Фестиваль

     ... – А ты со Славой!
     – Не пойду я со Славой!
     – Как это – не пойду? Мы все с мужьями, с друзьями, а ты что, опять от коллектива откалываешься? – выступает Гр-ва. – Давай, давай! Тащи его!
     – Мы хоть посмотрим на твоего красавца, – подначивает Маринка.
     – Какой он мой?!
     – Ну нечего, нечего! Мы все знаем...
     – Отпираться бесполезно!..
     – Ну если все знаете, так и идите с ним сами.
     – Ну какая ты прям... – Маринка уже заскучала. – Ни в чем не хочет коллектив поддержать.
     – Ты нас не уважаешь, – все еще дребезжит Гр-ва.
     – Когда вы глупости говорите, то чего ж вас уважать...

     Мы прекрасно сходили одни. Я, Ольга и Наташка П. Был жаркий солнечный день. Фестивальные косынки, которые нам дали завязать на шею, многие покрыли на голову, и площадь перед Университетом кругом пестрела сотнями голов разных фасонов и цветов русских матрешек. Ольга, взяв косынку за концы, красовалась перед нами. Делегации все не шли и не шли.
     Наконец, откуда-то издалека, от ряда к ряду, от колонны к колонне прокатился приказ: "Внимание!", и вскоре следом нарастающим гулом, издалека, как с другого конца вселенной, понеслись приветственные крики. Они нарастали, как лавина, повторяемые в ритм дружным хором голосов, – там, там; они катились к нам с правого фланга, все ближе, ближе, и мы уже стояли, набрав полную грудь воздуха, готовые закричать что было мочи "Мир! Дружба! Фес-ти-валь!" Глаза застилал туман, мы вытягивали шеи, и сквозь этот туман видели далеко-далеко в начале темную кучку людей, которая так медленно, медленно приближалась. Еще было рано. Рано... Рано!..
     Наконец нам разрешено было кричать. Мы завопили во весь голос, замахали в воздухе цветами и флажками; они были еще метров за сто. А мы махали и звали их сюда своими криками, а они все шли, шли, шли... Они улыбались и что-то в ответ всем кивали, что-то говорили, хотя их никто не слышал за ревом толпы. Они шли медленно и вглядывались в наши лица, и каждому лицу улыбались и согласно кивали о чем-то; подмигивали кому-то и шли. Они прошли мимо нас, как мимо всех остальных, а слева уже кричали: "Мир! Дружба! Фес-ти-валь!" и воздух сотрясался флажками и огромными красными гвоздиками на палках, над толпой реяли косынки и лопались воздушные шарики, а сверху палило, палило, палило солнце...
     Это была первая делегация. Кажется, из Аргентины.
     Их много еще было. Еще веселее было на обратном пути, когда они все возвращались после торжественной части перед входом в Университет; им, наверно, там чего-то очень хорошего наговорили, и они летели, забыв про всякое смущение, подлетали к нам, через заграждение тянули руки, кого-то обнимали, целовали, совали нам в руки что ни попадя, отбирали у нас что-то на память. А у нас-то с собой ничего не было, только шарики да платки, так что весь их строй на глазах расцвел пышным набором красок. Одни негры привязали шарики к тамтаму и играли на нем, а их женщины танцевали; мы смеялись, как сумасшедшие. А один чернокожий парень в европейском костюме подбежал и выхватил у нас цветок – красную гвоздику на палке – и стал ей размахивать, как жезлом. Англичане нам что-то кричали, "Our friends!!!" – вторили мы. "Камарад! Камарад!" – кричали слева. "Братцы-кролики!!! Эй-эй!!!" – вопила, подпрыгивая и махая руками, маленькая девчонка во втором ряду. Проходящие молчаливые киприйцы сунули нам в руки маленькие книжечки с картинками, а одной девчонке – значок. Все это или почти все проходящие следом другие обратно у нас отобрали, решив, что это мы дарим. А аргентинцы – по-моему, те же самые, – хором читали какой-то стих на своем языке. Мы, конечно, ничего не поняли, кроме "Америки", но дружно поддержали их: "Долой диктат Соединенных Штатов! Свободу Латинской Америке!.."
     А потом мы все вперемежку лежали на согретых солнцем газонах и загорали. У центрального входа шел концерт. "Вот он, и в профиль, и в анфас…" – гремели стихи в колонках. До нас долетали только отдельные звуки, а ближе подойти было нельзя – там не редела толпа. Перестраиваясь на разном фоне, возле нашего газона фотографировались средних лет монголы (или вьетнамцы, или китайцы). Мы плели венки из травы и надували шарики, которых нам выдали хоть пруд пруди. На середине газона негры в европейском фотографировали одну свою негритянку. Она была в красивом ярком платье и с длинными косами (мы еще подумали, откуда она такая, с косами), а они обложили еще ее огромными, с половину нее, шарами и рядом воткнули в землю цветок. Она улыбалась, прекрасно сознавая, какая она красивая, и какая замечательная это получилась картинка.
     – Ну молодцы, соображают, что к чему, – сказала я девчонкам.
     Весь газон смотрел на них, не отрывая глаз. Потом они фотографировались вместе, и черные страшненькие мордашки парней торчали среди шариков. А потом с разных сторон к ним стали подходить знакомиться, и их девица достала большую амбарную книгу, и они стали записывать адреса.
     Мы тоже решили было подойти взять адрес, но было очень страшно. Наташка спряталась за мою спину, а Ольга дала мне еще один шарик. Я стала надувать его, но он у меня лопнул.
     Потом я надула другой шарик и завязала травой, но тут подул ветер, и он у меня улетел. А на краю газона сидели какие-то ребята, и мой шарик прямо одному славно хлопнул по затылку. Он вздрогнул от неожиданности, резко обернулся – я в ужасе залегла за девчонками, – а он взял шарик, еще раз огляделся, подержал его и пустил лететь дальше. Я думала, это какие-то грузины, а девчонки мне сказали: "Ты что, это Кипрская делегация". Я была несказанно рада, что шарик об его затылок не лопнул, а то был бы, чего хорошего, политический скандал.
     Ну, мы погуляли там еще немножко и поехали домой. Зенит солнце прошло, и на листьях, цветах, головах, деревьях лежало тяжелое и душное послеполуденное марево. Мы шли по необъятным золотым пространствам и искали автобус. Косынку с меня сняли почти насильно, а флажок я не отдала; я его даже не свернула, а несла в руках, потому что в сумке у меня лежали фотореактивы и моя куртка, он бы туда не поместился. А я его хотела отослать в посылке С. Я ехала к тете Дусе в Долгопрудный…
    
      ...Все было обговорено. Чай с сыром выпит. Слезы вытерты. Мы договорились перезваниваться, делиться новостями, и расстались, довольные друг другом... Жаль только, что фестивальный флажок в посылку не поместился. Где он сейчас? Висит ли по-прежнему на рогах или валяется где-нибудь в хламе и пыли – белый голубь с пятью разноцветными полосками?..




Использована иллюстрация https://allavito.ru/ru/item/11598777