3. Власть и Болезнь. Нерон-Ив. Грозный-Сталин

ВЛАСТЬ И БОЛЕЗНЬ: ИМПЕРАТОР НЕРОН - ИВАН ГРОЗНЫЙ - СТАЛИН. ПОЛИТИКА И ЛИТЕРАТУРА         


 К а с с и й
Да как же Цезарь сделался  тираном?
Бедняк! я знаю, он бы не был волком,   
Будь Римляне не овцы перед ним.  –  Шекспир «Юлий Цезарь». Перевод Афанасия Фета 1859 г.
____________________
 
«КАКОВ  ПРАВИТЕЛЬ НАРОДА, ТАКОВЫ И СЛУЖАЩИЕ ПРИ НЕМ».  Издавна по свету издревле гуляет широко известное приписываемое ещё философу  Сократу популярное крылатое выражение:  «Каждый   н а р о д   заслуживает своего  п р а в и т е л я». Далее эту фразу в некоторых вариациях повторяли Гегель, Монтескье, Бисмарк, Ницше и многие прочие. Первоисточником же следует считать из  Ветхого Завета  «Книгу премудрости Иисуса, сына Сирахова»:  в РПЦ эта «Книга» считалась и считается неканонической, и в ВЗ не входит, зато входит в католическую Библию.  Там у Иисуса (распространённое  имя!) сына Сирахова сказано: «К а к о в  правитель народа, т а к о в ы  и служащие при нем;  и каков начальствующий над городом, таковы и все живущие в нем» (Гл. 10-2.  Синодальноый перевод Библии с неканоническими книгами Ветхого Завета).

 Это библейское  высказывание католический философ и дипломат,  посланник Сардинского королевства при русском дворе (1803-1817) граф Жозеф де Местр (1753-1821), кажется, первый переиначил на светский лад: «К а ж д ы й  народ имеет то правительство, которое он заслуживает», –  фраза, у многих вызывающая ярость. Но история  и социология с этим высказыванием вынуждены согласится с небольшим пояснением: имеются ввиду не чьи-то отдельные  личные качества, но вся история данного народа. Этому в подтверждение есть различные варианты сходных по смыслу народных житейских пословиц:  к а к о в   хозяин  –  т а к о в  и  слуга (французская); каков поп – таков и приход (русская), и т.п.

Выражаясь совсем современно с уклоном в политологию и психологию будет:   к а ж д ы й   народ  в сумме несёт в себе накопленные его историей черты характера своего правителя. Только собранные воедино эти черты могут приобретать неожиданную реализацию, от которой многим хотелось бы откреститься. И в обратной перспективе  к а ж д ы й  правитель – даже самый страшный тиран зависим от народа. Недаром у Булгакова в «Собачьем сердце»  подобранный профессором пёс Шарик сравнивает себя со своим благодетелем – профессором Преображенским: «В о т  это   п а р е н ь, – в восторге подумал пес, – в е с ь   в   м е н я.   Ох, тяпнет он их сейчас, ох, тяпнет! Не знаю еще, каким способом, но так тяпнет!.. Бей их!» И впоследствии «парень» Преображенский попадёт в зависимость от очеловеченного бывшего пса Шарика.

Вперёд  Булгакова некое перетекающее духовно психологическое единство правителя с народом наиболее предельно ясно и кратко выразил замечательный русский лирический поэт и от природы хороший психолог Афанасий Фет (1820—1892). В поэме из далёкой римского времени «Сабина» (1858) Фет пользуется именем императора Нерона как привычным - узнаваемым символом жестокости:

НАД   МИРОМ  ЦАРСТВОВАЛ   НЕРОН, (34 – 68; император: 54 – 68 г. н.э.)
И шумный двор его шептался,
Когда в раздумье мрачном он
В своём дворце уединялся.
Там сочинял ли он стихи,
Иль новых ужасов затеи —
Но мерно слышались шаги
Его вдоль узкой галереи.
Как перед бурей, затихал
В подобный час дворец просторный,
И каждый молча ожидал
Судьбы, склоняя взор покорный.


Шумел лишь Рим. — В пяти шагах
Гражда;не в праздничной одежде,
Позабывая вещий страх,
Кричат пронзительней, чем прежде.
Всё льстит их взорам и ушам,
Всё пища для страстей мгновенных:
Там торжество и новый храм,
Здесь суд царей порабощённых.
Народ шумит. Давно привык
Он к торжеству своей гордыни,
Он всем народам шлёт владык
И в Рим увозит их святыни…

Минутным жаром увлечён
Всегда кипучий дух народа:
Сегодня бог ему Нерон,
А завтра бог ему свобода…
     *       *       *

«Граждане» – как бы маленькие Нероны, ради своего личного «неронства» терпящие крутого властителя - деспота. Интересно, что далее у Фета про Нерона ничего не говорится до конца поэмы: Нерон как бы действующее «за кадром» лицо. По сюжету поэмы один из знатных римских граждан из личного мотива получить желанное - запретное,  проявил феерически театральное, но излишнее творческое своеволие вкупе с обманом. И за это в последних строках наказан императором – сослан из блистательного Рима в «глушь».  (Что не выглядит особо жестоким на фоне сталинских репрессий!) И получается в поэме именно, что каждый народ заслуживает своего правителя: никто просто так случайно не правит странами долгие годы. Необузданность правителя зеркально отражается в сознании граждан: недаром после смерти Нерона с переменным успехом  являлись три Лже-Нерона.

Интересно, что в «Сабине», довольно мягко наказав преступившего и границы закона, и моральные нормы  молодого римлянина – главного виновника, Нерон жестоко казнит помогшего ему жреца. Логика императора здесь понятна: а ну, как имеющий силу внушения жрец  завтра начнёт внушать против императора?! Не должно быть никакой религии, кроме божественной особы императора! Кроме того и «толпе» надо польстить и  обеспечить «зрелище»:

…Храм Анубиса во прах
По воле цезаря разрушен.
Толпа ругалась над жрецом,
Он брошен львам на растерзанье…
     *       *       *

Когда народ боготворит правителя - тирана, значит, этот тиран льстит неким в определённое время  проявленным тираническим наклонностям масс. Когда эти массы спохватываются, нередко бывает уже поздно: тиран уже прибрал страну в кровавые ежовые рукавицы.  Тирану нужно постоянно сохранять власть: быть сильнее всех. Для этого надо направить властолюбие и агрессию граждан под-неронов в противоположную от себя сторону.  Отсюда послезавтра идеалом для граждан может стать правителем измысленный и внушённый подданным  поиск «лишних людей» - врагов народа, которыми настоящий император Нерон объявил христиан, но показная жестокость казней превзошла внушение: казни врагов, император, но зачем же так напоказ мучать?!

Занятый своей великой ролью – заактёрствовавшийся император Рима Нерон Клавдий был свержен и погиб всего в 30 лет. То же самое случилось в 28 лет с процарствовавшим 5 лет  Калигулой. Сталин поступит хитрее и найдёт «идеальный» метод внушения: доносами граждан будут натравливать друг на друга: грань между сценой и зрительным зало будет стёрта. Граждане якобы окажутся на сцене режиссёрами, а Сталин будет только выходить кланяться под настойчивые овации. Таким образом «враги» окажутся  в е з д е,  и только прозорливый  правитель мог с ними совладать.  Если так можно выразится, логика тиранства не изменилась: тиран попался более хитрый.


Насильно отрываемый от лучших идеалов дореволюционной русской культуры и лишённый всякой способности исторической логики русский народ сделали особенно внушаемым: здесь строители нового мира отлично знали, что делали. В Дневнике Пришвина читаем: «К а к а я   скорбь в душе!   К а к а я   бесконечно ужасная перед глазами  картина падения человека! ( 26 мая 1937 г.); «”Т а к   н а д о”-  в отношении индустриализации нашей страны,  “т а к   н а д о” – в отношении индустриализации, народного образования, лыжного спорта… И рад всего этого обильно пролитая кровь – “т а к  н а д о” <…> Так вот, после каждой кровавой гекатомбы и всеобщего нравственного возмущения встанет опять Сталин более могучим, чем он был» (1 октября 1837 г.); «9  м а р т а <1938>. Женский день (вчера): женский крик, в котором безусловное повелительное  “н  а д о”   с исступлением призывало уничтожить Бухарина и всех гадов…» Но ведь эти «враги» как раз и делали Революцию 1917-го!..



— Вы стоите на самой низшей ступени развития… вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные… <…>

— У самих револьверы найдутся… — пробормотал Полиграф… — М. Булгаков «Собачье сердце»
______________________________________

УГОЛОВНАЯ   СТИХИЯ  В  ПОДДЕРЖКУ   РЕВОЛЮЦИИ.   Поиск врагов народа прекрасно маскируется идеей «свободы от угнетателей», в какую категорию может попасть кто угодно, но чаще попадают наиболее талантливые и добровольно принимающие на себя ответственность личности, недо-личностей раздражающие. Что в огромном кровавом масштабе и произойдёт в нашей стране к 1934 – 1937 году. Но сначала грянула революция 1917-го, в процессе которой с благословления  В. Ульянова -Ленина была для успеха удержания власти совершена некоторая хитрость: объявлена всеобщая амнистия: и для политических, и для уголовных.  Вследствие чего и  колыбель революции  – Петербург, и Москву наводнили вышедшие на волю уголовные элементы.  Которые на первом этапе, естественно,  были «за» амнистировавшую их новую власть,  что не помешало им терроризировать (больше они ничего не умели), массового обывателя, в панике согласного поддержать любую могущую его  защитить имеющуюся власть.

