СОН

          Он почувствовал, как кто-то ударил его в бок. Удар был такой силы, что он издал жалобный звук. Удар повторился. Боль в правом боку усиливалась и сбивала дыхание. Удары повторялись, и боль казалась ему бесконечной. Он попытался открыть глаза, но отёкшие веки были так тяжелы, что не подавались никаким его усилиям совершить это действие.

        Кто-то продолжал его бить целенаправленно в правый бок, и он уже плохо понимал, что болит, где болит, так как болело всё тело. Он попытался повернуться на другой бок, но почувствовал какие-то ограничения… стенки и мысль, что он уже в гробу пронеслась мгновенно в его мозгах, но другая мысль, что он чувствует боль, утвердила его в мысли, что он ещё жив. Две мысли соединились в одну и третья мысль, что он ещё живой в гробу  привела его в ужас. От этой мысли его тело затряслось, как в лихорадке. Теперь у него была только одна мысль открыть глаза. Он совершал усилие за усилием. Он направил все свои силы на то, чтобы увидеть реальность, какой бы она ни была.

          Его веки разлеплялись тяжело. Разлепились. В крошечный просвет между ними он не увидел ничего – вокруг темнота. Он поднял левую руку и поднял левое веко.

       Он увидел мутный, какой-то далёкий свет и тут, рядом над ним лицо не то таиладки, не то филлипинки. В её руках было что-то большое и тёмное. Она то поднимала это, что-то, то опускала. Она стояла с гордым видом и смеялась над ним. Её смех звонил перезвоном в голове и отдавал болью.

       Всё исчезло. Он приложил последнюю каплю всех собранных своих сил и открыл глаза.
       В тёмном небе над ним, где-то там далеко качались звёзды, не то таиладка, не то филлипинка удалялась…
       Он лежал за большим мусорным баком, который выкатился вперёд из своего ограниченного стенками места, и там в этом ограниченном пространстве и было то, что показалось ему гробом.
      
  - Вили! Вили!
       Какие-то парни бродили вокруг и кого-то звали. Тени нависли над ним.
 - Вили! Чего разлёгся? Идём.
       Он плохо соображал. Парни продолжали настойчиво звать какого-то Вили. Парни  заговорили между собой.
 - Оставь его. Пусть проспится…
        Тот второй не хотел оставлять какого-то Вили
и они потащили его.
 
      Его мучила боль в правом боку.  Оттого, что они его тащили, ему было ещё хуже. Он не понимал их языка и не знал, как сказать им, чтобы они оставили его в покое. Он мычал. Он издавал звуки похожие на сопротивление, но они тащили его куда-то, не обращая внимания на его мычание.

      Они притащили его куда-то и уложили на что-то мягкое. Один из них поднёс ему одноразовый, пластиковый стаканчик.
 - Пей! Полегчает!
      
       Он не понимал, о чём они говорят, но взял в руки стаканчик и поднёс ко рту. Запах алкоголя ударил в нос и его вырвало. Стаканчик упал, и жидкость пролилась на землю.
 - У, гад… товар перевёл…
      Кто-то замахнулся на него, но тот, который предложил тащить   его куда-то, удержал эту руку. Его оставили в покое.

        Люди сидели и лежали. Они переговаривались между собой тихо. Булькала жидкость. Курение каких-то самокруток издавало запах, который смешивался с запахом давно не мытых тел и все эти запахи приводили его в состояние тошноты. Он лежал в нескольких метрах от них и пытался думать, но ни какие мысли не приходили в голову. Боль в правом боку начала постепенно утихать, и по мере утихания боли, он погружался в сон.



