Кража

Стая туч шествовала по небу. Впереди вприпрыжку бежала самая пухлая и самая любопытная. Едва тучи добрались до города, как она принялась превращаться во все, что видела внизу – сначала в щенка, потом в метлу, в детскую коляску, в кувшин с молоком – во все подряд. Чтобы разглядеть получше, любопытная тучка спускалась  ниже и ниже, и, наконец, зацепилась за шпиль башни – и ни туда, ни сюда. Остальные тучи, что следовали за ней, столпились и забуксовали. И город словно накрыло шапкой – по самые глаза. Тучи висели низко, почти задевая за крыши, потом они стали возмущаться и толкаться. Шапка вскоре стала серой и хмурой, и пошел дождь. Как только тучи не пытались сдвинуть любопытную пухлую тучку – ничего у них не получалось – та застряла крепко, и только и делала, что тяжело вздыхала и хныкала.
Лисонька и день, и ночь сидела на подоконнике, рядом с кактусом, поэтому все это видела. Когда пошел дождь, и стало пасмурно, и на улице не осталось ни одного ребенка, ей начало казаться, что ее ушки стали увядать – ведь она была сделана из кусочков морковки. Когда ей что-то нравилось, она разводила лапки – «Ой, здравствуйте, вы пришли?!» А когда наоборот – складывала на своем оранжевом животе – «Ну, все, пока, уходите уже.»
Однажды ночью Лисонька слушала дождь и пыталась сдуть пыль у себя с носа. Форточка была открыта, и капли иногда попадали на нее. Лисонька фыркала – капли были холодными и раздраженные – тучам не нравилось висеть над городом, на одном месте, им хотелось шествовать дальше.
Вдруг будто посветили фонариком, и напротив окна остановился большой игрушечный трамвайчик, яркий изнутри. Он покачивался в воздухе, и его несли два больших надувных шара из прочной резины. Шары эти крутились оттого, что дождь барабанил по ним, и Лисонька увидела, что на них густой краской были нарисованы на одном улыбающаяся рожица, на другом печальная, а у печального на щеке была заплатка. В кабине трамвайчика, едва помещаясь – колени у самых ушей, сидел человечек.
Трамвайчик проехал было мимо лисонькиного окна, так что она едва успела удивиться, но вдруг вернулся, и водитель внимательно посмотрел прямо на нее через плачущее стекло окна и через мутные стекла своих очков, которые на его курносом носу сидели криво - одна дужка примотана скотчем.
Человечек ловко перелез из трамвайчика в форточку к Лисоньке и уселся на подоконнике. И вроде был он не слишком-то маленьким – во всяком случае не меньше девочки, которая ее, Лисоньку, сделала из морковки, но каким-то проворным и складывался как веер или садовая табуретка.
Лисонька бросилась от него по подоконнику, но у нее были такие короткие и неуклюжие задние лапки, к тому же одна, кажется, короче другой, что не успела она добраться до горшка с кактусом, как незнакомец из трамвайчика сцапал ее и поднес близко к самому своему курносому носу, чтобы рассмотреть.
Лисонька пискнула, сложила лапки на животе и отвернулась. Человек ощупал лисонькин хвост и удовлетворенно хмыкнул – хвост из маленькой целой морковины держался крепко. Потом юркий человечек в мутных очках через форточку вместе с Лисонькой выбрался под дождь и снова уселся в свой трамвайчик на воздушных шарах.
Лисичка попробовала брыкаться или кусаться, но человечек устроил ее на сиденье, где уже лежали: нитка разноцветных бусинок с одной, самой крупной с краю, где были нарисованы круглые глазки и рот буквой О, елочная игрушка Деда Мороза со стертым лицом и заводная стрекоза с опущенными крыльями, без ключа.
- Это кража, - шепнула бусина Лисоньке.
- Кража?
- Я беру только то, что уже ненужно, - человечек устраивался в явно тесной для него кабине.
- Откуда ты знаешь, что ненужно, - обиделась Лисонька, ощупывая, все ли у нее цело.
Человечек оглянулся и пальцем постучал себе по мутным стеклам очков.
