Изба Резная

Изба "Резная"

   В избушку, стоящую в тайге, и расположенную на одной из сопок, тянущихся вдоль реки "Базаиха", мы с Жекой собирались не впервой. В окрестностях Красноярска, вообще-то много подобных изб. Но мы, ходили именно в эту. До неё добираться не то чтобы далеко, но и не совсем близко. Для начала, необходимо сесть в электричку, затем доехать до посёлка под названием "Маганск". Потом, не менее восемнадцати километров добираться на своих двоих. Причём, всё это с довольно тяжёлым рюкзаком на плечах. На лыжах зимой. Пешим ходом летом.
 В тот раз, мы с Жекой пошли в "Резную", ту самую избушку, где-то в конце февраля, в начале марта. Молодые, полные сил, а так же здорового энтузиазма! Как обычно, всё произошло спонтанно. Жека позвонил мне, и спросил:
 - Ну что Вован, Идём в избу?
 - Идём. Недолго думая, ответил я.
 - Тогда, давай завтра, часиков в шесть.
 - Давай. Я к тебе забегу и со "Злобино" поедем, или ты ко мне, и с "Первомайской"?
 - Лучше давай ты ко мне. А то, мне ещё с "рощи" пилить. Сказал он.
 - Ты во сколько подъедешь?
 - Вечерком, после работы.
 Я прикинул что к чему, и когда сам освобожусь. Потом предложил:
 - Давай пораньше.
 - Попробую. Ответил он. Я, как выезжать буду, тебя наберу.
 Мы попрощались, и я тут же пошёл на кухню. Глянуть что можно из дома взять, а чего прикупить. Оглядев домашние запасы я пришёл к выводу, что в магазин идти придётся.  Взяв с собой собаку, что бы по дороге заодно выгулять, я накинул куртку, обулся, и вышел во двор. Собака, подвижная хитрая сучка по кличке «Настя», радостно виляя обрубком, заменившим ей хвост, энергично бегала по заснеженному газону, и трясла ушами. Чёрный вытянутый ротвейлер. Добродушная и живая. Она поглядывала на меня, периодически вынюхивая что-нибудь на снегу. Помоишница страшная! Наголодалась в своё время. Собаку эту, однажды привёл к нам на работу Санька Пичугин. Её бабульки отгоняли от рыночка в «Черёмушках». Видать потерялась, и жрать хотела. Ну, я её к себе и забрал.
 - Чуха! Позвал я собаку, направляясь в сторону продуктового магазина. Та подняла уши, глянула вопросительно, и определившись с направлением, побежала вперёд.
 Затариться в избу надо было сегодня. И рюкзак собрать тоже. Завтра не до этого будет. Завтра, сразу же после работы, переодеться в походную одёжку, рюкзак на плечи, и до Жекиной бабули. Купив еды, я вернулся домой, и принялся собирать рюкзак. В принципе, чего там собирать-то? Спальник или одеяло, складной коремат, еда, нож. Ну, ещё топор, на всякий случай. Плюс всякие мелочи.


* * * 

К вечеру следующего дня, я переодевшись в походные штаны, куртку и свитер, закинул рюкзак за спину, прихватил намордник с поводком, и пошёл в сторону Жекиной бабушки.
Шли не долго, там всего-то, пару остановок идти. Прицельная метка, ярко рыжее пятно подпалина под хвостом собаки, то и дело мелькала на заснеженных газонах впереди. Я шёл, и насвистывал какую-то навязчивую мелодию. Город, потихоньку накрывали вечерние сумерки. Автомобили зажигали габаритные огни. Пройдя дворами наискось, я приблизился к серой пятиэтажной «хрущёвке». И только было собрался подниматься на третий этаж, как из подъезда вышел Жека. Рядом с ним, внушительной чёрной кляксой, образовалась «Цыпа». Большой чёрный терьер. И как можно догадаться по кличке, тоже сучка. Мы с Жекой поздоровались, собаки обнюхались.
 - Давай перед электричкой на рынок заскочим. Обратился ко мне Жека.
 - Пойдём. А зачем?
 - Да так, еды немного куплю. А то по дороге не успел. Сказал Жека, и двинулся в сторону виадука. Я пошёл рядом. Собаки рванули вперёд по газонам. Цыпа была постарше, да и поопытней. Далеко не убегала. Настя же, как всегда, уткнувшись носом в снег, рыскала из стороны в сторону, ища одной ей ведомые вкусности.
 После того как закупились на рынке, мы приобрели на станции билеты, себе и собакам. Затем вышли на перрон, и лениво покуривая, стали ждать электричку. Небо к тому времени, из сумеречного, постепенно стало тёмным. Вскоре подкатила зелёная колбаса электрички. Мы, зачехлив собак в намордники, и пристегнув на поводки, забрались в нутро электропоезда.
 В электричке, как всегда сработал синдром больших чёрных собак. То есть, места где мы с "Курбатом" присели, практически сразу же освободились. И потом, почти до самого Маганска, были свободными. Собаки развалились на полу, натужно дыша в кожу намордников, мы с Жекой, сидя друг напротив друга, о чём-то непринуждённо болтали. Народ в вагоне, постепенно прибывал. Но на наши с Жекой места, мало кто претендовал. Работало, всё то же правило больших чёрных собак. Лишь женщина с внучкой, да весёлый, слегка поддатый мужичок, присели с краю на наши лавочки. Так мы и ехали.
 Выйдя в Маганске, мы расчехлили собак. И те, почуяв чистый воздух, радостно засуетились вокруг. В тот миг, когда мы почти дошли до трассы, разрезающей Маганск пополам, из-за ближайшего забора выскочил очумелый, взъерошенный кобель. С грозным рычанием он кинулся на Настю. Та, толи по молодости, толи не ожидая подобного поведения от потенциального кавалера, взвизгнув, струхнула. Не успел я возмутиться поведению пса, как из-за забора, куда скрылась Цыпа, вылетела большая чёрная клякса, и атаковала аборигена. Большие белые зубы, поверху аккуратной чёрной бородки, вцепились в основание шеи кобелька. Тот, взвизгнув на высокой ноте, рванул за спасительный забор. Цыпа, победно фыркнув, снисходительно глянула на молодую подругу, и горделиво выгнув спину, зашагала к дороге. Иногда она украдкой посматривала на хозяина. В коричневых глазах, частично прячущихся в шерсти, можно было разглядеть гордость и отвагу. Настя же, побитой кошкой, семенила сзади. Поглядев на собак, мы с Жекой, не сговариваясь, рассмеялись. Цыпа, услышав смех, тут же развернула треугольники купированных ушей, и вопросительно воззрилась на нас.
 - Молодец Цыпа! Похвалил собаку хозяин.
 - А ты Настя! Укоризненно пожурил я свою. Но та, уже забыв об инциденте, рванула вперёд. И весь вид её показывал: - А я что!? Я ничего! Я так, рядом пробегала. И вообще, не я это была.
 Мы с Жеконей ещё посмеялись, и пошли дальше. Перейдя дорогу и поднимаясь к дачам, Курбат заметил:
 - Вот Вовчик, видишь это поле? Он указал рукой на небольшое поле, слева от нас.