 
 1920-е – это годы разгула уголовных банд. Неисправленных тюрьмой разгулявшихся уголовников через какое то время пришлось заново срочно искоренять - сажать. Таким образом,  пришедшего к власти Сталина к первичному террору вроде бы толкала насущная необходимость – до его правления  образовавшаяся внутри политическая ситуация в стране. Здесь вопрос опять возвращается к уровню личности: в рамках нашего литературного  контекста мораль Иосиф Сталина ближе к профессору Преображенскому или псу Шарику – после операции потенциальному убийце – человеку с собачьим сердцем и нечеловеческим именем Полиграфу Полиграфовичу Шарикову? Очевидно, что к последнему.  Хотя в отношении  умственного развития бывшему псу Шарикову до Сталина весьма далеко, но оба действовали террором.

К годам Большого террора проявилась и другая сторона проблемы:  в лагерях заново посаженные уголовные перед политическими имели преимущество досрочного освобождения за ударный труд и при демонстрации принятия новых идеалов.  И многие поняли, как этим преимуществом можно воспользоваться. Посетивший строительство Беломорканала (строился силами заключённых)  Михаил Пришвин в Дневнике описывает случаи, как уголовные имитировали исправление: на собраниях публично каялись, превозносили новый строй, что иногда вызывало откровенный смех знавших их сотоварищей по занятию. Но начальству лагерей было выгодно таких кающихся продвигать:  сообщать высшему московскому руководству, как социалистически ударный труд «перековывает» бывших уголовников в достойных граждан СССР.  Вследствие этого бывшие уголовные нередко занимали немалые начальственные должности,  по сути оставаясь тем же, кем они были до «перековки».  Вот и ещё одна аналогия назначения вчерашнего пса Шариков начальником «Заведующим подотделом очистки города Москвы от бродячих животных».  Способствовало ли мнимая перековка уголовников чёткому разделению между добром и злом в СССР? Сомнительно, что способствовала.

Трудно сказать, насколько здесь было личных указаний Сталина, а насколько уже работала сложившаяся лживая государственная «машина»?!  Такая внутригосударственная ситуация на месте Сталина поставила бы любого правителя перед вопросом: правильно ли это? допустимо ли?.. Похоже, что к годам Большого террора такой вопрос  уже не задавался. Ведь людьми с тёмным прошлым легче управлять: за нынешнее благополучие они выполнят любое указание «свыше». 

Как сказано в замечательно раскрывающем природу террористической власти ещё советских времён фильме «Вся королевская рать» (1971):  «В с е г д а   что-то  е с т ь! (Пятно в прошлом). Человек зачат в грехе и рождён в мерзости!».  А когда нет, то создадим: известна ведь сталинская политика посадить, а потом «простить» и назначить на очередной пост.  Даже не безверие, а презрение  к людям к 1930-м уже стало основой СССР - государства, от которого вторично был зависим правитель. Личность которого была так же постепенно изменчива, как любого ему подчинённого обыкновенного «смертного». Тиранами не рождаются, но когда у некоей личности есть задатки изменения в худшую сторону, то этому худшему способствующие условия  едва ли подтолкнут в лучшую сторону.



Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, —
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны <…>

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей <…>
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина. — Осип Мандельштам, 1933
     *       *       *

РЕАЛИЗОВАВШЕЕСЯ   ЛИТЕРАТУРНОЕ   ПРОРОЧЕСТВО.  Биография Сталина теперь более или менее известна: до революции добывая деньги для нужд партии, он не брезговал вооружённым грабежом почтовых поездов (там возили государственные деньги). Ради идеи привыкший действовать во многом бандитскими конкретными методами в большинстве случаев такими же методами и будет продолжать действовать. Странно, что этого не смогли во время понять окружавшие ещё молодого Сталина его высокообразованные соратники и учителя по партии, впоследствии безжалостно бывшим  учеником уничтоженные.  Так бывший ученик будет, в том числе,  само утверждать свою личность в новой общественной роли правителя страны.


 Образованные  соратники Сталина по партии как бы попадают опять-таки из «Собачьего сердца» «на роль» объяснявшего Шарикову его права председателя от новой власти домоуправления Швондера. Под пером Булгакова осознавший свою ошибку профессор Преображенский пророчески на масштаб страны изречёт:  «Н у   т а к   в о т, Швондер и есть самый главный   д у р а к.   Он не понимает, что Шариков для него более грозная опасность, чем для меня.  Ну, сейчас он всячески старается натравить его на меня, не соображая, что если кто-нибудь в свою очередь натравит Шарикова на самого Швондера, то от него останутся только рожки да ножки…» Пока «Собачье сердце» до 1987 года лежало ненапечатанным, история  1930–1940-х уже давно подтвердила в нём изречённое пророчество.  Потенциально гениальный психиатр – по реализации гениальный писатель-драматург Михаил Булгаков успешно прилагал психологический прогноз личности к данной внутриполитической ситуации в своей стране.


С бандитизмом на внешнем уровне в молодой республике боролись активно и успешно: новый правитель по личному опыту недурно понимал психологию бандитизма. А вот культуру он допускал на чисто прагматическом уровне как придаток  полезный или опасный для своей власти.  Чтобы удержать власть, новый Нерон – Сталин должен был опереться на подобных ему меньших «неронов» – приблизить культурный уровень страны к своему уровню. Как в запальчивости выразился опять-таки профессор Преображенский: «Но кто он… –  крикнул профессор, –  …две судимости, алкоголизм, "все поделить"…  хам и свинья...» – в отношении Сталина не совсем так, но в целом идея верна.

Революция всколыхнула – выплеснула на поверхность в большинстве не слишком подготовленные к личной ответственности низы общества, привыкших к силе, как к главному аргументу «убеждения». Избыток энергии масс грозил новой власти уничтожением: избыток активности необходимо было срочно направить куда-то. Поиск врагов народа пришёлся как нельзя кстати: к 1937-му Сталин в этих врагов уже верил, ибо неоднократно отдавая определённые указания и снова и снова повторяя определённые действия, человек занимается самовнушением.

На этом фоне так сказать, инстинкт удержания власти (и такой в процессе власти вырабатывается!) диктовал кровавый образ действий. Ибо никакой человек с собачьим сердцем власть добровольно не отдаст, как собака не отдаст кость. Тут огромное число жертв  было как бы уже запрограммирован. И вот на этом уже проявившемся в стране фоне «красного террора»  Булгаков методично производит очередное  интересное литературно психологическое исследование. Речь опять пойдёт о «Театральном романе».
_______________________________________________


Если враги все убиты,
Снова хочу воскресить
Тех, имена чьи забыты,
Чтобы их снова убить.
Страшно: боюсь, посмеётся
Злобно над сердцем судьба:
Биться с собой мне придётся,
Резать себя, как раба. — Фридрих Ницше. Стихи из Дневника
     *       *       *

УБИТЬ   В  СЕБЕ  ТИРАНА   ИЛИ   СОН – МЕЧТА  «МАЛЕНЬКОГО  ЧЕЛОВЕКА».  По отношению к тирану у личности возможны несколько психологических позиций. Вот основные:

П о з и ц и я   1  –  мещанская, неактивная, примыкающая к рабской.  Правитель всегда прав: он лучше знает.  А мы – люди маленькие:  что нам говорят, то и делаем. Эту позицию Булгаков отлично выразил в посвящённой Пушкину пьесе «Последние дни»:  «Б и т к о в  (шпик).  Т о л ь к о, истинный бог, я  тут  ни  при  чем.  Я  человек подневольный, погруженный  в  ничтожество...» О принятии личной ответственности за собственный тут речь не идёт.

П о з и ц и я   2 . (близкая к –  1)  Он, конечно, – тиран, а люди (особенно я!) совсем не такие.  Но что я лично могу сделать?! Ничего.  Ни за что погибну…

П о з и ц и я    3 – партийно близорукая с уклоном в агрессию. Ч а с т о  встречается:  ОН – тиран,  и все вокруг него мерзавцы, а вот моя партия самая правая! Долой мерзавцев!..  Последствия такого мировоззрения ярко явлены в шекспировских «Хрониках»: каждый претендент на английский престол изначально считает возможным позволить себе одно убийство – прямого соперника. Но это убийство влечёт за собой необходимость избавиться от приверженцев предыдущего властителя и т.п. и т.д.   

П о з и ц и я   4.  Л и ч н о  активная с уклоном в психологию  –  Р е д к а я. ОН – тиран. Но человек вообще от природы склонен к тиранству, значит и все, и я тоже…   Не напорол ли именно я чего-нибудь?! Вот эту последнюю позицию далеко не всегда и не во всех обстоятельствах признать могут даже исторически выдающиеся личности! И уж никак не способствует её признанию большая личная власть и моральное опьянение от участия в строительстве нового мира: «Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем!» –  это всегда льстит. В мгновение ока «станешь всем»  –  и само утверждаться не надо, – тоже черта  рабской психологии.

5. Михаил Пришвин запишет в Дневнике ещё и  5  П о з и ц и ю  – близкую к христианской: «С у щ е с т в о в а л о  некое единство этическое факторов революции… радовался гражданин, чувствуя правду…  В настоящее время этого этического единства факторов, действующих против Сталина, кажется нет… Нынешние революционеры потому не могут создать этического единства, что сами власти попробовали… Есть, однако, ни в чём не повинные “кулаки”, “ инженеры” и всякого рода страдальцы – не политики. Их страдание…  там конечно есть этический центр, просвечивающий конечной победой. И эта победа будет, когда чувство единства в народе пробудится, станет общим достоянием. Мне кажется,  мы для этого все должны, покоряться, смиряться, терпеть пережить “Сталина”:  переживём, и он отойдёт без революции с нашей стороны…» (26 мая 1937 г.) Что имеет в виду Пришвин, беря в кавычки имя  “Сталин”: только ли то, что это псевдоним?!  Не имеется ли ввиду, что надо сначала в себе изжить тирана?! Потому что противление злу насилием рождает только зло и насилие?! Тогда этого события в массовом масштабе – изживания в себе тирана –  Увы! – ещё не случилось до сих пор.


