Страда

На летние и зимние каникулы родители отправляли меня в деревню к моим дедушке и бабушке. Летом, когда наступал июль, почти вся деревня начинала выдвигаться на покосы. Дедушка с бабушкой были не исключение. Ведь в хозяйстве их была корова и несколько овец. Поэтому приходилось летом заготавливать сено на зиму для домашнего скота.
К покосу приступали, когда наступало бездождливое, или как ее называли в деревне, ведренное время. Это очень хлопотная и напряжённая пооа. Нужно было успеть заготовить сено на долгую зиму. Местными жителями эту пору называли страдой или страдным временем.
Сено косил дедушка вручную литовкой несколько дней кряду. Косить начинал засветло, по росе.
– Ну все, завтра можем выйти все вместе на покос, – улыбаясь сказал дедушка. – И тебя, Илюха, уже под вилы ставить пора, четырнадцать лет уж тебе.
– Чего вздумал, старый, под вилы ребетёнка ставить! – возмутилась бабушка.
– Я с десяти лет сено метаю!
– То ты! – не унималась бабушка. – Тогда время такое было!
– Страда в любые времена и есть страда! – заключил дедушка.
– Соседка Тамара с дочерью своей вызвалась нам помочь.
– Тогда точно должны управиться.
– Нюрка тоже на покос с нами пойдет? – спросил я у бабушки.
– Да, пойдет, – ответила бабушка.
Нюрка была дочерью соседки нашей, тети Тамары. Мы иногда общались с ней, когда я приезжал в деревню на каникулы. Но особо я с ней не дружил.  Она была младше меня на два года. И я к ней всегда относился как к малявке. Мне с ней было не очень интересно.
На покос мы вышли рано утром впятером. Несли вилы, грабли, топор, веревки, провиант.
Впереди шли бабушка с дедушкой, за ними тетя Тамара с Нюркой. Я шел позади всех. Нюрка сильно подросла за последний год. Сейчас она уже не та неказистая девчонка с рыжими волосами и веснушками на лице. Но характер у нее не изменился. Она также громко и быстро тараторила и все время зубоскалила.
– Да, помолчи ты хоть минутку, егоза, – часто можно было слышать от тети Тамары, когда она хотела, чтобы Нюрка прекратила свой поток слов. Тогда Нюрка затихала и начинала оборачиваться на меня, все время улыбаясь. Я шел, не обращая на нее никакого внимания.
Придя на покос, мы принялись дружно сгребать скошенную и сухую траву граблями валки, то есть специальные гряды. Сено сгребали, переворачивая нижнюю часть пласта скошенной травы вверх. Валки сена ворошили, растрёпывая их рукоятками граблей для того, чтобы сено ещё лучше просушивалось.
– Пойдем-ка, Илюша, подсобишь мне, – попросил меня дедушка. Мы отправились с ним к ближайшему перелеску. Там мы подрубили несколько молодых березок и притащили их на покос. На взгорке мы с дедушкой устроили основание наших будущих копен, перекрестно уложив наши деревца.
– Ну что, паря, пошли метать копну! – улыбнулся дедушка. Он плюнул себе на ладони, и взял в руки самые большие трехрожковые деревянные вилы, концы которых были покрашены синей краской. Так часто в деревнях делают, чтобы отличить свой инструмент от инструмента соседей.
Сухое сено, лежащее в волках, дедушка подцеплял вилами и сваливал в большие плотно уложенные кучи – копны. Я повторял за дедушкой.
Навильник за навильником мы укладывали сено в копну. Бабушка, тетя Тамара и Нюрка в это время подскребали остатки сена, делая новые валки.
Укладка копны – дело очень ответственное, сено должно лежать равномерно и плотно, чтобы не развеялось ветром и не промокло дождём, сено уплотняли или как говаривали, топтали. Для этого на копну садили молодых девок или ребят.
Занятие мётчика показалось мне намного сложней, чем просто подскребать граблями сено. Палящее солнце жгло лицо. Осыпающееся за воротник рубахи обмелье, постоянно кололо шею и спину. А еще десятки назойливых паутов и слепней пытаются укусить именно в тот момент, когда обе руки напряженно держат высоко над головой тяжелый навильник сена.
Небольшое облегчение приносил с собой ветер. Но если дуть начинал он сильнее, то причинял больше неудобств, так как сено с навильника и с верхушки копен он постоянно сдувал. 
