Пролог

Пролог
Все мистическое нереально, до момента попадания ее в жизнь.
Аноним.
 Ночь спустилась над улицей, усыпанной фонарями желтоватого цвета с чем-то черным в лампах; наверняка, это были мухи, а может, просто неясный сор, никому неизвестный, неизвестно как туда попавший; тучи испускали пары ядовитых газов в виде огромных капель дождя, что, попадая на брусчатку, асфальтированную дорогу, где проезжали машины с водителями внутри, которые спешили домой к своим женам или друзьям, ибо зачастую в этом бездушном городке мужчины снимали заскорузлые и грязные квартиры, содержащие немыслимые толпы тараканов и пауков, с товарищами, иногда по ремеслу; по улице шел один черный персонаж, под пальто которого жили и выпускались наружу на бумагу буквами думы, он курил и с сумкой на перевес брел в сторону вокзала, откуда с минуты на минуту должен был отправляться поезд в не менее идиотский город.
 Там за перекрестком, среди тучи туристов и другой национальности людей, груды мусора в баках, что вываливался из отведенного ему места, на перроне, обвязанная шарфом, выпирающим из-под хорошего, но старого пальто, стояла русая девушка лет двадцати, ловящая на себе взгляды пьяных путешественников; она явно кого-то ждала, но этот кто-то опаздывал или уже спешил, пересекая скрещенную дорогу.
 И вот наконец он поднялся на перрон, протискиваясь между маргиналами городка и поселков и пьянчуг туристов какой-то восточной внешности с бородой черной, резко отличающейся от бороды взошедшего; его глаза закрывал мокрый капюшон, а широкие штаны, заправленные в туго затянутые армейские ботинки, скрывали предмет самообороны - раздвижную палку с острым режущим концом, от которой не остается синяков, и не остается жизни, если сильно и конкретно постараться.
 Он подтянул сумку, придержал падающего молодого человека и подошел к девушке; она обернулась и, улыбнувшись, проговорила, затаскивая его в вагон:
- Опоздал, поезд бы ушел, что делал бы? бежал бы сзади!
- Наверняка; только по моим часам все верно, так что я еще и покурить успею…
- Какую?
- Третью, я весь день терпел, ночь уже, Нелл, - выдал тот, встав около входа в вагон, доставая сигарету.
- Много, ну ладно, я рядом пока постою…
- Пассивное курение… Хм, - протянул он. - Нет, иди в вагон, ребенок не здоровый родится.
- Дурачье, как будто он от твоих страшно пахучих сигарет здоровый родится! Денель, не беси меня!..
 Он промолчал, лишь выпустил еще один клубочек дыма, что радостно взлетел по влажному воздуху вверх и уполз за карниз; его взгляд был направлен на провожающих друзей; они сидели на скамье и дико со злостью немыслимой, какая только бывает, наверное, у воинов в битве, поглядывали на чужестранцев; Денель почесал ухо, не снимая капюшона, что означало расслабиться, не беспокоится и вскоре уходить, потому что наш курильщик заметил отряд патрулирующих офицеров в огромных синих куртках со знаками отличия.
 Неллен об этом не знала, поэтому просто посмотрела на своего молодого человека и указала на вагон маленькой ручкой, ногти которых были раскрашены в синий, а сами кисти розовыми малюсенькими кулачками были видны из-под пальто.
 Денель отдал билет, протиснулся в вагончик, внутри которого сияло все красным пламенем обшивки со светильниками, подделанными под свечи; красивые бархатные занавески с бахромой на концах  висели на запотевших и мокрых оконцах, сверху открытых, чтобы выдох пьянчуг, на четверть заселяющих этот поезд, не отравлял своим запахом других трезвых людей.
 На поезде ехали семьями, словно бежали от чего-то; дети в рваных куртенках с меховыми капюшонами, ковыряясь в носу бегали вокруг Денеля и Неллен, пока те пробирались по узкому коридору, словно улочки городка, из которого как в раз и съезжали; папы сидели потягивали чай с граненых стаканов, мамы вели беседы между собой о чем-то более приятном, чем их дети, которых они любили больше себя, или переезд с теми огромными сумками, что тащили отцы, по три, по четыре за раз.
 Пожитков было у всех предостаточно, кроме наших героев, ибо у него была просто сумка с его тетрадями и блоком сигарет, а у нее не менее большая сумка, устланная тканями, нитками, выкройками, схемами швеи и конечно же немного поесть над парочкой ненужных, по мнению молодого человека Неллен, вещиц типа кофт и разных футболок; проходя через один купе, наш курильщик увидел, как маманя, протянув веревку от одной кровати на втором ярусе до другой такой же, развесила сарафанчики и пеленочки своего все время молчащего малыша, даже странно как-то вел себя этот полугодовалый ребенок, он вроде бы издавал какие-то звуки, вроде бы сразу замолкал, и создавалось ощущение затишья перед бурей, будто как только Неллен и Денель заснут, то он начнет на весь вагон кричать, а его отец благим матом; но вся беда заключалась в этих пьянчугах, заселявших практически весь состав поезда.