   
        Совещание проходило не как обычно, сегодня они обсуждали тему прибыли. Прибыль была подсчитана до единого цента, и этот подсчёт привёл всех в подавленное настроение. Акционеры сидят молча и пыхтят сигарами.
 - Что-то происходит в нашей кампании… - Люк, глава кампании, холодно посмотрел по очереди на всех.  Акционеры затихли.- Что происходит? Где прибыль? Отчёт о работе каждой структуры… Прошу…
      
      Акционеры открыли свои папки. Все смотрят на листы бумаги, которые пестрят цифрами. Головы всех опущены. Каждый думает о том, что только бы не его первого вызвали к докладу. Все знают, что главный удар обрушится на первого, а потом начнутся разборки и каждый вставит своё слово и таким образом под удары попадает только первый.
 - Уильям… Начинай… 

      Уильям начал доклад, и град камней тут же посыпался на него.
         Уильям понимает, что в этот раз быть ему, мальчиком для битья.  Его никто не отстранит от дела, у его никто ничего не отнимет, но его пропустят через жернова и вынудят принять ещё большие меры экономии. Он, Уильям, самый молодой из них всех, старых борцов за деньги.
           Эту должность он получил по наследству, как и все в компании получают свои должности только по наследству, и не испытал большой радости от предстоящей работы. Ему не нравилась эта работа, но зарабатывать такие деньги не было другого способа. Это были не просто большие деньги. Это были связи и власть.
   
         Уильям получил свою порцию камней. Все успокоились. Люк подвёл итог и призвал всех к строжайшей экономии в кампании и увеличению за счёт экономии дохода. Люк напомнил всем, что экономия это не только увеличение прибыли. Экономия это… Все быстро закивали головами. Они никогда не произносили этих фраз, но все знали, что это необходимо для поддержания порядка… порядок это стабильность, что в дальнейшем не будет сбоя в работе…
         Уильям после заседания отправился домой. Он не хотел, чтобы кто-то знал, как он слаб, что он слаб в таких жестоких делах старых борцов за деньги. Он ещё слишком молод, чтобы быть безразличным ко всему. Ему ещё нравятся девочки не зависимо от ох материального положения. Он ещё может любить красоту.
     Уильям сидит перед бутылкой водки и наблюдает, как снижается в ней уровень жидкости…



             Он проснулся из-за сильного храпа старого мужика, которого все называли профессором. Этот самый профессор был единственным, кто мог говорить с ним на английском языке. Он говорил на очень хорошем английском языке и видимо таки был когда-то, в другой жизни профессором.
             Он поднялся и осмотрел народ, который валялся кто где. Здесь были и женщины. Одна довольно староватая, как ему казалось, а вторая молодая, ну, совсем молоденькая.
             Он вышел из того, что когда-то называлось домом, и пошёл.
             Он шёл сам не зная, куда и для чего он уходит от них, этих людей. Ему казалось, что он всё время пытается от них уйти, но что-то вновь возвращает его обратно. Он обошёл дом и вернулся.
 - Вили, сегодня твоя очередь…
 - Меня зовут не Вили, а Уильям. Я прошу называть меня правильно.
 - Профессор, объясни ему, что нам по барабану, как его зовут правильно. Мы говорим так, как нам легче говорить. Он для нас, Вили.
         Профессор поднимается и идёт к Уильяму. Подходит. Он профессора дурно пахнет и Уильяма снова начинает тошнить. Профессору по барабану искривлённое лицо Уильяма, ему, этому профессору видимо уже всё по барабану. Профессор стоит перед Уильямом дышит перегаром прямо ему в нос и говорит.  Профессор говорит спокойно, держится с достоинством и Уильяму кажется, что он, этот профессор глава над всеми и над ним тоже. Он стоит, как школьник перед учителем и молчит. Уильям уже понял, что жить с ними не просто и надо либо быть с ними со всеми, либо быть одному. Уильяма пугает одиночество. Он боится остаться один на один с этим страшным миром. 
 - Вили, сегодня твоя очередь…

      Ему напомнили, что сегодня он идёт просить деньги. Он вздрагивает от мысли, что надо идти к машинам и ходить по перекрёстку со стаканчиком… Он вздрагивает от мысли попрошайничества…  Но, он покорно берёт стаканчик и идёт на дорогу. Он ходит туда сюда… Он бросается к машинам с протянутой рукой в которой зажат стаканчик… Он просит… Просит… Просит…

          Он возвращается к обеду в общак с деньгами. Он просил. Он усиленно просил. Ему давали. Ему сыпали в стаканчик. Он рад. Он выполнил указание общака.
    Народ общака одобрительно похлопывает Уильяма по плечу.
 - У него хорошо получается. Пусть ходит каждый день.
        Уильям ничего не понимает из сказанного, но улыбается.
  - Смотри, улыбается, значить рад. Надо его отправлять каждый день.

