Страсть часть 3

                Глава 25. 
   
        Время никого не гонит и не подгоняет вперёд. Люди спешат, люди слишком спешат куда-то. Они всё время торопятся, словно не успеют и какое-то действие в жизни произойдёт без их участия.
        Постоянная спешка заводит людей, как человек заводит механический будильник, чтобы не проспать.
        Человек боится проспать подъём на работу. Человек боится проспать отвести до работы детей в детский сад.
       Человек боится опоздать.
        От этого постоянного страха опоздать куда-то человек превращается в робота, который живёт по расписанию, которое он сам себе создал.
       Человек всё время вынужден крутить ключик завода собственного механизма.
       И человек крутит, крутит ключик и иногда крутит его до отказа.
       От чрезмерных усилий кручения ключика завода – пружина не выдерживает. Раздаётся звук лопнувшей пружины. Он длится долго, пока пружина не умостится уютно в механизме.
        Человек продолжает крутить ключик завода собственного механизма, но ключик крутится вхолостую.
       Пружина механизма не взаимодействует с желанием человека подчинить себя самого заводу собственным ключом.   
      Человек начинает жить в другом измерении и подчиняет себя электронному времени, которое для всех одинаково.



       Шон живёт в новом режиме времени. Летисия не отягощала его заботами о доме, закупками продуктов. Она даже не сердится на него за то, что он мало времени уделяет детям.
       Материальная обеспеченность давала ей возможность всё делать самой, и она делала.
      Их отношения никак не походили на отношения семейной пары, которая построена на чувствах заботы, внимания, понимания или каких-то общих интересах, ну, хотя бы, где существуют, хоть какие-то обязанности друг перед другом и перед тем, что называется семьёй.
      В их семейной паре не было ничего общего, кроме места под одной крышей дома, но и это пространство было поделено на приоритеты нахождения в них.

      Шон перебрался в кабинет Ференца, оставив за собой свою комнату в полном не прикосновении для всех членов семьи. Эта комната всегда была заперта на ключ. Шон входил в неё каждый вечер и проводил там время до сна, а иногда и спал в своей комнате.
       Летисия занималась домашними делами и никогда не спрашивала Шона ни о чём. Она знала о страсти Шона. Она знала, что он каждый вечер сидит в своей комнате и смотрит на марки. Это не злило её. У неё была другая страсть. Она любит дом. Она любит приводить в порядок всё, что в нём имеется. Она любит возиться с детьми. Она любит готовить еду и красиво сервировать стол.
       Они жили под одной крышей. Они не помогали друг другу, но и не мешали друг другу жить.

     Время не смеялось над ними. Время дарило каждому из них свои радости. Время меняло времена года и вместе с изменениями времён года приносило изменения в природе. Изменения в природе сказывались на изменениях проходящих в организме Шона и Летисии.
 
 
       Затянутое дождевыми облаками небо вызывало у Шона грусть. Он садился у электрического камина в кабинете Ференца и сидел в кресле, уставившись, в одну точку перед собой.
       Он сидел долго, не шевелясь. Он ничего не видел перед собой, но мысли, грустные мысли кружили в его голове и опутывали Шона.
       Внезапно, в эту грусть врывался стук дождевых капель о стекло окна, он становился всё сильней и сильней, он барабанил, словно пытался всё время напомнить Шону о чём-то.
       Стучащие о стекло капли дождя вызывали у Шона память прошлого.
 
       Шон поднимался с кресла и спешил к окну. Ему всё время казалось, что за пеленой дождя он увидит своё прошлое, но он не видел ничего. Он стоял у окна, и плакал вместе с дождевыми каплями.
       Дождь прекращался. Шон смотрел в окно, и ему казалось, что всё омыто его слезами.
       Шон вздыхал и думал о том, что слёзы, как дождь уносят что-то с собой и наступает другое время.
       И наступало другое время, но оно не меняло ничего в жизни Шона.
      Каждый день, как две капли воды был похож на предыдущий.
      Но, наступала весна и она что-то пробуждала в Шоне.  Он как-то по-особому смотрел на жену, и приглашал её на прогулку. Летисия улыбалась и они, как два заговорщика ускользали за дверь.
      Они бродили по набережной Гудзона, заходили в кафе, пили кофе с пирожными. Шон ухаживал за женой так, как будь-то, они ещё не поженились, и он показывает своей будущей жене все свои лучшие стороны.
       В такие моменты их совместной жизни, Летисия чувствует себя самой счастливой в мире.
       Они возвращаются домой. Повзрослевшие дети смотрят на маму с каким-то подтекстом.
       Вечер. Шон уходит в свою комнату и раздаётся щёлчок повернувшегося в замочной скважине ключа.    
 
        Летисия переодевается и идёт в комнаты детей. Сначала она идёт к мальчикам. Сдержанная к эмоциям обстановка в доме, откладывается в детях. Они слушают мамины вопросы, отвечают на них.
         Летисия осматривает порядок в шкафу, затем переходит к осмотру двух столов и удовлетворённая, поддержанием порядка, переходит в комнату дочери, которая младше братьев. В комнате дочери она чувствует себя, как в кабинете мужа. Здесь особая атмосфера и всё выглядит так же, как у него. Летисия отмечает особую страсть дочери к отцу. Дочь пытается походить на него во всём.  Они беседуют о школе. Их беседа состоит из вопросов Летисии и коротких, односложных ответов Адели. Летисия смотрит на дочь и замолкает. Она вспоминает, как Шон давал ей имя, как он долго сидел в своей комнате, а потом вышел и сказал: - Адель. Он ничего не пояснял, не говорил к кому или к чему относится это имя, он просто сказал. Именно тогда, Летисия почувствовала, словно что-то её укололо. Этот укол был неожиданным и резким. Она ничего не ответила мужу. Она ушла в свою комнату и легла на кровать. Она лежала без движений, а ощущение укола в грудь проникало всё глубже и глубже.  Летисия посмотрела на дочь. Она так похожа на своего отца. Ей захотелось подойти к дочери, обнять её, прижать к себе и сказать самые тёплые слова, чтобы растопить что-то холодное в дочери.
        Адель словно почувствовала, что мама сейчас захочет её обнять, и быстро встала со стула.      
 - Мама, я занята. У меня скоро экзамены…
 - Ухожу, ухожу… не буду тебе мешать…
       Летисия пошла в свою комнату и уткнулась в подушку.
 - У меня есть всё, кроме любви!

 

        Жаркое лето мешало дышать, изнуряло тело. Шон подумал о дожде, и эта мысль что-то напомнила ему. Он тут же отстранил эту мысль от себя.
 - Пусть будет лучше жара, жара… Я это переживу…
        Но, мысль, как назойливая муха всё жужжала о чём-то. Шона охватило странное предчувствие, словно с дождями к нему что-то придёт и это что-то разрушит всё, построенное им.
        Страх перед дождями овладел Шоном. Лето пролетало. Шон всё чаще стал смотреть в небо на облака. Облака собирались в кучу, затем разлетались, иногда они нависали, как казалось Шону, прямо над ним.
         
        Он прозевал, он прозевал, когда они появились и собой закрыли весь небосвод. Он только ощутил, как в комнате стало темно. Он не пошёл включить свет. Он пошёл к окну и прилип к стеклу.
 - Пусть будет лучше жара, жара… Я это переживу…
 
       Дождь ещё не застучал по оконному стеклу.
       Дождь ещё ничем не обозначил своё присутствие, а Шона уже охватило волнение, словно он знал заранее, что с первыми каплями дождя что-то произойдёт.
       Звонок телефона раздался вместе с резким стуком громадных капель в стекло окна. Шон сжался.
 - Я чувствовал… Я чувствовал…
        Шон снял трубку и замер, прислушиваясь ко всем звукам в ней.
        Внезапно он услышал тревожный голос Мая.
  - Шон… Шандор приехал…
    Тревога Мая передалась Шону.
  - Приезжай…
         Щелчок в трубке раздался как выстрел.

        Шон идёт по Буде. Он смотрит на дома, улицы, людей. Он не видит ничего. Перед ним стоят картины того времени, когда он жил здесь. Он бредёт от дома к дому словно потерявший, этот самый дом. Шон кружит вокруг автовокзала по одним и тем же улицам.  Возвращается на автовокзал и садится в автобус. Шон смотрит в окно автобуса. Все пейзажи расплываются перед его глазами.  Автобус остановился. Пассажиры вышли из автобуса, а Шон продолжает сидеть и смотреть в окно.
  - Вальд. Конечная остановка.- Водитель кричал ему громко, не вставая со своего рабочего места.
       Шон очнулся. Вышел из автобуса и стал оглядываться.

        Он узнал его сразу. Дом выглядел точно так, как выглядел в те времена. Шон пошёл по дороге вверх.
        Он подошёл к дому. Остановился. Вместо калитки, в каменном заборе, были ворота. Над воротами, на сверкающем куске стали было написано – Правление…
         Шон стоял на противоположной стороне улицы и не знал, что предпринять. Он пошёл вверх по улице и увидел в нескольких метрах от ворот, калитку. Вошёл. Он шёл через запущенный сад, по неухоженной дорожке. Всё вокруг, было в запустении. Он подошёл к двери в доме и открыл дверь. На Шона дохнул запах застоявшейся жизни. Где-то хлопнула дверь, и Шон услышал мелкие шажки, которые приближались к нему. У Шона заныло сердце.
 - Май…

          Май спешил к нему с распростёртыми объятиями. Внезапно Май замер, что-то щёлкнуло, и в коридоре зажёгся свет.
         Шон смотрел на человека маленького роста и плакал. Май исхудал, постарел и теперь был, совсем похож, на старичка-гномика из сказки. 
 - Шон… ты здесь… вот радость…  - Май шептал слова, которые, едва разбирал Шон.  Он давно не слышал венгерской речи.   
         Шон склонился над Маем, обнял его и замер.
 - Шон, София… она все годы ждёт тебя… Шон, вот радость… вот радость…

         Они вошли в комнату. София сидела в кресле Матушки, которое перетащил в комнату Май. У ног Софии стоял маленький стульчик Мая, на котором он всегда сидел.
         Шон почувствовал, как сердце стало громадным и забилось во всей грудной клетке. Оно колотилось, закрывая собой вход к дыханию.
 - Мама…
         София слегка приподняла руку и тут же опустила её. Май бросился к ней.
 - София, он здесь… он здесь…
         Шон шагнул к ним навстречу, и вся комната закружилась перед ним, но он шёл вперёд, он шёл словно сквозь годы…
 - Мама… Май…

         Он ощутил её тепло и уловил её запах. Он вдруг стал маленьким. Он прижался к ней так, как прижимался к ней тогда, в детстве, чтобы ощутить защищённость. От этой, внезапно вспыхнувшей памяти, к Шону прорвался запах цветения сада, как тогда. 

         Май накрыл стол на колёсиках и подкатил его к креслу, на котором сидела София.
 - Май, я видел там, вывеску… Управление…
 - Наш дом забрали под управление. Нам оставили эту комнату и ещё одну… сделали отдельный вход… Нам хватает…
          Шон смотрел на Мая и подумал о том, как же ему тяжело управляться со всем.
 - Я приспособился… Ну, что мы бы делали в большом доме? Нам хватает… - Май посмотрел на Софию и поправил плед на её коленях. – Тебе не холодно?
          София посмотрела на Мая и улыбнулась. Эта нежная улыбка привела Шона к мысли – А, смог бы я так ухаживать за своей женой?  На мгновенье перед ним возник образ Летисии. Шон не почувствовал ничего.

          Они сидят у маленького столика на колёсиках. Май положил из кастрюли варёные овощи в глиняную чашку, стал на свой маленький стульчик, затем перебрался с него на большой стул, который стоял рядом с креслом Софии.
          Он кормил её медленно, терпеливо поджидая пока она  проглотит. Затем он спустился к столу. Налил в чашку чай и вновь поднялся на большой стул.
         София пила медленно и всё время смотрела то на Мая, то на Шона.
 - Не горячо?
         София улыбнулась Маю.
 - Он здесь… Он с нами… - Май улыбался Софии.
      
