чем дымчатая зола, иные бегуны марафона уже вышли из Пылающего леса, в один миг орлёного ором там издалека.
   

   Покинув чащу, Гам и Родос уменьшили бег, согнув в отдышке колени. Во второй раз их чудом не схватили враги. Но вопли утихли, и это означало бы, что легионеры образумились свернуть направо из древ. Пусть даже наши пилигримы и не слыхивали позади шагов, приводившие к опасениям, всё же они поторопились прибавить шагу где-то на восток; неужели воины Кощея опять на старый рожон лезут? Конечно. Не на новый же? 
   

   Под увяло шустрыми стопами шумели, не отстававшая от них, рыжая трава. Она покрывалась посреди сухих земель, на которых не росли и малюсенькие стебли жёсткой корой, идентичной деревьям из уходящего леса. Ни дышащей душонки в сухой степи, ни единой, кроме двух пар мальчиков и фей, ног. В составе скелетов, которые за лесом не проносили трескавшиеся шорохи бесплотных голеней, существовали и редкие искатели, умевшие отменно проводить сталинские и гитлеровские обыски. Разумеется, по приказу офицеров, лейтенантов, генералов и подобных кардинальных вершителей судеб, иначе ноги бы наших гуляли несколько минут в будущее не по траве, а по сырому, раскалённому полу за решёткой. Наверно, тогда бы скелеты не попали в столь дурацкое положение на своём краю леса.
   

   Скоро, надежде верно, не смотря на то, они заново станут на хвосте бегущих, и Гаму, Родосу, Облачке и Фуцанлуне предстоит ещё куда-нибудь запихнуться ради не соприкосновения с их глазами взглядом чёрных кругов последователей Кощея.
   

   Меря быстрыми шашками красно-Куликово поле, о врагах Гам не старался думать и вспоминать – пульсирующая голова дрожала мышцами, склоняясь всё ниже к плечам. Мысль перепрыгнула внезапно на мировоззрение; он замер с Родосом перед купой скошенных влево иглистых скал. Высоким монолитом они крепились от скачек стихии, еле целый и разрушенный с тремя полу уничтоженными башнями, замок. Обозреваемые двое между собой имели просек, их отводило направо-налево прямоугольное, объёмное здание с поломанной крышей. Третий, низкий из всех. Не отрывался мостом с последней, средней цитаделью. Самый высоченный располагался по средине.
   

   Летописец безумным топотом поершился за убегающим дружком, как только он пришлёпнул по чашечкам колен замявшиеся в ладони кулаки. На Гама накинулось какой-то разгар, чтобы его отцепило от разваленного пейзажа. Вместо отголосок объяснений, он подозвал его пойти с ним. Махнул рукой на скалистые подземные гроты и на том ответе всё, кончил.
   

   Картина понятий со скоростью света зорче зарисовалась, когда поэт поравнялся с мальчиком из людей. В очах от единственной точки образовалась открытая щель – Гам подхватил вдалеке вход в пещеру.
   

   - Побежали, - выронил на него Гам, и Родос зашёл за его спину, забыл о передышке.
   

   Но вот-же несчастная ситуация! Ноги двоих вздрогнули от земного грохота. Он-то и послужил причиной землетрясения: камешки совершили сальто, зашумев эхом оборвался чьим-то рычанием воздух.
   

   Мальчики вернули головы назад – и оба были в сплочённом ужасе. Прежде чем они проревели «Нет!», откуда не возьмись слетели по склонам скал, прямо на вход-выход валуны. Заскакивая на каждого предшественника, следующий морганием глаз убавил видимость света, пока его не стало совсем.
   

   Всё стемнело и стихло… 



Глава 15.
«Из записей Гама»

   

   - Родос, ты как?
   

   Голос Гама выдавился сострадательно, шипя травянисто, чем гадюка. Ему не в попытках было задержать терзания, ожидать второй атаки камней. Убедившись в отсутствии непредсказуемого случая, он смело ответил на вопрос летописца «А, ты?»:
   

   - Да, я тоже. Здесь так мглисто стало.
   

   Мрак мощёно бил в зрачки, а волчье рычание сверлило в перепонки. Правда мочки ушей успевали обрести холодный приток в крови, а потом они заново загорались с новой остротой.
   

   Родос не озарялся, как его товарищ скинул с плеч рюкзак и уложил на грубую землю. Лишь как только он ранец, закорпев к нему, зажужжал застёжкой, в хрусталики лица тут-же взлетела крылья. Фуцанлуна и Облачка, слегка запустив ручки вверх, сонно зевнули. Они в то время спали в кармане, когда Гам и Родос перезарядились в бегство. Отлипая веки от белков пальчиками-прутиками, воздушная феечка развела молву зевотой:
   

   - Мамочка, мы уже приехали?
   

   Фуцанлуна пуще прежней посуровела; Облачка с полу осознанным взором подлетела к её пре красному, смущённому личику. Зияя до алого и сиреневого оттенков, крылышки шелестели приемлемой частотой. Поныне к бормотанию двоих фей добавилась и доля света.
   

   Никак, пропустивший 10 дней учёбы, школьник не испытывал сквозь вороний с придыханиями сгусток чернушек цели вынуть кое-что. Хорошо, что феи в нужную минуту проснулись после длительных сновидений, просматриваемых порой ухода из леса Жар-Птиц.
   

   Надеются, они спрятались с учителем, хозяином там: птицы на вершины пламенных деревьев, а Ифрит – в лампе, избавившемся от назойливого пепла и золы.
   

   - Замечательно, - восхвалялся Гам, вытащив фонарик, и устремил точки зрения небесных глас на Облачку и её сестру, - Поберегите ваши силушки. Они ещё нам пригодятся.
   

   Включил источник света – и каплем солнца родился луч света по форме пика, прогоняющего затейников темени.
   

   Феи и Родос приставили ладони пред прибором, в неведении и отвиснув нервно челюсти. Словно трогая невидимое окно, не знатоки затем отворотили и разлетелись в рассыпную.
   

   Шагнули вперёд – всё пусто. Во всяком случае Гам смотрел в потолок. Но потом… Ещё три стопа притянулись дальше и…
   

   Что же так звякает? Он нацелил свет вниз, и в ответ ему залилось блестящее. Он мог бы и догадаться об этом раньше той секунды подсидки, когда взял нечто кругленькое и принял сначала за жёлтую пуговицу. Оказалось, что в ладони Гама покоилась золотая монета. 
   

   - Похоже никого нет, - проверил на разговор и эхо стен Гам.
   

   Он поднял глаза, присмотрелся по степени, может кто-то обитает. Кроме звона монеты, выскользнувшей сквозь пальцы, ничего не скрежетало.
   

   - А, у меня мощное ощущение, что тот, кто оградил Спящий замок, будет рад гостям, - таинственно в улыбке и поднятыми бровями сузила очи Фуцанлуна. Родос явно замкнулся после этого за секунду сказанных слов «Спящий замок», Гаму же это навесно прорезало слух. Погодя где-то на сыпучей дороге, выложенной из солнечных монет, его ноги чуть не встрянули на бархатные холмики, и они не упали на них лежачими.
   

   - Организуем привал, - истощённым выдохом оповестил он.
   

   Облачка поддалась с ним на то. Что-же касалось Родоса, то предисловие феи Огня о жутком существе-хозяине замка забило его сердце холодком и под его тяжестью тонко давило толстый сосуд, пытаясь его разорвать. Божественно подобающе себя чувствовала сама Фуцанлуна. Вроде своими сказками она хотела зашевелить жидкие, нижние конечности к загадкам пещеры, впрочем, её кокетливые черты уползли и в те минуты, когда все, кроме неё, смотрели на весёлую шутницу. Они с летописцем засадили себя на пески золота к угрюмой стене, освещая которую, обнаружили на ней магические символы.
   

   Первый из них – солнце с восемью лучиками: четыре прямые, четыре волнистые; второй – знак Огня продолговатая форма, сверху от коего плавали в воздухе синусоиды-языки; третий – спираль, преобладающая колебательным завитком вверх; четвёртый - полукруг, под которой лежит палка и из-над всеми фигурами выливается фонтан, струёй падающий вниз; пятый – как и предпоследний, только между палкой и полукругом ухитрился вылезти такая-же струя.
   

   Гам заинтересовался и не разносольным стало, что он умудрился срисовать их в дневник. Очень они для чего-то необходимы. Не зря знаки нацарапали на внутренних скалах-то.
   

   Тьма и свет фонарика, к которому феи и писарь привыкли, основываясь на объяснении Гама о его работе, боролись друг против друга. Вчетвером замурованные отняли из ранцев съедобное: пирог, разрезанный на четыре куска, и горячий от жары чай. Вынув чашки из кармана волшебного ранца Родоса, у которого было лицо паники, Гам, по его сторону сидя, приступил к закидыванию в рот первой порции свежего, мучного изделия, попивая чёрный чай «Жасмин».
   

   Далеко луч из фонарика не добирал расстояния до противоположной стенки грота. За полусумрак эхо неистового «ничто» снизилось до волны шёпота. Настолько не был тот ор сталактитов слышен, что друзья и их сподвижник Гам больше не подозревали пещеру в них.
   