 - Ну вижу, и что?
 - Видишь, какой снег белый?
 - Ага. Не понимая к чему он клонит, ответил я.
 - А траву на снегу видишь?
 - Траву? Задумался я.
 - Ну да. Вон те кусты.
 Оглядев повнимательнее поле, кое-где исчёрканное лыжнёй, я рассмотрел несколько невысоких кустиков засохшей травы.
 - Ты про эту полынь что ли? Удивился я.
 А Жека, сделав загадочное лицо, пояснил:
 - Не полынь, а конопля!
 - И что?
 - А то. Улыбнувшись, сказал он. Видишь трава какая вредная? Её даже зима не берёт.
Озадачившись сказанным, я продолжал медленно подниматься в гору. Жека тоже молчал.
 - Я не понял, ты это к чему? Спросил я друга.
 - А к тому. Чем вреднее трава, тем она живучее! Вновь сделав загадочное лицо, ответил он.
 - Я, какое-то время размышлял над его фразой, а затем, не выдержав, спросил:
 - Ты прикалываешься что ли?
 - Ага. Не меняя невозмутимого выражения лица, сказал он.
 - Да иди ты! Беззлобно буркнул я.
 - А я итак иду.
 Какое-то время мы шли молча. Потом дачи пошли правее, а наша дорога вдоль лыжни, левее. Впереди чернел лес. Небо совсем потемнело, стал падать небольшой снежок. Перед усилившимся подъёмом, Жека остановился и спросил:
 - Ты всё насчёт травы грузишься?
 - Да, не ожидая подвоха, ответил я.
 - Да это я так, что бы на лицо твоё задумчивое поглядеть. Улыбнулся он.
 Я с досады выругался. А Женька гад, улыбаясь словно чиширский кот, проговорил:
 - Не грузись Вован. Мы уже всё! В лесу. Воздух, чуешь какой вкусный?
 - Чую, ответил я.
 Вскоре подъём закончился. Мы остановились на опушке чахленького леска, закурили.
 - Нужно не курить года три, что бы все эти лесные запахи как следует прочувствовать! Выкидывая окурок в снег, заметил Жека.
 - Согласен. Ответил я, прицепляя лыжи. Жека занялся тем же. Впереди нас ждал первый качественный спуск. Затем подъём к следующей группе дачь. Собаки крутились рядом, изнывая от нетерпения.
 - Поехали! бросил Евген Гагаринскую фразу, и оттолкнулся палками. Выждав несколько секунд, я устремился следом. Собаки, радостно визжа, бежали рядом. Докатившись донизу, мы, пыхтя и упираясь лыжными палками, принялись за подъём. Затем поднявшись, обогнули дачи, и заскользили по лыжне. Разговоры кончились. Спина Жеки мелькала впереди. Его снега отталкивающая камуфляжная накидка цветом «талый снег», почти сливалась с окружающим пейзажем. Если бы не темнеющий в пол спины рюкзак, я вообще бы его не разглядел. Тем более что у Жеки, была характерная привычка. Он всегда вырывался вперёд, довольно далеко. Затем отдыхая, ждал меня. А так, мы бежали и бежали на лыжах. На белом, местами отдающем синевой снегу, чуть заметной кромкой тени, проглядывалась лыжня. Собаки убежали далеко вперёд, и лишь изредка проглядывались чёрными точками на фоне снега. Снежинки всё усиливающегося снегопада, падая на лицо, щекотали нос и щёки. Постоянно подмывало почесать нос. Но я, упорно передвигая ногами, полз вверх. По началу, дорога к Базаихе идёт всё время вверх. Где-то больше, где-то меньше, но вверх. И так, до самой горы «дуры». Не знаю, кто уж так её назвал, но название я вам скажу, верное. Действительно дурная гора. Особенно, если ты поднимаешься на неё обутый в лыжи. Да и вниз с неё, на беговых-то лыжах, тоже ехать весело. Во-первых, походу спуска в сторону Базаихи, нужно двигаться резко вниз, и вправо. Местами лыжня, как бы разделяется. Правая нога сантиметров на 30 выше. А местами и на все 50. Затем лыжня, плавно изгибаясь, сворачивает влево. А там, до самого леска внизу, с километр, полтора, вниз. Скорость развивается приличная. Это не горные лыжи. Это беговые! Управлять ими во время спуска, гораздо труднее!
 В первые разы, когда я спускался с этой горы на лыжах, падал постоянно. Потом, опыт взял своё. Даже были разы, когда мы с Жекой набирали так называемых «чайников». Людей, которые идут в первый раз в избу. Мы-то с Евгением спустимся вниз, до поворота. И смотрим как чайники падать будут. А падали я вам скажу, частенько. Но не в этот раз. На этот раз, оба мы, что Жека, что я, обошлись без падений. Спустились быстро, с ветерком. А дальше был лес. Лыжня петляла вдоль занесённой снегом лесовозной дороги. Собаки бежали рядом. Лес был каким-то волшебным, загадочным. Настя, молодая и глупая, частенько сбегала с лыжни, и пробиваясь по грудь в снегу, устремлялась к очередной палочке, торчащей из снега. Я свистел ей, призывал к себе. Цыпа же, опытная и матёрая, бежала строго по лыжне, не отвлекаясь. Помимо отлучек за палочками, моя собака вела себя словно пастух. То забегала вперёд, то отставала. Складывалось такое впечатление, что пасла стадо. Я даже как-то прикинул, сколько же она километров наматывает за поход. Если мы с Жекой бежим на лыжах, в гору, с горы, да потом ещё по Базаихе, километров шестнадцать. Затем, километра полтора, два по «Рудневу логу» и в горку, до избы, то сколько же наматывает эта неугомонная собака? Одно знаю точно. После очередного похода в избу, Настя лежит пластом, дня два, три. И с неохотой поднимается поесть или попить. Да и гулять ходит по малу и ненадолго.
 Но это всё мысли. А лес вокруг, был чудесен! А ещё, окрашен какими-то мистическими цветами. Иногда, тени деревьев складываются в странные формы. То покажется, что стволами деревьев написаны какие-то замысловатые знаки, буквы, То покажется, что на тебя из чащобы кто-то пристально смотрит. Но пока бежишь на лыжах, смотреть по сторонам особо некогда. Особенно когда осознаёшь, что Жека, уметелил далеко. А мне, ещё его догонять... Ноги у него длинные, и он быстрее бежит! Да и ходил он на лыжах, по более моего.
 Вот так, бежали, бежали мы, и наконец, выбежали к лесосеке. Мы с Евгением называли это место «губой». Потому что, в один из походов встретили здесь мужичка. У него было оцарапано лицо, и разбита губа. Дровосек, которого зацепило сваленным деревом.
 После губы, начинается плавный спуск к реке. Километра три, если не больше. И спуск этот, настолько замечателен, что просто песня! Отталкиваешься палочками, и едешь. Не быстро, не медленно. Поворотов почти нет. Толкнёшься разок, и едешь без движения. Лишь палки за тобой волочатся. Я даже покурить на ходу умудрялся! Там, главное поворот к ручью не проскочить. А то уедешь к самой Базаихе. Небольшой, но крюк делать придётся. И самое главное, из-за лесосеки, дорога довольно широкая. Лес, лишь по бокам чернеет стеной.
