Глава 6. Тамплиеры и трубадуры. Часть 2
Однако то удивительное с точки зрения обыденного здравого смысла и крайне примечательное с позиций исторического анализа процессов человеческого развития событие, имевшее место на Святой Земле вскоре после начала крестовых походов, – имеется в виду, конечно же, возникновение ордена тамплиеров – не может быть адекватно охарактеризовано только лишь повышенным значением критерия Тобайеса.
Что же произошло в те скрытые средневековым мраком, но не такие уж далёкие времена? Обратимся, как говорится, к натурным условиям: большое количество пассионариев призывного возраста оказалось сконцентрировано на небольшой территории. Сам по себе этот процесс хорошо описывается динамикой числа Тобайеса в зависимости от потоков вновь прибывающих и убитых крестоносцев. Но возникновение организованной структуры, состоящей из пассионарных личностей, объединённых вполне аттрактивным принципом, а именно защитой ближних от посягательства проклятых сарацинов, побуждает искать более тонкие объяснения этому социально-психологическому феномену. Ведь перед каждым потенциальным тамплиером стояла проблема выбора (или он стоял перед дилеммой) – грабить в своё удовольствие или становиться на сторону справедливости в том виде, как её понимали в самые что ни на есть средневековые времена, в ущерб собственным шкурным интересам и пожеланиям родных и близких.
Иной хитроумный рационалист скажет, что, хорошенько поразмыслив, горстка не слишком богатых рыцарей, не имевших даже достаточного для всех количества коней, решила объединить свои весьма ограниченные силы и средства для борьбы за светлую идею, предвкушая при этом возможные будущие материальные преимущества.
На самом же деле причина такого удивительного объединения кроется в пассионарно-аттрактивной структуре ограниченного контингента вооружённых людей (первый отряд тамплиеров насчитывал всего восемь рыцарей!), оказавшихся в данном месте в соответствующий исторический момент. Превышение количества активных пассионариев, обладающих ярко выраженными аттрактивными качествами – в этом случае главным образом чувством справедливости – с неизбежностью привело к зарождению нового социального процесса, оказавшего огромное влияние на развитие западной цивилизации.
Такая ситуация описывается малоизвестной и трудно вычисляемой функцией Мусинга, представляющей собой произведение критерия Тобайеса на коэффициент аттрактивности данной популяции в соответствующий период времени. Коэффициент этот показывает долю в рассматриваемой популяции пассионариев с достаточно ярко выраженными аттрактивными характеристиками и практически не поддаётся исчислению в связи с невозможностью в подобных случаях определить, что же является достаточным. Когда функция Мусинга преодолевает некоторый порог, различный, по всей вероятности, для разных популяций, это означает, что количество активных пассионариев, обладающих чувством справедливости и другими привлекательными качествами, достаточно для того, чтобы наломать немало дров и изменить мир. По крайней мере, попытаться.
Фактически функция Мусинга показывает ту внутреннюю энергию, что скопилась в отдельной человеческой популяции или во всём обществе, и проявления которой могут привести как к позитивным, так и крайне разрушительным последствиям – благими намерениями, как известно, дорога в ад вымощена! В определённом узком смысле функция эта аналогична термодинамическому потенциалу (свободная энергия Гиббса), поэтому в дальнейшем, рассуждая относительно всплесков человеческой активности и социальных катаклизмах, мы предпочитаем пользоваться термином «потенциал Мусинга».
Ход истории подтверждает предположение о том, что сама величина потенциала Мусинга не столь уж важна с точки зрения происходящих событий. Куда значимее оказываются его производные, отражающие различные аспекты динамики, что, впрочем, интересно только тем из любезных моих читателей, кто не забыл ещё основы дифференциального исчисления! На бытовом же уровне эти рассуждения сводятся к тому, что даже совсем маленькая группа активных людей с пчелой в шляпе, как принято говорить в старой доброй Англии, может сыграть весьма существенную роль в ходе исторических событий.
И действительно, во время первого крестового похода на Святую Землю некий шампанский рыцарь Гуго де Пейн (Хью де Пейон, фр. Huges de Payens или Payns, ит. Ugo de’Pagani) собрал команду всего-навсего из восьми человек, все из которых состояли в родстве с ним либо по крови, либо по свойству, и в крайне сжатые сроки превратил горстку бескорыстных христовых воинов в могущественный и богатый орден Тамплиеров, первым магистром которого он и стал.
Объединила ли их идея? Так считают многие поверхностные мыслители, но идея может объединить лишь тех, кто готов к единству. Идея скорее является поводом, причина же кроется во внутренних свойствах самих субъектов объединения: именно они, обладая высоким потенциалом Мусинга, способны производить различные эффекты, революционные по сути, а иногда и по форме, меняющие наблюдаемую картину мира практически мгновенно. В историческом масштабе, конечно.
Искусный наблюдатель, скрупулёзно сопоставляющий исторические казусы, не может не заметить одно поразительное, можно даже сказать пекулярное, совпадение. Практически одновременно с зарождением на бурлящей кровавыми страстями Святой Земле первого отряда тамплиеров, ведомых Гуго де Пейном к будущим победам и неизведанным зияющим высотам, в благословенной Окситании появились первые трубадуры (фр. troubadours, окс. troubadour), которые тут же стали оказывать благотворное влияние на общественные и частные нравы обитателей средневекового Старого Света.
