Три страсти. Страсть вторая - чтение

В одной из программ «Всемирные игры разума» Анатолий Александрович Вассерман, журналист, участник и многократный победитель интеллектуальных телевизионных игр, на вопрос ведущего передачи о количестве прочитанных им книг, ответил довольно нестандартно. Примерно так: он прочитал столько-то метров стеллажей с книгами в своей московской квартире и, столько-то, в одесской.
 
К сожалению, я не запомнила цифр, названных известным книгочеем: меня впечатлила изобретенная им единица измерения. Сразу же провела мысленную параллель-сравнение – такая методика подсчёта, примерно, то же самое, что определение достоинств бриллиантов – по весу, граммами.

 После телепередачи, завершившейся победой знатока Анатолия Вассермана, я направилась в библиотеку нашего родительского дома. И, «сосчитала» её, выражаясь словами главного героя известного мультипликационного фильма режиссёра Владимира Дегтярёва «Козлёнок, который считал до десяти».
 
Метраж стеллажей домашней библиотеки, состоящих из девяти полок – три метра. Цифры «девять» и «три» вызвали в моей памяти ассоциации: именно о них, в «метрах библиотеки», упоминал Анатолий Вассерман. Только, какая из них относилась к Москве, а какая – к Одессе, запамятовала.
 
Ещё в детстве я заметила: к библиотечным стеллажам мне лучше не подходить. Рука, помимо моей воли, тянется к приглянувшемуся мне переплёту книги, текст которой я начинаю просматривать. Если «под руку» попадают произведения Александра Куприна, Антона Чехова или О. Генри – я забываю обо всём. Начав чтение с любого места книги, не могу остановиться. Прекрасно зная сюжеты, обороты речи главных героев, мгновенно погружаюсь в мир безупречного слога великих писателей.
 
Поняв, что такое потакание своим привязанностям не даёт мне возможности системно знакомиться с творчеством выдающихся мировых писателей, я пошла по другому пути, выделяя для прочтения произведений известных авторов определённые годы.
 
 Каюсь, систематизацию литературных знаний, я начала не с русских или белорусских авторов, а с американских прозаиков тридцатых годов двадцатого века. Прочитала двенадцатитомное издание Теодора Драйзера, затем последовали Джон Стейнбейк и Фрэнсис Скотт Фицджеральд.
 
После «американцев» повторно перечитала любимых писателей-европейцев: Сомерсета Моэма, Эрих Мария Ремарка, Стефана Цвейга, Лиона Фейхтвангера, Джона Голсуорси и других.

В достаточно взрослом возрасте впервые познакомилась с произведениями Кнута Гамсуна, классика норвежской литературы, автора пронзительного романа «Голод». Критик Б.Сучков сравнивал «творческую самостоятельность» К.Гамсуна с «поэтикой произведений» Достоевского.
 
Пока я «загнивала-разлагалась», читая американских и западноевропейских писателей, книги наших русских классиков пылились на полках.
 
По правде говоря, роман «Война и мир» Л.Н. Толстого я не перечитывала со школьной скамьи. Так же, как «Преступление и наказание» Ф. Достоевского. Во взрослом возрасте я ещё раз возвратилась к романам Фёдора Михайловича «Братья Карамазовы», «Идиот», «Подросток» – и, всё, «выдохлась». (Может быть, по этой причине, при входе в домашнюю библиотеку, моя рука никогда не тянется к томику произведений норвежского автора, Кнута Гамсуна?).

За «иноземцами» последовали произведения русских классиков. Многих из этих авторов я читала и ранее, однако, восприятие прочитанного молодой девушкой и «возрастной» женщиной, сильно разнятся.

К моменту поступления в медицинский институт я прочитала все творения Александра Куприна, за исключением повести «Яма»: её не было в нашей поселковой библиотеке.
 
 На втором или третьем курсе жиличка нашей комнаты, Ольга Поспеева, возвратившись от родственников, проживавших в Витебске, восхищённо рассказывала об их огромной домашней библиотеке. Перечисляя фамилии поэтов и прозаиков, упомянула, об имевшемся у родни, полном собрании сочинений Куприна А.И.
 
Я не замедлила воспользоваться этой информацией:

— Прямо уже, и «полное»! Может быть, собрание сочинений – «худое»? Уверена, что повести «Яма» у твоих родственников, любителей чтения, нет!

— Нет, полное! И «Яма» – точно есть, я обратила внимание на это странное название, просматривая содержимое полок библиотеки, пока тётушка накрывала стол к чаепитию! – обиженно ответила Оля.
 
«Асадзi назад!» – словами названия одноименного стихотворения классика белорусской поэзии, песняра Якуба Коласа, применительно к себе, подумала я. И примирительно произнесла:

— Оля, я же пошутила! Ты ведь знаешь, что я сейчас, в очередной раз, худею. Поэтому, помимо своей воли, всё окружающее делю на «полное» или «худое». Даже – книги и собрания сочинений!

