Вирус безумия 2

      (повесть)

                Кто знает, что сталось бы с разумом, не угоди ему в сёстры душа.
                /Людвиг Август/

      1.

      Хромов не выбирался в посёлок около месяца. В прежнем режиме за это время он съездил бы к людям уже раза три, но сейчас к тому не было ни особой потребности, ни желания. Дневной промер таёжной колеи, туда да обратно, лишь с тем, чтобы с кем-то часок языком почесать – хлопоты дюже кривые, а для жизни прямой в целом всего хватало. Разве хлеб как всегда первым вышел из рациона. Только нынче перебой с ним в дорогу не гнал. Мотаться за постояльцами тоже не стоило. С тех пор как на планете всё встало с ног на голову от потрясений, организованный туризм практически схлопнулся.
      Схлопнулось много чего, мир менял очертания. Редкие вести с большой земли неизменно тревожили и, становясь привычными, вызывали стремление лучше б о них не знать, оградиться, сохранить хотя бы в своём уголке первозданное, то, что досталось от предков. За отсутствием телесигнала и связи здесь, в глуши оно удавалось. Зато как наведаешься в посёлок… Теракты, бунты, войны, эпидемии, безработица, голод, финансовый крах, дипломатический коллапс, природные и техногенные катастрофы – слушать не было сил. Ты-то, простой человек, что изменить можешь? Одно пока хорошо – вся эта «цивилизация» за горизонтом.
      В прошлом году она приласкала. Прохиндей явился, в заблуждение ввёл. Сумел обвести вокруг пальца и Хромова и прибывшую переждать лихолетье семью его друга, всю. Борзых да хитроумных везде хватает, оно конечно. Явившийся же был как раз порождением «прогресса», иммунитет к таким ловкачам в далёких окраинах слаб. Спасибо, проблема тогда решилась. И хотелось надеяться, что едкий дым «продвинутого» человечества принесёт сюда другие проблемы не скоро.
      Отсутствие общения не тяготило. Молчаливый по натуре, отшельник легко обходился без людей, при случае находя собеседников среди верных псов и двух подаренных нынешней весной котят. С этими поди заскучай. Да и дел на заимке всегда хватало. Охота с рыбалкой опять же. Когда ж приходил настрой, выручали книги. Вот, крайний раз привёз из посёлка очерки Гончарова о путешествии на фрегате «Паллада», теперь заканчивал. И улыбался, читая: «Надо быть отчаянным поэтом, чтоб на тысячах вёрст наслаждаться величием пустынного и скукой собственного молчания, или дикарём, чтоб считать эти горы, камни, деревья за мебель и украшение собственного жилища, медведей – за товарищей, а дичь – за провизию». В поэты Хромов не годился. Выходит, дикарь.
      Вообще-то так его называл только один человек, продавщица поселкового магазина. Хотя дикарём на самом деле считала навряд ли. В дамских устах и «чудовище» может звучать милее милейшего «чуда», известное дело. А уж эту-то женщину заподозрить в антипатии к хозяину заимки точно нельзя. Скорее, наоборот…
      Вспомнив о ней, Хромов снял очки, отложил книгу и взглянул на фотоаппарат. Просила ведь плёнку отснять с местными видами, давно всё готово. Пожалуй, пора бы заканчивать с нынешним затворничеством и съездить в посёлок, магазин посетить в том числе. Хлеба купить, а то зачем ещё! Только никак не теперь – солнце в зените. Да и в планах сегодня другие заботы.
      Направился было в сарай, но заворчали, залаяли сторожа, предупреждая, что со стороны просеки приближаются гости. Событие редкое. Сюда добираться незачем, долго, в тягость, а то и опасно, последние годы особенно. Потому каждый такой визит вызывает в первую очередь настороженность. Бывало всякое. Однако стоило приглядеться – тревога утихла.
      Показавшийся за деревьями уазик, видавший виды как всякий здешний транспорт, принадлежал поселковой администрации и находился в бессменном ведении старика Гуцала. Мужички попросили на промысел зверя забросить? Так обычно вяжут с собой прицеп, а тут без него.
      Сам Гуцал, Николай Николаич по имени-отчеству, охоты сторонился. Участник второй индокитайской войны, об оружии он не хотел и слышать, предпочитал грибы-ягоды собирать или помолчать на берегу с удочкой. Земляки его понимали. Не понимали короткое время полвека назад, когда он в обиду местным невестам воссоединился со своей вьетнамской переводчицей и зажил с ней душа в душу. Боевая подруга, натерпевшаяся в юности бед, к несчастью скоро покинула бренный мир, успела лишь подарить ветерану дочь-полукровку. Вот уже сколько лет Гуцалочка (так ласково звали её в народе), миниатюрная, добрая женщина, заведовала почтой.
      Хромов приструнил собак и подождал, пока уазик подкатит к дому. Каково же было его удивление, когда вслед за водителем из машины высыпали сразу пять девчонок разного возраста, все как есть местные школьницы почти в полном составе. Измученные поездкой, они утомлённо гримасничали, разминали суставы и потирали отбитые в дороге места. Отечески оглядев их, сбившихся в пёструю стайку, усталый Гуцал снял кепку, пригладил редкий волос на голове и подошёл к крыльцу. Мужчины пожали друг другу руки.
      — Мир дому, хозяин. Знаю, не ждал.
      — Доброму человеку всегда рады.
      — А я рад, что на месте застал тебя. Кто знает, где и чем занят.
      — Тосковать не пришлось бы, – Хромов кивнул в сторону юных пассажирок.
      — Как и шутки шутить. Мы по надобности.
      — Ну, прошу тогда в дом…
      — Нет, давай лучше тут и сразу.
      Хромов недоумённо повёл плечом.
      — Присядь, – Гуцал показал на крыльцо, – Толк будет краткий, но важный.
      — Стряслось что?
      — Стрясло-о-ось, – отерев кепкой лицо, старик опустился на ступеньку первым, – Ты нас не жалуешь сколько, вот и не знаешь. С большой земли новая напасть идёт. Вверх по реке соседей уже задело. Женщины по миру гибнут. Аккурат детородного возраста. Вирус какой-то метёт, как метлой. Охватил подчистую все континенты, – торопясь сказать что хотел, он не дал себя перебить, – Мы далеко, изоляцию держим покуда. Только беженцы прут. С ними заразе прийти, что глистам в воде просочиться, сам понимаешь. Мужики на сходе до срока решили просить поберечь наших баб у тебя. Ближе – не спрятать, дальше – открытое небо, а чужим сюда дорога в загадку. Так что я с пионерками здесь навроде разведки и авангарда.
      — Детородного возраста, говоришь, – Хромов взглянул на притихших девчат.
      — Его. Мудрёная хворь приключилась. А эти… Тут, знаешь, не легче. Как мор начался, цена на женщин не только гулящих явилась. В городах охота на них пошла, законы не в страх. Какая здоровая зазевалась или ейный мужик не сберёг – ловят, воруют, прячут, в рабынь обращают. По новостям передали, делают даже бизнес на них. Мало подонков? Старухи ещё куда ни шло, не особо дрожат, потому как любителей древностей мало. А за малютками первый догляд. У ловкачей они «на вырост» идут, как рассада. Дескать, потом, когда эпидемия схлынет, планета осиротеет…
      Если бы это говорил кто другой, Хромов вряд ли б поверил хоть слову. Чтоб только женщины чем заражались – ну не абсурд? Слишком живы ещё были воспоминания о том, как глупо попался он в прошлом году. Обвести вокруг пальца человека простого просто. Но тут Николаич ведь – сам в ёлку свой, ссылается на своих и девчонки, вон, в масть – как не поверить!
      — …В общем, задумали мы от греха на упреждение подстраховаться, – подытожил Гуцал, – Как – принимаешь?
      — Что с остальными?
      — Сейчас поеду за ними назад. Под вечер – там, ночью – сюда опять, «поездом» с Витькой Кожевниковым. Он как раз дошаманить свою вахтовку обещался. Всех враз и свезём вместе со скарбом каким, чтобы к утру на посёлке одни мужики с пацанами остались.
      — Так горячо уже?
      — Не представляешь.
      — А участковый, власти с района, соседи-вояки?
      — Ещё кого вспомни. Нынче забот у всех…
      Они помолчали.
      — Тогда сделаем по-другому, – оглядевшись по сторонам, сказал Хромов, – Что-где – знаешь, экскурсий не надо. Давай размещайся тут, с девчонками хату готовь для десанта. А я за руль сяду. Так будет лучше.
      — Машину угробишь, – Гуцал ревниво покосился на уазик, – Да и «буханка» твоя попросторней.
      — «Буханка» моя просторней, но не готова. А твой «козёл», вон, под парами, копытами бьёт. Не капризничай, Николаич.
      — Да я – что? Езжай, только поаккуратней… Чуть не забыл! – старик порылся за пазухой и вынул сложенный лист бумаги с напечатанным текстом, – С неделю назад письмо на твою электронку пришло. Вот, дочка передала.
      Ничего странного в этом не было. В старые добрые времена Гуцалочка вела переписку Хромова с турагентами и, понятное дело, имела к ней доступ. Странно, что на него вышли теперь, почитай, впервые за крайние полтора года. Если это они. Впрочем, активность на его почте вообще редкость.
      Сообщение оказалось не менее странным:
      «Хромов. Наверное, ты уже в курсе, что происходит. Наша знакомая нуждается в защите. Она ни черта не смыслит в серьёзных делах и совершенно беспомощна. Не заразится – без того сгинет. К сожалению, я пока вынужден быть далеко, а ты рядом, и она тебе доверяет. Организовал ей охрану и проездные до вашей деревни. Будет водой в ближайшие дни. Спрячь у себя на какое-то время. Пусть переждёт. Удачи».
      Ситуация, мягко говоря, обескуражила, потому что, кто автор письма и о ком идёт речь, Хромов не имел ни малейшего понятия. Хотя, судя по тексту и отсутствию подписи, подразумевалось как раз обратное. Гуцалочка отправителя указала, но электронный адрес бывает шарада та ещё, в данном случае – не исключение. И ведь сроки в обрез.
      — Неделю назад пришло?
      — Так сказала. Но пока про гостей к тебе из приезжих ничего не слыхал.
      — Добро, Николаич. Командуй тут. Я в дорогу.
      — Что расстеснялись? – крикнул старик девчатам, – Шурьс отседова в дом! – и предупредил встающего Хромова, – Там, смотри, Устюжка взяла берега…
      — Разберусь.



      2.

      Речной трамвай отчалил от пристани, чтобы продолжить путь по течению вниз. Из двух сотен на старте набившихся в него пассажиров, в основном женщин, одиноких и с детьми, здесь, в далёком таёжном посёлке на берег сошла очередная партия, десятка три человек. Они не были друг другу знакомы, бежали из города от беды: малая часть – к дальним, забытым некогда родственникам, большая – наугад, куда глядели глаза. Те немногие, кого сопровождали мужчины, ловили на себе завистливые взгляды. Счастливицы хорошо понимали их.
      В числе прибывших выделялись трое – приятного вида женщина лет сорока пяти в обществе двух крепких парней. Впрочем, дама держалась от спутников слегка поодаль, будто они её тяготили. Те вынужденно соблюдали дистанцию, но, в свою очередь, не оставляли подопечную без присмотра. Эта троица отличалась ещё и тем, что весь багаж женщины умещался в одной лёгкой сумке, а молодые люди вообще были с пустыми руками. В контраст с остальным народом, на протяжении всего плавания никто из них слова не произнёс.
      Сойдя с теплохода, беженцы сами собой сгруппировались вокруг чемоданов, рюкзаков и корзин. Перезнакомились. Объединяла общая цель – поиск пристанища. Кого-то отрядили в парламентарии на переговоры с властью, кто-то обратился к одноногому, на протезе и в бескозырке работнику пристани, кто-то привлёк покидающих берег с самодельными удочками местных мальчишек. Опрос показал, что в посёлке «свободных мест нет». Это не порадовало, но и не удивило. Они здесь не первые и нужно рассчитывать только на себя. Сейчас в глубинке везде так.
      В суете никто не обратил внимания на одного из пассажиров, лет сорока, с чехлом для гитары. Потолкавшись какое-то время вместе со всеми, он отошёл, а затем и вовсе исчез за прибрежными зарослями. Там, в стороне от пристани, незаметные для всех, его поджидали трое других мужчин примерно того же возраста. Похожие на проезжих рыбаков, они замаривали червяка. Рядом на угасающей волне плавно покачивался их катер. Прибывшего встретили без особого проявления чувств, однако с тем видом, когда ожидают известий. Коротко он ими и поделился.
      — Нормалёк, – резюмировал старший этой компании, – Будет добрый улов.
      Сидящий с ним рядом крепыш презрительно фыркнул.
      — Дюжина перечниц со спиногрызами – добрый? Заказчик нас не поймёт.
      — Уймись, Урядник. Тебе бы всё сразу…
      — Ему бы всё молодух, – хохотнув, уточнил третий, обладатель рыжих усов и бакенбардов.
      — Сказано же: не суетиться, – проворчал старший, – Здесь товара наехало уже немеряно, есть из чего выбирать. Надо только расчухать, где они все кучкуются. Агентура в этом поможет, – он коротко взглянул на пришедшего, – Как там аккомпаниатор?
      — Путём.
      — Ладно, Музыкант. Возвращайся к оркестру. Ждём телеграммы в мажоре.
      — Я-то пойду, – сказал тот, поднимаясь, – Только и вам скучать бы не стоило.
      Троица заинтригованно вскинула головы.
      — Среди пассажиров фифа одна обнаружилась. Странная. Явно не клушка из гетто и без багажа. Её двое охранников сопровождают.
      — И что? – нетерпеливо поинтересовался крепыш.
      — Да то, что они сошли здесь. И сразу в посёлок, как по накатанной... Гоняясь за мелкотой, не проморгать бы чего покрупнее.
      — Ловец крупной рыбы нарисовался, – снова фыркнул Урядник.
      — Крупной бабы, – хохотнув, уточнил снова рыжий.
      — Он прав, – задумчиво произнёс старший, провожая взглядом возвращающегося к беженцам соратника, – Эта дамочка вызывает интерес, и если не сулит неприятностей, то может оказаться очень полезна. Надо её прощупать.
      — Легко, – крепыш щёлкнул костяшками пальцев.
      — Охолонись. Ты понадобишься для другого…
      Подельники огляделись, придвинулись поближе друг к другу и повели приватный разговор.
      Музыкант незаметно вернулся в пёструю компанию на пристани.
      Между тем дама, о которой мужчины вели речь, действительно не останавливалась. Миновав прибрежную зону, она вступила в посёлок и в отличие от своих провожатых наверняка знала, куда шла. Как стало понятно, её интересовал медпункт. Однако дверь лечебного заведения оказалась закрыта. Внутри, может, кто и был, только ни на стук, ни на зов ответа не последовало. Женщина выразила удивление и заметно расстроилась. В растерянности она побродила туда-сюда, затем присела на лавку у калитки и стала ждать. Храня внешнюю невозмутимость и осматриваясь по сторонам, её спутники топтались поблизости.
      Ситуацию усугубляло тоскливое обстоятельство – почти полное безлюдье. Редкие прохожие демонстрировали нежелание общаться, а местные жители, застигнутые во дворах, уходили в дома и косились от занавесок. С одной стороны, в нынешнем свете такая осторожность находила логичное объяснение. С другой, покидая город, пассажиры теплохода проходили обязательный тест, отчего опасение заразиться казалось чрезмерным. От абсолюта режим изоляции был всё же далёк. Вместе с рекой здесь тянулась обычная жизнь. Где-то звонче собак лаялись через забор две старухи-подруги, где-то работала бензопила, плотник стучал топором…
      А по одной из улочек к пристани вышли трое – парламентёр от приезжих вернулся к своим, приведя поселкового старосту, деда с красивой, былинной, ослепительно белой шевелюрой, и ещё одного неприметного мужичка с ружьишком за узким плечом, по виду охотника. Компания оживилась, обступила прибывших. Завязалась беседа, в которой даже притихли младенцы.
      Беженцам подтвердили, что возможности разместить их где-либо в домах никакой. Занято, мол, всё по амбары. Площадки для дикого табора (способ решения проблемы сомнительный сам по себе) в пределах таёжных окрестностей неприемлемы тоже. Словом, для нежданных гостей выбор дороги скуп: или обратным рейсом назад, или очередным вперёд, но дальше, ближе к холодному морю. Староста мог предложить единственный вариант, о котором допрежь если кто из чужих и слыхал, то краем заднего уха – территорию бывшей зоны. Собственно говоря, предыдущие партии как раз там оседали. Зона давно заброшена и разграблена, о комфорте только мечтать, но стены и крыша над головой – уже хоть какое удобство. Жить можно. Посёлок с продуктами близко, всего дюжина вёрст (проводник вот, Кузьмич, просим жаловать). К тому же пандемия грянула не на веки.
      Обмен мнениями выявил минимум разногласий. В сердцах сокрушённо, привычно кто-то лишь сетовал на судьбу. Люди решили идти к новому месту сразу после обеда, для чего стали лагерем вкруг багажа. Добрая половина нащупала кошельки и направилась в местную лавку. Мамочки вспомнили про детишек, те – про себя.
      Староста и проводник попрощались, последний – до срока. Но на подъёме к домам их нагнали местные пацаны. Самый бойкий приглушенным голосом что-то поведал и указал рукой на береговую линию. Мужчины нахмурились, переглянулись, перекинулись парой слов, отдали команды мальчишкам. Дед поторопился, как мог, идти дальше. Охотник остался, поправил ружьё и, напротив, замедлив шаг, двинулся к зарослям вдоль реки. По пути коротко пообщался с одноногим. Тот помотал головой, а когда земляк скрылся в зарослях, вгляделся в противоположную сторону берега, закусил ленту от бескозырки и взялся отвязывать одну из лодок…
      К этому времени у медпункта прекратилось ожидание. Охранники что-то сказали женщине, она хлопнула ладонью по лбу, чертыхнулась и поспешила к центру посёлка. Молодые люди облегчённо вздохнули, двинулись следом. Поскольку все трое были в костюмах и цивильной, теперь уже изрядно запыленной обуви, для подобной глубинки процессия выглядела оригинально, но это не волновало. Исчезла также потребность общения с местными жителями, иногда всё же встречавшимися на пути. Кстати, теперь в поле видимости показались первые беженцы, идущие от реки в магазин.
      Половину одноэтажного кирпичного дома, стоящего на пересечении главных улиц, занимало почтовое отделение. Один из охранников остался снаружи, другой последовал за женщиной. На радость импозантным путешественникам дверь оказалась не заперта, и люди здесь были.
      В глубине помещения располагалась стойка, огороженная до потолка недавно наваренной решёткой, в данный момент пустующая. Единственный стул для посетителей занимал персонаж вызывающе уголовной наружности. Как с картины сошёл: распахнутый сетчатый жилет являл взорам крепкий торс, покрытый множеством татуировок, короткий ёжик пересекали просветы от шрамов на черепе, а в жилистых пальцах виртуозно плясала «бабочка». Всё это категорически диссонировало с кружкой молока и раскрытым альбомом живописи эпохи Возрождения. «Очешуеть!» – восхищённо изрёк персонаж по адресу вошедшей дамы, водрузил кружку на альбом и, показав безупречный тандем белоснежной керамики, широко улыбнулся.
      — Так. Покури, – бесцеремонно скомандовал ему охранник, загораживая подопечную.
      Мужчина поднялся навстречу и напряжённо сказал:
      — Не курю.
      Ситуация вмиг накалилась. Для ближнего боя расстояние оказалось минимальным – толком не замахнуться, свалки не избежать. Оценив это обстоятельство, молодой человек потянул руку к груди под пиджак, где была кобура. Глухо предупредил:
      — Тогда сядь назад и закрой рот. Ещё здоровее будешь.
      — Следи за базаром, сопляк, – сказал мужчина, – И за мотнёй. Как думаешь, кто ловчее?
      Вспомнив про «бабочку», охранник скосил беспокойный взгляд вниз к своему животу, а затем – к двери, потому что теперь с улицы вошёл его напарник, сопровождающий нового посетителя. Сцена в помещении почты заставила их замереть. Зато, наконец, встрепенулась женщина.
      — Прекратите! – возмутилась она, отпихнув своего от местного, – Сколько можно терпеть? Проводили – всё. Возвращайтесь к реке и ждите уже обратного рейса. Я сама дальше. Ясно?
      — Марина Владими…
      — Я всё сказала!
      На шум за стойкой из внутреннего кабинета появилась работница почты, маленькая, круглолицая, темноволосая, с восточным разрезом глаз. Беспокойно и мельком оглядев в амбразуру присутствующих, она задержала требовательно-вопросительный взгляд на колоритном земляке.
      — Гуцалочка, к тебе клиентка, – спокойно пояснил тот, – А ребятишки сейчас уходят.
      Охранники покосились на дерзкого мужика и свою подопечную, которая забыла о них уже напрочь, потом переглянулись и всё-таки вышли на улицу. Зато остался новый посетитель. Изображая, что делает выбор, он прильнул к стеллажу с прессой. Это был рыжий.



      3.