 Они словно тараканы, шипящие и бегающие по комнатам, испускающие из себя такие пары воздуха, что открыть бы все окна в составе, все равно запах не уйдет; попались на проходе Денелю два молодых человека в черном одеянии, при чем полностью в таком же, что и он, они тихонько басом перешептывались между собой и потягивали что-то из фляги, передавая друг другу, посмотрели добрым взглядом на нашего куряку, пересчитывающего сигареты, и возобновили беседу. Пьянчуги вскоре зарылись по своим купе и там что-то кричали, высовывали изредка нос, высматривали проводницу с огромной пятой точкой под центнер весу.
 Денель зашел в свой купе, где никого не было из перечисленных каст этого поезда; ничего не разложено, только два матраца и постельное белье в скомканном виде, что подавалось то ли сырым, то ли просто из-за влаги так показалось нашим друзьям, или вовсе из-за холода на улице. Своими розовыми ручками Неллен расправила белье, а поезд характерно тронулся, пошатнув Денеля, укладывающего сумку наверх, на второй ярус; он ударился головой и спрыгнул вниз, улыбнувшись своей любимой.
 Вскоре нужно было ложится спать, а пьянчуги все еще веселились, периодически чокаясь и ругаясь матом, детки тоже еще не спали, но было слышно, как матери их укладывали спать; а тот ребенок, вечно молча лежащий, так же не проронил ни громкого звука, однако его отец в адекватном виде, разговаривал с его матерью, понемногу затихая; возможно, это просто Денель засыпал, а, возможно, и в правду в этом вагоне оказалась одна здравомыслящая семья.
- Денель, - протянул кто-то женским голосом над его ухом, сквозь сон непонятное эхо исходило по купе. - Вставай, Ден-е-ель…
 Он открыл глаза и увидел залитый очень тяжелым словно от сигарет дымом с неясной частью влаги туман, было так темно, что с отличным зрением нашего куряки ничего не было видно, только заглядывающие красные глаза, черные большие рога и огромные ногти, цепляющиеся за дверь; этот чертик показывал зенками на Неллен, но та крепко накрепко спала, были слышны ее вздохи счастливого беззаботного и легкого сна, который и так знаком Денелю; он сполз с кровати, и демон сразу испарился за дверью.
 В вагоне не было света, все было устлано дымкой и тьмой, скрывающей в себе что-то страшное немыслимое, чего так боялся Денель, хоть и был скептиком, не верящим во все паранормальное; он четко осознавал свои действия и разум, однако проснутся никак не мог, словно чья-то могучая рука прижала его голову к подушке и не отпускала, надавливая на вески, от чего все в голове мешалось и сложно было ступить даже шаг, все тяжелее и тяжелее становилось дышать, и сам спящий уже брел к выходу из поезда, который все мчался и мчался, создавая покачивания и нагоняя ветер.
 Денель открыл дверь и стал дышать, перед глазами в той же дымке мелькали леса, деревья, черная трава и небо, усыпанное звездами во главе с луной, что так жадно смотрела на все происходящее с нашим другом; сзади кто-то пробежал, стуча копытами по железному настилу поезда, посмеялся и боднул дверь другого вагона, скрылся в кромешной тьме; Денель только рассмотрел смуглое телосложение старичка на козлиных ногах и огромные вьющиеся рога, что все реже и реже по уходу во тьму мелькали перед глазами.
  Вдруг его кто-то развернул за плечо, ударил в живот, что дыхание практически остановилось, и дышать было невозможно, из носа полилась ручьем кровь, хотя никто не попадал по носу, кашель не переставал рвать глотку словно это шнапс или лимонная; Денель понял, что, если он не найдет в себе сил подняться, то так и будет истекать кровью и кашлять ядовитыми парами с привкусом алкоголя во рту, он отдернул руку от живота и поставил ее на пол, опираясь, даже понемногу ослабевая, встал, кровь с носа вытирать в драках не привык, поэтому двинул по коридору дальше, но вновь с незримой скоростью черт огромной массы, ростом чуть выше видящего кошмар, появился перед ним.
 Денель ударил ногой в пах испугавшему его бесу, после последовала серия ударов кулаками по черному, едва различимому лицу черта, и он испарился, а последний удар пришелся по железной стене вагона; рука отскочила, кулак от боли ослабел и изверг струю крови, что потекла по напряженной руке к локтю, Денель вскрикнул, выругался матом, однако создалось такое чувство, которое бывает при каких-то курьезных моментах с родными в детстве, когда ты хочешь ругнуться матом от боли или других внешних раздражителей, но отец или мать пристально смотрят на твою реакцию и могут дать нагоняй за произнесенный сюжет из твоего словарного запаса.