 Тот самый ручеёк, скорее ключ, находится справа. Метров сто, сто пятьдесят в сторону от дороги сворачиваешь. А там, перед коротким крутым спуском ручей. Я и тогда, и сейчас утверждаю. Чудодейственный это ручей! Или всё же ключ. Больно маленький. Не перемерзает ни когда! Я, конечно же в минус пятьдесят там не был. Но вот в минус тридцать четыре, а если верить словам Натальи Борисовны, то и в минус тридцать восемь, был. И пил из этого родника. А самое интересное. В тот, другой поход. Когда мы с Жекой ходили в такой лютый мороз, у меня была ангина. И эта сволочь! Я Жеку имею в виду! Говорит мне:
 - Пойдём в избу. А у меня ангина! Он, студент медицинской академии. Будущий врач! Говорит:
 - Пойдём!
 Я хриплю в ответ:
 - Ты доктор, тебе и отвечать!
 А он:
 - Да пойдём! Нормально всё будет.
 Я тогда даже говорил с трудом! Горло болело, просто жуть! Температура поднялась.
 А этот тип! Я говорит градусник взял. И лекарства подходящие. Упырь блин! Но ведь самое-то главное что? Самое главное, что когда дошли до избы в тот раз, горло у меня болеть перестало. И температуры больше не было. А ведь я, разгорячённый лыжным бегом, пил, прямо из ручья! Я даже лыжи не снимал. Так, упал на пузо. Снег разгрёб ладонями, и пил! И не болело у меня ни чего! И про ангину я забыл! Ну, да ладно. Не об этом сейчас.
 В этот поход, ручеёк, лишний раз доказал свою чудодейственность. Дело в том, что у меня на руках. Особенно на правой, было очень много бородавок. Прямо-таки россыпь! Ну, мы с Жекой, как всегда остановились на этом самом ручейке. И снова принялись жадно пить воду. Собаки тоже полакали. А я, помимо всего, ещё и руки помыл. Прямо желание такое появилось. И я, следуя этому душевному порыву, опустил руки в воду. Разгорячённым ладоням, даже холодно не было. Представьте моё удивление, когда уже в избе, на следующий день я обнаружил, что бородавки-то почернели. Затем стали рассыхаться. На обратном пути, я вновь ополоснул руки. Да ещё и воды с собой набрал. В Красноярске, сняв перчатки, я обнаружил. Бородавок то нет! То есть вообще! И самое интересное, что прошло, вот уже более двадцати лет с тех пор. А бородавки, даже не пытались вновь появиться. Вот я и думаю. Чудодейственный ручеёк то.
 Далее, мы спустились на лёд Базаихи, и заскользили по лыжне. И в этот миг, тучи над головой растянуло в стороны. Стал виден, усыпанный звёздами небесный свод. Далеко впереди, огромным прожектором засияла луна. Может кому покажется, что полная луна это плохо. Ну, там вурдалаки, оборотни, упыри активизируются. Но лично мне, это кажется таким бредом! А вот луна, луна бредом не казалась. Она была словно яркая лампочка! Казалось, что можно при её свете, спокойно читать газету. Вокруг всё преобразилось. Появился спектр, совершенно иных цветов. На однородном вроде бы снегу, появились синие, голубые, фиолетовые цвета и оттенки. Местами казалось, что я вижу также жёлтые, бордовые, и даже красные отсветы всё того же белого снега. Кое-где, на окружающих нас елях и соснах, шапки снега превращались в диковинных птиц и зверей. В темноте теней скальных выступов, чудились лешие. За изгибами скрытой под лёд реки, виделись русалки и мавки. Во тьме деревьев, казалось, стонут кикиморы и чугайстыри. Луна, настолько преобразила окружающий ландшафт, что казалось мы попали в сказку. В голове рождались вынесенные из детства и бабушкиных сказок, волшебные персонажи. А лыжня, меж тем, убегала вперёд. Между диагонально наклонившихся, но ещё покрытых зеленью ёлок.  Вдоль журчащих чернотой полыней, по разноцветному от света луны снегу. Собаки, бегущие впереди, напоминают толи волков из Маугли, толи волшебных псов, из сказки про огниво. А затем, мы приблизились к Рудневу логу. Вход в затемнённый лесом распадок, казался таинственным ходом в пещеру Алладина. Здесь мы остановились. Перекурили перед сложным подъёмом. А затем, интенсивно работая руками и ногами, пошли по напоминающей лёгкий морской шторм лыжне. Деревья сомкнулись над нашими головами, и отсекли лунный фонарь. На какое-то время исчезло волшебство, даримое лунным светом. Появилась лёгкая усталость. Всё же не шутка, после столь длинного перехода, двигаться вверх, по пересечённой кочками и неровностями лыжне. Таким макаром мы ползли ещё минут сорок. Справа, закованный в лёд и укрытый снегом, глухо булькал и журчал на перекатах безымянный ручей. В точности не знаю, может у ручейка этого и было имя, но мне его ни кто и ни когда не говорил. Дальше, перед тем как свернуть в другой лог, ведущий к Резной, нас ожидал особенно высокий подъём. И я, как заправский дурень, всё так же в лыжах, ставя ноги ёлочкой, и упираясь палочками, начал восхождение. Каково же было моё возмущение, когда я, с таким трудом поднявшись наверх, оглянулся, чтобы взглянуть на точно так же, как и я пыхтящего Жеку! А тот, сняв лыжи, преспокойненько поднимался за мною. Но поднимался без лыж. В темноте, конечно же не было видно, но мне кажется, что он шёл и посмеивался над недалёким товарищем. А дальше начался тяжёлый, во всех смыслах этого слова подъём. Перейдя тот самый безымянный ручей, мы воткнули лыжи торцами в снег, за ближайшей ёлкой, там же оставили лыжные палки, и с трудом ориентируясь по слабо выраженной бороздке тропы, оставшейся с прошлого похода, начали медленный подъём, непосредственно к избе. За спиной остались лыжня, ведущая к другим избам. К «Поплавку», двух этажной избушке, стоящей на небольшом утёсе, и к «Шаховке», избе близнецу, если сравнивать её с «Резной. Только в Резной, обоим нам, что Женьке, что мне, нравилось больше. Там, как-то теплее, роднее что ли. Да и название Резная, появилось не на ровном месте. Довольно многое в этой избе, действительно покрыто резьбой. Резьба эта, добавлялась с каждым годом. Ведь часто, туристы или же охотники, кто ночующий здесь одну ночь, а кто и остающийся на три дня и более, добавляли, каждый от себя что-нибудь новое. Кто-то больше, кто-то меньше. Так, постепенно, изба и покрывалась своеобразной историей. Но об этом позже. Сейчас я поведаю о хоть и трудном, но чрезвычайно интересном, и можно сказать, чудесном восхождении! По началу, подъём тянется по косогору. Распадок, ещё не так ярко выражен, и лес, окружающий нас, кажется каким-то блёклым, невыразительным. Но, чем дальше, тем больше. И снег, местами достигающий глубины по пояс, видоизменяется, и лес, обретает всё более и более волшебную окраску. То подобие тропы, по которому мы поднимаемся, петляет и прячется среди пихт и осин. Усталость, накапливающаяся с каждым шагом всё больше и больше, наполняется жаждой! Снег, местами кажется желтоватым, а местами, голубым. Не смотря на желание пить и усталость, мы с Жекой не останавливаемся. Так и «ползём». Цыпа, служит своеобразным указателем. Она поднимается вперёд по тропе. И только лишь когда устанет, бежит позади. Настя же, идёт вперёд неохотно. Путеводителем в темноте леса, она служит недолго. Набегалась уже, замаялась. В общем-то, устали все. Но моя собака, из-за своей дури, больше всех. Вскоре, у нас на пути, показывается завалившаяся берёза.