      Среди обычных, более-менее сносных, но чаще ветхих, а то и вовсе разрушенных изб в посёлке имелась усадьба, претендующая на звание богатой. Фактически это был коттедж. Сложенный белым кирпичом с раппортом из красного, покрытый металлочерепицей, пространный и светлый, он был заметен с реки, тем более что соседствовал с небольшим затоном. Здесь жил Михаил Бездверный, в прошлом снабженец, нынче местный торгаш и собственник лавки. Впрочем, с наступлением смутных времён расчётливость и прижимистость этого человека, как и бизнес, пошли на убыль. Возраст клонил вообще к отстранению от суеты. А эпидемия подвигла на благотворительность: у него проживали бежавшие с города жёны и дочки знакомых людей.
      Сейчас все гости этого дома, напуганные и залитые слезами, томились в глухой комнатушке на цокольном этаже, как в тюремной камере. Урядник ещё раз проверил надёжность дверного запора, пригрозил, что крик обернётся только во вред, довольно ухмыльнулся и пошагал наверх. Там, в гостевой его предводитель продолжал беседу с Бездверным, уже обессилевшим от тщетных попыток освободить связанные за спиной руки. Оба сидели на мягких диванах напротив друг друга. Из дальнего угла за кадкой с высоким кустом, прижав морду к полу, на них взирал кот. Когда от лестницы вниз показался крепыш, животное гневно затрясло усами.
      — Там всё ништяк, Дантист. Только воют и слёз по колено.
      — Брось им швабру с ведром. Подотрут.
      Хозяин коттеджа скривился.
      — Дантист, значит… Ну-ну. От зубов и помрёшь. Глупая кличка.
      Урядник осклабился в ожидании. Но предводитель налётчиков оскорбляться не стал. Водрузил ноги на журнальный стол с тарелкой местной ягоды грязной подошвой сапог в сторону пленника, закурил, выпустил перед собой плотный шлейф дыма.
      — Это фамилия, – спокойно сказал он, помолчал и добавил, – А догадываешься, почему я не боюсь её называть?
      Бездверный опустил голову.
      — Вот видишь. Тебе как будет лучше – между грядками в огороде или с камнем в затоне? Признаться, нам больше по нраву второе – меньше возни.
      — Не посмеете!
      Урядник за его спиной фыркнул.
      — Один из ваших так уже думал.
      Увидев, как содрогнулся пленник, Дантист явил сострадательную мину.
      — У тебя есть вариант, и ты его знаешь, – проникновенно сказал он.
      — Как будто это что-то изменит!
      — Поможешь взять поселковый банк, останешься жив. Почему нет.
      — Так вам нужны женщины или деньги?
      — И то и другое. Плохо лежат.
      — Сволочи!
      Пленник в отчаянии пнул по журнальному столу, сбрасывая с него ноги налётчика, и тотчас принял удар от Урядника по голове. Потом ещё один по лицу. Из разбитой губы полилась кровь.
      — Не порть документ, – попрекнул подельника Дантист, – Нам его предъявлять кассирше.
      — Дам швабру с ведром. Утрёт.
      Снаружи раздался громкий фигурный свист.
      — А вот и Волонтёр. Что-то быстро он обернулся.
      Крепыш подошёл к окну, открыл форточку и просвистел в ответ точно так же. Сразу после этого в стремительном паркуре поочерёдно с пола, тумбы, напольных часов и декоративной полки под потолком на него запрыгнул кот, отработал яростную бойцовскую атаку и шмыгнул невесть куда. Урядник взвыл от боли, а когда отнял ладони от истерзанного лица, взялся крушить вокруг себя мебель, всё, что под руку попадалось. Прибывший с улицы подельник сразу оценил открывшуюся мизансцену и её совсем нехитрую для проницательного наблюдателя подоплёку, едва удержался от смеха и, проследив, как несчастный исчез в глубине дома залечивать раны, поинтересовался:
      — Он что – сожрал у кота сметану?
      — Если бы, – проворчал Дантист, – Пнул под зад, когда пришли в гости. Рассказывай.
      — А этот? – рыжий кивнул в сторону хозяина коттеджа, подразумевая лишние уши.
      — Этот, считай, уже наш
      Пренебрежение налётчиков к Бездверному заставило его в отчаянии отвернуться.
      — Ну, если так… Всё на мази, как масло на бутерброде. Касса у них – та же почта. Два в одном. Даже три, если учесть узел связи. За стойкой блоха – соплёй пришибёшь. Есть вроде бы как охрана. Но тут или мы в цирке, или портянка – цветок. Уголовник бывший на стрёме! Я укатался. Короче. Главное, надо решётку как-то открыть.
      — С этим понятно. Что – фифа?
      — Вот! – рыжий поднял палец вверх, – О десерте. Рыбка и вправду заплыла сюда золотая. Можно загадывать желания. Внимание! Марина Владимировна Тристанова, супруга главы Триста-Банка!
      — Уверен?
      — На триста процентов. Сама блохе назвалась, аусвайс предъявила. Потому под конвоем и прибыла. Ребята уже в обратку на пристань отчалили, так что…
      — Так что рыбка нырнула сюда надолго, – Дантист задумчиво пожевал губами.
      — То, что нырнула так глубоко, догадаться тоже не трудно, – рыжий алчно поёрзал, – Она почти без вещей. Сдаётся, экстренно собиралась.
      — Странно. В такое убогое Монте-Карло…
      — Ну, на то, видимо, и расчёт.
      — Вряд ли вип-персоны наугад тычут пальцем в карту. Адрес выяснил?
      — Вот тут самое интересное. Оказывается, она в посёлке никого не знает (или не помнит – не важно), кроме какой-то Милы, врачихи. К ней-то и сунулась поначалу, поцеловала замок, прождала почём зря. Потом осенило – подалась на почту, чтобы осведомиться, ну и всё такое. Я как раз там её подловил, морду тяпкой, газеткой шуршу, типа тоже приезжий. Всех с теплохода ведь не упомнишь. В общем, подслушал, как она с этой, с блохой…
      — Ближе к теме.
      — Куда уже ближе. Уголовник даже напрягся, пришлось от греха свалить. А где проживает врачиха, конечно, узнал. Я вот что думаю. Музыкант прав. На фоне Тристановой касса этого вшивого стана не интересна.
      — Я здесь решаю, что интересно! – довольно резко сказал Дантист, затушил сигарету и, повернувшись к пленнику, безэмоционально заметил, – Гляди, буржуй, твоя цена понижается.
      Бездверный сплюнул с губ кровь.
      — Зато достоинство ниже не стало.
      — Что – даже последней просьбы не будет?
      — Отпусти моих женщин, подонок.
      — Ну, несерьёзно. Они уже не твои. У нас на них покупателей больше, чем пыли в твоей лавчонке. А если учесть остальных… Я мог бы дать тебе шанс наводкой на место, где все они собираются, но в нынешней партии есть наши агенты. Так что ты больше не нужен.
      — Сссучий гадёныш! – обозначил своё возвращение в залу шипящий от боли Урядник с умытой, но изрядно исцарапанной физиономией, – Дикобраз! Я порву эту тварь на бархотку!
      Волонтёр отвернулся, чтобы снова не рассмеяться.
      — Возьму бабу чем-нибудь харю замазать, – свернув к лестнице, буркнул крепыш.
      — Возьми, – сочувственно поморщился старший, – Только смотри, ей самой харю не мажь. Товарный вид бабы важнее. Да, захвати туда нашего буржуина. Не до него.
      По разным причинам одинаково хмурые Урядник и Бездверный отправились вниз. Теперь, наконец, рыжий дал себе волю просмеяться, хватило такта (а может, желания ещё пожить) – не в полный голос. Понаблюдав за ним почти удивлённым, затем сквозным, отвлечённым взглядом, предводитель налётчиков поднялся с дивана и отошёл к южному, гигантскому по размерам окну. Отсюда открывался прекрасный вид на речку, затон и стоящие в нём плавсредства, а также покрытый густой растительностью, как шерстью, противоположный низменный берег.
      Мимо медленно проходила лодка. Сидящий на вёслах мужчина в тельняшке и бескозырке, в свою очередь, внимательно смотрел на коттедж, будто пытался взглядом пронзить окна и стены. Проследив за ним, Дантист бросил через плечо:
      — Так где, говоришь, прикормилась наша рыбёшка?
      — Пока ищут врачиху… Когда уходил, торчала там же, на почте. Болтала с блохой, – ответил Волонтёр, – У баб общих тем для базара – до дури.
      — Это не есть хорошо. Неровно. Может и там нас уже не дождаться, и к знакомой ещё не дойти… Так! – старший отошёл от окна и решительно потёр ладони, – Засветились мы или нет, обратный отсчёт наверняка пошёл. Кончаем в прятки играть. Тащите с Урядником из катера артиллерию. Пора приниматься за дело. И отзови Музыканта. Узнать, где зона, одного агента достаточно.
      — Он же в толпе. Рацию услышат.
      — Кто там в чём разберётся! Не ори, да и всё.
      — Что решил-то?
      — Как – что? Берём Тристанову в первую очередь. Мы с ней и вправду срываем джек-пот. Потом отлавливаем остальной товар, складируем здесь, у буржуя. Местный товар я имею в виду. Дикарями после займёмся. Им из тайги всё равно никуда не деться… Да где уже этот кошачий кровник!
      На возглас как раз появился крепыш с аппликацией из лейкопластыря на физиономии. Исполосованная и потрёпанная, как старый футбольный мяч, она выражала целый букет эмоций. Оценив заново вид соратника, рыжий с трудом подавил смех и, чтобы скрыть конвульсии, вовремя отвернулся. Урядник бухнулся на диван.
      — Кота не видали?
      Волонтёр дёрнулся, зажав себе рот.
      — Ягода не пошла? – фыркнул крепыш, взглянув на журнальный стол, – Жрёшь всякую дрянь потому что. Если что, в подвале есть юная мать Тереза. Поможет, – он тронул пластыри на лице, – В медицине вроде бы петрит и, кстати, сама как конфетка. Покончим с делами, обращу себе в ППЖ.
      — Как её звать? – насторожился старший.
      — Вот ты спросил! Мила, кажись. Да какая мне разница!..



      4.

      На хорошем ходу путь до посёлка занимал четыре часа, плюс-минус, как водится. По понятным причинам минус водился чаще, но это не про сегодняшний день. Погода была отменная. Могла помешать лишь сырость, свидетельство шедшего накануне дождя. Только вот за рулём сидел человек не случайный, тот, кому знакома каждая ямка. К тому ж маневрировать на уазике проще, чем на «буханке». А главное, подгоняла вперёд тревога.
      Слишком уж необычные вести привёз на заимку старик Гуцал. Эпидемии эпидемиями, но в здешней глуши таких страстей ещё не бывало. Люди тут битые, крепкие, привыкшие делать дело, в пример городским неврастеникам выдержанные, за пустой суетой-болтовнёй не ходоки. Если народ решился на эвакуацию, положение впрямь из серьёзных. Время сучить рукава.
      По зиме как-то кадр один объявился. Всё красиво – с важными документами, ассистенткой, белым халатом и чемоданом воняющих клеем пилюль. Тогда аккурат очередная зараза по миру гуляла, из серии корона-вирусов (тюбетейка, панама, сомбреро – не важно). Этот умник наплёл три короба про угрозу нового ушанка-вируса и собрался с наивного люда за вакцинацию деньги состричь. Раскусили, проучили. Обратно в ушанке и уехал, посаженной на клею.
      Так что заезжим вещателям Хромов не верил. С некоторых пор тем более. Земляки при случае тоже шалить умеют, но старик однозначно не врал и девчонок в таёжную даль потащил не ради забавы. Как бы ни было, в первую очередь стоило заглянуть на почту, где с большой землёй держалась стабильная связь. Там найдутся ответы на все вопросы, в том числе о неведомой гостье, которую просит спасать опять же неведомо кто.
      Новизна обстоятельств явилась со всей очевидностью на подъезде к посёлку. Заросшую, горбатую колею меняла здесь не менее горбатая, зато свободная от травы грунтовка. В обратную сторону от жилья тянулась по ней пёстрая процессия пешеходов, состоящая в основном из женщин, иных с детьми. Дистанция между ними выдавала отсутствие близкого знакомства, а ручная кладь, порой довольно громоздкая, обеспечивала тяжкий шаг. Не будь предупреждения вестника, явление подобного «крестного хода» в здешних местах показалось бы странным.
      Людей вёл вперёд неприметный мужичок в плаще. Разглядев знакомый уазик, он расслабился и убрал за худое плечо ружьё. Хромов остановил машину.
      — Будь здоров, Кузьмич. Лёгкой дороги.
      — И тебе будь здоров. Дорога легка, когда идёшь по ней с лёгкой душою, – мужичок коротко оглянулся на отставшую «паству», – Гуцал, значит, добрался, порадовал девками да новостями.
      — Как видишь. От радости сразу сюда…
      — А что поменялись?
      — Решили, так будет лучше.
      — Ну, может, лучше и впрямь. Годов-то ему – под сосну. А тут надо крутиться, как молодому, и, ровен час, драться... Что смотришь? Сам видел, в посёлке уже чужаки наследили. Ловцы до слабого полу или кто – наши сейчас выясняют. В городах-то, слыхал, что творится? Здоровыми бабами в штуках торгуют. Воруют и продают. Чёрный бизнес такой. Дожились.
      — А эти? – Хромов кивнул на приближающихся женщин.
      — Беженцы, кто ж! У нас где селить? Вот, почти каждый день с теплохода на зону вожу. Там у них вроде лагеря образовалось. Прячутся и от заразы и от злобы людской совместно, – мужичок взглянул беспокойно, – Ты-то как – наших сестриц принимаешь?
      — Кузьмич!
      — Тогда давай, поспешай, раз сказился.
      Он продолжил свой путь. Женщины, подходившие первыми, настроились было, что предстоит передышка, а теперь вздыхали и вынужденно шагали дальше. Дети прижимались к матерям. Пока уазик катил вдоль растянувшейся процессии, некоторые из путников бросали любопытные взгляды на водителя. Одна из девиц в не к месту модном платке и с не по случаю легким рюкзачком на спине, поравнявшись с проводником, выразила недоумение:
      — Кто это?
      — Нашенский. Из тайги.
      — Неужто живёт там один? Ненормальный! Я бы без общества уже через сутки свихнулась.
      Кузьмич смерил её изучающим взглядом.
      — Если на сотни вёрст от порога не встретишь людской души, не беда. Беда, когда рядом с тобой бездушная нелюдь.
      Хромов, в свою очередь, разглядывал этот пёстрый караван и лишний раз убеждался, что городские – отдельная раса. Одинокие среди безмерной тьмы себе подобных, оторванные от земли асфальтом и этажами, сдавленные прессом бетона, пластика и стекла, привыкшие к тяжёлому воздуху, мёртвой воде и вредной пище, находящие душевный комфорт в попугайских одеждах, гордыне, пустой болтовне, суетливые, сидящие в виртуальной реальности, как на игле, и совершенно беспомощные без всего этого, они – словно с другой планеты, в отличие от обычных, простых, единых с природой людей. Их племя теснит, беспокоит, грозит всякий раз новой бедой.
      Но те, что шли сейчас по дороге, сами нуждались в защите. Вынужденные бежать из своей уютной цивилизации, усталые, отягощённые мрачными думами, они брели, толком не зная, куда и насколько долго, чего ещё опасаться и есть ли у них вообще будущее. Представить такое в масштабе Земли – ужаснёшься. Этих ждёт хоть какой-то кров. Часа через полтора проводник доведёт до более-менее сносного места, обжитого теми, кто прибыл раньше…
      Посёлок встретил безлюдьем и тишиной, будто бы затаился. Вспомнилось предупреждение Кузьмича о чужаках. Не задерживаясь на окраине, Хромов поехал знакомой улочкой к центру. Для начала следовало отыскать старосту, остальное потом.
      Почти сразу привлёк внимание показавшийся впереди человек. Мужчина лет сорока спешил в ту же сторону, явно не местный, с чехлом для гитары за спиной. Раз-другой он обернулся на шум мотора, продолжил путь, а потом вытянул руку навстречу. Гость кого-то из земляков? Спутник одной из беженок? Что-то насторожило, заставило напрячься. Тревоги прибавилось, когда поравнявшись, Хромов притормозил, и они взглянули друг другу в глаза. Музыкант сморгнул и тотчас изобразил подобие улыбки. Её можно было принять за отражение чувства неловкости, если б не ловкие пальцы с набитыми костяшками, будто случайно подобравшиеся в кулак.
      — До центра подкинешь? – продолжая улыбаться, спросил на ходу незнакомец.
      — А поздороваться? – попрекнул Хромов.
      — Запросто, – был ответ.
      В ту же секунду одной рукой распахнули дверцу машины, а другой мёртвой хваткой вцепились в плечо. Движения были предельно жёсткие, идеально выверенные, нацеленные на однозначный результат – резко выдернуть водителя из кресла, легко добить на земле и уже беспрепятственно завладеть транспортным средством. Вероятно, так и должны действовать профессионалы. Только результат вышел неоднозначный. Профессионал не учёл заблаговременно притаившейся на коленях Хромова фомки, которая впилась в горло противника раздвоенным концом, как змея. В итоге на землю упали оба, и добит оказался тот, кто напал.
      Это случилось напротив местной торговой лавки. Она как будто была закрыта, но теперь дверь распахнулась, и на улицу выскочили двое: грозный парнишка с дубинкой и встревоженная не на шутку продавщица с растрёпанными локонами. Первый, готовый при надобности кардинально помочь, принял стойку дозорного рядом. Вторая кинулась к победителю:
      — Господи, ты?!
      — Обозналась. Он выглядит по-другому.
      Бурчание Хромова женщину не обидело – давно знали друг друга. К тому же в данный момент он был занят, вязал незнакомцу одновременно руки и ноги буксирной стропой. Шея под челюстью пленника кровоточила, но угрозы жизни рана не представляла. От двойного удара, в том числе затылком о землю, он временно потерял сознание и уже приходил в себя.
      — Обознаешься тут, – на радостях тараторила женщина, суетясь вокруг и мешая, – Ты ж мой спаситель! Месяц не видела, не ждала, а как с неба упал. Хромов, бери меня в жёны. Заслужил. Так и быть, вся твоя…
      — Что за хмырь?
      — А я знаю? Как заметили, затаились. Видно, один из бандитов, которые... Ты вообще в курсе?
      — С чего бы Гуцал свой уазик доверил! Кузьмича по дороге ещё повстречал – просветил.
      — Вовремя он увёл партию с теплохода. У нас… как это… осадное положение. Все по домам, и где бабы одни живут или важное что, по мужику приставили. Меня, вон, сосед охраняет, – она кивнула на парня с топором.
      — Тебя или магазин?
      — Успокойся. Бездверного жду, чтобы ему кассу с ключами передать. Решил, сердобольный, сам пока за прилавок встанет. Только его почему-то всё нет и телефон не отвечает… Ну так вот. У посёлка троих чужаков уже видели. Этот, наверное, из них или четвёртый, не знаю. Мужики наши собираются делать облаву. Все только Гуцала ждут, чтобы сначала с ним и Кожевниковым девчонок к тебе на заимку отправить. То есть теперь отправить с тобой получается…
      — Тёть Надь, – подал голос парнишка, указывая топорищем на пришедшего в себя пленника, – Пацаны говорили, среди беженцев один был с гитарой.
      — Не поняла. Все, значит, в зону пошли, а он с полпути свою даму оставил и зачем-то вернулся?
      — Думаете, мог пострадать невинный, – буркнул Хромов, – Ну-ну.
      Сработала память на звуки, пару минут назад сопроводившие совместное падение на дорогу. Стона битой гитары не слышалось среди них. Стоило теперь расстегнуть замок-молнию на чехле музыкального инструмента, как сомнения в принадлежности его владельца к бандитам враз развеялись. Упакованный в картон и воздушно-пузырьковую плёнку, внутри лежал автомат. Как по заказу, именно в этот момент вдруг раздалась короткая автоматная очередь в районе центра посёлка.
      Продавщица охнула, а пленник, превозмогая боль, прохрипел:
      — Хана вам, ребята.
      — Я тебе самому её сейчас улажу! – грозно вскрикнул парнишка, замахиваясь дубинкой.
      Хромов остановил его, оторвал из чехла кусок плёнки и употребил на солидный кляп.
      — Вы вот что, давайте-ка в лавку, а мы с ним прокатимся. Помоги…
      Вдвоём они втолкнули связанного Музыканта в уазик.
      — Куда? – воскликнула женщина.
      — На хану посмотреть.
      — На какую хану? Хромов, тундра, ты спятил? Там же стреляют! На меня лучше посмотри.
      — Нагляжусь ещё, обещаю. Если слушаться будешь.
      — Щас!
      — Тёть Надь, он прав, – вставил паренёк с серьёзностью не по годам зрелого человека, – Вам надо спрятаться, мне – охранять вас. А там мужики разберутся.
      — Мужики…
      Ей было лет сорок пять, может, самую малость больше. Уроженка райцентра, она отличалась от местных товарок лишь тем, что получила лучшее образование, имела отличную память и неувядаемо разносторонние интересы. В будущем наверняка её ждал бы город, какой-нибудь институт, успешный карьерный рост. Но получилось иначе. Не разобравшись по юности с чувствами, пошла за красавчиком-военным, а тот с лёгкостью бросил подругу накануне перевода части в другой регион. Родители к тому времени переехали к старшему сыну на запад. Что делать? Погоревала девчонка, встряхнулась, да, чтобы выжить, пошла в продавцы. Однажды приметил Бездверный, зарплатой сманил к себе, в этот посёлок. С тех пор… Как говорится, нет более постоянного, чем временное. Плюс – красоты любимой природы, уютный обжитый дом, огород.
      Женихи? Нет, так серьёзно рыбка уже не ловилась. При этом была совсем недурна собой. И пусть возраст слегка прибавил там, где не нужно, объёма, убавить другое там, где вроде бы можно, на зависть ровесницам ничто не могло. Оптимизм и задорный нрав соседствовали с независимостью и упрямством, так что плакал шанс повторить подвиг служивого красавчика хоть у кого. Тем не менее, Хромов, напрочь далёкий от блеска атлантов и аполлонов, в это правило не вписался. К примеру, как-то узнав, что он не в восторге от коротких женских причёсок, Надежда преобразилась и кардинально не стригла богатый в общем-то волос уже никогда.
      Сейчас её взволнованный взгляд сквозь чёлку пронзал облако пыли и дыма, которое скрыло сорвавшийся с места УАЗ.



      5.