   Опорожнили чай. Родоса словно подменили - он жадно так лопал четверть клубничного пирога, что он с прежней динамикой уплетал вторую.
   

   Надо запечатлеть в Книге Стихий о Кузнеце Лиахиме и джине Ифрите, пока они не отыскали выход из западни, в которую сами забрели. Не забывая о том, Гам вынес из углубления ранца вещь цели, водрузившаяся на его потёртые коленки; в период кроличьих поскоков ему очень хорошо всыпали корни, шнырявшие под Пылающем лесом, который на самом деле был обитаем. Положил в правую ладонь ручку и, взглянув на писца Родоса, тоже начавшего неумолимо сочинять стихотворение о герое, спасавшем и находящем лес для собратьев, поехал строчить.
   

   Кругом смеркалось тьма, как стоило убрать перед бликом монет с цветом сказочной рыбки, исполняющей желания, свет от фонарика. Позарез требовался он и Родосу. Стараясь не скупаться скупердяем, он перелился с ним, и теперь и на его листе, и гама гуляли волны электричества. Родос отдал перспективное великодушие благодарностью и при виде жёлтого призывника солнышки протуберанцем ему не ощущалось столь жутко в добавок с самым любимым занятием. 
   

   «Лиахима не желательно сравнивать с кем-либо вроде бога-кузнеца Вулкана-Гефеста, кующего где-то за небесами высоко-высоко в услужение Зевсу-Юпитеру. Кажется, что кузнец, упомянутый в начале, и есть Гефест, сброшенный много раз Герой вниз на землю. Но относительно него всё очень просто и не совсем так, как полагают о его чёрной стороне натуры – собственным трудом и смекалкой он подарил будущим воинам и солдатам величественное оружие, а последующие годы они возрились на них с его отвагой, честью и силой.»
   

   Именно так и выводил буквы за буквой предложения на бумагу он о мастере металла и пироманте-учителе Атикина.
   

   Пеклась длиннее чем вчера арабская ночь и к сожалению, её внутри пещеры друзьям не снизошло встретить и вообще под лысыми горами континента. Гама уже вот-вот клонило в сон, и поэтому было приторно увидеть и в Родосе, как и на него тоже тяготела немота, бунтовавшая за отдых.
   

   После слов «Спокойной ночи» активным феечкам они за секунду уложились на ребрышки золота спать и как ни стати погрузились в дремоту. Облачке и Фуцанлуне не прикатилось ничего делать кроме, как быть парящими почестному ночниками.
   

   11-сентября Гам и Родос под звоном монет мерили за широким пучком света, протаскиваясь по королевскому кладу. Запирались глаза – блики продолжались. Постепенно из золота брызнули томные цвета семицветика.
   

   Гам не раз решал оглядеться, а вновь феи проснулись, но сзади он не повернул краем фонарика вслед за взглядом. Их закатные оттенки могли и во тьме блистать прекрасными крыльями бабочек Авроры.
   

   В лучшем следствии, порхавшие вчера ночью над полянами волос двоих мальчиков удружили бы им не транжирить энергию жёлтого цилиндрического светопуска. А так – мирно нежились в кармане рюкзака, более тёплого, чем извне.
   

   По физиономиям подобралось верное сочетание букв, прояснившее пешкам, что это было. Драгоценные отшлифованные камни: бриллианты, рубины, янтари, изумруды, сапфиры, ультрамарины, нефриты, гранат, топаз и прочие, прочие, прочие…
   

   Один за другим они мигали при фонарике. Каждый из них вспыхивал и потухал, стоило как потом их покинуть и идти к молодым, новорождённым. Рычание, отвечая на тот вопрос о его угрожающем тонне, не на столько впивался писарю в уши и не был зверски-страшным, что, как только они снова упали на чистое богатство к новой стене, он писал в упор поэму надежды.
   

   Гам машинально чиркал про Ифрита, и вот что получилось:
   

   «Самый могущественный джин, каких только свет Фантазии не видывал, по массе и силе в пользу себе испытал бы даже пятитонного слона. В его руках бодряще чувствуется приливная фора и, наверное, такая же, как и внутри него. Голову обхватывает, овладевает хитрый ум, и Ифрит под высший пилотаж им пользуется во многих отношениях, производственных желаний и обманах.
   

   Поглядывая по-другому, можно подчеркнуть, что у него имеется чуткое сердце, кое он таит от всех окружающих, любит фениксов-учеников. Понижает тревогу и обучает Жар-Птиц не улетать от огня, которое их убивает, а если и надо, то возрождает из серого песка, пепла.»
   

   Он похвалил находчиво себя за это. Написал в дневнике о последних днях скитаний, уложил в паре с Книгой Стихий в синий мешок клади и пригвоздил свою голову на бок, закрыв глаза. К Родосу к этому времени давно шёл третий сон.
   

   Запостившись терпением дождаться следующего дня похода под гротом Спящего Замка и приклеив к правому ушку сложенные ладони, Гам среди мощённых сонных голосов привидений, словно в собственном, ночном доме, всё равно слышал взмахи где-то там крыльев фей.



Глава 16.
«Спящий замок и его тайна»

   

   Пещерное утро 12-сентября 2013-го года слоями прочих бормотаний, вроде того-же рычания, «звянь-звянь» монет и хруста драгоценностей затянулось наидлиннейшим походом по разбросанным сокровищам. Набравшись немного силушки, феи висели в воздухе и начинали группу путешественников первыми. Замыкали эту ненасытную вольной атмосферой цепочку Гам и Родос, ни по чём не закатав губы; феечки Облачка и Фуцанлуна, отказавшись прославляться для мальчиков ночниками на будущую ночь, освещали им путь рубиновыми и аметистовыми крылышками. Они были уверены куда направляются, но двоим мальчуганам становилось дурнее и раздражительнее; появлялся ящик многих тому вопросов. Куда шагают? Знают ли те дорогу? И если да, то почему они сразу не поведали им об этой кладовой солнца, выбросив предлог их неприкосновенности во время сна?
   

   Феечки скрупулёзно сосредотачивали взор в сторону, куда летели. За минуту их что-то остановило, передёрнуло, и они замёрзли. К привычному непониманию, почему они приросли к золоту, Гам протащился меж манджентовым и рябиновым огнями.
   

   Не сделав последнего шага, ему в глаза бросилась кирпичная стена, на которой были выпечены надписи и завигрированы рисунки. Часто со знаками и символами сливались вторые. И Родос, поравнявшись с товарищем, тоже приподнялся к ним. Простояв на горке монет около минуты, секунду другую их взгляды встретились на изображении человека-животного под капюшоном. В руках-лапах тот держал, вьющихся вокруг него, змей и с упивающейся гримасой в тени выпивал из них яд.
   

   - Эм… Фуцанлуна, ты хорошо знаешь, где мы сейчас очутились? – спросил Родос.
   

   - Да, - ответила фея огня, - Замок, где под пещерой чешется рычание, зовётся «Спящим».
   

   - А, как-нибудь по подробнее с этого? – не унялся Гам. Ему не смекалось, почему же его называла она такой загадкой, если рык и уже храп, а он настал утренней порой, не заглушались. Никто из них не спал и с эхом не гудел, будто паровоз, днём. Не доводилось и вовсе шевелить звуки в тише.
   

   - Издревле он лежал прямо на ладони одного древнего, - продолжала изрекать легенду Фуцанлуна, полагая ответить требовательным образом – Гам заплёлся увлечённо – он вшился сознанием в наскальные иероглифы, смахивавшие на египетские, - но бедного Царя Сожжённого города, пытавшегося раздобыть золото. Как опытный лекарь и король зелий, он обратился к той магической науке.
   

   На феечку с рисунков, рядом подле которых она открыла историю замка, сорвалось загляденье Гама. Они двинулись далее.
   

   - И что он пробовал сделать? – догонял их стадом ног и крыльев с Облачком писарь. Он не рисковал уйти за спинами Фуцанлуны и её ближнего слушателя и в полумраке увязать в монетах. Ему казалось, из мрака некие, смешанные его воображением, чудовища-краказябры перехватят сзади. Ну, надо же как страшно! Ведь он был рядом с феечкой ветров всё это время.
   

   Совпав по расстоянию с рассказчицей, та промямлила, но Родос расслышал:
   

   - Пробовал получить философский камень, кажется. Но было всё тщетно. К веществу, превращавшему всякий металл в золото и эликсир бессмертия, ему не удалось подойти. Он по черепашьи осточертел. Однако в самый подходящий, позднейший момент стал наблюдать и изучать свойства ядов змей. Иногда уже полусумасшедший он даже высасывал из них кровь, отравляющие жидкости. Оказалось, что это последний выход – путь к богатству. Плачущими, безумными всхлипываниями он дал клятву вечному Парацельсу. Что предаст собственную спящую после смерти душу замку с ползучими тварями взамен на несметные сокровища. Парацельс, как излагается из надёжных источников для нас, услышал его мольбу. Замок трансформировался в королевскую усыпальницу, ограждённую скалами и охраняющую змеями. А душа Царя с этих пор спит в нём. За предсмертный поступок его прозвали Змееносцем, потому что своё бремя и до ныне носит в тех стенах хвостатых исчадий ада.
   