А.П. Чехов завещал «п о   к а п л е   д а в и т ь   в  себе   р а б а».  Ведь известно, что из униженных в прошлом рабов и получаются отличные кровавые тираны, осознанно или инстинктивно мстящие за своё прошлое. Вот так из «милейшего пса» Шарика и получилась изумительная дрянь - дрянной человек. Но вернёмся к подставному автору «Театрального романа» (1936 –  1937) –  драматургу Максудову.  В 1936 – 1937 уже в разгар сталинских репрессий самоубийством автобиографичного героя Максудова Булгаков оборвёт – окончит свой «Театральный роман (Записки покойника)».  Когда роман назван театральным, то литературно грамотный читатель должен непременно усмотреть связь с шекспировской фразой: «В е с ь    м и р  –  т е а т р!» В том оттенке смысла, что  на события в Независимом Театре аукаются с происходящим в СССР:  нечто вроде «задника» сцены. 


Например, в Независимом Театре властвует – творчески тиранствует один из его директоров – Иван Васильевич. С одной стороны, здесь накладывается прототипизм с Константином Сергеевичем Станиславским, с которым Булгаков в МХАТе решительно не сошёлся характером. Но с другой стороны,  среди кремлёвских приближённых прозвище «Иван Васильевич (Грозный)» было именно у Иосифа Джугашвили - Сталина. И  Булгаковым в 1935–1936-м была уже написана комедия «Иван Васильевич (Грозный)».  Так вот, в «Театральном романе» замученный сверх тиранией директора Театра Ивана Васильевича и в отдельности тиранией каждого из ведущих актёров драматург Максудов видит совершенно противоположный мнению Пришвина сон: «О т ч ё т л и в о   я помню  с о н, приснившийся в ночь с двадцатого на двадцать первое.
Г р о м а д н ы й   зал во дворце, и я будто бы иду по залу. В подсвечниках дымно горят свечи, тяжелые, жирные, золотистые. Одет я странно, ноги обтянуты трико, словом, я  не в нашем веке, а в пятнадцатом. Иду я по залу, а на поясе у меня кинжал. Вся прелесть  с н а  заключалась не в том, что я явный правитель, а   и м е н н о  в  этом   к и н ж а л е, которого явно боялись придворные, стоящие у дверей. Вино не может опьянить так, как этот кинжал, и, улыбаясь, нет, смеясь во  с н е,  я бесшумно шел к дверям.  С о н  был прелестен до такой степени, что, проснувшись, я еще смеялся некоторое время…» Сон Максудова поэтически изящен: по форме,  по уровню культуры в  этом сне нет ничего общего с агрессией бывшего пса Шарика. Но психологическая подоплёка в обоих случаях сходна.

Максудов видит себя в роли полновластного тирана как Нерон (портрет которого по указу Ивана Васильевича висит в театральном  фойе).  Другого выхода ни дневное сознание Максудова, ни его подсознание не находят. А психология и психиатрия говорят, что подобными  снами угнетённое  подсознание компенсирует тяжело зависимое положение в реальности. Максудов на грани перелома, а на грани – на острие долго не простоишь:  закономерно Максудов либо сам должен стать театральным  сильнее Ивана Васильевича тираном, либо как всякий замечтавшийся «маленький человек», погибнуть. Что и происходит в полном  соответствии с развитием этой темы Пушкиным, Гоголем, Достоевским: Максудов гибнет как «Евгений бедный» из пушкинского «Медного всадника».

Недаром в начале романа ещё в первый раз попавший на представление в Независимом Театре Максудов  видит на сцене Золотого коня – некое ауканье с «Медным всадником» и  олицетворение власти сцены: «З о л о т о й   к о н ь   стоял сбоку сцены,  действующие лица иногда выходили и садились у копыт коня или вели страстные разговоры у его морды...» Но победно скакать на этом коне идеалисту Максудову (театр в его понимании должен быть идеальным со всех сторон!) не суждено.

Можно сказать, что автор «Театрального романа» во сне  Максудова скальпелем пера вскрыл в себе – к тому времени травимому в пресс е – обще человеческую  склонность к тирании.  Приведённое в эпиграфе стихотворение Ницше двусмысленно: он боится, что не сможет убить врагов и стать сверх человеком. Булгаков же имеет ввиду совершенно противоположное: убить и заклеймить «врагом» иногда  легче,  чем не убить. Так драматург Булгаков в террористическом античеловечном государстве  постоянно само утверждал идеалы своей личности. После убийства в себе тирана герой Максудов автору уже не слишком  интересен:в герои - победители человек с таким характером не годится, да и победа могла достаться путем перерождения личности. А про театр можно говорить бесконечно. И Булгаков обрывает «Театральный роман», придав ему вид завершённости  смертью героя. Мнимый автор романа Максудов покончил самоубийством, а Булгаков продолжал в крайне тяжёлых условиях служить искусству.
________________________________________________
                ___________________________________________________


НАРОДНЫЙ АНЕКДОТ.  Сталин разговаривает по телефону с  премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем. Слышны только ответы Сталина:
— Нэт.
— Нэт.
— Нэт.
— Да.
— Нэт… нэт…  нэт… нэт… нэт… — Сталин кладет трубку.
Личный секретарь генсека Поскребышев осмеливается спросить:
— Товарищ Сталин, а в чем вы согласились в Черчилем?
— А! Так это он меня спросил, хорошо ли я его слышу.

 АНЕКДОТЫ   БУЛГАКОВА   ПРО  ЕГО  ЯКОБЫ   ДРУЖБУ  СО  СТАЛИНЫМ.  С позицией Михаила Пришвина просто  «переживания» Сталина Булгаков едва ли был согласен: можно же не устраивать революций, но бороться Словом, имеющим силу, когда ты уверен в своей правоте. Что может такую духовную  силу в тяжёлых условиях дать литератору? Продолжение традиций русской литературы. Так Булгаков их открыто и продолжал: упорство в то время весьма опасное. Обрывом «Театрального романа» романа резко обрывается автором некоторое приятие физического террора.  А изживший в себе тирана Михаил Булгаков после этой психологической операции как бы автоматически духовно начинает противостоять лично Сталину и всему террористическому государству. Другого исхода здесь от судьбы не было: смелый оказывался у самой рампы под ослепительными прожекторами.  И Булгаков как бы оказывается в роли главного героя своей инсценировки романа Сервантеса «Дон Кихот» (1938). Конечно, и Пришвин своим художественным Словом происходящему в стране противостоял, о чём он тоже пишет в Дневнике. Но Булгаков просто шёл в открытую «лобовую атаку».

Анекдоты рассказывали всегда: во все времена и во всех странах. И чем тяжелее была общественная ситуация, чем «круче» тиран,  тем больше являлось едких анекдотов. Поэтому хороший анекдот можно считать средством народной политической борьбы: возможно неосознанной борьбы, но  б о р ь б ы. Когда же в подобных же условиях политические анекдоты начинает сочинять известный писатель,  то это уж точно неспроста!

Булгаков изустно для близких друзей сочинял позже ими по памяти записанные анекдоты про свои встречи – дружбу со Сталиным. (См. на этой странице мою статью «Анекдоты про Сталина, сочинённые Михаилом Булгаковым») Не с тем кровавым тираном, имя которого в 1937 уже вызывало ужас. Но с даже милым хитрецом Сталиным. В этих анекдотах писатель и генсек в пику всему Политбюро дружатся: «П о с л е  чего  начинается такая жизнь, что Сталин прямо не может без Миши жить — все вместе и вместе…» (Вариант рассказа анекдота Еленой Серг. Булгаковой-Шиловской – супругой драматурга). Сталин  по подсказке своего лучшего друга наводит порядок в театре (по Шекспиру читай – во всей стране),  а вот в отсутствие этого друга от скуки допускает террор… (Вспомним «Сцену из Фауста» Пушкина!» Подхалимством такие анекдоты назвать никак нельзя: подобные «штучки» в любой момент могли стоить их сочинителю жизни.

С одной стороны, такими анекдотами потенциально блестящий психиатр Булгаков сам себе облегчал напряжение от тяжёлого давления на «антисоветского драматурга Булгакова» (юмор – снимает стрессы!). С другой стороны, никакого реального Сталина в анекдотах  нет: это сам блестящий актёр Булгаков, выступая как бы сразу в двух ролях, продолжает изживать в себе тирана. Потому что в атмосфере травли драматурга Булгакова  ему очень бы  хотелось ответить тем же. Гласность здесь была невозможна, поэтому он ответил сам себе. Так Булгаков за добрую часть страны работал с тираническими наклонностями личности в целом.
                _________________________________________

 
В каждом художнике заложен росток дерзновения, без которого немыслим ни один талант. И росток этот оживает особенно часто, когда человека одаренного хотят ограничить, задобрить и заставить служить односторонним целям.  – Иоганн Вольфганг  Гёте
________________________
 
ОЧЕРЕДНОЕ  НАСТУПЛЕНИЕ  ДОН  КИХОТА  НА  ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЕ  ГОСУДАРСТВО. Немецкий драматург Герхард Гауптман сказал: «И с к у с с т в о — это язык, следовательно, в высшей степени социальная функция…» —  это Сталин  понимал.  И озаботился приглашать или способствовать приглашениям в  СССР иностранных литературных знаменитостей:  Герберта Уэлса, Андре Жида, Анри Барбюса, Лиона Фейхтвангера, Ромена Ролана и других. Чтобы почётные гости пропагандировали советский социализм на Западе. Конечно, приглашённым показывали только то, что они  д о л ж н ы  были видеть. Но зарубежные писатели оказались прозорливыми: далеко не все из них оправдали возложенные на них надежды: Г. Уэлс, Андре Жид, Р. Ролан – оставили о сталинском правлении весьма  нелицеприятные строки.

С художественной пропагандой нового строя внутри страны тоже было всё не совсем так, как желалось бы вождю. Достаточно широко начитанный Вождь Народов  понимал силу художественного слова и умел отличать таланты от бездарностей: ему случалось лично и публично одёргивать таких зарвавшихся личностей как Демьян Бедный.  Государство не может существовать без художественной пропаганды своего строя, но бездарная пропаганда во все времена вызывает скуку и ещё хуже - смех. Следовательно, надо позволить жить некоторой прослойке  личностей – талантливых отечественных творцов (иначе и самому любящему театр тирану станет скучно!). Только надо их надо «приручить».