      Незадолго до этого на образованную пересечением главных улиц площадку в центре посёлка выехал внедорожник Михаила Бездверного. Обычное дело. Необычным оказалось то, что вместо предпринимателя из него вышли двое экипированных как на войну неизвестных мужчин, толкавших перед собой внучку старосты. Озираясь по сторонам, несчастная смогла увидеть лишь одного пожилого земляка, который за пару домов отсюда катил тележку с бочкой воды. Он также заметил приезжих, после чего оставил тележку на дороге и торопливо куда-то свернул. Другие свидетели если и были, благоразумно обнаруживать себя не стали, затаились у окон и во дворах. Между тем девушку грубо втолкнули в помещение почты и о происходящем внутри наблюдатели до поры могли только догадываться. А там разыгралась трагедия.
      Изначально в качестве отмычки к поселковому кошельку бандиты планировали использовать Бездверного, однако молодая медичка годилась для этого тоже, мало того, идеально подходила на роль наживки в охоте на банкиршу, особенно если бы та куда-то уже ушла. Перестраховка вышла излишней, но верной – проблемы налётчикам создал только один мужчина, охранник уголовной наружности. Завидев опасных посетителей, он сориентировался что называется влёт: заслонил собой девушку, крикнул другим «Атас!», выплеснул содержимое кружки в лицо одному из бандитов и, сверкнув «бабочкой», кинулся на второго. Опыт подобного рода дел Дантиста фактически спас. Пока Волонтёр восстанавливал зрение, он выстроил оборону длинным, как сабля, ножом, а затем перешёл в наступление.
      Позднее изрубленное тело охранника брезгливо выбросили на улицу. Тот был ещё жив и, оставляя кровавый след на песке, упрямо полз обратно к порогу. Сирота, «генерал песчаных карьеров» и бывший сиделец Булит, давно завязавший с криминалом, нашедший в посёлке приют, человеческое отношение и праведный образ жизни, а также тёплые чувства к Гуцалочке, погиб, когда проморгавшийся от молока Волонтёр выпустил в него от двери очередь из автомата. Это её услышали те, кто находился возле торговой лавки.
      С устранением помехи дела у налётчиков пошли по задуманному плану. Незавидное положение двух женщин явилось решающим аргументом для третьей, чтобы она, скрепя сердце, открыла решётку и сейф. Поселковая касса могла б рассмешить, но никто не смеялся. Лишь Дантист обнаруживал нечто, похожее на удовольствие, хотя внешне держался спокойно и ровно, даже вальяжно, будто под солнцем в стогу от нечего делать семечки грыз. Внутри же его распирал экстаз. Госпожу Тристанову не пришлось искать – вот она, здесь, дорогая в буквальном смысле этого слова, ключ к обретению баснословной прибыли, а значит, множества преференций. Теперь копытами бить на поприще экспроприации местного слабого пола по большому счёту уже не требовалось. Она одна стоила больше всех «самок» из сотни таких деревень. Впрочем, одно другого не отменяло.
      Всё делали быстро и слаженно: кулаками заткнули женщинам рты, изъяли из кассы наличность, пользуясь случаем (благо нашли три в одном – почта, банк, узел связи), снесли под корень возможность контакта с внешним миром. Знали, что тут живёт много охотников, которые выходящих из почты возьмут на прицел, но особенно не переживали. Во-первых, сами подготовлены, оснащены и вооружены не хуже спецназа, во-вторых, с минуты на минуту ждали подкрепления, в третьих, рассчитывали на акт устрашения в виде безжалостно расстрелянного охранника, а кроме того, были уверены, что заложницы – самый надёжный пропуск и щит. При таких козырях чего ж волноваться?
      Когда внутри делать было уже нечего, решили выдвигаться в джип. Толкая перед собой в спину самую юную жертву, первым наружу отправился Дантист. Именно в этот момент на перекрёсток вылетел уазик. Несмотря на высокую скорость, Хромов успел что надо увидеть и, дрифтуя, жестко затормозил. Волонтёр удержал от выхода остальных пленниц, а его командир притянул к себе девушку и выжидающе замер. Какое-то время предводитель налётчиков пытался разглядеть за лобовым стеклом ещё «дышавшей» машины водителя, тот оценивал ситуацию тоже. Свидетелей этой напряжённой сцены было немало – люди подтянуться успели. Только что именно делать, никто по понятным причинам не знал. Как и не ждал увидеть в УАЗе кого-то вместо Гуцала.
      Хромов открыл дверцу, выступил на дорогу, присмотрелся к истерзанному телу Булита.
      — Расстроен? – с сарказмом крикнул ему Дантист.
      — Сам-то как думаешь?
      — Думаю, ты или слишком смелый или слишком дебил. Если не хочешь лечь рядом, оставайся на месте. Жаль убивать. Так эффектно подъехал! Впечатлил, честное слово.
      — А я думаю, что ты санитар. Много слов не по делу. Давай Дантиста.
      — «Давай» будешь бабу свою просить, – огрызнулся бандит, тем не менее, искренне удивлённый, – Это я. Откуда познания?
      В глубине уазика чем-то ударили в борт и замычали. Хромов вывалил из машины на землю перед собой связанного Музыканта, пользуясь замешательством, навёл на него ствол вдруг появившегося в руках автомата и сообщил:
      — От твоего свояка. Кладезь знаний.
      Дантист изменился в лице, плотнее прижал к шее заложницы нож-саблю и отступил к крыльцу.
      — Живым не уйдёшь, – процедил он.
      Хромов щёлкнул предохранителем.
      — Ладно. Зато тоже расстрою.
      Какое-то время оба не двигались, молча сверлили друг друга напряжёнными взглядами. Музыкант также притих. Едва держащаяся на ногах внучка старосты слабо стонала от ужаса. А за порогом почты под кулаками второго бандита зажмурились две другие заложницы.
      — Я в тебе не ошибся, смельчак. Дебила вычёркиваем, – сказал наконец Дантист с видимым примирением, – Надо-то что? Если тоже нагрянул сюда за товаром, примем в компанию – всем хорошо. А если местный, договоримся.
      — Отпусти женщин – весь договор, – отрезал Хромов.
      — Неравный обмен. Понимать должен.
      — Бусы на золото? Понимаю.
      — Рад, что ты в теме, – осклабился Дантист, – Самки нынче в цене. Волонтёр! – скомандовал он через плечо, – Нарисуй нам чудь узкоглазую.
      В дверной проём втолкнули Гуцалочку. Миниатюрная по природе, она казалась сейчас ещё меньше ростом. Вид лежащего в луже крови Булита превратил её в мертвенно-бледную статуэтку.
      — Так и быть, забирай. До конца дней будет служить, как собака, верной и благодарной.
      — Теперь вторую, – Хромов повёл подбородком.
      — Так не пойдёт. Эта кое-кому уже приглянулась. К тому же годится по профилю…
      — Он мне палец сломал! – сдавленно промычал Музыкант, по случаю оправдываясь за болтливость.
      — Вот видишь. Забирай в свой гарем драгоценную скво и расходимся миром.
      — Хорошо, – Хромов ткнул автоматом пленнику в пах, – Тогда для баланса сниму пару бусин.
      Глаза Музыканта выпрыгнули из орбит.
      — Слушай, мужик, – дёрнулся Дантист, – Помереть из-за баб не жалко?
      — А тебе из-за двух чужих женщин не жалко родственника загубить?
      О наличии третьей заложницы, для налётчиков самой ценной, Хромов не знал, посчитал, что расчёт окончен на тех, кого видит. Уловив этот нюанс, Дантист тотчас расслабился.
      — Лихо торгуешься. Может, всё-таки – к нам? Не обидим.
      — Время теряем.
      — Уговорил…
      Коротко обсудили условия обмена. Волонтёр развязал и посадил в джип с трудом шевелившегося Музыканта, а их главарь отпустил от крыльца женщин. Обе силились что-то сказать, но минуя лежащего в луже крови Булита, потеряли дар речи. Пока они добирались под защиту УАЗа, Хромов старался держать на прицеле всех бандитов одновременно и не сразу заметил, как улыбающийся Дантист прикрылся очередной бесчувственной от страха заложницей и, угрожая ей саблей, беспрепятственно умыкнул с собой. Возобновлять переговоры было поздно.
      Когда внедорожник ушёл, УАЗ окружили мужички, те, кто успел прибыть сюда по тревоге. Налётчики действовали быстро и нагло, потому застали врасплох. Народ о них предварительно уже известили, наладили коммуникацию и дозор, но никто не ждал такого решительного бандитизма и не предполагал, что имеет дело со столь опасным врагом. Как поступить у почты, находясь в разных местах, вовремя не согласовали, а с неожиданным появлением Хромова растерялись тем более. Теперь, слава богу, ситуация прояснилась и женщины спасены. Жаль только погибшего в схватке за них «приёмного сына посёлка» Булита…
      Кто-то из подошедших умножил общую скорбь, сообщив, что участковый зверски зарезан.
      Побывавшая на вызове у пациентки внучка старосты подтвердила: бандиты обосновались в усадьбе Бездверного, держат в плену торговца со всеми своими гостьями. Раньше это предположил Влад Восток, одноногий с пристани, он ходил по реке вниз на разведку. Внедорожник, вон, чей? Хромову вспомнилось – с лавки не могли до хозяина дозвониться.
      С учётом вывода из строя узла связи намерения чужаков стали предельно ясны. Отдохнут – пойдут по дворам отнимать девок. Автоматы у них, боевые ножи, пистолеты, броники на плечах, наверняка ещё какие военные штуки, будто отряд ОМОНа нагрянул. Как с такими тягаться? Хромову повезло просто, чудом сумел прижать. Или временно откупились, играясь. Вывод один – нужно срочно увозить женщин, как сходом решили. Уазик таёжник лично пригнал, вахтовку Витёк Кожевников сладил. Так что вперёд. Налегке разговор с бандитами будет легче.
      Третью заложницу герой дня видел мельком, не разглядел. И теперь, кто она, ещё не мог дознаться. Предположили, что беженка, городская, дескать, видали похожую с теплохода. Это только добавило беспокойства. У медички уже не спросить – девушку сразу отправили к деду. А Гуцалочка долго была не в себе – от Булита с трудом оттащили. Когда смогла всё же сказать, Хромов сжал кулаки до боли.
      С тех пор, как он крайний раз встречался с женой друга, да и самим Борисом, прошёл ровно год. Они и прежде-то не особо стремились к контакту. Расстояния разделяли, отсутствие общих дел, интересов, да и возраст уже наступил не тот, чтобы, как в юности, нуждаться в частом общении. Изредка лишь один наезжал к другому, с годами всё реже. Давно став номинальной, в конце концов дружба иссякла. А в тот раз, на пике всемирной полемики о безумии человечества, она вдруг их свела и стараниями одного наглеца насовсем развела. Банкир уехал полный стыда и злобы, супруга – в не менее взорванных чувствах, в том числе к мужу. Тогда были ещё сын с невестой и мать Бориса, старушка… Как у них сталось потом, Хромов понятия не имел.
      Что означала отправка Марины сюда, столь нежданная? Только одно – Тристановы снова в беде, обратиться за помощью им больше не к кому, явно. Если учесть новость про вирус и охоту на женщин, таинственность сообщения о визите банкирши вполне объяснима. Здесь она по старой памяти взялась докторшу Милу искать, опрометчиво (надо знать её) отослала с обратным рейсом охранников, сама «засветилась» налётчикам, а те были и рады. Чтобы всё это предвидеть Хромов не Нострадамус, чтобы сражаться с серьёзным врагом сразу о нескольких головах тоже не Терминатор. Но разве оставишь попытку спасти жену друга, пусть и бывшего! Это немыслимо.
      Стремление хозяина заимки срочно освободить банкиршу поселяне встретили с пониманием, но без энтузиазма. Жарких забот навалом. А она человек чужой – кто кинется на рожон, когда своя баба на шее? Во многих избах и без того проживали беженки с первых потоков, кого раньше смогли приютить, с детьми девичьего пола. Они оставались здесь, с кондачка без прикрытия не оставишь. Время опять же. Из-за одной бабёнки есть риск зараз загубить три десятка с родными мальцами… Однако Хромова было не удержать, потому – что и как – решили.
      Он задумал идти один. Другие бы, может, и помогли, но (таков план) не в главном, уж точно. Дополнительно был привлечён лишь одноногий, зато надёжный как флотская поступь Восток. По профилю. Чтоб «запалить фальшфейер».



      6.

      Музыкант оклемался. Горло ему замотали бинтом. Сломанный палец закрепили щепкой к соседнему. Стрелять теперь было несподручно, вести рукопашную схватку тем более, однако соратника в строй вернули, мало того, обиженный позорным конфузом, он сам рвался в бой. Не меньший раж источал Урядник, обиженный дважды: встречей с дерзким котом и расставанием с примеченной для утех докторшей. В нетерпении оба раньше других вооружились по полной схеме и уже не снимали разгрузку, разве что первый вынужденно отложил тактические перчатки, а второй спрятал морду с мозаикой из пластыря под балаклавой.
      Надолго задерживать исполнение главной миссии не собирались. Они о себе заявили, так что, пока поселковые морщат от безысходности лбы, самое время пройти по дворам и собрать урожай, благо, выбор тут ожидался знатный. По результатам краткой дискуссии на хозяйстве в усадьбе – приёмке, охране – решили оставить увечного Музыканта. Следовало торопиться. К утру за женственным грузом должна подойти самоходная трюмная баржа, а им предстояло ещё перебрать и вывезти сюда лучшие экземпляры из тех, кто на зоне обосновался. Тристановой это не касалось. Дарить заказчику такое сокровище неразумно. Под видом рядовой бабёнки её заберут себе в числе полагающихся трофеев, а уж там…
      На дорожку присели. Тут же вскочили, потому что с улицы в створе ворот появился Хромов. Осматриваясь, он ступал медленно и расслабленно, будто гулял. Во взгляде спокойствие, руки в карманах, за плечом вихляющийся, как пустая сума, автомат.
      — Смотри-ка, сам на заклание прётся! – взвился у окна Музыкант.
      — Это он что ли? – выразил удивление Урядник, – Тебя уделал такой доходяга??
      — Молчал бы, – проворчал старший, – Лично тебя технично уделал кот.
      Волонтёр за их спинами прыснул.
      — Стоять! – осадил Дантист расстегнувшего кобуру Музыканта, – Не сейчас, – он открыл окно настежь и крикнул, – Какими судьбами на сей раз, смельчак? Дебила я вычеркнул, помнится.
      Хромов подошёл ближе.
      — Тогда вспомни и что предлагал. Я согласен.
      — Серьёзно? – командир картинно восхитился, дав повод двум своим бойцам разулыбаться, – Какая честь нам оказана, братцы! Даже не знаю, устроим ли мы тебя…
      — Застрелимся щаз от стыда, – гоготнул Урядник.
      — Скорее, застрелим, – мрачно поправил Музыкант.
      — Глупо, – Хромов пожал плечами, – У меня есть хороший товар, у вас, как я понял, налажена схема сбыта. Могли бы договориться.
      — Аж две штуки товара! Ну надо ж! – среагировал Волонтёр, – Одна кое-как ещё бы сгодилась, – он покосился на Урядника, – А кому нужна узкоглазая чудь? Не смеши, старичок.
      — Всплакни, дурачок. Вы с посёлка как раз и возьмёте только туземок. Или так мощно упаковались, чтобы геройски старух отбивать? Помладше да интересней здесь никого почти нет. Расслабьтесь.
      Рыжий недоверчиво сощурился.
      — С тех пор, как нашёлся повод напрячься, куда ж они подевались?
      — Да так… – уклончиво сказал Хромов, поддев носком сапога гравий, – От бандитов навроде вас схоронил. Под маркой защиты. В одном месте скопилось за пару сотен голов, в другом под полтинник отборных будет сегодня.
      — Укататься, – покачал головой Волонтёр, – Во брешет!
      — Как хотите. Я предложил…
      — Он мне надоел, – фыркнул Урядник, порываясь выйти на улицу.
      — Дай я! – метнулся вперёд Музыкант.
      — Отставить! – скомандовал им Дантист и повернулся к таёжнику, – Уточним. Столько баб – для такой дыры не слишком ли много?
      — Проверяешь… А посчитай тех, что из города разбегаются. Они встречают тут моего человека, слова нужные слушают, сами прыгают в туесок. Сегодня очередной косяк на наживку повёлся. Чай не заметил? Слюну не пускай. Дорогу до них без меня не найдёшь.
      — У нас же там… – подхватился к соратникам было Урядник.
      — Заткнись! – вовремя осадил его Дантист и вернулся к беседе с Хромовым, – Складно пока излагаешь. Верю. А отборные, значит, отдельно? ХитрО… Взглянуть бы.
      — Как насчёт договора?
      Бандиты переглянулись. Один с готовностью живо тряхнул оранжевой гривой, второй неопределённо фыркнул под маской, третий, баюкая ноющий перст, досадливо отвернулся, дескать, будь его воля… Воля солдата известна. Решения здесь принимал командир, так что «совет в Филях» был классически протокольным.
      Новоявленный партнёр по бизнесу внушал уважение. Уже второй раз его смелость граничила с безрассудством, зато приносила герою плоды – это, как ни смотри, оправдывает и в глазах знающих привлекает. Когда есть единая цель, такие люди столь же опасны, сколько нужны. И ведь вправду он, если не врал, мог стать чрезвычайно полезным. Однако Дантист допускал наличие тайных стремлений и вскрывать свои карты до срока не собирался. Иначе как обыграешь? А его непременно следовало обыграть. Не делиться же прибылью в самом-то деле! Потому сейчас всего лучше для вида проявить лояльность и оперативно пересмотреть разработанный ранее план, как говорят военные, в соответствии с поступившей вводной.
      Из осторожности осмотрели окрестности, позвали Хромова в дом. Дали понять, что готовы сотрудничать. На Музыканта оно походило мало, но тому пришлось подчиниться, а после любезного возврата изъятой в схватке «гитары» вовсе заткнуться на этот счёт.
      — Значит, ты у нас тоже на промысле, – рассудил Дантист, когда гость уместился в кресле напротив, – И по жизни, смотрю, из местных. Земляки за своих баб линчуют – не страшно?
      — Сказал же: для них я не враг, а спаситель, так что собрать по посёлку женщин было легко. Сами вели под уздцы, лишь бы спрятал. Взять сегодняшний случай с вами у почты…
      — В их глазах он герой, – не без досады заметил Волонтёр.
      — Спасибо вам, – скромно признал Хромов, – дуракам.
      Урядник от возмущения поперхнулся в своей балаклаве и сорвал её наконец, зацепив один из пластырей. Возопил то ли от злобы, то ли от боли:
      — Чо сказал?!
      — Ну а нет что ли? Почём зря расстреляли славного парня. Говорят, перед тем ещё с участковым расправились…
      — Да мы по дворам пойдём, кто вздумает вякать, всех будем косить, как траву! Нам плевать!
      — Пару оставим, – зловеще уточнил Музыкант, – Чтобы с тобой за предательство разобрались.
      — Вот опять. Говорю ж: вам в посёлке ловить почти нечего. Большинство женщин, в том числе самый смак, у меня.
      — Сдаётся, и здесь для своих хочешь остаться чистым, – хмыкнул Волонтёр, – Типа деревню от нас уберёг. Доверенных баб торганёшь, а то, что они пропали, всё одно на нас свалишь. Да?
      — Вам же плевать, – сослался на крепыша Хромов, – Потом, и так изрядно уже нагадили. Бездверный, надеюсь, жив или тоже – зачем-то в расход?
      Три бандита взглянули на четвёртого, какое-то время остававшегося здесь одного. Видимо, в его филантропии они сильно сомневались.
      — Хозяин этого дома что ли? – выпрямился Урядник, – Да на хрен кому он нужен! В цоколе, вон, вместе с бабьём. Кстати, чтоб с горя не рехнулась, к ним надо бы пересадить и…
      Дантист хлопнул рукой по столу, затыкая излишне болтливому соратнику рот.
      — Хорош в дудку дуть. Сходи-ка лучше проверь. Насчёт горя. А мы пока выясним главное. Засиделись, – он повернулся к новому партнёру, взглянувшему на часы, – Товар сам сюда перегонишь или нужны пастухи?
      — Смотря какой… – начал было Хромов.
      — Пусть мне врачиху вернёт, – уходя, обиженно пробубнил Урядник. На лестнице он вдруг споткнулся, проорал, – Вот ты где, падла! Поймаю – выверну наизнанку! – и значительно ускорился. На втором этаже послышался топот.
      Волонтёр хохотнул, а Дантист утомлённо выгнул бровь и продолжил беседу.
      — С «дикарями» вопросов без. Нам расклад про твоих «отборных» неясен.
      — Привожу половину – платишь за всех – привожу остальных.
      — Ты это серьёзно?
      — Конечно, – Хромов говорил спокойно, обстоятельно и размеренно, будто некуда было спешить, – Они у меня далеко в тайге сидят, верят каждому слову. Скажу, что всё хорошо, но нужна вакцинация, дескать, доктор приехал. Везу к вам прямо сюда. Принимаешь, восторгаешься, платишь двойную цену. Не восторгаешься и не платишь двойную или не платишь вообще – ищу другого покупателя, а ты получаешь проблемы. Я рискую ценой на первую партию, ты на вторую. Оно же – гарантии сделки. Всё справедливо.
      — Тут что-то вякнули о проблемах? – Волонтёр по-ковбойски эффектно крутанул на пальце пистолет, – Или мне показалось?
      Дантист взял не менее эффектную паузу, смотрел на Хромова изучающе, как юннат на безмозглую букашку, которая лезет в банку сама.
      — Не понял, – подал голос Музыкант, показав за окно обручёнными щепкой пальцами, – А этот ещё что тут делает?
      В районе затона видны были перемещения человека в тельняшке.
      — Вы ж говорили, живому туда никому не попасть!
      Все собрались у окна.
      — Ну да, – недоумённо подтвердил Волонтёр, – Сам ловушки с сюрпризами ставил. По всему периметру. И по причалу.
      — По причалу? – с сарказмом переспросил Хромов, – Так это наш Владик. Чтоб ты знал, он отлично ныряет.
      — Что стоишь? – зарычал на рыжего взбешённый главарь, – Твой косяк! Устраняй!
      Волонтёр сорвался с места. Выскочив из коттеджа на перспективу, он опустился на одно колено и сделал несколько прицельных выстрелов из пистолета, все в молоко. Человек в тельняшке юрко перебрался с одного катера на другой.
      — Хренов ковбой!
      Дантист досадливо сплюнул, скомандовал Музыканту присмотреть за «партнёром» и, выхватив свой пистолет, побежал показывать подчинённому, как нужно стрелять. Не успел он обнаружиться в зоне видимости за окном, а оставшийся боевик – сконцентрироваться на задаче в этой суматохе как следует, Хромов мгновенно воспользовался ситуацией. Второй уже за день удар в многострадальное горло Музыканта лишил его ориентации в пространстве, а первый в висок – способности соображать.



