Я обязательно найду тебя...

 
     Музей Холокоста на окраине Берлина был переполнен. Группа туристов тянулась по залу, рассматривая выставленные на стеклянных полках документы. Огоньки зажжённых свечей, словно понимая речь экскурсовода, тревожно дрожали. Низкий бетонный потолок, похожий на большую кладбищенскую плиту, давил угрюмостью: казалось, ещё чуть – чуть, и он рухнет, погребя под собой всех, кто находится тут. У стены из матового гранита, сверху донизу исписанной именами и фамилиями уничтоженных фашистами евреев, стояла стройная высокая женщина лет восьмидесяти. Возрасту все ещё не удалось изломать её тело: прямая спина, развёрнутые плечи и высоко поднятая голова. Сквозь роскошные пепельные кудри пробивались ниточки тёмных волос, не тронутых сединой. Позолоченная оправа изящных очков сползла и, зацепившись за небольшую горбинку, повисла на середине прямого восточного носа. Большие дымчатые стёкла скрывали подёрнутые слезами чёрные, как маслины, глаза. Женщина, словно, не доверяя зрению, водила пальцами по стене, ощупывая выбитые в граните буквы…
 
    Фира устала плакать. Она отодвинулась от заплесневелой стены старой конюшни, крепко прижала Соню к груди и прошептала:
-Спи, фэйгалэ моя, спи, птичка. Всевышний услышит нас и спасёт, он не бросит. Я знаю точно.
"Сколько нас здесь? - подумала Фира. - Человек пятьдесят? Сто? С трёх деревень согнали женщин и детей. А где мужики? Что теперь с нами будет?"
Она подняла голову и, раскачиваясь, словно читающий молитву раввин, начала укачивать дочку. Сквозь дыры в крыше конюшни Фира рассматривала звезды.
"Почему в конце сентября ночное небо не такое, как обычно? - подумала она. - Кажется, что звёзды, выстроившись в ряд, медленно двигаются вперёд. В черноту, в неизвестность… Что ждёт их там? Погаснут или будут ещё долго светить, помогая людям найти нужную дорогу?..  А может, они, гонимые всеми, ищут свой дом, чтобы наконец обрести свободу и покой?"
-Мамочка, - Соня посмотрела на Фиру слипающимися глазами. - Пойдём домой, мамочка. Я хочу домой.
-Тише, тише, - прошептала Фира. – Видишь, все спят. Наступит утро, и пойдём. Спи, птичка, спи.
-А папа уже дома? - не унималась Соня.

Фира до боли закусила губу и, чтобы не расплакаться, крепко зажмурила глаза. Но сдержать слёзы не получилось. Прощальный взгляд мужа навсегда застыл в памяти: сколько в нем было любви и боли! Как же он крепко прижимал к себе Сонечку, пытаясь защитить её, когда фашисты вломились к ним в дом. Ей показалась, что она вновь услышала хруст пальцев Мойши, когда немцы ломали их, разжимая его руки.
-Я не знаю, Сонечка, где папа, но мы его обязательно найдём. Спи.
Соня причмокнула губами, уткнулась носом в мамино плечо и негромко засопела.
Звёздное небо быстро затянулось тучами. Напористый ветер со свистом прорывался в щели конюшни, безжалостно выгоняя тёплый воздух. Крупные, как горох, капли застенчиво, по одной, посыпались сквозь прорехи крыши, но вскоре потоки ливня обрушились на сидящих в сарае людей.
Стоны, вздохи, причитания послышались со всех сторон.
-Идите сюда! - крикнула Фира. - Здесь меньше льёт.
Она могла этого и не говорить. Чтобы не промокнуть, женщины и так начали перебираться, выискивая сухие места. Они рассаживались, плотно прижимались друг к другу, вцепившись в сумочки и узелки. Ливень закончился. Мутная промозглость заставляла людей прижиматься всё плотнее и плотнее. Души женщин не находили покоя, но тела, как свечи зажжённой Ханукии, ещё излучали лёгкое тепло. Женщины молились и верили в чудо…
 