 Наш герой не понимал что делать в этом кошмаре, закрыл глаза и не проснулся, кто-то или что-то держало его в нем, и теперь стоило хорошенько подумать и не подпускать к себе бесов, ибо удары их чувствовались конкретно и вполне больно, даже для нашего друга; Денель зашел в первое попавшееся купе и сел на пустую кровать, стал думать, но его мозговую деятельность прервали куча мелких бесов, столпившихся у дверей; они нагло заглядывали внутрь красными глазами, лезли в середину комнатушки, но другие им подобные оттаскивали друг друга; Денель встал, дабы отогнать их, глянул на стол, где в белоснежной пеленке лежал тот самый малыш, не издающий до сих пор ни звука, лишь немного что-то вырывалось похожее на стон; он взял его на руки и покачал, мальчик закрыл глаза и стал засыпать, а гул, издаваемый поездом затихал, бесы постоянно болтавшие начали разбегаться в разные стороны, и сам Денель чувствовал слабость и на лице что-то мягкое, стало вновь тяжело дышать, и он промямлил:
- Твою мать! как я ненавижу это состояние!..
 Неллен проснулась, повернулась с улыбкой на бок и чуть не свалилась с кровати, еще ее немного качнул в бок поезд, открыв глаза, увидела стоявшего Денеля с сигаретой в зубах и читающего свою же тетрадь с записями, на обложке которой было написано «компостный сюрреализм»; это было в его духе - занижать все свои заслуги.
 Он повернулся, увидев краем глаза движение слева:
- Проснулась?
- Так хорошо спалось, - потянувшись на кровати, ответила она. - а тебе?
- Кошмар приснился, ничего необычного, наверняка, из-за смены обстановки проживания или климата, снег за окном, вот и приснилось черт знает что… тьфу! А пьянчужки еще спят! небось больно вставать так рано, - он посмотрел на часы отца с золотой крышкой, немного естественно потертой, воспоминания нахлынули, как бородатый старичок шестидесяти лет поглядывал на часы, висящие на дряблой морщинистой руке с рабочими смуглыми пальцами, как его голубые глаза смотрели прямо в душу его сыну, когда тот закурил при нем в первый раз в машине дяди; он всегда носил черный пиджак с жилеткой коричневого цвета под ней словно в голубизне воды облака красовалась белоснежная рубашка и черные штаны; вспоминалось нашему другу, как отец, узнав про смерть жены его брата, посидел еще немного на скамье в парке, глядя на падающие и павшие листья в осеннем наряде, придающие пестроту погоде и мокрому от дождя асфальту, встал и побрел, опираясь на трость, в сторону троллейбусной остановки, ибо его брат жил в конце города. - Время девять уже, пойду покурю, может с кем из пассажиров познакомлюсь.
 Тот самый коридор вагона, усыпанный окнами и занавесами, светильниками, которые словно на зло Денелю и на радость чертям не работали, предстал перед ним, он шел по нему как замороженный, боясь снова встретить этих чертей и бесов огромных и мелких размеров; и вот из множества дверей одно купе резко открылось.
 Из него вылетел высокий молодой человек с белокурой косичкой, падающей ему на черное плечо закрытое курткой с сигаретами, запечатанными в красной упаковке, которые продавались по исключительно высоким ценам в исключительно дорогих элитных табачных магазинах того злополучного неприятного на вид и на внутренние составляющие городка; табачная продукция поступала партиями через некоторых предпринимателей, нагоняющих цену все больше и больше за транспортировку из одного города в этот, еще за рассылку по точкам сбыта, то есть сплошное мошенничество и хитрость вышей меры, которая только и может быть в этом грязном городе.
 Денель резко остановился и придержал парнишку за плечи, приговорив слова осторожности, двинул дальше по коридору в то место, где не ходят проводницы, где не курящие люди не стоят, и малыши не бесятся, не бегают от родителей, машинисты и кочегары там курят сами, а так как это простой люд, то пассажиру ничего не запретят, лишь могут попросить сигарку в долг, или просто так.
 Он встал, открыл форточку, откуда повеяло холодом, - на улице было менее минус десяти, поднес зажигалку к сигарете и втянул первую партию дыма, которая обожгла горло, застряла на пути в легких, но курильщик сглотнул, все провалилось и сразу же вылетело вперед, к двери, где прыгали за окном березы, прудики и даже деревни с людьми, стоящие в инее. Это было красиво, маленькие домики с пристройчиками для скота или для каких-либо орудий по хозяйству, маленький снежок так легко лежал на крышах, вскоре он растает, как жизнь Денеля и Неллен до отправки поезда с путей, появится солнце, вся замерзшая грязь отмерзнет и будет снова смердеть для других людей, для тех что жили в той маленькой деревушке, которая осталась уже далеко, пока Денель все подносил ко рту сигарету и выдыхал, думая и нагоняя мысли об этом снеге и природе.
 Тут на той же площадке появился молодой человек с косичкой, потом вышел идентичный ему только намного выше и худее; они осмотрели нашего друга и подошли поговорить:
- Здорово! Тебя как звать, попутчик? - спросил тот маленький, выпрыгнувший из купе прямо на Денеля; его карие глаза мелькали из одной стороны в другую, словно чего-то он боялся, но вел себя довольно сдержано, без всяких резких движений.
- Меня Денель зовут, а вас? - указав на обоих сигаретой, спросил наш друг.