      7.

      Волонтёр смельчака всё-таки зацепил. Прижимая истекающую кровью руку, тот завёл катер Бездверного и направил к стремнине. Ещё чуть-чуть – его, наверное, расстреляли бы. Однако в этот момент раздался взрыв на катере налётчиков, который оглушил всю округу, разметал судно в щепки и окутал гарью затон.
      Планировалось просто отвлечь внимание, как говорится, «шумнуть», в идеале – ненадолго увлечь за собой, чтобы рассредоточить из дома и облегчить Хромову его задачу. Влад Восток сделал значительно больше. Обойдя ловушки, обнаружив взрывчатку и припомнив навыки, флотскую удаль, он задумал попутно лишить врага средств к отступлению. Помочь таёжнику нужно, дело святое, но когда он вывезет женщин, мужики всерьёз возьмутся за наведение в посёлке порядка, и мобильность незваных гостей будет очень некстати. Слава богу, всё удалось. Что до ранения… Пустяки. А нет – к протезам привычны.
      Всё действительно удалось, кроме погони за Владом. Ошеломлённые взрывом бандиты первое время с дрожью в ногах растерялись. Шутка ли – на глазах их мощный катер вдребезги разнесло. А когда пришло понимание, что злоумышленник ускользнул и ловить его прямо сейчас бесполезно, возникла холодная злоба. Дантист преисполнился жажды не оставить в посёлке камня на камне, тот час же отправляться без жалости жечь дворы. По ходу, конечно, «товар» изымая. Охваченный тем же настроем Волонтёр понял его без слов. Дружно играя желваками, оба решительным шагом вернулись в коттедж. Там их встретил едва успевший очнуться, барахтающийся на полу Музыкант.
      — Тварь!!! – в исступлении заорал главарь в потолок, – Не уйдёшь!!..
      Однако время было упущено. Пока два бандита снаружи играли в стрелковый тир, Хромов взлетел на второй этаж, не считая ступеней. Там он нос к носу столкнулся с бегущим навстречу Урядником, в спешке неловко выворачивающим из-за спины автомат. На фоне уличных выстрелов неожиданное явление перед собой «партнёра» произвело короткий сбой в программе и побудило выразить вслух недоумение:
      — Чо за херня?!
      — Да по коту стреляют, – небрежно махнул рукой Хромов.
      Как раз в этот момент на кота сбросили бомбу, не иначе, потому что раздался тот самый взрыв. Перегрузить программу ошеломлённый Урядник не успел – осел по стене со сломанным носом.
      Вернее всего было разобраться с налётчиками их же оружием, устранить эффективным способом навсегда. Казалось, ничто не мешало забрать автомат Музыканта, покончить с парочкой за стеклом и поставить жирную точку теперь. На деле мешало. Тот, кто вырос в тайге и жил в ней многие годы, отлично знает, как прижимать спусковой крючок. Он убивал, и не раз, чтобы, случалось, кого-то спасти или спастись самому, а в основном – прокормиться. Он метил в птицу, целился в зверя, но… Хромов ещё никогда не стрелял в людей. В его понимании до сих пор это было за гранью. Сложись обстоятельства жёстче, возможно, грань потеряет черты… Не хотелось.
      Хотелось как можно скорее воспользоваться преимуществом, сберегая драгоценные секунды. Позволителен лишь беглый взгляд в окно с лестницы, чтобы понять, чем Влад Восток так мощно «шумнул». Ещё пару секунд ушло на определение помещения, в котором держали заложницу, и на вынос плечом закрытой двери. Процесс узнавания, ахов-вздохов и объяснений был сокращён кардинально – не до бесед. Впереди ждали холл и балкон с покатым навесом веранды. Женщина, вызволенная из тёмной кладовки на свет, частично ослепла, отчего, когда только надумала испугаться, оказалась уже на земле. Ловушек-сюрпризов при входе на территорию со стороны улицы бандиты не устанавливали, так что дальше медлить и осторожничать было неразумно тоже. Разумным виделось вывести из строя внедорожник Бездверного, но он стоял в стороне.
      Взлетевшего на второй этаж Дантиста окончательно взбесило не наличие ещё одного травмированного бойца, а отсутствие сказочно ценной заложницы. На всю усадьбу раздались крики и ругань, в том числе по адресу нерадивых (тут были куда более яркие определения) сподвижников. В конце концов здравый смысл вернулся, и старший мобилизовал подчинённых на дальнейшие активные действия. Чаша весов склонилась к тому, чтоб отложить поселковый террор на потом, а сейчас бросить все силы на возвращение в плен банкирши. От Музыканта, уже дважды уделанного ловким «партнёром», в этом деле ожидалось мало пользы, поэтому его оставили «на хозяйстве». Остальные запрыгнули в джип.
      Беглецы к тому времени скрылись из виду. Справедливо ожидая погони, Хромов направился поперёк улиц через дворы по заранее продуманному маршруту. Местами имелись проходы, но в основном пришлось ломиться сквозь заросли и штурмовать ограды, а где-то беречься от собак. Тристанова еле за ним поспевала. Помогали два обстоятельства: удобный брючный наряд и шок, до сих пор не позволивший дать волю истерике, чтобы расслабиться.
      Дом автослесаря Витьки Кожевникова, где собирался народ, стоял на крайней улице. Тут всё уже было готово к отъезду. Вахтовка ломилась от пассажирок, рядом стоял пока ещё свободный УАЗ. Об авантюре Хромова многие услышали только здесь и теперь беспокойно гадали, успеет ли он, сумеет ли вообще уйти живым от бандитов. Эвакуацию женщин в любом случае не отменили бы, но каково это – знать, что хозяин заимки пошёл на такой риск. Вооружившиеся охотничьими ружьями мужики наконец-то собрались в команду, чтобы согласованно дать бой врагу. Нетерпеливо топтались. Посматривали на часы. Сожалели, что тяжелы на подъём и не смогли вовремя поддержать таёжника. Раздавшийся в районе затона взрыв добавил чувства вины и нервозности.
      Когда Хромов таки появился, да ещё не один, люди вздохнули с облегчением и воодушевлением. На долгие разговоры времени не оставалось совсем. Он лишь успел кратко поведать об обстановке в усадьбе Бездверного и подвиге Влада Востока. С параллельной улицы уже доносился рёв внедорожника, который послужил сигналом к тому, что медлить больше нельзя ни минуты.
      Состав пассажирок уазика определился вмиг. Компанию госпоже Тристановой составили две женщины, отъезд которых изначально не планировался: продавщица поселкового магазина, заявившая Хромову, что, пусть он хоть треснет, она без него теперь никуда, а также Гуцалочка, которую после гибели Булита сочли правильным отправить к отцу. Внучка старосты, Мила, тоже с ними поехать хотела, но врачебный долг потребовал сесть с остальными, ибо там были малые дети.
      Обе машины рванули к выезду из посёлка. Высокая вахтовка пошла впереди. По ней-то из-за домов бандиты и заприметили автопоезд. В окнах фургона видны были испуганные лица женщин, и что к чему, Дантист догадался.
      Однако тотчас погнаться за беглецами не вышло. В ближайшем переулке обнаружилась дюжина мужчин, ощетинившаяся ружьями, как ёж иглами. Попытка прорваться через соседний проезд сорвалась тоже. Стрелков здесь было поменьше, но они уже открыли огонь, а это грозило потерей машины, чего допустить нельзя. Глубоко уязвлённый пропущенным ударом в нос, Урядник вознамерился мстить всем и каждому, стрелять, убивать, оставить здесь выжженное поле. Автомат в его руках буквально звенел от напряжения. Но Дантист имел другие приоритеты. Стиснув зубы, он скомандовал сидевшему за рулём Волонтёру ехать дальше. Пока искали новый проезд, шныряли по переулкам и прислушивались на остановках, существенно отстали.
      На окраине автопоезд всё же выследили. Хоть и с большим отрывом, погоня возобновилась.
      Беглецы обнаружили её не сразу. С одной стороны, оно порадовало. Ведь в таком случае в посёлке оставался только один Музыкант. Мужики могли разобраться с ним запросто, а также – по возвращении – разом и с остальными, если грамотно встречу организуют. С другой стороны, от опасных преследователей нужно ещё постараться отделаться. Просёлочных дорог в округе хватает, но не метаться же на авось! А прямой гонки против внедорожника не выдержать однозначно. Тут – за три десятка беззащитных женщин, там – бандиты, вооружённые до зубов. Что-то решать нужно было срочно.
      Определились на берегу Устюжки, остановив на минуту машины у кромки воды. Прямо за ней начиналась тайга. Хромов с Витьком переговорили бы и на ходу через дверцы – ширина дороги ещё позволяла. Просто место было удобным.
      К тому ж обнаружили здесь одну из беженок с теплохода, отставшую от группы, которую увёл на зону Кузьмич. Девчонка лет двадцати, конопатая, в платьице и платочке, по малой нужде отходила в кусты и подвернула ногу как раз в том месте, где недавно был перелом. Шагать уже не могла, только прыгать. Сидела, забытая всеми, ревела. Оставить несчастную тут значило сделать приятный подарок бандитам. Чертыхнулись, забрали с собой. Только Кожевников от неё открестился – в будке садить было некуда.
      Оперативно посовещались и поехали в разные стороны. В обычном состоянии Устюжка была мелководной речушкой, пойма которой на коротком участке использовалась под проезд. После дождя, скрыв под собой колею, она разливалась, но и тогда для машин оставалась пригодной. Путь на заимку шёл вправо, по нему и рванула вахтовка. Витёк куда ехать знал. А Хромов по уговору не стал торопиться. Влево дорога вела на бывшую зону, но это дальше, за сопку, а до неё играл в кошки-мышки десяток развилок. Лучшего места запутать следы не найти. Планировалось сбить Дантиста с толку, заставить вернуться в посёлок, самим – улизнуть.
      — Слушать сюда, – скомандовал таёжник своим пассажиркам, вглядываясь в зеркало заднего вида, – Окажемся на том берегу, у вас будет 30 секунд, чтобы выскочить из машины и спрятаться в зелень. Сидеть там, не пикать. Отвяжусь от этих подонков – на обратном пути заберу.
      — Ещё чего! – оскалилась Гуцалочка, – Из машины не выйду. Если что, я знаю её лучше тебя.
      Она сидела в соседнем кресле и смотрела прямо перед собой. Гибель Булита превратила эту маленькую женщину в стержень. Сзади вся троица промолчала, но оказалась тоже красноречива. Ещё не отошедшая от стресса госпожа Тристанова в отчаянии зажмурилась. Девица, которую подобрали, напротив, в страхе вытаращила глаза. Одна продавщица Надежда хранила спокойствие. Выдержав паузу, она коснулась плеча водителя ласковой кошкой и не менее ласково заявила:
      — Не переживай, командир. Мы тебе не помешаем.
      Спорить с таким контингентом себе дороже и бестолку. Тем более время на разговоры ушло – позади на дороге возник внедорожник. Молясь, чтобы вахтовка успела добраться до места, где надо сворачивать с поймы Устюжки, то есть с обзора, Хромов направил уазик в противоположную сторону.



      8.

      Гонять по просёлкам пришлось с полчаса. Джип висел «на хвосте» как привязанный. Отдать должное Волонтёру, среди прочих навыков боевика водить по пересечённой местности он умел мастерски. Берегло только то, что местность здешняя была ему незнакома. По правде говоря, Хромов тоже знатоком её не считался, но кое-что помнил, да и как ни смотри, родная тайга помогала. В паре случаев расстояние между машинами сокращалось предельно, позволяя бандитам даже открыть огонь. А один раз, виляя на серпантине, беглецы услышали позади взрыв гранаты.
      Тем не менее, наконец, они смогли существенно оторваться. Остановились в укромном местечке под сопкой, прислушались. Какое-то время рёв внедорожника с перерывами раздавался ещё в стороне, но затих. Было неясно, враг отступил или, как и они, затаился. Если второе, в окрестностях пешей разведки нельзя исключить. Хромов выждал, прошёлся вокруг, наблюдая за птицами. Потом дал отмашку:
      — Всё. Пока отдыхаем. Вести себя тихо. От машины советую не отходить.
      — Слушаюсь, мон женераль, – с улыбкой отрапортовала продавщица.
      В отличие от остальных, она одна излучала бодрость, будто все беды – пустяк. С видом человека, отлично понимающего ситуацию, Гуцалочка скупо кивнула, не повернув головы. Госпожу Тристанову бил мелкий озноб – начала отходить понемногу. Все три женщины покинули машину, чтобы размяться. Последней, опираясь на здоровую ногу, наружу выпрыгнула беженка, подобранная у Устюжки.
      — А если… – не договорив всем ясно о чём, спросила она.
      — А если, – отмахнулся Хромов, – я не смотрю.
      — Он вообще на женщин не смотрит, – ехидно заметила Надежда, – Эндемик. Обитатель тайги. Дик и суров... А ты к нам из города неужто одна побежала? Родные кто есть? Тебя как величать?
      Простота общения девушку не обескуражила. Присев у машины, она взялась потирать красную, слегка вспухшую щиколотку.
      — Зовут Лизой. Нет, у меня только брат. Он учитель, а я в библиотеке работаю. То есть работала, пока эпидемия не началась. Всех женщин на самоизоляцию ведь отправили… Ну вот. А когда на нас охота пошла и вдвойне страшно стало, брат в ваш райцентр послал. Там у него товарищ. Только, ну, вы же знаете, вирус туда просочился. Мужик этот женщин своих – вообще под замок, а пришлым сказал убираться. В общем, я с перепугу кинулась дальше, сюда…
      — А что за «товарищ» такой? – спросила продавщица, – Я многих там знаю.
      — Мужик! – впервые вдруг высказалась Гуцалочка, причём настолько презрительно, что все согласно молчали до поры, пока она снова не заговорила, – С этой пандемией всё стало наоборот. Вроде бы всюду женщины гибнут, а поглядишь, настоящие мужики вымирают. Это не мы, они слабый пол, легко поддающийся бесчеловечности и бесчувствию. Это их пожирает вирус, не нас.
      — Слава богу, не всех, – Надежда покосилась на Хромова.
      Гуцалочка всхлипнула.
      — Держись, дорогая. За Булита ответят. Пусть только вернутся в посёлок, подонки.
      — А что их там ждёт? – наивно спросила приезжая.
      — Мужики наши. Настоящие. С хлебом и солью.
      — Думаете, от нас уже отстали?
      — Надеюсь, – Надежда вздохнула, – Искать бесполезно, по тайге рыскать попусту долго не станут, а выезд отсюда один. Разве, блуждая, в лагерь таких вот, как ты, могут попасть ненароком, чего б никому не хотелось... Ты, кстати, теперь про него забудь.
      — Почему?
      — Потому что у зайца два уха, – встрял не совсем вежливо Хромов, – Давай сюда ногу.
      Пока шли эти беседы, он выстрогал две пары веток и взялся сейчас ремнём вязать из них шину, чтобы хоть тем защитить повреждённый сустав. Пациентка держалась послушно и мужественно. Казалось, прикосновения «ортопеда» ей были даже приятны. Отметив прикрытый ресницами взгляд, перемену в дыхании, так расценила Надежда. Хромову было не до того. Возясь с девичьей ногой, он думал о том, как далеко успела уйти вахтовка и каким путём возвратиться на дорогу домой.
      — Значит, мы едем к вам? – поморщившись от краткой боли, спросила Лиза, – А где это? Там не опасно? Я теперь очень боюсь незнакомых мужчин.
      — У нас мужики что надо, – без прежнего задора ответила продавщица за таёжника, – Познакомишься – будет поздно бояться.
      Не сообразив, как на такое реагировать, девушка примолкла. Позднее вовсе отскакала в кусты. Надежда сочла правильным уделить внимание плачущей Гуцалочке, а Хромов наконец нашёл время поговорить с женой друга. Госпожу Тристанову уже отпустило. Безотчётно накручивая пуговицу пиджачка, она глядела куда-то сквозь частокол сосен, словно в мыслях была далеко отсюда.
      — Ну, привет ещё раз, Марина.
      — Привет. Ты меня снова здесь спас.
      — Так получилось. Лихие людишки к нам заглянули...
      — Это не люди. Звери.
      — Не обижай зверей.
      — Сравнением? Я понимаю. Просто сложно найти другое. Боюсь, они не отстанут.
      — Скоро поедем ко мне. Всё закончилось.
      — Ничего не закончилось, Хромов. В город когда выбирался? Ты не знаешь, что там творится. Первобытнообщинный строй! Когда-нибудь он придёт и сюда. Бежать больше некуда будет.
      Нужно было увлечь её с этой темы.
      — Посмотрим ещё. Скажи лучше, как там Борис.
      — Борис??? – Марина спросила так, будто этот вопрос изумил её бесконечно, – А, ну да. Тебе ведь не сообщали… Я уже почти год как вдова.
      Новость повергла таёжника в шок. Пусть друзьями они считали себя скорей по привычке, чем давно уже было на самом деле, вдруг узнать, что приличное время назад этот по-своему близкий человек попрощался с жизнью, не просто. Впрочем, чему удивляться? Они ведь примерно раз в год и общались, да и то всё чаще не с глазу на глаз. А если учесть, при каких обстоятельствах расстались в последний раз, о новых личных контактах, тем более встречах в ближайшей перспективе не думали оба. Стоило бы удивиться, что скорбная весть нашла Хромова вообще. Так бы и помер когда-нибудь сам, оставаясь по поводу друга в неведении.
      — Что с ним случилось?
      — Тебе в лицах и красках? – чуть ли не с вызовом спросила женщина, но это был лишь нервный порыв, разве, рассчитанный на понимание умного собеседника, – Застрелился.
      В чете Тристановых отношения были сложными. Внешне царила идиллия, а для тех, кто их хорошо знал, союз несколько странным казался. Разница в возрасте тут нипричём – разные люди. Когда-то, бесспорно, свела их вместе любовь, но как оно часто водится, с годами чувства остыли, уступив место бесцветному совместному сосуществованию, разрыв которого нежелателен обоим. В этой паре она устраивала по шкале «удобство», он – банкир – по шкале «статус». Поэтому самовольный уход супруга из жизни ударил вдову прежде всего не по сердцу или карману, а по уверенности в завтрашнем дне. Обида сквозила оттуда.
      — Если ты помнишь, в прошлом году у него начались большие проблемы… Поясню. Федералы для своих людей по стране весь региональный бизнес отжали. Якобы везде на местах одни воры, вредители, коррупционеры, а они, значит, ангелы во плоти. Добрались до нашего банка, начали угрожать, даже сигнал был, что устранить надумали. Когда мы от тебя вернулись, Борик предпринял какие-то меры, вроде бы удержался. Ну, мы так думали – понимаешь? Оказалось, напрасно. Я, ты знаешь, от всех этих передряг далека, да и муж не делился особенно… В общем, в последней записке было два слова: «прости» и «достали».
      — Постой, – вспомнив об электронном письме, встрепенулся Хромов, – Кто ж тогда тебя отправил ко мне?
      — Ты думал, Борис? – Марина слабо улыбнулась, – Нет, Олег Родионов.
      Увидев, что это имя повергло таёжника в повторный шок, она с долей вины в голосе объяснилась:
      — Когда-то я тоже считала, что он маньяк. Поверь, всё не так страшно. Он действительно любит меня, доказал, и я убедилась. Это не значит, что мы теперь вместе, но… Пойми меня правильно, Хромов. Антоша, сынок, с тех самых пор на лечении в жёлтом доме. Подруг никогда не имела. Борик оставил меня одну, да ещё банковский кейс размером с Форт-Нокс навесил, а я всего лишь слабая женщина. Олег единственный, кто поддержал, когда всё случилось. Окружил вниманием, лаской, заботой, взял на себя проблемы… Не смотри так. Я очень ему благодарна. Если б не он, я потеряла бы всё. От состояния до самой жизни.
      — Странно, что он отправил тебя ко мне.
      — После того, что здесь тогда натворил? Не странно. Думай как хочешь, но он тебя уважает. Я, кстати, тоже, если ты не забыл. Когда узнала, где хочет спрятать, обрадовалась, как девчонка. Только вот, дура, охранников раньше времени прогнала. Видите ли, раздражали.
      — А это… Ты же теперь на вроде богатенькой Буратины. Что если любезности Родионова рождены его интересом к деньгам?
      — Я тебя умоляю. Они рождены интересом ко мне и только. Олег состоятельный человек – забыл? Мои пять сольдо волнуют его не больше, чем хвост – Артемона. Особенной необходимости как бы нет, но расставаться глупо, а коли уж есть, заботься.
      — Что ж сам-то не сопроводил?
      — Да там у него сейчас срочных дел – вагон и тележка. Сказал, что приедет, когда…
      Подняв руку, Хромов заставил её замолчать, потому что уловил необычный звук. Посторонний, будто бы механический, не из мира природы. Источник этого звука был где-то рядом. Таёжник оставил собеседницу и, навострив слух и зрение, медленно прошёл кругом стоянку. Звук больше не повторился. С машиной всё было в порядке. Девчонка только отпрыгала из кустов и тёрла теперь болезную ногу. Поселковые женщины по-прежнему тихо переговаривались между собой.
      — Ничего не слышали?
      Гуцалочка неуверенно огляделась.
      — Кажется, что-то треснуло. Может, ветка упала?
      — Я лично слышу одних комаров, – высказалась Надежда, шлёпнув себя по щеке, – Задержимся здесь ещё, они выпьют всю кровь, честное слово.
      — Комарихи, – поправил Хромов, сканируя пристальным взглядом окрестность, – Пьют кровь комарихи.
      — А комары, значит, сама милота, – съехидничала продавщица, – Гляди-ка, нашёл повод гендерному превосходству!
      — Шутишь.
      — А то. Всерьёз рассуждать, так заплачешь. Добрые мужики превращают злых женщин в рабынь. Слава патриархату!
      — Что не так-то опять?
      — Да всё так, дорогой. Всё так, – Надежда вздохнула, – Какая неволя бывает краше свободы. Мы ж, бабы, готовы хоть в ноги иной раз упасть, зная, что на руках носить будут. Сами последнее отдадим, лишь бы мужик был что надо.
      Гуцалочка, вспомнив Булита, вновь посмурнела.
      — Ладно, – отрезал Хромов, – Я тут немного пройдусь, а вы загружайтесь в машину. Поедем.