Стоит отметить, что русская коннотация слова «трубадур» вводит в заблуждение, отражая эмоциональные оттенки и оценочные суждения, основанные на отдельных частях слова – «труба» (в смысле музыкальный инструмент) и «дур» (весёлый музыкальный лад, если верить словарю Даля). Реальное же значение происходит от окситанского слова trubar – «изобретать», «находить». И с такой интерпретацией согласно большинство современных любителей Прованса! Лишь немногие умники полагают, что термин трубадур произошёл от многозначного древнегреческого «tropos».
Как бы там ни было, а первое употребление слова трубадур приписывают Раймбауту Оранскому (окс. Raimbaut d’Aurenga), весьма могущественному сеньору Ауренги (Оранжа) и Картенсона. Да он и сам был выдающимся трубадуром, изысканная манера письма которого, наряду с редкими рифмами и запутанной поэтической формой, до сих пор восхищает чудом сохранившихся ценителей куртуазной поэзии.
До наших дней дошло около шестисот имён различных трубадуров, не так уж много их было, следует заметить. При этом почти все они были людьми родовитыми и знатными, богатыми или, по крайней мере, весьма обеспеченными. Может быть, из-за этого аттрактивные качества трубадуров проявлялись в стремлении к прекрасному, а не в чувстве справедливости. Наделённые изрядной пассионарностью, трубадуры, воплощающие дух Окситании, качественно отличались по совокупности параметров, определяющих потенциал Мусинга, от крестоносных рыцарей, устремившихся на Святую Землю и составивших костяк будущего ордена тамплиеров.
По сложившейся традиции первым трубадуром Прованса принято считать герцога Аквитанского, родного прадеда английских королей Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного. Он так и вошёл в историю как Гильом IX Трубадур (окс. Guilhem IX le Troubadour de Peiteus d'Aquitaine, фр. Guillaume IX le Troubadour). Его ещё называют Франсуа Вийоном XII века, но это сравнение явно хромает!
В 1095 году Папа Урбан II проводил Рождество при дворе Гильома и, воспользовавшись этой оказией, призвал герцога Аквитанского поучаствовать в крестовом походе. Но Гильом проигнорировал папский призыв, имея совсем иные планы. Он решил воспользоваться временным отсутствием одного из основных участников первого крестового похода графа Тулузского Раймунда IV (фр. Raymond IV de Toulouse), известного также как Раймунд Сен-Жильский (фр. Raymond de Saint-Gilles, по названию его родного города Сен-Жиль, что около Нима), человека весьма воинственного и набожного, принимавшего участие в испанской Реконкисте и совершившего в 1071 году паломничество в Иерусалим. Во время этого паломничества он ослеп на один глаз — согласно армянским хроникам, «тачики выкололи в Иерусалиме глаз князю Жинчилю» (ХРОНОГРАФИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ, составленная вардапетом Айриванским Мерхитаром, в которой Раймунд фигурирует под именем князя Жинчиля). Вполне естественно, что такой человек с легкостью мог бы помешать давно вынашиваемым планам Гильома Трубадура прибрать к рукам Тулузу, и вот, наконец-то судьба улыбнулась герцогу Гильому – в конце октября 1096 года Раймунд, которому в то время было уже за пятьдесят, выдвинулся из Тулузы и в сопровождении супруги Эльвиры и папского легата Адемара Монтейльского направился со своим войском к Святой Земле. Гильом же без особого труда овладел Тулузой, с успехом осуществив свой коварный план и поставив тем самым себя под угрозу отлучения от церкви.
В дальнейшем ему всё же пришлось поучаствовать в военных действиях – дабы сгладить противоречия и примириться с руководством церкви он принял участие в крестовом походе 1101 года, при этом, правда, чтобы собрать деньги, которые, как известно, являются кровью всякой войны, пришлось заложить Тулузу графу Бертрану, старшему сыну Раймунда IV и его жены Эрменгарды, брак с которой впоследствии был аннулирован из-за слишком близкой степени родства.
Ничего хорошего из крестоносных авантюр Гильома не вышло, военные неудачи преследовали его: в течение года, проведенного на театре военных действий в Анатолии, он участвовал в основных сражениях и постоянно терпел поражения. В конце концов его войско попало в засаду под Гераклеей и было наголову разбито султаном Кылыч-Арсланом I (тур. Kilic Arslan, полное имя — Дауд Кылыч Арслан ибн Сулейман-шах), полностью уничтожившим в 1097 году христианский отряд народного крестоносца Петра Пустынника.
Сопровождавшая войско Гильома Аквитанского красавица маркграфиня Ида Австрийская (Ида Форнбах-Рательбергская), мать семерых детей, после смерти мужа примкнувшая к крестоносной армии, либо погибла во время кровопролитного сражения, либо была пленена сельджуками и доставлена в Хорасан, где, согласно позднейшей легенде, проживала в гареме, пользуясь при этом необычайным успехом, обусловленным не столько отменной физической формой, но изрядными знаниями предмета, который послужил в эпоху Возрождения основой для бессмертных сонетов Пьетро Аретино, блестяще проиллюстрированных гравюрами Маркантонио Раймонди, учившегося изящным искусствам у самого Рафаэля.
Сам же Гильом, по свидетельству Одерика Виталия, вместе с герцогом Вельфом Баварским, который, следует заметить, скончался вскоре на Кипре, не успев доехать до милой его сердцу Швабии, и шестью людьми из своей свиты – всё, что осталось от могучего войска – добрался-таки до спасительной Антиохии, несмотря на необычайные тяготы и лишения, выпавшие на долю незадачливых сынов Прованса, отправившихся защищать гроб господень под водительством Аквитанского Трубадура.
Свидетельство о публикации №220101401695