- Мое имя не важно… поэтому зови меня просто Бритва, - выдал живо маленький и протянул руку, которую Денель крепко сжал.
- Лев.
- Имя?
- Да нет с детства прилипло.
- Ха-ха-ха, - рассмеялся Бритва. - Просто он одному дураку в драке пасть порвал, поэтому и Лев… да… Стоп, а вас чего сюда занесло то? Мы вот от полицейских наших городских псов бежим с братом, а вы, Денель, почему решили порвать с тем жалким грязным городком?
- Знаете, Бритва, не очень-то мне он и нравился, работать было невозможно, проблемы с законом, ну и если вы оттуда, то, наверняка, знаете, что в нашем бывшем городе только можно пить, драться и соблазнять малолетних дам, которые лезут к тебе сами; так, не слышали, моего друга посадили, якобы за изнасилование, но поступать по подлому у нас там было принято не так ли? Тем более не было желания в этом месте задерживаться после двадцати пяти лет мучительной жизни; пить модно и вредно, драться опасно и безопасно одновременно, ибо в следующий раз к тебе уже не пристанут, за приставания самих дам тебя сажают в тюрьму, работать смертельно и бесцельно. Так и что? какие могут быть сомнения в том, чтобы бежать и уезжать на всех парах оттуда?
- Вам бы в прессу, Денель, правительство бы зажалось в угол и огрызалось словно крыса или шавка из-под забора, вы приняли решение и поняли опасность нашего с вами городка раньше чем мы с братом, мы успели уже отсидеть по два срока каждый за одно и тоже; полицаи любили постоянно выдавать порцию ударов по ребрам в целях профилактики, поэтому многие люди, хоть как то замешанные в криминале, озлобились и стали противостоять всему этому беспределу, особенно хулиганы, - Лев остановился, он оглядел Денеля, потом посмотрел на брата и вновь поднял свои карие глаза, впился орлиным взором в нашего друга антураж добавлял его нос. - А вы, Денель, упоминали драки, но не упоминали полицию, без нее ни одной на нашем счету драки не было, вы не хулиган?
- Если бы мне задали такой вопрос именно в нашем городке, то скорее всего я запаниковал бы и ударил первый, но передо мной вполне порядочные люди, как я вижу, судить могу только по разговору, заговаривать зубы не буду - скажу прямо, да, я - хулиган.
- Черт тебя возьми, Бритва, даже здесь без них не обходится! - поднял голос Лев, словно с неким разочарованием, однако он улыбнулся немного зловеще, как улыбается дьявол, когда понимает, что кто-то продал только что ему душу; этот звериный оскал появился на секунду, глаза налились кровью и обожгли глаза Денеля так, что он закрыл свои от невообразимой боли, клыки вылезли из-за красных губ, готовые съесть душу невинного Денеля прямо там, на том месте, посредине перехода, из вагона в вагон, но сразу этот облик пропал, вернув всем настоящего Льва. - Ха-ха-ха, здравствуй, брат! - воскликнул он снова и пожал руку за предплечье Денелю, а другой обняв за спину, на ней выступили красные когти, и рука покраснела сама, вздымая вены кипящей кровью жаждущей все новой души и плоти обычного человека.
- Я не думал, что даже в поезде найдутся люди, которые разделяют с нами наши взгляды, здравствуй, брат! - выдал быстро Бритва, сжимая руку за все тоже место. - А там в городе нас было много, с Юга нас пришло сначала десять, потом все больше и больше людей стали понимать, что хулиганы не такие уж и плохие как их малюют матушки, укладывая своего отпрыска в постель. Ты сам то откуда будешь?
- Я с севера.
- Ой, я помню там лютое что-то творилось одно время, резали людей просто так, ломали полицаи всех хулиганов на признанку, тебя же не ломали? и слава Богу, нас душили гады и били постоянно, даже вон Льва током ударили раз пять, но то что не убивает нас делает нас сильнее, правильно? Черт, как же хорошо повстречать хулигана в одном поезде, а с севера я одного знал, его забили толпой возле вокзала, под переходом, представляешь? как же его звали то?..
- Патрик… Его забили десять человек, пять из которых он успел убить ударами в весок, - железным голосом выдал Денель. - Это был мой друг с самых маленьких лет, когда я был еще ребенком, защитил его от стаи диких собак, правда потом уколы терпел, ну не суть; в общем, однажды мы попали в облаву полицаев на сорок четвертом мосту, это как раз если ехать с севера на юг сразу, нас чуть не взяли, я столкнул Патрика в озеро, что было под мостом, а сам дал деру через ограду, которые делают, когда проводят электричество, и сам прыгнул потом туда же.
 Денель обнаружил, что на часах уже половина десятого, сигарета уже давно лежала бычком, затоптанная ногами вечно находящегося в движении Бритвы, общая тема для разговора еще не закончилась, но наш друг не стал продолжать разговор и предпочел незамедлительно удалится, чтобы не нарушать правило о неразглашении тайн северных хулиганов, поэтому, глянув на время, пожал руки обоим знакомым и решительно запрыгнул в вагон, где все двери были открыты, а люди стояли в проходах, переговариваясь, одни женщины ругали пьянчуг, что с отягощенным видом, с больной головой, с синяками под глазами потирали лбы шершавой ладонью и пили воду из бутылок или прозрачных графинов.