   Под ступнями невзначай раздался звон железных штуковин, по-видимому перемешанных со златом и радужными самоцветами; огни от крыльев Фуцанлуны и Облачки попутно неслись в пристанище невидимого без фонарика и света.
   

   Очи Гама с доконченной былью свалились вскоре с яркой, красной фигуры. Осведомлённый новым стуком о холодное, острое и крепкое, Родос первым завопил болью.
   

   На его опрос «Что здесь такое?» Гам, опрокинувшись согнутыми коленями на жёсткую землю, усеянную легендарными монетами, нашёл перед собой два серебряных меча. Родос то ли удивлённый, то ли изнурённый подпрыгнул к нему. Он вылез к свету, и Гам с Фуцанлуной пришли в скукоженную позу. Облачка, прикрыв ротик ладошкой, взревела пискливо, но давно заикнулась на зов, рычание; кем бы не явился на огонь фонарика тот, кого пугался летописец, он не должен был и проснуться.
   

   Выпихнув левую ногу, писец указал на окровавленную Ахиллесову пяту. Свои заношенные сандалии он снял и не бросил, а уложил в ранец. Зачем это нужно? Идя по гранённым златам и камням, не удивительно, что он из-за тусклых цветов крыльев Облачки ухитрился взыскать кое-чего из режущих.
   

   Фуцанлуна поставила на том очень большой акцент. В растерянных сиреневых глазах другой феи затеснились слишком раскритикованные недовольства, на которых можно было прочитать: «Ну, спасибо тебе!», «Ты только что нашла первое ко мне замечание!» Она хотела намотать на-уз, но по манере не терять ни минуты опустилась к Родосу, чтобы залечить его глубокий порез.
   

   Со временем даже Фуцанлуна пропорхнула к оскорблённой сестре; её как-то вынуждало замазать и свою рану вины, чем и стала помогать двоюродной Облачке, обрабатывая порез целительным бальзамом из аптечки рюкзака писаря-поэта.
   

   Гама не заинтересовала помощь и, если честно, ручек двух фей насчитывалось в большой степени достаточно, чтобы прооперировать короткое, несложное оказание её.
   

   Он приглядывался к мечам, лежавшим под ногами. Нацелил на лезвия фонарик, и прочитал на одном из них:



юукилеВ ьвалсоВ
!удиметрА-унуЛ
   
   

   - Опять этот язык, - проговорил Гам. Стараясь не навредить руке, точно также, как и пятку Родоса. Он медленно провёл по лезвию ладонь.
   

   Вдруг за ледяными, благодаря тишине, ушами захрапело снова вчерашнее рычание. На тот миг, когда Родосова нога залаталась, тот тоже содрогнулся от рыкота. Тогда он, словно кузнечик, подскочил к Гаму и из его рук выхватил инстинктивно серебряный меч с символом лунного месяца на его отполированной рукоятке. Гам чуть не полоснулся и увидел на лице друга нервозный испуг. Он держал его перед собой двумя цепкими руками и судорожно тряс им. «Что с ним?»
   

   Зарокотал храп, и писарь возвысил вострым концом меч неизвестного солдата вверх. Гам окатил фонариком вперёд.
   

   Некий зверь глянул на пилигримов – безжалостный Змей Горыныч из русских былин и сказок, которого природа чародеев вознаградила тремя огнедышащими головами и семью хвостами. Шастаясь на двух задних лапах, он претерпевал смешной изъян, как у тираннозавра. Кривые вниз рога срастались с самого затылка. А крылья уклончиво прятались с передними лапами за его шеями. Слегка начало попахивать почти серой, но его как ветром сдуло. Из пастей горели малиновые горла, не отдалённо пламя в них добиралось жёлтым просветом.
   

   В общем, от такой мёрзлой, случайной встречи можно будет не ожидать тёплого приёма, а просто сверх горячего. Однако, невероятным поворотом, он лежал на том же месте, где и спал с узнававшимся рычанием дракон – змей, стороживший тайные богатства, которого одинокая душа Царя Сожжённого града и талантливого лекаря, алхимика и носила в замурованных стенах сокровищницы.



Глава 17.
«Драконья ловушка»


***
   

   Один, порождающий миллионы, к сожалению, мог бы и быть поражающим. И Куала Лумпур не был исключением.
   

   С самых пор, как он поклялся сбежать из металлургического завода оружейной промышленности и спасти своих детей, он пробовал и хитростью, и силой высвободиться. Но шесть лет рабского труда чуть ли не вынесли ему предсмертный приговор. Обходными путями, теми же огненными, заминками и отбоем в четыре часа – а это был сон – ему следовало делать то всё, что требовалось в своих силах и умениях сбегать.
   

   Но ни того, ни другого не удавалось никак достичь. Подливало масла в огонь ещё и то, что скелеты не только очень зорко и орлисто охраняли каждый метр завода, но, при всей их строгости и подозрительности, они на фабрике ввели в правилах некоторые корректировки.
   

   Отныне все рабочие металлургической и оружейной промышленности, в том числе и дети, вынуждены были отказаться от четырёхчасового сна. Случилось это 12-го сентября, 2013-го года.
   

   На следующий день все трудяги не заснули после вчерашнего 12-го осеннего числа. Куала Лумпур больше не искал никаких уловок и щелей, через которые он бы выбрался.
 

   Однако его надежда ни по чём не рушилась на протяжении долгих лет. Как придёт и накажет тебя враг, и ты себе потом после того, вместо обиды на него, говоришь: «Завтра будет новый день. Что нибудь придумаю». Приходит соперник, завистник унижает тебя, находя в тебе недостатки, издевается над тобой, снова потом себе говоришь: «Завтра будет новый день. Что-нибудь придумаю». Судьба, бестыжая будто, весь мир бросает тебе вызов, гонит тебя в беду навечно, вновь затем себе твердишь: «Завтра будет новый день. Что-нибудь придумаю».
   

   Так поступал Куала Лумпур. Но с каждым божьим днём в его голове совершенно не находилось ни единых идей. В последний момент он считал, что теперь больше не отыщется и дня для него, чтоб прожить хотя бы.
   

   Однако Световой Ярило его не покинул. Свершилось нечто невообразимое.
   

   Так как Куала Лумпур и в этой жизни не расставался с очками, в отличие от фуражки, которую он обронил в Царстве Земли, его серобродатая морда с кругами вторых глаз подымала на смех, ежели не соседей по работе, то безусловно жестоких скелетов, кои отыскались на том веку.
   

   Утром на 13-е число сентября, 2013 года с ним приключилась неожиданная, но весомая подстава.
   

   Обычно бывает так, что скелеты могли не только злорадствовать, командовать пленниками, наказывать их, но с тем же успехом всякий раз чудить некую безобидную подоплёку, вытворять подлянку, и без того тяжело ходящим, трудягам. Но в тот день скелетная шутка над ним не сравнивалась с предыдущими; скорее это безумное ожесточение, которую нельзя назвать смешным.
   

   Ему говорили, что с его-то силой можно переносить тяжести, а то, что он среди скелетов вынуждал себя переносить прочие издевки их, тайком даже во время работы с грузом взять на ум лазейку, этого не знал никто. Большой, толстый, железный лист держали над собой двое труженников. В их числе и наш прошлый почтальон.
   

   - Тащим на счёт три, - предупреждал Куалу Лумпура его товарищ, - Раз, два, три.
   

   Коала, боровшийся с усталостью, и бурый медведь-топотун, шатун, главный руководитель заднего хода не опускали со своих лап края металлического пласта. Медведь плохо видел тёмными глазами, не имел оптической поправлялки зрения, и огромные усилия транспортировать груз на отведённое место переложились на Куалу. Вдобавок, у того были очки,  по сему представлялось дело более-менее простым и безопасным, если вперёд пойдёт тот, кто хорошо видит, и вышло бы замечательно, если бы не надзиратели.
   

   Мгновенная, подоплёчная подножка сломала весь мирный, размеренный ход событий, породив следующую катострофу. Удар судьбы был специально подкинут злодеями на хромающую, дрожащую ногу. Шаг один – и Куала Лумпур уже залёг животом на твёрдый пол. Зарядились в сторону полётом его очки. Они отскочили, и только линзы отметились не плачевныи трещинами.
   

   Но из собранной группы скелетов одному хватило наглости выйти вперёд  к упавшему, подойти к его единственным очкам и наступить на них.
   

   Не успел Куала Лумпур и посмотреть на подлеца прямо в лицо, опомниться, как на него, словно крышкой книги, опрокинулся целым весом железный лист – товарищ тшетно держал один его, сколько мог – и, не издав ора боли, туша почтальона было придавленно.
   

   Скелеты, готовые тогда посмеяться над «неуклюжим», пришли внезапно на секунду случившегося в колоссальную серьёзность.
   

