КоД 24

17:20

«Предположивши, что совокупность
рождественских обрядов не есть
случайный подбор, но изображает
один миф, можно догадываться,
что если  Божич-солнце есть сын Бадняка-грома,
то богиня-туча есть его мать».
Афанасьевич Потебня. «Слово и миф»

Замиля помогла разложить белое вино по полкам холодильника. Антон стоял у окна, смотрел на опустевшие стулья в беседке у мангала (Савва все-таки скрылся с Альвиной за дверями спальной комнаты) и думал о своем. Пока Юрка не разорвал тишину звонким лаем. Прибыли гости.
- Привет, отец, - поздоровалась Майя, открывая багажник авто.
Антон обнял дочь, серьезно, по-взрослому («Здравствуйте, Нестор Сергеевич») поздоровался за руку с внуком.
- Семья в неполном составе? – констатировал с огорчением.
- Предупреждала, что Сергей в командировке, возвращается завтра, - Майя отошла в сторону, чтобы Антон мог извлечь из багажника два огромных кулька: в одном топорщились мидии, ведра полтора-два, не меньше; другой содержал картонный пятикилограммовый ящик норвежских креветок.
- А где Вравара?
- Уехала с детьми в какие-то пещеры, - Майя поморщилась досадливо – морепродукты дали течь – и принялась затирать небольшую лужицу в багажнике сухой тряпкой.
- Так каникулы же! – удивился Антон.
- Вот и скажи ей, - дочь подтолкнула отца к калитке, одновременно ставя машину на сигнализацию и не давая ногой таксу Юрке выскочить за периметр участка – ищи его потом на собачьих свадьбах. - За своим классным руководством – никакой личной жизни. Педагогический фанат.
- Не фанат, - смягчил Антон, вспомнив недавние разговоры в погребе о фанатизме. – Просто увлеченный человек. Нестор Иванович был таким же.
- Варвара прадеда не застала. Учиться было не в кого. Самородок, – пробурчала Майя с добродушной вредностью. – Смотрю, ты уже в должной кондиции? Кто еще в гостях? Мангал растопишь? Мидии в казан или на лист? Юрку давно кормили?
Майя, как всегда, деятельно сыпала вопросами, внук Нестор в сопровождении Юрки отправился в обход по участку, Антон с отцовской нежностью смотрел на дочь.

17:25

Майе в этом году исполнялось пятьдесят. Подготовка к юбилею уже шла полным ходом – Савва принимал мероприятие в одном из ресторанов и занимался меню лично. Майя по-прежнему не была уверена в правильном выборе места, колебалась между двумя ресторанами, перебирала блюда, делала правки, спорила с профессионалами, часто критиковала и редко соглашалась – в общем, шел обычный творческий процесс.
Отец не мог не заметить в облике дочери деликатного касания времени: стрелки у глаз, морщинки на шее и меж грудей, пигментные пятнышки, папилломки, валики излишков на талии, пробивающуюся сквозь краску седину. Но Майя оставалась женщиной видной, энергичной, ухоженной. Несомненно, благодарить за это нужно было не только гены, но и мужа Сергея, который ограждал супругу от едкого воздействия агрессивной внешней среды, отважно и победоносно сражаясь на бизнес-фронтах за семейное, в том числе, и женское счастье. 
И, конечно же, Майя для папы все еще была девочкой, причем самой красивой девочкой на свете. И дети у Майи – Антоновы внуки – были красивые: Варя и Нестор.
Внучка появилась на свет, когда Майе только-только исполнилось двадцать. Имя внучке дали дерзкое, непокорное – Варвара, варварова дочь. Такой и вышла: росла чужестранкой, дикаркой, дружила мало, читала много. После школы пошла на филологический, по окончании – снова в школу, будто и не уходила из нее. Теперь по другую сторону учительского стола. Родителей любила, деда боготворила, работе и призванию была предана безгранично. Вот и сегодня, в теплые летние дни, вместо тюленьих пляжных лежбищ отправилась с учениками за город, в какие-то достопримечательные пещеры.
Сына Майя и Сергей назвали Нестором. Антон не настаивал, так само вышло. Без споров и обсуждений.
- Пусть будет в честь моего деда, - объявила Майя на выходе из роддома; Сергей возражать не стал, лишь мигнул счастливо, прогоняя набежавшую слезу, и покрепче прижал к груди четырехкилограммовый сверток.
Теперь Нестор Сергеевич был уже рослым худющим подростком пятнадцати лет, патлатым, добродушным, неглупым, но молчаливым, с ленцой и показным безразличием. А потому успеваемость в школе была посредственная, за что родители порой хмурили брови на сына.
Антон знал, что это все пустое, что перерастет, что нужно подождать года три, и парень загорится каким-нибудь делом, важным, полезным и правильным. Не так ли было с самим Антоном в те далекие пятнадцать, когда от крыльца этого же дома начался его путь к мечте длиною в жизнь?
- Нестор! Помоги деду у мангала! – позвала мать.
Подросток двинулся к беседке медленно, словно неохотно, на самом же деле радуясь, что поручили дело, что можно быть полезным и занять руки. Через пять минут креветки были запечатаны казанной крышкой и поставлены на печь, мидии весело зашипели на противне.

