Золотая пора

РАССКАЗ ИЗ КНИГИ "ВРЕМЕНА ГОДА"

Райское умиротворение на земле. Бабье лето. Золотая пора.
Бархатный по ощущениям, тёплый слабый ветерок лениво разгуливал по верхушкам урочища. Напитанная сыростью округа беспрестанно менялась по внешнему восприятию. Всё зависело от солнца. Если набрякшие влагой облака закрывали радужный лик, природа тускнела, яркие краски угасали, из поднебесья высеивалась надоедливая мельчайшая морось. Кисельная непогодь в чудное время года — обычное дело.
Что-то пошло не так и разверзлись хляби небесные. Сверкающие хрустальные капли слепого дождя похожи на крупные девичьи слезы. Наверное, среди хмурых туч «царевна плачет». А кому же ещё мокроту разводить сияющими кляксами горя или радости, как не изумительной красавице? Правда, её печали на земле разве что для пасынков судьбы.
Подавленные души томила унылая тяжесть. Наконец-то долгожданный привал. Короткая передышка. На отдыхе интересно наблюдать за увядающей флорой. Главное, поймать ту незаметную долю секунды, когда привет для гербария отделяется от хворостины и начинает планировать на землю. Только избранные могли наяву ощущать шорох листьев в воздухе. Удивительная история сродни байке о том, что весной слышно, как прорастает трава.
Скорее всего, шелест опадающего с берёзы ломкого пергамента подобен детскому шёпоту. Осторожно и медленно отделяется от ветки жёлтый лоскут, вздрагивает капиллярной сеточкой, на одно мгновение замирает в воздухе и косо, ёлочкой, вальяжно ниспадает к ногам.
Но дивная лирика для простодушных романтиков. Здесь и сейчас перед глазами суровое увядающее междупутье. В жизни если лесные конверты и шуршали, то лишь на земле, под грязными стоптанными кирзачами.
Слякотно. Мелкий дождь накрапывал, противно лился из отёкших низких туч. Рассеянная на молекулы влага хаотично барабанила по ушам, выводя какую-то свою, усыпительную колыбельную. На мгновение, прикрыв от бессилия веки, избранные мечтатели ощущали себя в ореоле фантазий давно ушедшего детства.
И привидится же такое от усталости. Не захочешь, а поверишь в наличие мурлыкающе-ласкучей зверюшки. Вон же он, домашний хвостатый Барсик едва заметно возится в кустах. Усатый котик-обормотик будто трогает мягкой лапкой то один листик, то другой, шевелит веточкой, взъерошив шёрстку, игриво прячется за клочьями подсохшего папоротника. Озорной проказник, ласкуневый Котофеич.
За горизонтом пасторального сентябрьского дня плакучей осени — тягучая неизвестность. Впереди — чёрная дыра огромного мира пахучей листвы, увядших трав, набрякших влагой облаков с поникшим небом, обнявшим горемычную землю. Ноющее, тоскливое чувство одиночества. Гнетущая затерянность в груди сродни безнадёжным вселенским загадочным обстоятельствам. Хорошо ещё, пока, сам живой-здоровый.
Давно улетели на юг беззаботные щебетуньи-ласточки, а ещё раньше, как по команде, исчезли быстрокрылые стрижи. От греха подальше, неохотно прощаясь с милой родиной, курлыкали в небе пролетные журавли. С обострённым чувством ностальгии уставшие люди долго смотрели им вслед: не унесли бы птицы с собой последнюю надежду. Прозеваешь, упустишь благоприятный случай, из рук запросто выпорхнет судьба.

