Джонька

 
Автомобиль плавно затормозил. Впереди маячила гигантская пробка: веренице красных стоп-огней не было видно ни конца, ни края.
-Только этого нам еще не хватало. Авария что ли? Вот попали так попали, – отец зло выругался и заглушил двигатель автомобиля. В салоне повисла гнетущая тишина. И только октябрьский промозглый дождь глухой дробью барабанил по стеклам. Тишину нарушил вопрос мамы:
- Как ты?  – тихо спросила она.
Я не ответила: ни сил, ни желания общаться не было. Хотелось, как улитке, спрятаться в панцирь, отключить все мысли, забыться и поверить, что всё происходящее – это просто кошмарный сон.  Но нет - засевшая в голове мысль вновь и вновь возвращала в реальность: «Джоньки больше нет». А то, что раньше было нашим верным, умным и веселым Джонькой, лежит сейчас закутанным в бабушкино старое полотенце в багажнике. Мы ехали за город хоронить собаку. Я ехала хоронить друга.
Грязным, голодным и больным щенком попал к нам этот беспородный лохматый пёс лет 10 назад. И кто бы мог подумать тогда, что, спасенный от неминуемой гибели на помойке, он станет нашим самым преданным другом.
-Джонька, лови! Апорт! – кричал старший брат псу и кидал палку. Собака срывалась с места вслед деревяшке, а ее черные кудри во время бега забавно порхали, как крылья бабочки. Эта картина всегда вызывала у меня, тогда еще маленького ребенка, искренний смех. Возвращал палку Джонька не брату, а покорно, как добычу, клал у колес моей коляски, с высоты которой наблюдала я за этой клоунадой. Довольная от похвалы, с чувством исполненного долга, собака лизала мне руки, укладывалась у ног, а ее черные, как бусины, глаза, казалось, светились преданностью и любовью.
- Какое  имя-то нелепое – Джонни! Мы что, французы, что ли? Кузьма или на худой конец Бублик. Вон у него какой хвост –настоящим бубликом, – ворчала бабушка. – Не нравится мне эта затея называть приблудного пса каким-то декаденсным именем.
- Ой, да ладно! —фыркнула мама. — Ну хоть что-то же не от мира сего должно в жизни быть. Вот пусть эта черная морда будет Джонни, как в песне Пиаф. И мама начала мурлыкать под нос какую-то тарабарщину, которую частенько слушала и подпевала в машине: «Джонни, Джонни! Си тю этэ плю галан. Джонни, Джонни! Жё тэмэрэ тут отан…». Став старше, я узнала, что нашего черноглазого брюнета Джонни мама назвала в честь героя песни легендарной французской певицы Эдит Пиаф «Джонни». Так несостоявшийся Бублик с помойки на Новослободской стал негласным героем знаменитого шансона. Он умел преданно любить и тосковал, когда мама или мы с братом долго не наведывались к бабушке. До сих пор для меня остаётся загадкой, как Джонька узнавал, что подъехавший автомобиль принадлежит маме. По звуку мотора или собачья интуиция? Как только мама парковалась у дома, из окон бабушкиной квартиры раздавался неуемный лай. Так Джонни приветствовал гостью, еще даже не видя ее – на расстоянии, скрытый толщиной метровых стен.
Звук заведенного двигателя вновь возвращает меня в сегодня. Отец едет быстро – нужно успеть домой засветло. К вечеру, говорит мама, обещают минус и гололед. За окном пролетают знакомые названия деревенек: Передельцы, Кельцы, Криуша, Малиновка, Рябиновка…Мы сворачиваем в лес у Ершово, тормозим у перекрестка проселочных дорог. Это наши любимые «летние тропы», каждая из которых исследована вдоль и поперек. Отец открывает багажник, достаёт лопату. Мама бережно вытаскивает легкий сверток и кладёт на землю.
- Где копать? – мрачно спрашивает отец.
- Здесь, – киваю на дерево – старую березу, скрытую от дороги невысокой насыпью.
- Будет лежать в тишине, под мещёрской сенью. Какая же все-таки благодать в этих местах, – старается казаться бодрой мама.
–Джонни! Джо-о-нни! Ищи, ищи Женьку! Давай, малыш, нам ехать пора, а эта бестия запропастилась куда-то, – почти умоляет бабушка. Нам действительно пора в город. Лето заканчивается, а вместе с ним и отпуск у родителей. А Женьку, бабушкину кошку, угораздило потеряться именно накануне отъезда. Джонька – последняя надежда. Собака сначала ловит ноздрями воздух, ходит кругами, как будто к чему-то принюхивается, а затем стремглав пускается в сторону деревни. Мы с братом – за ней. Подоспели вовремя: испуганная Женька, вцепившись в наклонившуюся сосновую ветку, уже висела над сворой местных собак, злобно лаявших на свою жертву. Джонни с размаха влетает в толпу дворняжек. Завязалась битва, в которой пёс защищал своего потенциального врага – кошку. Удивительная дружба связывала этих кота и собаку: ели вместе, спали вместе, «дюлей», как говорила бабушка, тоже получали вместе. С «поля» той битвы Джонька вышел с потерями: уши были разорваны в хлам, а на боку зияла кровоточащая рана.
-Удивительное дело, – сказала мама, обрабатывая рану. – Животные часто гораздо человечнее людей бывают. Вот прав, сказавший однажды: «Чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». А ты, Джонька, герой! – мама погладила измазанную зелёнкой морду пса. Мне показалось в тот момент, что Джонни ее понял, поблагодарив взмахом хвоста-бублика. Ту битву он выиграл, а болезнь, накрывшую его неожиданно, коварно, исподтишка, победить не смог.
Отец вытер штык лопаты о мокрый мох, положил ее в багажник и не оглядываясь кинул:
- Не задерживайтесь. Я вас жду в машине.
- Пойдем, Зось, нам еще к Татьяне заехать нужно, – сказала мама, обняв за плечи. – Он был хорошим другом.
К Татьяне родители заехали за мясом барана.  Меня тогда просто добило окончательно то, что я увидела в багажнике. Вместо недавнего печального свертка из полотенца там лежали аккуратные пакеты с мясом. С мясом! Так не должно быть! Не должно! Я не выдержала и разрыдалась.
- София! – отец никогда не называл меня так по-взрослому, полным именем. Я даже вздрогнула от неожиданности. Он крепко прижал меня к себе и тихо, но уверенно, подбирая каждое слово, продолжал. – Это жизнь, детка, жизнь. Она продолжается. Нет ничего вечного, ни-че-го! Всё живое приходит в этот мир, чтобы потом, пройдя свой путь, уйти в мир иной. Но остается память. И очень важно, чтобы эта память была доброй. Ты ведь будешь помнить о нём? Правда?
Домой я вернулась повзрослевшей. В этот день закончилось мое детство.