17:30

Замилю Майя поприветствовала вежливо, но без дружеского огня в объятиях и взгляде. Не одобряла дочка отцовской любвеобильности. Понимала, принимала, даже гордилась в глубине души, но не одобряла. В память о матери. Вернее, в память об отношениях отца и матери. В память о семье, еще той, единой, пусть не без шероховатостей, но все же исполненной любовью.
Антон и Мария были в одной возрастной категории. Вместе взрослели, вместе старели. Для Майи их союз был чем-то нерушимым, вечным, само собой разумеющимся. Дочь видела, конечно, расколы в отношениях папы и мамы, но все это казалось лишь изящным кракелюром, как бы искусственно созданным узором тонких трещин по верхнему слою глазури, не затрагивающим керамическую основу.
А когда ваза разлетелась вдребезги, Майе было… больно. Вернее, вначале не верилось, потом пришло изумление, потом боль. А теперь воцарилась грусть. Грустное ожидание читателя, который знает, что развязка уже наступила и в книге осталось всего страниц пятнадцать-двадцать эпилога. А там и собственная книга будет долистана до оглавления.
Как-то, спустя года полтора после расставания родителей, дочь не выдержала и упрекнула отца:
- Тебе больше шестидесяти, ей меньше тридцати. Коэффициент возрастного разрыва – больше чем вдвое. Не смущает?
- Никоим образом! – улыбнулся тогда отец. - С возрастом чувство прекрасного у мужчины утончается. Все тяжелее женщине пробудить в мужской душе желание. Все строже, деликатнее отбирает мужчина кандидаток на допуск к телу, сердцу и душе. Для решения этой задачи нужна энергия молодости, а не только опыт.
- Но и женщина начинает выбирать с большей претензией, - возразила Майя, которой тогда уже было за сорок.
- Что ты! – отец даже посмеялся над такой дилетантской наивностью в вопросах взаимодействия полов. - У женщин все наоборот: перешагнув определенный возрастной порог, женщина все шире смотрит на потенциальных избранников, все больше прощает им. До тридцати женщина думает, что мужчина ей должен. После тридцати понимает, что мужчина ей нужен. В молодости интересуется достатком, статусом, образованием и белым конем ожидаемого принца. В зрелом веку интересуется лишь тем, есть ли у него мужской половой ху…
- Как грубо, пошло и примитивно! – возмутилась Майя. – Даже спорить не буду. По твоим раскладам, у семьи вообще нет никакого будущего. Все перспективы мрачны, фатальны и неотвратимы. Никакого выхода.
- Глупости, - отец шутливо нахмурил брови. – Выход очевиден: многоженство! - И поделился с дочерью забавной теорией, которая тут же была отвергнута, но теперь, спустя почти десятилетие, пробудилась в сознании Майи живым ростком.

Философия семейных отношений по Антону Нестеровичу

Ах, каким становишься забывчивым после шестидесяти!
Приступы философствования и созерцательное настроение напрочь отстраняют от сиюминутных забот и бытовых мелочей. Чем бы это ни было, - служением муз, ленью, усталостью, возрастными особенностями, - но суеты оно точно не терпит. Обращенный к вечному небу мужчина волей-неволей ввергает свою верную спутницу в пучину обязательной, а потому особенно раздражающей рутины. У спутницы тоже свой запас прочности - сил за более чем четверть века замужества стало меньше, напряжение возросло в обратной пропорции.
Чтобы колесо счастливой жизни продолжало вращаться с той же скоростью, что и в юности, без скрипа, вызванного песками времен, с определенной поры необходимо задействовать все большее число помощников - секретарей, горничных, водителей, охранников, экономок, разнорабочих. Ведь чтобы один мог жить расслабленно, десятки вокруг него должны вращаться в напряжении.
Они записывают, запоминают, протирают, включают и выключают, звонят и стоят в очередях, оплачивают счета и следят за распорядком, но без рвения, поскольку все это чужое, временное, сдельное, а потому не достаточно важное. Поэтому раздражение неминуемо возрастает, гложет, рвет струны нервов. Храм гармонии дрожит, колеблется от каждодневных землетрясений. Тайфунные порывы слов, взглядов, жестов, забытых дел и прочих неизбежных факторов раскачивают фрегат любви на опасных волнах. Страсть превращается в привычку.
Она – супруга - все больше тратит на романтику стороннего флирта. Он – супруг - все больше тратит на простоту стороннего секса. Она, устав от мужчин, заводит себе подругу-лесбиянку. Он, в поисках недостижимого уже разнообразия, окружает себя подругами-любовницами. Черпать вдохновение начинают вовне, а жить продолжают внутри...
Каждое десятилетие происходит качественное изменение отношений. Связав свои судьбы в двадцать, в тридцать начинают искать и экспериментировать, в сорок уже больше дружат, хотя по инерции говорят о любви еще в пятьдесят. 
Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят. Четыре эпохи. Четыре жены - элегантный, простой, экономный, универсальный способ обрести насыщенную, энергичную, солнечную радость до самых рубежей жизни. Причем для двух супругов. Вернее, для всех пяти.
Да и демографический рост - очевидное следствие. А это уже выгоды государственных масштабов.