- Уж они, поверь, знают, - сказал он. – Порядочно уже там ты просидела. Никто про тебя и не вспомнит.
И он стал заводить свой трамвай, дергая за рычаг.
- Меня зовут Мурашка, - шепнула бусина и пододвинулась поближе.
Когда трамвайчик двинулся, свет внутри притух. Мимо проплыло окно с кактусом, где на подоконнике столько времени провела Лисонька. Вот оно потерялось, пошли другие, такие же, одинаковые, и Лисонька поняла, что уже ни за что и никогда не смогла бы отыскать его среди тысяч таких же в городе, где однажды за шпиль телевизионной вышки зацепилась одна любопытная тучка.
Трамвайчик между тем обследовал еще пару домов, где человечек подобрал еще безделушек, и когда небо начало светлеть, шарики опустили их к земле. Человечек, который собирал всякую всячину, жил в подвале. Он выпустил из шариков воздух, и  трамвайчик с трудом протиснулся в лаз, через какие в подвалы обычно лазают кошки. Лаз был закрыт дверью, а дверь замком. По пологому деревянному настилу трамвайчик скатился вниз, в жилище.
Лисоньку, Мурашку, Деда Мороза со стертым лицом, стрекозу и другие находки человечек поставил на верстак, а сам взял с плиты чайник и стал жадно пить из носика. Потом он стянул платок, которым был повязана его лысая голова, снял ботинки и очки и повалился спать на кушетку, покрытую старым, лоскутным одеялом.
Игрушки стояли тихо и боялись пошевелиться. Лисонька стала осматриваться. В подвале было тускло, но сухо и тепло. Трамвай с потухшими окнами стоял посередине. Сверху, сбоку, в огромных, длинных трубах что-то журчало и ухало. По стенам на полках, кроме посуды и инструментов, валялась всякая всячина – погремушка, колесики, две одинаковые собачки с обвислыми ушами, глиняная коровка, держащая табличку «Я люблю тебя», фотография с видом на море в рамке, выложенной почерневшими ракушками, музыкальная карусель, шкатулка, обитая тканью, ржавая вилка без зубчика.
Серый утренний свет неровными полосками пробивался из-за двери, где снаружи начали ездить машины, ходить люди, лаять собаки, кричать вороны. И моросил дождь.
Вдруг фарфоровый котенок с отколотым ухом спрыгнул с круглого стола, где он стоял среди чашек и блюдец, и забрался на верстак.
- Так-так, - сказал он, обходя новеньких и ловко огибая баночки с клеем, мотки веревки, кисточки, рейки и другие мелочи, лежащие на верстаке.
- Эту на свалку, - он поддел лапой Мурашку, - тебя в угол, - кивнул Деду Морозу, а стрекозе с опущенными крыльями пообещал, - а эту на запчасти.
- Эх, ох, - тяжело заворочался Дед Мороз, - вот съездил бы я тебе посохом по второму уху.
Котенок зашипел.
- Ты чего это такой скорый? – заступилась Лисонька.
- А ты вообще завянешь, и тебя выкинут, - пообещал он ей, - хорошо, если хозяин успеет обменять на что-нибудь полезное. Лучше бы на новый самолет, конечно, сколько можно на этой допотопной колымаге кочевать.
- У нас у всех есть свои хозяева, - Лисичка сложила лапки на животе – «Ну, все, уходи, надоел!»
Котенок ей не нравился.
- Скоро они за нами приду, - неуверенно добавила она.
Котенок расхохотался – его и без того маленьких голубеньких глазенок и вовсе не стало видно.
- Никто за вами не придет. Вы хлам, ясно? Никому не нужны! Поэтому хозяин и забрал вас. Он собирает всякое старье, про которое никто больше не вспомнит.
- Ох, ах, - заворочался Дед Мороз, поглаживая посох.
Лисичка озабоченно оглядела свои лапки, животик, хвост – все было чистенькое, яркое, все, как надо. Разве она никому не нужна, такая?
- Он врет, - шепнула Мурашка. – Не слушай. Каждый на что-нибудь да сгодится.