 - Поклонимся природе матушке! Предлагает Жека, и первым опускается на колени. И ведь не поспоришь! Иначе по тропе не пройти. Обходить слишком далеко. Да и гораздо глубже по снегу. Так мы и бредём потихоньку, по еле заметной кромке тени от тропы, страшась сбиться в сторону. И не то что бы боимся заблудиться. Опасаемся соскочить в более глубокий снег. Хотя, периодически это всё же случается. В такие моменты, лыжные ботинки, по природе своей не имеющие протекторов, скользят и проваливаются в глубокий снег. Ноги давно промокли. Но останавливаться и менять ботинки с лыжных, на те, что имеют удобные протекторы и повышенную защищённую голень, ни как! Будет только хуже. Снег всё одно набьётся и туда. Тогда, ноги и в избе не отогреешь. А её, ещё нагреть нужно. Печку растопить, одежду высушить. В Резной, редко бывают постояльцы. Это, кстати один из тех факторов, которые нам в ней нравятся. А вокруг, творится сказка! Шапки снега, лежащие на лапах елей, пеньки и выворотни, покрытые всё тем же снегом, спрятанные под толстым слоем наста брёвна. Лес жил. Он говорил шумом лёгкого ветерка в вершинах, еле слышным поскрипыванием деревьев, скрипом снега под ногами, и ещё миллионом разнообразных звуков и запахов. А причудливая игра света и тени!? Та самая, что вкупе с воображением, порождают множество сказочных образов. В такой миг, не знаешь что перед тобой. Правда или вымысел. Всё это, вместе с запахом и дивной гармонией зимнего леса, порождают сказочные видения. К примеру, вдруг, взгляд мой зацепился за мрачную фигуру, притаившуюся впереди и немного левее. И все те пятьдесят метров что я к ней приближался, я мог поклясться, что вижу сгорбленную фигуру бабы Яги, в белом платочке, и с белым же котом на  руках. Той самой бабы Яги, из русских народных сказок! Даже жутко стало. Но подойдя поближе, я увидел что это высокий пень, торчащий из сугроба, и покрытый снегом. Причём снег лежит так удачно, что создаётся полная иллюзия, что передо мною сказочное существо. Подобных видений пока мы поднимались, я видел множество. То вдруг вдали покажется огромная туша мамонта, мирно выкапывающего хоботом дёрн из под снега. То среди группы деревьев привидится снежный барс, свесивший с веток когтистые лапы. Но при ближайшем рассмотрении, оказывается что всё это лишь игра собственного воображения. А лес шуршит, скрипит и разговаривает. Только делает он это, как-то гармонично, ненавязчиво. И самое интересное, что когда ты принимаешь его всем сердцем, всем своим существом, всей душой! Лес отвечает тебе взаимностью. Сколько раз я наблюдал подсказки природы. То еле заметным шумом он расскажет тебе, где под снегом скрылось хорошее брёвнышко для дров. То  каким-то неясным образом, намекнёт куда поставить ногу что бы ни поскользнуться. И там, под снегом, действительно оказывается будто специально для тебя подставленная кочка. И ты, принимая гармонию леса, ставишь ногу именно на эту природную ступеньку. И так до бесконечности!
 Но всему приходит конец. И очарованию тоже! Вскоре Женька дошёл до рядочка сосен, и скинув рюкзак, принялся рыться в снегу. Подойдя к нему, я так же сбросил свою поклажу, и устало присел рядом. Он разгрёб снег, и отложив в сторону несколько досочек дранки, снял с ближайшей сосёнки алюминиевый ковшик, оставленный тут кем-то из туристов, и зачерпнув из миниатюрного колодца, с жадностью отпил. Затем протянул ковш мне. С не меньшей жадностью, я прильнул к нему. Вода! Вкусная, живая. Не с чем несравнимая вода! В этом месте, она какая-то особенная! Словами не выразить! Такое можно только пробовать!! А ежели ещё после длительного подъёма в гору! По заснеженному лесу. Так вообще! А потом сидеть, отдыхать какое-то время. До избы осталось метров триста. Может чуть больше. И пусть в горку, а первые сто вообще в крутую. Но это уже мелочи. Главное, почти дошли!
 Собаки тоже жадно пьют. И так же чуя близость избы, в нетерпении повизгивают и крутятся вокруг. Наконец, последний рывок! И вот уже развилка. Влево тропа к Поплавку, через горку. А правее и немного вверх, к Резной. Вот уже совсем скоро, за рядком вековых исполинов, Изба!!! Во тьме ночи, укрытая снегом, Резная. Вырвавшийся вперёд Жека, дёргает за язычок колокол.
 Дон-н-н-н, звенит он, нарушая тишину леса. Этот нержевеечный колокол, повесили давным-давно хозяева избы. Те люди, что и поставили в этой таёжной глуши замечательный сруб. Все они давно постарели. И ходят в Резную крайне редко. А мы часто. Поэтому следим за ней. Стараемся чинить, латать мелкие поломки. Наконец, мы вваливаемся в стылое нутро Резной. Жека, сразу же принимается за растопку печи. Я, начинаю вытряхивать из рюкзака вещи. Побросав их на нары, расположенные большим квадратом в правом углу, я принимаюсь собирать с лавок и полок пластиковые бутылки. Их здесь довольно много. Ведь люди, приходя сюда, тащат с собой много чего. Пиво, газировку, коктейли. Те бутылки что имеют пробки, я складываю в рюкзак. Потом надев его на плечи, бросаю Жеке:
 - Я за водой.
 Он согласно кивает, и расколов топором очередное полешко, суёт дровину в печь.