      9.

      Осмотр прилегающей местности не выявил ничего тревожного. Чувствам своим доверять, разумеется, нужно, но логичнее других смотрелась версия Гуцалочки. Всё же, в отличие от остальных пассажирок и спасибо отцу, таёжные голоса ей были знакомы. Что до бандитов – их след простыл. Сомнительно, что затаились. Долго сидеть и ждать у моря погоды на их месте глупо. Правда, кружа по просёлкам, они случайно могли обнаружить лагерь беженцев и тогда там сейчас должно быть совсем не весело. Однако шума в той стороне не слышно. Так что, скорее всего, вернулись. Под белы ручки и охотничьи ружья гостеприимных сельчан.
      Успокоившись на этот счёт, Хромов озаботился главным. Предстояло выбраться из здешнего лабиринта на свою трассу. В основном она, относительно удобная и ровная, пролегала по просеке, оставшейся от старой линии ЛЭП, путь на которую вёл от Устюжки. Имелся ещё один вариант, короче, напрямки через сопки, только соваться туда сейчас не сезон – застрянешь, машину убьёшь, да и сам легко сгинешь. Был бы зимник…
      Туроператор однажды прислал группу крутых бизнесменов. Все при деньгах, цепях и перстнях, на бычьих понтах, послушать – цвет нации и хозяева жизни. Развлекаясь по-королевски, каждый из них где только не побывал. Это как у Высоцкого: «он все углы облазил, в Европе был и в Азии». Теперь, наконец, вздумалось на родину посмотреть. «Удиви нас, таёжник!» – пьяно взывали. Прознав про короткий путь на заимку, безопасный напрочь отвергли. Не пугай, дескать, пуганы, драйва давай! Клиент всегда прав, пока жив. Пришлось дать… «Буханка» не танк, летать через грязь не умеет. Сели – толкали её до темноты. В итоге куда те понты подевались! Вместе с ними исчезли мозги, мужское достоинство, сила тела и духа. Хмельная братва по-бабьи стенала и выла, рвала на себе волосы, локти кусала, молила, как бога, спасти. Комариное иго добило – пока варил дёготь с берёзы, пожгли в костре руки и лица. На место привёз тогда не героев, а жалких людишек.
      Сейчас он вёз женщин, две из которых надёжные, местные, вынесут всё, не выронив ни слезы, ещё и помогут, просить не стоит. Зато две другие слабые, нежные, из городских, за ними смотреть нужно, как за детьми. Словом, короткий путь исключён по любым основаниям.
      Чтобы хоть как-то загасить комариную проблему, Хромов ещё на стоянке нашёл трутовик, нарезал его и подпалил, так что какую-то часть пути дышали отвратным дымом. Хуже всего от него было Лизе, так как она сидела посередине. Но что делать – терпела.
      Возвращались со всей осторожностью, прислушиваясь и глядя по сторонам. Засады не обнаружили. На выезде из Устюжки Хромов осмотрел колею и сделал вывод, что внедорожник Бездверного в самом деле поехал обратно. Не слышно выстрелов? Так посёлок отсюда не близко. К тому ж мужички могли придумать, как взять бандитов без особого шума. В целом врага удалось обмануть, план сработал. Теперь можно выдохнуть и смело отправиться за вахтовкой. Впрочем, она уже далеко. С Кожевниковым договорились, что он ждать не будет.
      Пассажирки вели себя тихо.
      Напряжённость Гуцалочки сменилась маской опустошения и безразличия. Унаследованный от матери, несвойственный местным жителям юго-восточный тип лица, в том числе мимика и выражение глаз не позволяли определить это с точностью. Но вот о чём она думала, догадаться было несложно. Сегодня она потеряла друга, пусть с тёмным прошлым, зато в продолжительном настоящем и до самой последней минуты надёжного, светлого парня, интересного, жизнерадостного человека, который готов был прийти на помощь любому и нравился всем. Готовилась ли она соединить когда-нибудь с ним судьбу, никто не знал, но все примечали гармонию в этой паре. Гибель Булита произвела эффект потери главного смысла. Такое бывает. Идёт рядом с тобой по жизни кто-то ещё, всё как бы привычно, нормально, а вдруг исчез – и вокруг пустота…
      Боль Гуцалочки из присутствующих, как многолетняя приятельница, больше всех прочувствовала Надежда. Волей-неволей она примерила трагедию на себя и переживала за землячку по-настоящему. Пусть одинока она и давно уж не видит себя кем-то любимой, кто знает, на какую бы стенку полезла, какой волчицей завыла, когда бы с Хромовым что-то случилось. Задорный, неунывающий, порой шаловливый нрав – если не дар природы, наверное, просто защита. Иначе как выжить ей в этом мире? Страдать Надя, походя, не желала. О том, кто такая Тристанова, ей было уже известно. Когда собрались у Кожевникова перед отъездом, Мила Сазонова, врач, внучка старосты, рассказала. Точнее, тихонько ответила на вопросы, поскольку интерес состоялся однонаправленный и приватный. Заинтригованная нешуточной заботой Хромова о городской даме, Надежда ощутила вдруг ревность, уколов которой сроду не знала. В приливе невиданных ощущений даже посмеялась над собой поначалу. Потом отлегло.
      Если так можно сказать, Марина тоже уже успокоилась. Относительно, не вообще. Всё-таки не каждый день тебя похищают, да ещё так страшно и неожиданно. Были два случая на эту тему. Один раз сама сглупила, рискнув отправиться к парикмахеру без сопровождения. Исчезновения женщин тогда только начинались. Смогла убежать. Другой раз какой-то поганец решил умыкнуть её из салона машины. Увы дураку – охраны не разглядел. Но там кипит город, вокруг много людей, в напряжении постоянно. А здесь от кого было ждать угрозы? Глядя перед собой на затылок Хромова, его, в общем-то, неширокие, но крепкие плечи, Тристанова хотела верить, что страшное позади. Только вот будущее оставалось туманным. С уходом из жизни Бориса оно где-то будто бы потерялось.
      В сравнении с остальными самая юная пассажирка выглядела беззаботной. Ну да, добрые люди её не оставили погибать на дороге, подобрали, по сути спасли – можно расслабиться. И пусть впереди неизвестность, она не пугает, а вызывает обычное любопытство. По-прежнему беспокоила только нога, особенно на ухабах, но, кажется, уже и это теряло статус проблемы. Присмотревшись к Тристановой, Лиза легко определила представительницу высшего света и теперь старалась наладить близкий контакт не с селянками, а именно с ней. По крайней мере, так можно было прочесть её взгляды. Наблюдательная продавщица отметила интерес девушки и к таёжнику, однако усмотрела в нём лишь благодарность, естественную и невинную. Чего же ещё?
      — Твой брат хоть в курсе, куда тебя занесло? – заботливо поинтересовалась она.
      — Что? А, конечно. Я перед отправлением теплохода ему позвонила. Успела.
      — С мобильного?
      — Н-н-нет, – девчонка запнулась, – То есть да – у попутчиков попросила. Я без телефона. И вообще… С собой только по мелочи, самое необходимое. Денег совсем немного. А что?
      Она беспокойно прижала худой рюкзачок к животу.
      — Остынь, – подал голос Хромов, – Никто тебя не ограбит. Здесь ты никому ничего не должна.
      — Подумала, что должна? Ну дурёха! – усмехнулась Надежда, покачав головой, – Забудь городские привычки. Это у вас должников за торбу трясут.
      — А у вас з-з-за что?
      — У нас должников не бывает. Как в коммунизме живём, потому что делить нечего. Ты лучше скажи нам про город. Такие страхи доходят!
      — Вот именно, – металлическим голосом сказала Марина, – Здесь только ещё что-то слышно, там от страха уже оглохли. Здесь делить нечего, там делят оставшихся женщин. Здесь коммунизм, там дикость вернулась. Как-то вот так.
      — Ну уж и дикость! – всплеснула руками Надежда, – Может, просто смутные времена?
      — Смутное время – не повод терять человеческий облик. Теперь этот облик попробуй найди.
      — Надо же, как оно всё. Вроде культура, прогресс, цивилизация…
      — Культура – категория ситуативная, прогресс – относительная, а цивилизации приходит конец. Она вырождается. Слышали про естественный отбор? Если так, то настал перебор. Когда духовность пасует перед инстинктами, для людей начинает идти обратный отсчёт. Из них самое низкое вылезает.
      — Мне кажется, – оптимистично возразила Надежда, – всё образумится. В природе время не ходит вспять. Человек уже не выбросит из руки палку и обратно в обезьяну не превратится.
      Наверное, чтобы сгладить спор, Лиза вставила свои пять копеек:
      — Где-то читала, обезьяна стала человеком не оттого, что взяла в руку палку, а оттого, что эту палку подняла другая обезьяна.
      Вопреки её ожиданиям, никто не улыбнулся.
      — Взять бы какую палку, – процедила Гуцалочка, – И сократить поголовье нынешних человекообразных обезьян.
      — Вот-вот, – горько заметила Марина, – Глядя на то, что творится, версию божественного происхождения рассматривать почему-то не хочется.
      — Ну так… Приличные слова придётся подбирать. Тяжело.
      Лиза коснулась хромовского плеча.
      — А вы что об этом думаете? Интересно.
      — Гусары, молчать, – прозорливо усмехнулась продавщица.
      Хромов поёрзал в кресле и действительно промолчал.
      — Я что-то не так спросила? – искренне удивилась девчонка.
      — Он что-то не так бы ответил, – любезно пояснила Надежда, – Про обратный отсчёт. Например, что обезьяна – это она, то есть особь женского рода. Дескать, какого рожна человеку, то есть его высочеству мужику, до баб снисходить.
      Гуцалочка прыснула. Знакомая с таёжником не понаслышке, против собственной воли на этот миг она всё ж отвлеклась от горестных дум. Тристанова тоже вынужденно улыбнулась.
      — Пошутили, – неуверенно резюмировала девица.
      — Почти, – подал голос Хромов, – Но кто-то когда-то дошутится точно.
      — Ох, жду, не дождусь, – вздохнула Надежда, мечтательно глядя в окно, – Чего остаётся!
      — Уже дошутились, – мрачно напомнила тему беседы Марина, – Мало того, что женщины массово мрут от заразы, повсеместно мужчины их обращают в рабынь.
      — И не говорите! – пылко поддержала банкиршу Лиза, – Это просто ужас!
      Продавщица подалась вперёд к почтальонше.
      — В последней сводке что передали?
      — По вчерашнему дню 600, 60 и 6: на грани – скончались – объявлены в розыск.
      — Это официально, – хмыкнула Тристанова., – Умножайте на… – так и не уточнив, она махнула рукой, – Скоро выродимся, сгинем как вид. Планета вздохнёт свободно, а с ней и создатель.
      Гуцалочку передёрнуло.
      — Может, и к лучшему, – сказала она, – Зачем нужны люди богу, если друг другу они не нужны?
      Хромов прибавил газу…
      На всём дальнейшем пути долгих бесед больше не заводили. Наверняка общались бы, только скачки по колдобинам располагают к тому, чтобы держать язык за зубами. Иначе беда. В силу юности, темперамента или каких-то других причин заметнее всех противилась этому Лиза – вертелась, вздыхала, будила соседок на разговор. Но и та присмирела в конечном итоге. Платок давно съехал с её головы, прикрыв шею и вырез на платье. Похвастаться грудью она не могла, однако была свежа, стройна и на лицо привлекательна. Если бы не причёска… Завидев короткую стрижку девицы, Надежда простилась с женской тревогой ещё на первом привале.
      Длительных остановок больше не делали тоже. Так, пару раз по паре минут, только чтобы размяться или подкинуть горючего в топку УАЗа. Солнце упрямо садилось за горизонт, словно натягивая за собой простынь из сумрачной ткани. Ночь приходит в тайгу, как будто кто свет выключает, а добираться по темени – считай, что слепому чистописанием заниматься. Да и опасно. На одном из подъёмов впереди видели косолапого. Двух пассажирок это напрягло, двух остальных ввергло в панику, водитель остался спокойным. Зверь дал догнать себя, потом нехотя с недовольным рычанием уступил дорогу.
      Хромов виду не подавал, но беспокоился по другому поводу. Природа подобного беспокойства необъяснима никакими законами, однако многим она хорошо знакома. Когда проводишь длительное время в одном и том же определённом месте, пусть даже открытом, окружающее пространство обретает невидимые границы, нарушение которых ощущаешь, как принято говорить, нутром, шестым чувством. Для Хромова таким пространством была тайга в несчётных верстах от дома. Понятное дело, срабатывало не всегда, но ложных тревог не случалось. И вот теперь, чем ближе к заимке, тем явственней он ощущал поблизости чьё-то присутствие. Полбеды, если хищник, а если хищные люди? Пока что обычные органы чувств ответа на этот вопрос не давали.



      10.

      Пик беспокойства пришёлся на последний участок пути, когда до финиша с полчаса оставалось. Нужно было лишь обогнуть сопку, с вершины которой погожим днём открывался вид на пару зигзагов пройденной трассы. Сейчас, в сумерках этот вид не сулил почти ничего, но лучшего способа хоть как-то унять всё возрастающую подозрительность не имелось. Поэтому, не доехав до перевала, Хромов свернул в сторону.
      Много лет назад аккурат по соседству с заимкой армейцы строили заглубленный командный пункт, благо рядом на север ЛЭП проходила. Обычный маршрут вокруг сопки, в том числе через перевал, пусть и пологий, к радости Хромовых вояк не устроил. Отсюда было ближе и незаметней. У военных всё просто: расчистили колею, отсыпали камнем, проложили аэродромный металлонастил и ездили по нему всю дорогу. Потом, с наступлением смутных времён и к пущей радости таёжной семьи где-то там наверху изменились генпланы – недостроенную базу закрыли, точнее, забросили. Несмотря на то, что настил с той поры изрядно зарос, в целом проезд сохранился. Правда, не до конца, да это не важно. Важно, что до вершины с бывшего военного тракта было рукой подать.
      Когда по стеклу и кабине УАЗа запрыгали ветки, Гуцалочка первой обратила внимание на резкую смену декораций и с удивлением повернулась к водителю, но тот, послав напряжённый взгляд, промолчал. За ней всполошилась Надежда.
      — Эй, Сусанин, – поинтересовалась она, – У нас в багаже поляки?
      — Да вроде нет, – был ответ, – Кое-что просто нужно проверить. Расслабьтесь.
      Вопреки совету теперь уже все пассажирки опасливо напряглись. Банкирша нахмурилась, а её юная соседка взялась вертеть головой и кусать задумчиво губы. О том, что Сусанина разговорить не удастся, женщины догадались, потому неясность ситуации каждая переживала в себе. Это продолжалось до тех пор, пока уазик не остановился на самой высокой точке дороги.
      — Ну, девки, всё, – изрекла Надежда, – Щаз нас обменяет у мишек на мёд.
      — Тогда уж на шкуру. Мёда навалом, – выбираясь из машины, поправил её Хромов, – Отойду ненадолго, потом дальше поедем.
      — К-к-куда? – дрожащим голосом спросила Лиза.
      — До вершины. Тут близко. Осмотрюсь и назад.
      — Я с тобой!
      Это, выпрыгнув со своей стороны, решительно заявила Гуцалочка. В свете автомобильных фар остальные увидели их взгляды, направленные друг на друга. Состоялся короткий немой диалог. По всему выходило, спорить с женщиной бесполезно. Потерявшая друга, она до сих пор пребывала в неравновесном состоянии, угнетении, озлобленности и отчаянии одновременно, и на месте бы не усидела. Хромов понял её превосходно.
      — Ладно, – согласился он, – Пошли. Только не отставай.
      — А… а как же медведи? – то ли в шутку, то ли всерьёз вопросила вдогонку Надежда.
      — Они тут не ходят. Старое кладбище аборигенов. Я рассказывал. Вспоминай.
      Он и вправду ей как-то рассказывал… В давние времена хозяева здешних просторов выбрали этот склон под погост, предавали земле тут умерших. Никто бы о том не прознал, если бы обошлось без странностей. Туземцы хоронили сородичей в положении сидя – закапывали по глаза, а сверху, что конуру, трёхстенный навес сооружали. Само собой разумеется, погребённые тела, если не стали добычей грызунов, уже тысячу раз истлели, однако каким-то чудом местами ещё хранились останки и даже постройки над ними будто ничто не брало. По неведомой причине зверь обходил этот склон стороной. Впрочем, загадок древнего племени было ещё немало.
      Кладбище располагалось несколько ниже дороги, а Хромов начал взбираться наверх. Гуцалочка в босоножках еле за ним поспевала. Как раз отсюда, с юга подъём был, чем дальше, тем круче, сложнее, так как грунт разрывали скальные лабиринты, обширные, где-то почти отвесные. Уже с нескольких метров казалось, что позади пропасть. И солнце село совсем. Хорошо, этот путь был недолгим. Наверху открывалась сквозная просторная плешь, будто порывом страшного ветра с неё когда-то деревья слизало. Там, далеко за противоположным пологим спуском в распадке пряталась родная заимка, но разглядеть её даже днём не стоило и пытаться.
      Что-либо разглядеть в этот час вообще было проблематично. К тому же с годами Хромов стал хуже видеть и сейчас действовал исключительно наудачу. Прислонившись к ржавому тригопункту – давней памятке геодезистов – он уставился вдаль, туда, откуда приехали.
      — Я тебя правильно поняла? – отдышавшись, спросила Гуцалочка.
      — Знаешь, лучше бы я ошибался…
      — Лучше бы ты показал, куда мне смотреть. Зря что ли лезла?
      Хромов вытянул руку. Оба на пару минут застыли, а потом вместе и вздрогнули. На первом из двух поворотных участков дороги, доступных отсюда взору из-за деревьев, блеснул дальний свет автомобильных фар. Ошибки быть не могло, и чувства не подвели – их в самом деле преследовали.
      — Что если наши? – предположила Гуцалочка.
      — Это навряд ли. По крайней мере, до завтрашнего утра в такой поездке не вижу смысла. Опять же – на чём? А тут моргнула чуть ли не БМП. Нет, за нами крадутся всё те же.
      — Значит, сволочи, где-то таились! – женщина гневно тряхнула чёрной головкой, – Понятно тогда, почему не напали сразу. Хотят выследить всех.
      — Заодно, – поправил Хромов, внимательно глядя на пройденный путь, – Наверное, сама уже поняла: их главная цель – Тристанова. Если б они её не упустили, под ночь на три десятка рабынь размениваться бы не стали. Рядом, считай, больше сотни на зоне. Плюс личная месть. Опять же бензином затарились – знали…
      — Всё равно странно, что не догоняют. На джипе! Мы же, вот как сейчас, можем скрыться.
      — Хороший вопрос.
      Вопрос и вправду был интересным, но Хромов задумался о другом. Возвращаться даже на всех парах к месту, где уазик сошёл с трассы, очень рискованно. Гарантии, что успели бы проскочить незаметно, мизер. С учётом неравенства сил и наличия женщин навязывать бой как минимум глупо. Переждать и вернуться назад, в посёлок? Пусть хватит горючки, едва ли совести хватит. Что будет с теми, кто на заимке собрался? По той же причине отстать и пропустить джип впереди себя тоже не вариант. В общем, ситуация сложилась прескверная, а решать что-то требовалось срочно, вот прямо в эту минуту... И он решил.
      — Спускайся без меня, только возьми чуть левее, так безопасней. И не спеши, это незачем. Спокойно езжайте дальше, до первого КПП. Там не будет из-за колючки проезда, но вам и не надо. Просто спрячьтесь и ждите, пока…
      Гуцалочка проследила за его сосредоточенным взглядом и всё поняла. Она лишь спросила:
      — Уверен?
      — Должен.
      Хромов не стал больше тратить время на разговоры, рванул вниз без оглядки. Каждый миг был теперь на счету. Бандиты сейчас приближались к развилке с военной дорогой, но вряд ли заметят её, мимо проедут, так что тем, кто в УАЗе, пока ничего не грозит. А вот всем остальным на заимке уже через полчаса будет плохо. Они внедорожник не ждут.
      Северо-восточный склон сопки был долгим, пологим, и если не считать обильную растительность, это значительно облегчало задачу. Спускаться – не подниматься, жаль, что бегом. Жаль очень, потому как бегать Хромов не любил, сколько себя помнил. Весь в отца, такая порода. Ходить без отдыха по тайге, с какой тяжестью или без, он мог практически бесконечно, и там, где иные валились с ног, лишь спокойно вздыхал. Зато не терпел ускоряться до бега, есть смысл в нём или нет. Что говорить, порой приходилось, но кажется, как теперь, ещё никогда.
      Впрочем, был случай. Заехала группа молодняка, как раз после школьного выпускного. В заявке значился турпоход, переправа, пикник, то есть активный отдых на лоне природы. Хромов обычно имел дело с людьми взрослыми, а тут довелось подростковых чудачеств по горло хлебнуть. Всё перенёс, не учёл только юные чувства. Одна из девчонок отвергла парнишку, и тот в сердцах сдриснул куда глядели глаза, дескать, жить незачем больше. Вначале пришлось беглеца поискать. Повезло, разглядел с сопки. Оттуда ж приметил медведя – шёл аккурат к пацану… Словом, случилось тогда побегать на скорость изрядно.
      Сейчас людям грозил не зверь, но было б от этого легче! Так же перевести дух, осмотреть толком спуск и притормозить нельзя. Верно, спускаться – не подниматься, только в сумраке и на бегу – это беда. Ноги вязли в траве, спотыкались в корнях и на кочках, вязкой сетью повсюду ловил кустарник, деревья вставали перед глазами почти что стеной. Мышцы сводило каменной хваткой, лицо и руки покрыли кровавые ссадины. Несколько раз больно падал, однако вставал и снова бежал...
      Как, не свернув шеи, долетел до заимки, одному богу известно. К концу даже плохо соображал и не слышал лая собак. Почуяв хозяина, вcтревоженные не на шутку, они подняли шум и рвались с цепей. Обессиленного, у избы подобрали Кожевников Витька с Гуцалом, в дом затащили, дали воды. Едва отдышавшись и сфокусировав взгляд на окруживших его сельчан, Хромов выпалил:
      — Братцы, погоня. Своих я укрыл, но… Эти подонки крались за нами. Сейчас подъедут сюда.
      Женщины подняли гвалт, заметались, кто-то завыл, мужчины схватились за ружья. Хромов с великим трудом пресёк возле себя балаган. Решение Витьки обороняться отверг начисто – силы слишком неравные. Враг упакован профессионально для настоящей войны, камня на камне здесь не оставит, при желании – вместе с людьми. Идея Гуцала встретить его на подходе в засаде тоже была несерьёзной. Уезжать дальше некуда. Выход один оставался.
      За распадком с ручьём начиналась территория той стародавней воинской части, к которой вела окружная дорога за сопкой. Точнее, кончалась. Самой части практически не существовало. Во-первых, её не достроили, а затем возведённое законсервировали или разобрали, так что с тех пор всё, что там сохранилось, быльём поросло и в почву ушло. А во-вторых, возводили подземную базу, какой-то заглубленный штаб, отчего на поверхности толком нечего было узреть. Холмы и бугры под зелёнкой, обычный ландшафт. Что внутри, никому неизвестно. Разве что днём в кустах можно заметить грибки воздушных заборов. Об алармистском прошлом наглядно напоминали только редкие груды металла, вросшие в землю ежи, паутины бессмертной колючки, да на всё той же дороге друг за дружкой три «карфагена» – полуразрушенные КПП.
      Хромов мальцом ещё был, когда на радость семьи лесника военная жизнь тут свернулась. Какое-то время потом сюда изредка наезжали лишь проверяющие тыловики. Одного из них, без пяти минут отставного, отец щедро одарил мехом и другими дарами тайги, за что получил негласный доступ в ближайший бункер с подстанцией. Поживиться там было нечем, зато с той поры Хромовы заимели бесплатное электричество и шикарный погреб. Стащили со всех помещений сейфы в одно место ко входу – всего-то. Вход только был боковой, на крутом склоне холма, в который бункер и врезан… Уберечь людей от бандитов сейчас получилось бы только там.
      Несмотря на грозящую опасность, быстро побудить четыре десятка взволнованных женщин к очередному перемещению вышло с трудом. Пятеро были с младенцами, что ещё тяжелее. Пока старина Гуцал водил их до погреба, Кожевников отогнал с глаз подальше насколько возможно вахтовку, а Хромов необходимые вещи по дому собрал. Хотел оставить незваным гостям парочку неприятных сюрпризов, но времени не хватило – по сосновым стволам вдалеке луч света от фар заиграл.
      Главное сделать он всё же успел. Не беда, что возраст не тот и побегать пришлось, как мальчишке. На ближайшее время женщины спасены. В доме полный бедлам, враг, конечно, поймёт, что они где-то рядом. Скорее всего, легко по следам и место побега определит. Только в бункер ему попасть уже не удастся, пусть даже применит взрывчатку. Беглецы там могут сидеть достаточно долго, а как долго готов караулить их Дантист? До рассвета в посёлок назад не поедет, это ясно, а дальше? Пока, что будет делать дальше, Хромов знал только про себя.
      В погреб он заскочил последним. Когда закрывал изнутри рычаги на массивной двери, грудь в области сердца сдавило вдруг каменной болью и на глаза навернулись слёзы. Снаружи слышались злобные крики, автоматные очереди и предсмертные визги. Забыл про собак! Через силу пытаясь вздохнуть – из-за давящей боли воздуха не хватало – Хромов инстинктивно потянул руку, чтобы дёрнуть назад рычаг и потерял сознание.