   Полностью в бессознании искалеченный, переломленный Куала был перевезён в медпункт незамедлительно. Скелеты приказывали, чтобы больного тут же вылечили на быструю изготовку к труду здания промышленности.
   

   Однако, как объяснял высший врач надзирателям, это представлялось невозможным без магии, которую всецело запретили в медицине. Но он обещал сделать всё, что сможет, ровно до того момента, как павший пациент обретёт голос и мысли.
   

   Доктор Ехидна соизволил попросить долгой тишины в одиночестве с коалой. Скелеты потушились и покинули лечебные палаты.
   

   Как раз в тот миг Куала-почтальон проснулся, и перед ним оказалась расплывчатая морда с ротовой трубкой-клювом.
   

   - Не пугайтесь, - шепнул тот, - Я ваш лечущий доктор Пламенного Града.
   

   Коала и не сбирался пугаться, ибо с этой секунды пробуждения его одолела острая боль во всём, что двигалось бы у него. Ничего не двигалось среди частей тела, кроме его карих очей да рта с языком.
 

   Врач сию же минуту приложил к его рту четырёхпалую лапу, и вместо того, чтобы заорать, Куала дал волю своим блестящим капелькам. Он тихо заныл и плакал уж точно не потому, что скелеты наглумились над ним, и он получил довольно не заслуженные им увечья; он плакал лишь потому, что с первой, со второй мысли сознания понял, что он в этой жизни, в этом мире не может помочь даже самому себе.
   

   Испытание той мысли накрыло ему голову, его лицо в мгновение ока исказилось в улыбке, и он приготовился смеяться от того откровенного, правдоподобного безумия.
 

   А, что же было делать ему? Да, вовсе ничего. Он не мог приложить никаких либо усилий, чтобы поднять даже переднюю лапу. Он мёртвым телом, не двигаясь ни руками, ни ногами, лежал на каталке. Над ним висел свет, а пред лучами стоял тот, кто вылечит. Зачем лечиться, ежели и так уж всё предначертано ему, всем, вся? Зачем, если он бесполезен и понял прошлое, давнее счастье слишком поздно?
   

   - Зачем я нужен вам? Мои дети. Милые мои дети. Я даже себя спасти не могу. Зачем? – хныкал он отчаянно, постоянно вздрагивая от боли, - Единственное здесь, что может меня спасти, это превратиться в мертвеца.
   

   Доктор Ехидна взглянул на его коричневые глаза, не расширив и собственные, но продолжил высматривать его морду каменным взором, но не без того, без чего бы он не вымолвил:
   

   - Я  помогу тебе, - протянул шёпотом и подал больному флакон микстурки, - Здесь содержится мгновенно действующий яд.
   

   Как будто обухом по голове, с тем чувством дали Куале шанс пойти на такой шаг, и с той решающей секунды он согласился.
   

   Он смело открыл рот, и врач без промедлений влил ему столько, сколько находилось в микстуре. Всё. Больше наш почтальон ничего не просил, не желал и лучшего.
   

   Куала Лумпур закрыл карие глаза и ощутил, как его остатки сил начинают слабеть. По его серым векам прошли последние следы лап. Разум затуманился и почернел...
   

   Со следующей минуты коала-почтальон, труженник рабского труда больше не дышал. К Доктору Ехидне вернулись старые ребята-надзиратели завода.
   

   - Ну, что? Он выздоровел? – упрямо обнёс врача главный скелет.
   

   Доктор Ехидна холодно выронил:
   

   - Нет. Этот субъект слишком нервный и искалеченный. Он больше не будет жить.
   

   Обозлённые вестью, но сдержанные, скелеты отдали лекарю приказ избавиться от него.         
      

***
   

   - Ах, вот ты кого боялся. Фуцанлуна похоже вдоволь напугала тебя страшилками. Ты чего? – озарившись виновником рокота и брюзжаний, вопросил Гам Родоса.
   

   Не видя его лица, он ощущал порцию восторга и внезапностью к древнерусскому дракону. Но, довертев голову к глазам писаря, он и не обрадовался, и не позавидовал выражению…
   

   …Странному и напряжённому.
   

   Родос не сцеплял с пальцев рук серебряный меч, переключивший внимание на пятидесятиметрового монстра. Тот открытыми шестью глазами пристально-кошачье следил за его подёргиваниями.
   

   - Явились что-то украсть? – к не занятому мыслями моменту прорыкнул русским, человеческим языком Змей Горыныч.
   

   Облачка и даже Фуцанлуна, судачившая всё время о чудовище, закружили за спину Гама в ужасе. Из-за края высовывались только их с грецкий орех головки. Летописец, лишившись полного света феечек сделал боевую стойку.
   

   - Нет, мы пришли не ради сокровищ, - вставил Гам, не обращая взором на то, сколько зелёных морд устремлены к нему.
   

   - Не ради сокровищ, говорите? – просверлили всеми очами три головы в сторону Родоса, не опускавшего холодное оружие на горсть золота.
   

   - Родос, - заводил боязливого поэта Гам, - отпусти его.
   

   Родос, по его гримасе, хотел сказать: «Я ни в какие ворота не отдам трёхглавому ящеру жизнь!». Но в настоящий миг он озяб пальцы, разделив руки друг от друга, и плоская длиннющая игла рухнула в сопровождении под-звона монет. Ему было неловко, что, если он этого не выполнит, Змей Горыныч будет вынужден до часов гроба пялиться ядовито на него.
   

   - Что-ж, хорошо, - увела зверя правая голова с его стороны. Фонарик был подвёрнут на голос. Жёлтые глаза с щелями вместо зрачков туманно отразились в других, Гама. Родос отвернулся и, чтоб не делать вид напуганного человека, завернул очи в ноздри дракона.
   

   - Мы не считаем вас Мародёрами, - замолвила третья левая голова с красными зеркалами души. В отличие от летописца Гам не шелохнулся, а с лояльностью обратился к ним вопросом:
   

   - Вы нас не тронете?
   

   - Нет, - покачала средняя, синеглазая глава, - Настоящие Мародёры сразу же вышли бы из сокровищницы с набитыми мешками, пока мы спали. Стоит токмо продеть свои худые фаланги и окунуть им в залитые солнцем монеты, как мы тут-же полосуем горячим пламенем их жадные черепа на костях.
   

   Что он имел в виду? Может быть… Гам взыскал связью и набранной мыслишкой осведомился:
   

   - Так те скелеты, которых за нами пахтались, и есть Мародёры?
   

   - Можете называть их как угодно, - разрешила желтоглазая пасть.
   

   - Но для нас не существует тех, кто уповались властительнице тьмы, - докончила левая голова.
   

   - Как же я ненавижу слова «не существует»! – зарядила тому средняя, - Нельзя было сказать иными.
   

   - Не бывает?
   

   - Нет, совсем другие. Например, они исчезли…
   

   - И вернулись, - догадалась логически первая глава дракона, на которой для пожара ссоры и не найдётся половины огнетушителей. И пока трое рычали, Фуцанлуна просветила тем временем друзей:
   

   - Из-за неравновесия сил Огня на жителей одноимённого Царства действуют негативные эмоции и психологические катаклизмы: раздражительность, упрямство, гнев и прочие, - развела рукой и сочувственно произнесла, - Оно и видно.
   

   - Тоже самое я наблюдала и в Царстве Воздуха. Чрез окна замка слышала брани животных, - рассказала облачка при том факте, что она также, как и сестра сидели взаперти порядка шесть лет.
   

   Теперь им предстояло захорониться в пещере Спящего замка неизвестно сколько. С того события, как они пробудили дракона в жаркий спор, были товарищи не в цельном здравии, хотя фея воздуха и фея огня, замурованные со Спасателями, не более одолевались одиночеством.
   

   Перевалка помогла очень кстати Родосу взбодриться, шесть глаз больше не сужали зрачки в его чело. Гам ощутил лёгкое покалывание в мозгах, скоро, наверно, неудовлетворённые слова выкатятся из уст, и это как-нибудь решит диспут трёхголового существа.
   

   «Не будете ли вы, пожалуйста, подсказать, как «войти в наружу»? или «о чём вы бранитесь?» Оба вопроса загнали в угол его. На момент случая легче присуждалось просто слушать Змея Горыныча, чем выбрать из пары ответов правильный.
   

   Впечатление капкана всё же вскоре снялось с присутствующих. Вот что нужно сказать! Гам выпрямился, приравнялся с его лапами и громко, но рассудительно спросил:
   

   - Мм… Мм… Вы кажется рассказывали о Мародёрах, - приостановил Гам, кашлянув, чтоб тот услышал, - Уже закончили или нам вольно уже пойти пока вы рыкаете друг на друга?
   

   Дракон сосредоточил поле зрения на зовущего. Глаза монстра струями фонтана полились в сторону мальчика. С огромным количеством селёдочных тарелок у Гама расплывались очи. Было неудобно вертеть уже головой, когда он увёлся к приближённой следующей чешуйчатой морде в третий заход. Первые два произошли зигзагом так, будто не свой по себе человек или животное-воробышек верстал механической шеей, как до этого притомились глаза. Множеству нечего было ответить на компромиссную мысль. Наконец тройка глав, пытавшаяся вздохнуть, сглотнул огненный пар и вылил:
   

   - Уйдёте – заблудитесь.
   