 Я снова в лесу. Настя, вот неугомонная собака! Ломится за мной. Всё те же триста метров вниз, к ручью, мы преодолеваем быстро. Затем я всё в том же неглубоком колодце, наполняю водой пластиковые бутылки. А потом, сложив их в рюкзак, тащу снова в избу. Конечно, можно было принести воду в казанах. Имеются в Резной два штуки. Довольно большие и громоздкие. Нести их невозможно. Неудобные, цепляются за снег. Да и вода из них расплёскивается. Бутылки в рюкзаке проще. И не порвёт их, когда вода замёрзнет. Вернувшись назад, я тут же принимаюсь переодеваться. Жека уже в сухом, и ставит чайник на печь. Я же пытаюсь развязать шнурки на лыжных ботинках. То ещё занятие. Они смёрзлись, и на потуги не реагируют. В общем, после довольно долгих мытарств, ботинки удаётся снять. Штаны встали колом. Почти вся одежда снимается и развешивается на жердях, над печкой. От кофты, аж парит! Изба потихоньку наполняется теплом. Я, переодевшись во всё сухое, немного отдыхаю. Жека, как всегда суетится по избе. Уже достал и порезал на части свечи. Зажёг их. Притащил из дровяника полешек, наколол дров. Открыл и поставил на печку консервные банки. Каша с мясом. Разогреется быстро. Для начала заморить червячка (удавчика восьмиметрового!) хватит. В общем, он занят общественно полезными действиями. Я тоже без дела долго не сижу. Тут же нахожу себе занятие. Достаю тарелки с полок, и ломаю в пачках лапшу быстрого приготовления. Вскрываю и нарезаю тушёнку. Суечу  на стол.
 Совсем забыл описать внутренности Резной. Снаружи, с торца, имеется открытая площадка под навесом. Справа небольшой дровяник. С лева опора, рядом с которой подвешен тот самый колокол. Небольшая скамеечка у двери. Внутри, помещение шесть на четыре метра. Сразу слева, кирпичный простенок, к которому примыкает железная печка. Над ней, те самые жерди для сушки вещей. Далее, прямо за печкой под окошком небольшой столик для готовки. Если смотреть прямо от входа, взгляд натыкается на упирающийся в торцевое окошко стол. Стол этот большой, прямо-таки огромный! В левом углу широкая скамья. С торца стола, огромное, вырубленное из цельного ствола дерева кресло. Справа, примыкающие к двум стенам нары. Эти самые нары, увенчаны украшенным резьбой столбом. Так же, к столбу и торцевой стене, на цепях подвешены нары поменьше. Как бы второй этаж. Но эти нары раздельные. Одноместные. Если мы идём с Жекой вдвоём, то обычно на них и спим. Там тепло дольше сохраняется. Кроме того, около правой стены, имеется узенькая лавка. Она переносная. И служит подставкой для выдвижных нар. Тех, что прячутся под основными. В правой стене, так же имеется окошко. С правой же стороны, между окошком и торцевой стеной, где расположена дверь, имеется куча полочек. На них находится посуда. Кружки, чашки, тарелки, и так далее. Под этими полками, обычно стоит обитый металлом короб. В нём хранятся всевозможные крупы, макаронные изделия, кисель, сахар, сухари и тому подобное. Кроме того, над дверью вдоль всей стены, тоже имеется полка. Там лежит всякая всячина. Казаны стоят тут же, справа от двери. На стене, прямо над ними,  вбиты крючки для верхней одежды. Ещё есть небольшая полочка над широкой скамьёй возле левой стены. Изба опрятная и красивая. Во многих местах украшена резьбой. Помимо всего, есть журнал. В нём обычно, оставляют записи, а иногда и рисунки, все те, кто посещают избу. Называется он «ЖОПА» И расшифровывается довольно просто. Сверху вниз, столбиком написано именно это слово. Жопа, это абривиатура. . В итоге получается: Ж. журнал; О. общественной; . посетительской; А. активности. В нём куча записей, даты, пожелания, подписи, список имён тех, кто посещал избу в то, или иное время.
 Ну вот, ужин готов. Обычно, это лапша с тушёнкой, чай и «приколюхи». Что такое приколюхи? Это прикольные сладкие фигни! Собаки тоже накормлены. Валяются на полу и балдеют. Раньше, мы таскали для них специальные крупы и сало. Потом перестали. Ну, вернее перестали таскать крупы. На дне обитого металлом короба, из разорвавшихся пакетиков, просыпается невообразимое количество всего. Получается своеобразная смесь. Множество видов круп, макаронных изделий, а так же крошки сухарей, приправ, муки, сахара, соли и так далее. Всего лишь и нужно, что сварить всю эту бурду, заправить салом или тушёнкой, остудить и накормить четвероногих друзей.
 И вот, мы сыты, собаки тоже. В избе тепло. Даже жарко. Потрескивают дрова в печи. Благодать! Кто не был в избе, тому не понять!
 А потом начинается час «балдения». Ознаменован он обычно тем, что согревшись, наевшись и напившись чая, мы с Женькой вспоминаем что-либо из жизни. Или попросту балдеем. Помню как-то раз, до одури напившись чая и умяв при этом почти килограмм козинаков, мы принялись баловаться со словами. Вернее даже не со словами, а с именами звёзд. Всех наших видоизменений имён и фамилий, представителей отечественной эстрады, я сейчас не упомню. Но вот самые удачные, приведу в пример. Алла Пугачёва, превращалась у нас в Аллу Пукачёву. Филип Киркоров в Филипа Хардкорова. А когда кто-то из нас выдал такое сочетание, как Гарик Сука Чёрт! Мы оба заливались смехом так, что аж собаки повскакивали, и обеспокоенно вертя головами, стали искать источник шума. А мы смеялись ещё с полчаса. Затем коверкать фамилии и имена звёзд нам прискучило, и мы принялись дурачиться по-другому. Ну к примеру, кто-нибудь придумывает слово или определённый смысл. И вспоминая, засевшие в голове слоганы навязчивой рекламы, нужно подставлять это самое слово или смысл в ту или иную рекламу. Получается смешно. Не всегда конечно, но если перебирать довольно долго, то обязательно что-нибудь забавное выйдет. Так и дурачились.
 На столе, отбрасывая мягкий свет, горит одинокая свечка. Свет её, освещает часть стола, и постепенно рассеиваясь, едва обозначает край деревянного кресла и небольшой фрагмент стены. Жёлтые брёвна, выхваченные слабым огоньком свечи, исчезают во мраке избы. Тихо потрескивают дрова в печи. Еле слышно ворчат во сне собаки. За окошком стало светлее. Нет, это не рассвет, до него ещё далеко. Просто луна выползла из-за Собки, и словно маленький прожектор, освещает заснеженный лес. Мы выходим на улицу покурить. Садимся на ту самую лавочку, что справа от двери. Закуриваем и молчим. Тишина такая, что кажется она звенит! Чудится, что её можно нарезать ножом. Свет от луны, падающий на деревья, окрашивает всё в причудливые оттенки. Сугробы, прежде белые, стали голубоватыми и в полоску. Это тени деревьев, своеобразно раскрасили ландшафт.
 - Прямо зебра какая-то! Говорит Жека, указывая рукой с зажатым в ней бычком в сторону тропы, по которой мы пришли. Глянув в том направлении, я с ним соглашаюсь. Изнутри избы кто-то заскрёбся. Открываю дверь, и на улицу выползает сонная Настя. Тянет носом, уши слегка поднимаются, и она, потянувшись всем телом, трусит вдоль той самой тропы, где сугробы рассечены луной. Мы с Женькой давно уже докурили. Но сидим всё так же, не шевелясь. Наслаждаемся видом и тишиной природы. Внезапно, лес оглашается полоумным лаем моей собаки. Мы с Женькой переглянулись. Сразу сотня тревожных мыслей появилась в голове. А вдруг медведь шатун! Или люди какие-нибудь! Люди в тайге, далеко не всегда хорошо! Скажу больше, зачастую, люди в тайге, это опасно! Но потом всё становится ясно. Настя бежит обратно. Причём неторопливо, без страха. Видна она, как большая чёрная тень. Внезапно, на повороте тропы собака резко тормозит. Словно напуганный котёнок выгибается, и истерично лает на довольно высокий, покрытый снегом пень. Поняв что её напугало, мы с Жекой согнувшись пополам, взрываемся смехом.