          Уильям смотрит на профессора. Профессор переводит сказанное. Уильям возмущён. Уильям не согласен ходить каждый день и просить деньги.  Разгорается спор. Профессор восстанавливает положение общего порядка общака. Все умолкают.

           Жизнь в общаке не проста. Приходят новенькие. Они крутятся, подживают какое-то время, и уходят. Уильям ни с кем не говорит, кроме профессора. Он не понимает языка общения. Ему кажется, что он уже привык к запаху исходящему от всех обитателей заброшенного дома и к запаху курильщиков самокруток. Ему кажется, что он с ними вот так, всегда и у него не было другой жизни кроме этой. Он не помнит кто он и откуда. Он там с ними и это его жизнь. Но временами, что-то прорывается  в его мозгу, и он видит себя другим. И он чувствует, что в это время,  что-то меняет его и его поведение, и отношение к остальным. Он смотрит на всех свысока. Он выравнивает спину и говорит, но его никто не понимает, кроме профессора, а профессор не обращает внимания на его слова. Они все, здесь могут говорить о себе всё, что угодно. Кто им поверит в то, о чём они говорят? Никто. Здесь плетутся всякие небылицы и путанные рассказы о том, что они были нормальными и у них всё было и вот… у них ничего нет и они теперь такие как есть, но… они были другими. И это была часть правды. Да, они были другими все. Они не родились бомжами и не жили всю жизнь на улице. У каждого своя история до спуска в бездну жизни.


           Уильям лежит с закрытыми глазами и жизнь, его собственная жизнь в этой бездне отзывается болью в правом боку. В голове звон. Звон звонит всё громче и громче. Уильям не обращает внимания. Он часто слышит этот звон в голове. Это звонит бездна.

           Раздался грохот такой силы, что он подумал, что упала стена этого заброшенного дома, в котором обитает общак. Он устал, как он устал. Он не может двинуться. Он просто лежит с закрытыми глазами.

 - Уильям! Уильям!
          Кто-то стоит рядом и тормошит его.
 - Уильям, открой глаза!
       Кто-то навалился на него и принялся поднимать его веки. Открыл.
 - Жив!
      Вокруг него засуетились люди. Завыла какая-то сирена.

            Уильям ведёт машину медленно. Здесь узкие улочки и всегда кто-то в темноте спешит перейти дорогу. Он внимательно смотрит перед собой. Пустота и только какая-то тётка копошится в мусорном ящике. Он проехал мимо. Что-то возникло у него в мозгу. Сдал назад. Вернулся. Вышел из машины. Тётки у мусорника нет. Он поискал её глазами вокруг. Тётка уже отошла к другому мусорному ящику.    Он заспешил к ней.
 - Извини.
     Уильям протянул ей деньги, 200 шекелей. Красного цвета новенькая бумажка засверкала в свете фонарей.
  - Спасибо. Мне ничего не надо. Это для котунов…
  - Для котов?
  - Да.
  - Это правда?
   - Да.

      Уильям стоит и молча смотрит на тётку, которая с азартом роется в мусорном ящике для котов. Тётка порылась, порылась и отправилась дальше, а он остался стоять.
    