17:30 (продолжение)

- Хватает же тебе здоровья, - Майя потрепала отца по щеке, заросшей жесткой седой щетиной. – Давай уж, угощай своим изысканным. Догнать не обещаю, даже пытаться не буду – завтра снова за руль. Но как же у тебя не выпить? Атмосфера обязывает.
- Нестор? – Антон вопросительно поднял бровь.
- Тут можно, - снисходительно разрешила Майя. – Только один бокал.
Замиля кивнула и отправилась в дом за чистой посудой.
- Погоди! – позвала Майя. – Помогу. Не представляю, как ты тут одна с ним справляешься.
- Мне Альвина помогает, - отозвалась Замиля с крыльца.
- Кто у нас Альвина?
- Подруга Саввы, - Замиля повела глаза к окну спальни на втором этаже, Майя поняла, кивнула и больше вопросов задавать не стала.
Нестор стоял у мангала, держал в руках поварскую лопатку и с важным видом тасовал мидий на листе. Периодически, обезопасив руку огнеупорной перчаткой, заглядывал под крышку казана с креветками. Ему нравилось смотреть, как раскрываются раковины, как шипит, испаряясь, влага на листе, как в казане тает лед на розовых панцирях. Под ногами крутился Юрка, вставал на дыбы, царапал передними лапами Нестеровы икры, требовал внимания и съедобный кусочек собачьего счастья.
- Как там? – Антон опустился на стул.
- На подходе, - обозначил Нестор.
- Книги на каникулах забросил? – с надеждой на иное спросил дед.
- Как это? – с гордостью обиделся Нестор. – «Божественную комедию» читаю. Скоро до «Чистилища» дойду.
- Не приведи тебя!.. – всплеснул руками Антон; оба рассмеялись. – И как тебе в «Аду»?
- Жутковато, - пожал плечами Нестор. – Странные грехи, несоразмерные наказания. Нелепица какая-то.
-  Чем более нелеп канон веры, тем более жестоки ее догматы, - ответствовал Антон. – Могу предложить спойлер?
- Давай, - разрешил Нестор Сергеевич. – Все равно «Рай» могу и не осилить.
- Рай – это начало ада. И наоборот, ад – это начало рая, - загадочно подмигнул Антон.
Нестор кивнул, сделав вид, что проникся сей глубокой мыслью.
- О чем беседа, молодые люди? – прогремел Савва; Альвина стояла рядом, держа его под руку.
- Здравствуйте, - Нестор протянул ладонь, Савва ответил тем же.
- О боге, - обобщил Антон.
- Кто молился только час, тот еще не исихаст! – выпалил Савва и сам обрадовался веселой поговорке собственного сочинения. – И где же, Нестор Сергеевич, Ваша мать? Хотелось бы засвидетельствовать почтение.
- Мама помогает на кухне, - Нестор говорил Негромко, приходилось прислушиваться.
- Радость моя, - Савва запечатлел пятерню на ягодице Альвины, - почему бы тебе не составить компанию дамам? – И как только девушка, не торопясь, отправилась в дом, вернулся к беседе:
- Услышал недавно примерно следующее: «Я не баптист, аллилуйя пою только из коммерческих соображений». Гениально!
- Весьма рациональный подход к иррациональному, - «похвалил» Антон. – Как на мой взгляд, в религии многовато суеты вокруг обрядной части и финансовых вопросов.
- Вера – такая же насущная потребность при любой мыследеятельности, - определил Савва. – Как, скажем, жажда творчества, что мы зовем искусством, или стремление ковыряться в окружающем и себе, что мы привыкли называть наукой. А вся суета – в массовости. Когда тихо верит один, вера - в радость. Когда громко верит толпа, вера – на беду.
- Не про меня, - усмехнулся Антон. – Где я, где толпа? – и обвел взглядом тихий уютный дворик на Кисельной, 8.
- Мы твоя толпа, дорогой мой друг, - признался Савва. – Твоя со вкусом подобранная паства. Каждому богу – своя толпа.
- Не выставляй меня безумцем в глазах внука и прекрасной дамы, - Антон подмигнул Альвине, та подмигнула в ответ.
- Тут все свои, - заверил Савва. – Кроме того, творец должен быть безумен с общечеловеческой точки зрения: чтобы создать что-нибудь новое, нужно суметь шагнуть за привычное, прежнее. Вот только не стоит забывать, что само по себе безумие не является продуктом, имеющим самостоятельную творческую ценность.
- Я помню, - поспешил уточнить Антон. – И коль ты так настойчиво рядишь мне божью сущность, скажу: божье дело не столько творить, сколько хранить. И посредничать. Медиаторствовать.
- Даже бог, властелин слов, иногда понимает, что все сказанное - банальщина. А все сотворенное - не суть, - задумался Савва, потом очнулся. - К тебе как к богу претензий нет. Ты у нас с Драконами говоришь почти на равных, с богами – как бог, с пророками – как пророк. Но главное, что с нами, простыми людьми, остаешься человеком.
- Не прибедняйся, простой ты мой человек, - усмехнулся Антон.
- Недавно услышал за барной стойкой, - Савва уселся напротив Антона. – Не в своем ресторане, а в обычной пивной, да-да, в той самой…
- «Варяк» - не обычная пивная, - возразил Антон.
- Судя по напряжению ментального поля – весьма не обычная, - согласился Савва. – Так вот, заказывает мужик бокал «Пражского» и бросает мне через плечо: «Бога поделили».
- И что ты ответил?
- Возрадовался. И промолчал. Но знаешь, о чем подумал? Если бог тебя не слышит, значит, не у тех учился молитве, приятель!
- Как много я пропустила. Вон куда вас завело, - Майя поставила на стол четыре запотевших бутылки итальянского «Pinot Grigio». - Одно из двух: либо вам хватит пить на сегодня, либо вам нужно добавить. Думаю, первое даже предлагать не стоит.
- Когда приходит новый бог, прежние боги становятся демонами, - констатировал Савва. - И этот процесс бесконечен.
- Я был богом, но она была атеисткой, - Антон улыбнулся дочери.
- Зато я верующая, - откликнулась Замиля. - Твоя самая верная верующая.
- Семейные отношения, как вера в бога, - атеистам тут не место, - наставительно поведал Савва. - Предъявлять богам претензии, ссориться с ними - себе дороже. Только преклонение и послушание. Либо искать другое божество, заповеди которого тебе больше по сердцу.
- Мне по сердцу только его заповеди, - гордо и нежно ответила Замиля.
- Попрошу расчистить место! – Нестор громыхнул по чугунной ковке горячим листом с готовыми мидиями. Парень был горд – он приготовил угощение для взрослой компании.