 - Сразу видно городская! Давясь смехом, говорит Курбат.
 - Вот дура-то потороченная! Так же сквозь смех, отвечаю я.
 - Настя, дура! Иди сюда. Зову я собаку, и хлопаю ладонью по ноге. Та, всё так же взъерошенная и очумелая, бежит к нам. Подбегает, мы её гладим по широкой голове.
 - Что, испугалась!? Улыбаясь, спрашивает её Жека.
 - Эх ты, шельма боязливая! Теребя уши собаке, говорю ей я. Затем мы возвращаемся в избу. Цыпа, лишь поднимает голову. Во взгляде её умных глаз, ни намёка на страх или беспокойство. Лишь насмешка над молодой и глупой подругой. А мы, вновь подкинув дровишек в печь, гасим свечку, и заползаем на верхние нары. Тихонько переговариваемся какое-то время. Но усталость, постепенно берёт своё.
 Утром срабатывает охотничий будильник. Выпитый в обильном количестве на ночь чай, просится наружу. Тут, хочешь, не хочешь, а нужно вставать. Изба за ночь под остыла, и вылезши из-под одеяла, назад залезать уже не хочется.
 Оправившись, и слегка взбодрившись от лёгкого морозца, возвращаюсь в избу. Женька тоже проснулся. Но в отличии от меня уже возится у печи.
 - Вован, Я лучинок подкинул, ты потом полешек подбрось, когда разгорится.
 Вот жук! Типа он на полчаса пошёл. Да так же как и я, через пару минут вернётся.
 Вышло всё именно так, как я и думал. Я подождал, пока лучинки разгорятся, подкинул дровишек потолще. Жека времени не терял, налил воды из бутылок. Немного в чайник для нас, немного в кастрюлю для собак.
 - В Поплавок пойдём? Спрашивает он меня.
 - Конечно. Сейчас собакам пожрать сварим, чайку попьём, да сгоняем.
 Накормив собак и набив дровами печь, мы идём в гости в другую избу, в Поплавок. Пройти, можно тем же путём что мы шли и сюда. То-есть спуститься через ручей по распадку в «Руднев лог». Потом повернуть направо. А можно срезать, пройти через горку. Мы выбираем последнее. Тем более, что по неписанным правилам туристов, тропы ведущие от избы к избе, необходимо постоянно натаптывать. Лес вокруг, совсем иной нежели ночью. Теперь он яркий. Местами зелёный. Среди ёлок и в верхушках сосен. Местами серый или светло-коричневый, среди других групп деревьев. Снег не просто белый, он яркий. В пробивающихся лучах весеннего солнышка, он играет всеми цветами радуги. Тропа, немного пропетляв среди невысоких веточек частого кустарника, постепенно сползает на косогор. Затем резко уходит вниз. Собаки радостно бегут вперёд, как бы приглашая нас за собой. Мы и не противимся. Тоже разгоняемся под горку. Во время бега по весеннему лесу, под лай собак и щебетание птиц, мы словно на крыльях, летим вниз. Иногда, относительная твёрдость тропы выскальзывает из-под ног. И тогда, ты либо просто проваливаешься в снег по колено, либо улетаешь в заносе в сугроб. Бывает глубина снега и по пояс. Тогда, слегка раздосадованные мы выползаем из сугроба, на всё ту же относительную твёрдость тропы, и снова мчимся вниз. В нескольких местах этого сумасшедшего спуска, попадаются укрытые снежным покровом брёвна. Тогда бег, останавливается сам собой. Сквозь мелькание ёлок и кустов, замечаю крутящихся на одном месте собак. И вот, я уже останавливаюсь рядом с Жекой.
 - На «бобах» кататься будем? Спрашивает он.
 Я пожимаю плечами.
 - Можно. Ты же сам понимаешь, что сейчас из нычки их не достанем, потом в лом будет за ними идти.
 Жека кивает в знак согласия, и уходит куда-то в сторону. Настя, вот неугомонная собака! Бежит за ним. Более мудрая Цыпа, сидит рядом со мной. И лишь треугольники купированных ушей, поворачиваются вслед за хозяином и молодой подругой. Затем она оборачивается бородатой мордой ко мне, и вопросительно смотрит. Я не реагирую. Лишь закуриваю. Цыпа, всё поняв, сидит рядом. Лес вокруг, скрипит, шуршит, щебечет. Где-то вдалеке застучал дятел. Журчит и булькает под ногами и толстым слоем льда, «»безымянный ручей». Вокруг яркость весеннего леса и острый запах тайги. Воздух чистый и прозрачный! Хочется вдыхать и вдыхать его снова и снова. Наконец, из-за деревьев показывается Курбат. Он тянет за собой пару бобов. Следом за ним бежит Настя. Она выломала где-то очередную палку, и пытаясь обогнать по сугробам Жеку, мешает ему идти. Женька беззлобно ругается на неё, перебирая ногами. Наконец он подошёл к нам. Протянул мне верёвку одного из бобов, и тоже закурил.
 Бобами мы называем, некое слабое подобие саней бобслея. А попросту. Разрезанные по вдоль, синие пластиковые бочки. В начале этой конструкции, пропущенная сквозь бывшее днище верёвка. За которую собственно, ты и тащишь боб за собой.
 Мы устремляемся к склону противоположенной сопки. Там наверху. На небольшом утёсе, стоит Поплавок. Двухэтажная изба. Подъём довольно крутой. Но в этом–то и вся прелесть! Потому как, посетив избу, мы будем кататься с этого склона на бобах.
 Поднявшись как бы по спирали. Против часовой стрелки к Поплавку, мы заходим вовнутрь. В избе тепло. В печи ещё тлеют угли.
 - С утра кто-то ушёл. Говорит Жека. Соглашаюсь с ним.
 - Чай будем ставить? Спрашивает он.
 - Не знаю. А есть смысл? Жека щупает печку, смотрит на наличие оставленных на растопку дров. А потом, убедившись в отсутствии воды, заявляет:
 - Чего-то мне не очень хочется за водой вниз идти.
 - Тогда обойдёмся без чая.
 Просмотрев записи в местном журнале, убеждаемся, что был здесь кто-то не очень знакомый. Либо мы такого человека не помним. Оставляем свою запись. Мол, такие-то были здесь тогда-то. Что пришли из Резной. Ни кого не встретили. Были в гостях. А потом, пошли кататься на бобах.