Усыпив бдительность подруги, спустя какое-то время, уточнила:

— Оля, а ты могла бы попросить у своей тёти «Яму» на пару дней? Я очень хочу её прочитать!

— Ну, не знаю, они никому не дают книг из своей библиотеки. Наверное, боятся, что не возвратят! А без одной книги собрание сочинений автора уже не будет полным, не так ли, приверженец стройности? – товарка не осталась в долгу передо мной.
 
Фигурально «посыпав голову пеплом», я объяснила Ольге, почему мне нужна, именно эта повесть.

— Ну, хорошо, я попробую! Не уверена, что уговорю, но попытаюсь! – отозвалась подруга.

 Не знаю, какие Ольга нашла слова убеждения, однако, вечером следующей субботы, повесть «Яма» была в комнате студенческого общежития.

— Завтра вечером я должна возвратить её владельцам, – сказала добровольная книгоноша, вручая мне том А.Куприна.

 Бережно обложив книгу, подвернувшейся под руку обёрточной бумагой, я погрузилась в чтение: все внешние раздражители перестали для меня существовать.
 
 К утру повесть была прочитана. Неудивительно, что её не было в публичных библиотеках: на мои искательства сотрудники многих книгохранилищ, в один голос отвечали:

— У нас нет этой повести.

Самые сердобольные библиотекари поясняли, что «Яма» может быть только в полном собрании сочинений А.И.Куприна.
 
 По прочтении произведения всё стало на свои места: незачем советским людям и, особенно молодёжи, читать о самом дне жизни капиталистического общества. А собрание сочинений в начале семидесятых годов приобрести было крайне сложно; для молодёжи и вовсе невозможно. В том числе, и по финансовым причинам: многотомники стоили немалых денег.

Рассуждая подобным образом, я не заметила, как уснула. Снился мне, описанный Александром Ивановичем, публичный дом, подготовка к приёму клиентов, процесс облачения девиц в соответствующие их статусу, вызывающие одежды. Я, непосредственная участница этого действа, собиралась подсказать Паше, одной из самых востребованных проституток заведения, какие аксессуары подойдут к её ярко-красному наряду …

Проснулась я от встряхивания за плечо. Склонившаяся надо мной Ирочка Король «деликатно» поинтересовалась:

— Ты – жива? Уже двенадцать часов дня, а ты, против обыкновения, не издаёшь, характерных для сна, звуков! Даже на запах жареной картошки не среагировала!
 
Не успев дать совета Паше о придании её убранству «фантастической» красоты, я медленно возвращалась в действительность. Почти проснувшись, огорчённо сказала Ире:
 
— Ну, вот, не дала мне сон досмотреть! На самом интересном месте разбудила!

И коротко пересказала девчонкам содержание своего необычного сна.

Выслушав моё повествование, Ирина насмешливо заметила:

— Неблагодарная! Это же очень хорошо, что я тебя разбудила, а то ты, в нём, в публичном доме, и осталась! А там – смотришь, и твой первый клиент появился бы!
 
 Девочки рассмеялись. Ире роль благодетельницы понравилась:

— А как пережила бы потерю твоя любимая одиннадцатая группа?! А подружки – Тошка и Рая? А твои друзья-поклонники?

Не выходя из образа спасительницы нравственности, подруга обрисовала перспективы моего возможного пребывания в злачном месте:

— И, наконец, невинность! Всего, за каких-то два рубля! Ведь таковы расценки у Анны Марковны Шойбес, если я не ошибаюсь?

Жилички уже всхлипывали от смеха. Вероятно, представили меня «жрицей любви», в нескромном вечернем наряде, идеально сочетающимся с вызывающим рыжим цветом волос. Да и два рубля, цену девичьего целомудрия, современницы отнесли к советским, а не царским рублям.
 
— За эти деньги даже в ресторан «Аврора» не сходишь! – веселилась «книгоноша» Ольга.
 
В отличие от Ирины, она повесть «Яма» не читала. И не знала, что расценки на непорочный «живой» товар – значительно выше.
 
Под впечатлением сна, я не сразу смогла сформулировать достойный ответ оппонентам. Переждав очередной взрыв хохота, надменно и вызывающе, произнесла:

— При подготовке к написанию произведения, Александр Иванович Куприн работал преподавателем дочки хозяйки публичного дома, наблюдая за жизнью заведения. Вот именно с ним, девчонки, я бы подружилась и, уверена, что нашла бы темы для разговоров!

И, привычным жестом, накинув на плечо полотенце, направилась в умывальник.

 К моему возвращению все девчонки были заняты повседневными делами: к теме моего возможного, «сонного», грехопадения больше не возвращались.

 Совсем по-иному, перечитав несколько лет назад повесть «Яма», я восприняла описываемые в ней события: на первый план вышла глубокая социальная направленность произведения Александра Ивановича Куприна.