    Ранним утром всех вывели на улицу и построили в колонну. Псы свирепели. Они вставали на задние лапы и рвались вперёд. Охранники, едва сдерживая их, натягивали поводки. Псы падали, но тут же поднимались и продолжали надрывно лаять. Соня закричала и закрыла руками глаза.
-Тише, фэйгалэ, - испуганно прошептала Фира.
-Где папа? - всхлипнула Соня. - Я хочу к папе. Домой.
-Сейчас, сейчас. Найдём папу и пойдём домой. Только не плачь.
Колонна двинулась по широкой дороге вдоль лугов. Грунт, прибитый ночным дождём, подсыхал на солнце. Под ногами идущих он превращался в пыль и висел в воздухе бурым туманом. Фира прижала Сонечку к груди и шла, глядя в затылок ковылявшей перед ней старухи.
"Они нас точно убьют, - подумала Фира. -Убьют просто так, ни за что. Просто потому, что мы евреи. Господи, чем разгневал тебя мой народ? В чём повинна я? Мойша? А Сонечка?.. Что плохого сделала тебе она? Этот маленький человечек. Моя птичка. Ответь! Не можешь сказать - дай знак, я пойму... Молчишь. Сам не знаешь? Тогда забери меня, а её оставь. Заклинаю! Оставь. Сожги меня в аду, а её спаси. Умоляю!.."

Колонна замедлила движение. Впереди слышался истошный лай и автоматные очереди.
Запряжённую в телегу с сеном тощую лошадь, стоящую на обочине, Фира увидела издалека. Женщина лет сорока, в белой косынке, держала её за вожжи и пережидала идущую колонну. Она вглядывалась в лица гонимых людей и не переставая крестилась. У Фиры тревожно заколотилось сердце. Она оглянулась. Автоматчиков рядом не было. Поравнявшись с телегой, она быстро поцеловала спящую Соню и протянула её женщине.
-Умоляю спрячь её, - затараторила Фира. -   Я вернусь за ней. Не знаю, когда, но вернусь. Запомни: Соня Лейтман, три года. Запомни! Ты ей так и скажи: "Я её обязательно найду!" Да! Ещё...
Фира вытащила из глубокого кармана широкой юбки мятый носовой платок. Быстро развернула его и протянула испуганной женщине золотой Магендовид, висящий на потёртой сапожной нити.
-Это моё наследство от прабабушки. Нужда будет - продай…
Соня открыла глаза и закричала. Женщина с силой прижала её ртом к груди, девочка всхлипнула и замолчала. Фира, заткнув уши, встала в ускорившую шаг колонну. Подошедший автоматчик подозрительно оглядел женщину, переворошил рукой сено, громко выругался и погрозил пальцем.

Около леса был выкопан неглубокий ров. Рыдания вырывались из толпы. Стоны и мольбы обречённых на гибель людей поднимались ввысь, но не доходили до Бога.
Голая Фира стояла на краю рва и смотрела в небо. Кусочки земли из-под ног посыпались вниз. Фира пошатнулась, посмотрела им вслед и увидела Мойшу.
"А может - это не он? - подумала Фира. - Нет, нет. Конечно, он: его горбинка на носу, его кудрявые волосы. Я же не могу ошибиться".
 Мойша лежал на спине, раскинув сильные руки, словно ждал, когда она придёт к нему, чтобы обнять. Обнять нежно и трепетно, как раньше.
Фира услышала выстрелы и почувствовала жалящие удары в спину. Она вскинула руки и полетела вниз. Упала  - и открыла глаза: мутно - белые волнистые облака неповоротливо плыли по небу…
-Господи! Я жива, - прошептала Фира.
Она глубоко вздохнула, но выдохнуть уже не смогла.
 
    В музее Холокоста на окраине Берлина, у стены из матового гранита, сверху донизу исписанной именами и фамилиями уничтоженных фашистами евреев, стояла стройная, высокая женщина лет восьмидесяти. Она, словно не доверяя зрению, водила пальцами по стене, ощупывая выбитые в граните буквы. Рука её на мгновение замерла. Женщина сделала шаг назад, поправила оправу и прочитала: Эсфирь Лейтман, СССР.
-Ну вот, мамочка, я тебя и нашла, - сказала она, подняла руку и зажала в кулак золотой Магендовид на потёртой сапожной нити, висевший у неё на шее.



16.10.2020