Беда была в том, что таланты плохо приручались – не шли добровольно на службу:  например, ну никак не приручался по мнению вождя сильный драматург Булгаков!  И правитель как всегда начал действовать испытанным методом  кнута и пряника. К марту 1930 г. из театров исчезли все булгаковские пьесы, последними «Дни Турбиных». Тогда травимый и безработный, без средств к существованию Булгаков напишет письмо на имя секретаря ЦИК Енукидзе с просьбой позволить ему уехать за границу. (Возможно, принятое за ожидаемое полу проявление лояльности письмо!) И в апреле раздастся на этом фоне спасительный звонок Булгакову лично Сталина (ненадолго спасительный): за границу не пустили, но дали работу в театре. А в апреле 1932 авансом возобновили «Турбиных».
В 1931 Булгаков представит в театр пьесу о жизни драматурга Мольера – о его отношениях с королём - солнцем Людовиком XIV и не терпящей никакого литературно духовного  соперничества католической церковью. Не сумев поставить к себе на службу перо Мольера, король-солнце его предал - отдал на растерзание «Кабале святош» - церкви. Вроде бы никаких аналогий с социализмом в СССР нет?.. Как сказать! Здесь не прямой сюжет, а его обработка:  текст и даже отдельные реплики решают дело.

«Кабала святош» была взята МХАТом под названием «Мольер». После долгих, почти пятилетних мучительных для  автора репетиций и переделок текста 15 февраля 1936 г. во МХАТе с успехом прошла премьера «Мольера»,  скандально снятого после 7 аншлаговых спектаклей.  Уже 10 марта в «Литературной газете» появилась статья «Реакционные домыслы М. Булгакова».  В  «Советском искусстве»  «Мольер» будет назван «убогой и лживой пьесой». И в перевёрнутой перспективе было за что!  Сколько бы хитрый  Булгаков не утверждал, что пьеса не имеет аналогий с настоящим моментом, эти аналогии были явны. Так в «Мольере» обязательный для шекспировских пьес  шут спрашивает короля-солнце (Действие третье):

 С п р а в е д л и в ы й   с а п о ж н и к (шут). Великий монарх, видно, королевство-то без доносов существовать не может?
Л ю д о в и к  XIV. (король - солнце) Помалкивай, шут, чини башмак. А ты не любишь доносчиков?
С п р а в е д л и в ы й   с а п о ж н и к. Ну, чего же в них любить? Такая сволочь, ваше величество!

В «Мольере» достаточно чётко явлено становление личности короля: от склонного к либерализму, позволяющего подданным некоторое свободомыслие юноши (возрастное), до не терпящего никаких возражений тирана, считающего, что даже церковь должна покорно служить ему. В «Мольере» Дон-Кихот Булгаков в разгар террора шёл в безумное наступление на новое террористическое государство и нового Нерона. Вместе с Дон Кихотом из своей инсценировки  драматург мог бы воскликнуть: «Л ю д и   выбирают разные пути.  Один, спотыкаясь, карабкается по дороге тщеславия, другой ползет по тропе унизительной лести, иные пробираются по дороге лицемерия и обмана. Иду ли я по одной из этих дорог? Нет! Я иду по крутой дороге рыцарства и презираю земные блага, но не честь! …Если я видел где-нибудь зло, я шел на смертельную схватку, чтобы побить чудовищ злобы и преступлений! Вы их не видите нигде? У вас плохое зрение…  Моя цель светла…»

После разгрома «Мольера» опять были  сняты  все пьесы Булгакова, кроме очень нравящихся Вождю Народов «Дней Турбиных». На Булгакова  пошли в ответное  наступление: по разным каналам на него начали методически «давить», что он  «д о л ж е н...  вернуться   "в писательское лоно"  с новой вещью.  "Ссора  <читай – с властью> затянулась"» (Е.С.  Булгакова.  Дневник от 17 авг. 1938 г.).  А тут ещё назревал  юбилей Вождя. «Сверху» официально признанному Первым театром страны МХАТу  указывали: к шестидесятилетию Вождя народов 21 декабря 1939 года даёшь в его честь новую пьесу! Какие есть талантливые драматурги?..  Писать на такую тему было опасно: как-то никто не рвался. И театр, в свою очередь, тоже стал давить на Булгакова: пишите пьесу о Сталине, пишите… И нам хорошо, и вам всё простится! Сам великолепный актёр Булгаков не прочь был предпринять тактический ход: он заигрывал с театром, полу обещал юбилейную пьесу.  И наконец, согласился: оказывается, уже и пишет! Вопрос в том, что театр,  ЦК и Булгаков по разному понимали  ч е г о  это был юбилей: триумфа правителя великой державы или   Р а з в а л а   его   Л и ч н о с т и.

Здесь мы, наконец,  почти добрались до пьесы Булгакова про Сталина – «Батум»,  до сих пор неверно оцениваемой критикой. Дескать, «Батум» – это капитуляция Булгакова: как и многие прочие он написал угодное тирану. На самом деле «Батум» – это очередное наступление: в завуалированной форме пощёчина Вождю от личности, чьё и воспитание, и самоутверждение – самореализация было личности вождя противоположно. Вот некоторые обстоятельства становления личности вождя и нужно припомнить.
 
 
А г р е с с и я – одно из состояний психики человека, возникающих при стрессе и не обязательно связанных с болезнью.
 
 А г р е с с  и я   подразделяется на два вида:  аутоагрессия, направленная на себя, и гетероагрессия, направленная на внешний мир. Гетероагрессия встречается довольно часто. Патологические агрессоры предпочитают решать абсолютно все силой и давлением на собеседника, нежели приходить к компромиссу.  В состоянии уже устойчивой паталогии мозга гетероагрессия прояляется при — психозах с большой параноидной составляющей и галлюцинациями. Под   п а р а н о й е й  понимается склонность видеть в случайных стечениях обстоятельств происки врагов. – Выдержки из учебника по психиатрии
                __________________
   
Внося свой взгляд на жизнь столь всех интересующего и вместе с тем стол мало понятого исторического деятеля, как Иоанн Грозный, я преследовал одну цель - дать на этот предмет то объяснение, каковое можно позаимствовать из учения о душевных заболеваниях. Я хотел указать на то, что можно быть общественным деятелем, руководителем дела и даже повелителем страны и в тоже время быт душевно-больным.   –  П.И. Ковалевский (1850 -1931) «Психиатрические эскизы по истории. Иоанн Грозный и его душевное состояние».             
                ____________________

ОБЩИЕ ЧЕРТЫ  БИОГРАФИИ  ДРАМАТУРГА   И  ВОЖДЯ. У Михаила Афанасьевича Булгакова с Иосифом Джугашвили - Сталином была общая биографическая черта: оба они вплоть до цитатности знали Библию: и Ветхий, и Новый завет. 1891 года рождения Булгаков – сын и внук священника, попович, как тогда говорили.  Из  насильно давимых в детстве религией,  нередко получались особенно яростные атеисты,  – это исторический факт. Но отец Булгакова был уникальный профессор Киевской Духовной академии: он не заставлял своих детей молиться по расписанию или против желания. Потому что так искреннюю веру можно только отбить. И его сын вырос свободомыслящим человеком.  К несчастью, совсем иначе складывались отношения с религией и с обществом юного Иосифа Джугашвили.

 1878 г.р. Иосиф Джугашвили, в 1894-м  с отличием окончив четырёхклассное Горийское духовное училище, был рекомендован для поступления в Тифлисскую духовную семинарию: единственное учебное заведение, где выходцы из малоимущих слоев Закавказья могли получить подобие высшего образования. В семинарии  учился Иосиф более чем хорошо: по предмету Святое Писание имел – 5; за поведение в первый год – высший бал. Позже неоднократно имел нарекания и сидел в карцере  за чтение запрещённой литературы, к которой причислялась практически вся русская и зарубежная классика.
 
Надо отметить, что царившая в Тифлисской семинарии жёсткая дисциплина приводила к обратным результатам: семинария слыла  рассадником будущих революционеров. Как раз известный вариант становления личностей наоборот – назло запретам! В социал-демократическую организацию Иосиф – Сосо после семинарии вроде вступил, но позже также подозревался и в связях и с царской охранкой.  И за революционную деятельность Иосифа из семинарии тоже не исключали: это совершенный миф официальной биографии Сталина. На последнем году обучения в 1899-м семинарист Джугашвили был  «мирно» исключён «за неявку на экзамены по неизвестной причине». Но и на предыдущих курсах он был отстраняем от экзаменов за неуплату за обучение.  Только отпрыскам духовного сословия разрешалось учиться в семинарии бесплатно. К духовному сословию семья Иосифа не принадлежала. Его мать зарабатывала подённым копеечно оплачивавшимся трудом, деньги  на частичную оплату наскребались с неимоверным трудом. На первом курсе обучения Иосиф даже писал прошение, чтобы в семинарии ему выделили средства на зимнюю одежду, иначе он замёрзнет.

Обучение в семинарии было догматичным, сравнительные исторические дисциплины отсутствовали, внушалось презрение к светской культуре и к иноверцам. Всё это упало на уже проявившиеся свойства характера юного Джугашвили: природное упрямство, скрытность, мстительность, раздражительность склонность в споре к изощрённым, запутывающим оппонента схоластическим доводам.  То есть с юности утверждение собственной правоты было важнее средств достижения. Кроме того, Иосиф остро осознавал своё зависимое материальное положение и мучился от слухов о незаконности его происхождения: якобы он сын князя.  Официальный отец  - пьяница бил мальчика и свою жену, потом оставил семью. Мать  любила сына, но тоже строго наказывала. Словом, уже в юности исковеркавших личность комплексов было много: нечто вроде очеловеченной «биографии» пса Шарика. Всё это впоследствии не могло трагически не сказаться на управлении страной бывшим семинаристом.