Котенок спрыгнул с верстака, прошелся по полкам, будто проверяя, и снова уселся на стол, среди блюдец и чашек.   
- Эй, мелюзга, барахло, всем сидеть тихо, - велел он. – А то хозяину скажу.
Ночью человечек снова уехал на своем трамвайчике собирать всякую всячину. Надувая шары, он все ворчал, что дождь никак не кончится. Так продолжалось каждую ночь. Днем он спал, а котенок обходил владения и следил за порядком. Иногда человечек уходил куда-то, нагрузив тачку или мешок вещами, а возвращался с едой или другими безделушками, которые ему нравились больше, чем те, что стояли у него на полках. Он любил все блестящее и необычное. Любил подолгу разглядывать такие вещи, вертеть их перед свечой за круглым столом, когда пил чай. Некоторые он чинил, например, он починил стрекозу, так что теперь она могла летать по его поручениям. Некоторые оставлял лежать так.
Однажды в подвал пришла такая же, как и он сам, маленькая, пожилая женщина - аккуратная, толстенькая, в цветастом фартучке. Она долго вертела в руках Мурашку, примеряя ее себе на шею или на запястья – но та нигде не сходилась. На Лисоньку она только взглянула.
- В крайнем случае, заварите ее в чай, - обнадежил человечек, но дама с сомнением покачала головой.
Однако, она ушла довольная, прихватив плюшевых близняшек.
А один раз, поздно вечером, Лисонька услышала, как проворный человечек торговался снаружи у входа с мальчишкой, который все пытался сунуть нос в подвал. Человечек выторговал у мальчишки сломанный мотор и велосипедную цепь (наверняка, чтобы усовершенствовать свой трамвайчик) взамен трансформера, который ни во что не складывался.   
Но однажды, отряхивая от дождя зонтик, в подвал явился бойкий парень – вот кто принес настоящие диковинки – бумажников и демона понедельника.
- Бумажники, - сказал он, - заводятся в фигурках, которые детям задают делать на уроках геометрии – кубах или пирамидах. Если такая фигурка, забытая (а на что они вообще нужны?), закатилась под стол, в ней среди остатков клея и пыли наверняка заведутся бумажники. Они сидят внутри, их там целые колонии.
И бойкий парень выложил из рюкзака на стол бумажный куб, внутри которого и вправду что-то шуршало и хихикало. Следом он осторожно вытащил существо, сделанное из бардового пластилина. Лапы, хвост и даже нос и уши у существа загибались в спиральки. Глаза у хозяина подвала заблестели. А фарфоровый котенок покосился на зверька с явной неприязнью. На шее у демона понедельника вместо ошейника висели малюсенькие наручные часы, а сам он все время улыбался, растягивая края рта в две уморительные спиральки.
- Его сделали в прекрасном настроении во время отдыха. И он хранит в себе дух безмятежности. Но время напоминает о работе, поэтому он ненавидит время.
Улыбаясь и урча, зверек на столе потянулся, расправив спиральные конечности. Но вдруг выражение на его мордочке изменилось – он помрачнел и стал скрестись и хватать себя за шею, пытаясь содрать часы.   
- Ну-ну, - продавец погладил его по спине, и существо успокоилось.
- Любит ласку. И теплое молоко.
У фарфорового котенка на столе был такой вид, будто его сейчас вырвет. Тот, что обитал в подвале, не спускал с диковинки глаз. Очень уж по душе ему было все необычное. Однако демон понедельника оказался не по карману. Зато за бумажников человечек отдал почти половину своей коллекции.
- Только смотрите, не порвите бумагу, а то они лопнут от света, - сказал парень на прощанье.
Теперь за обедом человечек подолгу сидел, приложив бумажный куб к уху, тряс его и смеялся, когда изнутри слышался топоток или возня.
Лисонька скучала. Она слушала, как шуршит за дверью дождь, и все думала о том, что сказал фарфоровый котенок. Неужели она никому не нужна? Дед Мороз вздыхал и мечтал добраться до банки с черным лаком, чтобы самому по своему желанию нарисовать себе лицо, но баночка была крепко завинчена железной крышкой.