      11.

      Очнулся на койке в одной из комнат. В боковом коридоре таких же, для отдыха, гроздью тянулось с десяток. Потолок, закругляясь, сливался с наклонной стеной и по существу начинался от пола. Тумбочка на двоих, маленький стол и шкаф, лампа над входом – весь антураж. В других помещениях разнообразия было побольше. Оружейка, столовая, учебные классы, зал совещаний, актовый зал, кабинеты штабистов, связистов, этажом ниже стрелковый тир, склады и гараж, элеватор, много чего другого. Разумеется, важные предметы и вещи отсутствовали, но оставалось тоже немало. В детстве сын лесника играл здесь в «войнушку»…
      — Ну, наконец-то. Вы как?
      Рядом на стуле сидела фельдшер Сазонова Милка.
      — Нормально.
      Хромов снял с головы прохладное полотенце и, вспоминая случившееся, приподнялся. На радостный крик сиделки в комнату тотчас набился народ. Возбуждённые, заговорили все разом.
      У него случился сердечный приступ – внучка старосты определила. На время пришёл в себя, а потом ненадолго уснул. По всей видимости, переутомление сказалось. Слава богу, всё позади, в том числе непосредственная угроза от бандитов. Витёк слышал, как они у двери колупались, чем-то стучали и матерились с досады. Хотели взрывать, но почему-то не стали пока. Походили вокруг, затем отошли.
      Селянки разместились по кубрикам здесь и по противоположному борту. Чтоб уберечься от холода, сообразили осмотреться и подняли со склада ещё неистлевшие солдатские одеяла. Раньше про бункер мало кто знал, так что удивлялись и радовались одновременно. Переживали, что теперь будет… Волнений добавил Гуцал. Выяснилось, прятаться вместе со всеми он отказался. Душа старика потеряла покой из-за дочери, к ней позвала. Утешало, что в направлении разберётся и дорогу в семь вёрст осилит. Но в целом и, в частности, с этим возникла другая проблема.
      — Что он собрался потом делать, не говорил?
      — Как же! Хочет пригнать уазик, спрятать где-то неподалёку, тихонько спровадить сюда девчонок и – с Витькой в бой…
      Запустив пальцы в чуб, Хромов задумался. Надо знать Николаича. Этот с виду медлительный и размеренный, всегда спокойный, тихий, сугубо мирный человек на деле таил в себе кучу энергии. Вырваться ей из оков, лучшего повода не найти. Коль дело коснулось жизни любимой дочери, что ветеран вспомнит горячую юность в Индокитае, следовало ожидать. Но вопрос не в решении биться (трое на трое – добрый расклад), а, собственно, в том, как он собрался проникнуть обратно в погреб. Бандиты навряд ли оставили вход без догляда. Возможно, и про другие лазейки уже догадались. Радует, что быстро не сыщут даже под солнцем. Огорчает, что запросто не воспользуешься ими сам. А выбираться наружу необходимо. Теперь и за тем, чтоб помочь старику.
      Помимо главного входа-въезда с воротами, ныне несуществующего в принципе, бункер в проекте имел квартет малых боковых люков, по паре на продольных склонах холма. Два из них не достроили, то есть по факту их так и не было, а два пробили. Оба последних под конец жизни объекта «консерваторы» засыпали и заложили дёрном. Ближний к заимке стал потом лазом в погреб таёжников. Предприимчивый Хромов-старший отрыл и последний, со стороны восхода. Дескать, на случай чего если с первым случится. Хромов-младший затем прочищал не только воздухозаборы, но и его. С годами, однако, забросил. Яма осыпалась заново и заросла, прикрылась стволом, сбитым молнией… Пришло время вспомнить отцовскую дальнозоркость, а главное – потрудиться.
      Кожевников принял задачу достойно, с решительностью и энтузиазмом. Парень он без затей, работящий, твёрдый на руку. Шутка ли – вырос в бедной семье, где дети-погодки помогали родителям выжить чуть не с пелёнок. Даром, что младший. Старшие, пять девчонок, разъехались кто куда по стране за мужьями. Звали к себе, но с обжитого места больных стариков уже было не сдвинуть. К тому времени Витька освоил у кузнеца слесарное дело, взялся за сельскую технику и прослыл автомастером в том числе. Это к нему Хромов гонял на ремонт свою видавшую виды «буханку». Собирался починить, наконец, снегоход, да обоим всё не досуг…
      Вначале долго возились с дверью, поскольку рычаги заржавели, их жёстко клинило. Поди отстучи, чтоб не сломались. Хорошо – машинного масла вдоволь и к зазорам легко подобраться. Опять же особо шуметь было опасно. И хоть звуки отсюда из глубины доносились до поверхности едва ли, рисковать безоглядно не стоило. Словом, мучились до потери надежды и сил. Хромов молился отцу, Кожевников – собственным мышцам. Как бы тяжело, временами вплоть до отчаянья ни сложилось, в итоге они рычаги всё-таки повернули и люк открыли.
      Дальше – проще, но времени ушло не меньше. Горизонтальный колодец ко входу строители укрепляли бетонными кольцами, точнее, овалами в рост высотой. При консервации внешние кольца сверху разбили под уровень склона и дверь под песком с дёрном обломками заложили. Заново отрытый потом проход остался без козырька, и с тех пор, как за ним перестали следить, оказался земелькой завален. Мало того, всё вокруг проросло и было в корнях. Так что теперь пошёл в ход самый простой инвентарь солдата ушедших времён, благо здесь его сохранилось навалом. Лопатой махали по очереди – один в амбразуре копался, другой сеял грязь в коридор.
      Женщины тоже старались помочь, но больше путались под ногами, пока Витька не гаркнул, чтобы угомонились. Впрочем, подействовало не на всех. Особой общительностью он не страдал, слыл даже букой, всё ж до недавних дней поселковые девки (из тех, кто ещё оставался) при встрече строили глазки. Свободных парней как мяса в грибах, а тут вон – не урод, надёжный, с руками и после рюмки не злой, хоть нарочно собачься. К изумлению многих Кожевников выбрал в невесты кремень в юбке старше себя, соседку, напрочь прогнавшую бывшего мужа. Подружились и впрямь… Алевтина сейчас рядом с Витькой трудилась. Командовать ей бесполезно, сама кого хочешь построит.
      На осторожную радость по времени вроде бы успевали, но следовало торопиться. Гуцал ведь отправился не гулять. С учётом того, что от базы к следующему КПП лежали бетонные плиты, на путь до уазика он должен потратить часа полтора. За рулём ещё через полчаса он может догнать аж до перевала. Ну ладно, подъедет поближе, спрячет машину, а дальше-то как? Незнакомой тропой вкруг заимки, во тьме да без лишнего шума… С ним четыре напуганных дамочки, одна из которых хромая…
      Сдвинув в сторонку поваленный ствол, наружу выбрались оба. Предварительно договорились, что у люка будет кто-то дежурить, и придумали определённый стук. Разумеется, среди тех, кто остался «на вахте», была Витькина Алевтина.
      — Не вернёшься – прибью, – сказала она ему.
      Парень впервые за день улыбнулся.
      — Хорошо. Только сначала накормишь. Мажь бутерброды.
      Ох, да. У обоих с утра, кроме воды, во рту ничего не бывало.
      Чтоб оценить обстановку, Хромов с Кожевниковым заползли на продольный гребень холма. Осторожничали не напрасно. Под ними на той стороне находились бандиты, вся троица в сборе. Дантист восседал на лавке, как истинный атаман. Волонтёр – его хуже всех было видно – суетился у самого входа в погреб. А Урядник наклонился к ручью и, поминая недобрым словом бездверновского кота вкупе с «партнёром», промокал свою харю и нос.
      Витёк шёпотом предложил перестрелять их отсюда. Позиция – выгоднее не придумать! Может и так, но идея была плоха. Фора – пары секунд не дольше. Напарник по жизни стрелок абы какой, у Хромова с возрастом зрение село. Что враг понесёт кардинальный урон, поручиться нельзя, а после первых выстрелов тактическая ситуация станет значительно неприятней. Хуже всего, что тогда второй вход в бункер враг обнаружит досрочно. И себе навредишь, и план по встрече Гуцала сорвётся. Как это не учесть? Посокрушались. Пока решали, где Витьке лучше залечь для прикрытия, бандиты заговорили.
      — Ну что? – спросил Дантист.
      — Бесполезно, – глухо отозвался от двери Волонтёр, – На совесть сделано, по-настоящему. Такие объекты орудием надо брать или авиабомбой, а мы что имеем? Только засыпится всё к едреням. Долбить ломом что ли?
      Урядник профыркался от воды.
      — Да и хрен с ними! Раз не достать и не думают вылезать, пусть сгниют там, как в склепе. У нас ещё целый лагерь баб! Я бы не парился.
      — Ты бы заткнулся, – устало бросил ему Дантист, – Поумней ничего не придумал? Козырной даме тоже выпишешь похоронку?
      Урядник замялся, как двоечник.
      — Лучше ответь, куда они дели машины.
      — Сказал же: не знаю. Тайга, темнота, возможностей спрятать до чёрта. Рыжий, вон, люки не смог на холме отыскать. От меня чего хочешь!
      — Других нет, – огрызнулся Волонтёр, – Будем тут до рассвета – на верочку гляну.
      — До рассвета задерживаться нельзя, – напомнил Дантист, – Не успеем к приходу баржи.
      Урядник продолжил умничать:
      — А если другие дыры всё-таки есть, и сейчас твоя «верочка» в прицел на нас смотрит?
      — Ага, два часа уже смотрит, никак не насмотрится. Аж забыла, что можно стрелять.
      — А если есть ход сообщения в соседний бункер?
      — Чего бы тогда до сих пор в этом торчали? – Волонтёр бросил в дверь погреба камень, подождал, хохотнул и, театрально удивляясь, развёл руками, – Слышал? Послали!
      — А если…
      — Достал со своим «если». Чо стрелки с машин переводишь?
      — Дались вам эти машины!
      — Ещё как, – вставил веское слово Дантист, – Не навечно ж они сюда схоронились. И в посёлок обратно пешком не отправятся. В гараже только «буханка» стоит… На базе всё посмотрел?
      — Да нет отсюда дороги на базу! Овраг от верха до самой реки. Вояки скорее всего не пробили. А может, и не собирались. Кто знает этих стратегов, чего тут замышляли.
      — Значит, колёса спрятаны где-то здесь… А туда дорога должна быть, должна-а-а. По ходу за сопкой от трассы идёт. Мы её проскочили…
      Хромов задумчиво выдохнул. Разумность доводов главаря шайки насторожила бы не на шутку, если бы не упоминание о какой-то барже. Это означало, что времени у бандитов в обрез, пускаться в ночные разъезды с сомнительным результатом они не станут и уазик не перехватят. С другой стороны, на тех, кто раздосадован неудачей и готов уехать с пустыми руками они не похожи, то есть имеют какой-то план. Но какой? Вон, спокойно уходят к дому. Подслушать бы их разговоры и дальше, только самому нужно спешить, а посылать вслед за ними Витька безрассудно. Одно радовало – у врага нет приборов ночного видения.
      Троица между тем миновала овражек с ручьём и площадку перед заимкой. Было бы странно, если б исчезли совсем. Так и есть. Через минуту на балконе второго этажа появилась фигура наблюдателя, вспыхнул огонёк сигареты. Выход из погреба взят под контроль.
      — Ну, бывай, – шепнул Хромов напарнику, отползая, – Смотри в оба и сам не кури.
      — Дык понятно. Слушай, а что за «козырная дама»?
      — Потом расскажу…
      Пробираясь по склону, Хромов замечание Дантиста и вопрос Витьки Кожевникова оценил. Игра, в которую все они оказались вовлечены, действительно наградила Тристанову статусом козырной карты решающего номинала. Убрать этот козырь, так не было бы и такой игры. Не состоялось бы тогда ни превентивного налёта на почту, ни авантюры в бездверновской усадьбе, ни тем более столь принципиальной охоты в дебрях тайги. По большому счёту в борьбе за банкиршу бандиты запросто могли пренебречь сотней (или сколько там) беженок в лагере и даже поселковыми. Тех хоть совком повсюду греби за копейки, а сравнить, сколько выручили бы за неё одну…
      Что ещё будет, когда местные бабоньки про ценность Марины узнают? Среди тех, кто в бункере, Сазонова Милка в курсе. Из благодарности за спасение, дай бог, до срока язык не развяжет. Должна что к чему понимать. За Надежду с Гуцалочкой волноваться не стоило. Первая в ёлку своя, как родная душа, объяснять ничего не нужно, вторую специфический род занятий болтать лишнее разучил. Под пыткой не выдаст. Есть ещё эта, как её, Лиза, но та, похоже, пока озабочена только собой.



      12.