Видя мою усталость от еще не привычной работы метчика, дедушка время от времени просил меня делать перерывы, залазить на копну и топтать её. Туда же и Нюрку подсаживали. После носки тяжелых навильников топтать сено казалось легким и даже веселым занятием. Вместе с Нюркой мы, хохоча, прыгали на вершине зарода, успевая уворачиваться сена, которое со всех сторон наваливал на нас дедушка. 
Постепенно куча сена под нами росла, становилась все выше и выше.
Так ближе к обеду мы поставили три копны. Обедали мы на покосе обычно всегда на одном и том же месте, у старой березы, что росла на краю нашего покоса, отделяя его от полей. В этом месте росло большое количество васильков – синих звездочек.
После обеда дедушка молча курил, бабушка с тетей Тамарой обсуждали дела, убирали съестное. Я молча сидел и смотрел на дальний лес, уходящий в синеву горизонта. А Нюрка в это время вила из васильков венки, один из которых одела себе на волосы. Глаза у Нюрки от этого стали еще синее. Второй венок она нацепила на меня, незаметно подкравшись сзади. Я молча снял с себя венок и небрежно бросил на валок сена.
– Я не девка в цветах ходить, – буркнул я Нюрке. Она в ответ на это только рассмеялась.
После обеда работа продолжилась. К вечеру мы поставили еще несколько копен.
– Эх, Илюха, знал бы я, что ты таким метчиком окажешься славным, не копны, а зарод начал бы метать! – смеялся дедушка.
Я был доволен, что дедушка меня похвалил при всех. Нюрка стояла, оперевшись на черенок своих граблей, и смотрела в мою сторону, улыбаясь. Хотя во всем теле я чувствовал невыносимую боль и усталость, но виду не подавал. Не хотел, чтобы меня за слабака посчитали, особенно Нюрка.
– Вот, Илюша, уедешь скоро в город, к родителям, – печалился дедушка. – Начнется осень, пойдут дожди, буду ходить на покос и копны наши щупать.
– А зачем, дедушка?
– А проверять надо сено, чтобы дождем его не промочило, – пояснял дедушка. – Подходишь к каждой из копён, зарываешь в сено руку и проверяешь сухость и температуру, «не горит» ли оно. Завсегда так делаю. А по первому снегу копны эти трактором по полю приволочём, прямо к пригону.
– Вот и зимой твоя Илюша помощь нужна будет деду, – смеялась бабушка. – Сено из копен на сеновал перекидывать.
– Да, с сеном завсегда так, – вставила тетя Тамара. – И летом, и зимой знай кидай его!
– Илюша уже научился сено ворочать, – зубоскалила Нюрка. – И зимой все перекидает. Только зимой легче будет!
– Это почему же? – поинтересовался я у Нюрки.
– А зимой слепней нет, – Нюрка быстрым шагом подпрыгнула ко мне и хлопнула меня ладонью в лоб, придавив впившегося в меня кровососа. Все разом засмеялись.
Так окончили наш покос, или как говорил дедушка «отстрадовались».
Приехав к дедушке на зимние каникулы, я начал помогать ему перекидывать сено на сеновал. На улице было довольно-таки холодно. Пролетали редкие снежинки. Перекидывая навильник за навильником, холода я совсем не замечал.
– Сейчас, Илюша, перекидаем сено, да в баню пойдем! – смеялся дедушка стоя у створа сеновала, принимая перекидываемое мной сено.
– Эх, а потом пирогов поедим, – смеялся я. – Бабушка разных напекла!
Работа шла весело. Но вот, разворошив вилами очередной пласт сена, я обнаружил в нем сухой темно-синий венок из васильков. Взяв его в руки, присел в душистое сено и начал рассматривать хрупкие синие звездочки.
– Что там нашел, Илюша? – всматривался сверху дедушка.
– Венок Нюркин! – пояснил я, засмеявшись. – Помнишь, она нам на покосе помогала. Все время венки эти вязала?
– Да, помню, – ответил дедушка. – Хорошая девка растет, работящая и уважительная. Эх, повезет же какому-нибудь парню, которых не оробеет посвататься к ней, когда та подрастет. Дедушка стоял, улыбался и внимательно смотрел на меня.
Я осторожно повесил сухой венок на столб изгороди и еще долго смотрел на него, вспоминая прошедшее лето, палящее солнце, страдную пору и темно-синие колючие глаза веселой и озорной девчушки.