          Май закончил кормить Софию и спустился вниз.
 - Она не всегда такая. Она была в гораздо лучшем состоянии, но вот… прибыл Шандор, и с ней что-то случилось… вновь.
          Шон насторожился.
  - Он здесь?
  - Да. Он в другой комнате… Я его сейчас позову…
  - Май, может не надо?
  - Шон, он твой отец. Он разыскивал вас все годы. Он хочет тебе всё рассказать…
            Шон вдруг вспомнил, что Ференц говорил, что Шандор хороший человек, но слабый, слабый против обстоятельств.
           Май исчез за дверью. Шон смотрел на маму. Он узнавал лишь знакомые черты – время сделало своё дело. Он подсел к маме поближе.
 - Мама, у тебя есть два внука и внучка… Я назвал её Адель. Она похожа на меня. Я заметил, что в своей комнате она содержит всё так, как у меня. – Шон улыбнулся. – Знаешь, она красивая. Теперь я думаю, что она больше похожа на тебя. Она молчалива. Много думает, но я не знаю о чём.
           София внимательно смотрела на Шона. Внезапно она открыла рот и произнесла.
 - Думает… - Она говорила медленно, словно выталкивала звуки из горла.
 - Она  хорошо учится. Может она много думает об учёбе?
  София напряглась.
 - Думает…  Шон… ты… не… любишь… их…
           Шон застыл. Он вдруг подумал, если мама это почувствовала, то это чувствует и Летисия, а может и дети. Эта мысль взбудоражила Шона.
 - Мама…
           Шон поник. Ничего не пришло ему в голову для ответа.
          Скрипнула дверь. Шон повернулся. В комнату вошёл Май, а за ним следом высокого роста старик. Старик сутулился, словно по привычке пытаясь скрыть свой рост.
          Шон смотрел на старика. В нём ничего не шевельнулось.
         Май быстрыми шажками подбежал к Софии.
 - София, я думаю, может они поговорят в другой комнате? Или ты хочешь, чтобы они говорили здесь, при тебе?
         София сделал короткий взмах рукой в сторону двери.
 - Там.
         Май повернулся к Шандору.
 - Идите в другую комнату. София устала. Я сейчас приглашу сиделку.
         Шандор, смотрел на Шона, не отрываясь. Это был он сам, когда был в его возрасте. Он сделал движение в сторону Шона, но наткнулся на его суровый взгляд. Они вышли.
          В квадратной комнате с высоким окном было чисто и уютно. Здесь стояла кровать, шкаф, стол и стулья. У двери, с правой стороны от входа располагалось что-то вроде закутка для приготовления еды. Большая раковина с краном холодной воды была установлена очень низко. За раковиной была деревянная перегородка и в открытую дверь была видна ванна. 
          Шон осматривал комнату и подумал, что раковина сделана так низко для Мая. Мысль о том, что Май заботится о маме, вызвала в нём ощущение теплоты.
          Шон посмотрел на старика, который уже освоился в комнате оттого, что видимо, живёт здесь не один день. 
          Старик прошёл в комнату и сел на стул. Он сидел сутулясь и склонив голову на бок. От этого, казалось, что он смотрит как-то снизу, сбоку.
          Шон сел на другой стул, подальше от старика. Они молча смотрели друг на друга какое-то время.
 - Шон, я все годы искал вас…
         Шон впился взглядом в старика. 
 - Было трудное время… Я уехал на заработки. Это был 1930 год. Понимаешь, это были трудные времена… Так сложилось, что через несколько лет, я оказался в Германии. И там… И там… - Старик опустил голову. – Мне грозила тюрьма…
         Шандор поднял голову, распрямил плечи.
 - Я ничего не совершил! Меня схватили лишь за то, что я работал у еврея. Я, работал за гроши! Но я был рад, что есть хоть эта работа. В Германии было такое время, что с евреями… их арестовывали… их увозили… их убивали на месте. Меня арестовали за то, что у меня не было паспорта. Понимаешь, лишь за то, что у меня не было паспорта. Меня отправили на  принудительные работы. Я работал тяжело. Голодал. Мёрз. Мы жили в деревянном бараке. Это было невыносимо!
         Шандор опустил голову. Он сидел какое-то время молча. Потом поднял голову.
 - Это было невыносимо. Я согласился работать на немецкую армию…
         Шон вскочил со стула. Перед ним промелькнула картина, как Ференц прибежал к ним в дом, предупредил их, отправил к Маю и спас им жизнь. Ему захотелось закричать обо всём этом старику, который сидит перед ним на стуле и жалуется на то, что с ним произошло.
 - Я всё время помнил о вас. Я хотел выжить. Я хотел выжить! – Старик закричал слишком громко и тут же, видимо испугавшись собственного крика, он прошептал. – Я всё время думал о вас.
        Шона охватила злость на старика.
 - Ты всё время думал о нас?
 - Да! Да! Всё время! Это давало мне силы пережить это страшное время. Я ждал, когда-то же это должно было закончиться.
 - Это закончилось…
 - Это закончилось. Я попал в лагерь для военнопленных. И вновь потянулось время. И вновь я был втянут в принудительные работы и бесконечные проверки моей личности. Я был простым солдатом. Понимаешь, просто солдатом…
 - Который убивал людей…
          Шандор опустил голову. Он вспомнил. Он всё вспомнил в эту минуту вновь, хотя никогда не забывал прошлого. Он никогда и никому не рассказывал об акциях, на которые их поднимали ночью. Он скрыл многое из своей жизни солдата.
        Шандор поднял голову и посмотрел Шону в глаза.
 - Прошло столько лет. Я понёс наказание и отработал за всё… за всё! Меня простили. Меня простили! Понимаешь, меня простили. Мне дали документы. Я поехал в Венгрию. Я искал вас. Никто, ничего не знал о вас или о Ференце. В том доме, на той улице, где мы жили, не осталось никого из тех, кого я знал. В Венгрии всё изменилось. Установили коммунистический режим. Мне было очень трудно искать вас. Трудно. Я уехал. Я пытался найти вас через «Красный крест», но у них не было никаких сведений.
        Шандор положил руку на стол. Длинная, худая рука,  выглядела, как рука мертвеца, но почему-то рука мертвеца мелко дрожала.
        Шон посмотрел на руку Шандора и ощутил ужас. Эта худая рука мертвеца, как знамение дрожала и своей дрожью что-то отстукивала на столе.
       Шон вскочил со стула. Шандор вскочил вслед за ним.
 - Сын! Я так мечтал об этом дне! Я так мечтал о том, что мы будем все вместе!
 - Мы будем все вместе?! Известно ли тебе, что Ференц спас нам жизнь?! Известно ли тебе, что Май укрыл нас в своём доме?!
 - Мне об этом рассказали…
 - Рассказали?! А я это пережил… - Перед Шоном внезапно всплыла картина, как он у озера и по склону с горы спускаются солдаты. Он боялся. Он боялся их. Для него было всё равно кто они венгры, немцы, русские – они были опасны. Он вдруг подумал, а может среди этих солдат, если бы это были венгры или немцы – оказался Шандор. Выстрелил бы он в меня? – Да! Выстрелил бы ты в меня?
         Шандор опустил голову.
 - Молчишь? Ты убивал детей! Убивал!
 - Я был простым солдатом…
 - А… значит убивал!
 - Прошло столько времени. Всё изменилось. Меня простили. Я искупил свою вину.
 - Может, ты и искупил свою вину, но кто вернёт загубленные, исправит изломанные жизни? Кто?               
         Шандор смотрел на Шона с удивлением и непониманием.
 - Сколько же в тебе злости, сын! Я прошёл такой трудный путь, а ты… ты…
 - А, ты спросил меня, как я прожил эти годы? Ты думаешь, что у тебя жизнь длиннее, так ты и пострадал больше, чем я за свою более короткую жизнь.
 - Сын! К чему нам эти подсчёты?
 - Да и, правда, ни к чему. Уезжай домой…
 
          Шон вышел из комнаты и пошёл в комнату мамы и Мая.
         София лежала на постели. Возле неё стояла женщина и поднимала подушку повыше.
 - Так удобно?
        София кивнула головой.
 - Май, я закончила. Иду домой. Если что-то надо, позови.
 - Спасибо, чтобы без тебя я делал?
        Женщина направилась к выходу и, проходя мимо Мая шепнула ему.
 - Чтобы без тебя она делала? 
        Шон сел на стул у постели. София ждала.
 - Мама, как ты себя чувствуешь?
        София приподняла руку и опустила её. Май быстро подбежал.
 - Может, воды?
        София посмотрела на Мая. Она смотрела на него долгим и нежным взглядом. Она не отрывала от него свой взгляд.
        Май заволновался и повернулся к Шону.
 - Ей как будь-то, уже было лучше. Что-то произошло.
 - Может, позвать доктора?
 - Доктора, ночью…
 - Я побегу…
         Шон вылетел из комнаты. Он летел по улице, сам не зная куда. Ему даже в голову не пришло спросить где – Где живёт доктор?
         Шон бежал по улице вниз и не видел ничего вокруг себя. Внезапно остановился. Осмотрелся. Дорога от Правления освещена. Свет разливается по обе стороны улицы селения. Почти во всех домах темно.
 - Куда? Куда бежать?
 
         Он внезапно увидел автобус и побежал к нему. Автобус стоял возле автостанции. В автобусе темно. Никого вокруг.
        Где-то залаяла собака, и Шон посмотрел в ту сторону. Темно. Но, мысль, что если залаяла собака, значит, кто-то рядом с ней пришла к нему. Он побежал в ту сторону.
        Старик стоял у собаки и ласково уговаривал её не шуметь. Собака смотрела на старика и радостно виляла хвостом.
 - Ну, не могу же я сидеть возле тебя… Ночь…
       Шон заспешил к старику.
 - Мне нужен доктор… Доктор…  - От волнения, Шон путал слова, своего родного языка, на котором ни с кем не говорил после того, как Ференца не стало. – Доктор…
 - Что-то случилось?
 - Моей маме плохо…
 - Это же кто твоя мама?
 - София… Она живёт в доме…
 - Знаю. А, ты значить приехал. Долго же ты добирался. А, ведь я тебя помню…
  - Меня?
  - Так ведь ты же Шон?
  - Да.
  - А, я, Михай… Всё ещё живу… Не спится…
          Шон вспомнил Михая, садовника в доме Матушки. Михаю тогда было пятьдесят лет. Он ещё всё время порывался рассказать ему какую-то историю.
 - Михай, Венгрия самая красивая в мире страна!
         Михай раскрыл в улыбке беззубый рот.
 - Не забыл.
 - Всё помню.
 - Так, что там с Софией?
 - Не знаю. Май сказал, что ей стало хуже…
 - Ну, тогда пойдём к доктору.
          Шон двинулся по улице вниз.
 - Нам вверх. Доктор живёт возле Правления. Мы мигом управимся.

       Шон спешил, забегая вперёд и поджидая Михая.
 - Нет у меня уже столько силы, угнаться за тобой. А, когда-то и я был прыткий. Да, вот с тринадцати лет всё работаю и работаю… сил нет… - Михай остановился. – Погоди, дай отдышаться. Вверх подниматься тяжело мне.

        В доме доктора было темно. Михай постучал в дверь. Они долго ждали. Свет зажёгся одновременно и на веранде и на крыльце.
 - Кароль, это я, Михай. Тут сын Софии приехал. Просит доктора к маме.
        Молодой мужчина, лет тридцати пяти вышел на крыльцо.
 - Что с ней?
 - Не знаю. Май сказал, что ей стало хуже…
 - Я сейчас…
          Доктор вернулся в дом и через несколько минут вернулся на крыльцо с саквояжем в руке.
 - Идём быстро.
 - Доктор, у неё что-то опасное?
 - У неё проблема с сердцем. Сколько раз говорил Маю отвезти её в больницу, а она отказывается, всё время отказывается. Май так и не смог её уговорить… вот и бегаю к ней всё время.
        Они вошли в комнату.
        София лежала на постели на высоко поднятых подушках. Май сидел на своём стульчике у кровати. Голова Мая была опущена. Он даже не отреагировал на приход доктора и Шона.
         Доктор пошёл к Софии. Шон так и остался застывшим у двери комнаты. Он смотрел на всё происходящее, как сквозь пелену дождя.
        Доктор прошёл мимо Шона молча, и его шаги застучали по коридору к выходу.
        Шон боялся пошевелиться, словно любое его движение могло кому-то причинить боль. Он стоял и смотрел на маму и Мая.

         Он видел, как Май внезапно поднялся со своего стульчика и стал у кровати. Он видел, как Май поправил волосы мамы. Затем поправил одеяло, которым она была укрыта до груди. Взял её руку в свои руки, поднёс к лицу и замер.
       Всё замерло. Время остановилось для них.

       Шон очнулся оттого, что увидел, как Май отпустил руку мамы и рука мамы повисла. Май пошёл к двери.
       Шон смотрел на Мая, и видел, как тот изменился за эти часы жизни. Он словно высох и сделался совсем маленьким. Лицо Мая напоминало запечённое сморщенное яблоко.

       Он шёл к двери и смотрел только перед собой. Он прошёл мимо Шона и вышел в коридор.
       Шон не слышал его шагов. Он только услышал, как хлопнула входная дверь.
       Шон стоит у двери. Он боится подойти к маме. Он боится увидеть её такой. Страх зажал Шона.
        За стеклом окна появился свет. Рассвет изгонял ночную тьму.  С улицы послышался гудок автомобиля. За окном раздалось мычание коров и молодой голос пастуха. Зазвучала свирель.
      
        Шон пришёл в себя от этих звуков. В комнату тихо вошёл Май. Следом за Маем вошли двое мужчин в чёрной одежде.

         Май подошёл к Софии и стал у изголовья. Мужчина в чёрном, что-то сказал Маю и Май отошёл в сторону. Мужчина вновь подошёл к Маю и что-то сказал ему. Май направился к выходу из комнаты. Он прошёл мимо Шона и вышел в коридор.
         Зажатый страхом, Шон стоит у двери. Он не понимает происходящего. Мужчина в чёрном, подошёл к Шону и, взяв его за руку, без слов, вывел из комнаты. 
          По коридору шли женщины. Они прошли мимо Шона и вошли в комнату.

         Солнце пробивалось сквозь нависшие серые облака. Прорвалось, осветив кусочек земли, на котором собрались люди.  Люди собрались вокруг места вечного покоя одного из граждан планеты.
       Мужчина в чёрной одежде читал…
       Женщины стояли в стороне.

       Май стоял у самого края вечного покоя Софии. Он смотрел не отрываясь. 
       Тишина. Пустота. Май один. Нависшие серые облака сгрудились и не пропускают солнце. Посыпались мелкие капли дождя. Дождь усилился.
       Май стоит с непокрытой головой. Он стоит долго, затем тихо опускается на землю.

       Шон стоит в стороне. Он всё ещё не пришёл в себя. Он смотрит на Мая и внезапно бросается к нему.
      Май лежит на земле. Его глаза открыты. Его взгляд устремлён в землю, на место вечного покоя Софии.
     Шон поднимает на руки, маленькое, высохшее тело Мая и идёт в дом.

     За окном рассвет. Люди входят в комнату.
     Май лежит на покрывале на кровати Софии.
     Шон стоит у двери в комнату. Всё происходящее ему кажется кошмарным видением, которое пришло к нему со страхом дождевых капель и звонком телефона.
      Солнце прорвалось на несколько минут и осветило кусочек земли… Посыпались мелкие дождевые капли… 
      Тишина. Шон в комнате. Он смотрит на пустую кровать и на маленький пустой стульчик возле неё. Шон переводит взгляд на кресло Матушки.
      Шон пытается прийти в себя, но кто-то наполняет комнату живыми людьми и он видит…
        Матушка сидит в кресле. София лежит на кровати. Май сидит на своём маленьком стульчике у кровати Софии. В комнату вошёл Ференц.
        Шон внезапно вспоминает, что он только что вошёл, а бабушка, бабушка осталась там, на улице.
        Шон выскочил из комнаты и побежал по коридору. Выскочил на улицу.
 
         Дорога от дома спускается вниз. Дорога вьётся среди полей. Шон внезапно видит, там, на дороге, среди полей телегу.
        Шон изо всей силы закричал:
 - Бабушка!
        Телега продолжала двигаться по дороге. Шон всматривается. Он видит на телеге маму, Мая, Ференца. Бабушка сидит на доске, переброшенной с одного борта телеги на другой. В руках у бабушки вожжи.
 - Зачем вы уехали? Это… как если бы я потерял всё своё богатство. 

       Ему почудился голос бабушки.               
 - Смотри! Смотри! Солнце, птицы, трава поднимается и тянется к свету! Шон, и рядом со всем этим живой человек. Вот оно богатство!
     Шон стоит на дороге у калитки, ведущей в дом. На дорожке за калиткой стоит Шандор.
 - Сын, я так долго искал вас.
 - Они уехали… Они уехали… Они все уехали…

       Самолёт набрал высоту и прорвался сквозь облака. Яркий луч солнца ударил Шону в лицо. Шон открыл глаза.
        Внизу самолёта  плыли облака. Яркое солнце сверкало над ними и видимо никуда не пробивалось.               
       