     Он поджидал её сидя в машине на этой самой улице и едва увидев, как она приближается, выскочил из машины.
 - Я ждал тебя… Ты не появлялась несколько дней…
 - Да. Я не всегда имею силы дойти сюда. Я живу на Катамон и мне это не близко. Когда чувствую себя более менее… то иду в этот район… иногда не хожу вообще никуда… нет сил…
 - Но… ты совсем не старая…
 - Да… я ещё совсем молодая… тётка… да только сил всё меньше и меньше… И такое бывает в жизни…
 - Да…  бывает…
       Они стоят молча и смотрят друг на друга.
 - Я могу тебе, чем ни будь помочь?
 - Нет. Я не нуждаюсь в помощи… иногда, лучшая помощь… не мешай.
 - Но, ты роешься в мусоре…
 - И что? Это ни о чём не говорит. Это не означает, что я нуждаюсь в чьей-то помощи, ведь я не стою и не прошу… со стаканчиком деньги у народа. Если, не дай Бог, мне придётся снова выходить на тропу попрошайничества…
 - А, ты уже выходила и просила?
 - Да… было дело…
 - Ты попрошайничала?
 - Да. Мне банк не давал деньги… пособие национального страхования… 1337 шекеля… и я вынуждена была идти к народу и просить. Попрошайничество, это жуткое ощущение… Это мерзкое ощущение собственной ничтожности… 
 - Тебе никто не хотел помочь, чтобы ты не ходила и не просила? У тебя нет своего дома?
 - В Израиле, более 60% граждан не имеют свой дом и что? Они все не ходят и не просят по дорогам со стаканчиком. Народ работает, живёт. Я не могу работать. Я могу только проворачивать своё Время.
 - Может, тебе нужна медицинская помощь?
         Тётка улыбнулась, обнажив щербатые зубы.
 - Э… да… ты видать…
 - Нет. Не думай обо мне плохо. Просто, однажды мне приснился сон, что я бомж. Я во сне прошёл путь жизни бомжей.
        Тётка впилась в глаза парня.
 - Сон? Приснился сон… Ну-ну…
 - Не смейся. Это был страшный сон. У них… у бомжей тоже не всё так просто… Я тоже ходил со стаканчиком собирать деньги для общака…  Там… кажется что все они просто сами по себе в куче, но нет, это просто кажется, там всё в заведённом порядке. И доход… и еда… и прочее… Все бомжи разные. Там был один, все его называли профессор.
 - Но, ведь это только сон…
 - Сон! Этот сон я видел, как явь! Я не знаю, откуда у меня этот сон возник. Я никогда не сталкивался с бомжами и никогда не знал о их жизни ничего. Ничего! Так откуда у меня этот сон? Как я мог во сне чувствовать запах каких-то самокруток? Много чего из этого сна осталось со мной, как память прожитой жизни. Я словно побывал в реальной другой жизни. Как это могло произойти? Это не возможно!
 - Сон. А, может, это был не сон? Может, ты реально побывал в другой жизни? Вспоминай! Как началось твоё первое движение к бомжам?
 - Я плохо помню. Я очутился внезапно за мусорным баком, у меня была страшная боль в правом боку, какие-то парни меня потащили куда-то, и таким способом я очутился среди них в заброшенном доме.
 - А, каким способом ты очутился в своём собственном доме, ну потом…
 - Не знаю. Друзья говорят, что меня долгое время не было видно нигде, и они выбили дверь и нашли меня дома в плохом состоянии.
 - Так может быть это чья-то шутка? Может быть это тебе предупреждение? Знаешь, сколько сейчас всяких психотропных и прочих препаратов… Подумай… А, ты кому-нибудь рассказывал об этом?
 - Нет! Нет! Разве можно это кому ни будь рассказывать? Они ведь сразу поставят мне диагноз. Но, это правда! Правда!
           Тётка внимательно смотрит в лицо парня.
 - Да. С этим ничего нельзя сделать. Молчи! А, собственно, чего ты должен опасаться? Ты обеспечен. У тебя нет необходимости защищать свою жизнь. Ты свободен.      