 Наш курильщик протискивался к своему купе и вдруг увидел работника поезда в форме полицаев, что обыскивал купе троих пассажиров, которые в тот момент сидели на своих кроватях.
- Что случилось? - спросил Денель одну мать, что стояла с ребенком. - Обыск чтоль какой-то?
- Да вчера ночью кто-то убил старика Энгюса, проводника этого злосчастного поезда, нашли вот недавно в кочегарке всего разодранного, избитого, фу, жуть какая! Уха одного нет, зубы выбиты, кто ж мог такое учудить то?.. А главное спрятали сумели как-то рабочих обойти, ведь там на смене было два здоровенных заматерелых мужика, поезд бы остановился, если бы они ушли куда!.. Понимаете, молодой человек?..
 - Понимаю, понимаю, где можно труп то найти? - спросил вновь Денель, заглядывая в свое купе, где Неллен не было; она ушла, оставив открытой книгу и заваренный чай, наполовину выпитый, запах ее духов очень был сильный в комнате, но в коридоре уже рассеивался и смешивался с запахом спиртного и похмелья.
- Мне по чем знать? Вроде, там же и лежит, только там уже кто-то орудует, врачиха какая-то туда поперла как в раз из этого купе!
- Ясно, спасибо, а кочегарка ближе к главному, да?
 Она кивнула головой, сопроводив свое жест мычанием; Денель запрыгнул в купе и захлопнул дверь; он быстро схватил свою тяжелую сумку, открыл маленький кармашек, набитый деньгами, связанными тоненькой резинкой зеленого цвета, вынул оттуда три корочки красного цвета и выбрал одну, сказав:
- Пришло твое время… ох, как не хотел я тебя доставать!..
Один малахольный мудрец в зеленой форме и редеющими волосами на голове, лет тридцати пяти, с явной болезнью кожи, из-за которой человек вместо смуглого цвета кожи обретает исключительно белый, осматривал убиенного каким-то важным взглядом, почесывая щетину, приложив руку к щеке, где красовались раны от оспы; Денель прошел в кочегарку, закрыв за собой дверь, и почуял очень странный запах крови, словно она была подогрета до степени испарения в воздух, он уже слышал такой запах, где именно автор укажет дальше; тело лежало ногами на кучке углей, седая голова старичка была усыпана истлевшей трухой, уже не новая рубашонка серого цвета была изодрана с характерными пятнами крови, из-под содранной одежды были видны глубокие засохшие раны.
 Вид у покойника был необычный, почему-то нагоняющий дрожь в коленях и неприятное ощущение внутри, словно кто-то из божеств проводит рукой по всему телу, от шеи до живота, словно внутри застревает шерстяной ком, вполне похоже на страх или жуткий гнев, когда все бурлит и выходит через нос или рот; зубы начали скрежетать, на кончике языка наш друг почувствовал вкус крови, вдыхал запах трупа. Почему? Никто из присутствующих не понимал, но ощущения ловили точно такие же.
 Неллен всегда от неприятных запашков потирала нос, у нее развивалось раздражение, и на разные магнитные или другие мистические места реагировала отрицательно, даже иногда могла лопнуть десна и начать истекать кровью; она сидела на коленях у убитого и рассматривала скрупулезно с помощью фонаря его ноздри и шею в неясных ранах, это не был нож, не были ногти кого-либо, она не понимала откуда такие раны могут быть на человеке; маленькие руки в белых стерильных перчатках отодвигали плавно застывшие руки и рубашонку; услышав как закрылась дверь, она подняла голову и повернулась на звук, увидела своего мужа и отвернулась назад.
 К Денелю подскочил тот самый франт и тем немощным взором оглядел вошедшего, заслоняя происходящее сзади, его глаза были налиты кровью, мешки выпячивали из-под нижних век и выдавали жалкое зрелище, словно этот человек был каким-то измученным, ничего не евшим упырем, причем лет так шестидесяти, а из-за замедленного старения он выглядел на лет тридцать с натяжкой, постоянно глотал слюну пока доставал удостоверение из внешнего кармана на груди, у него были почерневшие длинные ногти, но Денель счел это на обычные поисковые работы в углях и тому подобных вещах; через долгое время он достал мятое удостоверение и осмелился показать его вошедшему, который тотчас тыкнул в лицо точно таким же, но с более высоким званием.
- Здравия желаю! - пробормотал упырь, моментально встав по стойке смирно.
- Взаимно, что случилось докладывай, - практически без эмоций процедил Денель, проходя дальше к жене и осматривая место преступления, в котором развернутся было невозможно, места хватало только для того, чтобы встать, взять лопату и, зачерпнув углей, подать их в печь, и все это должно было производится в полнейшей тряске и с низким потолком, об который то и дело Денель бился головой из-за высокого роста.