                Глава 26.
         Шон стоит перед дверью квартиры – за дверью тишина.  Открыл дверь. Странная тишина в квартире, словно никого нет.
 - Есть, кто ни будь дома?!
        Из дальней комнаты до Шона донёсся чей-то голос, затем он услышал, как открылась дверь и кто-то идёт по коридору в холл. Шон затаил дыхание. Им овладело дурное предчувствие, мелькнули картинки комнаты в Вальде, той комнаты, в которой он впервые оказался с мамой. Ему вдруг захотелось спрятаться, как тогда, когда ним завладели дурные предчувствия, и он укрылся с головой одеялом. Потом вошли солдаты, сдёрнули с него одеяло, посмотрели на него и бросили скомканное одеяло.

       Шон напряжённо всматривается в проём выхода из коридора в холл.
 - Адель…
 - Папа, с приездом…
 - Где мама?
 - Папа… мама в больнице…

        Шон почувствовал, как у него заныло сердце. Он хотел пойти к стулу на не мог оторвать ноги от пола.
       Адель подбежала к нему.
 - Папа, ей уже лучше…
 - Что с ней?
 - Сердце.
        Пружина жизни Шона заскрежетала, застонала, затряслась. Он стоял какое-то мгновение и вдруг повернулся к выходу.
 - В какой больнице?
 - Папа, я с тобой.
       Они шли по длинному коридору, и Шону всё время казалось, что этому коридору не будет конца. Адель шла за ним сзади. Он внезапно услышал её голос.
 - Папа, здесь…
        Адель отворила дверь, и Шон вошёл.
 
        Летисия лежала на кровати у окна. Шон не видел ничего, кроме её бледного лица. Он бежал к ней, к той, которая казалась ему невидимой всю жизнь, и только теперь он увидел её. Увидел.
        Он схватил её руку, прижал к своему лицу и замер.
 - Летисия… Летисия…
        Рука Летисии была тёплой, мягкой. Шон ощутил тепло руки, и что-то в нём дрогнуло. В мозгах Шона завертелись какие-то мысли, и он ясно услышал слова бабушки – И живой человек рядом.
 - Летисия, не уходи… я совсем один…
        Летисия смотрела на Шона и не узнавала его.
        Это был совсем не тот Шон, который уезжал в Венгрию.

        За окном белый снег, он летит и переливается в лучах солнца. Летисия сидит в инвалидном кресле у камина и смотрит в окно. Она смотрит в окно, не отрываясь. Шон наблюдает за женой.
 - Пойдём к окну?
         Летисия кивает. Шон подвозит коляску к окну. Садится рядом на стул. Они смотрят в окно.
         А, за окном, кто-то, как специально для них подул, и все снежинки направились в стекло окна.
 - Летисия, смотри, все снежинки к нам в гости!
 - Шон, это просто как в сказке и если бы не было стекла, то вся комната была бы наполнена пухом, и мы бы с тобой кружили бы в этом пуху…
 - Нам ничего не мешает сделать это.
       Шон схватился за ручки коляски и закружил по комнате.
 - Летисия, я никогда раньше не замечал этой красоты! А, ведь бабушка мне говорила, говорила, что природа и рядом живой человек – это богатство! Летисия, вот оно богатство!

 
       Зима уходила. Небо заволакивали тяжёлые облака. Лил дождь.  Ветер разгонял тучи. Светило солнце.
       Яркое, жаркое солнце пылает над Нью-Йорком.
  Шон сидит возле Летисии. Он смотрит на неё открыто и прямо ей в глаза. Он ощущает в себе ростки острого, щемящего чувства, которое возникает оттого, что он смотрит на жену.

        В нём рождается новое, не испытанное до селе чувство. Он словно постигает неизведанные им тайны чувств. Ему кажется, что он впервые видит жену такой, какая она есть. И именно это, увиденное им внезапно, вызывает в нём волну грусти. Эта грусть исходит от нежности, которую он испытывает к жене.
 - Я ничего не видел раньше… Я ничего не чувствовал… Я мог так ничего и не узнать…
 - Шон, о чём ты говоришь?
 - Летисия, как хорошо, что люди могут услышать то, что говорят им другие… как хорошо, что хоть когда-то я понял то, что мне говорили много раз. Я услышал. Я увидел. Я почувствовал.
        Шон взял тёплую руку Летисии в свои руки.
 - Живой человек рядом! Понимаешь?!
        Летисия смотрела на Шона широко раскрытыми глазами. Затем она закрыла глаза. В неё голове пронёсся вихрь мыслей.
 - У меня есть всё, о чём может мечтать человек.

   
         Они не открывали другу своих чувств и ощущений. В их соединённые руки лишь иногда проникал накал страсти, который рождался в душе и их руки невольно сжимались.
         Шон открыл для себя мир, о котором он раньше и не подозревал. В этом новом мире он чувствовал себя комфортно и удобно. Он стал мягким, внимательным ко всем и ко всему.
         Шон качался на волнах своих чувств, и казалось, ничто не может сбросить его назад к прошлому.

         Тревожное волнение возникло в нём внезапно. Оно не заняло много места в его мыслях, но оно укреплялось день ото дня. Шон посматривал на Летисию и ждал. Летисия молчала. Сыновья всё чаще запирались в своей комнате или куда-то исчезали из дома надолго. Они возвращались и Шон с Летисией напряжённо вслушивались в резкие голоса из комнаты сыновей.
        Стук в дверь комнаты Шона и Летисии был осторожным и слабым, но для них он прозвучал, как набат. Они замерли. Шон опомнился.
 - Войдите. 
       В комнату вошли Майк и Нил. Они остановились у двери.
 - Папа, мама… мы уезжаем.
       Летисия смотрела на сыновей, и её взгляд тускнел. Шон встал со стула и подошёл к ним.
 - Куда?
 - В Израиль.
         Летисия закрыла глаза. Она ничего не знала об этой стране. Это было для неё словно на другой планете, на которую надо попасть, пройдя через все преграды. Она увидела перед собой какие-то немыслимые награждения, которые закрывают доступ туда, и страшная мысль её пронзила – А, оттуда?! Есть ли выход оттуда? Что там, на маленьком клочке земли? Для чего, её красивые сыновья едут туда? Что влечёт их в неведомый край?
         
          Щон смотрел на сыновей, и только одна мысль его тревожила – Разве здесь им плохо?!
 - Вам плохо в своём родном доме? Вам плохо в Америке? Вам чего-то не хватает?!
         Майк и Нил переглянулись. Они не думали о том чего им не хватает.
 - Папа, нам всего хватает. Но, папа, Израиль в опасности!
 - В опасности? Все страны в опасности и Америка не исключение! Вы граждане этой страны и ваш долг…
 - Папа, но ведь мы евреи…
 - О, я совсем забыл об этом. Я об этом уже забыл! Это было так давно, когда евреев…
 - Папа, так для этого и создали государство Израиль, чтобы евреев не постигло то, что было…
 - Вы не знаете, что было – я знаю. Нам помогли остаться в живых венгры! Ференц и Май… бабушка… 
 - Папа, в Израиле всего миллион евреев, ну может больше миллиона… может меньше миллиона…
 - Ну, конечно, вы вдвоём так сильны, что сможете защитить два миллиона человек. А, что вам известно об этой стране? Что?
 
     Майк и Нил переглянулись. Всё, что им известно об этой стране исходило от представителя Сохнута. Он много говорил об исторической родине евреев и о том, что все евреи мира должны собраться в своём историческом государстве, которое всё время должно защищать право на своё существование.
 - Папа, это историческая родина евреев…
 - Моя родина Венгрия! – Шон вспомнил слова Михая. – Венгрия самая красивая в мире страна!   
 - Папа, что ты такое говоришь? Ты ведь сбежал из Венгрии!
 - Были такие времена… Коммунисты пришли к власти… Никто не знал, какой режим установится в стране. Многие, уезжали…
 - Мы тоже уезжаем…
        Летисия смотрела на сыновей и понимала, что с молодостью споры бесполезны.
 - Когда вы собрались ехать?
 - Мы заканчиваем оформление документов…
 - Шон, пусть едут. Мы не можем привязать их цепями к дому.
    
         Шон посмотрел на сыновей. И то чувство, которое зародилось в его душе к жене и детям – замерло. Он не почувствовал ничего.
 - Все куда-то уезжают… Куда? Зачем?
   
     Шон пошёл и сел на стул рядом с женой. Взял её руку в свои руки и сжал. Он ничего не хотел говорить. В нём вновь возродилось странное предчувствие дождя.

        Год за годом меняли погоду за окном квартиры, и только неизменной оставалась надежда, что Адель не уедет вслед за братьями.
        Адель и не собиралась никуда ехать. Она была привязана к отцу. Она не оставит его ни при каких условиях.
         Летисия всё чаще задумывалась над тем, как живут сыновья в далёком Израиле. Она всё чаще пускалась в разные размышлении о их жизни там. Она рисовала перед собой разные картины их жизни и всегда все картины завершались одним и тем же – они нуждаются в помощи. Сон, который состоял из обрывков жизни сыновей, завершился решением – Ехать! Ехать немедленно!

          Все предчувствия Летисии оправдались. Майк и Нил выглядели усталыми, измотанными и были совершенно не обеспеченными. Они снимали комнату в Иерусалиме и жили какой-то убогой жизнью среди роскошных частных домов.
         Израиль одержал победу над их жизнями, и они не хотели признаться отцу в этом. 
        Они не хотели признаться отцу ни в чём и даже в том, что в отчаянные минуты жизни они всё чаще смотрят в сторону синагоги. В минуты отчаяния они словно искали защиту от жестокости жизни в Израиле в молитвах, которые читали религиозные люди. 
         Шон ничего не сказал им. Он только почувствовал, как начавшие когда-то пробиваться ростки чувств к семье оживали и продолжали свой рост, но вместе с этим, росло ощущение предчувствий дождя.

         Они купили квартиру в Иерусалиме.  Им всем казалось, что ничего в их общей семейной жизни не изменилось. Просто в их жизни исчезли времена года.
        После обеда, ближе к вечеру, когда солнце клонится к закату и в Иерусалиме наступает спад жары, Шон везёт Летисию в сквер. Они не спеша, движутся по тротуару, который то поднимается вверх, то спускается вниз. Они всё чаще проходят мимо строящихся домов и замечают, как застраивается район их проживания, вселяются новые жильцы в новые квартиры и им навстречу всё чаще движутся мамаши, катящие перед собой колясочки с малышами.
          Летисия смотрит на малышей и улыбается.
 - Шон, новая жизнь в Израиле…         

         Шон молчит. Он помнит, ради чего они приехали сюда, оторвавшись от своей устроенной жизни. Шон не хочет тревожить Летисию ни какими мыслями. В нём всё чаще звучат слова бабушки о том, что живой человек рядом. Состояние повседневной заботы о жене всё больше приводили его к мысли, что же он раньше не видел её, что же он раньше не заботился о ней и возможно, она бы не дошла до такого состояния.

          Они в сквере. Они всегда сидят в сквере на одном и том же месте, но вот сегодня на их месте сидит мужчина. Он сидит, опираясь рукой на палку, которую держит перед собой. Мужчина держит палку так, словно это ружьё, и он готов поднять его и выстрелить в любого, кто ему помешает.
          Летисия смотрит на мужчину и начинает потихоньку смеяться.
 - Шон, смотри, мне кажется, что он готов выстрелить в нас из палки…
      Шон улыбается и всматривается в лицо мужчины. Ему вдруг показалось что-то знакомым в лице мужчины. Шон стряхнул видение.
 - Показалось…
 - Что показалось?
 - Что у него действительно ружьё, а не палка.
        Они засмеялись, и Шон подкатил коляску с Летисией к лавочке, присел на другой от мужчины край.
       Их встречи становились всё чаще и неизбежно при этой ситуации они познакомились.
       Мужчина назвал своё имя – Омри, но Шон чувствовал, что-то знакомое и в голосе и теперь в чертах его лица всё резче проглядывали знакомые Шону черты.
       

               
                Глава 27.    
      Эдна прилежно учила испанский язык вместе с Томми. Остаток денег, после покупки небольшой части домика, позволял им жить какое-то время безбедно и оплачивать уроки испанского языка.
      Знание трёх языков позволило Эдне подыскать себе работу в одном из государственных ведомств, только после освоения испанского языка.
      Томми пошёл в школу и поражал Эдну своими успехами. Теперь, она всё время интересовалась его учёбой и жизнью в коллективе, теперь она ничего не пускала на самотёк и подчинила контролю все действия Томми. Она делала это не осознанно. Она словно навёрстывала утерянное время, которое он прожил без неё.
        Томми привязывался к Эдне всё сильней и сильней. Он интересовался её работой и состоянием здоровья, всё, спрашивая – Не устаёт ли она на работе?
        Эдна улыбалась сыну. После всего пережитого, она хотела именно таких с ним отношений.
   

       Жизнь текла медленно и во время её течения они успевали рассмотреть всё, что происходит вокруг.
       Томми окончил школу. Без особых усилий поступил в университет.  Не напрягаясь, его закончил и получил работу в почтовом ведомстве.               
 


      Безоблачное течение жизни нарушил Пол. Он появился неожиданно и именно в тот момент, когда  Томми был в отъезде на инспекции почтовых отделений в отдалённых городах Венесуэлы.
       Пол пришёл в дом Эдны. Он пришёл как призрак из далекого прошлого со словами – Я же говорил, что чувствую, что мы с тобой встретимся.
        Всё, о чём говорил Пол, выглядело безумным рассказом, который лишь косвенно касался Эдны, как думала она, всё время пока Пол извергал последовательно свои речи.
 - Так, вот, мне не надо тебе напоминать о том, что я
полицейский. Расследование показало, что Элен вовсе не дочь Дональда. Дети Элен вовсе не имеют никакого отношения к нему. Дональд занимался скупкой украденных ценностей, антиквариата. Он обладал информацией у кого, что находится и к тем людям посылались воры. Иногда, какие-то воры действовали самостоятельно, и он скупал у них украденные ценности.
         Так, вот, муж Элен обладал кое-каким антиквариатом. Ну, скажем не кое-каким, а значительным количеством этого самого антиквариата и был ограблен. Причём, при ограблении их дома, его убили. Элен много лет искала убийц и грабителей и как-то случайно вышла на Дональда. Страсть Дональда к красивым женщинам завершила дело и Элен оказалась в его доме.
          А, теперь главное… Элен указала на тебя, как на убийцу Дональда, не смотря на то, что было доказано, что его смерть не была насильственная. Она изложила всё так, ради того, что, прожив с ним вместе, не в браке пять лет, она требует у суда прав на его имущество… как вдова.  Она предъявила кучу свидетелей, которые указали, что она никуда никогда не отлучалась из дома и была предана Дональду и всё время находилась на его иждивении.   Эдна, ты в розыске.
 