          Уильям смотрит на тётку и что-то крутится в его мозгах.
 - Скажи, а тебе известны какие-либо такие или похожие истории?
 - Мне известно много разных историй, но чтобы вот так попасть к бомжам обеспеченному человеку, мне не известно. Я склонна думать, что это чья-то шутка, для того чтобы тебе показать другую жизнь. И, показать тебе каким может быть наказание. Ты видимо перед кем-то, что-то… Всё это мои домыслы. Я знаю, что многие люди проходят путь, которого не понимают и принимают этот путь, как какое-то временное своё положение. Они всё время находятся в состоянии ожидания, и от этого напряжённого ожидания у них происходит заворот в мозгах. Они путают реальность с вымыслом ожидаемого. Ты понимаешь, о чём я говорю?
 - Плохо. Мне не понятно то, о чём ты говоришь.
 - Скажу тебе простыми словами. Ты должен забыть всё то, что с тобой было и продолжать жить своей жизнью.
 - А, ты забыла, что с тобой было? С тобой ведь тоже что-то было? Ведь не просто так, ты пошла, просить у народа деньги.
 - Да. Со мной происходило много чего. Я помню всё, но этот кусок памяти хранится где-то в дальних закутках мозга, и я не вспоминаю о нём, если только кто-то не говорит об этом периоде моей жизни. Я живу тем, что имею на сегодняшний день.
 - Но я не могу избавиться от этого сна. Мне всё время кажется, что это была реальность…
 - Хорошо. Допустим, что это была реальность. И что? Ну, была…
 - Вот-вот, именно это меня и беспокоит… была реальность…
 - Так прими это за чью-то шутку.
 - Смеёшься?
 - Нет. Если это правда, то тебе просто преподали урок… видимо не зря. Ты должен просто обдумать это, как урок для тебя, чтобы ты был другим… кому-то это нужно… это всё…
 - Кому-то нужно, чтобы я был всё время в напряжении… потери…
 - Забудь обо всём. Живи, исходя из сегодняшней ситуации.
 - Жить, так как ты? У мусорников?
 - Ты обеспечен. Тебе мусорники не грозят.
 - А, может, и грозят… не знаю…

          Тётка поправила шапку на голове и,  кивнув своему собеседнику, двинулась дальше. Уильям продолжал стоять. Он думал над словами тётки, которая видимо, прошла не лёгкий путь и теперь знает, о чём она говорит. Он стоял, обдумывая своё положение и только одна мысль крутилась в его го-лове, что это связано с кампанией… у них связи… у них власть… Это предупреждение…  Он должен приступить к жёсткому режиму экономии в кампании, но он слаб, слаб во всех отношениях. Они хотят, чтобы он был таким же, как они, иначе ему нет места среди них…

        Жизнь Уильяма продолжалась, как будь то, ничего и не было. Он работал.  Он много работал. Но, каждый раз оставшись один на один с собой, он всё чаще вспоминал тётку. Она была ему нужна. Слова этой тётки давали ему путь, правильный путь. Он не думал о том, о чём говорит она. Он только помнил то, что с ним произошло и это, как наваждение крутилось в его голове.  Он не мог избываться от этого наваждения. Тётка видела всё по-другому.

         Вот уже месяц Уильям сидит по два часа в машине на узенькой улочке и поджидает тётку. Тётки нет.
         Тётка появилась неожиданно и не в то время, в какое она бывала раньше. Уильям напрягся. Он ждал её.
          Тётка тащилась от мусорки к мусорке. Она никуда не спешила. Она спокойно открывала крышки мусорных ящиков и копалась в них. Закрывала крышки и тащилась дальше.
        Уильям наблюдает за тёткой. Он наблюдает за всеми её движениями и что-то происходит с его мыслями. Он выходит из машины и направляется к ней.
 - Хай!
 - Хай!

       Уильяму вдруг показалось, что она его не узнала, так как, едва произнеся слово приветствия, тётка отвернула лицо и продолжила своё движение.
 - Ты меня не помнишь?
 - Помню.
 - Я… вот… - Уильям вытащил пачку денег из кармана. – Я… вот… Ты должна пойти к частному врачу и решить проблемы со здоровьем…
 - Я решу эти проблемы… сама. Мне не нужны твои копейки.
 - Но, это не копейки! Это 10 тысяч долларов!
 - 10 тысяч долларов. Это деньги? Это чепуха! И эта чепуха мне не нужна.
 - 10 тысяч… чепуха… Да у тебя ничего нет! Это деньги!
 - Это не деньги. Это чепуха. Может для кого-то это и деньги, а для меня чепуха и мне она не нужна.
 - Я ждал тебя… Я хотел лишь поговорить с то-бой…
 - Говори.