Когда человечка не было дома, Мурашка пробовала открыть дверь, пролезть между досок или в замочную скважину, чтобы убежать, но дверь была сработана надежно и прочно заперта снаружи на замок. В поисках запасного ключа или от нечего делать Мурашка облазила все полки и тихонечко шепотом со всеми перезнакомилась. Некоторые безделушки уже целую вечность пылились в подвале, некоторые попали сюда недавно – например, игрушечный водолаз в серебристом костюме. Всех их человечек выкрал из домов. Мурашке приходилось действовать тайком – только когда дремал котенок с отколотым ухом.
Однажды под вечер, вместо того, чтобы пойти на промысел, человечек в мутных очках надел костюм, шляпу, хлебнул из бутылочки, которая была припрятана у него в буфете, и, напевая, по пути похлопав по боку темный трамвайчик, нетвердым шагом направился на улицу. Ночь была как ночь – ни лучше, ни хуже. За порогом настроение у него испортилось – все еще лил дождь. Он сразу же попал ботинком в лужу и промок. Так что пришлось вернуться за дождевиком. Ну, и еще за парой глотков из бутылочки.
Ему показалось, что то ли он уже навесил замок, то ли замкнул его. Но на самом деле он не закрыл дверь – видеть вещи такими, как они есть, ему мешала бутылочка из буфета, шляпа и капюшон дождевика, с которого все время капало. Кроме того, из бахвальства он снял свои очки и оставил их на кровати.
Когда хозяин ушел, дверь слегка приоткрылась от ветра.
- Сейчас мы все сбежим, - обрадовалась Мурашка. – Наконец-то, а не то в этой темноте я вся потускнела.
- Ох, ах, если мы сбежим, то куда? – забеспокоился Дед Мороз, - куда мы пойдем?
Игрушки на полках заворочались. Но фарфоровый котенок оказался проворнее всех.
- Сидеть смирно! – велел он.
- Вот противный Я задержу его! Бегите! – и Мурашка кинулась к котенку, ловко переваливаясь на своих разноцветных бусинах, как на ножках.
Дед Мороз и Лисонька побежали к выходу. Но они бежали медленно, а фарфоровый котенок быстро. Поэтому он перегородил вход - Мурашка еще и до стола не успела докатиться.
- Это вы куда собрались? – прищурил он свои и без того маленькие глазенки. – Я скажу хозяину. Вы, ненужные и бестолковые!
- Почему ты такой злой? – расстроилась Лисонька.
Она на своих коротеньких, неровных (в мире нет бывает двух одинаковых морковок) лапках еле забралась по деревянному настилу к двери и теперь едва дышала. Ее морковный нос весь взмок.
- Он же любит тебя, ты стоишь у него на столе!
- Он даже не смотрит на меня, и не говорит со мной, как раньше, когда я был у него один. Самый первый.
- Уйди с дороги, - пыхтел Дед Мороз. – Эх, дождешься, огрею я тебя посохом!
Тяжелее всех по пологому крутому настилу было взбираться бедной Мурашке. Но вот, наконец, подоспела и она. Она обвилась вокруг Котенковых лап и повалила его. Но котенок проворно вскочил, схватил ее за шею и перекусил нитку, на которой были нанизаны бусины. Мурашка покатилась вниз и рассыпалась по всему подвалу. А фарфоровый котенок по-прежнему загораживал выход. Но тут с верстака слетела заводная стрекоза. Она котенка с ног, и тот вслед за Мурашкой покатился вниз и раскололся на кусочки. Безделушки на полках зашумели и задвигались. Которые посмелее, стали пробираться к выходу.
На улице было темно, холодно и неуютно. Шел дождь. Игрушки выглядывали за дверь и ежились. Почти все вернулись назад, на свои места. Только человек-водолаз в серебристом костюме храбро шагнул на асфальт – вода была ему не страшна.
Он, Лисонька и Дед Мороз забежали за угол дома. Там они стояли и мокли. Стрекоза с тех пор, как ее починили, не очень-то была склонна сидеть на одном месте, поэтому она сразу же полетела на разведку.