     Пол стоял задумавшись. Пол волновался. Все его симпатии были на стороне Эдны. Он нашёл её. Он пока никому ничего не доложил. Он и приехал в Венесуэлу не по расследованию, а по личной инициативе, которая исходила от Элен. Он ещё не решил, что же он будет делать с мешочком с бриллиантами и марками, которые, его мало интересовали. Он не знал, что с ними делать и какую они имеют ценность и как их, потом реализовать. На бриллианты у него уже есть покупатель.
  - Эдна, Элен указала на то, что ты украла у Дональда мешочек с бриллиантами и марки. У тебя есть этот мешочек и марки? – Пол смотрел на Эдну, пытаясь уловить хоть какой-то намёк на её внутреннее волнение.
         Эдна выглядела спокойной, так словно вся эта история её не касается.
         Пол вспомнил, как он подумал о ней тогда, в давние времена при первой встрече – Либо она великая актриса, либо она умеет себя держать и с ней можно иметь дело. И он не забыл о ней. Он имеет к ней дело.
 - Эдна… я жду ответ.
 
        Эдна молчала. Она обдумывала ответ Полу. Но, для того, чтобы дать Полу ответ она должна получить ответы на свои вопросы, которые возникли из рассказа Пола. Главным вопросом был вопрос – Не возник ли весь рассказ Пола потому, что он действует по указанию Элен? Как-то уж очень ловко всё сложилось в единый рассказ, а особенно рассказ о мешочке с бриллиантами… Значит, Элен их видела в моих вещах… Значит, она рылась и проверяла все мои вещи… А, марки… Значит, Элен знала все марки и потом просто всё проверила… Значит, она держала под контролем всё! А, может, это она руководила Дональдом?
 - Пол. Элен руководила Дональдом и всеми его делами и это с её указания ограбили их дом и убили её мужа, а она…
        Пол не отрываясь, смотрел на Эдну.
  - Ишь, как ты всё повернула!
  - Если она видела в моих вещах мешочек с бриллиантами, то почему не забрала их?! Значит, она всё продумала давно. Она лишь ждала случай… и потому, подсунула мне на стол мои марки. Это мои марки! Мои! Моего мужа. Она знала, что я их узнаю и захочу вернуть их себе. Эти марки у меня украл Гарри в своём доме, после чего я легла в постель, а  очутилась на пустыре.  Она, просто не думала, что я покину страну так быстро.
         Пол задумался. Он не смотрел на Эдну. Он смотрел перед собой и вспоминал нежный шёпот Элен и её податливое, упругое тело. Он вдруг вспомнил, как она всё время подливала ему в бокал…
 - Говоришь, она руководила Дональдом?
 - А, тогда, как это всё объяснить? Как? Для чего она выпустила меня из дома с мешочком и марками? Для чего?
 - Эдна, а эти марки, что-то стоят?
 - Цену этих марок знают только филателисты. Для всех остальных это просто марки, старые марки, марки прошлого времени.
 - Они могут стоить столько, сколько стоят брилианты?
 - Если ставить бриллиант против марки, то есть такие марки, которые стоят в несколько раз дороже бриллианта, может, даже в сотни раз. Почтовая марка Мавритании выпущенная в 1897 году, стоимостью в один пенни ушла на аукционе за 360 тысяч долларов…
         Пол присвистнул.
 - Ого! Я этого даже не знал.
 - В каждом деле антиквариата и в том числе филателии надо разбираться. У мужа были разные марки. Он никогда мне не говорил об их стоимости. Он всегда говорил об их ценности в среде филателистов. Ценность марки зависит от года выпуска, тиража данной марки и того, кем была выпущена марка, количества экземпляров в мире, состояния марки, ну и разного прочего…
 - Эдна, а те, которые были у твоего мужа, были какие?      
 - Некоторые имели ценность в среде филателистов.
 - Значит, могли стоить дороже бриллианта…
 - Пол, ценность марки можно узнать, представив её на аукцион.
 - Есть аукционы филателии?
 - Есть. Они проводятся в Америке, Англии, Франции, Германии. Есть много ценных марок в России, но в России власть коммунистов и если и сохранились какие-то экземпляры, то найти к ним дорогу не возможно.
 - Эдна. Всё это так интересно. Пожалуй, я займусь марками.
 - Пол, у многих марок, есть свои легенды и истории пути. Марки, как и бриллианты, переходят из рук в руки, исчезают где-то, потом всплывают на аукционах. Общество филателистов закрыто. Они редко впускают к себе новичков. За исключением тех, кто появился на рынке с ценными экземплярами. За марками, охотятся так же как охотятся за особо ценными бриллиантами.
 - Эдна, ты распаляешь во мне интерес к маркам. Теперь скажи, где твои марки, которые ты забрала из дома Дональда? Где они? – Пол смотрел на Эдну.
 - Их нет. Мы слишком тяжело перебирались из Америки в Венесуэлу. Мне удалось сохранить лишь деньги, на которые мы купили эту часть домика. Все годы мы прожили, работая, и жили на заработанные деньги.
 - Ты хочешь сказать, что у тебя нет ни мешочка, ни марок?
 - Да, Пол. У меня ничего нет.
  Пол оглядел взглядом профессионала комнату.
 - Можешь приступить к обыску. Твой труд напрасен. У меня ничего нет.
        Пола терзали сомнения. Он видел, что на Эдне ничего не отражается. Она спокойна. У неё даже иногда возникает какая-то ехидная усмешка, которая злит Пола и вызывает в нём желание обыскать всё жилище Эдны.
         Пол долго колебался, но потом, всё-таки, приступил к обыску. Он вывалил всю одежду из шкафа и долго прощупывал ткань всех нарядов Эдны. Простукивал стены дома. Обыскал кухню. В спальне перерыл всё и, в конце концов, изрезал матрас.
        Чем больше времени Пол обыскивал помещение без результата, тем больше в нём разгоралась страсть – Найти! Он уже не думал о бриллиантах. Он думал только о марках, которые были дороже бриллиантов.
        Пол зол. Он устал. Страсть гонит мысли. Под руки ему попался конверт.
 - Марка! – Пол вглядывается в марку и видит лишь марку Америки на конверте. Обычная марка. Таких марок тысячи.
        Пол отшвыривает конверт. Внезапно к нему приходит мысль.
 - Тебе пишут из Америки?
 - Нет. Это рабочее письмо. Я иногда беру работу с переводами на дом.
 - Тебе разрешают с работы носить письма домой? – Пол подозрительно посмотрел на Эдну.
 - Это частная работа и к моей основной работе не имеет никакого отношения. Я занимаюсь дополнительно частными переводами писем для всех, которые приходят из-за границы. Это мой дополнительный заработок.
        Пол ходил по комнате, в которой он уже перерыл всё. Он ходил нервными шагами, и всё время подозрительно посматривал на Эдну. Он не верил ей. Он чувствовал, что она ловко всё скрывает.               
          Пол направился в кухню. Он ещё раз осмотрел следы своих безрезультатных поисков. Подошёл к буфету, достал бутылку коньяка, откупорил её, понюхал и налил себе в стакан. Он пил коньяк словно воду.
       Мысли быстро хмелели. Теперь Пол подумал об Элен. Он думал о том, как ловко она направила его на поиск бриллиантов, хотя точно знала о марках всё. Рассказ Эдны о марках укреплял Пола в мысли, что марки важнее бриллиантов.
 - Марки! Как много я не знаю. А, ведь возможно, что Элен и приговорила своего мужа не за антиквариат, а именно за марки. Так сколько же она мне врала?
          Мозги Пола всё время распалялись от хмельных мыслей о богатстве, и теперь все его мысли были сосредоточены только на марках.
          Полу пришла мысль о том, что какой-то Гарри возможно тоже работал на неё, на Элен. Но, как же они узнали о том, что у Эдны есть марки? Как?
 - Эдна! – Пол закричал громко из кухни и не дожидаясь пока Эдна войдёт в кухню пошёл ей навстречу. Пола качало и он, не дойдя до двери, уселся на стул.
       Эдна вошла в кухню и тихо стала у двери.
 - Эдна, как случилось, что ты попала к  Гарри?
 - Это странная история.
 - Но у тебя все истории странные… Говори!
 - На таможне порта в мой паспорт чиновник вложил лист, на этом листе был адрес и имя…
 - Да? – Пол посмотрел на Эдну. – Странно. Я что-то никогда не слышал, чтобы чиновники порта как-то вмешивались в документы. Хотя, я ведь не работаю полицейским в порту. А, как имя того чиновника?
 - Я уже и не помню. Прошло столько лет.
 - А, ты его могла бы узнать?
 - Не уверена. Прошло столько лет. Может он и не работает уже. Правда, этот Гарри сказал, что он его сын…
 - Это уже на что-то похоже… Это уже похоже на… А, откуда ты прибыла?
 - Из Венгрии.
 - Там тоже многие занимались этой… филателией?
 - Я этого не знаю. Но, думаю, что да. Мой муж часто уходил с марками куда-то и возвращался домой радостный. В такое время он всегда говорил, что у него только у одного него есть ценность. Но, он никогда мне не говорил какая именно. Я так и не знаю, какая именно марка самая ценная была в его коллекции.
        Пол сделал странное движение рукой, словно кого-то отстранял от себя. Его взгляд был пустым и ничего не выражающим. Мозг Пола работал. Мозг Пола работал над связью между всем, что произошло с Эдной и с тем, что происходит сейчас.
         Пол проследил нить от Венгрии к таможне Америки. Чиновник таможни Америки получил известие о какой-то женщине. Её поджидали. Ей дали адрес… Всё сошло легко, хотя она могла не воспользоваться адресом, а пойти в гостиницу.
 - Ты, почему не пошла в гостиницу?
 - У меня не было денег.
 - Вот как?! А, как же ты отправилась в такое дальнее путешествие без денег?
 - У меня было много денег… я их… они остались у человека, который не поехал в Америку.
 - Вот как?! И чем этот человек занимался в Венгрии?
 - Не знаю…
 - Понятно, любовная история. Избалованная дама, обеспеченная мужем решила развлечься. – Что-то пришло в голову Пола. – А, где твой муж теперь?
 - Не знаю.
 - Вот как?! Так может, твой дружок и был связан с Америкой? Зачем ему ехать? Он отправил товар! Вот как! Он просто отправил товар, а деньги за товар, получил там, на месте. Эдна, и ты так ничего и не поняла до сих пор? А, я то думал, что ты умная, хитрая. А, ты… ты…
        Пол замолчал. В его голове выстроилась нить и вела она прямо к Элен. 
 - Элен! – Пол закрыл глаза. – Элен!
        Перед Полом замелькали встречи с Элен. Пол застонал.
 - О, как она меня обкрутила…
        Пол увидел перед собой Элен. Её глаза звали и манили его. Её голос воздействовал на него. Он в её власти. 
        Пол поднялся со стула с криком:
 - Этого не будет никогда!
        Он шагнул к ней...

       Томми вернулся из инспекционной поездки. Открыл дверь дома и замер на пороге, поражённый. Он не мог пошевелиться, затем вскочил в дом и бросился в глубь.
        На пороге кухни лежала Эдна. На ней не было видно следов насилия. Она лежала так, словно она только что упала и сейчас поднимется.
 - Мама!
        Томми закричал и выскочил из дома.
        Скорая помощь прибыла вместе с полицейской машиной. Каждый выполнял свою работу. Томми стоял и смотрел на всё происходящее, как будь-то, он смотрит кино. Как будь-то, это ничего его не касается.
         Медсестра взяла Томми за руку и повела на диван. Доктор склонился над ним. Томми ничего не почувствовал.
         Он пришёл в себя оттого, что кто-то рядом храпел. Томми посмотрел и увидел полицейского, который спал сидя на стуле. Томми вышел в кухню и посмотрел на пол, на котором лежала  Эдна. Место было очерчено мелом.
          Томми разбудил полицейского и, сказав ему, что он будет в гостинице, сразу вышел из дома.  Томми брёл под палящим солнцем, сам не зная куда.
         Расследование показало, что был нанесён удар по голове Эдны каким-то предметом, отчего произошло кровоизлияние.
        Поиски преступника ведутся.
        Томми слушал доклад полицейского и думал о том, кто же мог напасть на маму? У них никогда не было врагов. Они не обладали ни… Мысли Томми, остановились. Он вспомнил о мешочке с бриллиантами и тут же отбросил эту мысль.
 - Это не возможно! Никто не знал о них! Никто! Прошло столько лет! 
        Томми попытался сосредоточиться и вспомнить – Где же они лежат? Мысли шарили по комнате вспоминая, но ничего не приходило на память.
 - Я ведь об этом совершенно забыл. Мы с мамой никогда об этом не вспоминали. Мы не вспомина-ли… А, она?
         Томми вышел из полицейского участка. Он вновь побрёл под лучами палящего солнца, сам не зная куда. Ноги привели его в гостиницу, в которой он остановился, уйдя из дома. Он вошёл в свой номер и его мысли устремились в дом. Он вновь и вновь возвращается к памяти разгрома в доме и вновь и вновь видит маму на полу кухни. Он вдруг захотел немедленно пойти домой, но, вспомнив разгром, остановил мысль о возвращении. 
          Томми вызвал горничную и договорился с ней, что она пойдёт к нему домой и приведёт в порядок, на сколько это возможно дом.
 
         Он вернулся в дом. Всё как будь-то было на своих местах. В комнатах витал запах лимона от свежевымытых полов. 
          Этот запах наполнил ему о маме. Она всегда добавляла сок лимона в воду, когда мыла полы в доме. Он так любит этот запах, но теперь этот запах бередил ему душу.
 - Как мне жить теперь? Я совершенно один… Один ли? – Томми вспомнил о ешиве и подумал, что здесь обязательно должна быть еврейская община. – Кто-то же должен мне помочь…
 
         Мысли Томми прервал стук в дверь. На пороге стоял почтальон.
 - Письмо… для Эдны…
         Томми расписался в получении письма. Почтальон не протестовал. Он знал, что Томми работает в почтовом отделении и у него не будет неприятностей за то, что письмо вручено не тому, кому оно предназначается.
         Томми положил письмо на стол и сел на диван. Он попытался вернуть свои прерванные мысли обратно, но ничего не мог вспомнить из того, о чём думал пару минут назад.
         Письмо на столе притягивало его взор всё время. Томми поднялся с дивана и пошёл к столу. Он долго стоял у письма, не решаясь его взять в руки. Его мысли вновь закрутились вокруг мамы.
 - Мама, тебе пришло письмо! Может это от папы?! Может быть, он ищет нас?!
         Томми никогда не говорил с мамой об отце. Он так и не знал, что случилось и почему они так срочно уехали в Америку.
 - Мама! Это письмо от папы! Я знаю точно!
          Он схватил конверт и быстрыми нервными движениями разорвал его. Из конверта на стол посыпались марки. Томми замер. Он стоял какое-то время оторопевший, потом заглянул в конверт и вынул маленький листочек бумаги.