- Значит так… дело было, примерно, в районе одиннадцати часов ночи, кто-то зверски убил старичка нашего кочегара, подгадав момент, когда все остальные кочегары удалились для проведения трапезы… - неспешно и угрюмо, еле слышно, начал франт с характерными паузами, словно он соблюдал знаки препинания и думал, где выделить интонацией следующую фразу или предложение. - Исходя из этого можно выделить следующие предположения, убийца знал распорядок всех рабочих на поезде и действовал довольно бесшумно, ибо рядом с кочегарным цехом стоит вагон с пассажирами класса Е, то есть пассажиров с самыми дешевыми билетами, а следственно с самыми тонкими стенами, - Денель усмехнулся, он внутренне сдерживал свою молодость, свой порыв смеха над франтом, а внешне показывал огромное спокойствие и все осматривал труп, вперившись в его раны, иногда устремляя взгляд на спину Неллен. - Возможно, убиенный был знаком с убийцей, потому что в ночь дверь сюда закрывается и незнакомцев сюда не допускают; точнее, никого не допускают кроме персонала, - франт понял что сказал лишнего и осекся, немного подумав начал снова, рассмотрев в темноте жест старшего по званию, что означал продолжать доклад. - Таким образом, мы имеем минимум улик, рассказы свидетелей в протоколе и записку оставленную возле трупа…
- Что за записка?
- Возьмите почитайте, странная она как что ли из книги какой-то, - он открыл коричневую папку и среди кипы протоколов и показаний, вынул пожелтевший листочек 15х5 и протянул его в трясущейся руке.
 Денель взял записку, написанную в быстром темпе, от руки, резкими буквами и странными линиями на полях, на свободном месте, словно это был пунктир: две продольные полосы и между ними две жирных точки, после странно посмотрел на упыря, в его глаза, которые по ходу разговора становились все хуже и хуже, постепенно наливаясь кровью.
                Я вник.
                Нет, мига этого не будет.
                Условий Фауст не забудет.
                Но ты их тоже не забудь.
                Пусть будет так. Пусть будет. Пусть.
                МЕФИСТОФЕЛЬ: Так распишись вот здесь. Не так.
                Шестерки три. Мой вечный знак.
                И кровь твоя – порука мне.
                ФАУСТ: Все мало крови сатане?
                МЕФИСТОФЕЛЬ: Мы лишь традиции блюдем.
                Мы кровь не пьем. Мы так живем.
 «Фауст? И что бы это значило? Странный молодой служитель порядка… как по мне так он вовсе не ел уже четвертые сутки, мне уж можно поверить, потому как видел точно такое же лицо в зеркале, когда жил один», усмехнулся Денель про себя и понюхал записку, ничем не пахло.
 Писал кто-то черными чернилами с кляксами рядом с некоторыми словами, видимо, тот кто оставил эту записку был знаком с грамотой, но не с чистописанием. По подчерку наш друг обнаружил, что подобные буквы писались раньше, и в словах еще осталось старое рваное написание, буквы были некрасивыми и походили на руны, которые красовались на предплечье Денеля, что он очень усиленно скрывал, даже сейчас; если вернутся к написанному, нашему сыщику стало ясно, что написавший отрывок человек внутренне спокойный, и убийство его никак не смутило, словно он убивал каждый день, нисколько не придерживаясь.
 Денель глянул на жену и, тронув ее за плечо, спросил6
- Ну, что-нибудь узнала?
- Убили его, примерно, в двенадцатом часу, все что могу сказать по времени; следы вот эти видишь? - указала она на них, где в почерневших ранах середина отзывалась ярко красным, это место уже покрылось личинками, и вокруг все приземлялись мошки. - Я понятия не имею, как нужно было резать человека, чтоб оставались такие раны глубокие и словно когтями сделанные, этот нож, наверняка, имеет особую заточку, которую я не видела раньше. Поспрашивай у соседнего вагона, может быть, что слышали, но я не уверена в их признаниях; да, кстати, старичок боролся перед смертью, испугался, видишь? язык прикусил, глаза испуганные, зацепок не так много, но вполне возможно убийцу найти… Ухо отрубленное, то есть… кхе-кхе отрезанное, наверняка, запах нигде не спрячешь в поезде, если же не выкинули, зубы оказались недалеко от самого трупа, разбросаны были сначала, борьба была…
- Я поспрашиваю здесь… авось что расскажут. 
- А ты то тут каким боком? - остановила Неллен мужа, спросив резко и глянув на него очень страшно, так что Денель испугался, как пугался раньше, когда она замахивалась на него своей тяжелой рукой.
- У меня тот же самый вопрос.
- Я - вообще-то врач - криминалист…
- А я сыщик из туманного вонючего мокрого городка, из которого Неллен выбралась на мои деньги, потому что кому-то пришлось продать квартиру и машину! Есть еще вопросы, любимая? - спокойно выдал Денель, глядя в глаза жене, немного наклонившись.