- Бедная Мурашка, - Лисонька закрыла лапками глаза, - как она хотела выбраться!
- Ох, эх, небо как прохудилось, - вздохнул Дед Мороз. – И до нового года еще целая пропасть. Не могу дождаться, когда пойдет снег. Ну, что, двинули?
- Постойте, - сказала Лисонька. – Если мы просто сбежим, то промокнем, сломаемся или что-нибудь еще в этом роде. И это все, что с нами случится. Ничего больше.
- Тогда уж точно мы будем никому не нужны, - кивнул водолаз. - Ни на что не годные.
- Нужно сделать что-нибудь полезное! Что-нибудь, что и правда кому-нибудь поможет! И докажет, что мы не барахло, не хлам! Что мы на что-то годимся. Как говорила Мурашка.
- А этого мерзкого котейку совсем не жалко, - пробурчал водолаз.
Лисонька поглядела на небо. Тучи висели плотно. Серые и мрачные, они потеряли уже достаточно терпения из-за своей любопытной подружки и по горло были сыты этим городом, из-за которого прервалось их путешествие.Тучи не могли сдвинуться с места, а только опускались все ниже, ниже. Ворочались, ссорились, толкались и изливали свою обиду на людей – воду, воду, воду…
- Я знаю, как остановить дождь, - вдруг проговорила Лисонька. – Но мы должны угнать трамвайчик.
- Это кража, – покачал головой человек-водолаз в серебристом костюме.
-   Ты говоришь совсем как Мурашка, - засмеялась Лисонька. – Но вообще-то это не так. Есть разница.
И все вместе они принялись выталкивать трамвайчик наружу, под дождь, и почти все безделушки им помогали, кто как мог – и деревянный паровозик без трубы, и резиновый ежик с откусанным носом – ну, за исключением ржавой вилки без зубчика – она как лежала смирно, так и продолжала лежать. Дело это было мокрое и нелегкое. Потом пришлось с помощью насоса от футбольного мяча надувать шары – один с улыбающейся рожицей, другой с печальной. И тут выяснилось, что фарфоровый котенок осколком зацепил веселый шарик, и тот порвался. Оставался один – с печальной миной и заплаткой на щеке.
- Мы полетим на нем одном, - решила Лисонька, - она уже забралась в кабину трамвайчика и включила свет. – Мы легкие.
Рядом с собой на сиденье она положила ржавую вилку без зубчика – должна же была та хоть на что-то сгодиться! Игрушки столпились вокруг трамвайчика и заглядывали в окна. Шар хватило сил надуть только наполовину, и от этого физиономия на нем была похожа на личико чудаковатого, раздраженного старикашки. Стрекоза патрулировала окрестности, чтобы не вмешались посторонние. Дед Мороз и водолаз забрались в салон, и Лисонька надавила на рычаг.
Что-то внутри трамвайчика звякнуло, брякнуло, и они медленно, покачиваясь, под равномерный стук капель по крыше, стали подниматься.   
А дождь все лил. Когда они поднялись до середины дома,  в подвале которого их держал человечек, сверкнула молния. Лисичка выжала рычаг, что было сил – нужно было подняться намного выше. Вот они уже на уровне 5 этажа, вот 9, а вот и крыша. Лисичка правила трамвайчик к башне, где, унылая, висела зацепившаяся за шпиль любопытная тучка. Это было недалеко. Не зря же Лисонька наблюдала с подоконника, как все случилось.
И вот когда они подлетели к туче, Лисонька увидела ее брюхо – сизое и пугающее, но мягкое и рыхлое. Туча тут же попробовала превратиться в большой трамвай, но соседки так сжали ее со всех сторон, что она только запыхтела и как была, так и осталась гигантским клоком ваты.
Страшный гром прогремел прямо над трамвайчиком и теми, кто сидел внутри. Шарик испуганно шарахался из стороны в сторону, отчего трамвайчик болтало и качало.
- Садись за руль, - велела Лисонька Деду Морозу, когда они поднялись на самый верх, - а ты давай мне вот это – и она указала водолазу на вилку.