     Мой милый, если этот конверт окажется у тебя в руках, значит, меня уже нет. Эти марки принадлежат твоему папе. Среди них есть марки, которые высоко ценятся в кругу филателистов. Твой папа очень любил их. Я думаю, что он был бы рад, узнав, что они у тебя. 
       Внизу записки стояла подпись Эдны.
       Томми читал и перечитывал записку. Он ничего не понимал, как это могло или может быть связано с тем, что произошло в доме.
        Возбуждённый мозг нарисовал ему картинку, что это сделал отец, который видимо, искал Эдну чтобы отомстить за что-то. Эту картинку сменила другая, что кто-то знал, что у Эдны есть марки, раз мама пишет, что они имеют ценность, значит, кто-то искал их, а она…
          Томми вспомнил, что мама регулярно получала одно письмо, примерно раз в полтора - два месяца и посылку.
         Томми быстро посмотрел на конверт. Венгрия. Буда. Эдне.
 - Это же адрес наш! Это же адрес, где мы жили в Венгрии!
         На конверте жирными буквами было написано, что адресат не проживает и письмо отправлено обратно в Венесуэлу.
 - Так вот, как она хранила марки. Она отправляла их туда всё время, и они возвращались обратно. Марки всё время были в пути! Поэтому, их никто не мог найти! Она придумала такой способ, чтобы сберечь марки для меня. Она опасалась и не напрасно. Кто-то явился за ними.   
        Мысли Томми теперь побежали в направлении мешочка с бриллиантами. Теперь надо ждать посылку. Она обязательно использует этот же способ. Столько лет туда - сюда и никому не пришло в голову.
 - Мама… Марки у меня…

          Посылка пришла через два дня. Томми оплатил расход за возврат посылки. Принёс её домой. Открыл. В кармане маминого платья он обнаружил мешочек с бриллиантами.
 - Мама, ты всё время это берегла. Для чего? Лучше бы ты осталась со мной…

         Томми вернулся к мысли о ешиве, за этой мыслью пришла другая, что надо найти еврейскую общину и пригласить раввина. Он нашёл еврейскую общину и пригласил раввина.
         Палило жаркое солнце Венесуэлы. Оно направляло лучи на плиту, под которой, Эдна нашла вечный покой.
 - Томми, а что ты думаешь на счёт памятника? У нас есть мастера, сделают памятник… Они высекут её из камня…
 - Да.
 - Приходи завтра. На месте обо всём договоримся.
   Томми шёл по дорожке между плит и старых памятников. Он увидел её ещё издали. Она стояла в полный рост в летнем платье. Её волосы подобраны вверх. Её лицо открыто.
         Памятник был сделан с фотографии, которую Эдна хранила с особой тщательностью.
          Томми шёл к ней. Вот она. Она осталась такой навсегда.

          Томми стал всё чаще приходить к раввину. Он подолгу сидел с ним, и они беседовали о разных вещах. Иногда они говорили об Израиле. Раввин рассказывал об этой святой земле с придыханием. Томми мало по, малу, проникался к этой далёкой, неизвестной стране. Он всё чаще приходил к памятнику Эдне и сидел подолгу возле него.
         Он говорил с мамой. Он ждал, что она скажет на то, что он поедет в эту далёкую, неизвестную страну.
        Томми всё больше чувствовал своё одиночество среди весёлого, шумного народа Венесуэлы. Ему всё чаще виделась Венгрия. Дом, в котором они  жили и в доме отец. Он помнит его. Ему не раз приходила в голову мысль написать ему письмо, но каждый раз вспомнив, что все письма из Венгрии возвращались, он понимал, что отца там нет. Если бы он был там, он бы получил письмо мамы.
       Мысли Томми бродили одна вслед за другой и не меняли своё направление.

         Томми поднялся на борт корабля. Корабль отчалил от берега.  Томми смотрел на отдаляющийся берег и видел среди всякой зелёной растительности женщину в лёгком летнем платье с поднятыми вверх волосами, открывающими её лицо.
         Зелёная полоска берега исчезла из вида, а женщина, словно шла вслед за кораблём.
 - Мама, может я смогу начать новую жизнь? Я совершенно один в этом мире…

        Томми поселился в Иерусалиме, купив себе квартиру. Он очень редко встречал кого-то из Венгрии. Он совсем стал забывать свой родной язык. К нему всё чаще приходила мысль, поехать в Венгрию и отыскать хотя бы следы отца. Мысль угасала, как только он вспоминал о письмах мамы, которые возвращались из Венгрии.
        Память о возвращённых из Венгрии письмах привела его к памяти о марках. Он стал всё чаще доставать их из конверта и раскладывать на столе. Этих марок было не так много, но зато у него было много марок Венесуэлы. Он любил их больше, чем старые марки отца, так с марками Венесуэлы к нему возвращалась вся прожитая там  с мамой жизнь.         
        Томми часто бродил по Иерусалиму. Но однажды он набрёл на скверик. Облюбовал себе место и стал приходить сюда каждый день. 
         Он приходил в сквер, садился на лавочку, выставив вперёд палку, на которую опирался и сидел. Он сидел, опираясь рукой на палку, не касаясь спинки лавочки, он словно кого-то поджидал и этот кто-то должен вот, вот прийти и он встанет и они уйдут вместе.
          Солнце палило. Томми сидел на лавочке, и пришла мысль о том, что жара его доконает. Томми стал приходить после обеда, когда солнце уже не палит с такой силой.

         Томми смотрел, как в скверик направился мужчина, который катил впереди себя инвалидную коляску. Томми отметил, что в коляске сидит женщина на много младше мужчины.
         Они направлялись прямо к лавочке, на которой он сидел. Женщина тихо смеялась. Мужчина наклонялся к ней всё время и улыбался. Потом мужчина как-то странно и слишком долго смотрел на Томми, отчего тот почувствовал себя неуютно от такого взгляда незнакомца, но мягкая, добрая улыбка красивой женщины оттеснила плохие мысли.
         Мужчина сел на другую сторону лавочки, поставив коляску так, чтобы всё время смотреть на женщину.
         Глядя на пару, не молодых людей, Томми охватывало тёплое чувство к ним. Он смотрел на мягкую, нежную улыбку женщины в инвалидной коляске и сразу вспоминал улыбку мамы.
        Они стали встречаться всё чаще и, в конце концов, познакомились. 
         Томми назвал себя Омри. Он назвал это имя не потому, что хотел скрыть своё настоящее имя, а лишь в силу того, что в Израиле многие называют себя еврейскими именами.
          Томми часто задумывался над тем, что же толкает людей изменить своё имя, имя, данное родителями на какое-то другое имя? Возможно, приехавшие из разных стран мира люди в Израиль таким способом пытаются  обнародовать свою причастность к еврейству?   Он этого не понимал, но, тем не менее, всегда называл себя Омри, хотя во всех документах оставалась запись имени Томми и именно с двумя буквами М.
         Вечерами, когда за окном зажигались звёзды, Томми доставал конверт и высыпал из него марки отца. Он раскладывал их с одной стороны стола. По другую сторону стола он раскладывал марки Венесуэлы. Между ними он клал мешочек с бриллиантами. Удобно усаживался в кресло и смотрел. Он переводил взгляд с одного на другое, и ему казалось, что он живёт среди них, среди этих картинок памяти прошлого.
          Ночь уходила, и вместе с ней уходило прошлое. Солнце призывало к жизни. Томми готовил себе чай с бутербродом. Пил его, жевал бутерброд и досматривал последние видения, исходящие от марок по разные стороны стола.
           Собирал марки и раскладывал их обратно в свои конверты. Мешочек с бриллиантами он клал под подушку. Ложился на кровать и засыпал.
       Он спал безмятежным сном ребёнка.       
       Однообразная жизнь старика не меняла его мышление и не вносила ничего нового. Его мысли никуда не скакали. Они продолжали свою жизнь самостоятельно в мозгах, и их движению подчинялся старик.

 - Шон, куда-то пропал Омри…
 - Да. Я тоже как раз подумал об этом.
 - Давай сходим к нему и узнаем…
 - Да, да, пойдём прямо сейчас. – Шон вдруг перед собой увидел Омри и услышал его голос, который так напоминал ему голос Ференца. – Летисия, как ты думаешь, сколько ему лет?
 - Трудно сказать, но думаю, что он лет на десять старше тебя. А, почему ты спрашиваешь об этом? – Летисия замолчала. Ей пришла в голову мысль, что Шон подумал о том, что… Она отогнала эту мысль и посмотрела на мужа. Она увидела перед собой старика. – Шон, поехали…

        Они приближались к дому Омри. На железной решётке ограды участка, на котором стоял дом, был приклеен лист бумаги. На белом листе бумаги, чёрными крупными буквами была написана фамилия и имя.
        Они приблизились. Шон не отрываясь, смотрел на листок бумаги, который вернул его в прошлую жизнь. На листе бумаги было имя Томми, и стояла фамилия Ференца.
        В Израиле, покойников не выносят из дома. В Израиле нет похоронных процессий по улицам. Просто приезжает машина скорой помощи и увозит застывшую в мгновении вечности жизнь.
          Застывшая в мгновении вечности жизнь переходит в руки работников «Хевра кадиш». Всё дальнейшее происходит по установленным раввинами правилам.
           А, на заборах, оградах, досках объявлений, какое-то время, остаются имена ушедших в вечность. Люди проходят мимо, читают имена, вспоминают человека и возможно, кто-то что-то вспомнит, и возможно, кто-то задумается над суетой жизни, и возможно, кто-то изменит направление своей жизни…

 
        Шон вспомнил, как Май, не сказав ему ни слова, ночью уехал за раввинами. Май выполнил все их требования. Май сделал для Софии всё.
         Мысли Шона блуждали по дому Матушки, наткнулись на встревоженного Мая, Май высыпает из конверта перед ним на стол марки, потом суёт в руки какие-то бумаги и говорит ему – Уходи! Уходи из этого дома! Шон видит перед собой лицо Мая и слышит его голос – Я найду её. Я найду её.
      Шон видит перед собой комнату. София на постели. Май на своём маленьком стульчике у постели Софии. В комнату вошёл Ференц. За ним, у двери комнаты Шон увидел Шандора.
       Перед Шоном возник пейзаж Вальда. Дорога спускается от дома и вьётся среди полей. Телега движется медленно по дороге, вьющейся среди полей. На телеге, на доске, переброшенной с одного борта на другой, сидит бабушка. У бабушки в руках вожжи. В телеге София, Май, Ференц и кто-то ещё. Шон всматривается. Его сердце стучит всё громче и громче – Томми!
        Шон закричал:
 - Томми! Ференц так долго искал вас…
        Летисия смотрит на Шона. Старик-Шон куда-то исчез и вместо него появился Шон, тот Шон, которого она знала в  молодые годы. Она тихо его окликнула.
         Шон посмотрел на Летисию.
 - Это Томми. Томми, сын Ференца.
        Они возвращаются домой. Они оба опутаны тоской по всем ушедшим от них.
        Каждый день, идя в сквер, Шон неосознанно идёт дорогой мимо дома Томми.
      Прощальный листок о завершенном человеком пути отсутствует, оставив в ком-то память.
      Они долго сидят в сквере. Оба о чём-то задумавшись. Возвращаются дорогой мимо дома, в котором жил Томми.
 
     У мусорного бака навалены вещи. Какие-то люди всё ходят и ходят из дома к мусорному баку и вытаскают остатки чужой жизни из дома. Эти остатки чужой жизни никому не нужны! Это была его, Томми личная жизнь!
         Шон останавливается у кучи вещей. Куча растёт прямо перед ним.
  Кто-то кому-то крикнул:
 - Халас!
 Мужчины сели в машину и уехали. Из дома вышел мужчина с портфелем на длинной ручке, переброшенной через плечо. За ним следом спешил другой мужчина в рабочей спецовке.
 - Ремонт должен быть закончен за неделю!
 - Мало времени, дай…
 - Мы договорились. Я спешу…
        Мужчина с портфелем, быстрыми, уверенными шагами пошёл к машине. Заурчал мотор. Послышался лёгкий стук. За ним ещё раз лёгкий стук.
        Мужчина с портфелем выкручивал руль. Он жал на педаль газа и тормоза. Он вырывался на простор из плотно зажатых парковкой машин. 

        Шон с поникшей головой стоит у кучи вещей Томми. Он смотрит на остатки личной жизни человека, но видит перед собой лишь жизнь Ференца, которая прошла рядом с ним.
      

               
                Глава 28.               
         Майк, и Нил всё чаще сидят в своё свободное время в комнате Нила и о чём-то говорят. Они говорят тихо, но говорят так, словно один убеждает в чём-то другого. Они больше ни слова не говорят о молитвах и синагоге. Они больше не говорят о давлении на человека в Израиле. Они вообще не обсуждают жизнь здесь.  Майк, и Нил говорят о жизни в Америке.  Они говорят о той жизни, которая была там, тогда, до их отъезда в Израиль.
       Время, место и обстоятельства путают их мышление.
        Летисия вновь чувствует что, что-то происходит с сыновьями. Она не вслушивается в их тихие разговоры. Она просто чувствует и от этого чувства у неё рождаются картинки, которые она видит перед собой.
      Она начинает понимать, что сыновья хотят вернуться в Америку. Эта мысль, приводит Летисию к тому, что она не сможет последовать за ними вновь – она не выдержит такой долгий перелёт.
      Мысль о том, что сыновья уедут, а она останется здесь, привела её к угнетённому состоянию. Она всё время боролась с этим состоянием, но обездвиженность ног, каждый раз напоминала ей о её зависимости от других и ограниченности своих собственных действий.
         Летисия уговаривала себя, что ничего страшного не случится, если они уедут, а она останется. Они будут ей звонить и говорить о своей жизни, но тут же, словно в насмешку пришла другая мысль о том они ничего не говорили ей о своей жизни в Израиле. Они молча тянули её, эту жизнь здесь. Она чувствовала это. Она приехала.
 - Можно себя обманывать. Можно придумывать что угодно, но реальность от этого не измениться! Рядом, только рядом, я буду видеть их жизнь и буду спокойна…
          Волнения теребили Летисию. Она молчала.