 Напоминают  законы в семинарии наведённый Сталиным порядок в СССР, когда за минутное опоздание на работу можно было попасть в карцер – в лагерь. Можно образно сказать, что вся страна была превращена в семинарию юности правителя с ним же на месте бога. А семью предполагаемого отца - князя  Сталин безжалостно уничтожит. Мало этого! аттестуя нехорошими словами свою мать, уже Вождь Народов обеспечит её, но не пожелает с ней видеться. Здесь, конечно, уровень чуть повыше, чем  у императора Нерона, велевшего убить свою мать, у которой, впрочем, он и научился коварству и жестокости. 
  _________________________________


 ХАРАКТЕР   СТАЛИНА  В  СВЕТЕ  ПСИХИАТРИИ.  Не всегда духовное образование приводило к таким печальным результатам: от личных задатков здесь много зависит!  Тоже выпускник семинарии впоследствии известный русский профессор медицины, психиатр и публицист Павел Иванович Ковалевский (1849 – 1931) утверждал, что может поставить диагноз историческому деятелю прошлого по его поступкам. Особую известность Ковалевскому принесли его «Психиатрические эскизы из истории» (1995), в которых он признал душевно нормальными Петра I и Павла I: оба были холериками, от природы вспыльчивыми, гневливыми плюс испорченными воспитанием. А вот заливший Россию кровью Иоанн Васильевич Грозный (1530–1584) Ковалевским безапелляционно был признан по наследству душевно больным (у Грозного был совершенно умственно отсталый младший брат). Наследственные задатки болезни усугубило тяжёлое сиротское детство при дворе, где малолетнему самодержцу приходилось постоянно опасаться за свою жизнь, что и здорового ребёнка могло сделать психически больным. (Ковалевский П.И.  Иоанн Грозный и его душевное состояние)

Интересно, что если из труда о душевном состоянии Грозного убрать конкретные исторические детали, то получается довольно сходное описание действий правителя СССР Иосифа Джугашвили – Сталина, потому как действия параноиков типичны. Паранойя – это раздвоение сознания. Параноик как бы совмещает две личности, – одну обычную, другую живущую в своих ярких фантазиях, рисующих яркие картины окружающих его врагов. Чем неблагоприятнее были условия становления личности в детстве, тем ярче и кровожаднее будет на них  реакция: «П а р а н о и к в своем бреде преследования… Зверь беспощадный. Зверь кровожадный, готовый растерзать весь мир»; «Жестокость этих людей превышает наше обычное понимание о жестокости… Они живут своей жестокостью. Они продолжительно придумывают планы и способы проявления для своей жестокости. Они упиваются своей жестокостью и испытывают минуты наслаждения при выполнении оной».

Но параноика - человека среднего социального положения способны сдерживать им осознаваемые законы. Другое дело, если в руках параноика власть: тогда он даст выход своим страстям, внешне умея обосновать свои действия. Все служат для него, он ни для кого. Нравственные основы личности нарушены: параноик не имеет друзей, не имеет близких людей. И первыми врагами оказываются родственники: семья, дети. Все это общая характеристика параноика в психиатрии. При этом паранойя вполне сочетается с острыми от природы способностями к обучению и широкой образованностью.

Беда в том, что знания как бы вращаются вокруг основной идеи-фикс: служат материалом для больной фантазии.  Ещё большая беда, что параноики лихорадочно переменчивы и завтра ненавидят то или того, к чему или кому вчера благоволили:  у них «ненависть глубоко затаенная, мстительная, свойственная одному непомерному своенравию и властолюбию». Особенно опасно, когда вокруг параноика у власти соберутся с точки зрения морали соответствующие ему личности, а именно это «у трона короля» обычно и происходит: «В и д я   т а к о е  настроение (болезненно подозрительное, жаждущее уничтожения врагов) Иоанна, явилась масса доносчиков, желавших Гибелью других создать себе положение и благосостояние. Тем более, что для подозрительного и разъяренного царя теперь достаточно бы до одного доноса без доказательств. Так без суда казнили князя Юрия Кашина, а князя Дмитрия Курлятева сначала постригли в монахи, а потом убили со всем, семейством…»  - далее следует длинный список убитых .  (П.И. Ковалевский)

«Н е л ь з я  не обратить внимания на одну черту характера Иоанна, которая особенно резко выразилась в деле обвинения Вяземскаго. Афанасий Вяземский (опричник, умер в 1570) был самый близкий к Иоанну человек. Из его рук Иоанн брал пищу и лекарство, - с ним в тишине ночи он обсуждал планы своих злодейств. Однажды, по обычаю проболтав с Иоанном до глубокой ночи о важных государственных делах, Вяземский возвратился домой и увидел, что верные его слуги перебиты. Познал он, чье это дело, но не подал и вида на огорчение. Это не спасло его. Он был ввержен в темницу, где уже сидели Басмановы, и в ней в пытках окончил свои дни» (Ковалевский).

Слова Сталина всегда имели скрытый смысл и никогда – прямого, кажется, даже для него самого. Подобно как и у Ивана Грозного скрытое душевное расстройство могло быть  причиной особой жестокости Сталина с бывшими соратниками по партии: поразительны   театральные  заигрывания – уверения в своей дружбе уже выбранных им из ЦК жертв!  Афоризм Сталина: «С т а р ы е   соратники должны уступать место молодым товарищам, уходя из жизни легко и непринужденно».  Если же старые соратники во время «непринуждённо» не уходили, их принуждали – с издёвками убивали. Параноики – большие фантазёры: «тихое» устранение врага их не устраивает, - для убийства выбираются «театральные» напоказ приёмы. 

 Итак, трое  извесных исторических деятелей с точки зрения психиатрии выглядят душевно больными: император Нерон, Иван Грозный и Сталин особенно жестоки были временами - «припадками». О чём Нерон и Иван Грозный будто бы в состоянии просветления  сожалели либо. Сожалел ли Сталин, – этого мы не знаем. Но если склонность к психическому расстройству у Сталина была, это была не та стадия, когда человек изначально  не может отвечать за себя. Когда же к семидесятилетию вождя его душевное расстройство для ближайшего окружения стало явно, драматург Михаил Булгаков  не мог этого знать, так как уже 13 лет как покинул этот мир.

Популярные, легко читаемые труды Ковалевского входили в программу медицинских факультетов и едва ли могли быть не знаемы по профессии врачом  Михаилом Булгаковым. Мог ли он не задумываться о разнице в безумии наследственном и, так сказать, моральном? В «Беге» безумие Хлудова не освобождает его от моральной ответственности за содеянное. Так что предъявляемые драматургом к вождю претензии – морального характера. Душевное расстройство Сталина, буде оно имело место, скорее было  более приобретённое - сродни безумию Хлудова. И процесс этот прогрессировал. Этому есть неожиданное доказательство: сделанные до 1940 года карандашные пометы Сталина на страницах «Братьев Карамазовых» Достоевского.

 

Будь верен своему делу, а твое дело — любовь к истине, да причем, тебе никто и не помешает служить ей, если ты не будишь вмешиваться не в свои дела. Итак, учиться, учиться, и еще таки учиться! К черту политику, да здравствует наука! – В.Г. Белинского к Д.И. Иванову от 7 августа 1837 года.
     _______________

Важнейшей задачей для нас является сейчас: учиться и учиться. – выступление В.И. Ульянова-Ленина в 1922 году на IV конгрессе Коминтерна.
                ________________________


– Ну, вот-с, – гремел Филипп Филиппович, – зарубите себе на носу… Что вам нужно молчать и слушать, что вам говорят. Учиться и стараться стать хоть сколько-нибудь приемлемым членом социалистического общества.  – М. Булгаков «Собачье сердце»
               
                ________________________________


СТАЛИН  И  ДОСТОЕВСКИЙ. Официально Достоевский в СССР сталинских лет был зачислен в писатели абсолютно реакционные, хотя  «Преступление и наказание» и было оставлено в школьной программе. Дочь вождя Светлана Аллилуева вспоминала, что  отец как-то назвал Достоевского «в е л и к и м    п с и х о л о г о м».  Известно, что Сталин между 1930 – 1940 годами с карандашом в руках читал «Братьев Карамазовых». Карандашные отчёркивания вождя имеются в двух главах: в «Книге второй. Неуместное собрание», и в «Книге шестой. Русский инок».  (Подробно о подчёркивании Сталина в романах Достоевского см.:  Илизаров Б.С. «Тайная жизнь Сталина»)


В «Неуместном собрании»  Карамазов – отец, развратник и шут, наглым ёрничеством пытается вывести святого старца Зосиму из себя. Старец на то говорит, что это  шутовство  оттого и выходит, что Фёдор Павлович Карамазов стыдится самого себя. «И м е н н о   мне все так и кажется… что я подлее всех и что меня все за шута принимают, так вот давай же я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому что   в с е   в ы   до единого   п о д л е е   меня!» – признаётся Фёдор Павлович. Припомним страсть Сталина до шутовства издеваться над своими бывшими арестованными «подлецами» соратниками; припомним его на ЦК шутовское называние самого себя «маленьким человеком», после чего следовало уничтожение оппонента. Тут поневоле задумаешься над такой в тексте Достоевского пометой! 

Чувства стыда отчёркивались Сталиным и в других читаемых книгах. Было ли ему действительно стыдно?!  Или он взял поведение Карамазова – отца за подходящий актёрский образец поведения?.. Чужая душа – потёмки.  Но учиться и использовать чужое удачное Сталин умел: «Н а д о   учиться. Учиться упорно, терпеливо. Учиться у всех — и у врагов и у друзей, особенно у врагов. Учиться, стиснув зубы, не боясь, что враги будут смеяться над нами».  Тут возникает вопрос: что значило для вождя «учиться»?