Дождь так и хлестал ее по усам, по носу, а ветер раскачивал трамвайчик, но она храбро забралась на крышу, развела в стороны свои коротенькие лапки, чтобы было удобнее держать вилку, и стал щекотать тучкин бок. Хорошо серебристый водолаз придерживал ее за лапы, а то бы она нипочем не справилась.
- Левее, - кричала она Деду Морозу, - еще! Правее!
Трамвайчик качало, ливень хлестал по окнам. Тучка вдруг что-то почувствовала и заворочалась. Лисоньку едва не сбросило вниз, но она продолжала свое дело – толкала и щекотала тучку, пока та не напряглась и не чихнула. И шпиль вышел из ее бока, как ножик из зрелого персика, и она распрямилась, и соседние тучки тут же, обрадованные, навалились на нее, все вместе чихнули еще раз – очень сильно, так что грянул неслыханной силы гром, и молния расколола небо.
Дед Мороз, охая, держал рычаг изо всех сил, но тот его уже не слушался. Бедолага совсем выбился из сил, когда вдруг увидел на полу бусину – ту, что осталось от Мурашки. Это было ее лицо – круглые глазки и рот буквой О, она, видимо, закатилась в вагон, когда они дрались с фарфоровым котенком.
- У тебя все получится, - сказала Мурашка и подмигнула.
Дед Мороз еще сильнее налег на рычаг, боком, но тут молния шарахнула прямо по трамвайчику, печальный шар с заплаткой лопнул, стекла разбились, и дед Мороз упал на пол – его бок хрустнул и сломался, ведь он был очень хрупкой игрушкой, с которой нечего даже и думать играть в такую погоду.
Подул жуткий ветер, и тучи, словно застоявшееся стадо диких яков, со всей мочи ринулись вперед. Лисонька с помощью водолаза едва успела забраться в салон. Вилка упала и воткнулась прямо в клумбу, где в грязи плавали унылые маргаритки, а трамвайчик перевернулся вверх тормашками и тоже стал падать. Он свалился в огромную лужу, которая образовалась за долгие дождливые дни в песочнице, и поэтому не разбился. Только крыша помялась. Когда Лисонька и водолаз спасали Деда Мороза, а заодно и попытались вытянуть трамвай из песка, она обнаружила, что у нее отвалился хвост. И Мурашкину голову они нигде не смогли найти.
И вот дождь кончился, и настало утро. Трамвай лежал, зарывшись песок.
- Это не кража, - всхлипывала Лисонька. – Мы должны его вернуть.
И стали они прятаться и хорониться от людей, чтобы их, таких поломанных и никому не нужных, не взяли и совсем не выбросили на помойку. Лисонька уже потеряла счет дням и ночам, но вдруг однажды человечек из подвала сам нашел свой трамвайчик и стал вытаскивать его из лужи. Оказывается, стрекоза все это время не сидела, сложа крылья, а летала по городу и высматривала его.
Стекла были выбиты, крыша помята, свет не работал, но трамвайчик был еще цел. Человечек пыхтел всю ночь, и почти все игрушки ему помогали. Хорошо, что дождь больше не шел.
Так трамвайчик вытащили и переправили обратно в подвал. На щеку печальному шару налепили вторую заплатку, а на щеку веселому - первую. Игрушки вернулись в подвал. Ночи теперь стояли теплые, а дни солнечные, и из-за двери слышался смех – дети вышли во двор поиграть. Лисичку больше не мучило, что она никому не нужна, или ни на что не годна, хотя внешне, принимая во внимание отсутствие хвоста и царапины, все обстояло намного хуже, чем вначале. Человечек собрал Мурашку заново, он нашел почти все бусины, не хватало только самой главной – той, что вывалилась из трамвайчика во время грозы. Он завязал ей с двух сторон два крепких хвостика с узелками, чтобы она больше не рассыпалась, и черным лаком нарисовал новое личико – с круглыми глазками и смеющимся ротиком с высунутым языком. Фарфорового котенка он тоже склеил, но тут дело было плохо – двигаться тот больше не мог, а только шипел и щурился. Хозяин сделал из него копилку, и стал кидать в разбитое ухо всякую ерунду – цветные скрепки, желтые монетки, кусочки пахучей жвачки. Нацепив на нос мутные очки, он и Лисоньке приделал новый хвост – от пластмассового динозавра. И Лисонька вежливо сказала спасибо. Только  Дедом Морозом ничего поделать было нельзя – он остался наполовину пустым.