       Белый листок с именем и фамилией, написанной крупными, чёрными буквами, появился на заборе дома, в котором жила семья Шона.
       Они сидят за столом. Они не смотрят друг на друга. Шон  ощутил пустоту. Пустота не вызывала из памяти ничего. Это была пустота, как обрыв.
      Шон всё чаще оставался в своей комнате и не выходил из неё.  Адель подходила тихо к двери и звала отца к столу. Он выходил из комнаты, шёл в кухню, кушал и возвращался к себе в комнату. Щелчок поворота ключа в замке, пугал Адель. Она боялась, что с отцом может что-то случиться, а дверь заперта.
        Шон закрывал комнату на ключ, подходил к столу и доставал марки. Он раскладывал их, по привычке, на белом листе бумаги и смотрел, смотрел…
        Он погружался в свой разноцветный мир. Он блуждал по странам.
        Страсть, возникшая впервые, когда он внезапно разглядел марки на конвертах присланных отцом, а затем к ним добавились марки старика Мюрея, а затем к ним добавились марки Мая, страсть возникшая внезапно, разгоралась всё сильней и сильней.
 - Богатство?! Это всё богатство?!
         Шон разложил свои марки на их привычные места и засмотрелся. 
 - Давно я с вами не общался. Я был занят. Дела. Жизнь. Теперь, у меня никого не осталось, кроме вас. Теперь – я с вами.
       Шон достал увеличительное стекло из верхнего ящика стола.
 
       Перед Шоном замелькали даты, города, страны… Шон погружался в свой привычный мир путешествия… Мир вокруг Шона замирал, а через несколько минут исчезал вовсе.
        Он не слышал  того, что голоса Майка и Нила становились всё громче. Он не слышал, как они уходили и когда возвращались.
         Он не обращал внимания ни на что, что происходило вокруг него. Страсть удерживала его у стола, как охранного пса.
        Шон стал всё чаще вспоминать разговор с Томми о марках. Разговор был короткий и какой-то странный. Он вспомнил, как Томми однажды сказал ему, что в Израиле есть филателисты, но есть и такие, которые действуют под видом филателистов, входят в доверие к тому, у кого есть ценные марки и…
          Шон посмотрел на своё богатство.
 -  Молчать! Молчать! Я всегда молчал и поэтому сохранил своё богатство. О нём не знают даже дети! 

         Майк, и Нил вернулись в Америку. Они вернулись в свою квартиру, в которой строили планы отъезда в Израиль. В этой квартире они мечтали о какой-то другой жизни на благо народа, своего народа, который гоним всеми. 
        Они смотрели друг на друга так, словно говорили друг другу о потраченном зря времени жизни.   
        Они осмотрелись. Жизнь в Америке изменилась с тех пор, как они её оставили и переехали в Израиль. Но, мысль, что они больше никуда не двинуться из Америки подстёгивала к действию.

        Шон не отреагировал на отъезд сыновей. Он слышал только робкий стук в дверь и выходил к столу. Быстро ел и возвращался в свою комнату.
   Адель оставалась в комнате перед дверью в комнату Шона и всё время лишь вслушивалась во все движения происходящие в комнате отца.
 
   
                Глава 29.
        Рассматривая свои марки, и путешествуя по странам, к  Шону иногда приходили воспоминания о сыновьях, и он задумывался.  Его мысли становились всё короче и короче. Значение этих мыслей терялось во времени их обдумывания.
 - Для чего дети поехали в Израиль?  Для чего Летисии вздумалось ехать за ними? Дети вернулись в Америку, а она осталась здесь. А, куда, я теперь? А, что мне осталось?
       Шон смотрел на марки и улыбался.
 - У меня есть вы. Это всё, что осталось у меня.
        Мысли Шона иногда путались и к нему прорывалась память о марках Томми.
 - И, где теперь его марки? Где его марки? – Перед Шоном промелькнула гора вещей Томми вынесен-ная кем-то из его дома. – Может, он тоже молчал о своих марках? Значить никто о них не знал. Значит, их вынесли на мусор вместе со всеми вещами… Сокровища! На мусор!
       Шон с нежностью посмотрел на свои марки.
 - Вы останетесь со мной…
        Глаза Шона заслезились то ли от усталости, то ли от чувств, которые вызывали в нём просмотры его богатства. 
         Мысль об Адель пришла к Шону внезапно, когда он смотрел на марку с портретом королевы Виктории, и он подумал, что Адель тиха и незаметна, как Летисия. Он всматривался в лицо королевы и словно сравнивал его с лицом Адель.
        Вдруг все мысли в голове Шона спутались. Он увидел перед собой гору вещей Томми у мусорного бака. За этим видением пронеслось другое. Шон увидел знакомые и такие близкие ему  вещи у мусорного бака. От видения знакомых и таких близких ему вещей, у Шона заныло сердце.   
       Шон собрал все свои марки, сложил в конверт и положил в стол. 
 - Адель! – Он позвал её впервые к себе в комнату.
       Бесшумными шагами она подошла к двери.
 - Папа, что-то случилось?
 - Нет. Входи…
 - Но, папа, дверь закрыта на ключ.
       Шон поднялся и пошёл к двери, открыл дверь.
 - Адель, входи, я хочу поговорить с тобой.
        Радости Адели не было границ. Это было впервые, когда Шон пригласил Адель к разговору, и ей было не важно, о чём он будет говорить, главное, что он сам этого захотел. 
 - Адель, я хочу у тебя спросить…
 - Да, папа.
 - Ты выросла в Америке…
 - Да, папа.
 - Ты вспоминаешь… то время… жизни там?
 - Иногда.
 - В какие минуты ты вспоминаешь?
 - Ну… в… Я не могу ответить на этот вопрос.
 - Я, почему тебя спросил об этом? Я всё чаще вспоминаю Венгрию… Это были очень тяжёлые времена для страны и для народа, но мне почему-то вспоминается то время… И даже там, в то время, в Венгрии, когда я ездил туда в последний раз, я встретил отца…
        Адель затаив дыхание слушала Шона. Он никогда не рассказывал ей о своей жизни ничего.
 - Папа, а ты расскажи мне о своей жизни там.
 - Адель, я вдруг подумал, что проведённое мной там время, на много короче, чем вся остальная жизнь, но почему-то память хранить именно то время… и тех людей, которых я знал там. Я когда вспоминаю о том времени, мне становится тепло и уютно в жизни. Я не виделся с мамой и Маем, много лет, но всегда чувствовал их присутствие рядом с собой. И слова бабушки…
 - Папа! У тебя была бабушка?! Где она жила?
 - Да. Я встретил бабушку… Знаешь, я так часто слышу её слова – И живой человек рядом! Понимаешь? Она определяла богатство жизни, как природа, она и с ней, живой человек рядом!
 - Папа, а Венгрия, красивая страна?
 - Венгрия самая красивая страна в мире. – Шон улыбнулся. – Так сказал один старик. Он прав.
 - А, где ты жил в Венгрии?
 - Мы с мамой жили в Буде, а потом… мы жили в Вальде…
 - Вальд…
 - Это такое селение. Там горы, лес, озеро и дорога спускается с селения и вьётся среди полей…
 - Как красиво…
 - Да. Красиво. Там красиво.
 - Папа, а может, мы поедем туда? – Адель говорила тихо и смотрела на отца. – Папа, разве тебе не хочется ещё раз побывать там? А, где ты жил там?
   Шон задумался.
 - Мы жили в доме, в котором полным полно всяческого богатства… оно всё в каких-то тайных комнатах-ловушках… дом начинён этим богатством… как пороховой склад…
 - Папа, но твоя мама жила там, а значит, это всё принадлежит ей!
         Шон посмотрел на Адель и увидел горящий взгляд дочери.
 - Да… у меня даже есть документы на наследство… их написал сам Май… Май… лично… сам…
 - Папа, ты никогда не говорил об этом. Где эти бу-маги?
       Шон задумался. Память внезапно закрылась. Шон ощутил вокруг себя пустоту. Он пытался вспомнить, но ничего не приходило.
 - Папа, ты устал?
  Шон смотрел на Адель.
  - … живой человек рядом…
       Взгляд Шона угасал.
       Адель смотрела на отца. Внезапно её охватил страх. Она вдруг увидела себя в доме, начинённом богатством и комнатами-ловушками. Мысли Адель заметались.

      Звонок телефона в квартире раздался тихо, приятным перезвоном.
 - Да.
       Адель услышала незнакомый женский голос.
 - Я… мне… нужен Майк или Нил…
 - Их нет. Они оба на работе.
        Адель услышала в трубку чьи-то детские голоса. Дети весело говорили что-то друг другу и смеялись.
 - Это, Адель…
 - Адель! Что-то случилось?
 - Папа…
 - Адель, я сейчас позвоню Майку и Нилу на работу! Сиди у телефона. Они тебе перезвонят.
      Адель положила трубку телефона на аппарат. Села на стул.
       Ей казалось, что ничего в жизни не произошло, что она не в каких-то комнатах-ловушках, а она просто сидит на стуле и ждёт звонок братьев.
       Раздался звонок. Она сняла трубку. Звонок продолжал звонить.
        Адель пошла к двери, открыла. В квартиру вошли Майк, и Нил.
          
        Они лишь посмотрели на Адель, отстранили её от двери и пошли в комнату отца.
 - Майк… Надо что-то делать…
 - Я не знаю, что.
 - Я тоже не знаю. Но, наверное, надо сначала позвонить в скорую помощь и полицию…
 - А, в полицию зачем?
 - Мы ведь граждане другой страны…
 - И что?
 - Мы жили здесь и были гражданами другой страны…
 - Не знаю… Отец мёртв…
 - Ты думаешь?
 - Ты что! Я ничего такого не думаю, но думаю, надо оповестить полицию…
 - Зачем?
 - Не знаю… Так думаю…
       Они позвонили в скорую помощь и полицию.
       На заборе дома, в котором жила семья Шона появился белый листок с именем и фамилией, написанной крупными, чёрными буквами.
 
        Они сидят за столом. Адель смотрит перед собой. Она слышит слова отца о доме в Вальде, начинённом богатством и комнатами-ловушками.  Братья смотрят друг на друга.
 - Что будем делать с домом?
 - А, что с ним делать? Продать! Адель заберём с собой. Что она одна будет делать здесь?
 - Надо продать быстро. Мне на работу. Я и так отпросился всего на неделю.
 - Мне тоже на работу.
 - Значит продаём?
 - Продаём.
 - Что делать с вещами?
 - А, что с ними делать? Кому они нужны?
  Покупатель на срочную продажу дома нашёлся очень быстро.
 - А, что с вещами? – Покупатель ходит по дому и смотрит на старую мебель, давно вышедшую из моды. Затем он заглянул в шкафы. – О! Так и тут полно всякого хлама. Что с ним делать?
 - Тебе не надо?
 - Я покупаю дом, а не хлам в доме.
        Майк, и Нил переглянулись.
 - Мне нужна пустая квартира. Я не собираюсь ещё нанимать людей, и платить им деньги за вывоз этого барахла.
 - Хорошо. Мы очистим дом.
 - Значит, договорились. Перед подписанием доку-ментов, дом будет пустым.
 - Да.
 - Тогда, до завтра.

       У мусорного бака росла гора вынесенных из дома вещей и мебели. Братья усердно трудились, вынося всё из дома.
 - Ну, вот и всё. Закончили.
        Гулкое эхо прокатилось по пустому дому. Чемоданы на колёсиках, принадлежащие Адель, простучали по плиткам пола, как прощальный привет прошлой жизни.
      Они погрузились в такси и поехали в гостиницу.
    

   
                Глава 30.      
        Адель сидит  в своей комнате среди детских игрушек племянников. В её комнате живут дети Майка. В комнате Летисии  живут дети Нила. Нил с женой живёт в комнате Шона. В комнате Майка и Нила живёт Майк с женой.
       Кабинет Ференца остался общей не прикосновенной площадью. Кабинет Ференца остался не прикосновенным даже для проживания в нём Адель.               
        В Нью-Йорке жара. Все сидят в холле, который охлаждает кондиционер. Закончился новостной блок и Майк защёлкал пультом управления телевизора. Замелькали каналы. Спорт, фильмы, детские программы, научные и исторические каналы, природа, интервью…
 - Останови! Что он говорит? – Нил закричал слишком громко.
  Майк вернулся к программе.
 - Уже закончил. А, что он говорил?
 - Он говорил, что продали какую-то марку за миллион!
 - Так это был фильм…
 - Фильм…
 - Ну, да, вот сейчас закончится реклама и он продолжится…
 - Майк… - Нил посмотрел на Майка внимательно.
 - Ну…
 - Майк, марка за миллион и не важно, что это в фильме.
 - Ну…
 - Майк, марка ценой в миллион!
        Майк, и Нил переглянулись и посмотрели на Адель. Адель сидела не шелохнувшись.
 - Адель, а ведь у отца были марки…
 - И что?
 - Адель, где марки?
 - Так надо было не мотаться из страны в страну, а сидеть с отцом и сторожить его марки, тогда бы вы  всё знали.
 - Адель, где марки?
 - А, вы спросите у папы.
 - Адель!
 - Марки были у него в столе. Вы сами всё вынесли на мусор! Так что вы хотите от меня? Вас ведь не интересовала его жизнь, а теперь вспомнили о марках. 
 - Адель!
 - Что?
 - Мы спрашиваем у тебя – Где марки отца?
 - Вместе со столом на мусоре!
 - Адель! 
       Адель поднялась со стула и вышла в свою комнату.
 - Майк, марки у неё. Отец не хранил бы всю жизнь простые марки. Это были ценные марки…
 - Ты хочешь, чтобы мы её обыскали?
 - Это ничего не даст. Если они у неё, то она их спрятала так, что мы до них не доберёмся.
 - Так, что с ней делать?
   Адель вышла из своей комнаты и пошла по коридору на выход из дома. Майк, и Нил вскочили со стульев. Майк закричал:
 - Ты будешь нести уголовную ответственность за сокрытие наследства от нас.
 - Меня не интересуют какие-то марки. Если они и были,  то они на мусоре! Вы сами их вынесли на мусор, собственными руками!   
       Хлопнула входная дверь.
 - Ты ей веришь?
 - Да.
 - Она всегда была какая-то странная.
 - Да.
  Братья посмотрели друг на друга.
 - Ну, и не дураки ли мы?
 - Миллионы! На мусор!
 
      Адель сидит в самолёте. Стюардесса вышла в салон и сообщила всем пассажирам, чтобы пристегнули ремни безопасности. Самолёт приземляется точно по расписанию в столице Венгрии Будапеште.

