Страда

На летние и зимние каникулы родители отправляли меня в деревню, к моим дедушке и бабушке. Летом, когда наступал июль, почти вся деревня начинала выдвигаться на покосы. Дедушка с бабушкой были не исключением. Ведь в хозяйстве их была корова и несколько овец. Поэтому приходилось летом заготавливать сено на зиму для домашнего скота.
К покосу приступали, когда наступало бездождливое, или как его называли в деревне, вёдренное, время. Это очень хлопотный, тяжёлый и напряжённый по срокам труд. Нужно было успеть заготовить сено на долгую зиму. Местные жители эту пору называли страдой или страдным временем.
Сено косил дедушка вручную литовкой несколько дней кряду. Косить начинал засветло, по росе.
— Ну всё, завтра можем выйти все вместе на покос, — улыбаясь сказал дедушка. — И тебя, Илюха, уже под вилы ставить пора, четырнадцать лет уж тебе.
— Чего вздумал, старый, под вилы ребетёнка ставить! — возмутилась бабушка.
— Я с десяти лет сено метаю!
— То, ты! — не унималась бабушка. — Тогда время такое было!
— Страда в любые времена и есть страда! — заключил дедушка.
— Соседка Тамара с дочерью своей вызвалась нам помочь.
— Тогда точно должны управиться.
— Нюрка тоже на покос с нами пойдет? — спросил я у бабушки.
— Да, пойдет, — ответила бабушка.
Нюрка была дочерью соседки нашей, тёти Тамары. Мы иногда общались с ней, когда я приезжал в деревню на каникулы. Но особо я с ней не дружил. Она была младше меня на два года. И я к ней всегда относился как к малявке. Мне с ней было не очень интересно.
На покос мы впятером вышли рано утром. Несли вилы, грабли, топор, веревки, провиант.
Впереди шли бабушка с дедушкой, за ними тетя Тамара с Нюркой. Я шёл позади всех. Нюрка сильно подросла за последний год. Сейчас она была уже не той неказистой девчонкой с рыжими волосами и веснушками на лице. как в прошлый год. Но характер у нее не изменился. Она также громко и быстро тараторила и всё время зубоскалила.
— Да, помолчи ты хоть минутку, егоза, — часто можно было слышать от тёти Тамары. Тогда Нюрка затихала и начинала оборачиваться на меня, всё время улыбаясь. Я шёл, не обращая на нее никакого внимания.
Придя на покос, мы принялись дружно сгребать скошенную и сухую траву граблями в валки, то есть специальные гряды. Сено сгребали, переворачивая нижнюю часть пласта скошенной травы вверх. Валки сена ворошили, растрёпывая их рукоятками граблей для того, чтобы сено ещё лучше просушивалось.
— Пойдем-ка, Илюша, подсобишь мне, — попросил меня дедушка.
Мы отправились с ним к ближайшему перелеску. Там мы подрубили несколько молодых березок и притащили их на покос. На взгорке мы с дедушкой устроили основание наших будущих копен, перекрестно уложив наши деревца.
— Ну что, паря, пошли метать копну! — улыбнулся дедушка. Он плюнул себе на ладони, и взял в руки самые большие трехрожковые деревянные вилы, концы которых были покрашены синей краской. Так часто в деревнях делают, чтобы отличить свой инструмент от инструмента соседей.
Сухое сено, лежащее в валках, дедушка подцеплял вилами и сваливал в большие плотно уложенные кучи — копны. Я повторял за дедушкой.
Навильник за навильником мы укладывали сено в копну. Бабушка, тётя Тамара и Нюрка в это время подскребали остатки сена, делая новые валки.
Укладка копны — дело очень ответственное, сено должно лежать равномерно и плотно, чтобы не развеялось ветром и не промокло от дождя. Сено уплотняли или как говаривали, топтали. Для этого на копну садили молодых девок или ребят.
Занятие мётчика показалось мне намного сложней, чем просто подскребать граблями сено. Палящее солнце жгло лицо. Осыпающееся за воротник рубахи обмелье, постоянно кололо шею и спину. А ещё десятки назойливых паутов и слепней пытались укусить именно в тот момент, когда обе руки напряженно держали высоко над головой тяжелый навильник сена.
Небольшое облегчение приносил с собой ветер. Но если дуть начинал он сильнее, то причинял больше неудобств, так как сено с навильника и с верхушки копен он постоянно сдувал.