А потом человечек заболел – уж слишком долго провозился он в луже. Он лежал на кровати без своих очков, под лоскутным одеялом, чихал и кашлял, и водолаз в серебристом костюме поил его из чайникового носика.
Однажды, едва стемнело, стрекоза, которая теперь знала город, как каждый ребенок знает свой двор, полетела за доктором.
Вот так случилось, что тем же вечером возле лаза раздалось гудение моторчика, и в дверь постучала девушка, чем-то похожая на  бывшую лисонькину хозяйку – ту, что сделала ее из морковок вместо того, чтобы почистить эти морковки для супа, как велела мама.
- Вообще-то я чиню всякие моторы, - растерялась девушка, когда увидела лежащего на кровати человечка, - или, ну, там механизмы, - и она укоризненно взглянула на стрекозу.
Но та в ответ благодарно затрещала – в ее понимании это и был настоящий доктор! Девушке ничего не оставалось, как прибрать в подвале, сварить больному бульон и положить ему на лоб полотенце, смоченное из бутылочки, которая отыскалась в буфете.
Потом девушка стала ждать, когда больной выздоровеет. Ей стало скучно, и она починила трамвайчик, приделав ему новый мотор – тот, что достался от мальчишки с трансформером.
- Какая миленькая зверушка, - сказала девушка, увидев Лисоньку.
Она вытирала пыль на верстаке. Девушка развела лисоньке лапки – привет. И сложила их – пока. Лисонька, довольная, зажмурилась – давно с ней никто не играл. И даже повиляла своим новым пластмассовым хвостом.
Вскоре человечек уже сидел на кровати и улыбался. Девушке была пора улетать. Само собой, он предложил ей награду.
- Если можно, я возьму вот это, - она показала на Лисоньку.
И вот они полетели, рассекая сырой и тяжелый со сна утренний воздух.
- Это ничего, что  я с друзьями? – осторожно спросила Лисонька.
Однобокий, израненный Дед Мороз лежал сзади на сиденье. Мурашка, свесившись в окно, глазела вниз – до того было красиво, не то, что во время грозы!
- Ну, у меня ведь тоже есть друг. Это мышь. Она очень любит лапками писать что-нибудь. Повсюду оставляет следы.
- А она меня не съест?
- Что ты! Она ест только то, что написала сама. Этим она никогда не бывает довольна.
И девушка рассмеялась.
- А там, где ты живешь, есть окно?
Они летели высоко над домами, в другой конец города, и шпиль башни остался позади.
-  А как же! – кивнула девушка. – Я живу на чердаке, на самом верху!
- А кактус? – насторожилась Лисонька.
- Кактус? Нет! Зато у меня прорва железок. Я тебе покажу.
Лисонька вздохнула. Кажется, она вполне милая.
«Каждый на что-нибудь да сгодится», - говорила Мурашка.
- Я раньше никогда не слышала про таких, как вы. И люди тоже не слышали.
- Ну, мы живем очень тихо.
Лисонька задумчиво скользила взглядом по окнам домов внизу. Как все они похожи одно на другое, и на то, ее прошлое окно. И все-таки, почему он ее забрал? Может, мутные очки не врали? И фарфоровый котенок был прав? Ее старая хозяйка теперь о ней даже не думает. И Лисоньке вспомнились красивые игрушки, которые были в детской, – кубики, блестящая посуда, куклы.
Лисоноька прикрыла глаза. Как хорошо, что она не додумалась до этого раньше. Разве тогда ей хватило бы духу забраться на трамвай и ржавой вилкой щекотать бестолковую тучу?
- Пожалуйста, нарисуй ему новое лицо к Новому году, ладно?
Лисонька кивнула на Деда Мороза с раной в боку - как раз с той стороны, где был посох. У него не было лица. Но ей показалось, что он улыбался.