                Глава 31.               
        Адель сняла номер в гостинице и отправилась гулять по Будапешту. Она восхищалась красотой города и никак не могла себе представить, что здесь когда-то был коммунистический режим.
      Коммунистический режим представлялся ей какой-то разрушительной силой, которая камня на камне не оставит после себя. Но, глядя на Будапешт, она понимала, что не всё то, что говорили о коммунистическом режиме соответствовало действительности.
        Адель задумалась. К ней пришла мысль, что жизнь людей при коммунистическом режиме и жизнь исторической ценности  государства, шли параллельно. 
 - Коммунисты сохранили исторические места, архитектуру городов. А, люди? Как жили люди?
       Адель посмотрела вокруг себя более внимательно. Она увидела хорошо одетых пожилых людей и молодёжь, которая группами стояла на площади. Группы молодёжи посматривали друг на друга, потом пошли друг другу на встречу. Соединились. Кто-то, в центре соединённых групп, выбросил флаг. Ветер развернул полотнище. Оно взвилось над головами молодёжи. Все посмотрели вверх.
       Внезапно, перед первыми рядами молодёжи, словно по команде, возникли плакаты. Молодёжь скандировала. В речитатив молодёжи ворвалась барабанная дробь.
        С одной из улиц, выходящей на площадь появился отряд полиции. Отряд полиции вышел на площадь и рассыпался в цепь. Цепь полицейских окружила демонстрантов. Послышался вой сирены. На площадь въезжали полицейские машины.

        Адель отступила к краю площади. Оглянулась. За ней был проход во двор, и она шагнула в него. Она шла через двор в поиске выхода на другую улицу. Она его нашла. Это была не большая калитка. Адель вышла на тихую, узкую улочку и пошла по ней. Она шла не оглядываясь, словно кто-то мог следить за ней. Улочка уходила куда-то вниз и привела Адель к реке.
       В голове Адель грохотали барабаны, перед глазами мелькали молодые люди, вышедшие с протестом и полиция.
       Адель села прямо на землю у воды. Река несла свои воды.
        Адель вернулась к памяти прошлых лет.
        Она увидела себя подростком, когда в отсутствие отца вошла в его кабинет и полезла в ящики стола. Она не могла себя сдержать, что-то всё время манило её в кабинет отца. Она словно сделалась одержимой страстью проникнуть туда и раскрыть какую-то тайну. Она долго поджидала время, когда будет уверена, что отец не вернётся и не застанет её в кабинете – всем было запрещено заходить в кабинет. Отец закрывал кабинет на ключ, но она стащила запасной ключ и промолчала, когда все искали его.
         Она здесь, в кабинете. Она у заветных ящиков стола.
        Затаив дыхание, она открывает верхний ящик и смотрит в него, ничего не трогая. Мысли гонят её. Она выдвигает средний  ящик и смотрит. Открывает нижний ящик и чувствует, как сердце начинает колотиться.
 - Значит, здесь что-то есть, что-то есть…
         Она выдвигает ящик до конца и смотрит. Сердце колотится ещё сильней. Она берёт в руки пакет и открывает его. В пакете какие-то бумаги, написанные на неизвестном ей языке. Она достаёт их из пакета… на пол падает кольцо. Она поднимает его и не может оторвать взгляд. На кольце маленький диск с насечками, которые идут от камня в центре диска.
 - Солнце!
        Её сердце перестаёт колотиться. Она кладёт кольцо обратно в пакет и смотрит на бумаги. Её манят эти буквы, написанные от руки, таким красивым, ровным почерком. И подпись. Она останавливает свой взгляд на подписи и внезапно склоняет голову. Стоит в оцепенении какое-то время. Внезапно она очнулась.
       Она кладёт бумаги обратно в пакет. Пакет кладёт в ящик стола. Закрывает ящик стола и выходит из кабинета.   
         С этой минуты, всё, что проходило в жизни Адель, проходило где-то рядом с ней, не зацепив её ничем. Все её мысли были заняты только одним – разгадать тайну, написанную в бумагах и тайну кольца.
        Адель росла. Вместе с ней росла страсть к раскрытию тайны, но отец никогда, ничего не говорил. Она сделалась тенью. Она ждала. Она была уверена, что когда-то отец хоть словом, хоть намёком скажет об этом.
        В тайне ото всех, Адель начала учить венгерский язык. Он давался ей очень тяжело. Это был трудный к произношению язык и оттого, что не было практики разговора, она могла хорошо лишь читать и писать.
        Ей представился шанс, когда отец уехал в Венгрию, а мама была в больнице. Она завладела кабинетом отца и, не опасаясь братьев, которые были заняты своими делами, достала документ, который её манил, тревожил, и сделала копию.
        Она сидела часами в своей комнате и читала, перечитывала документ – завещание Мая Шону.
        Читая и перечитывая завещание Мая, она вдруг поняла что там, в пакете были ещё бумаги и вероятно они относятся к этому завещанию.
         Она вернулась в кабинет, достала пакет и вынула все бумаги. На бумагах были планы домов. Она не суетилась. Она вновь пошла и сделала копии, но теперь у неё были копии всех бумаг из пакета. Она вернулась в кабинет, чтобы положить документа на место в пакет. Положила и услышала голос отца:
 - Кто ни будь, есть дома?
         Её охватил страх. Она тихо вышла из кабинета, пошла к своей комнате и, не заходя в неё, отозвалась на зов отца.
          Она изучила на память завещание и планы домов. Из документов ей было ясно и понятно всё, она лишь хотела получить подтверждение отца, что – Да! Это и есть то место, которое названо в завещании.
          Она получила это подтверждение! Все документы у неё!
 - А, братья говорят о каких-то марках… Какие марки? Что они стоят? Здесь дом начинён богатством, как склад порохом!
         Адель улыбнулась.
 - Я не напрасно столько лет ждала. Теперь всё будет моё! Моё! – Адель внезапно задумалась. Она вспомнила слова брата, когда уходила из дома – ты несёшь уголовную ответственность за сокрытие наследства. Адель вздрогнула. – А, я и не собираюсь никому ничего предъявлять. Я просто пойду в дом и возьму…

          Адель поднялась с земли и пошла обратным путём. Она вышла на площадь. Там ничего не происходило. Площадь была пуста. Ветер носил из стороны в сторону обрывки плакатов молодёжи. 
        Она вернулась в гостиницу. Поужинала в ресторане и отправилась спать.
        Едва закрыв глаза, к ней пришло какое-то видение. Она даже не успела понять, что это было, как от каких-то предчувствий вскочила с кровати и бросилась к сумке. Достала документы и принялась вновь смотреть на планы двух домов.
        В ней впервые возникли какие-то сомнения по поводу двух домов.
 - Как же я не заметила, что в завещании, означен только один дом, а здесь, на плане, два дома. Так, какой же их них? Какой?
         Она оставила на столе документы и пошла к кровати, легла. Планы домов закружили перед ней, но ничего не приходило в голову. Перед ней возникло странное видение и потащило её за собой.
         Адель проснулась. Она ничего не могла вспомнить, что видела во сне. Подошла к столу. Листок бумаги, на котором был маленький план, лежал на большом листе бумаги и ровно вписывался в план большого дома.
 - Так, вот в чём дело! А, мне и в голову не пришло такое!
          Адель оставила за собой комнату в гостинице, оплатив своё пребывание, ещё на три дня вперёд и отправилась на автобусную станцию.
   
       Она шла легко и уверенно. Спортивный костюм не стеснял её движения. Рюкзак за плечами не тяготил грузом. В рюкзаке лежало спортивное снаряжение и большой рюкзак – для богатства. 
        Адель с улыбкой смотрела по сторонам. Солнце светило ярко. Она посмотрела на свой палец и засмеялась.
 - Солнце. У меня своё солнце. Это солнце всегда со мной.
         Автобус прибыл в селение Вальд. Она вышла из автобуса и пошла по дороге. Оглянулась вниз. Всё было таким, как описывал отец. Дорога от селения спускалась вниз и вилась среди полей.
 - Да. Венгрия самая красивая страна в мире.
          Адель шагала уверенно и быстро. Она поднималась по дороге вверх. Она узнала этот дом. Он был один единственный, который прилепился к горе.


 - Дети не шумите. Папа отдыхает.
         Майк лежал в холле на диване и смотрел в потолок, словно там что-то сейчас для него кто-то напишет, и он прочтёт и всё ему будет известно.         
         Нил вернулся с работы и подошёл к Майку.
 - Лежишь? Отдыхаешь?
 - Да, я вот думаю – Где же наша Адель?
 - Я, тоже подумал об этом.
 - Наверно, продала марки и гуляет с миллионами по миру.
 - А, не разыскать ли нам её? Что-то долго от неё нет ни каких известий.
 - Пожалуй, стоит.
  Телефон зазвонил нежным, приятным перезвоном.
 - Да. Кого? – Майк тебя из… я не поняла откуда…
         Майк взял трубку телефона.
  - Слушаю…
  - Вам известна такая Адель…
  - Да. Это наша сестра…
  - Её нашли возле селения Вальд… в Венгрии… она путешествовала… в пещере, она видимо оступилась и упала в колодец… приезжайте в департамент… за полной информацией.


       Самолёт уносил Майка и Нила в страну отца. Они никогда не были в Венгрии и теперь испытывали ощущение предчувствия встречи с чем-то ранее скрытым от них.
        Будапешт, встретил их дождём и ветром. Холодный ветер летел откуда-то и всё время завывал.
 - Ну и погодка! Нил, мы даже не взяли с собой тёплые вещи.
 - Да. Давай зайдём в магазин и что-то купим.
        Они зашли в магазин, купили себе плащи.
 - Майк, а может, там такие проливные дожди, что нам нужны сапоги? Давай купим.
 - А, может, мы купим сапоги на месте? Хоть это и какое-то забытое всеми селение, но думаю, что там есть магазин. Неохота тащить тяжёлые сапоги в дорогу…
 - Ты прав. Неизвестно сколько времени мы будем добираться до места.
         Рейсовый автобус проезжал долину. Дорога петляла среди полей. Майк, и Нил посмотрели вперёд. Перед ними вилась дорога, которая ровной лентой поднималась в гору и где-то там, впереди, начиная с подножия горы, вдоль дороги тянулись дома.
 - Ух, ты, как красиво!
 - Да. А, папа никогда нам не рассказывал об этом.
 - А, ты бы его слушал… тогда?
 - Пожалуй, что нет. У меня тогда было другое в голове…
 - Знаешь, нашим детям тоже не интересно будет знать о нашей жизни в Израиле…
 - Думаешь?
 - У них своё видение мира. Не всех интересует прошлое их родителей.
 - Да, если от этих родителей нет наследства.
        Братья переглянулись.
 - А, марки у отца были ценные…
 - Думаешь?
 - А, ты посмотри на это селение…
 - И что в нём?
 - Смотри, мы сейчас будем погружаться в другой мир. Я его уже чувствую.
         На автобусной остановке их поджидал мужчина средних лет. Они пошли в Правление.
 - Так вот. Вот её рюкзак. – Мужчина достал из ящи-ка стола рюкзак и положил на стол. – А, вот…
         Мужчина средних лет внимательно посмотрел на братьев, открыл выдвижной ящик стола и достал что-то в целлофановом пакете, положил это на стол.
 - Так вот, вот, её кольцо с пальца, часы,  деньги и документы…

        Майк взял пакет в руки и достал кольцо. Посмотрел на него и передал Нилу.
 - Что скажешь?
 - Я у неё раньше не видел это кольцо. Она вообще никогда не носила колец.
 - А, я его увидел впервые на ней после смерти отца, ещё там, в Израиле.
 - Да?
 - Да.
 - И что это значит?
 - Это значит, что она знала всё. Она не просто так поехала сюда… есть ещё что-то…
        Мужчина среднего возраста напряжённо вслушивался в беседу братьев.
 - Мы можем осмотреть место и услышать, как всё произошло?
 - Да. Я только возьму фонари.

        Они вышли из Правления, отправились за здание Правления и стали подниматься вверх по горе. Потом двинулись по тропе и вошли в пещеру.
        Три луча света заскользили по земле и стенам пещеры. Они продвигались вперёд быстро. Один луч света фонаря всё время скользил по земле. Впереди, на земле, показалось тёмное пятно.
 - Здесь.
        Мужчины склонились над дырой.
 - Это колодец. Он глубокий.
 - А, что здесь было раньше?
 - Когда?
 - Ну… давно, давно…
 - Этого уже никто не помнит…
 - Так уж никто? И никаких легенд?
 - Легенды разные, но я не из этих мест и не знаю точно…
 - А, папа знал.
 - Да. Мне говорили, что Шон, отец этой девушки, которая приехала путешествовать в эти места, жил здесь какое-то время, но это было очень давно.
 - А, его мама, наша бабушка жила здесь долгое время.
 - Мне ничего об этом не известно. Я не из этих мест. – Мужчина отвёл взгляд от братьев. – Уходим?
 - Иди. Мы ещё здесь побудем.
 - Не потеряйтесь. В этих пещерах много ходов в разные стороны.
 - Да?
 - Да.
           Шаги представителя Правления селением Вальд удалялись и затихли совсем.
 - Майк, что думаешь?
 - Думаю, что от нас что-то скрывают. Что там у нас со снаряжением?
 - Так мы не готовились лазить по пещерам…
 - А, зря…
 - А, кто мог думать, что это действительно, так увлекательно.
 - Нил, мне кажется, что Венгрия не только красивая страна, но…
 - Майк, а ведь наш дед венгр…
 - Да?
 - Да. Мы ещё ничего не узнали о его жизни и о, всех его тайнах. А, папа смог бы рассказать. 
 - Нам надо скоро возвращаться на работу. Нет времени, а жаль, я бы остался здесь и раскопал бы, всю жизнь бабушки… Может…
 - У меня тоже проскочила такая мысль…
 - Так останемся?
 - Только на пару дней.
 - Сейчас пойдём на кладбище, а потом в магазин за снаряжением и вернёмся сюда.