  Для Сталина «учиться» означало копировать - присваивать себе всё, что можно удачно использовать: мысли, реплики и даже поступки литературных персонажей. Так многие сталинские афоризмы представляют переделанные фразы Ленина и даже главного врага вождя – Троцкого. Сам Ленин тоже широко использовал фразы из русской критики. Вот и выходило: будешь повторять за Лениным и образованным Троцким, так и сам будешь казаться им подобным?.. Или тут обратная,  как в искажённом зеркале перспектива?

 В 1938-м Герберт Уэлс  скажет, что он «р а з о ч а р о в а л с я  в Сталине благодаря дурацким фильмам, которые он поощрял для пропаганды собственной персоны, — например, „Ленин в Октябре“…  Сталин сделан мудрейшим героем истории. В присутствии Ленина он скромно, но твердо указывает стратегические пункты на карте и говорит, что надо делать. Он явно пытается переписать всю историю революции для собственного прославления». Что же! Сталин оказался умнее и дальновиднее римского императора Нерона: он других заставлял угадывать, как ему было бы угодно «переписать», сам же, якобы, только соглашался с общим мнением!


Сталин назвал Достоевского «великим психологом»?! Так ведь это утверждала прогрессивная критика всего мира, а Сталин только повторил, и повторил на этот раз нечаянно в домашней обстановке.  Можно сказать, что Сталин был – великий копиист,  использовавший скопированное на свой собственный лад. Раз Достоевский был признан величайшим психологом в мировой литературе. Вот Сталин и учился у великого психолога, не стеснявшегося показывать «грязные» теневые стоны личности, дабы не упустить ни одного возможного метода давления на этих личностей.

Сталин отмечает карандашом ещё слова Зосимы к Карамазову: «Г л а в н о е,  самому себе не лгите…  Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, стало быть входит в неуважение и к себе, и к другим. Не уважая же никого, перестает любить, а чтобы, не имея любви, чтобы занять себя и развлечь, предается страстям и грубым сладостям, и доходит совсем до скотства в пороках своих, а все от беспрерывной лжи и людям и себе самому. Лгущий себе самому прежде всех и обидеться может…».

Известно, как Сталин любил испытывать искренность окружающих, как полны его статьи и речи обвинениями в двурушничестве, в обмане. Похоже, что почерпнутую из Достоевского психологию он всё-таки применял более к окружающим, чем к себе. Возможно, что здесь указание на двуличие перед самим собой: понимаю, что как про меня написано, но не хочу сознаваться… Не представлял ли  себя этот облечённый властью читатель попеременно на месте то Карамазова, то Зосимы?! Всё это свойственно для страдающих  скрытой паранойей.

 Другая, планомерно  подчёркиваемая  вождём тема, ещё более  многоговоряща: подчёркиваются рассуждения о любви. И становится отчасти понятным упорное многократное хождение Сталина на «Дни Турбиных» Булгакова. В жизни  юного  Иосифа Джугашвили как раз не было того, что есть у Турбиных: не было любящей семьи, с уважением её членов друг к другу, не было повседневной человеческой жизни, в нужный момент отгороженности от мира кремовыми шторами не было. А хотелось бы! Можно ли счесть это намёком на ещё живую душу?..  Драма с красивыми человеческими отношениями и чётким красивым языком могла помогать временной стабилизации нормальной части личности параноика?..  Кто знает! Но тот, кому спектакль не помогает, не ходит смотреть его более 17 раз.


В главе «Русский инок» пометы указывают на рассуждения Зосимы о высшей религиозной безотчётной любви ко всему сущему, согласно тексту  незримо, но душой осязаемо разлитой в божьем мире для верующего. Зосима проповедует любовь как средство перевоспитания порочного человека, что приведёт к изменению общества в лучшую сторону (улучшение социальной среды!). И это в обратном отражении близко к социалистическим идеям, согласно которым изменения общественных условий жизни приведёт и к преобразованию внутреннего мира человека – к улучшению  морали, нравственности. Достоевский устами Зосимы грезит о грядущей победе христианства во всем мире и наступлении в связи с этим общечеловеческого братства и любви на земле. За такие вложенные в уста Зосимы взгляды Достоевский в своё время был громко осуждаем ортодоксально верующими православными критиками:


«М о р а л и с т ы, подобные автору “Карамазовых”, надеются, по-видимому, больше на сердце человеческое, чем на переустройство общества. Христианство же не верит безусловно ни в то, ни в другое, то есть ни в лучшую автономическую мораль лица, ни в разум собирательного человечества, долженствующий рано или поздно создать рай на земле…» – писал Константин Ник. Леонтьев (1831-1891). С точки зрения христианства этот несовершенный грешный мир таким до Страшного Суда и останется. И грешно пытаться за Господа исправить его творение кардинально. Достоевский же призывал не к пассивной любви сострадательной, но к активной, преобразующей мир «любви деятельной», активной. А раз любовь активная, значит, она может допускать и насильственность – террор по отношению к инакомыслящему?! Такой вывод при желании можно было сделать за пределами текста Достоевского.

Выходит, что Достоевский косвенно поддерживал революционные идеи, в чём писателя при жизни и обвиняли критики. Отсюда же и Сталин мог толковать Достоевского в пользу им развёрнутого террора: Достоевский до этой мысли не дошёл, а он новый революционный мессия, дошёл! Поэтому Сталину можно читать Достоевского, но для народа он должен быть под запретом: незачем народу знать психологию власти!.. Для властителя на своем уровне вполне логичное и дальновидное заключение. А вдруг не он сам, но кто-нибудь другой сравнит его с Фёдором Павловичем Карамазовым?!

Достоевский считал, что чрезмерная широта натуры при отсутствии гениальности может обернуться опасной для самого себя и для общества  раздробленностью личности. В широких, хотя и  эклектических знаниях Сталину не откажешь. Так не являет ли он собой  по Достоевскому именно такой пример «раздробленности личности» - личности весьма средней, но на своё несчастье и несчастье страны отразившей сильные, но неверно осознанные идеи? 

Знаменитый писатель - фантаст Герберт  Уэлс  во время своего второго визита в СССР в 1934-м не прозрел в Сталине тирана, но его характеристика Вождя народов  в определённом смысле убийственна: «Он (Сталин) был очень скупо наделён способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нём не было и в помине… Его способность к адаптации так же невелика… Ни свободной импульсивностью, ни организованностью учёного этот ум не обладает <...>.  Воображение у Сталина безнадёжно ограничено и загнано в проторённое русло…»  Уэлс считал, что «ум Сталина… вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса». Но так ли это: не были ли доктрины Маркса и Ленина вторичными, наложенными на более раннюю идею-фикс?!
                _____________________________________________


И увидели братья его, что отец их любит его (Иосифа) более всех братьев его; и возненавидели его и не могли говорить с ним дружелюбно. И видел Иосиф сон, и рассказал братьям своим: и они возненавидели его ещё более. Он сказал им: выслушайте сон, который я видел: вот, мы вяжем снопы посреди поля; и вот, мой сноп встал и стал прямо; и вот, ваши снопы стали кругом и поклонились моему снопу. И сказали ему братья его: неужели ты будешь царствовать над нами? неужели будешь владеть нами? И возненавидели его ещё более за сны его и за слова его. <…> Стали умышлять против него, чтобы убить его.  ––  Библия. Бытие. Глава 37: 4–8; 18


САМОВНУШЕНИЕ   МЕССИАНСТВА.   НОВЫЙ  МЕССИЯ  ИОСИФ.  У рвущегося к власти бывшего семинариста – не состоявшегося священника  Иосифа Джугашвили могло быть  и, скорее всего, было понятие принимаемой на себя библейскими пророками  священной миссии, о чём много говорилось в зазубриваемой семинаристами почти наизусть Библии.  Психология говорит, что любое сильное убеждение своего рода вера.  И материализм как убеждение тоже может перерасти в сродни религиозности веру, ради которой следует уничтожать врагов: Ветхий Завет регулярно являет картины таких уничтожений.  А склонные к паранойе  очень внушаемы не логикой, но яркими образами. Особенно впечатляются потенциальные параноики кровавыми сценами насилия. Соответственно, молодой Сталин мог по привычке переносить миссию библейского Иосифа на себя и своё время, а после совместить это с идеями социализма.

 В книге Ветхого Завета «Бытие» Ио;сиф — любимый младший сын библейского праотца Иакова. Иосиф видел посылаемые свыше сны о своём главенстве над всем родом. Старшие братья решили избавится от Иосифа, но с божьей помощью преодолев все невзгоды Иосиф получил обещанное Свыше. И библейский Иосиф в снах своих был внушаем богом Иеговой:  не стеснявшимся в жестких и до удивления кровавых средствах внушения богом, –добавим мы.

 Темны пути мышления воспитанного на священных текстах подозрительного и обидчивого. Возможно, что ранее веровавший в социализм к 1937-му вождь, скорее всего, уже не верит в возможность какого-либо  социалистического рая на земле, ибо человек судит по себе, а у вождя в душе – ад. Значит, человек вообще неисправим! (В смысле неизменяема от природы психическая организации личности! – см. рассуждения в начале статьи.) Не верит, но сам себе не хочет признаться. Раздираемому такими мыслями правителю  остаётся только усиливать террор. Получается уже террор для террора от отчаяния и страха. Черта искажения личности данного правителя была перейдена гораздо далее осознавшего свои действия генерала Хлудова.

С точки зрения психологии ничего удивительного в личности Нового Иосифа - Сталина нет. Нездоровые искажения личности проявляются у него в стандартной психиатрической форме и на обычной почве властолюбия: в его понимании «братьями Иосифа» становятся старые соратники по партии и вся страна, и даже собственные дети, с которыми Сталин был жесток, – после самоубийства жены бил сыновей Якова и Василия ногами. (Что тоже соответствует диагнозу паранойя.) О чём драматург Булгаков едва ли знал: личная дистанция между ним и правителем была слишком велика.