      Хромов наткнулся на них практически сразу, едва обошёл заимку. Как договаривались, Гуцал повёл женщин по низу, ближе к реке, где больше шума и стороной дует ветер. На изумление – как умудрился так быстро приехать – старик усмехнулся, дескать, своя машина «не тянет». Уазик он отогнал подальше и ветками с глаз забросал. Но если дорогой летел, как сайгак, по тайге из-за женщин еле тащился. Главный тормоз процессии, сбив с ноги шину, сильно хромала, да и другим, непривычным к таким марш-броскам, в дамских туфлях непросто шагалось. Терпели, но «бедная» Лиза была само недовольство, чем дальше, тем больше на всё раздражалась.
      — Не понимаю, – вспылила однажды, – Какого рожна за этим Хромовым прёмся куда-то? Одна суета! Мы б где-нибудь и в машине спокойно переночевали.
      Гуцал её сдержанно осадил:
      — Если хочется спать, а кто-то стучит топором, придержи оскорблённую спесь, взгляни на него, на себя… Вдруг это Ной, а ты – тварь из пары какой, везучая…
      Встретили как французы подмогу Дезе под Маренго, чуть ли не с воплями от восторга. Кое-кому пришлось даже рот прикрывать. Марина всплакнула. Лиза оттаяла.
      — Спаситель ты наш, – сползая с шеи таёжника, ехидно изрекла Надежда, – Прям вот так бы в апостольши и записалась.
      — Прям вот так? Может, попробуешь как-то проникновенней?
      — Ой, Хромов, всё для тебя!
      Болтали недолго. Надо было лишь изложить обстановку, что тут и как, кто сейчас где и чего ожидать. Марину особенно впечатлило, что предстоит забираться под землю, в тот самый погреб тире вытрезвитель, где в прошлом году «остывал» её муж. Подробности ей свекровь рассказала. Воспоминания о том приключении вообще окунали её в печаль, тем больше, чем ближе они подступали к заимке. Попутно выяснилось, что с мамой Бориса как будто бы всё хорошо. Старушка живёт со своим учёным другом и, кстати, взяла на попечение несостоявшуюся невестушку Аню. Вот только с пандемией связь прервалась, и они давно не общались.
      — Замечательная женщина, – заметил Хромов.
      — Она о тебе тоже очень высокого мнения. И я, если помнишь. Умеешь ты в себя баб влюблять! Чем берёшь только, не понимаю. И до сих пор одинок. Одинок? Между нами, после ухода сына Лидия Михайловна пожелала мне встретить такого, как ты.
      — Чего уж. Будет такой, как Олег.
      — Ладно, закроем тему…
      Немало других тем для бесед открылось, когда они добрались до бункера. А пока, в самом деле, лучше было молчать, вести себя тихо и осторожно. Ночь давно вступила в свои права, заставляя напрягать зрение, выверять каждый шаг и напряжённо прислушиваться. Путь вдоль речки, как самый надёжный, страховал от многого, но имел препятствия, создающие большие трудности для передвижения. Где-то пришлось идти вброд, а где-то, наоборот, от воды отклониться. Дальше – не проще, зато посветлее, знай себе лезь по склону наверх.
      Кожевников всё это время исправно нёс вахту на гребне. Завидев знакомые тени, скатился навстречу, сдержанно выразил радость, яростно помянул гнус, подхватил изнемогшую хромоножку. На вопрос о врагах успокоил:
      — Там они. Суеты нет. На балконе только дозорный сменился.
      Люк открыла его Алевтина. Пока Лизу не отпустил, смотрела парню в глаза, сурово молчала, качала в руках лопату. Все, кроме них, прошли дальше по коридору.
      — Надо дела порешать, – обернувшись, напомнил Виктору Хромов.
      — Сейчас. Решалку прочистят…
      Пассажирки уазика моментально попали в окружение остальных женщин. Как водится, началась многоголосая болтовня обо всём сразу, пересказы подробностей происшествия, тревожные переживания, ахи-вздохи, суды-пересуды. Слово за слово, в общий базар вовлекли и Марину. Хромов успел её предупредить, чтобы о себе не слишком распространялась. На всякий случай попросил о том же Гуцалочку, Надежду и Милку. Как назло, Лиза вертелась исключительно возле Тристановой, но, чужая здесь всем, похоже, видела в ней лишь городскую сестру по несчастью.
      С учётом малых детишек на бабий подземный десант коек в отдельных комнатах не хватало, поэтому вновь прибывшие вместе с другими так и остались в офицерской столовой. Сдвинув нехитрую мебель, «старослужащие» хозяйки превратили её в кают-компанию. Импровизированный общий стол загромоздили своими продуктами. Под конец разместились кто где, как после свадьбы, группками по интересам. Мужчины собрались в сторонке. У них назрел свой интерес.
      Старик-ветеран настаивал на немедленном штурме. Дескать, противник атаки не ждёт и сейчас с ним расправиться легче всего. Дозорный пойдёт сразу в расход, останутся двое. «Прикроете – я их кончу. Не глядите, что мирный и челюсть вставная. Опыт есть боевой». Кожевников против атаки не возражал, только смысла в осаде дома не видел. По его мнению, врага лучше дождаться снаружи, как уже случалось, или выманить, да пострелять на виду. «Шансов прихлопнуть всех разом больше и хата не пострадает». Хромову хата, конечно, была дорога, но оба предложения казались слишком рискованными. Ни затяжной бой в помещении (он станет затяжным наверняка), ни открытая перестрелка на местности не гарантировали успех. Тем более что они не снайперы, а у бандитов автоматическое оружие и даже гранаты.
      — Сам-то что предлагаешь? – разгладив усы, спросил Витёк, – Других вариантов нету.
      — Думаю, есть, – ответил таёжник, – Только он, скажем так… чтобы избежать паники, до поры не для женщин.
      Кожевников непроизвольно взглянул на свою строгую подругу, занятую беседой в дамской компании у другого торца стола. Гуцалочка, обнимавшая сзади за плечи отца, отняла руки и нахмурилась. В этот момент к ним подошла Надежда с веером кружек свежего чая. Услышав последние слова, она напряглась.
      — Наши пусть знают, – сказал Хромов, имея в виду этих троих, – Всё равно помогать придётся.
      Молча разобрали кружки. Выслушали план, оценили его, согласились.
      Идея в целом была проста и сложна одновременно, на тему (по выражению Гуцала) «как почесать левой пяткой правое ухо». Суть задачи – нейтрализация врага в самом бункере. Если демонстративно открыть погреб, бандиты навряд ли удержатся от соблазна ворваться в него. В конце концов, это их цель – как можно скорее заполучить свой «товар» и вернуться в посёлок к приходу какой-то там баржи, видимо, средству общего сбора. Из-за неравенства сил прямой бой в бункере исключён. Поэтому лучше всего устроить ловушку среди внутренних переходов, заперев двери с обеих сторон. По истечении энного времени пленные сами запросят пощады, факт непреложный. Оставят часового у входа в погреб – что ж, вот тогда можно будет и пострелять. Ну а женщин потребуется эвакуировать дальше от страхов, ближе к тайному лазу.
      В качестве камеры предварительного заключения назначался проход, ведущий от хромовского погреба к центральному коридору. Он был не длинным, но из-за лестничной шахты дважды «ломался», что облегчало задачу тому, кто запрёт позади за бандитами дверь. На крайний случай можно задраить лишь внешний люк, только им доставались тогда запасы продуктов… Кожевников звался захлопнуть мышеловку снаружи лично, но Хромов убедил, что сноровка Витька как раз больше понадобится на внутренних перекрытиях. Про себя он просто решил паренька поберечь.
      Всё вроде бы обсудили. Не давала покоя одна загадка – почему Дантист так спокоен и не спешит предпринимать никаких действий. Будто чего выжидает. Если ему дорого время, где логичная суета нападающих, злость, нетерпение? Ладно, взрывчаткой как следует не запаслись, так на заимке горючки навалом, плюс кой-какой инструмент, можно хотя бы попробовать. Шансы-то есть! Нет, словно ленятся. Даже не попытались затеять переговоры, дескать, выдайте нам одну, остальных, так и быть, не тронем... Хорошо, кстати, что девчат отозвали от люка, глядишь, сдуру бы клюнули… Словом, ребус мешал ещё тот, из головы не выбросишь.
      Как бы там ни было, план избавления от напасти согласовали. Оставалось в жизнь претворить. Посовещавшись, решили надолго не откладывать, пока сами на должном взводе и большинство женщин не повело ко сну. Однако пришлось войти в тревожный режим ожидания, так как дозорный с балкона переместился к самому входу в погреб. Открывать люк в такой ситуации опрометчиво, а покончить хотя бы с этим одним – опять же рискованно и можно испортить всё дело. Поэтому ограничились наблюдением. Не вечно ж бандит будет торчать именно там! Первым наружную вахту взял на себя Гуцал, потом к нему выполз Витька.
      В непредвиденном ожидании Хромов забросил в желудок парочку дежурных бутербродов и волей-неволей расслабился. Не мудрено – после всех передряг. Да и не ел он, считай, почти сутки. Надежда пыталась накормить чем-то более существенным из того, что дома сама прихватила, но, встретив осоловелый взгляд, угомонилась. Пусть лучше мужик отдохнёт, решила она, покуда выдался случай. Тихонько накинула одеяло. С улыбкой шепнула:
      — Ты, когда о девчонках «наши» сказал, мне понравилось.
      — Что такого? – вяло отреагировал Хромов.
      — Это значит, и я у тебя… своя.
      — Ну, не чужая же. Всё понимаешь.
      — Ему про Фому, он про Ерёму... А давеча, вспомни, дурёхой назвал.
      — Женщину дурнем не называют.
      Хромов не смог удержать зевоты.
      — Знаешь, хотела тебе кое-что сказать… Хотя нет, до конца сначала проверю. Вдруг ошибаюсь.
      — Чего уж там. Говори.
      — Того уж там. Перебьёшься. То всё понимаю, то дура… Красивая хоть?
      — А то.
      — Дождалась баба пряника. Ещё и «своя». Держись меня, Хромов. Вот перемрут от заразы все женщины на Земле, ради кого жить будешь? Помни, твоя Надежда умрёт последней.
      Проваливаясь в дремоту, таёжник промычал что-то неразборчивое.
      — Не слушай меня. Отдыхай…
      Отдохнуть толком не получилось. Через несколько минут снаружи прилетел Кожевников с известием, что дозорный направился в дом, уходит, а на балконе появился его сменщик. Гуцал как раз оставался где надо. Самое время действовать!
      Поднялась суматоха. Женщинам (кто спал – разбудили) выдали срочный приказ брать вещи и перемещаться по бункеру дальше. Комфорта там никакого, в коридорах и помещениях голые стены, но если всё выйдет как надо, долго сидеть не придётся. Пожарный порядок эвакуации обеспечил неосознанную вполне, почти воинскую дисциплину. Всё же без паники не обошлось. Спасибо Гуцалочке с Милкой – истерику погасили. Что к чему селянки только теперь узнавали, в страхе жались друг к дружке и наполнялись тревогой за успешный итог. Кожевников должен был задраить двери внутри, а перед тем, напротив, распахнуть люк в погреб.
      — Не забудь, – напутствовал его Хромов у второго выхода, – На всякий случай прислушайся. Не будет уверенности – дождись условного стука.
      — Смотрите, сами там берегитесь, – Витька поправил ружьё за спиной.
      — А где Аля?
      — Да где-то секретничает с твоей.
      Хромов улыбнулся. Который раз уже за сегодня в разных беседах «принадлежность» Надежды упоминалась в связке именно с ним. Случайно ли? Нет, конечно. Она ведь на деле являлась отличной подругой и, положить руку на сердце, самой близкой в течение многих лет. Ко всем поселковым женщинам Хромов относился одинаково ровно, пусть меньше кого-то знал или больше встречал внимания. А вот занозистая продавщица была на отдельном счету. Дышалось с ней легче что ли. Боясь своим медвежьим нахрапом испортить бесхитростную атмосферу их отношений, он даже гасил в себе кое-какие желания. Нравилась же, что говорить. Порой хотелось сорваться с цепи и… Доверие было дороже. Не пришло ли время надо всем этим подумать?
      Хромов открыл люк и шагнул в темноту.
      Привыкнуть к ней не успел, так как почти сразу получил тяжёлый удар по голове и провалился в темноту ещё большую. Увернуться от приклада автомата у него не было шансов. А если бы увернулся и не потерял сознание, потом услышал бы взрыв, всё равно преграждающий путь назад в спасительный бункер. Он не снёс с петель люк, но разворотил углубление, включая внешнее бетонное кольцо, и обрушил со склона земельный пласт. Таёжнику повезло, так как между ударом и взрывом его, уже бесчувственного, рывком отбросили в сторону.
      Сельчане не распознали, что под видом дозорного на балкон дома вышел вражеский атаман, а его сподручные скрытно покинули дом и, оставаясь незамеченными, с двух разных сторон сюда подобрались. Волонтёр подозрительно легко отыскал второй выход из бункера, выждал нужный момент и устроил подрыв. Но если Хромова он зачем-то от гибели уберёг, то Кожевникову не пожелал жизни точно. В свою очередь, Урядник подполз прямо к Гуцалу. Кто из них двоих кого первым заметил, не столь важно, потому что оба выстрела и взрыв у люка прозвучали одновременно. Старик промахнулся. Охнув от боли, он опрокинулся навзничь и покатился по обратному от заимки склону холма на самое дно распадка.



      13.

      Хромов очнулся в собственном доме лежащим в неудобной позе на полу посреди гостиной. Голова раскалывалась. Натёкшая из открытой раны кровь вперемежку с землёй залепила волосы. Он был связан по рукам и ногам, причём руки ему зафиксировали со спины, то есть более-менее результативные движения исключались. К тому же тело саднило сразу во всех местах – наверняка его били. Может, по камням волочили. Судя по ощущениям, то и другое. Обувь отсутствовала. Рубаха изорвана в клочья. На крепком ремне, слава богу, держались ещё штаны.
      — И снова привет, однако, – послышалось со стороны, – Или в ваших краях «однако» уже где ни попадя не вставляют?
      Стиснув зубы, чтобы не застонать, Хромов перекатился на другой бок и увидел своего главного противника. Дантист восседал в кресле у книжного стеллажа, по-барски лениво качался и листал оставленные перед сегодняшним приездом Гуцала очерки о путешествии на фрегате «Паллада». Изображая жгучую заинтересованность в тексте, на пленника он не смотрел.
      — А гляди-ка у Гончарова: «здесь делают большое употребление или, вернее, злоупотребление из однако, как я заметил». Он устарел?
      Хромов оглядел доступное взору пространство, прислушался. Свидетельств присутствия других бандитов не обнаруживалось. Вокруг вообще стояла мёртвая тишина. Если не считать монотонной речи Дантиста. Именно речи, так как он не говорил, а вещал.
      — Хотя, ты знаешь, батенька на удивление современен. Вот послушай, что пишет в следующей главе. «Свет мал, а Россия велика», - говорит один из моих спутников, пришедший также кругом света в Сибирь. Правда. Между тем приезжайте из России в Берлин, вас сейчас произведут в путешественники, а здесь изъездите пространство втрое больше Европы, и вы всё-таки будете только проезжий. В России нет путешественников, всё проезжие». Ну разве не так?
      — Наверное, так, – сказал Хромов, пробуя челюсть на ощущения.
      Порядок. И зубы на месте. Только разбита губа в углу рта.
      — «Наверное»! – Дантист вскинул голову, – Что за слово! Надо в суждениях быть конкретней, точнее мысль выражать. Ты же мужик!
      — Мужики много чего горлопанят, а я словам цену люблю.
      — Врёшь. Зачем тогда толстые книжки читаешь? Этот «проезжий», вон, целый кирпич накропал. Или, по-твоему, у него сплошь афоризмы?
      — У него, к сожалению, нет чего бы хотелось. И – недаром ходил по морям – много воды.
      — Эк ты о классиках неуважительно. Человек, между прочим, старался, морщил лоб, небось, семь потов излил на бумагу…
      — Писать легко. Трудно вычёркивать лишнее.
      — Можно подумать, пробовал.
      — Ну, попробуй, подумай, – усмехнулся Хромов, – Раз можно.
      — Складно дерзишь. Видать, читатель сметливый. Но если вправду сам сочиняешь, боюсь, писатель ты скучный. И повеселеть уже не получится – поезд ушёл.
      — Какие мои годы!
      — Оптими-и-ист, – покачав головой, протянул Дантист, – А ничего, что лежишь связанный, весь в крови, без пяти минут вообще не жилец?
      — Позу недолго сменить, – Хромов принял сидячее положение, разминая суставы, – И путы как-нибудь снять. Раны лечатся, кровь восстанавливается. Что до смерти… Чего ж до сих пор не убил?
      — Продолжай.
      — Делаю вывод: я тебе нужен.
      Бандит громко и продолжительно рассмеялся. Выпалил:
      — Ты мне на хрен не нужен!!! – крякнул и, успокаиваясь, подытожил, – Мда… Вроде с виду взрослый человек. «Какие мои годы», сказал. Какие? Тоже за пятьдесят? Ровесник, а глупость морозишь, как шпингалет у школьной доски.
      — Продолжай, – невозмутимо собезьянничал Хромов.
      — Повторюсь: ты мне на хрен не сдался. Сват, приятель, должник, невиданный благодетель? Ах да, партнёр! Не смеши. Даже если б в посёлке мы ударили по рукам, неужели ты вправду на что-то рассчитывал? Один притворялся, что убедителен, другой, что им убеждён... Да я бы покончил с тобой легко и беспечно, как только понял, где взять своё! Так что не питай наивных иллюзий, романтик. Ты был назначен в расход уже там, на вашем майдане, просто мальца срок оттянул и сейчас ещё дышишь практически чудом. Волонтёр на разборку крут, мог и кончить.
      — Вон, значит, кто меня приложил. Что так нежно? С Булитом у почты не церемонился.
      — Нашёл ровню! Тот был достойный противник, боец. А тебя он без форы валить постеснялся. Это Урядник у нас без высоких манер… Ба, да ты ж ничего не знаешь! – Дантист состроил участливую в просвещении физиономию, – Кокнул Урядник вашего деда. Поминай, как звали.
      Пленник дёрнулся и скривился от боли в боку. Всё-таки рёбра ему посчитали.
      — Задел за живое? Сочувствую. Но дедуля сам виноват. Сидел бы на печке, чаёк попивал, бабке пятки чесал, внукам сказки рассказывал. Нет, берданку зачем-то схватил, влез в баталию. Кстати, третий ваш, паренёк, тоже, думаю, чалится с дедом на пару. Или скоро почалится. Если взрывом по стенке не размазало, всё равно последние минуты считает…
      Хромова эти известия ошеломили. Трудяга Витёк. Добрыня Гуцал. Второй, хоть и солидно пожил, в здравии и уме мог протянуть ещё столько же при заботе. Первый тем более – земной путь только начал, всё впереди. Гибель обоих казалась абсурдной, немыслимой. Разве не он виноват, что эти два человека погибли? Отсиделись бы в бункере, враг уехал бы, вся недолга. Куда там, придумал какой-то паршивый план, обрёк мужиков на смерть! И что теперь будет с Гуцалочкой, с Алевтиной? Как им в глаза-то смотреть? Если сам выжил…
      А Дантист продолжал:
      — Тут ведь что – промахнулись вы со стратегией. Думали, раз кто-то из нас караулит дозором, остальные курят бамбук в отдыхающей смене. Ан нет. Двое других в это время тихонькой сапой обошли вашу горку с обеих сторон. Урядник вычислил деда, подкрался и уложил его одиночным. Тот не успел даже крякнуть, как был, в преисподнюю укатился. Вру. Разок из бердани своей что-то пукнул со страху. А Волонтёр в самый нужный момент вашу вторую нору подорвал. Считай, нет её больше. Только, как видишь, к тебе проявил милосердие, – бандит хохотнул, – Помяли немного, пока сюда волокли, но уж не сочти за бестактность. Ребята на взводе. Урядник вообще на тебя обижен, сам понимаешь. Вернётся, глядишь, придётся ещё защищать.
      — Вернётся откуда?
      — Ну ты спросил! Оттуда, куда ты загнал своих баб. Ещё не понял что ли? Партнёр, ты проиграл мне по полной. Ладно, с банкиршей тогда подфартило. Так временно, согласись. Вообще, вся эта затея с детскими прятками… Глупо. Сейчас мои гвардейцы ваш вшивый бункер шерстят на предмет зря напуганных тёлок, выковыривают их из щелей, сгоняют в общее стадо. Если честно, я бы на них, «отборных» твоих, наплевал. Крупы-вымени – всё одинаково. Там же у вас под посёлком стадо намного круче пасётся, так что… Ты сам виноват. Умыкнул как раз ту, которая больше всего нужна…
      Да, свою вину Хромов знал, и судьба поселянок ему рисовалась печальной. Однако возник интересный вопрос. Если дальний выход накрылся, как бандиты смогли попасть в бункер? Единственный вариант – через ближний. Только кто же его открыл? Будь Кожевников мёртв, женщины (что в курсе плана) вряд ли бы сами рискнули: шок от взрыва, незнание обстоятельств, отгородиться внутри мужская сила нужна. Получается, Витька жив! И сделал всё, как наметили. Пусть про одного своего ему непонятно, наверху ещё есть второй. Кстати, с Николаичем ситуация тоже не так однозначна. Пока ясно главное – женщины в безопасности. Гвардейцы Дантиста должны вернуться к нему ни с чем.
      Но что-то во всём этом не вязалось. За час-полтора до атаки, не зная, что делать, бандиты точно «курили бамбук». Сидели, сидели и неожиданно вдруг прозрели? Случайно надумали тайную вылазку с разделением, случайно во тьме на той стороне нашли второй люк, случайно в самый удачный момент угадали… Фантастика. Без резона фантастика – чушь.
      — У тебя такой вид, будто принял на мозг «Оптимум социального», – Дантист указал подбородком на корешок стоящей возле него на стеллаже философской книжки.
      — А у тебя – будто нечем себя занять.
      — Ну почему, – сконфуженно оправдался бандит, – Могу предметно заняться тобой. Признаюсь, давно руки чешутся.
      Выдав, что озвучена правда, он шаркнул ладонью по лысине, сжал кулаки, резво подскочил с кресла и взялся мерить шагами половицы гостиной. При этом бросал нервные взгляды в темноту за окном, которое было направлено в сторону бункера. Хромов на всякий случай напрягся.
      — Но я не Урядник, предпочитаю насилию убеждение. Это вот если оно не в прок…
      — Слушаю.
      — И записывай, – Дантист на ходу повертел у виска пальцем, – Книга стоит, значит, читал и должен быть в теме, – он снова вещал, как с трибуны, – Август, конечно, мыслитель зачётный, поднял такую волну, что мир захлебнулся. Только как все повёрнутые на загадках, этот мудрила немного перемудрил. Причём тут сверхлюди? Да, в сравнении с каменным веком уровень знаний сейчас зашкаливает, информации стало значительно больше. Да, живём не в пещерах, носим не шкуры, создали «вторую природу» и, вон, даже в космос рванули. Но человек-то не изменился! Сколько ни цивилизуй, его в первую очередь будут интересовать три абсолютно «животные» цели: пища, самки и выживание. Всё остальное вторично, хоть в святошу рядись. Исключения не в счёт, мы про общие правила. И общие правила говорят: там, где становится тесно, дальнейшее существование определяют не духовность, любовь к ближнему, прочие слюни гуманизма и уж тем паче не знания, а именно эти три самые приземлённые цели. Август верно обозначил проблему, но со своей кастой сверхумников лишнего наворотил. Люди попросту изничтожат друг друга до более-менее бесконфликтного минимума. Вот тогда и наступит «оптимум социального». Очередной.
      — Самки – это не люди, – уточнил Хромов, – Я тебя правильно понял?
      — Правильно. Это инструмент размножения и удовольствия. Матриархат невозможен, потому что он противоречит развитию, консервирует достигнутое. Находили примеры в истории? Где результат? Равенство тоже вон к чему привело. Интеллектуальный прогресс – удел мужиков. Так всегда было и будет. Наш мудрец пандемию предсказал, только, как видишь, с природой её ошибся. Зараза косит исключительно самок, а люди за них косят друг друга. На планете каждая третья баба уже померла – вот ещё треть помрёт, остальных мужики, кто ловчей, разберут…
      — И наступит всеобщее счастье, – хмуро резюмировал Хромов.
      — А ты не зубоскаль, – Дантист с ходу пнул стул и, заводясь, стал двигаться резче, – Наступит новый миропорядок, в котором не будет тесно, и первое время жить хорошо станет тот, кто на бабах сделает капитал. Будущее не за такими, как ты, трухлявыми мухоморами, а за ними, за нами!
      — Так для чего я тебе?
      — Куда дел машины?..
      Всё ясно. Им нужно на чём-то вывезти женщин, причём постараться успеть к приходу в посёлок баржи. Только поэтому пленник пока ещё жив.
      — Третий, приём! Приём! Третий, мать твою, отвечай!.. Черти беспамятные!
      Хромов только теперь заметил в разгрузке у плеча бандита рацию и ещё две такие же на столе. Яростным движением руки разгневанный Дантист смахнул их на пол. Похоже, устремляясь за «товаром», его гвардейцы в азарте забыли или не посчитали нужным захватить рации с собой. Тогда понятно, почему он так нервничает и всё время выглядывает в окно. Но кто этот «третий»? Не Музыкант же! До того отсюда уж точно не докричаться. Скорее, одна труба запасная и кто-то из двух взять свою не забыл, а «пятый», «десятый» – не всё ли равно. Главное, что в бункере у «чертей» возникли проблемы. Давно уже были бы здесь иначе.
      — Пять минут твои затянулись, правда? – участливо спросил таёжник.
      — Это твои пять минут! – рявкнул Дантист, выдавая растерянность, – И очень скоро тебе конец – вот где правда! Как мудро говорил один культовый киногерой, в правде – сила. А ты глупец и слабак.
      — Не приписывай эту седую мудрость герою своего культа. Нашёл на кого ссылаться, умник. Плагиат это. Вон там, на полке – воспоминания генерал-адъютанта Куропаткина, участника русско-японской. Открой последнюю страницу итогов войны…
      — Заткнись!!!
      Дантист с размаху ударил пленника по голове, опрокинул на пол и ещё пару раз пнул под рёбра. Будучи не в состоянии защищаться, Хромов лишь неуклюже уворачивался. Чувствуя, что теряет от боли последние силы, сжался в комок. Бандит схватил его за ремень, поволок, приподнял и безжалостно бросил. Что-то твёрдое камнем уткнулось в бок.
      — Сейчас я вернусь, и мы подытожим диспут. Лежи, партнёр, думай. Отсюда не выползешь…
      Раздался скрежет дверной задвижки. Хромов открыл один глаз, потому что второй залила кровь с разбитой брови. Оказалось, его заперли в чулане, а помехой в боку послужила металлическая стойка стеллажа. По-видимому, изведённый неведением о своих подельниках, Дантист решил наведаться в бункер сам. В таком случае, пока его нет, что можно предпринять? Ничего ровным счётом. Здесь наверху есть предметы, с помощью которых можно избавиться от верёвки. Только в нынешнем состоянии не дотянуться, да и подняться на ноги – не устоять.
      Заслышав знакомый писк, Хромов поглядел назад и увидел своих котят. Встревоженные вечерней суматохой, похоже, они нашли тут убежище, а с появлением хозяина оживились. Таёжник шикнул им, чтоб не высовывались, но уже через секунду благодарил за подсказку. Прошлогодний инцидент с Родионовым подарил ему пистолет. Трофей содержался в исправности, однако был совершенно не нужен, отчего нашёл место в коробке под стеллажом. Там же отдельно лежал магазин. Если чуть-чуть потянуться, можно не глядя нащупать…
      Дантист отсутствовал не больше пары минут, прибежал обозлённый, как дьявол. До погреба он не дошёл. С полпути покричал, пометался и, пребывая в полном незнании обстановки, внутрь сунуться не рискнул. Страховкой от неприятностей, ключом в бункер, а может – вот незадача! – заложником для собственного спасения теперь был его пленник. Охота на женщин, затея с погоней, расчёт на агента, этот последний штурм – всё пошло кувырком. Проскакав диким быком по гостиной, он рванул на себя дверцу чулана вместе с задвижкой и рявкнул:
      — Ползи сюда, гнида! Вместе в твой бункер пойдём!
      Хромов едва успевал совместить пистолет с магазином, лежащие на полу за спиной.
      — Что – не сработал твой план? Зато, кажись, мой сработал. И я тебе очень нужен.
      — Скотина! Давай ноги! Отдашь мне банкиршу – может, оставлю живым.
      — Ну, если только её…
      Дантист выхватил нож и наклонился, чтобы перерезать верёвку, а Хромов подался на бок. Возможно, бандит что-то заметил, потому что резко выбросил вторую руку и воткнул кулак в многострадальные рёбра пленника. Множество причин могло тому помешать, но выстрел всё-таки прозвучал и оказался предельно точным. Постояв с окровавленной брешью в зубах, Дантист рухнул замертво рядом. Избегая мерзкого зрелища и задыхаясь от боли, Хромов отвернул голову к стеллажу. Напуганные громким звуком, из темноты на него глядели и жались друг к дружке котята.
      — Вот так-то, ребятки, – проваливаясь в пустоту, прошептал им таёжник, – Не по зубам ему наши бабоньки. Не по зубам…