        Кладбище было чистым и ухоженным. Они бродили среди могил, но ничего прочесть не могли. Все надписи были сделаны на венгерском языке.
 - Майк, иди сюда.
 - А, что там?
 - Иди.
         Майк подошёл к самым крайним двум плитам на могилах.
 - Иврит!
 - Да.
        Они читали надпись и переглядывались.
 - Так это же София… наша бабушка…
 - Смотри, эти две могилы в стороне ото всех.
 - Кто-то рядом с ней… Кто?
 - Может, попросим кого-то прочесть?
 - Знаешь, если мы сейчас за это всё зацепимся, то не успеем вернуться на работу.
 - А, может, ну её, эту работу?
 - Да ты что! Давай оставим всё как есть, а потом приедем, в отпуск, надолго и всё узнаем.
 - Пожалуй, это правильное решение. Потом и полазим в этих пещерах…
 - Но, я вот сейчас подумал, что всё-таки, мы должны спуститься в этот колодец и посмотреть на место гибели Адель. Что-то мне не очень вериться, что Адель так продуманно поехала и погибла так бессмысленно. Она не могла свалиться в колодец. Не могла!
         Братья пошли в магазин, купили верёвку, сапоги и мощный фонарь, вернулись в пещеру.
 - Ты видел, как на нас смотрели в магазине? Они уж точно знают, что произошло.
 - Я уверен, что от нас что-то скрывают.
 - Ну, что, спускаемся?
 - Давай.
       Нил держал верёвку, а Майк спускался в колодец.
 - Всё, я на месте.
 - Майк, что там?
 - Ещё не разобрался.
 - Говори всё, что там происходит с тобой. Может в этом и есть разгадка… гибели Адель.
 - Освещаю место на земле. Вижу много следов. Место затоптано. Освещаю. Фотографирую. Площадь дна колодца большая. Освещаю по краям. Нил! Здесь свежий завал! Здесь был проход!
         Нил заволновался, заходил вокруг дыры в колодец.
 - Майк! Попробуй его расшевелить!
 - Пробую! Камни плотно лежат друг к другу.
 - Майк! Давай! Шевели!
 - Не могу, нужен молоток или что-то такое…
 - Майк! Вылезай! – Нил затряс концом верёвки, которая была в его руках. – Вылезай!
    Майк не мог вылезть из колодца. Нил не выдерживал его вес.
 - Майк! Я за помощью!
         Нил помчался из пещеры, вскочил в Правление. Мужчина, встретивший их на автостанции сидел за столом и что-то писал.
 - Мне нужна помощь. Я не могу поднять Майка из колодца.
       Мужчина спокойно смотрел на Нила и процедил сквозь зубы:
  - Так нечего было лезть в колодец.
        Они вытащили Майка.
 - Так теперь ты понял, какая высота? Вот, так она и свалилась с такой высоты… - Мужчина в упор смотрел на Майка. 
 - Да, я понял какая высота. Но я не понял, с чего вдруг она свалилась туда? – Майк неожиданно замер, что-то закрутилось в его голове. Перед ним словно вспышки замелькало дно колодца. – Уходим!
 - Это правильно. Это опасное место.   
 - Да, опасное место. Скажи, а где мы могли бы переночевать? Может в Правлении?
 - В Правлении? – Глаза мужчины округлились.
 - А, что не ночевать же нам на улице.
 - На улице? – В глазах мужчины появился странный блеск. – Нет! На улице ночевать плохо. В Правлении нельзя – это государственное учреждение.
 - Ладно. Мы сами решим, где нам ночевать. Места много. Иди себе.
        Майк, и Нил отвернулись от мужчины, и пошли в сторону пещеры.
 - Майк, тебе что-то пришло в голову?
 - Да. Я что-то там видел, но не могу понять что это.
 - Ты снял это?
 - Да.
 - Так давай посмотрим!
          Они уселись прямо на камень и замерли, просматривая кадры.
 - Майк, на что это похоже?
 - Не знаю…
 - Майк, давай вернёмся туда и всё дно снимем с высоты, как это могла видеть Адель.
 - Ты прав. Я думаю, что она что-то увидела на дне колодца, склонилась, туда… может, опустила верёвку…
 - Может, она опустила туда верёвку с крючком?!
 - Увидела что-то на дне колодца.
 - Да.
 - Стала запускать туда верёвку с крючком.
 - Да! Она хотела что-то достать!
 - Что?
 - Что?
 - Давай ещё раз посмотрим то, что ты снял.
       Они вновь защёлкали кнопками фотоаппарата.
 - Стоп!
 - Что там?
 - Вернись к тому кадру! Вернись!
         Майк вернулся к кадру, на котором было углубление в земле. Это углубление имело чёткую прямоугольную форму.
 - Это что?
 - Может, был какой-то ящик? Может коробка?
 - Майк, в этом чём-то, ящике или коробке было что-то… тяжёлое! Такой отпечаток мог продавиться на сырой земле только от тяжести и времени нахождения на ней.
 - Нил, смотри, у этого прямоугольника закруглены края…
 - Сумка! Спортивная сумка!
 - Нет. Это должна быть старая вещь, потому что она находилась здесь слишком долго, может десятки лет.
 - Саквояж! Это саквояж! Майк, дело было так. Она вошла в пещеру. Дошла до колодца. Посветила фонарём. Увидела саквояж…
 - Он должен был быть открыт, и она должна была
видеть то, что в нём находится. Иначе она не стала бы мучиться, вися над обрывом колодца, спуская верёвку с крючком и пытаться зацепить его крючком.
 - Майк, она нашла саквояж с сокровищами. 
 - Похоже на то.
 - Слушай, а это её кольцо, а ну-ка, достань его.
        Майк достал кольцо Адель из пакета.
 - Вот.
 - Смотри, Майк. Маленький диск. В центре диска камень. От камня отходят лучи.
 - И что? Просто старое ювелирное украшение.
 - Майк, я такой знак видел на каменной стене…
 - Где?
 - На доме Правления…
 - Это кольцо у неё появилось в Израиле. После смерти отца. Отец был в этом доме…
 - Значит, она нашла документы отца связанные с этим домом.
 - Может быть, это было даже наследство…
 - Тогда документы должны быть у неё в рюкзаке, а их нет.
 - Давай пойдём сначала. Она прилетела в Будапешт.
 - Да.
 - И что она сделала?
 - Она отправилась в гостиницу.
 - Вот! Может документы остались там?
 - Возвращаемся в Будапешт?
 - Да.
 - Ну, и как мы будем искать гостиницу, в которой она останавливалась?
 - Проблема.

      К ним ничего не приходило в голову, хотя обоих посещали разные мысли.
 - Нил, нам остаётся только нанять детектива, чтобы он выяснил, в какой гостинице она останавливалась, если нам известен период времени в который она прибыла в Будапешт.
 - Майк, я вот о чём подумал. Все документы Адель на месте.
 - Да.
 - Смотри, прошло восемь месяцев со дня её гибели, а нам сообщили только теперь. Значит, она пролежала не менее восьми месяцев, пока её как-то случайно не обнаружили в колодце. Нам ничего не сказали об этом.
 - Ну.
 - Майк, она прилетела в Венгрию восемь месяцев назад. Сняла номер в гостинице. Потом поехала в Вальд. Из Вальда в гостиницу она не вернулась, хотя я уверен, что она оплатила гостиницу минимум на три-четыре дня вперёд, чтобы быть уверенной, что ей есть куда вернуться с сокровищами.
 - Ну.
 - Прошло четыре оплаченных дня гостиницы. Клиент не объявился. Вещи сдали в камеру хранения.
 - Значит, надо всего лишь проверить все камеры хранения в Будапештских гостиницах?         
 - И даже не надо во всех. Очертить круг центральных гостиниц и начать с этого круга. Она ведь предполагала, что вернётся в гостиницу с сокровищами, а значит, она не стала бы рисковать и селиться в какой-то захудалой гостинице.
 - Похоже на то. Я чувствую, что мы приближаемся к…
 - Лишь к разгадке её действий.
 - Похоже на то.
 - Майк, мне пришло в голову, что она не просто так свалилась в колодец.
 - Так это нам было понятно давно.
 - Майк, если учесть и подумать о знаках на стене дома и кольце, то мне приходит в голову, что весь этот дом не так прост. Будем исходить из того, что здесь множество лет назад что-то происходило. Посмотри на местность. Она оторвана от всех городов…
 - Ну, не очень-то она и оторвана.
 - Майк, это если смотреть с точки зрения современной техники передвижения, но ведь раньше было передвижение только на лошадях.
 - Ну.
 - Это был оторванный от всех центральных дорог уголок. Посмотри, это место находится как-то в стороне.
 - Ну.
 - Значит, здесь могло происходить всё что угодно…
 - Кому угодно?
 - Вот тебе и ответ! Кому угодно? Кто управлял всем в этом оторванном от всех уголке?
 - Нил! Ну, у тебя и фантазия!
 - Майк, я чувствую, здесь пахнет какими-то тайна-ми. Я чувствую запах…
 - Всё прошлое пахнет какими-то тайнами. Возьми политиков. Проходят десятки лет и потом обнародуют какие-то сговоры, договоры, переговоры…
 - Оставь политиков в покое. Жизнь людей намного интересней и богаче событиями, чем жизнь политиков. В этой, казалось бы, маленькой и никому не интересной жизни людей кипят страсти посильнее, страстей любого королевского двора, о котором ежедневно сообщают какие-то новости. Майк! В этом селении Вальд могли происходить события…
 - Нил, остынь. События могли происходить, но прошло столько времени, что и людей-то которые были к ним причастны, давно уже нет и в помине.
 - Да. Но, Майк, давай просто сейчас отправимся в то время в этом месте.
 - Нил, ничего не получится. Нам не известны даже действующие лица тех времён.
 - Да. Ты прав. Значит, всё зря! Нам никогда не разобраться в том, что случилось с Адель. Но, всё-таки, я настаиваю на том, что Адель никак не могла упасть в колодец.
 - Я согласен с тобой. И мы говорили об этом изначально…
 - Майк, может, у неё закружилась голова? Я чувствую запах…
 - Закружилась голова? От чего? От чего закружилась голова? Уж точно, что не от вида сокровищ!
 - Да, точно, что не от вида сокровищ, но тогда от чего? Тогда от чего?! Я точно тебе говорю, что чувствую запах…
 - Поехали домой. Нил, мы уже ничего не сможем сделать с тем, что произошло. Правильно сказала Адель, что надо было сидеть возле отца и сторожить, а не мотаться из страны в страну. Она своё высидела. 
 - Ну, и чего нас понесло в Израиль? Сидели бы в Америке с отцом и мамой. Романтики захотелось…
 - Хуже всего, что родители поехали за нами, а мы вернулись в Америку. Всё поломали и им и себе.   
  Братья загрустили.
 - Майк, ну, не дураки ли мы? Растеряли всё, что могли приумножить…
 - И квартиру в Израиле за бесценок продали. Нил, и миллионы выбросили в спешке на мусор.
 - Ты о марках?
 - Да.
 - И Адель потеряли.

 
     Самолёт летел ровно, набрав высоту. Стюардесса вышла в салон и предложила пассажирам осмотреть спасательные жилеты. 
 - Открываем клапан…
 П-ш-ш…
 - Майк, я чувствую запах…
  Майк принюхался.
 - Я не чувствую ничего.
 - Не в салоне… в колодце был запах…
 - Да?
 - Да. Я когда склонился туда посмотреть, что ты делаешь, то что-то такое почувствовал, но подумал, что там просто застоялся воздух. А, ты ничего не почувствовал там?
 - Теперь думаю, что там тоже со мной что-то было такое. Но, я подумал, что это от яркого света фонаря, вспышек фотоаппарата у меня какие-то цвета мелькали перед глазами и, я почувствовал холод. Но, подумал, что холод это так естественно в колодце и не придал ему значение.
 - Достань кольцо.
 - Зачем?
 - Достань.

       Майк достал кольцо и подал его Нилу. Нил одел, на сколько это возможно его на указательный палец и поднял руку.
 - Смотри, вот так, наш папа одел, это кольцо на палец тогда. 
 - Ты думаешь?
 - Майк, ему ведь в те годы было тринадцать – четырнадцать лет.
 - Я сожалею, что никогда не интересовался его прошлой жизнью. Он ведь был подростком в Венгрии в период Второй мировой войны.
 - Да. Теперь, мы уже ничего не сможем узнать от него. А, ведь ему было, что рассказать нам.
         Братья смотрели на кольцо на пальце Нила.  Солнце освещало маленький диск на кольце, и диск сверкал всеми гранями своих борозд на нём.
 - Нил, мы должны вернуться сюда!
 - Но для чего? Что мы знаем?
 - Кабинет Ференца всегда был закрытой для нас всех зоной, даже после того, как мы женились, мы не допускали в него никого, даже Адель не пустили туда.
         Нил посмотрел на Майка.
 - А, ведь действительно. Кабинет забит бумагами и всякими вещами Ференца.
 - Вот! Всякими бумагами Ференца, может среди всех этих бумаг и есть разгадка дома в Вальде?
 - Наша тихоня Адель всё знала…
 - Ну, может не всё?
 - Может и не всё, но о доме и о том, что в доме полно всяческого богатства, она знала точно иначе она бы не поехала в такую даль просто так.
        Братья посмотрели друг другу в глаза.
 - Скорей бы прилететь домой и разобраться в кабинете Ференца.
 - Да надо спешить домой чтобы…
 - А, ведь Адель говорила нам, что нечего было болтаться из страны в страну, а надо было сидеть дома возле отца…
 - Мы совершили столько глупостей в жизни. Мы потеряли столько времени. Адель погибла от жадности. Она не хотела нам ничего сказать, чтобы всё сделали вместе…
 - Я думаю, что она сделала это не от жадности, а оттого, что мы ничем не интересовались и всегда насмехались над ней. Она думала, что если она нам всё расскажет, то мы будем смеяться над ней.
 - А, ведь так и было бы… тогда, но теперь, теперь мы знаем много, и мы свой шанс не упустим. Мы вернёмся в Вальд.
 - Майк, я чувствую волнение.
 - И я. Оказывается, это так захватывающе…

        Братья смотрели на кольцо на пальце Нила. Диск солнца сверкал, манил и призывал к действию.
 - Нил, этот диск солнца как магнит, он всё время тянет к себе мой взор.
 - И мой. Майк! А, ведь твоё имя…
 - Нил, я именно в эту минуту подумал о своём имени. Отец не просто так дал мне это имя. Май…к.
 - Майк, мы вернёмся в Вальд!
 - Вернёмся. Мы узнаем всё… 
 - Нил… - Майк внезапно ощутил дрожь в теле. – Меня трясёт… Я, вдруг почувствовал, что там сокрыты сокровища. Может, тем сокровищам четыреста лет! А, может, и все пятьсот! Мы должны вернуться и раскрыть тайну… Это же Венгрия! Здесь жили короли, происходили войны, сокровища перемещали из одного места в другое, чтобы сохранить. А, вдруг там сокровища королей?!
 
          Братья посмотрели друг на друга, и в их взглядах зажёгся огонь страсти.
                Конец первой части.