 Изба Поплавок, заслуживает отдельного описания. Она не такая как Резная. И из другого материала сделана, и размерами отличается, и вообще, всё в ней по-другому. Она грубее что ли. Брёвна внутри, местами потрескавшиеся. Вход в избу с боку, а не как в Резной с торца. Справа стоит печка. Кто-то из «динлинов», команды, которая собственно эту избу и срубила, говорил мне, что эту самую печь, помогал сюда тащить мой батя. Уж не знаю, правда это или нет. Но даже если нет, то осознание того что мой отец приложил усилия к постройке подобной избы, греет душу. Прямо от входа расположен стол. Он тянется через всю избу. И упирается, как и в Резной, в торцевую стену. И так же как и в резной, с одной стороны у него окно. Стекло в этом окне, между прочим, экспроприировано из электрички. Вроде бы сам Горшков его притащил. Горшков, это человек, по чьей инициативе, собственно и построена изба Поплавок. Вроде бы как хозяин. Справа, у противоположенной стены есть топчан. На нём обычно спит Горшков. Конечно же, помимо Сергея Горшкова эту избу строили множество людей. Буш, Паклин, Соловей, Петров старший, и многие другие. В том числе принимал участие в стройке и Женька Курбатов. Тот самый Жека, с которым мы сюда и пришли. Но продолжу описание избы Поплавок. Сразу слева от входа, расположена лестница наверх. На втором этаже, справа огороженная жердями труба. А по периметру, вдоль стен, несколько невысоких нар. Сразу слева от лестницы, выход на балкон. Балкон небольшой, под крышей. Что-то типа мансарды. Вид с него прямо на тропу, ту самую, что ведёт к избе от Руднева лога. Сам Руднев лог, так же хорошо просматривается. Видна искусственная запруда на ручье. Там где когда-то была баня. Баня давно сгорела. Как собственно и изба «Рудневка». Что стояла внизу в распадке. Практически под Поплавком. Остался от неё только туалет. Забегая вперёд скажу:
 - от всех этих изб, остались лишь туалеты, да лавочки возле уличных костровищь. В один год, какая-то сволочь пожгла все избы. Возникала версия, что это сделали егеря из закрытой части заповедника «Столбы». Я лично, в эту версию не верю. Стояли себе избы по двадцать лет, им не мешались, а тут на тебе! Да и не стали бы егеря жечь избы летом. А ведь Резную, как собственно и Поплавок, сожгли весной, летом! Позже, на острове сосновом, в команде «Бардак», я общался с одним человеком. Тот утверждал, что знает того, кто сжёг все избы. Но имя он мне открывать отказался. Говорит, вы же его убьёте! А я грех на душу брать не буду. Ну что сказать!? Убить бы не убили. Но с переломами многих конечностей, эта сволочь в больницу бы точно попала! Лично бы кулаки не пожалел! Всего этот гад, сжёг четыре избы. Все за один год. «Шаховку», даже дважды. Если мне не соврали. Вроде бы Шахов её восстанавливать взялся. Несколько венцов скидал. А придя в очередной раз, обнаружил, что и это всё сожжено. Как подобных поджигателей называть, дорогой мой читатель, сам решай.
 Ну, да хорош о грустном. Напишу лучше, что мы с Женькой делали дальше. А дальше, мы катались на бобах. Правда перед этим, я решил сходить в местный клозет. Вокруг всего Поплавка, по краю горки, выложены деревянные настилы. Получается, что-то типа балкона. Дальше, пройдя вдоль вершины горы по настилу, утыкаешься в туалет. Само по себе, это сооружение примечательно несколькими вещами. Во первых, определить что там кто-нибудь находится, можно по своеобразному шлагбауму. Когда кто-то идёт по нужде, этот кто-то опускает шлагбаум. И на нём можно прочесть табличку с надписью «анализ не сдан». А если в туалете ни кого нет, то шлагбаум поднят. При этом, табличка переворачивается. И на ней написано, «анализ сдан». Такой вот, своеобразный юмор. Второе, что примечательно в этом произведении народного искусства. Так это то, что боковые и задняя стенки у этого туалета, выложены из лежащих друг на друге бутылок. Каких их там только нет! И винные, и пивные, и водочные, и даже коньячные. Стекло обратно тащить ни кто не хочет. Так вот и приспособили под строительный материал. Плюс ещё, когда ты сидишь в позе горного орла, тебе открывается прекрасный вид. Вид на Руднев лог, и на остатки Рудневки. И на другой туалет. Романтика блин!
 Катание на бобах, отдельная тема. Для начала, тащишь эту полубочку за собой. Довольно высоко. Потом садишься в неё, заправляешь вовнутрь вожжи, и всё! Отталкиваешься, и вперёд. В лицо летит снег, мелькают деревья, рычат от восторга, бегущие рядом собаки! Скорость сумасшедшая! Рулить приходится руками. Если в варежках или перчатках, то ещё ничего. Но вот если без них! Руки обжигает, ты автоматически притормаживаешь, кайф от поездки притупляется. Помню один раз, пошли мы в Резную толпой. Шестеро нас было или семеро, не помню. Потом к нам прибавилось ещё шестнадцать человек из института туризма. Но это уже в Резной. Случайные соседи. В избушке тесно, жарко. Даже печь не топили. Мы, те самые шестеро или семеро, пошли в гости в Поплавок. На бобах покататься. Да с местными поздороваться. Пришли, пообщались. Песен попели, на бобах покатались. Бобов всего три. Два одноместных, один большой. Он рассчитан на двоих. Когда до меня очередь дошла, мне выпало ехать в двухместном. А там, впереди сидит человек, поджав ноги, и позади человек, как бы обхватив ногами переднего. Рулит руками задний. Мне выпала роль сидеть позади. А я перчатки в Резной забыл. В общем, катались мы с одной девчонкой. Весело было. До поры до времени. Мы с ней раз двадцать скатились. И примерно половину из этих раз, втыкались в пенёчек. В общем, помимо горящих от снега рук, у меня ещё болело там. Ниже пояса. Я прямо-таки боялся, что оставил хозяйство на спине симпатичной девчонки!
 В этот раз, ни чьей спины впереди не было. Да и горка не была раскатана до того состояния, что пенёк этот торчит. Плюс день, светло. Видно хорошо. Тогда же, в темноте. Из-за девичьей головы ни чего не было видно. Снег в глаза летит. В общем, кататься можно по-разному.
 Накатавшись до поросячьего визга, мы потопали обратно. Спрятали бобы, и пошли наверх. В этот раз, ещё ни чего! Вот когда мы с Женькой в первый раз в избу ходили! Это было да! Мы с ним тогда пришли в Поплавок. А там, народу тьма! Плюс Аркаша ворчит. Аркаше этому, оба мы. Что я, что Жека. Давно хотели начистить рыло! Вечно всем недовольная бабка! Говнистый человек! Постоянно во всём у него молодые виноваты! И холявщики мы! И косячники! Сволочная личность. Он бы вечно ворчал. Но Горшков его один раз чётко отсёк.