      14.

      Спустя какое-то время пустота отпустила. Вернулись зрение, слух, ощущение тела и боли, а также память о том, что произошло.
      — Горазд же ты спать. Вот лежебока!
      — Реакция организма на стресс. У всех по-разному… Такой кошмар пережить – чего вы хотите?
      — Всё, Надька, прячь свой платок.
      Он лежал на собственной постели в окружении набежавших в комнату поселянок. Слава богу, не голый, зато там и сям в бинтах. Грудь, как обручем, крепко стянута простынёй. Слева ближе других обнаружилось не по годам серьёзное личико внучки старосты. Сняв с шеи мешающую «слушалку», девушка деловито сворачивала тонометр. Справа прятала слёзы радости продавщица.
      — Хромов, не смотри на меня.
      — Помнится, давеча наоборот просила смотреть.
      — У магазина? Так то по делу.
      — А просто так нельзя?
      — Будто не видел!
      — Не всю.
      — Бесстыдник, – женщина смущённо отвернулась.
      Гомон в комнате пресёк вошедший Гуцал.
      — Шурсь отседова, курочки. Раскудахтались. Я ж говорил, всё будет путём, – одна рука у него была на перевязи, а в другой источала мистическим паром кружка.
      — Николаич! Живой!
      — А ты думал! На-ка, воин, отведай моей микстуры. Восстановит так, что никаких лекарств не понадобится.
      Из-за плеча старика выступила Гуцалочка:
      — Пей-пей, только потихоньку. Горячее. Там какао порошок, сахар и грамулька сливочного масла. Верное средство.
      — Мне бы грамульку чего покрепче, – прохрипел Хромов.
      — Категорически! – возмутилась Милка.
      — Эт ты потом. С Витьком, – разулыбался Гуцал.
      — Значит, он тоже живой…
      — Да ты же ничего не знаешь!
      Во вновь возникшей многоголосице выяснилась общая картина: беда отступила, бандиты нейтрализованы, жертв среди мирного населения нет.
      Мало-помалу народу в комнате поубавилось. Все теперь были в доме, каким-то чудом заново здесь разместились и, несмотря на глубокую ночь, из-за скученности и пережитого возбуждения многие не сумели толком заснуть. Относительная тишина царила лишь в гостевых на втором этаже и мансарде, где из матрасов устроили общее лежбище для детишек. Внизу же ступить было негде и шли бесконечные пересуды. В спальной таёжника остались только рассказчики…
      Когда Волонтёр устроил подрыв, Кожевникову всё-таки повезло – не погиб и в плен не попал. Его лишь едва не расплющило ещё не закрытым люком о стену и болезненно с головы до ног посекло каменной крошкой. Откряхтел, отматерился, отплевался, да ожил, как был, добрый молодец. Хуже пришлось Гуцалу – Урядник хоть тоже во тьме сплоховал (о чём не подумал), пробил ему пулей навылет плечо. Милка потом залечила обоих. Потом, когда откопались.
      Старик действительно чуть в преисподнюю не укатился. Пока приходил в себя, ориентировался, латал рану и крадучись заново карабкался наверх, прошло достаточно времени, чтобы обстановка существенно изменилась. Балкон дома опустел, а бандиты один за другим ныряли в открытый погреб. Посчитав, что, как и предполагалось, они отправились туда все вместе, ветеран исполнил намеченный план – спустился, вошёл и запер за ними дверь в коридоре. Однако не предполагалось отсутствие Хромова. Чтобы понять, куда подевался таёжник, Николай Николаевич добрался до второго выхода из бункера и только тогда осознал, что слышал за грохот и что здесь случилось. Здоровой рукой он попытался хоть чуть-чуть разгрести образовавшийся над люком завал, а потом от бессилия, боли и скорби заплакал. Впрочем, слёзы его видели только звёзды.
      Основные труды по расчистке прохода (изнутри) достались Кожевникову. До крайности взвинченный после взрыва, он первым делом кинулся перекрывать внутренние двери, а потом разъярённым кабаном вгрызся в пробку из земли и камня на входе. Женщины растаскивали всё это за ним по коридору. Гуцалочка держала наготове ружьё. Печальные мысли не покидали. Беспокоила неизвестность.
      — Я думал, что труп откопаю, – признался Витёк, – До сих пор в ушах стоит взрыв.
      — Я думал, что два, – взглянув на него, сказал ветеран.
      — Они потом весь склон обыскали, – с надрывом в голосе пояснила Тристанова, – Тебя нигде нет… Знаешь, Хромов, это было ужасно.
      — Ну, ведь нашли, – неуверенно произнёс таёжник.
      — Да, только не сразу, – сообщил Гуцал, – Пока что к чему разобрались…
      Только откопали проход и вползли на гребень холма, увидели вдруг Дантиста. Тот как раз выбегал разобраться с пропавшей командой, но пометался и посчитал, что всё-таки лучше вернуться назад. Поняли – в бункере заперты двое, третий об этом ещё не знает, почему-то растерян и нужно ковать железо, пока горячо. Решили тотчас отправиться в бой, да задержались, успокаивая своих женщин. А когда в доме раздался выстрел, сомнений в необходимости штурма уже ни у кого не было. 
      — Знатную пломбу ты этому Дантисту вставил, – покачал головой старик, –  Если что, по документам – Дантисов, кхм-кхм, Кондратий.
      — Где он?
      — Витёк там, в распадке уже прикопал. Рядом с твоими собачками…
      Кожевников спрятал руки в карманы, неловко потоптался и вышел. А Гуцал подытожил рассказ:
      — В общем, покуда гроза отступила. Наши девчата целёхоньки. Те двое чудиков – в подземелье. Я их послушал – злятся, вопят. Теперь надо в посёлок весточку отослать.
      — Надо, – пытаясь подняться, согласился Хромов, – К утру обязательно надо.
      — Куда? – встрепенулась Надежда, – Вся грудь в гематоме. Башка, вон, разбита. Лежи!
      — Папа, ты тоже с плечом своим не поедешь, – строго сказала Гуцалочка, – Даже не думай.
      — Сама что ли навострилась? – покосился на неё старик, – Доча, остынь. Мы разберёмся.
      Хромов всё-таки принял сидячее положение. Голова под тюрбаном из бинта гудела. Дышать было тяжело, но и валяться перед людьми бревном не хотелось. К тому же стоило переодеться во что-то приличное.
      — Разберёмся, – подтвердил он, – Мне только непонятно осталось, как эти сволочи нас наверху подловили. Тайный выход ведь не нашли – мы с Витькой слышали. Да и потом не искали. Про вылазку не могли догадаться тем более. А тут – будто всё знали заранее!
      Хромов обвёл взглядом неожиданно притихших земляков. Кое-кто из них улыбался. Так или иначе все посматривали на продавщицу.
      — Эт ты подругу свою поспрошай. Она тебе всё как есть и поведает, – наконец изрёк Гуцал, поворачиваясь к двери, – А у нас делов непочатый край. Ещё нагутаримся.
      Старик заговорщически подмигнул, по обыкновению «шурсьнул отседова» остальных и увлёк за собой из спальной. Хромов уставился на Надежду.
      — Что-нибудь скажешь?
      Женщина рассказала…
      В беседе бандитов упоминалась козырная дама, и вопреки догадке таёжника это была вовсе не банкирша. Их группа насчитывала пять человек, в том числе девицу, представившуюся поселянам Лизой. В особенных случаях ей поручалась роль агентессы. Вот и теперь, когда стало известно про периферийный лагерь со множеством городских беженок, её и Музыканта отрядили в актёрский поход. В связи с важностью мероприятия в самом посёлке напарника с полпути отозвали, а девица продолжила свою миссию. Затем она получила приказ притвориться отставшей и напроситься в компанию тех, кто увозит Тристанову. Имитация травмы не требовалась, но девица на самом деле подвернула ногу, что в принципе ей помогло.
      Вот с её ног и началось. Надежда сразу отметила их спортивную натренированность, как впрочем, и всего тела. С образом простенького одуванчика оно как-то не очень вязалось. Почувствовалось неладное и с откровением про райцентр. Наводящие вопросы о тамошних жителях породили сомнение в правдивости этой легенды. Впоследствии заинтересовал особенный трепет за рюкзачок – в нём явно что-то не для чужих глаз имелось. Надежда намеренно не оставляла девицу без внимания и ту это напрягало – уединиться не получалось. А под конец встревожил один диалог.
      — Мы берданку Гуцала в шутку назвали «оленебоем». Она наивно и спрашивает: «У вас тут что, и олени есть?» Хромов, ты ж знаешь, речь о ружье Натти Бампо. Выходит, Купера она не читала! И это библиотекарь?
      Боясь ошибиться и быть поднятой на смех, поделиться своей тревогой с Хромовым вначале Надежда не поспешила, а потом не успела.
      — Помнишь, ты на привале услышал какой-то звук? У неё была рация…
      В тот раз шпионка сообщила подельникам, что оказаться рядом с банкиршей ей удалось. Дантист на радостях поменял стратегию. Бандиты решили втайне проследовать за беглецами и взять не только Тристанову, а уже сразу всех. Вот почему на трассе они приотстали. Особо не рисковали, ведь в стане противника координатор. Однако из-за Надежды связаться с ним вновь у Лизы досадно долго не получалось. Лишь когда в бункере поднялась кутерьма, девица смогла улучить подходящий момент, сообщила про второй люк, дежурившего наблюдателя, предстоящую атаку и, пользуясь суматохой, открыла изнутри погреб. Она знала всё, кроме хитрого плана с ловушкой, а также того, что её беседу по рации подслушали и, мало того, за ней проследили.
      Надежда бы с этой спортсменкой, пусть травмированной, не управилась. Искать в ту минуту своих мужчин было некогда. Да и незачем, так как рядом пыхтела яростью посвящённая в женский секрет Витькина Алевтина. Эта русская баба – сажень в плечах – прибила бы хоть кого. Вместе девицу и скрутили. Пока боролись, тащили её по проходам, наверху состоялось сражение. Что с Гуцалом, никто не знал, Хромов... Был общий шок. Очухавшийся после взрыва Кожевников поспешил перекрыть хотя бы ближайшие двери и кинулся расчищать завал. Селянки шпионку чуть не забили. Сейчас, потерявшая свежесть и цвет, она крошила зубки о собачью стропу в сарае.
      — Хоть покормили?
      — Кто бы подумал об этом кроме тебя! Вот сердобольный.
      В дверь вежливо постучали. Вошли внучка старосты и банкирша, за ними упёрся в косяк Гуцал. Первая бесцеремонно взялась проверять повязки на груди и голове таёжника, вторая поставила на табурет миску с похлёбкой, незаметно для Милки притулилась к Надежде и что-то ей передала. Третий таинственно ухмыльнулся.
      — Видал, какую бригаду к тебе привёл. Давай, поправляйся.
      — Николай Николаевич, – не отвлекаясь, смешно проворчала юная докторша, – Мы тут сами.
      — А я что? Я сбоку… Моё средство-то употреби, не побрезгуй, болезный.
      — Употреблю, – согласился Хромов, – Дурного не посоветуешь.
      — О! – старик поднял вверх палец здоровой руки, – Мудрый ворон не мимо каркнет.
      Улыбающаяся Тристанова вышла вместе с ним. Убежала и Милка. Надежда вывернула из-за спины руку с карманной фляжкой. Виновато вздохнула.
      — На что не пойдёшь тебя ради. Хромов, я так за тебя испугалась…
      Таёжник взял у неё «контрафакт», отвинтил крышку и сделал приличный глоток.
      — Коньяк. Самый раз, – сказал он и протянул флягу обратно, – Теперь твоя очередь.
      — Что??? – Надежда вытаращила глаза, но тут же расслабилась, – А знаешь, и верно. Имею право. Ещё раз исчезнешь – не переживу.
      С непривычки хлебнула с излишком, ахнула, зажмурилась, спрятала в ладонях лицо. Хромов привлёк её к плечу, чмокнул в выглянувшую из-под локонов шею и обнял.
      — В общем, подруга, делаем так. Зову тебя в жёны.
      Женщина задрожала.
      — Тут ведь расклад какой: думаешь, я о тебе не волнуюсь? Ты дорога мне... Вертишься где-то там, лихим ветрам подставляешься, чужими страстями сердце морозишь, и годы идут вхолостую. А мне – веришь, нет – за тебя беспокойно. Душа не на месте. Хотел сказать раньше, да видно, нужное слово ждёт нужное время… Давай-ка, бросай магазин и сюда. Хозяйство – чего у тебя в нём золотого? Здесь тоже не Ницца, зато погляди, какие красоты вокруг, природа, воздух и воля. Опять же изба справная, огородик. Захочешь, вдобавок кого разведём. Туристы пропали – так леший бы с ними. Тебя познакомлю с тайгой. В обиду не дам и сам не обижу… Притихла чего? Согласна?
      Надежда наконец подняла голову, шмыгая, вытерла слёзы.
      — Крепкий какой. Чуть не задохнулась. Ты что-то мне говорил?
      Мужчина изумлённо вскинул брови, а потом нахмурился и засопел. Насладившись  выражением физиономии Хромова, шалунья кинулась ему на шею, крепко прижалась.
      — Тундра! Конечно, согласна!..
      К беседе вернулись не сразу.



      Вместо эпилога

      Ещё до рассвета уехал УАЗ. Настояв на своём, старик сел за руль любимой машины. Его страховала дочь, которой так и так нужно было вернуться в контору, а кроме того, проститься с погибшим Булитом. На просеке они повстречали грузовик с тремя знакомыми мужичками. Оказалось, староста отрядил часть «бойцов» к таёжнику на разведку. Никто ведь в посёлке не знал итогов вечерней автогонки. Разведчики перед тем наведались в лагерь беженок – там всё спокойно. В обратный путь прихватили с собой Кузьмича. Тот внимательно изучил колею у Устюжки…
      Музыкант после долгой осады сдался, юлил, но всё ж таки выдал общие планы врага. Так что о скором прибытии баржи с невольницами и командой торговцев сельчане успели проведать заранее. В данный момент готовились к тёплой встрече... Кстати, благодарный за освобождение собственной персоны и подопечных Бездверный пообещал оснастить за свой счёт поселковый медпункт современным оборудованием.
      «Бойцы» разделились: двое с Гуцалом вернулись обратно в посёлок, третий привёз эти вести на заимку. Там и пригодился. Пока из-за травм таёжник был ограничен в движениях, он на пару с Витьком управился по хозяйству и оборудовал в доме недостающие спальные места для женщин. Селянки, что никогда прежде здесь не бывали, смогли оценить заглохший туристический бизнес Хромова и хоть так почувствовать себя отдыхающими.
      Через два дня добровольный помощник уехал. С ним отправили стреноженную и стрерученную шпионку, а Кожевников загрузил в кузов хромовский снегоход, заняться ремонтом которого в кои-то веки ему вышла оказия. Из-за отсутствия в мастерской нужных деталей починить довелось не скоро, но назад аппарат не вернулся. Под грядущий сезон Хромов подарил его инвалиду Владу Востоку за помощь в памятном предприятии на затоне. А вот «Лиза» в том рейсе умудрилась сбежать. Позднее в тайге искали её – не нашли. Что не удивительно.
      Удивительно было, что исчезли Урядник с Волонтёром. Назавтра они ещё отзывались, кричали, стучали, страшно грозились... Перед отъездом земляка в посёлок мужчины вместе вошли в бункер, осмотрели его закоулки, но тщетно. Обнаружили лишь свежий завал в самом низу на месте одной из двух «пробок» – когда-то намертво запечатанных переходов в соседние недострои. Получалось, пытаясь найти лазейку, несчастные захоронили сами себя. Ведь если б каким-то чудом вышли живыми, наверняка обнаружились.
      Спустя неделю прибыл солидный конвой за банкиршей. Люди только тогда и узнали, кто среди них скрывался. Сам Родионов приехать не смог, заочно расписался Хромову в признательности и посулил, что они ещё обязательно встретятся. Памятуя о прошлом, таёжник отнёсся к этому равнодушно. Последняя беседа со вдовой ушедшего друга вышла более эмоциональной. Оба понимали, что уж теперь расстаются скорее всего навсегда. Марина выразила желание увидеть его в гостях у себя, как было когда-то, но в свете текущих событий оно заменило «прощай».
      Сельчане встретили баржу с торговцами грамотно. Кого постреляли да утопили, кого взяли в плен и передали потом властям. Освобождённых из трюма девиц отправили по отеческим дворам теплоходом. И вовремя, так как в связи с распространением заразы и карантином по реке существенно ограничились перевозки. В посёлке, а также изрядно разросшемся лагере беженок наладили караул. С большой земли приходили очень тревожные вести, здесь же пока было тихо и, отчасти боясь конкуренции, местные женщины вернулись с заимки домой. Все, кроме бывшей работницы магазина.
      — Поторопился, – с улыбкой сказала она Хромову, – У нас сейчас вон сколько в округе невест.
      — Нашла жениха, – хмыкнул тот, – Со мной встретить старость ни одна не отважится.
      В тот тёплый осенний вечер они сидели на лавке у дома, грызли кедровый орех и любовались закатом. Горизонтальные лучи солнца красили тайгу сочным разноцветьем. В траве под ногами расшалившиеся котята задирали подаренного Кузьмичом щенка.
      — Ну, я-то отважилась.
      — Тебе некуда было деваться.
      — Чего?!
      — Сам захотел и взял. И вообще, у меня домострой.
      — Ух ты! А как это? Можно подробней?
      — Легко. Если мужчина женат «на», то женщина, значит, «под» ним. Если она замужем «за», то он в семье «перед» ней. Улавливаешь, кто по жизни главнее?
      — Как страшно! Рабовладелец! А… это всё?
      — Больше пока не придумал.
      — Фух, – Надежда подхватилась, – Тогда придумай чё-нть такое ещё, а я пока проверю пирог и расстелю невольничье ложе.
      — Стой, – обхватив за талию, таёжник её придержал, – Если эту заразу не остановят, если планета осиротеет без женщин, а мужикам снесёт головы подчистую, если… Знай, я для тебя сделаю всё. Со мной будешь самой последней.
      — Хромов, тундра, я буду самой счастливой. Если с тобой.



                /И.Г. Мордовцев. Повесть «Вирус безумия 2». Май-Октябрь 2016/