 Она улыбнулась, ни слова ни сказав, чмокнула губами и продолжила осматривать труп; Денель не понимал ее настроения, выходя из вагона, вроде, ее настрой был вполне ей присущ, как и обычно она могла быть и серьезной и веселой одновременно, шутить и разговаривать серьезно в один и тот же момент, но в то же время, Неллен была настолько подозрительно доброй и кипящей внутри, как будто что-то заполняло ее изнутри, словно там, в глубине ее организма, зарождалось что-то новое, явно похожее на нее характером, но с чертами лица ее мужа, в любом случае не было ясно по крайней мере сейчас.
 В своих раздумьях наш друг пересек пару вагонов и остановился с сигаретами в руках у купе Льва и Бритвы, будто его туда подтянуло неведомой силой. Он открыл дверь, предварительно постучавшись; у окна, прижавшись белокурой головой, на макушке которой красовалась косичка, аккуратно собранная, связанная черной резинкой, в белой майке, из-под прорези которой выпрыгивали мышцы, рельефность и упругость, сидел Лев и курил сигарету, выпуская дым в окно, открытое форточкой.
 Бритва сидел на несобранной боковушке и глядел на входящего, устроившись настолько удобно, что в какой-то из моментов мог быстро вскочить и ударить вошедшего; все обуславливалось тем, что он провел большую часть жизни в поисках приключений со своим братом, который крутил в руках большой свинцовый кастет; у Денеля пролетела мысль о своей обороне, о пистолете, уложенным между одной большой книгой про какую-то женщину и тремя кофтами темно-синего цвета; обоймы были рассованы по разным карманам кофт, разным карманам сумок и одна обойма лежала у Неллен, она конечно же не подозревала этого.
- О, Денель, присаживайтесь, - сказал Лев, указывая на противоположное место своему на койке, - навестить или по убийству что спросить хочешь?
- Ты умеешь читать мысли? - ответил Денель, протискиваясь между ногами Бритвы и столиком. - Слушай, Лев, насчет убийства, ничего не слышали, не видели? Насколько я знаю, большинство хулиганов спят очень чутко, нарабатывается не годами так каждой дракой рефлексы уж точно.
- А ты собственно с какой целью интересуешься? - спросил Бритва.
- Что бы вы поняли мою цель, нужно рассказать парочку историй… Так вот, одним зимним холодным вечерком…
 Голова трещала уже третьи сутки, приходилось печатать превозмогая всю адскую боль и звон в ушах, иногда казалось, что кто-то шепчет внутри; кофеин тоже оказался обманчив на первый взгляд, для человека, у которого голова была похожа на баскетбольный мяч, как по цвету, так и по давлению внутри, черноватая водичка не давала никаких дополнительных усилений в самочувствие...
 Редактор быстро шел по коридору, размахивая какой-то безликой папкой, также быстро он забежал в кабинет к Денелю, который уткнувшись в печатную машинку, что-то пытался написать; красные глаза, обрамленные черным, поднялись на сопящего молодого редактора, который очень хотел попасть на эту должность и ее получил, какими средствами никто не знает и совершенно не догадывается; хотя даже ты, читатель, наверняка понимаешь каким образом достигаются данные высокие должности; в любом неприятном случае, Денель глядел на расплывающегося начальника.
- Ты статью написал?
- Какую именно?
- Которую должен был сдать месяц назад, газеты не будут ждать, а ты, видимо, хочешь ждать очень долго свою зарплату! Вас всех пора уже перевести на сдельный оклад, чтобы не распылялись на рабочем месте! Что это такое, Денель? Почему на столе вокруг тебя, вместо бумаг и черновых вариантов статей, семь грязных кружек? Это кофе? Я вижу у тебя много свободного времени, чтоб пить кофе в таких больших количествах, тогда держи еще одну статью: в северном районе города убили парочку, гуляющих в парке, возможно, это снова бандиты из той группировки, езжай порасспрашивай там и возвращайся к работе, иначе у тебя станет слишком много свободного времени! 
 Денель еще пять секунд смотрел на дрожащего редактора, встал изо стола и двинулся к двери, параллельно покрывая матом этого шута, в замке дверном торчал ключ от кабинета, и наш герой закрыл дверь, а ключ сунул в карман; шаги стали все медленнее, сердце билось все быстрее и дьявольская сила, наполнявшая в тот момент мышцы и разум его, скоро хотела выйти наружу, и вышла бы, если бы только не шепот редактора через тикающую тишину кабинета. Он прошептал, что бы Денель не трогал его, иначе увольнения ему не избежать; и как только слова растворились в тишине, покрытая венами, словно нитками, рука нашего героя с ужасной силой красного цвета отправила редактора на диванчик.
 Он приземлился, ударившись головой об бетонную стену; глаза его все ярче разошлись в испуге и отчаянии, они будто стали безумнее на мгновение, но сразу же приобрели жалкую надежду на быстрое усекновение его дурной головы. А Денель тем временем, прошел до своего стола, присел напротив испуганного редактора и вынул из-под зеленой рубашки пистолет.