       Тётка говорит каким-то безразличным тоном и этот безразличный тон сбивает с мысли Уильяма. А, чего он ждал? Что эта тётка кинется ему в ноги за его деньги, и будет говорить с ним другим тоном. Да этой тётке…
 - Ты сегодня не такая, как была в прошлый раз. Что-то у тебя случилось?
 - Со мной уже ничего не может случиться, кроме того, что я сегодня чувствую себя хуже, чем вчера…
 - Извини. Я хотел поговорить с тобой, продолжить ту нашу беседу…
 - Так я думаю, что мы уже всё обговорили, и нет причины повторять всё сначала.
 - Да, но мне хотелось бы ещё поговорить с тобой.
 - Ты хочешь что-то спросить? Спроси.
 - Этот сон… Я не могу избавиться от него…
 - Если ты не можешь такое длительное время забыть какой-то сон. Это указывает, что твой сон… это твой страх. Может быть, что это действительно был сон, сон, рождённый твоим собственным страхом.
 - А, это ощущение запахов… Я их слышал так, как вижу тебя перед собой.
 - Это лишь указывает на то, что твой страх на столько велик, что ты даже ощущаешь его запах… Всё имеет запах… и страх не исключение. Смотри. Ты в толпе. Кто-то кричит о том, что слышен запах газа… все втягивают воздух, пытаясь убедиться в действительности и, многие слышат этот запах.  Люди чувствительны к словам, а остальное дорисует воображение. Всё имеет запах. У каждого свой запах любого события, действия. Смотри. Мы говорим :  - Я чувствую… Я предчувствую… Ощущения всего происходящего с человеком у всех разные. Ты просто очень, очень боишься потерять что-то, и все твои страхи исходят из этого… А, ты не бойся! Не бойся потерять! Может быть, потеряв это, ты приобретёшь что-то другое, и твоё душевное состояние будет иным. Может быть, в процессе потери и приходит к нам понимание, что мы всё время что-то  делали не то, не так.  Мы все, всё время что-то теряем… и потеря мало кому меняет мышление. Человечество упрямо цепляется за  препятствие и прикладывает все силы, чтобы его свалить. А, может ничего и не надо валить? Всегда есть другой путь… 
   
      Уильям смотрит на тётку. В нём борются всякие разные желания. Он готов бросить работу и изменить свою жизнь. Он готов прийти к этим борцам за деньги и всё им сказать. Он готов плюнуть на режим экономии, и дать жить людям. Он готов. Он готов, сам не зная к чему, но он уже готов!

      Дождь льёт с самого утра. Он льёт без перерыва на обед. Но к вечеру появился просвет в затянутом облаками небе и этот просвет всё увеличивается и увеличивается. Дождь утихает. Утих совсем. По дорогам текут ручьи. Они скапливаются в громадные лужи. Под напором текущей воды лужи превращаются в озёра.
 
      Тётка осторожно обошла озеро на дороге. Это озеро от прибывающей воды выплёскивалось на тротуар. Тётка пропустила мусорный ящик из-за того, что к нему не было никакой возможности подойти и теперь она осматривает путь возвращения.

       Машина двигалась по дороге тихо и осторожно, но, подкатив к тётке, внезапно водитель включил третью передачу и рванул с места...
       В окошке водителя, перед тёткой мелькнуло лицо Уильяма. Всего лишь какое-то мгновенье они смотрели друг другу в глаза. Цунами, вылетевшее из-под колёс машины, накрыло тётку волной. Тётка улыбнулась:
 - Не забылся сон, сон, который в любую минуту может стать явью. Им,  управляет страх.