   - А чём это вы?
   

   - Без нашей подмоги ты с друзьями не сможешь выбраться отсюда, – правая голова выразилась лбом, на котором пролегла толстая морщинка.
   

   - Вернее сказать, мы вас выпустим, если вы не те, за кого мы имеем счесть, - прогорланила средняя голова, у которой хитро сверкнули синие глаза, напоминавшие по форме кошачьи щели.
   

   У друзей и Гама полез комок замыслов насчёт Змея, что тот проверит путников, насколько они долго проживут до смерти в подземелье, богатом изобилием золота и камней.
   

   По истине то. Что Змей Горыныч не давал им прохода – не представлялось в этом же ни горсти доброты, хотя три головы относились к ним дружелюбно.
   

   Всё 12-е сентября Гам и Родос бились в ожидании. Когда дракон объявит их. Как собственных, а феечки вычерпнутыми словечками выглядели не вполне счастливо.
   

   Однако их малиновые губки на нет не свисли на подобии печали, скорее слои страха они утаивали под расслабленной кожей, чем демонстрировали панику тому, кто не сдвигал сверху три пары глаз влево-вправо. По началу на них охотились тролли, теперь же на их возникновение в Царстве Огня положили свои не только скелеты-мародёры, но ещё и трёхголовый дракон, сомневавшийся в доверии Гама. Нависла тяжёлая проблема. Нервно обошлась она и на лицо летописца, не привыкавшего к осмотру и слежке Змея Горыныча.
   

   Убить или усыпить немыслимо – шестёрка разных тарелок не сводились с рассевшихся Гама, Родоса, Облачки и Фуцанлуны на монетных горках.
   

   Прибегая к настоящей имени, черноволосый Георгий писал дальше в Книге стихий о драконе и, прошелестев жёлтыми, пустыми страницами, улыбнулся им. Очень много их – будет что построчить о наглых гадостях этой твари.
   

   Из задач сочинить нечто злое про волшебного ящера с крыльями оказалась, впрочем, сложная и одна. Расположение в честном сословии заставляло Гама не делать таких намеренных глупостей.
   

   И кое-чего не доставало к главному аргументу добавить про «Йеша» - «Ужасного Бога Ящер».
   

   Возможно само действие, сам факт оставить их в живых не слабо связывалось с его поведением, о чём Гама и ускорило перейти немедля писать что-то непредсказуемое в его адрес.
   

   «Сын Матери Сырой Земли и брат Кощея сторожит сокровища Царя Змееносца в подземелье, что ниже самого полуразрушенного замка. Не пропускает Йеша подземная к злату Яриловому да к камням драгоценным. Не даёт врагам ни пощады, ни прощения. Из нутра богатства никого не отпускает…».
   

   Сочиняя с этих грозных строк, Гам пошёл, казалось бы, в бой с предпоследней ручкой на чистый лист. Вдруг рука его задерживается на том месте, где осёкся.
   

   - Аррр! Больно мне! – завопил дракон, и его изумрудные лапы в такт резонаторному от боли придыханию затопали по жёлтым дискам, чьи блики гремели и сопровождались с львиным рыком.
   

   Облачка. Фуцанлуна, осёкшийся Гам и запрыганный Родос зашагали к нему, выведывая от Змее «Что стряслось?» и опустились. Шесть очей зыркнули гримасами в единую метку – левую лапу. Именно туда вонзился корень мучений. Слава Богу, вострый меч не тыкнулся жалящим концом в крыло или длинно-вагонные хвосты, до куда по размерам Горыныча достичь можно с той вероятностью, с какой бывало упасть либо с высоты, либо уставшими от мирской беготни конечностями проигрывая игру под названием «Угадай, где увечье?».
   

   Родос настолько не примирялся к мифологическому животному, что не то чтобы не желал ему оказывать пригодную помощь, а вообще развернулся и короткопалыми ступнями замерил к стене.
   

   - Я бы рад вам подсобить, но лучше немного постою вон там, - указал на родную, каменную, выкрашенную копотью, стену писарь, с видом человека, искавшего весомую причину.
   

   - Ну я ему дам свет божий, - еле проломала ручки Фуцанлуна, забыв об ужастиках, насудаченных ею ушедшему товарищу.
   

   - Эй, на самом деле это ты ему впирала об этом чудище. В его шкуре я бы сделал тоже самое, поверь. – признаваясь, заступился за Родоса Гам и аккуратно, шустро выдергивал серебряный меч, но сил было недостаточно. Феи, не выудив из языка ни слога, зацепились за белую рубашку; сосновая кофта покоилась в ранце на спине.   
   

   Изуродованный порез хлестал струйками крови, с лейкопластырями, при вызывающих размеров, на той линии раны рассчитывалось, что незнакомый с людской медициной дракон завопит. На обратный же случай резкий отрыв кожи и прикладывание пластырей, а их было около 10, загромоздило того зыкнуть на лишь микросекунду. Облачка и Фуцанлуна даже не тронулись плечиками, а крылья, как и ранее, взмывали не поддавленными эмоциями.
   

   Ювелирные движения – и дракон, взвыв короткой неприязнью и прикрывшись руками летуна, расслабленно выдохнул.
   

   - Благодарю вас, - только и вытянул Змей Горыныч.


***
   

   «13 сентября, 2013 год. Утро началось прижатым храпом фантастической рептилии, держащей нас под надзором. Нам пока ничто не грозит, кабы не вспоминая кабы, что Змей Горыныч вероятно всех спалит в языках пламени. Еда и питьё ещё не пропадут на три дня, следующих, на случай, под заключением в четырёх стенах усыпальницы. Облачка и Фуцанлуна лежали сонными в полуоткрытом кармане, их я не тревожу. Родос. Чтобы управиться от жёсткой хандры, приступил к сочинительству поэмы. Я-же возмущённый, как и вчера, ненасытно в сердце трёхголовому ловчему пускал в глаза молнии сетования.
   

   Ночевать с невыносимой слежкой утруждалось невыносимым – как проснувшемуся ящеру не достало крепить нас в заложников? Удивительно, что он ещё не сожрал их живьём».
   

   Так гнетуще со Змеем кидался в мозговые гляделки Гам, ядовито посаливая ненавистным лицом на морды, летавшие на шеях. Они плавно волынились, но малой энергии просил желать лучшего. Дракон, по полуопущенным глазам, думал, «чем бы себя скормить». 
   

   Он был голоден, и феечки первыми заметившими его исхудалое туловище, положили свою выпечку ему в каждые три пасти. Отдавая должное за то, что тот не съел сразу, они вкрадчиво спросили чудище:
   

   - До этого чем вообще ты… Ой, то есть вы питались? – Из раскрытых рюкзаков водружала на языки Змея пищу и выливала воду Облачка, тоже самое хотела задать и её сестра, подсобляя ей.
   

   - Никого, кроме моих врагов, поизвившихся сюда на клад царский, - стеснениями в пастях из-за новой порции стряпни, которую никогда не ели, ответили три главы.



Глава 18.
«Два дня эндшпиля»

   

   - Услужили вы мне, други мои. – отвесил поклон тремя шеями Змей, - Лапу вылечили да покормили. Теперь я вам верю, не Мародёры вы мне. Освобожу.
   

   С возращёнными силами разноглазый зверь встал, раскрыл крылья, возвысил трубами семь хвостов-хлыстов, и пещерный сумрак рассыпался на отдалённые просветы за его спиной.
   

   Интуитивно. Лихорадочно следуя за лучиками света, Гам выключил фонарик. Свет от лампочки погас, и пилигримы признали, откуда выбивался искусственный протуберанец. Феи Облачка и Фуцанлуна парили за затылками Гама и Родоса, отбежавших совсем не близко от них и не тревожившихся о необходимой услуге вымолвить и «Спасибо».
   

   Они пулей устремились вслед за ними, рвавшихся к выходу, и ничего не успев сообразить, ловко прострекотали «Огромное спасибо».
   

   - До скорых встреч, - прозвучали голоса трёх глав из выхода, когда путники дебютировали второпях нестись к свободным, горным, рыжим ущельям.
   

   Оставив за собой заваленный замок Змееносца, перед ехидными физиономиями вросли в пустоту Облачка с сестрой выдавивших «Стойте!». Четверо продираясь оголённым воздухом – переутомление взяло над всеми верх – втолкнули очами друг на друга.


***
   

   - Как вам с Гамом не стыдно не выразить благодарность Змею Горынычу! Он же нас испытал и выпустил на волю безопасно.
   

   - Всё верно. Но он мог нас в один день слопать. Мне будто интересно, как Змей собирался делить заключённых по пастям трёх голов, - процедил язвительно Родос, уже просекая путь межгорных рыжиков по ущелью. Горы снизу выглядели куда высокими на расстоянии автобуса, чем за километр на лодке из странного камня, на котором они удирали от стойбища скелетов.
   