 - Ты чего Аркадий на парней бурчишь? Мы-то состаримся скоро. Ходить в избы перестанем. Кто кроме них будет за избами следить? Тот и заткнулся. Правда гнидой от этого, быть не перестал. У него, даже выражение лица, какое-то крысиное! Ну, да чёрт с ним! Просто, за то что он нас тогда с Женькой отправил в Резную, ему многие из динлинов потом предъявляли. Нам-то с Женькой пофигу было. Но вообще, так в лесу себя вести нельзя. Отправлять невесть куда, кого бы то-нибыло. Из личной неприязни, или по скудности собственного ума, нельзя! Это все знают. Помимо этого случая, довольно много сволочных поступков за ним водилось.
 А мы тогда спорить не стали, ушли. По довольно крутой тропе, что ведёт от Поплавка в Резную, с месяц никто не ходил. От тропы, одно название. Тоненькая полосочка, чуть провалившегося снега. А горка крутая! Если вы когда-нибудь поднимались в заповеднике столбы, от основной трассы к скале «Дед». Или в горку, к входу в пещеру "Большая Орешная", то поймёте насколько. Всё примерно так же круто. Только по пояс в снегу. Нет, местами бывало и по бедро. И даже по колено. Но всё же. Благо у меня тогда крепление на лыже разболталось. Мы её с собой взяли для ремонта. Я тогда, впервые по такой горке по пояс в снегу, в какую-то там избу! Помимо того что умаялся, из матерился про себя, наверное на год вперёд! Ботинки лыжные скользят! Лыжину поперёк в снег положу, ногами шлифую, пока что-то типа ступеньки не натопчу, дальше передвигаюсь. И так, часа два или три шли. Женька меня даже похвалил в тот раз:
 - А ты молодец! Не ныл. А-то, пойдёшь с некоторыми! Всю дорогу ноют.
 Но это было в первый раз. Тогда и непривычно всё было. И движений лишних много делалось. И тропу другую мы не знали. Сейчас же. Днём, по светлу. В ботинках с протекторами. Ещё и без рюкзаков. Плюс, тропа более или менее натоптана. Взбежали, можно сказать легко. Минут за тридцать до Резной дошли. Тем более, что крутого подъёма-то не так уж и много. Дальше, когда поднимаешься на сопку, тропинка виляет среди, всё того же засохшего кустарника, но идёшь, как по бульвару. И вот, наконец-то развилка. Вниз к ручью, а левее, к избе. Вон уже и ряд лиственниц, край дровяника, и наконец, покрытая толстым слоем снега Резная. Зелёненькая наклейка в углу окна. Охраняется вневедомственной охраной. Какой-то остряк наклеил. Столбик с колоколом. Лавочка, дровяник, укрытые навесом, изба! Вновь греем чай, колем дрова, готовим ужин. В этот раз, мы решили почистить крышу от снега. Больно много его за зиму навалило. Как бы дранку не промяло. В процессе чистки, Жека съехал по скату вниз. Застрял в сугробе, и долго хохотал.
 Эх, Резная, Резная, что же за сволочь тебя спалила!?
 Было довольно тепло, и мы, устроившись у костровища, жарили на углях сардельки. На улице хорошо. Опадает, шурша с веток снег, крутятся вокруг собаки. Запах костра, свежий воздух. Благодать!
 А на следующий день, позавтракав и оставив будущим посетителям лучин и сухих дров, на растопку, мы собрались в обратный путь. В избе прибрано, оставшуюся воду из бутылок выливать не стали. Их, в отличии от казанов льдом не порвёт. Всё чинно и благостно. Даже жаль уходить. Но завтра нужно быть в городе. Работа у меня, учёба у Женьки, да и курево к концу подходит. Самогон, так и не пригодился. И я, как обычно бывает, спрятал его в сугробе за туалетом. Сам клозет, это конструкция из жердей, обтянутая клеёнкой. Находится он, метрах в двадцати от избушки. Местами, всё это сооружение зияет огромными дырами. И я, как всегда когда самогон остаётся, просунув руку в одну из дыр в задней стенке, кидаю бутылку подальше в сугроб. Там их помню, штук десять скопилось. Пару зим кидал. А однажды, в один из походов ходили толпой. И когда алкоголь закончился, я, словно добрый дедушка мороз пошёл за туалет. И порывшись в сугробе, извлёк их все. Радости тогда у народа было! Полные штаны. Кто знает? Может там и сейчас бутылочка лежит?
 Был ещё случай. Можно сказать необычный. Женька, надыбал где-то в лесу около избы чью-то заначку. Несколько банок тушёнки и сгущёнки. Производства, аж-на тысяча девятисот восемьдесят четвёртого года! То есть консервам на тот момент, было что-то около двадцати лет. Банки не раздутые, с виду целые. Ну, мы и открыли. А открыв, попробовали. Нормальная тушёнка! Вкусная! А вот сгуха, засахарилась. И не болел живот потом. В журнале ещё запись была: - «Люди, не забывайте о своих заначках»!
 Дорога назад проходит быстро. Во первых. Всю дорогу до Руднева лога, ты бежишь! Со смехом, с радостью, наперегонки с собаками. Потом, на лыжах по Рудневу логу, хоть и по пересечённой местности, но вниз. Затем, опять по Базаихе. Потом очередной водопой на чудесном ручье. Затем, те самые три километра вверх. Как-то даже не замечаешь, как оказываешься на том месте, что мы с Курбатом называем «Губа». Потом немного вниз, через лесок. И вот. Начинается подъём в гору дура. Тут приходится попыхтеть. Да ещё и этот  подъём по косогору! Затем перекур на вершине. И самый кайф! Съехать с дуры. Иногда удачно. Иногда, приходится падать. Потом покос, небольшой лесок перед дальними дачами. Довольно крутой спуск мимо них же. Опять подъём. И наконец. Быстрый, продолжительный спуск мимо ближних дачь. На нём, можно тоже славно навернуться. Лёха Павловский, во время последнего похода в Резную, именно там лыжу и сломал. Потом лыжная база, станция, электричка. Непосредственно в электричке, усталый и довольный, понимаешь что ты счастлив! А когда выходишь из поезда в городе, Видишь какой снег здесь грязный. Чёрный какой-то! И воняет так, что аж-на в горле першит! Вот в такие моменты, ты и понимаешь насколько хорошо там! В избушке, стоящей среди тайги.
 Постскриптум
 Об избе вообще, и о походах в избы в частности, можно написать ещё много. Может быть, когда-нибудь, я и сподоблюсь на такое действие. Ведь в этот рассказ, не вошло многое из всех тех приключений, что происходили со мной, в этих походах.
 Пост постскриптум. Рассказ "изба" не полон. В нём отсутствует ненормативная лексика, зачастую присутствующая в общении между собою туристов. И вносящая необычайный, какой-то своеобразный колорит! Так же, упущены многие моменты походной жизни. А вообще, рассказ "изба", несколько лет, просил написать меня Жека. Тот самый Курбат. Друг и соратник. И соответственно, посвящается сие произведение, именно ему. Ну, может быть в некоторой мере, нашим собакам.
 Пост, постскриптум. Ни чего не обещаю. Но похоже, что об избе "резная", и о других избах будет написана мною целая серия рассказов.
 С уважением, ваш Владимир Сазонов.


 16 02 2020   Владимир Сазонов  г. Красноярск.  Пос. Водников.