Видя мою усталость от ещё не привычной работы метчика, дедушка время от времени просил меня делать перерывы, залазить на копну и топтать её. Туда же и Нюрку подсаживали. После носки тяжелых навильников топтать сено казалось легким и даже веселым занятием. Вместе с Нюркой, хохоча, мы прыгали на вершине зарода, успевая уворачиваться от сена, которое со всех сторон наваливал на нас дедушка.
Постепенно куча сена под нами росла, становилась все выше и выше.
Так, ближе к обеду мы поставили три копны и готовились отобедать.
Обедали мы на покосе обычно всегда на одном и том же месте, у старой березы, что росла на краю нашего покоса, отделяя его от полей. В этом месте росло большое количество васильков — синих звездочек.
Отобедав, дедушка молча курил, бабушка с тётей Тамарой обсуждали дела, убирая съестное. Я молча сидел и смотрел на дальний лес, уходящий в синеву горизонта. А Нюрка в это время вила из васильков венки, один из которых надела себе на волосы. Глаза у Нюрки от этого стали ещё синее. Второй венок она нацепила на меня, незаметно подкравшись сзади. Я молча снял с себя венок и небрежно бросил на валок сена.
— Я не девка в цветах ходить, — буркнул я Нюрке.
Она в ответ на это только рассмеялась.
После обеда работа продолжилась. К вечеру мы поставили еще несколько копён.
— Эх, Илюха, знал бы я, что ты таким метчиком окажешься славным, не копны, а зарод начал бы метать! — смеялся дедушка.
Я был доволен, что дедушка меня похвалил при всех. Нюрка стояла, оперевшись на черенок своих граблей, и смотрела в мою сторону, улыбаясь. Хотя во всем теле я чувствовал невыносимую боль и усталость, но виду не подавал. Не хотел, чтобы меня за слабака посчитали, особенно Нюрка.
— Слава Богу отстрадовались! — сказала бабушка. — Спасибо вам, Тамара и Нюра.
— Вот, Илюша, уедешь скоро в город, к родителям, — печалился дедушка. — Начнется осень, пойдут дожди, буду ходить на покос и копны наши щупать.
— А зачем, дедушка?
— А проверять надо сено, чтобы дождем его не промочило, — пояснял дедушка. — Подходишь к каждой из копён, зарываешь в сено руку и проверяешь сухость и температуру, «не горит» ли оно. Завсегда так делаю. А по первому снегу копны эти трактором по полю приволочём, прямо к пригону.
— Вот и зимой твоя Илюша помощь нужна будет деду, — смеялась бабушка. — Сено из копен на сеновал перекидывать.
— Да, с сеном завсегда так, — вставила тётя Тамара. — И летом, и зимой знай кидай его!
— Илюша уже научился сено ворочать, — зубоскалила Нюрка. — И зимой всё перекидает. Только зимой легче ему будет!
— Это почему же? — поинтересовался я у Нюрки.
— А зимой слепней нет, — ответила Нюрка. — Она быстрым шагом подпрыгнула и хлопнула ладонью мне по лбу, придавив впившегося в меня кровососа.
Все разом засмеялись.
Приехав к дедушке на зимние каникулы, я начал помогать ему перекидывать сено на сеновал. На улице было довольно-таки холодно. Пролетали редкие снежинки. Перекидывая сено,  я совсем не замечал холода.
— Сейчас, Илюша, перекидаем сено, да в баню пойдем! — смеялся дедушка, стоя у створа сеновала, принимая перекидываемое мной сено.
— Эх, а потом пирогов поедим, — смеялся я. — Бабушка разных напекла!
Работа шла весело. Но вот, разворошив вилами очередной пласт сена, я обнаружил в нем сухой темно-синий венок из васильков. Взяв его в руки, присел в душистое сено и начал рассматривать хрупкие синие звездочки.
— Что там нашел, Илюша? — всматривался сверху дедушка.
— Венок Нюркин! — пояснил я, засмеявшись. — Помнишь, она нам на покосе помогала. Все время венки эти делала?
— Да, помню, — ответил дедушка. — Хорошая девка растет, работящая и уважительная. Эх, повезет же какому-нибудь парню, который не оробеет посвататься к ней, когда та подрастёт. Дедушка стоял, улыбался и внимательно смотрел на меня.
Я осторожно повесил сухой венок на столб изгороди и еще долго смотрел на него, вспоминая прошедшее лето, палящее солнце, страдную пору и тёмно-синие колючие глаза веселой и озорной девчушки.