История знает немало подобных примеров одержимости жестокостью на почве жажды власти и само обожествления: Нерон, Калигула, Тиверий и т.д.  Есть и яркие религиозные примеры. Прототипом у Достоевского в «Братьях Карамазовых» Великого Инквизитора послужил основатель испанской инквизиции, сотнями жёгший людей знаменитый герцог Томас Торквемада  (1420-1498). Который утверждал,  что мучая тела, так он спасает души еретиков. Торквемада, по-видимому, не был психически болен. Историки так и не решили вопрос: был герцог фанатиком или более дельцом и политиком?! (Всё имущество казнённых еретиков поступало в казну.) Учитывая психологическую неоднородность личности – многослойность сознания, герцог мог быть перепадами и тем, и другим.

В любом случае, великий инквизитор Торквемада свою личную ситуацию оценивал верно: знал, что его ненавидит вся страна. И в последние годы жизни, опасаясь покушений,  как в тюрьме жил в собственном доме, имея личную охрану более 250 человек.  Боялся покушений и Вождь народов из СССР.  В  «Братьях Карамазовых» в посвящённой Великому Инквизитору истории отчёркиваний Сталина нет. Но кто знает! Может, их нет, потому что рука властительного читателя, как говорится, замерла от явного с собою сходства?! А может быть и наоборот:  он пропустил это место с презрением к хуже его самого понимавшему Библию «великому психологу» Достоевскому?


1920-1930-е годы выдвинули на сцену других инквизиторов сразу трёх не знавших моральных ограничений  диктаторов: Гитлера (1189–1945), Сталина (1978–1953) и Муссолини (1883–1945) Последний, с детства склонный к жестокости,  был воспитан между идеями католицизма (от матери) и социализма (от отца), и, как и Сталин, учился в церковной школе с жёстко регламентированными правилами. Потом  из идей марксизма Муссолини вывел свою теорию практического фашизма и первое от второго не отделял. (Бывают в жизни странные совпадения!) У несостоявшегося поэта, художника и архитектора Гитлера психопатические черты и одержимость священной миссией не подлежат сомнению.  Какую одержимость – очистить мир от неполноценных рас – он сделал миссией чистой арийской расы.

 Интересно, что  в 1896–1998 годах учась в школе католического монастыря бенедиктинцев, Гитлер был помощником священника во время месс: не отсюда ли интерес к священной позе в политике?..  Как уже упоминалось ранее, в 1936 в романе немецкого писателя Лион Фейхтвангера «Лже-Нерон» (1936 г.) с проекцией на Адольфа Гитлера виртуозно показано как  внешне похожий на настоящего покойного Нерона Лже-Нерон – сын бывшего раба - вольноотпущенника горшечник Теренций внушает себе императорскую  миссию «величия».  Фейхтвангер «метит» в Гитлера, а «попадает» во всех трёх указанных тиранов: тиран с оттенком взятой на себя священной мисси – это психологический типаж личности. Такой типаж Достоевский замечательно явил в образе Фомы Опискина в повести «Село Степанчиково и его обитатели». Опискин  в территориальном масштабе – мелкий» тиран, только потому, что у него масштабы – одно село  –  невелики.  Но по внутренним претензиям Опискин ничем не отличается от тиранов исторических «крупных»


Сын пастора и сам собиравшийся принять священный сан, но утерявший веру в бога Фридрих Ницше (1844–1900) был во многом прав: к концу 19 века в Европе и в России тоже произошёл кризис христианской веры в бога, веками создаваемый самой христианской церковью разных конфессий. Властолюбие христианской церкви, жестокое подавление инакомыслящих  и казни, грызня христианских конфессий между собой, накопленные церковью богатства – всё это разрушало веру особенно в образованном слое европейских личностей.  Но вера – одно из свойств личности: от природы одно полушарие анализирует, другое верит. 

Так как по народной пословице «свято место пусто не бывает», то место разрушенной веры неизбежно занимает другая: если некто утверждает, что он не верит ни во что, значит, он верит, что не верит ни во что. Например, у Ницше место бога заняли идеи сверхчеловека и свободы, не признающей Бога. В утрате прежней веры часть успеха русских революций 1905 и 1917-го, своими идеями старые идеалы заменивших. И  далее отсюда же закономерно, что все три крупных тирана первой половины 20 века – Гитлер, Муссолини, Сталин – в юности получили внушение о «священной миссии». На эту «нырнувшую» в подсознание идею, вероятно, и  накладывались идеи последующие.


Если  нечто подобное вере в священную миссию спасения страны любой ценой было и у Сталина,  то тоже с юности хорошо знакомый с Библией и по профессии должный  быть знакомым с проблемой религиозных психозов  драматург Михаил Булгаков вкупе с его гениальной склонностью к психологическому анализу должен был это непременно почувствовать - учуять. Ведь для самого писателя Булгакова продолжать традиции Пушкина, Гоголя и Достоевского – тоже было нечто вроде благородной культурной миссии,  к развалу личности не ведущей.  В пьесе Булгакова «Батум» намёки на само внушённую миссию мессианства у молодого революционера Сосо есть.

В преддверии второй мировой войны причины тиранства, жестокости, до безумия фанатизма – эти идеи особенно волновали прогрессивные европейский умы. Булгаков здесь будет выступать как кристальный классик - моралист: человек сам за всё – за свой моральный выбор отвечает.  Нельзя свои поступки  списывать на время, условия и даже на болезнь: время диктует условия, выбирает образ действий – сам человек.
_____________________________________________________


ПОЩЁЧИНА  ВОЖДЮ.  «БАТУМ» –  ЗАКАЗНАЯ  ПЬЕСА  КО  ДНЮ  РОЖДЕНИЯ  ВОЖДЯ  НАРОДОВ.  ПЕРЕЛОМНЫЙ  МОМЕНТ  ОТ  РЕВОЛЮЦИОНЕРА  К  ТИРАНУ.  Сталина – 60-летнего вождя и юбиляра в булгаковском «Батуме» неожиданно нет. Начинается «Батум» с мифического (как мы уже выяснили!)  громогласного исключения 19 летнего Сосо из семинарии именно за революционную деятельность. Иначе пьеса на юбилей Вождя народов не могла говорить  о его юности. Но есть одна странность: в протекающем как бы параллельно действии исключённый постоянно оказывается сопоставленным с Николаем II: то с его портретом, то со сценой с непосредственным участием царя. И здесь надо сразу поставить акценты: для далёкой от коммунистов  русской интеллигенции революционных лет Николай II вовсе не был святым.

Николай II представлялся мало способным к правлению великой державой, амбициозным недалёким человеком. Именно несвоевременные и амбициозные действия Николая II привели к революции 1917-го в самом кровавом варианте и к гибели самого государя с семьёй. Так что, негативно изображая последнего русского царя, Булгаков вовсе не работал под диктовку правительства СССР.  В «Батуме» Николай представлен ещё и до циничности равнодушно жестоким, и суеверным.  А потом в пьесе некоему крестьянину снится сон, что царь утонул. И в результате сложного символизма в подтексте пьесы и по действию провалившийся в полынью и из неё спасшийся революционер Сосо как бы оказывается на месте царя.  Кроме того полынья явно сопоставляется с купелью: происходит некое подобие крещения. И тут за текстом пьесы рождаются вопросы: конкретный правитель сменился, а сменилось ли управление страной?! А если не сменилось, то благое ли это было крещение?

 Символический план пьесы включат также реминисцентные отсылки – сравнения Сосо с Гришкой Отрепьевым – Самозванцем, в то время как МХАТовская постановка пушкинского «Бориса Годунова» была запрещена  в 1937. Потому что приметы внешности Отрепьева волею уже не Булгакова или Пушкина, но волею самой ехидной судьбы совпадали с приметами Сталина. Имелись в «Батуме» и другие мало  приятные для образа революционера сравнения из русской литературы. Всё это  как бы на заднем плане - подтексте.

Благодаря подтексту, на первом плане Булгаков исхитряется символически показать  момент перерождения революционера в перенимающего у старого строя жестокие методы борьбы насильника. Так Сосо за организацию демонстрации попадает в тюрьму, начальство которой он восстановил против себя требованиям в пользу заключённых. И вот Сосо выводят из тюрьмы – переводят в другую. Это очень! очень интересная, сцена – столько всего в ней намешано: 

«Когда С т а л и н  равняется с первым надзирателем, лицо того искажается.
 П е р в ы й  н а д з и р а т е л ь.  Вот же тебе!.. Вот же тебе за все... (Ударяет ножнами)
С т а л и н вздрагивает, идет дальше. Второй надзиратель ударяет  С т а л и н а ножнами... С т а л и н  поднимает руки и скрещивает их над головой, так, чтобы оградить ее от ударов. Идет. Каждый из надзирателей, с которым он равняется, норовит его ударить хоть раз.
С т а л и н (доходит до ворот, поворачивается, кричит).  Прощайте, товарищи!  Тюрьма молчит. 
П е р в ы й  н а д з и р а т е л ь.  Отсюда не услышат.
…С т а л и н встречается взглядом с Трейницем <жандармским полковником – символом царской власти в местечке>.  Долго смотрят друг на друга. <Внимание! Это и есть момент  перетекания методов – изменения определяющей личность идеи!>
С т а л и н (поднимает руку, грозит Трейницу). ‘’До свиданья!’’»

    Новозаветная аналогия для знающего Священное писание очевидна: избиение уводимого заключённого подобно бичеванию Христа. На известной и в своё время многими не принятой картине Николая Ге «Голгофа» впавший в минутное отчаяние Христос держится руками за голову. Но над головой скрещенные руки будут символизировать уже не моление – угрозу той власти, которая по своему образу и подобию себе страшного противника и воспитала.  Это и есть момент перелома личности героя к насилию. В ответ «Тюрьма молчит» – «Народ в ужасе молчит... Народ безмолвствует» – так в конце пушкинского «Бориса Годунова» народ безмолвствует в ужасе от убийства невинных детей Годунова. Прибавим сюда ещё странный до ареста произнесённый товарищем Сосо новогодний тост с весьма кровавой аналогией из Ветхого завета.

