Листая старые журналы 852

                К О Р О В А

Корова думала туго,
Но умела себя утешать думами.
Её давно перестали гонять в стадо,
Весной, летом, ранней осенью
Она паслась на лугу за усадьбой,
А то и прямо на деревенской улице
Перед бабкиным домом.

В деревне всё реже раздавались
Голоса других коров.
А потом и вовсе замолкли.
Корове хотелось за ними
В Голубые луга на шелковые травы.
Но она любила Бабку
И гордилась, что её не оставит.

К осени Грубый привозил на машине  сено.
От него пахло машиной и перегаром.
Он её не обижал, но она знала, что он Грубый,
Потому что увёл её последнего телёнка.
Она утешала себя, что телёнку лучше
В Голубых лугах на шелковых травах.

Когда увели телёнка,
Она перестала следить за собой и ещё похудела.
Да и Бабка реже меняла подстилку
И реже носила ей тёплое пойло.
— Старые мы,— думала корова.
Она стала плохо доиться,
Потому что бабкины пальцы
Потеряли гибкость и мягкость.
И корове не хотелось, как прежде,
Излить молоко, чтобы потом испытать
Блаженное чувство опустошённости.

Однажды доить её пришла
Другая Старуха.
Потом в сарай вошли Грубый и мужик Еремей,
От которого пахло деревней и перегаром.
Они совещались вполголоса,
И корова расслышала только слово: говядина.
А потом Грубый сказал ей:
— Вот, Лыска, нет твоей Бабки...

Когда её за верёвку повели от двора,
Она поняла, что никогда не вернётся,
Обернулась и замычала.
Пока её вели к избе Еремея,
Она думала о шелкотравных Голубых лугах,
Где пасётся роскошный чёрный бык, бодающий солнце.

Давид Самойлов
(«Нева», 1991, № 3)