   - Ладно, дракон тот может и повздорить, однако никто бы не говорил тогда, что он охранял когда-то столицу одного Царства. Тот, кого ты признаёшь чудовищем, - не то, кем кажется, - зигзагалась Облачка, стараясь догнать, упрямившегося слушать её, Родоса. Уводясь с Фуцанлуной от отвернувшегося писаря, она умоляла Гама, не отнимать, не добавлять шагу:
   

   - Гам, ну хоть ты, помогавший покормить Йеша и залатать лапу. Вам теперь не грозит чья-та атака.
   

   Она и не ведала, что и сказать, и, чтобы выловить знак доверия, дала волю фантазии предпосылок в свою сторону и насудачила о мечах, свисающих с ранцев рукояткой вверх. Змей после лечений задней лапы не мог без оружия отпустить наших героев на свободу и отвёл уязвимым искателям Мага-медведя по серебряному мечу.
   

   В кои-то веки Гам возлагался к толку, что дабы он не делал – наоборот просит поступить как-нибудь с очередным дельцем Облачка. Сначала всё безопасно – а потом осторожность перерастает в пренебрежение её возможностей отводок. Абсолютно мучившись с отрывистым приземлением по выбору между одинаковыми книгами, где содержание разное, Гам серьёзно затаращил глаза и восставая против неё, выплюхнул:
   

   - Знаешь, лично я за Родоса. Мы бы не продолжили поиски, из-за предсказуемого, злого Змея. Добрые никогда не бывают жуткими шантажистами, держащими в руках нашу жизнь.
   

   Облачка по выражению лица, будто шипела от кислого лимона, хотела возразить, однако ей помешал Родос, подошедший заядлым выговором:
   

   - По-моему, тебе бы не препятствовало раскрыть глаза прямо перед истиной. В последнее время они у тебя немного зарыты.
   

   Вровень с днём 13 сентября наши пилигримы не разговаривали ни с кем. Поссорившись, весь поход до вечера умялись о мародёрах, скелетах, о которых рассказывали главы Горыныча. По мере того, как они шли – Гам, не подкладывая внимания, выронил:
   

   - А мы куда пошли? – спросил у летописца.
   

   - Не знаю, - сказал ноткой хамства и курчаво тот, - А куда они полетели?
   

   Оба рассеянные огляделись и, чуть не проворонив фей, закричали:
   

   - Погодите!
   

   Облачка и Фуцанлуна тоже, накопившие, как и они, неудовлетворение, запамятовали, где из их обзора спрятались мальчики. Воссоединившись обратно в группу следопытов, четвёрка затормозила, посмотрела, откуда её члены, нормальным новым поведением направились пешком вперёд.
   

   Но молчанию пока что не пришёл конец.
   

   Пропитанию, оказавшемуся малым в количествах, нельзя было позавидовать и его сумели бы растянуть минимум на два дня. И хотя, если они не будут пускать в обезвоженный рот литр воды с ним, продержаться максимум три, им будет труднее встречать голодную, истощённую, долгую-короткую смерть, так и не пойманными слугами Кощея, ручавшегося в Царстве Огня на статус власти вроде его босса. 
   

   Львиная доля мощи, энергии распадалась на всё вспотевшее тело режущей негативностью четверых ребят. Утрачивая и надежды на следующее путешествие, Гаму хватало сбрасывать мысли в собственный дневник. Предаваясь под ночь 13 сентября посиделкам в под горках, под цепями горбов и морщин земли, по нему скребли кошки. Гам заевшись очень сожалел об обходе с драконом, вызволившем их с товарищами лишь через день из наглухо замурованной пещеры. Его сердце съело самого себя и легче было вырвать его из груди Змею прежде чем сойтись с лучом горячей лампы.
   

   «Дракон, прославленный своими магическими способностями такими, как изрыгание пламени, умение витать над землёй, разрушение препятствий. Чаще прочих этот Змей защищает королевские злата да камни драгоценные, запечатываясь с ними во веки веков.
   

   Всё люди не жалеют жизней ради того, чтобы улечься и понежиться в монетах, как зависимый от них богач. Однако когда они это сокровище отыскивают, слишком поздно понимают, что оно всегда было и есть совсем рядом»
   

   Фуцанлуне и Облачке не о чём и болтать было с Гамом и Родосом; бойкот резинился казалось бесконечно до тех пор, пока они не помириться.
   

   Написав в Книге Стихий про трёхголового существа-ящера, стало видно, не без помощи они дойдут закончившейся батарейкой, то есть в фонарике, шагом до огненного алтаря. По той стороне, где молчуны топали, заползала тень, ослепляя взоры точно также, как и естественное солнце. Не выкидывая из ящика конфликт, разогревшийся вчера, Гам подошёл не принуждённо к феям; те себе точили лясы бесшумно, никого не трогая и ни о ком не обсуждая. Неужели и они туда же? – у Гама и Родоса не выдавливалось даже словечка, склонив головушку к камням, на которых подруги-сёстры покоились. Он не мог не проститься и не признать, что сейчас будь друг без друга они вне лояльности заблудились. И вскоре засохнут поспешно, если не начнут вместе ориентироваться, откуда такие надутые, красные их щёки припорхнули бабочкой. В довершение к чувству долга разрешается добавить сами терзания Гама; он настолько пропятился к верным, но застенчивым повадкам и знакам милосердия Дракона, насколько пригрелся принять правоту Облачки и Фуцанлуны.
   

   Здесь-то Гам не ошибся, что извинился перед ними. Сказав про слабость Змея, гнувшая того поперёк неспособности подать и разгрызть их, не говоря уже об увечье, феи, вспорхнув с булыжников, обняли его.
   

   Не сложно выбирались из уст «Пожалуйста»; ручки и плечики фей в объятьях не занимали и половины рубашки, влажной от жары и пота.
   

   Дальше после посыпавшегося слова можно было догадаться, о чём надумают воскликнуть феечки, друзья.
   

   Облачка радостно заверила. Что им остаётся ещё чуть-чуть, и они дошлёпают до Алтаря Огня. Фуцанлуна надеялась о ненападении на остальных летучего чудища в её присутствии, давно из рассказов сестры, ведомой о драконе Шеньлун, ушли в прошлое с энергией, до сих пор хранившейся в остатке. А Родос немо реагировал на товарищей вообще, когда и его заманили в охапку ручонками. Хотя и к его груди прислонились объятые, с человеческие ладони, духи элементов, наполовину, он всё равно ощущал такое сочувствие, какое и Гам. Кратко излагая – оба были обделены самым что ни на есть миром дружбы.
   

   Прокормившись 13 сентября и не сыскивая мелких причин души Гама. Родоса и двух фей, задворённые в уикенд, в ту же ночь плели сны о надежде, что, достигнув цели и через порыв свободы и воли и они сорвутся со сознания на возвращении мягкой шубы бурых волос Атикина. «Ах, поскорей бы прильнуть к твоей седой бороде и попросить прощения за то, что не так смелей я, как ты!» - строила воздушные замки Облачка, чьи веки слились в полулежащей в кармане позе.
   

   На завтра по привычке бодрствования прощённая четвёрка с минуты на минуту не хандрили и солидарно всем собственным апогеем седьмого неба на лишь, с шириной верблюжьего, слоновьего каравана, тропу. Проползая и раздвигая направо-налево иглоукольные массивы, команда, сгребая с себя переливчато-юпитерские камешки, вела гладкой землёй, породой вдогонку.
   

   - Других дорог нет, - второстепенно и собранная сказала Фуцанлуна, - Держу пари, мы у алтаря будем танцевать через полчаса.
   

   - В случае того, что нас не сцапают скелеты, - добавила Облачка. Не упустив в памяти их врагов, чьё наступление приведёт планы к завершению и грандиозному поражению. Но мародёры не картели за рыжими скалами. Кроме них никто не перешёптывался и не так спеша шёл, потому как если бы они трезвонились походом в ногу армии Кощея и те были вблизи, то Гам с сотоварищами либо погнались ко второму источнику огня, либо ещё заныкнулись бы в крысиное гнездо в попытке, что с них не сдёрнут серую шкуру.
   

   Насколько Фуцанлуна тестировала интуицию, что с того мгновения, как из её губ вышли слова «… у алтаря будем через полчаса», шляпкой тут же встаёт на монолит, лежавшего среди подобных, раз - и он в пустой каменной ложе?
   

   - Вот это ты даёшь, - украдкой выходя на пустошь, восхитился Гам, и Облачка с Родосом, волосы дыбом, наставительно зашикали на него.
   

   Эхо за пределами захоронённых валунов. упиравшихся на конец дороги, было огорожено настенными, зазубренными хребтами, которые представлялось принять за змеиные края Московского Кремля. Алтарь Огня в виде оранжевого колодца загромождался по самому центру на одном из высоких монолитов, обсидианов. С его разделённых колодцем боков вырастали бычьи рога, коего размер выигрывал у размера слоновьих. Лестница поднималась к алтарю на метров пять. А на наконечниках рогов над колодцем энергии, строго над ним, крепко держался пламенный знак его волн, текущие вверх.
   