17:45

- Может, не стоит так брезгливо и насмешливо относиться к толерантности Запада? – вопрошал Савва. Он, как семечки, отправлял мидий в рот одну за другой, щедро запивая их вином из Венето. - Вдруг западная передовая научная мысль заглянула-таки по ту сторону жизни? Вдруг талантливые тамошние ученые обнаружили, что часть западных богов - афроамериканцы-трансгендеры? Отличное вино, маэстро. Хоть приглашай тебя в качестве консультанта-сомелье. Каков секрет?
- Многолетний опыт общения с богом Дионисом научил меня с подозрением относиться к вину, этикетки которого декорированы золотыми элементами, - Антон был польщен комплиментом из уст профессионального ресторатора. - Скорее всего, отсутствие у производителя вина вкуса эстетического напрямую связано с отсутствием вкуса гастрономического.
- Кому-то дана счастливая возможность видеть в вине бога Диониса, а кому-то суждено видеть в вине только жидкость, - Савва поднял бокал. – Предлагаю тост! Пусть каждый мужчина в молодости будет Аполлон; в зрелости - Геракл; ближе к пенсионному возрасту - вылитый Вакх. Каким бы ни был возраст, все равно - либо бог, либо герой.
- Поэтично, - поддержал тост Антон. – Дионису понравится.
- Дионис в опасности! – тревожно возвестил Савва. – Повсюду жрецы бога Морфия объявили войну Бахусу. Все больше контента о тотальном вреде алкоголя и о пользе здорового образа жизни, подкрепленного легкими психотропами. Как честным алкоголикам сохранить позиции в этом неравном противостоянии с ЗОЖниками и опиумными дилерами? Сомкнем же полки, поднимем рати преданных служителей!
- Обожаю с тобой пить, - порадовался Антон. -  «Зачем?», «что?» и «с кем?» - три вопроса, которые всегда ставлю перед собой накануне служения богу Дионису.