 За окном бушевала вьюга, заносила вверх и разрывала старые выброшенные газетенки, бросала из стороны в сторону людей, идущих по улице, укрывающихся шарфами и воротниками пальто и курток от снега, кто-то стремительно выбегал из здания департамента, стоящего супротив издательства, до своей машины и прятался внутри; там хотя бы не дует ветер; еще около получаса стоял так, разогревая салон и прогревая двигатель, и в конце концов на полной скорости уезжал либо к себе домой, либо в теплую кофейню, подающую вкусный кофе на углу проспекта, увешенного фонарями и заканчивающегося станцией метро внизу, и железнодорожной станцией сверху, где снова застрял поезд и не двигался никуда, ибо погодные условия в городе не щадили никого, образовывая гололед на улицах, огромные сугробы и заветренные руки бомжей у костра, который они так яро хотели развести.
 Денель отвлекся от пейзажа, устланного снегом, и посмотрел на редактора, который закрывался папкой.
- Послушай меня, молодой... Знаешь как мне сейчас плохо? я подхватил драное ОРВИ на улице из-за чертовой погоды и работаю уже так неделю... башка моя трещит третий день, но я продолжаю честно писать днем на работе и ночью дома, я бы тебя застрелил - будь на то моя воля, но ты же ценный сотрудник! Я знаю, что ты к жандармам побежишь, как только из кабинета выйдешь... хотя... знаешь что? беги, стучи, только знай - до дома ты вечером не доберешься.
 Кстати, ты же на севере живешь? в новом ишачьем районе? Дом такой хороший десяти этажный, да? не то что у меня на востоке общага с алкашами, а переехать не получается, потому что какая-то гнида мне оклад занижает с каждым месяцем всё больше и больше! Так вот, кабанчик, окна твои выходят на ресторанчик на набережной, верно? - Денель, говоря всё это, чувствовал как силы наполняют его, совсем не дьявольские, а какие-то целительные, божественные, словно когда-то, скорее всего с детства, он копил слова, молчал всё это время; молчал до совершеннолетия, молчал после до этого дня, и из-за этого и начала разрываться голова на куски; а случай был запущен настолько, что однажды можно было бы не проснутся Денелю, - голову раскидало бы по разным углам его комнаты, обагрив стены и белое одеяло, подушку; такие мысли заполняли разум нашего героя иногда, жаль что это был как раз тот самый случай. -  Жены у тебя нет, терять нечего, правильно? Что же ты на меня смотришь как на антигероя? еще неизвестно кто из нас прав, разъяснять я не имею желания...
 Я знаю: разные к тебе девицы заплывают на ночь, не заходят больше потом; а ты что думал? я просто твои вопли терплю? я знаю всё про тебя, Бенджамин! как отец твой на складе корчится, как мать померла пять лет назад и от чего... Да, я простой журналист и писатель, но мои книги не продаются, ибо в них правды много, статьи не окупаются по той же самой чертовой причине... Я не дьявол, не бог, а обычный человек, как и ты, так вот я призываю тебя обращаться ко мне как к себе подобному, если не хочешь остаться без башки!.. Все люди - братья, не так ли?
 Но редактор смотрел на Денеля совсем другими глазами, он не видел в его глазах своего работника: отзывчивого, доброго, позитивного и умного, нет! он видел в нем дьявола! Зрачки наполнялись постепенно кровью, краснея, ужасая и убивая только одним взглядом, словно Бенджамина только что обнял та самая правая рука, в царство которой большинство попадать не хотят; он видел того, кого вызывают подростки, отбывая недельный карантин дома, потому что в школах более сорока процентов заболевших; он видел эту бородку, огромные выпирающие мышцы, и та правая рука уже не сидел, а стоял, пикируя своим бешеным космическим взором на маленькую душонку редактора, который проговаривал молитву, что выучил на похоронах своей матери, но вдруг он поднял руку, занес кисть свою шершавую над головой молящегося и стремительно опустил, даже не морщась от извергнувшей крови Бенджамина, которую тот видел в последний раз...
 Как вдруг он открыл снова глаза, гроза прекратилась и за окном снова буря затесалась между многоэтажек центра, Денель сидел рядом с редактором и хлопал его по щекам. Редактор выпалил слова свободы Денелю, попросил открыть дверь и убежал.
 Ночь заполнила пространство между закоулками, спустившись так же стремительно, как стервятник сходит на падаль; город постепенно начинал просыпаться, дворы постепенно заполнялись подозрительными личностями, одурманенными винными парами, огненной водой и табачной продукцией; проститутки высаживались из машин охранников, начиная с ходу зазывать клиентов к себе, но, увидев двух странных молодых людей, в черном одеянии, пропускали их и наклоняли робко голову в знак приветствия.
 Они шли быстро, перешептываясь, заглядывая в темные уголки улиц и дворов; один из них вдруг побежал, за ним рванул друг, стремительно двое черных марафонцев перемахнули через забор, и раздался прокуренный высокий голос:
- Стой, падла! все бежать не куда... е мое! Денель, я сейчас сдохну, на кой так быстро бежать!
 Из тени появился кто-то с пистолетом в руке, уже угрожающем пулей в голову.
Продолжение следует