   - Доставайте книгу и посох, чую, не то опоздаем. Я чувствую, медленно припрутся за тем, чтобы нас остановить, - торопила Гама и Родоса Фуцанлуна. Резко поворачивая под головным убором по форме тигровой лилии головку, и заплетённые в две косы волосы покачались маятником.
   

   Опустошая рюкзаки, стащенные исписанными руками с белых спин, Гам и писарь считали время.
   

   Промешкали, летя по ступеням; шаг вперёд, шаг вверх, и вот они у колодца-алтаря ничем не созерцаемого.
   

   Символ Огня не шалевался над теменем Гама, дожидаясь, когда же всё вернётся на круги своя. Минутные доли часов разделяли наших приверженцев к балансу от его прихода. Водрузили Книгу Стихий и жезл Мага-Медведя, точно расставив в разброс, на крышу кирпичного края колодца. К ним присоединился дневник мальчика из Земли; окинув его взглядом, Фуцанлуна выталкивает на лицо к крыше пещерного континента хмурые брови:
   

   - Зачем это?
   

   - На попытку решить головоломку вашего алтаря, когда выльем суровую жижу вашу на его узор. – прояснил Гам. Показывая символы, клинопись, нарисованную в нём ещё в усыпальнице Змееносца-Царя. Должно быть эти наскальные каракули закодируют включение источника, и тот не станет задерживаться в работе.
   

   Развернули несколько страниц, Фуцанлуна вынула кленовую палочку; Облачка до неё подняла свою на книгу.
   

   - Зефир! – чётко штилем выстрелила та, кабы не слышали костяшки мёртвых чародеев, людей и зверей. 
   

   - Мы знаем, вы здесь! - растягивая слова, громогласно воскликнул чей-то морозный голос, - Убрать!
   

   Опоздали; внимая неистовому голосу четвёрка обернулась.
   

   Скелетная армия шествовала к подземному роднику пламени, не уставшему получать сбалансированную силу. Пройдя по тому же маршруту. Что и Гам с друзьями. Возможно, анатомические образцы, виляя перьями на шлемах Спарты, легионеров и заострёнными клювами шестов атаковали тёплую, тихую атмосферу; её ветер и дымный гной не умерился пока что. Горячий темперамент не останавливался ворчать.
   

   Вслед за ними семенил чёрный конь; кожа его болезненной чумой-смерти облегалась на худое, но такое отбросанное остервенением тельце: в далёких местах из-под него в области брюха, живота, груди торчали снизу полукруглые рёбра. Глаза – кроваво-красные, в них плавали охотно от предков кошачьи, собачьи зрачки томными чернилами.
   

   Хозяин, восседая на спине, не поддавал ни шума. Облицованный в угловатых доспехах да наряженный более в них мародёров, судя по опущенным рукам, не третировал пойманных агрессией. Однако и у него на изготовку не висели на поясе меч и железный щит. Грудь располосовывалась вертикально углевыми швами. Лицо… Лица Гам не видел, но очертания не составляло борьбы вообразить сквозь шлем, прикрывавший всецело нос, глаза, ланиты всадника. Путники вынуждены были предвидеть, что за ними по сорочьи следят из любой точки Царства. Выходит, именно на обход заброшенного замка противники истощили пустые черепа и не без умной головы.
   

   С соколиным носиком и рогами, вздымающимися по бокам, между которыми щеголисто извивался ирокез, стог таких же ночных, как и леденящий ужасом конь, шлем деранулся слегка. Это был Кощей Бессмертный.
   

   - Так. Так. Так. Попались, голубчики. Считаете, проведёте нас собственными фокусами и хитростями? В доверие им, они очень вам пригодились, - Не снимая рогатого шлема процедил Кощей. Близкие черты его, проскакивавшие сквозь щели шлема, заморозили Гама от увиденного. И он, чтобы не впасть в неимоверное положение, тыльной стороной ладони приставил к челу, и кипуче оросил:
   

   - Мы встречались?
   

   - Ещё как, - потусторонне ответил Кощей, после чего он перешёл на высокомерное представление, - Ты мог слышать меня в сказках. Меня так много называют разными именами, что тот, кто впервые знал, произносил лишь единственное моё имя. Даже смерти и то, тоже ведомо одно.
   

   - Мы знаем, кто вы. Это ваша солдатская прислуга, - еле не обомлев, бросил Гам.
   

   - Сдаётся мне, ты, мальчик из Землероида знаком с моей историей в нашем Фантароиде. За исключением важной детали: прислуживаю колдуну-правителю Безымагии Энстрепию. Друг он мой, хотя, смотря на его приказы, нет. Призвал злобный чародей вас всех изловить за непослушание и не преклонение ему. Скоро вы окажетесь гостями его, а мне за поимку достанется ещё и Воздушное Царство.
   

   Каждый скелет поравнялся с ними из тысячи присутствующих; Кощей знакомился весьма хорошо с идеей Энстрепия набрать как можно много солдат и кидыкнуться в цель. В прошлый раз Гаму и Родосу не имелось шанса драться с полукаменными троллями, и не легко не разумиться, что этого не случится.
   

   - Собрались армией против нас четверых? – крикнул Гам, чтобы отчётливо услышал его голос Управитель Царства Огня.
   

   Пауза.
   

   - С удовольствием, - понял Русский Лич, - Если вы только первыми всколыхнётесь.
   

   - Мы на сетовавших не кусаемся без защиты, - мудро съехидничал Гам, и это оказалось ошибкой; враги, зыркая на них, всё плотнее сужали жертвенный круг.
   

   Взор его озадаченно прилип к летописцу. Горькая, отчаянная мина Родоса ясновидением затаращилась.
   

   - Эм… Гам. Ты знаешь, как управлять этой штукой? – глаза сосчитали бегло членов полиции. Родос держал в дрожь меч.
   

   - Мечи мне не припоминаются нигде, кроме в книгах и музеях. «Руслан и Людмила» и «Куликовская битва2 занятно вдохновили кстати.
   

   «На счёт три», - решил Гам, и Родос, вынесли по мечу. Щитов не было – надо быть внимательным.
   

   «Раз» - скелеты нацелили на четверых плоские иглы.
   

   «Два» - пустота отсутствовала меж полицией и ими на пять шагов. Ой, что сейчас будет!
   

   «Три!» - и пешки, выставившие костяную ногу с громящим ором, прорубились к мальчикам.
   

   Началась борьба, суматоха, битва.
   

   Гам и Родос полождили на изготовку мечи в обоих руках; рюкзаки висели на скукоженных спинах. Беря в дебют начавшего возню скелета, он, уместив назад рукоятку меча и едва ли укрыв от взгляда его почти что за туловище, грудную клетку, острым лезвием вонзил воздух.
   

   Мальчики отпрыгнули в стороны, не просто изловчившись, но так моментально, что идущий к атаке наскочил мимо увернувшихся. Ответил на роковой промах Родос. Питаемый неожиданностью посыпались искры из его глаз, внимавших на сгорбленного скелета, переборщившего с накопленной мощью.
   

   Трах-ба-бах! И еле выпрямившийся мародёр рассыпался на косточки. Первый шлем с черепа свалился, и дальше этого ожидали последующие.
   

   Но постойте! А что стряслось с Облачкой и Фуцанлуной? До предела недосягаемости феечек не трогали и наконечниками больше чем мерившихся оружием Гама и писар, которые по ходу сражения оттеснились от Алтаря Огня. При чём, как только они на полпути движения разошлись, за 20 метров голоса друг друга никто не мог разобрать. В целом пока фей не зарядили в клетки, если Гама с Родосом на куски порубят, они, выигрывая время, добьются пополнения Огненной энергии в посох, и силы его восстановятся слоновий обычных, а в Царстве прольётся весеннее тепло, нежели летняя жара. Лишь как сказать прямо, что дальше на другие земли они добраться сами без защитников-героев не сумеют?
   

   Мастерицы свечей и цветов вихрей выполняют финальные штрихи в важном процессе уже, зная, что быть может это всех их спасёт. Забегать далеко не смеется. Надо проверить, чем занимаются Гам и летописец и удаётся ли им удерживать 100 ударов клинками, стараясь не терять своих таких собранных голов.
   

   Пара мародёров подбегали к ним давать сзади. Гам успел скомандовать, на удачу заставив повернуть шею Родосу.
   

   Скелеты сверкнули серебряным оружьем – они подняли свои, перекрестив с начальными. Одинаковые четыре меча отдались звоном, и блики, сияния из их перекрестия. У противников были такие же.
   

   Не спуская одну точку столкновения игл на землю к скулам врагов, к лицам собственным, скелетоны посмотрели на те, что принадлежали Гаму и Родосу.
   

   - Ваши? – шепеляво продымили бесцветные черепа. Зубы забились улыбкой. Но на них радость повлияла негативно и сразу трансформировалась в комок негатива.
   

