Как звали апостола Павла?

— По телеку сказали, что апостола Павла звали «Савл». Представляешь?
— Обычно пишут и говорят, кукла Лена, что апостола Павла, до того, как он стал «Павлом», завали «Савл». Это неправда (см. картинку над текстом). Результат банальной ошибки при переводе.
— А как эта ошибка возникла?
— Есть еврейское имя в оригинале на иврите это звучит как «Шауль».
Все библейские имена пришли в русский через греческий, где звука «Ш» нет. Поэтому, в канонической православной литературе, это имя звучит как «Саул» («ш» принято заменять на «с»), «царь Саул», к примеру.
— Букву «у» заменили на «в»? Странно как-то.
— Ничего странного, кукла Лена. Буква «Вав» иногда читается как звук «в», но, обычно, как звук «о» или «у». Здесь, в слове «Шауль» — именно как «у». Грамматикой иврита я здесь загружать тебя, кукла Лена, не буду...
— Вот спасибочки...
 — Но можете мне поверить. «Савл» — это банальная ошибка, не такого еврейского имени. Просто перевалило созвучию: Стал «Павл» — значит был «Савл».
— А почему он вообще поменял на «Павел»?
— Стеснялся своего еврейского происхождения, кукла Лена. Старался быть ближе к простому народу. Христианство в принципе возникла как секта в иудаизме. И секта сугубо ассимиляторская по своей идеологии.
— А что значит «ассимиляторская»?
— У евреев периодически возникает потребность осчастливить все человечество. Есть у них такая национальная черта. И любая возникшая на этой почве теория по определению начинается с того, что «Нет ни эллина, ни иудея». Это у таких теорий фундамент.
На практике это всегда означает, что «Нет иудея, а все эллины», то есть простой народ, он же титульная национальность, который, слившись в едином порыве... Какой, к черту, Бронштейн? Только Троцкий, который от тайги и до Британских морей....
Во времена возникновения христианства на Ближнем Востоке титульной национальностью были греки. Поэтому бывший еврей, во времена своего еврейства бывший Саулом, стал борющимся за счастье трудового народа эллином, с простым народным именем «Павел».
— А зачем это ему надо было?
— Причина тут всегда вроется в том, кукла Лена, что такому еврею хочется восстановить историческую справедливость в отношении возлюбленной им Клеопатры
А, при этом, выебоны товарищей еврейских талмудистов, кажутся ему надуманными и оторванными от потребностей совранного общества. А также безнадежно устаревшими в свете последних веяний.
— От вставшей во весь рост обрезанной пипки голове покоя нет, что ли? Как это мне знакомо!
— Это правильно, кукла Лена, но, в реальности, дело не только в этом.
— А в чем еще?
— Еврей погружается в культуру народа, среди которого живет, до такой ступни, что считает ее своей. Он воспринимает ее ценности, как свои. В том числе и присущий этой культуре антисемитизм.
— А если в этой культуре нет антисемитизма?
— Таких культур не бывает. Все неевреи являются явными или скрытыми до поры до времени антисемитами. Включая и тех неевреев, которые когда-то были евреями. По-другому не бывает.
— Это почему же?
— Потому что всё остальное это просто еда, кукла Лена. А шоколад — это шоколад!
— Какой еще, к черту, шоколад?
— Да Клеопатра, простая женщина из деревни под Рузой. Разве я тебе о ней еще не говорил?
И тут такому бывшему Саулу, а ныне обладателю простой женщины из народа, на помощь приходит «Нет ни эллина, на иудея». Потому что если нет иудеев, то и он сам ни иудей. А если он уже ни иудей, то что, собственно, ему мешает быть, как все нормальные люди, антисемитом? Да абсолютно ничего!
— Действительно, слился с простым народом, ничего странного.
— Поэтому все еврейские пролетарские интернационалисты, начиная от первых христиан и кончая Карлом нашим Марксом, евреев откровенно недолюбливали. А любили неевреек.
— Как все у вас изощренно. Прямо: «Всё стою на камне, — Дай-ка брошусь в море!». Лапает он меня, конечно. Да когда я тебе в этом отвязывала то, христопродавец? Ты же мне деньги на карточку за это переводишь...