Карачун самолично подкрался незаметно. Ещё пара шагов, ещё полшага, ещё движение вперёд и перед глазами за девственной красоты опушкой леса разверзлось ужасающего вида мамаево побоище. В горле пересохло от страха, кадык сплющил в лепёшку комок нервов. Мурашки по коже, настолько тревожно в серёдыше человечьего центра тяжести. Видимо, каюк грёзам о домашнем котёнке.
На протяжении всей луговины до самого крутояра зрелище не для слабонервных. Разбитая в хлам техника, сполохи огня, чадящие столбы дыма от жжёной резины и сплошная винегретная мешанина из разорванных сталью человеческих тел. Армагеддон.
Страшно даже представить, что в окопах переднего рубежа кровавого киселя по щиколотку. Почва бруствера нашпигована солдатской утварью, липкими километрами гнойных бинтов, утрамбована вонючей полужидкой грязью. Прогорклая округа буквально кишит мириадами падальных зелёных мух.
По клочьям убитых бойцов, по струпьям раненых страдальцев ползают жирные опарыши. И смахнуть-то червей с горемычных некому. Остатки первой линии обороны заняты неотложными делами — готовятся к новой атаке. Зато парни живые, правда, измотанные до чёртиков. Хорошо бы укрыться за их спинами, остаться в резерве. Может быть, за чужой счёт удастся выжить? Кощунственные мысли. Хотя, мечтать не вредно и до земляных редутов надобно ещё добраться. Цинично звучит, но движуха-то по всем раскладам опасная.
Путь-дорожка к оградительным норам опутана мотками ржавой колючки, покрыта щепой раскуроченных снарядных ящиков, устлана изодранным в клочья военным шмотьём, усыпана разномастными свиными ботинками, сапогами с короткими голенищами, в хаосе разбросанными по канавам бычьими и краснозвёздными касками, завалена тоннами стреляных гильз, вперемешку с расплющенными мосинками, укоцанными шмайссерами, оторванными от сорокопяток станинами, миномётами с разорванными от перегрева стволами.
После жуткого перепуга волосы торчат дыбом, ступить буквально некуда: изрытая взрывами территория смачно полита липкой багрово-пурпурной сукровицей. Невыносимое трупное зловоние. Отвратительный перегар минувшего боя. Конец призрачным иллюзиям.
По швам затрещала обильно смоченная психозным скипидаром пылающая неизвестность. От сногсшибательной натуги за грудиной лихорадочно дали сбои клапаны аортного нутряка. В результате дышать абсолютно нечем, хотя лёгкие готовы лопнуть от мегатонн кислорода, запихиваемого в бронхи через широко разинутое поддувало.
С обратными животворящими ресурсами тоже ничего хорошего. Разогретый до состояния пара кипяток из лейкоцитов раздёргивал венозные кровотоки, превращая их в судорожно пульсирующие хрусткие дренажные змеевики. Организм каждого бойца был на взводе предельных возможностей. Конца и края не было видно человеческому перенапряжению. Гонка на выживание по лезвию бритвы продолжалась. То ли ещё будет...
Хлебнув через край, взводу придётся намыкаться вдоволь, сигануть аж на дно чистилища, прежде чем обезопасить личный состав от гибельных последствий. Теперь вот перепало тащиться мимо смердящих, искромсанных на части мертвецов. Не захочешь, а прогнёшься. Достигая желанной цели, на карачки упадешь, зелёными соплями харкать будешь, через «не могу» блевотину отрыгнёшь, если жить захочешь. Не ты первый, не ты последний солдат, а тринадцатый к дюжине боевых товарищей.
Только не вздрагивай опалённой шкурой, воняющей пороховой гарью, солёным потом, испражнениями, от ужаса против воли брызнувшими в изодранные портки. Рви когти к спасительным блиндажам, когда услышишь из осипшей глотки взводного мало-мальски слышные всхлипы: «Вперёд, братишки… Плевка не стоят наши мучения… Осталось чуточку дотерпеть…»

Еле слышно перекликаясь между собой, пролетели в тёплые, на загляденье безмятежные края, милые сердцу белые лебеди. Там, где-то далеко за горизонтом, им будет безопасно — уцелеют родимые птахи.
Но каково станется без них воевать, если на душе царапались чёрные кошки дурных предчувствий. Без покорной лебединой преданности родимому краю никак нельзя — не выжить.
Совершенно без утайки, искренне как перед Богом, в плачевный исход не хотелось верить.

75 лет Победы! Май 2020 года