   - Нет, - фыркнули мальчишки, и потускневшая парочка костей почувствовала, как мечи направляются к ним. Они ослабли. Плоские метрики задели скулы, не обладавшие плотью, зомби. Взошли царапины, они приникли к каменной поверхности. Момент к отличному удару, взмахнули мальчики мечами, и кости упали к остальным, к ногам.
   

   Сражение походило в духе уничтожения сорняков; мечи – тяпки и грабли, скелеты – растенчатые вредители, а двое пилигримов – «зелёные» садовники.
   

   Долго феи будут возвращать мощь пламени алтарь?
   

   Хуже некуда колотил в висках пульс. Полагая, сколько им ещё разбирать в щепки человеческих, животных каркасов, подобно ослабленному ослу, перегруженному массивной телегой, из придыханий «Иииааа…» сложно отдохнуть с мыслью об окончании битвы. Родос, как и Гам, ни о чём не рассчитывал, кроме рубежного, за которым маниакально глядел в римском, рогатом шлеме с высока Кощей.
   

   Шла минута, шла другая, шла третья.
   

   Когда же они закончат?
   

   Зависнув на том вопросе, внезапно для всех и даже скелетонов, пробежала прохлада; температура снизилась до уровня тепла легонько, давая жизнь сырости да хладу, но и не нарушая гармонию священного огня – Гам пульнулся наследить взглядом на Алтарь, в момент выхода из-за ударов конченными мечами – в бой пошли запасные сабли. Колодец, изукрашенный на диске по центру треугольными узорами, бил ключом жидкой энергией по Волшебной стране.
   

   - Сделали! – воскликнул, осияв выполненным заданием, Облачка и Фуцанлуна.
   

   - Супер, а теперь выручайте нас! – вывихнул Гам, оборонившись от 200-го удара скелетов.
   

   - «Аргонус»! – вылетело у Фуцанлуны, проверяя магию палочки.
   

   Выпалившая из кармана клюквенной юбочки, она взорвала закатной вспышкой и, разнесла Кощеевой отряд. К счастью, у Гама и Родоса она прошмыгнула мимо, и эгидой словно на них не осадили ожоги.
   

   - Итак. На что же ты ещё способна? Не постарела ли? «Аргонус»! – сказала Фуцанлуна и прицелилась палочкой на мечущихся к ним мародёров.
   

   Накатился луч пламени из сердцевины стержня магии второй сестры, и мародёров, как волной, унесло ожоговыми плевками. Треща горящим пепелищем, не заводящихся костяной ногой к всаднику чёрного коня, простёрлась и выросла огненная, тигровая стена, сквозь которую просечь стала невозможным никому.
   

   Товарищи фей сомкнулись к своим, колыхающий барьер размерами соперничая с Африканским слоном, дала только им не зажечь просушенную одежду; скелетам не прикончить их. Многие из отряда умопомрачённого Кощея, боялись рисковать жизнью; своих черепов, ничего не стоящих, конечно жалко! Единицы тех, у кого не давила жаба, которой было наплевать на отступы и преграды, ушли во взводный костёр, и там не набрасывались ни вперёд, ни назад. Головешки спичек-суставов и нынче валяются там.
   

   - Есть! Сворачиваемся, - тоном убегающего из тюрьмы зазвенела Фуцанлуна.
   

   Вещи собраны.
   

   - Убейте их! – пророкотал бессмертный.
   

   Слезая с алтаря по лестнице, от рыжего, пылающего барьера команда баланса ринулась на утёк. Уход в виде крючка – наблюдалось это с верху – поверг Рыцарского Лича в тяжкое потрясение; после муравьиных рысканий путешественников он взамен на «зайцев» терпит поражение, во лбу коего черкалось упущение власти над Царством Воздуха.



Эпилог.
Попридержите лошадей. Ещё не всё.

   

   «14 сентября, 2013 года плыли мы на лодке по огненной дороге, скорее эта была бы последней. Без меня и Родоса, фей, спящих у нас в кармашке моего рюкзака, никто бы не увёл так глубоко в расщелину, по которой мы оба надеемся, что не возвратимся обратно, но и не заплутаем в ней. Рассеянные силы и время не главное. Главное, чтоб сойтись с лучиками солнца, и чтобы оно не село раньше, чем успеет закруглиться до вечера; дни напролёт укорачиваются по каждой секунде, минуте.».
   

   Так писал плавая по нескончимой лаве Гам.
   

   Он сидел на жёсткой дощечке, принимая в себе должное исписать на страницах дневника исходные продвижения, пока поэт заменял его до и после изменения строя гребцов-караульщиков. Не с памятью будет очень легко не вспомнить, как тогда проявленные ребята потерей инкогнито удрали от полицейских скелетов, с которыми имели каким-либо способом отделаться.
   

   Это было преисполнено реактивной сноровкой выпавших на фортуну мечей, отразивших натиски и удары противников. Защищавшиеся «рыцари круглого стола», чем и наградили Гама и Родоса скелетоны, мальчики удрали в сторону от них. И после эксплуатированной Фуцанлуной магии Огня они нарисовали вдоль и вокруг алтаря крючок, взявшись бежать; жаль московский князь Дмитрий Донской не дожил до судьбоносного зрелища – возгордился бы собственным трюком, военной стратегией.
   

   Оба мальчика не напрасно отвоёвывали своё существование, обороняя феечек-сестёр.
   

   Проведя комбинацию символов, они преодолели языковой барьер, и субстанция энергии пребыла в воспитательную работу, о чём энтузиазмом тёрли они защитникам, прибавляя про завершение половины дела: помогли Матери-природе словить под контроль два элемента.
   

   Посчитав шаги беготни на юго-запад, им подвернулся мощённый причал. Там находилась лодка и та столбила морозом кого-то так, словно она ждала гребцов и когда её оседлают. Путешественники страусом не ныряли в особый конфуз; скелетов задержали стенные огневушки ненадолго, но стереть следы есть шанс.
   

   Уже присаживаясь на пласте сидений, феи чуть не погрузились в небрежность веры быть не схваченными, смотря, как без перерывов брызгают лавой из-за максимальных кручений вёслами Гам и летописец. Так наши путники и добились вновь победить «Кощееву смерть», сделав ноги и покинув брега суши, не забивавшиеся битком «Скелетной тьмой».
   

   С того же дня четверо не раньше схватки определили температуру воздуха, игравшую кардинальную роль на состояние атмосферы природы подгорного материка. Экспериментальный тест оправдался положительно – градусы снизились на 30. 40 сменились на 10. Восторженно взорвались двое детей, не беря в счёт фей, маленькую шлюпку – силы Огня, утихомирились, обрели баланс на «Ура!».
   

   Как недавно было сказано ранее. Пол дела выполнено, пришло время идти к алтарям Земли и Воды. Ещё вторая половина – и можно вернуться домой Гаму, но с не чистой совестью. А Маг-медведь Атикин? Что сам прибежит за своим посохом и очистит от зла Волшебную страну позже?
   

   Тогда как его найти и отдать назад ему честное имя?
   

   Покамись, к упадку обследований, неизвестно, где он душится одиночеством. У иностранцев мира людей есть старая-сказочная поговорка: отыщешь друга – отыщешь клад, и путешественники как никогда найдут его. И в конце концов это подтверждалось не раз. В ногу с временем шагали и парили на подходе три друга, с коими бы нигде, разве что в Мире Фантазии, не соприкоснулся сплочёнными проблемами об угрозе всей вселенной.
   

   Удача улыбнётся обязательно, и когда-нибудь мальчики пожмут шерстяную, коричневую лапу.
   

   Путь по подпорному, огненному континенту, насытила наших героев, подарком за подарком, критическими приключениями.
   

   Кощей Бессмертный – сообщник колдуна Энстрепия, бесконечная пустыня, лавовая, гигантская волна-цунами, метеориты, летевшие на них – либо предупреждала бесконтрольно их идти быстрее природа, либо похоже, что… Кощей Бессмертный – сообщник Энстрепия… Это означает, что если так оно и есть, то получается…
   

   До той мысли Гам не подоспел, поскольку темнеть начало очень быстро. Сумерки в пещере посудились признаком скорого наступления ночи и не хорошо, если не найдут вовремя они выход из неё; лава постепенно разорялась яркостью – единственным, что могло бы их не свести на вострые скалы, не говоря также о сталактитах, висевшие недоверчиво не прощаемым настроением.
   

   Внезапно белые точки, появившиеся перед лицами, не мигали по огненному, опасному пути; блики и отражения гаснущего света обманывали постоянно вдалеке, по приближению меняли расположения на стенках торчавших каменных корнеплодов моркови.
   

   - Гам, осталось ещё чуточку, не то не выберемся отсюда, - подтянул того Родос.
   

   Проснувшись, перезолившись от взгляда, Гам погрёб в паре с ним и обжигающе надеялся:
   

   «Поскорее бы доплыть до этих белых точек на небе.».
   

   Меньше чем через то, что умоляло Гама поверить, лодка докатила носом к причалу, и дети, и феи простояли в ней ещё время, вновь здороваясь с розовым небом.


(2018-2019)


Продолжение следует…