Воспитанный жестокими уроками самодержавного аппарата борец за свободу начинает ответно ещё более бесчеловечно по ветхозаветному «мыслить»: не «око за око» – заранее нужно уничтожить! Где-то в за сценичном продолжении пьесы герой духовно умирает: в конце перед возвращением из ссылки его недаром считают мёртвым, – возвращается   д р у г о й: «Солдат не солдат... Ч у ж о й…»  – перед концом пьесы не сразу узнают вернувшегося товарищи. Возвращается потенциальный тиран. На фоне длящихся в стране репрессий вся эта игра текста – все эти аллюзии становилсь откровенно говорящими почти вслух.

 Контекст начинает в «Батуме» преобладать. Образ безупречного революционера в пьесе как бы распадается на две личности, одна из которых представляет общий стандартный типаж   л ю б о г о  верящего в своё дело молодого революционера… Можно ли было больнее уколоть самолюбие к 1939-му  уже великого и единственного  Вождя Народов?! А во второй личности начинает проступать нечто тёмное, бесовское. (Гоголевский приём!) Нечто вроде раздвоения больного сознания Ивана Карамазова на самоё себя и тёмную часть своей души – чёрта. При всём этом богатстве оттенков пьеса «Батум» не длинна, и действие летит стремительно.  Представьте, как всё это бы смотрелось на сцене для отлично понимающих намёки зрителей тех лет?

Будь «Батум» поставлен в 1930-1940, он  шёл бы аншлагом, но эта пьеса, к сожалению, до сего дня не видела свет рампы. А будь «Батум» поставлен сегодня, кажется, пьеса снова была бы злободневна?!  Но вернёмся во время 60-го юбилея Сталина. Утверждённый государственной комиссией к постановке… Стоп! А почему комиссия эту пьесу утвердила: там что, все были настолько глупы?.. Скорее всего, они просто боялись: оставили последнее слово за юбиляром.  В итоге, «Батум» попал на последнюю рецензию к будущему юбиляру, который пьесу по прочтении и не разрешил. Умный юбиляр не нашёл в пьесе самого себя – Вождя народов. А что он увидел за реминисценциями и скрытыми библейскими цитатами, –  этого никто не узнает. Вслух  Сталин будто бы изрёк... Но помедлим. Спросим сначала:  не безумный ли Автор отсылал наверх  т а к у ю  пьесу?

На что вообще сродни рыцарю Дон Кихоту Автор надеялся? Разве массовый советский зритель уловил бы цитаты из ветхозаветной книги Иисуса Навина? Зато кому как не воспитаннику семинарии было понять скрытые цитаты отсылки к Ветхому Завету?! Может быть,  даже эти отсылки и были предназначены единственно только ему. Зачем? Верный завету Достоевского искать в человеке – человека Булгаков, возможно, пытался найти человека в тиране: не в этом, так в следующем ещё не состоявшемся потенциальном тиране, который будет смотреть или читать пьесу.  Так надо показать, куда этот гибельный путь приведёт. Таковы гуманистические заветы русской литературы.
В предусмотренном обязательном попадании новой пьесы  «Батум» на рецензию в руки  без  пяти минут юбиляра видится тоже предусмотренная автором аналогия. Когда после премьеры гоголевского «Ревизора» Николай I изрёк: «Ну, пьеска! В с е м   досталось, а мне – более всех!» И отправил ехидный царь всех министров смотреть «Ревизора».   Отправил для психологического перелома  их личностей в лучшую не бюрократическую сторону, надо думать.  Решил использовать пьесу Гоголя: раз написана, да ещё он, царь, имел легкомыслие такую пьесу разрешить, – надо использовать. Но едва ли такое поведение нового «царя» было возможно в 1939-м…

А может быть Автор именно и надеялся, что библейские отсылки будут в первую очередь понятны с семинарии знакомому с библейскими текстами бывшему Джугашвили: только Джугашвили и будут понятны? Пьеса для Одного! Ах, если бы можно было сейчас увидеть выражение лица этого Одного Читателя!.. Что он чувствовал: колыхнулось ли что-нибудь в сердце? Легко пожать плечами: ОН поймёт?! Безумный Автор! Но искусство без положительной цели – не искусство. Автор должен был надеяться на торжество человечности: не в Этом, так в Другом. В будущем. Этот правитель сменится другим, а пьеса будет жить.

А тогда будто бы Сталин коротко сказал: «В с е дети и все молодые люди одинаковы. Не надо ставить пьесу о молодом Сталине…»  Сталин правильно всё понял: прямое внешнее действие – не о нём. Подтекстовое, внутреннее... Лучше его похоронить со всеми библейскими аллюзиями (бывшему семинаристу ясными) вместе! Психологического перелома личности к лучшему у Вождя Народов не случилось. Было слишком поздно. Ни количество повешенных генералом Хлудовым, ни жестокость его исторического прототипа генерала Якова Слащова-Крымского несравнимо с количеством жертв сталинской политики.
________________________________

СМЕРТЬ  ТИРАНА : ЛИТЕРАТУРА  И  ЖИЗНЬ.  Интересно, что обстоятельства смерти Сталина в психологическом аспекте схожи со смертью императора Тиверия из коротенького рассказа Бунина «Остров Сирен – Капри». Император Тиверий провёл последние 20 лет жизни на неприступном для покушений  острове Капри:

 «"Б ы л   ж е   о н  (Тиверий)  весьма стар в ту пору, а в уединении, в свободе для своего великого разврата и злодейства и в неприступности самой надежной нуждался, как никто на земле..." <…>

Перед смертью он отправился в Рим. По пути… испугался…  повернул обратно, на Капри. Но тут его задержали буря и болезнь. Он остановился на Пизенском мысе. И за вечерней трапезой вдруг потерял сознание. Его окружали Макрон (придворный интриган), Калигулла (наследник), Друзилла (сестра Калигулы) и врач Харикл. Друзилла сняла с бесчувственного Цезаря знак его божественной власти –  драгоценную гемму, перстень Диоскорида, –  и вручила Калигулле. Цезарь очнулся, спросил косноязычно: "Г д е  перстень?"  Калигулла трясся от страха. Макрон бросил на лицо Цезаря одеяло и быстро задушил его».  Так бывает когда  тиран  в с е м  – надоел.

Приближённые к трону императора нередко жаждут власти для себя самих, но и боятся расправы по капризу тирана. Есть предположение: Сталина не убивали, но постарались как можно дольше не заметить лежащего без сознания вождя –  не оказать ему первую помощь. Ныне рассекреченные данные вскрытия показывают: жить вождю в любом случае оставалось недолго. Но за оставшееся время кое-каких соратников он мог ещё успеть убрать.

Известный русский литературовед Юрий Лотман сказал, что высокая литература дарит нам опыт, который в реальности и за несколько жизней не хватит времени приобрести. Речь собственно в нашей статье шла о самоутверждении личности, терроре и личной моральной ответственности, от которой никто никогда не сможет личность освободить (религия здесь ни при чём). Так что лучше не само утверждаться путём террора и другими тяжёлыми для прочих личностей путями. В жизни есть свои не зависящие от нашего желания законы: каждая принятая на себя общественная роль незаметно меняет нашу личность, толкает её к определённому образу действий. И нужно очень внимательно смотреть, – какие роли мы в жизни играем? Какими методами намереваемся добиться успеха?.. Нет ли в истории неприятных аналогий этим методам?

Теперь отодвинутый в прошлое другими событиями, олицетворяющий всё кроваво мелочное тиранство образ Генсека вдруг стал покрываться некоей романтической дымкой: якобы незаурядно сильный человек  вынужден был ради спасения страны от внешних и внутренних врагов…  И немедленно хочется привести из пьесы  Булгакова «Дни Турбины» цитату из монолога полковника Алексея Турбина:

А л е к с е й  Т у р б и н.  Слушайте меня друзья мои! Мне боевому офицеру, поручили вас толкнуть в драку. Было бы за что! Но не за что. Я публично заявляю, я вас не поведу и не пущу!
__________________________________

Розовый ореол вокруг личности ушедшего тирана опасен и чреват новой кровью: особенно это опасно на фоне нынешнего всеобщего слабого знания истории собственной страны!  Без истории мы в этом анализе никак не обойдёмся: прошлая история – есть база настоящего. Чем хуже мы знаем историю своей страны во всех аспектах, тем более можем оказаться зависимыми от самых негативных её тенденций и социальных масок. И присовокупить к знанию истории знание элементарной психологии личности и некоторых общественных закономерностей здесь тоже не помешает: потенция к тиранству есть у всех рождения, но не все же становятся тиранами или убийцами, доносчиками, трусами даже в самых неблагоприятных обстоятельствах!
 Когда же целое государство присваивают себе сверх правоту уничтожать другие государства и народы, то в наш век ядерного оружия пара слов могут приведсти к непоправимой катастрофе. Но ведь государство-то состоит из личностей!

История и культура или не исключающее горизонтальных знаний духовное бескультурие – по нашему выбору есть база реализации всех потенций нашей и любой личности.  Опора нашего выбора – в этом, верно, и есть разница между прекрасным пушкинским чеканным стихом «Товарищ, верь: взойдет она,  Звезда пленительного счастья,  Россия вспрянет ото сна,  И на обломках самовластья  Напишут наши имена!» и морем реально пролитой крови.

В чужих словах скрывается пространство:
Чужих грехов и подвигов чреда,
Измены и глухое постоянство
Упрямых предков, нами никогда
Невиданное. Маятник столетий
Как сердце бьётся в сердце у меня.
Чужие жизни и чужие смерти
Живут в чужих словах чужого дня…
Они живут, туманя древней кровью
Проли;той и истлевшею давно
Доверчивых потомков изголовья.
Но всех прядёт судьбы веретено
В один узор; и разговор столетий
Звучит как сердце, в сердце у меня...  – Лев Гумилёв, 1936 год